Волгодонск (интервью с Дубинской)
(начало)
Корр.: Так дом-то построен или нет?
Дубинская: Я не знаю. Это знают, время, наверное, рассудит. Где, куда они, эти сертификаты. Почему они до сих пор не берут эти сертификаты. Почему у нас 14 человек на Ростов, если нас только двое. Почему Правительство просят оплатить по таким бешенным ценам на 14 человек? Понимаете? И ещё, вдобавок, вот, у нас когда произошел взрыв, в принципе, почему-то заявили, что пострадал один дом. Ну у нас 100%, действительно, у нас стопроцентная потеря имущества, всё стопроцентное…. Вот, но, в принципе, в эпицентр взрыва попадало 7 домов. Которые пострадали не меньше. Я когда выскочила из своего дома, говорю своему сыну - неси к Вите, другу, в соседний дом. То есть, я не соображала, неси девочку, чтоб она не видела - трупы начали выносить, мы все побежали помогать. Разгребать руками. Вот. А у них там стены рухнули. То есть, было заявлено - пострадал один дом. Во-первых, нас сразу разбили пострадавших. Мы могли объединиться. Все говорили - вот, этот 35-ый дом…, пострадали не меньше люди. Есть даже и больше. В 58-ом доме больше инвалидов осталось. Там страшное дело что…. Вот. Но разбили сразу дома. Рассорили. «Вот, всё для 35-го, всё для 35-го…», а 35-му ничего не дают. Но, тем не менее, люди на них злятся. Ну, люди - все ж мы люди, Господи. Все мы идём от этого. Вот. И потом, значит, начали эти дома ремонтировать. Наш дом, 100% признанный негодным, почему-то разбирали за 17 миллионов. Ну, взорвите вы его? Проще. А потом, ремонтировали две секции, хотя…, э-э, там этажи были все разломаны. Отремонтировали, теперь заселить не могут. Потому что он негодный. К проживанию. И отремонтировали все эти 7 домов. Обшили их импортныи швеллером. 40 долларов стоит за метр. Вот, здесь вот можно показать даже. Вот какие были, а вот какие вот сейчас. Это Горбунова наш…. Вот такие у нас сейчас дома стоят. Обшитые импортным швеллером. Вы помогите людям! Людям…, люди боятся жить в домах. Трескаются стены, рушатся потолки, каждый день приезжают комиссии. Люди лишились метража, потому что внутри у них железные каркасы, стянутые стены. Теперь я узнаю, что оказывается, теперь новая политика выбивания денег из государства. Сейчас признают негодными эти все дома. И теперь на них будут получаться деньги и сертификаты для отселения этих людей. То есть, политика начинается - а дай мен сейчас в Ростове, значит эти люди могут тоже куда-то поехать. Теперь начинается…, значит, это будет огромные средства на 6 домов, потому что…, американцы приезжали, я встречалась с американцами, бельгийцами, они сразу сделали исследование почвы и сказали - уплотнение грунта. Грунтовые воды поднялись с 17-ти метров на 3. Здесь будет озеро. Зачем было народные деньги, которые выделены, на ремонт?... Люди плакали, теряя жильё. Их принудительно…. Один 35-ый «А» выступил. Я им говорю: «Люди, выйдите все сразу в палатки. Не вселяетесь в дома. Это страшно - каждый день смотреть, где ты погибал. Не заселяйтесь. По моральным соображениям вас должны отселить. Пусть тот, кто не видел этого взрыва туда идёт, если кто-то желает.» Но теперь оказывается, что это сейчас выбивают и выбивают огромные средства. Теперь будут отселять 6 домов, которые рядом с нашим. Вот и вся эта самая…. То есть взрывы превращаются в кормушку для местных властей. Кому это выгодно? Вот, грех конечно на душу брать, вот у нас газета «Трагедия Волгодонска», там написано, что говорили люди? Говорили - выгодно области было взорвать. В открытую говорили: за три дня подогнали рифрежираторы к городу. Для трупов. Должны были сгореть. Чудом не перекрылся газ. Потому что машина стояла над люком. Взрывной…, она сдетонировала на 5 минут раньше. То, что заложено было в дома, не рвануло. Должно быть большая воронка. Нашего района не существовало. А если только наш дом, то мы гореть должны были. Горел только один подъезд. Остатки газа горели. Вот. Поэтому, сейчас мы уже думаем, коль уже, действительно, все отвечают, что…, кто? Кому выгодно стали трагедии? Понимаете? Трагедии превращаются в обогащение для области. Область качает деньги, не задумываясь…. Мы для них материал. Понимаете? Нас не слушают, нас не чувствуют, не слышат, не видят. Мы сколько обращались? Почему мы к Чубу обращались? У нас есть обращения от всех людей. Что, пожалуйста, выйдите на Думу, примите закон о террактах. Погибаем, вымираем, денег нет, лечения нет, никаких защищенностей нет. На что начальник штаба вызвал людей, такую им провели беседу, что трое от подписи отказались. Сказали: «Мы не подписывали этого обращения». Они мне лично подписывали. Понимаете? А идет ещё такая политика - мы тебе дадим 5000, ты только молчи и больше не это самое…. А люди сейчас…, извините, у нас люди бедствуют. Для них 5000 - это вот может быть, как вот мы сейчас ищем для проживания в гостинице эти 2000. На 10 дней. А им смешно. Там вот, они мне объясняют - вот, да вы знаете, это такая проблема…. Вот. А для нас это - деньги. Потому что на эти 5000 она купит лекарства своему ребенку. И у всех детей потеря иммунитета. Вот у моей девочки, она не ходит в секцию. Она пошла в первый класс и ей запретили. У всех детей потеря иммунитета. Только пара болячек и все зубы разрушились. У меня сыну 19 лет. Все зубы летят. У меня все зубы разрушились. Слух потерян, зрение потеряно, памяти нету, ещё черепно-мозговые травмы. Если почва уплотнилась как - это что ж с нашими скелетами было? Это мы в шоке ещё ходим. А ведь…, понимаете? Нам выходит, мстят, за то, что мы выжили. Вот Почкай(?) пишет. Я говорю, я когда читаю, я удивляюсь. Значит, всем приближенным к власти выдали справки, что они находились в эпицентре взрыва. А вот по этому закону, который я привезла из Думы, кто находился в эпицентре взрыва, будут иметь льготы, как «чернобыльцы». Ну, практически. Ну, то есть это как локальная война. Мы просим, почему? Увидели эти справки, ну и, город-то маленький - один куме сказал, другой - это самое…. Увидели эти справки и пишем - дайте нам справки. Одно дело с 15 тысяч пострадавших, а другое дело, извините, когда с 2-х метров, когда стены рухнули. У одной стекло лопнуло, у другой стены рухнули. А он нам пишет, что: «…Если бы вы находились в эпицентре взрыва, вы бы погибли. Обращаться за помощью…
Вторая кассета
Дубинская Л.Б.: …поэтому…. Не потому, что он плохой - он чудесный сделал репортаж. Но просто это его не волновало. В данный момент он не понял серьёзности.
Корр.: Ещё раз прочтите эту бумажку. Что там написано. Чья бумажка?
Дубинская Л.Б.: Это начальник Управления…, э-э…, начальник Управления ГорМЧС города. Полковник Почкай.
Корр.: Какого города?
Дубинская Л.Б.: Волгодонска. Он написал, что «Если бы вы находились в эпицентре взрыва, то вы бы погибли. Обращаться за подобной справкой было бы некому». Ну, у меня, видно, такой уж характер, мы поехали с Виктором Брониславовичем к нему. И я говорю, ну я из семьи военных и я понимаю, что такое «центр», что такое «эпицентр». И попали к заместителю его, подполковнику. Он мне говорит…, я ему говорю: «Я женщина, не понимаю. Объясните, что такое «центр», что такое «эпицентр». Он говорит: «Вы понимаете, центр - это туда, куда заложено. А эпицентр - в зависимости от того, сколько заложено. Например, заложено 200 килограмм - вот такой. 400 - вот такой…». Разширяет руки и попадает полковнику Почкаю в…, это…. Я говорю: «Остальное объясните своему начальнику, если он мне пишет такие вещи». А вообще, говорю, господин Почкай, мы пришли перед вами извиниться. А он говорит: «Зачем? Вы с ума сошли?» - «Ну, вы ж нам пишите, что мы не должны были…». Не было бы человека - не было бы проблемы. А так ходит и…. Вот на этом мы и закончили. Нам справки не дали. И тут он пишет, что: «Компенсация за утраченное имущество была расчитана для каждого конкретного гражданина». Нам дали на семью. Понимаете, то есть они сами себе противоречат. Никто не думал, что эти бумаги будут собраны.
Корр.: Людмила Борисовна, а Москва вам как-нибудь помогла?
Дубинская Л.Б.: Да. Вы знаете, во-первых, москвичи, москвичи не только…. Ну, они чувствуют почему - потому что сами пережили. Мы когда приезжали сюда…, вот сколько я приезжала, во-первых, Патриархия…. Вы знаете, нам вот многие люди, даже те кто не верил, стали верить в Бога. У меня, я говорю, дочечка, которая после взрыва…. Она маленькая, но говорит: «Если все будут молиться, нас больше не взорвут». Мы обращались через Патриархию, мы лично, за свой счет вот, с Виктором Брониславовичем, привозили людям помощь. Конкретную помощь, новую, всё…. Люди были довольны. Очень, очень хорошо нам помог, значит, э-э…, у нас в Москве, значит, мэр бывший наш, Волгодонска Хижняков(?). Он сейчас как помощник Президента. Он выделял нам машину, помогал это самое…. Что уж говорить об этом, если Лужков нам выстроил целый дом. И сколько помощи шло с Москвы. Я была у Сырникова, это по социальной защите Москвы, чисто случайно познакомилась с Шанцевым и попала…. Шанцев помог нам там помощь получить и направил к Сырникову. Сколько Сырников рассказывал, сколько вещей, сколько помощи, сколько продуктов, сколько всего шло этапом. Нескончаемым потоком, потому что, действительно, грандиозность была катастрофы. 15 тысяч пострадавших….
Корр.: Историю про вашу доверенность расскажите…
Дубинская Л.Б.: В смысле?
Корр.: Вот которую предложили помощь…
Дубинская Л.Б.: А! Ну, это…, в общем…, с Шанцевым мы встретились случайно. Я приехала в Москву, вот, ну, по работе, мы жили на Жемчуженной в доме, у нас было очень холодно. Не было практически одеял, мы спали одетые. Не где было умыться даже. Не было горячей воды. Вот. И я говорю: «Люди, ну, такая вот собственно, направление, давайте напишем заявление и я вам пробъю через Мэрию Москвы или через Думу конкретную помощь. Напишите только размеры, чтоб это вот было, вот именно, одеться можно. Ну, приехали…, а приехал со мной сын, потому что я очень плохо ориентировалась и забывала всё. Поехал со мной сын. Мы на КАМАЗе повезли от Волгодонска овощи, от фирмы. Вот. Ну, простояли сутки в Думе - никто нас не принял. Сутки мы простояли в Мэрии Москвы, никто нас не принял. Сказали, обращайтесь - через месяц рассмотрим. Я расстроилась и потом, на этой базе, где мы разгружались, была презентация дагестанского салона вин. Приехал туда Шанцев. И вылезла в дырку, мне работяги подсказали, где дырка. Вылезла в дырку, с грязными руками попала, значит, под вон объективов. Шанцев, конечно, сразу, мгновенно…. Я говорю, вы меня простите, у вас конечно большой праздник, ну я вот со своим горем. У нас люди нуждаются, замерзают и всё…. Он говорит, садитесь ко мне в машину, поехали в Мэрию Москвы, коль вы не пробились, мы решим эти вопросы. Ну, мы садимся в машину, привёз он в Мэрию Москвы меня, позвонил сразу и на этой же машине меня отвезли к Сырникову. Сырников говорит: «Вы знаете, мы вам два КАМАЗа вещей новых приготовили, но вот я одного не пойму. Отправляем вам телеграмму - сообщите потребность в тёплых вещах, а мне приходит назад телеграмма: «Сыр, колбаса, там, сахар, масло, мука…. Почему?» А я говорю, вы знаете, вы уж извините, я как бухгалтер объясню - списать можно. Он говорит: «А вы не можете забрать этот КАМАЗ?» Я говорю - у меня КАМАЗ пустой идёт. Сейчас позвоню начальнику, если он разрешит, я заберу. Мне начальник говорит: «Ну, как же? Такое благое дело, забирай.» На что, значит, администрация города Волгодонска не дала мне доверенность. Она мне не доверяет. Она сомневается в моей надежности. У меня ребенок на Жемчуженной в доме. Двое больных. Муж там. Я без квартиры. И я с КАМАЗом благотворительной помощи могу исчезнуть в неизвестном направлении. На что, значит, Сырников говорит: «Ну, ладно, едьте, там решайте свои проблемы. Если найдёте нужным - приезжайте, я вам отдам два КАМАЗа». Ну, после этого я приехала, мне доверенность так и не дали. Вот. Сказали, что нормальный человек, без криминальных связей, э-э, к Шанцеву попасть не может. Это так просто ничего не бывает. Вот кто может из вас, пострадавших, попасть к Шанцеву? Значит, она искала свой интерес. Она хотела где-то умыкнуть эту помощь. Поэтому, мы ей доверенность не дадим. Вот. И я написала статью в газету…, эта…, «Волгодонская правда»…, не помню уже. Много статей писала, в какую газету не помню. «Пальто не надо - рис давай!», где полностью сказала, почему наша Администрация превратилась в инстанцию, решающую, нам давать или не давать. Вся денежная и гуманитарная помощь - мы владельцы. Юридические владельцы всей помощи. Вся денежная…. Почему созданы какие-то фонды, если можно было сразу делить и отдавать? Фонды эти кормятся уже два года на этой помощи. Штаб заправляет машину с этой помощи, ремонтируется с этой помощи. Даже за увечья с этой помощи нам платят, хотя нам МЧС должно заплатить. Понимаете, то есть, она расходуется и никто не отчитывается куда девается. Кому, как чего - нет, ничего не понятно.
Корр.: Скажите, то, что Лужков дом построил - и кто в этом доме живёт?
Дубинская Л.Б.: Ну, мне места не хватило, тем не менее. Не дали мне в этом доме. Не предложили даже. Вот. Живут там, ну, в основном, наши, пострадавшие, кто попал. Но там есть верх выстроен, который экстра-люкса…, в двух уровнях. Нам сказали, что их, эти квартиры, нам по метражу не положены. Зачем их строили - не понятно. Поэтому их продадут кому-то, а на деньги эти купят нам. Поэтому их продают и там живут люди совсем посторонние. Единственное, там попал Белов - это наш пострадавший, у него большой сертификат. Поэтому он попал туда, хотя он, в принципе…, вот у нас спорный вопрос с его квартирой идёт, поскольку ему после взрыва атомная сыну купила квартиру, маме его дали квартиру им дали квартиру в 15-ом доме, сейчас он в 15-ом доме сдаёт квартиру, получает в двух уровнях 120 метров и хочет выкупить в 15-ом доме. Вот.
Корр.: А вы-то где живёте сейчас?
Дубинская Л.Б.: В гостинице. Как…. Сначала в Жемчуженном доме. Нас последних вывозили из Жемчуженного дома - уже был снег. Был декабрь месяц. Уже всех отселили в это время, а нам арендовали. Поселили нас в гостиницу «Атоммаш». Секция на 6 номеров, удобства общие и нет возможности готовить горячую пищу. Вот директор говорит: «По постановлению гостиничного хозяйства, я не имею права вас держать более 3-х месяцев. Потому, что тут проживание не пригодно. Вы имеете право подать в суд. Но так как жить негде, вот, поэтому живу я там. Ну, живу как? Год не оплачивают. А за это удобство платили 10 тысяч. В месяц. Из благотворительного фонда. Из наших денег. То есть, не могли дать временное жильё и за это время, за которое я живу, должны были выплатить за гостиницу, я не благотворительно живу. Вот сейчас вот иск подали и будут оплачивать, всё равно из нашего благотворительного фонда, вы должны оплатить 180 тысяч. Это моя доплата за гостиницу. Если уж даже по коммерческим ставкам. Так какой же смысл? Если бы квартиру оплатил из своего кармана, он бы, наверное, думал. А так он даёт только…, присылает и говорит - выселить их из гостиницы. Не хочет она, вот…., извините, жить в Волгодонске. Выселить.
Корр.: Людмила Борисовна, ведь вся страна собирала там чего-то, сбрасывалась, кто что мог, и не только государственная помощь была, но и люди собирали. Куда это всё делось-то?
Дубинская Л.Б.: Ой, вы знаете, не мне судить - это, в принципе, правоохранительным органам судить. Это там огромная, большая для них работа. Но прокурору…, сколько вот у нас вот…, Волгодонск сколько вот московских денег…, статья в газете…, думали как лучше - получилось, как всегда. Комиссии приезжают и говорят: нарушения, нарушения и нарушения…. Прокурор дела не возбуждает. Пишет, что нарушений не замечено. Ни волгодонской, ни ростовский. А московские комиссии к нам не доезжают. Поэтому, вот сколько прибыли…, пусть от Президента приедут, посмотрят, что творится. Ведь действительно превратились это в…, все трагедии в кормушки. Вот, но не доезжают…. А вообще, конечно, город маленький, разговоров очень много. Сразу КАМАЗы загонялись с новыми вещами на склады. Увозились в неизвестном направлении. А с других привозился «секонд-хэнд». То есть, скупался «секонд-хэнд», привозился и нам раздавался «секонд-хэнд», под подпись его оценяли. Как может оценяться благотворительная помощь? Поэтому, мы копались в грязи, в этом самом…. Вот у меня, мы жили на «Жемчужине Дона», мы получали когда, я спросила - ну там были старые вещи, я говорю: скажите, а сколько можно взять там, вот эти вот, футболочки? Вот. Старые. Мне говорят - берите, сколько хотите. Вот. Потому что стирать негде было. Ну, выкинуть только так. Поносить и выкинуть. Чисто «секонд-хэндовские». А когда уже коснулось, что мне стали в отчет писать, что там, что-то 5000 на вещи я получила. Я говорю, как могли оценивать - мы же старьё получали-то? Написано - 17 джемперов, по цене такой-то, стоимость такая-то…. Пальто, там, такое-то, стоимость такая-то…. Ну это не делается нигде. Вот я приезжала в Каширский округ к девочкам социальным, они говорят: «У нас «секонд-хэнд» вообще не записывается». То есть, люди приходят, набирают, сколько надо в сумки и уходят. Это чисто благотворительно. А если надо отчитаться, например, какая-то фирма подарила, «Глория-Джинс» дарила, и квартиры покупала, «Дон-табак», вот мы с Иридой(?) общаемся, значит, они отработали 3 дня в фонд нашего дома. То есть, это где-то около 9-7 миллионов. У нас ни у одного…, хоть в одной бы справке указано - выдана благотворительная помощь. Так, люди бы хотели бы знать, кто им помогал. У нас не было, сколько говорилось, кстати, где у вас…, вот я, как бухгалтер, понимаю - вот стенд. Получено оттуда-то, от туда-то…. Дано тому-то, тому-то, тому-то…. В конце месяца собираются и говорят: «Вот, значит, кому-то стало ещё хуже. Давайте мы и этим поможем». А у нас никто ни о чем не знал. Даже Тюмень, которая лично вручала деньги по 5000, вот нас с Виктором Брониславовичем вычеркнули. Хотя однокомнатным дали. У нас трех-четырех комнатные. То есть, которые выходили на взрыв. Однокомнатным дали. Тем, кому это самое, говорили - вы никому не говорите. Ну, то есть, людей практически разбивали. Люди боялись. У них там больше меня на 5000, а они боятся мне справку показать. Потому что ему сказали - ты что? Вот так вот у нас, в принципе, разъединили, разбили…, а теперь люди страдают и…, мучаются из-за того, что в основном нет помощи, нет бл…, я уже не говорю, что вся она ушла мимо, медицинской нормальной помощи…. Всех должны были обследовать сразу же. Потому что травмы все получили. А в больницах не было мест. Вот у меня, например, я, у меня травма головы черепно-мозговая была зарегистрирована, мне в больницу это самое…, а сыну тоже была зарегистрирована, но у него карточка пропала. То есть, в больницу его не куда было, глобальность очень большая…, не всех же положишь. Вот у многих пропали просто карточки. А главный врач в больнице говорит: «Я это всё прекращу. Инвалиды плодятся - хотят на этом самом…. С каждым днём все больше и больше! Это ж вы думаете, закон примут - так вы будете тут вы льготы получать!» У нас действительно все инвалиды. Все инвалиды и…, людям…, негласное указание - детям инвалидность не давать. Я для друга пробивала ребенку инвалидность через Ростов.
Корр.: Чьё указание?
Дубинская Л.Б.: Администрации Ростовской области. Горздравотдел.
Корр.: Это распоряжение кем-то подписано?
Дубинская Л.Б.: Ну, это негласное, наверное - нет. Потому что в Волгодонске она не смогла со всеми…, ребенка с травмами, ребенок в первые дни контуженный…, ребенок, потерявший…, у него была травма ноги и все…. И только через Ростов, через большой скандал, она пробила инвалидность ребенку.
Корр.: Людмила Борисовна, а вот вы говорили, что ваша дочка призывает теперь всех молиться. С чего бы вдруг, что произошло?
Дубинская Л.Б.: Вы понимаете, когда мы все выскакивали, собственно говоря, мы, во-первых, бежали по стеклу голые и ни у кого порезов на ногах не было. То есть, когда стали кричать: «убегайте от дома», все неслись…, я вот мальчика соседского несла, он был окровавлен и я его так несла и босиком. Было всё засыпано стеклом. И в комнатах, банки и всё. Ну, всё буквально, вот такой слой стекла. Порезов не было ни у кого. То есть, ноги не кровоточили. Потом уже стекла годами выходят из головы, из ног, из глаз…. Вот у меня до сих пор вот здесь стекло выходит. То есть…, и все кричали, когда побежали к 4-ому подъезду, который начал гореть, мы все действительно были в шоке, мы понеслись туда. Вот. Все кричали - нас Бог спас. Понимаете? Даже у меня, когда муж пришел с работы, он говорит: ну, практически, выжить там было невозможно. Месиво. А почему-то люди летали по три-четыре этажа вниз и оставались живы. Вырвало часть квартиры у нас…. У нас в доме ещё жил…, ну два пастыря, один баптистский, один евангелист вроде, у них очень большие семьи. Вырвало часть квартиры и люди остались живы без травм. Ну, то есть, травмы-то все получили, психологические и, там, контузии были. Но…, дочка, когда…, я ж говорю, когда мы её сразу…, мы стали под домом, вот, двое суток, на…, ну, там, на остатках вещей, нас никуда не пристроили, и она боялась заходить в дома, в этом, … дедушка, бабушка есть, там уже…, вот…, приезжала, там всё снимали. И чем больше снимали, разговоры людей она впитывала. То есть, люди шли, как муравьи. Нам никто не помогал вещи вытаскивать оставшиеся. То есть, люди с контузиями, без лифтов, без ничего, лазили по развалинам и вытаскивали свои вещи. До позднего вечера. Было, знаете, страшно со стороны смотреть, потому что я не заходила свой дом. Я когда посмотрела, зашла, документы забрала и увидела, что золото и прочие драгоценности всё это исчезло, мне было всё равно. Ну, я посмотрела - их нет. Я, мы нашли с Колей кошку. Вот. У нас кошка с котенком была. Вот. Детей отправила. Их не было. Сын с мужем таскали оставшиеся вещи, Колины друзья. Нам никто не помогал. То есть, мы вытаскивали, вытаскивали, как муравьи. Хотя эти вещи никуда не годные. Но люди таскали. То есть у них не было мысли даже…, Виктор Брониславович, например, убирал свою квартиру. Подметал и заделывал окна, которые остал…, проёмы. Ну, то есть, всё были до такой степени контужены. Это самое…. Вот. И вот девочка эта взяла и вот, когда у неё начались эти проблемы со здоровьем, она, хотя у меня, в принципе, нет такого…. Ну, бабушка верующая была, а мама не особенно так…. Она всем начала объяснять, что люди, вы понимаете, если все будут молиться…, вот она врачу всё время объясняет, врач говорит - это не нормально. А она объясняет, если все будут молиться - нас не взорвут. А я вот сперва ей начала говорить, а потом подумала - а действительно, если бы мы все жили по законам Божьим в государстве - этого бы не было…. Понимаете? Закон…, если бы мы выполняли законы, то…, не было бы многих бед, которые случаются вот в данный момент, даже с нами.
Корр.: Людмила Борисовна, а что за квартира, которая вы говорили куплена вами?
Дубинская Л.Б.: Это не нами…, не мной куплена. Значит, нас заставляли после взрыва писать на временное жильё заявки. Все написали, ну кто где хочет - в старом, новом доме, там, во временном…, в старом городе, в новом городе. Я тоже написала заявку, ну пока придут сертификаты, на жильё. Но мне сказали, что мне оно не положено, поскольку я на сертификат. Вот. И вот это я когда голодала, как раз, был приезд контрольно-ревизионного управления области. Но…, нам не доводили до сведения что там, а вот только сейчас, в Москве здесь, когда посетили контрольное управление, оказалось, что и на моё имя куплена квартира. В городе Волгодонск. Но она осталась невостребованная. И поэтому она или продана уже, на деньги в бюджет, или вообще неизвестно куда пропала. ТО есть, как и всем, мне купили временное жильё. По постановлению Правительства до 31.12.99 расселить всех пострадавших во временное жильё. Вот, видно уж так меня любят, что и мою квартиру прилюбили, или прикарманили, или замылили…, не знаю. Куда она делась?
Корр.: Вы адрес своей квартиры знаете, нет?
Дубинская Л.Б.: Так мне её никто не предлагал, откуда же я её знаю? Я только здесь узнала, что она у меня существовала, а я требую, на протяжении больше года временного жилья, которого мне не дают. Мне единственный один раз предложили, Котелов(?), говорит: я вам нашел снять квартиру. Но там не было унитаза, ванной и не было печки газовой…. Он говорит: ну вам же временно…. Я говорю, ну вы знаете, ничего не бывает более постоянного, чем временное. Вы меня простите, вы что - издеваетесь? Это рядом в доме, рядом со взрывом. Вот это всё, что мне предлагали за это время. Ну, вот. Куда квартира делась…. Мы подали в Генпрокуратуру сейчас жалобу. Вот. Они сказали, что они будут разбираться и в течение месяца нам сообщат, куда делась квартира, почему не дали временное жильё, почему уничтожили вещи, почему не дали постоянное жильё. В принципе, даже разлука с дочерью, вы поймите, она у нас поздняя. Сыну-то 19. Ну, у нас долго детей не было. Мы её так кохали, что было, ну действительно, она у нас…. Во-первых, она была здоровая. Вот. Здоровый ребенок, очень такой развитый, хороший. А теперь я вынуждено разлучена с дочерью. И вдруг мне говорят, что…, ставят…, она все деньги, два раза я ездила за…, два года, к дочке. Промотала, на то, что она ездила дочку посещать. А могла бы диван купить! Понимаете? Сколько нравственного тепла у нас…, дела…, все они нас очень любят…. А я им говорю, как бы я спала на этом диване? Если я вообще не сплю, у меня бессонница. Если бы я, говорю, вот стихи не писала, я, ночами или стихи пишу, или вот, переписываюсь с начальством. Я бы не выжила. У меня бессонница очень долгое время. Поэтому, вот единственное, чем я занимаюсь. Чтоб выжить - или писать стихи или…, общаюсь с начальством.
Корр.: Спасибо.
Корр.: Так дом-то построен или нет?
Дубинская: Я не знаю. Это знают, время, наверное, рассудит. Где, куда они, эти сертификаты. Почему они до сих пор не берут эти сертификаты. Почему у нас 14 человек на Ростов, если нас только двое. Почему Правительство просят оплатить по таким бешенным ценам на 14 человек? Понимаете? И ещё, вдобавок, вот, у нас когда произошел взрыв, в принципе, почему-то заявили, что пострадал один дом. Ну у нас 100%, действительно, у нас стопроцентная потеря имущества, всё стопроцентное…. Вот, но, в принципе, в эпицентр взрыва попадало 7 домов. Которые пострадали не меньше. Я когда выскочила из своего дома, говорю своему сыну - неси к Вите, другу, в соседний дом. То есть, я не соображала, неси девочку, чтоб она не видела - трупы начали выносить, мы все побежали помогать. Разгребать руками. Вот. А у них там стены рухнули. То есть, было заявлено - пострадал один дом. Во-первых, нас сразу разбили пострадавших. Мы могли объединиться. Все говорили - вот, этот 35-ый дом…, пострадали не меньше люди. Есть даже и больше. В 58-ом доме больше инвалидов осталось. Там страшное дело что…. Вот. Но разбили сразу дома. Рассорили. «Вот, всё для 35-го, всё для 35-го…», а 35-му ничего не дают. Но, тем не менее, люди на них злятся. Ну, люди - все ж мы люди, Господи. Все мы идём от этого. Вот. И потом, значит, начали эти дома ремонтировать. Наш дом, 100% признанный негодным, почему-то разбирали за 17 миллионов. Ну, взорвите вы его? Проще. А потом, ремонтировали две секции, хотя…, э-э, там этажи были все разломаны. Отремонтировали, теперь заселить не могут. Потому что он негодный. К проживанию. И отремонтировали все эти 7 домов. Обшили их импортныи швеллером. 40 долларов стоит за метр. Вот, здесь вот можно показать даже. Вот какие были, а вот какие вот сейчас. Это Горбунова наш…. Вот такие у нас сейчас дома стоят. Обшитые импортным швеллером. Вы помогите людям! Людям…, люди боятся жить в домах. Трескаются стены, рушатся потолки, каждый день приезжают комиссии. Люди лишились метража, потому что внутри у них железные каркасы, стянутые стены. Теперь я узнаю, что оказывается, теперь новая политика выбивания денег из государства. Сейчас признают негодными эти все дома. И теперь на них будут получаться деньги и сертификаты для отселения этих людей. То есть, политика начинается - а дай мен сейчас в Ростове, значит эти люди могут тоже куда-то поехать. Теперь начинается…, значит, это будет огромные средства на 6 домов, потому что…, американцы приезжали, я встречалась с американцами, бельгийцами, они сразу сделали исследование почвы и сказали - уплотнение грунта. Грунтовые воды поднялись с 17-ти метров на 3. Здесь будет озеро. Зачем было народные деньги, которые выделены, на ремонт?... Люди плакали, теряя жильё. Их принудительно…. Один 35-ый «А» выступил. Я им говорю: «Люди, выйдите все сразу в палатки. Не вселяетесь в дома. Это страшно - каждый день смотреть, где ты погибал. Не заселяйтесь. По моральным соображениям вас должны отселить. Пусть тот, кто не видел этого взрыва туда идёт, если кто-то желает.» Но теперь оказывается, что это сейчас выбивают и выбивают огромные средства. Теперь будут отселять 6 домов, которые рядом с нашим. Вот и вся эта самая…. То есть взрывы превращаются в кормушку для местных властей. Кому это выгодно? Вот, грех конечно на душу брать, вот у нас газета «Трагедия Волгодонска», там написано, что говорили люди? Говорили - выгодно области было взорвать. В открытую говорили: за три дня подогнали рифрежираторы к городу. Для трупов. Должны были сгореть. Чудом не перекрылся газ. Потому что машина стояла над люком. Взрывной…, она сдетонировала на 5 минут раньше. То, что заложено было в дома, не рвануло. Должно быть большая воронка. Нашего района не существовало. А если только наш дом, то мы гореть должны были. Горел только один подъезд. Остатки газа горели. Вот. Поэтому, сейчас мы уже думаем, коль уже, действительно, все отвечают, что…, кто? Кому выгодно стали трагедии? Понимаете? Трагедии превращаются в обогащение для области. Область качает деньги, не задумываясь…. Мы для них материал. Понимаете? Нас не слушают, нас не чувствуют, не слышат, не видят. Мы сколько обращались? Почему мы к Чубу обращались? У нас есть обращения от всех людей. Что, пожалуйста, выйдите на Думу, примите закон о террактах. Погибаем, вымираем, денег нет, лечения нет, никаких защищенностей нет. На что начальник штаба вызвал людей, такую им провели беседу, что трое от подписи отказались. Сказали: «Мы не подписывали этого обращения». Они мне лично подписывали. Понимаете? А идет ещё такая политика - мы тебе дадим 5000, ты только молчи и больше не это самое…. А люди сейчас…, извините, у нас люди бедствуют. Для них 5000 - это вот может быть, как вот мы сейчас ищем для проживания в гостинице эти 2000. На 10 дней. А им смешно. Там вот, они мне объясняют - вот, да вы знаете, это такая проблема…. Вот. А для нас это - деньги. Потому что на эти 5000 она купит лекарства своему ребенку. И у всех детей потеря иммунитета. Вот у моей девочки, она не ходит в секцию. Она пошла в первый класс и ей запретили. У всех детей потеря иммунитета. Только пара болячек и все зубы разрушились. У меня сыну 19 лет. Все зубы летят. У меня все зубы разрушились. Слух потерян, зрение потеряно, памяти нету, ещё черепно-мозговые травмы. Если почва уплотнилась как - это что ж с нашими скелетами было? Это мы в шоке ещё ходим. А ведь…, понимаете? Нам выходит, мстят, за то, что мы выжили. Вот Почкай(?) пишет. Я говорю, я когда читаю, я удивляюсь. Значит, всем приближенным к власти выдали справки, что они находились в эпицентре взрыва. А вот по этому закону, который я привезла из Думы, кто находился в эпицентре взрыва, будут иметь льготы, как «чернобыльцы». Ну, практически. Ну, то есть это как локальная война. Мы просим, почему? Увидели эти справки, ну и, город-то маленький - один куме сказал, другой - это самое…. Увидели эти справки и пишем - дайте нам справки. Одно дело с 15 тысяч пострадавших, а другое дело, извините, когда с 2-х метров, когда стены рухнули. У одной стекло лопнуло, у другой стены рухнули. А он нам пишет, что: «…Если бы вы находились в эпицентре взрыва, вы бы погибли. Обращаться за помощью…
Вторая кассета
Дубинская Л.Б.: …поэтому…. Не потому, что он плохой - он чудесный сделал репортаж. Но просто это его не волновало. В данный момент он не понял серьёзности.
Корр.: Ещё раз прочтите эту бумажку. Что там написано. Чья бумажка?
Дубинская Л.Б.: Это начальник Управления…, э-э…, начальник Управления ГорМЧС города. Полковник Почкай.
Корр.: Какого города?
Дубинская Л.Б.: Волгодонска. Он написал, что «Если бы вы находились в эпицентре взрыва, то вы бы погибли. Обращаться за подобной справкой было бы некому». Ну, у меня, видно, такой уж характер, мы поехали с Виктором Брониславовичем к нему. И я говорю, ну я из семьи военных и я понимаю, что такое «центр», что такое «эпицентр». И попали к заместителю его, подполковнику. Он мне говорит…, я ему говорю: «Я женщина, не понимаю. Объясните, что такое «центр», что такое «эпицентр». Он говорит: «Вы понимаете, центр - это туда, куда заложено. А эпицентр - в зависимости от того, сколько заложено. Например, заложено 200 килограмм - вот такой. 400 - вот такой…». Разширяет руки и попадает полковнику Почкаю в…, это…. Я говорю: «Остальное объясните своему начальнику, если он мне пишет такие вещи». А вообще, говорю, господин Почкай, мы пришли перед вами извиниться. А он говорит: «Зачем? Вы с ума сошли?» - «Ну, вы ж нам пишите, что мы не должны были…». Не было бы человека - не было бы проблемы. А так ходит и…. Вот на этом мы и закончили. Нам справки не дали. И тут он пишет, что: «Компенсация за утраченное имущество была расчитана для каждого конкретного гражданина». Нам дали на семью. Понимаете, то есть они сами себе противоречат. Никто не думал, что эти бумаги будут собраны.
Корр.: Людмила Борисовна, а Москва вам как-нибудь помогла?
Дубинская Л.Б.: Да. Вы знаете, во-первых, москвичи, москвичи не только…. Ну, они чувствуют почему - потому что сами пережили. Мы когда приезжали сюда…, вот сколько я приезжала, во-первых, Патриархия…. Вы знаете, нам вот многие люди, даже те кто не верил, стали верить в Бога. У меня, я говорю, дочечка, которая после взрыва…. Она маленькая, но говорит: «Если все будут молиться, нас больше не взорвут». Мы обращались через Патриархию, мы лично, за свой счет вот, с Виктором Брониславовичем, привозили людям помощь. Конкретную помощь, новую, всё…. Люди были довольны. Очень, очень хорошо нам помог, значит, э-э…, у нас в Москве, значит, мэр бывший наш, Волгодонска Хижняков(?). Он сейчас как помощник Президента. Он выделял нам машину, помогал это самое…. Что уж говорить об этом, если Лужков нам выстроил целый дом. И сколько помощи шло с Москвы. Я была у Сырникова, это по социальной защите Москвы, чисто случайно познакомилась с Шанцевым и попала…. Шанцев помог нам там помощь получить и направил к Сырникову. Сколько Сырников рассказывал, сколько вещей, сколько помощи, сколько продуктов, сколько всего шло этапом. Нескончаемым потоком, потому что, действительно, грандиозность была катастрофы. 15 тысяч пострадавших….
Корр.: Историю про вашу доверенность расскажите…
Дубинская Л.Б.: В смысле?
Корр.: Вот которую предложили помощь…
Дубинская Л.Б.: А! Ну, это…, в общем…, с Шанцевым мы встретились случайно. Я приехала в Москву, вот, ну, по работе, мы жили на Жемчуженной в доме, у нас было очень холодно. Не было практически одеял, мы спали одетые. Не где было умыться даже. Не было горячей воды. Вот. И я говорю: «Люди, ну, такая вот собственно, направление, давайте напишем заявление и я вам пробъю через Мэрию Москвы или через Думу конкретную помощь. Напишите только размеры, чтоб это вот было, вот именно, одеться можно. Ну, приехали…, а приехал со мной сын, потому что я очень плохо ориентировалась и забывала всё. Поехал со мной сын. Мы на КАМАЗе повезли от Волгодонска овощи, от фирмы. Вот. Ну, простояли сутки в Думе - никто нас не принял. Сутки мы простояли в Мэрии Москвы, никто нас не принял. Сказали, обращайтесь - через месяц рассмотрим. Я расстроилась и потом, на этой базе, где мы разгружались, была презентация дагестанского салона вин. Приехал туда Шанцев. И вылезла в дырку, мне работяги подсказали, где дырка. Вылезла в дырку, с грязными руками попала, значит, под вон объективов. Шанцев, конечно, сразу, мгновенно…. Я говорю, вы меня простите, у вас конечно большой праздник, ну я вот со своим горем. У нас люди нуждаются, замерзают и всё…. Он говорит, садитесь ко мне в машину, поехали в Мэрию Москвы, коль вы не пробились, мы решим эти вопросы. Ну, мы садимся в машину, привёз он в Мэрию Москвы меня, позвонил сразу и на этой же машине меня отвезли к Сырникову. Сырников говорит: «Вы знаете, мы вам два КАМАЗа вещей новых приготовили, но вот я одного не пойму. Отправляем вам телеграмму - сообщите потребность в тёплых вещах, а мне приходит назад телеграмма: «Сыр, колбаса, там, сахар, масло, мука…. Почему?» А я говорю, вы знаете, вы уж извините, я как бухгалтер объясню - списать можно. Он говорит: «А вы не можете забрать этот КАМАЗ?» Я говорю - у меня КАМАЗ пустой идёт. Сейчас позвоню начальнику, если он разрешит, я заберу. Мне начальник говорит: «Ну, как же? Такое благое дело, забирай.» На что, значит, администрация города Волгодонска не дала мне доверенность. Она мне не доверяет. Она сомневается в моей надежности. У меня ребенок на Жемчуженной в доме. Двое больных. Муж там. Я без квартиры. И я с КАМАЗом благотворительной помощи могу исчезнуть в неизвестном направлении. На что, значит, Сырников говорит: «Ну, ладно, едьте, там решайте свои проблемы. Если найдёте нужным - приезжайте, я вам отдам два КАМАЗа». Ну, после этого я приехала, мне доверенность так и не дали. Вот. Сказали, что нормальный человек, без криминальных связей, э-э, к Шанцеву попасть не может. Это так просто ничего не бывает. Вот кто может из вас, пострадавших, попасть к Шанцеву? Значит, она искала свой интерес. Она хотела где-то умыкнуть эту помощь. Поэтому, мы ей доверенность не дадим. Вот. И я написала статью в газету…, эта…, «Волгодонская правда»…, не помню уже. Много статей писала, в какую газету не помню. «Пальто не надо - рис давай!», где полностью сказала, почему наша Администрация превратилась в инстанцию, решающую, нам давать или не давать. Вся денежная и гуманитарная помощь - мы владельцы. Юридические владельцы всей помощи. Вся денежная…. Почему созданы какие-то фонды, если можно было сразу делить и отдавать? Фонды эти кормятся уже два года на этой помощи. Штаб заправляет машину с этой помощи, ремонтируется с этой помощи. Даже за увечья с этой помощи нам платят, хотя нам МЧС должно заплатить. Понимаете, то есть, она расходуется и никто не отчитывается куда девается. Кому, как чего - нет, ничего не понятно.
Корр.: Скажите, то, что Лужков дом построил - и кто в этом доме живёт?
Дубинская Л.Б.: Ну, мне места не хватило, тем не менее. Не дали мне в этом доме. Не предложили даже. Вот. Живут там, ну, в основном, наши, пострадавшие, кто попал. Но там есть верх выстроен, который экстра-люкса…, в двух уровнях. Нам сказали, что их, эти квартиры, нам по метражу не положены. Зачем их строили - не понятно. Поэтому их продадут кому-то, а на деньги эти купят нам. Поэтому их продают и там живут люди совсем посторонние. Единственное, там попал Белов - это наш пострадавший, у него большой сертификат. Поэтому он попал туда, хотя он, в принципе…, вот у нас спорный вопрос с его квартирой идёт, поскольку ему после взрыва атомная сыну купила квартиру, маме его дали квартиру им дали квартиру в 15-ом доме, сейчас он в 15-ом доме сдаёт квартиру, получает в двух уровнях 120 метров и хочет выкупить в 15-ом доме. Вот.
Корр.: А вы-то где живёте сейчас?
Дубинская Л.Б.: В гостинице. Как…. Сначала в Жемчуженном доме. Нас последних вывозили из Жемчуженного дома - уже был снег. Был декабрь месяц. Уже всех отселили в это время, а нам арендовали. Поселили нас в гостиницу «Атоммаш». Секция на 6 номеров, удобства общие и нет возможности готовить горячую пищу. Вот директор говорит: «По постановлению гостиничного хозяйства, я не имею права вас держать более 3-х месяцев. Потому, что тут проживание не пригодно. Вы имеете право подать в суд. Но так как жить негде, вот, поэтому живу я там. Ну, живу как? Год не оплачивают. А за это удобство платили 10 тысяч. В месяц. Из благотворительного фонда. Из наших денег. То есть, не могли дать временное жильё и за это время, за которое я живу, должны были выплатить за гостиницу, я не благотворительно живу. Вот сейчас вот иск подали и будут оплачивать, всё равно из нашего благотворительного фонда, вы должны оплатить 180 тысяч. Это моя доплата за гостиницу. Если уж даже по коммерческим ставкам. Так какой же смысл? Если бы квартиру оплатил из своего кармана, он бы, наверное, думал. А так он даёт только…, присылает и говорит - выселить их из гостиницы. Не хочет она, вот…., извините, жить в Волгодонске. Выселить.
Корр.: Людмила Борисовна, ведь вся страна собирала там чего-то, сбрасывалась, кто что мог, и не только государственная помощь была, но и люди собирали. Куда это всё делось-то?
Дубинская Л.Б.: Ой, вы знаете, не мне судить - это, в принципе, правоохранительным органам судить. Это там огромная, большая для них работа. Но прокурору…, сколько вот у нас вот…, Волгодонск сколько вот московских денег…, статья в газете…, думали как лучше - получилось, как всегда. Комиссии приезжают и говорят: нарушения, нарушения и нарушения…. Прокурор дела не возбуждает. Пишет, что нарушений не замечено. Ни волгодонской, ни ростовский. А московские комиссии к нам не доезжают. Поэтому, вот сколько прибыли…, пусть от Президента приедут, посмотрят, что творится. Ведь действительно превратились это в…, все трагедии в кормушки. Вот, но не доезжают…. А вообще, конечно, город маленький, разговоров очень много. Сразу КАМАЗы загонялись с новыми вещами на склады. Увозились в неизвестном направлении. А с других привозился «секонд-хэнд». То есть, скупался «секонд-хэнд», привозился и нам раздавался «секонд-хэнд», под подпись его оценяли. Как может оценяться благотворительная помощь? Поэтому, мы копались в грязи, в этом самом…. Вот у меня, мы жили на «Жемчужине Дона», мы получали когда, я спросила - ну там были старые вещи, я говорю: скажите, а сколько можно взять там, вот эти вот, футболочки? Вот. Старые. Мне говорят - берите, сколько хотите. Вот. Потому что стирать негде было. Ну, выкинуть только так. Поносить и выкинуть. Чисто «секонд-хэндовские». А когда уже коснулось, что мне стали в отчет писать, что там, что-то 5000 на вещи я получила. Я говорю, как могли оценивать - мы же старьё получали-то? Написано - 17 джемперов, по цене такой-то, стоимость такая-то…. Пальто, там, такое-то, стоимость такая-то…. Ну это не делается нигде. Вот я приезжала в Каширский округ к девочкам социальным, они говорят: «У нас «секонд-хэнд» вообще не записывается». То есть, люди приходят, набирают, сколько надо в сумки и уходят. Это чисто благотворительно. А если надо отчитаться, например, какая-то фирма подарила, «Глория-Джинс» дарила, и квартиры покупала, «Дон-табак», вот мы с Иридой(?) общаемся, значит, они отработали 3 дня в фонд нашего дома. То есть, это где-то около 9-7 миллионов. У нас ни у одного…, хоть в одной бы справке указано - выдана благотворительная помощь. Так, люди бы хотели бы знать, кто им помогал. У нас не было, сколько говорилось, кстати, где у вас…, вот я, как бухгалтер, понимаю - вот стенд. Получено оттуда-то, от туда-то…. Дано тому-то, тому-то, тому-то…. В конце месяца собираются и говорят: «Вот, значит, кому-то стало ещё хуже. Давайте мы и этим поможем». А у нас никто ни о чем не знал. Даже Тюмень, которая лично вручала деньги по 5000, вот нас с Виктором Брониславовичем вычеркнули. Хотя однокомнатным дали. У нас трех-четырех комнатные. То есть, которые выходили на взрыв. Однокомнатным дали. Тем, кому это самое, говорили - вы никому не говорите. Ну, то есть, людей практически разбивали. Люди боялись. У них там больше меня на 5000, а они боятся мне справку показать. Потому что ему сказали - ты что? Вот так вот у нас, в принципе, разъединили, разбили…, а теперь люди страдают и…, мучаются из-за того, что в основном нет помощи, нет бл…, я уже не говорю, что вся она ушла мимо, медицинской нормальной помощи…. Всех должны были обследовать сразу же. Потому что травмы все получили. А в больницах не было мест. Вот у меня, например, я, у меня травма головы черепно-мозговая была зарегистрирована, мне в больницу это самое…, а сыну тоже была зарегистрирована, но у него карточка пропала. То есть, в больницу его не куда было, глобальность очень большая…, не всех же положишь. Вот у многих пропали просто карточки. А главный врач в больнице говорит: «Я это всё прекращу. Инвалиды плодятся - хотят на этом самом…. С каждым днём все больше и больше! Это ж вы думаете, закон примут - так вы будете тут вы льготы получать!» У нас действительно все инвалиды. Все инвалиды и…, людям…, негласное указание - детям инвалидность не давать. Я для друга пробивала ребенку инвалидность через Ростов.
Корр.: Чьё указание?
Дубинская Л.Б.: Администрации Ростовской области. Горздравотдел.
Корр.: Это распоряжение кем-то подписано?
Дубинская Л.Б.: Ну, это негласное, наверное - нет. Потому что в Волгодонске она не смогла со всеми…, ребенка с травмами, ребенок в первые дни контуженный…, ребенок, потерявший…, у него была травма ноги и все…. И только через Ростов, через большой скандал, она пробила инвалидность ребенку.
Корр.: Людмила Борисовна, а вот вы говорили, что ваша дочка призывает теперь всех молиться. С чего бы вдруг, что произошло?
Дубинская Л.Б.: Вы понимаете, когда мы все выскакивали, собственно говоря, мы, во-первых, бежали по стеклу голые и ни у кого порезов на ногах не было. То есть, когда стали кричать: «убегайте от дома», все неслись…, я вот мальчика соседского несла, он был окровавлен и я его так несла и босиком. Было всё засыпано стеклом. И в комнатах, банки и всё. Ну, всё буквально, вот такой слой стекла. Порезов не было ни у кого. То есть, ноги не кровоточили. Потом уже стекла годами выходят из головы, из ног, из глаз…. Вот у меня до сих пор вот здесь стекло выходит. То есть…, и все кричали, когда побежали к 4-ому подъезду, который начал гореть, мы все действительно были в шоке, мы понеслись туда. Вот. Все кричали - нас Бог спас. Понимаете? Даже у меня, когда муж пришел с работы, он говорит: ну, практически, выжить там было невозможно. Месиво. А почему-то люди летали по три-четыре этажа вниз и оставались живы. Вырвало часть квартиры у нас…. У нас в доме ещё жил…, ну два пастыря, один баптистский, один евангелист вроде, у них очень большие семьи. Вырвало часть квартиры и люди остались живы без травм. Ну, то есть, травмы-то все получили, психологические и, там, контузии были. Но…, дочка, когда…, я ж говорю, когда мы её сразу…, мы стали под домом, вот, двое суток, на…, ну, там, на остатках вещей, нас никуда не пристроили, и она боялась заходить в дома, в этом, … дедушка, бабушка есть, там уже…, вот…, приезжала, там всё снимали. И чем больше снимали, разговоры людей она впитывала. То есть, люди шли, как муравьи. Нам никто не помогал вещи вытаскивать оставшиеся. То есть, люди с контузиями, без лифтов, без ничего, лазили по развалинам и вытаскивали свои вещи. До позднего вечера. Было, знаете, страшно со стороны смотреть, потому что я не заходила свой дом. Я когда посмотрела, зашла, документы забрала и увидела, что золото и прочие драгоценности всё это исчезло, мне было всё равно. Ну, я посмотрела - их нет. Я, мы нашли с Колей кошку. Вот. У нас кошка с котенком была. Вот. Детей отправила. Их не было. Сын с мужем таскали оставшиеся вещи, Колины друзья. Нам никто не помогал. То есть, мы вытаскивали, вытаскивали, как муравьи. Хотя эти вещи никуда не годные. Но люди таскали. То есть у них не было мысли даже…, Виктор Брониславович, например, убирал свою квартиру. Подметал и заделывал окна, которые остал…, проёмы. Ну, то есть, всё были до такой степени контужены. Это самое…. Вот. И вот девочка эта взяла и вот, когда у неё начались эти проблемы со здоровьем, она, хотя у меня, в принципе, нет такого…. Ну, бабушка верующая была, а мама не особенно так…. Она всем начала объяснять, что люди, вы понимаете, если все будут молиться…, вот она врачу всё время объясняет, врач говорит - это не нормально. А она объясняет, если все будут молиться - нас не взорвут. А я вот сперва ей начала говорить, а потом подумала - а действительно, если бы мы все жили по законам Божьим в государстве - этого бы не было…. Понимаете? Закон…, если бы мы выполняли законы, то…, не было бы многих бед, которые случаются вот в данный момент, даже с нами.
Корр.: Людмила Борисовна, а что за квартира, которая вы говорили куплена вами?
Дубинская Л.Б.: Это не нами…, не мной куплена. Значит, нас заставляли после взрыва писать на временное жильё заявки. Все написали, ну кто где хочет - в старом, новом доме, там, во временном…, в старом городе, в новом городе. Я тоже написала заявку, ну пока придут сертификаты, на жильё. Но мне сказали, что мне оно не положено, поскольку я на сертификат. Вот. И вот это я когда голодала, как раз, был приезд контрольно-ревизионного управления области. Но…, нам не доводили до сведения что там, а вот только сейчас, в Москве здесь, когда посетили контрольное управление, оказалось, что и на моё имя куплена квартира. В городе Волгодонск. Но она осталась невостребованная. И поэтому она или продана уже, на деньги в бюджет, или вообще неизвестно куда пропала. ТО есть, как и всем, мне купили временное жильё. По постановлению Правительства до 31.12.99 расселить всех пострадавших во временное жильё. Вот, видно уж так меня любят, что и мою квартиру прилюбили, или прикарманили, или замылили…, не знаю. Куда она делась?
Корр.: Вы адрес своей квартиры знаете, нет?
Дубинская Л.Б.: Так мне её никто не предлагал, откуда же я её знаю? Я только здесь узнала, что она у меня существовала, а я требую, на протяжении больше года временного жилья, которого мне не дают. Мне единственный один раз предложили, Котелов(?), говорит: я вам нашел снять квартиру. Но там не было унитаза, ванной и не было печки газовой…. Он говорит: ну вам же временно…. Я говорю, ну вы знаете, ничего не бывает более постоянного, чем временное. Вы меня простите, вы что - издеваетесь? Это рядом в доме, рядом со взрывом. Вот это всё, что мне предлагали за это время. Ну, вот. Куда квартира делась…. Мы подали в Генпрокуратуру сейчас жалобу. Вот. Они сказали, что они будут разбираться и в течение месяца нам сообщат, куда делась квартира, почему не дали временное жильё, почему уничтожили вещи, почему не дали постоянное жильё. В принципе, даже разлука с дочерью, вы поймите, она у нас поздняя. Сыну-то 19. Ну, у нас долго детей не было. Мы её так кохали, что было, ну действительно, она у нас…. Во-первых, она была здоровая. Вот. Здоровый ребенок, очень такой развитый, хороший. А теперь я вынуждено разлучена с дочерью. И вдруг мне говорят, что…, ставят…, она все деньги, два раза я ездила за…, два года, к дочке. Промотала, на то, что она ездила дочку посещать. А могла бы диван купить! Понимаете? Сколько нравственного тепла у нас…, дела…, все они нас очень любят…. А я им говорю, как бы я спала на этом диване? Если я вообще не сплю, у меня бессонница. Если бы я, говорю, вот стихи не писала, я, ночами или стихи пишу, или вот, переписываюсь с начальством. Я бы не выжила. У меня бессонница очень долгое время. Поэтому, вот единственное, чем я занимаюсь. Чтоб выжить - или писать стихи или…, общаюсь с начальством.
Корр.: Спасибо.