Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (II)
Оригинал взят у skeptimist в Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (II)
Оригинал взят у sodaz_ot в 4.1. Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (II)
В освобождённом Белграде
4.1. Историческая память об Освободительной миссии:
механизмы формирования и трансформации (II)
Огромное влияние на историческую память, на оценки минувших военных событий оказывают политические элиты, находящиеся в определенный период у власти и ориентированные во внешней политике на сохранение либо пересмотр итогов Второй мировой войны. В этом процессе, как правило, задействованы текущие геополитические, политические, экономические и другие интересы. В механизмах интерпретационных изменений исторической памяти особую роль играет влияние доминирующих смысловых контекстов общества, особенно его идеологические трансформации.
Например, некоторые народы, чьи страны участвовали в войне на стороне нацистской Германии, в противовес политике правящих в то время режимов стараются подчеркнуть борьбу своих антифашистов. Другие, напротив, пытаются завуалировать и даже оправдать преступления своих соотечественников, сотрудничавших с нацистами, возводят их в ранг национальных героев, как это происходит в прибалтийских государствах, на современной Украине. Но рассматривают их не как предателей, нацистских преступников, а как борцов за национальную независимость, национальные интересы, создавая мифы, ничего общего не имеющие с исторической реальностью. Здесь психологические механизмы используются в конкретных политических целях.
Некоторые из стран гитлеровского блока успели «вовремя» выйти из войны (Финляндия, Болгария, Румыния), а потому их потери были минимальны. Побежденные старались скорее забыть о войне, а также обелить свое участие в ней (несмотря на официальные жесты раскаяния и примирения).
Особо следует рассмотреть вопрос о немецкой исторической памяти о Второй мировой войне и, в частности, об освободительном походе Красной Армии в Европу, в том числе об освобождении Германии от гитлеровского режима.
Германия оказывала ожесточенное сопротивление, особенно на Восточном фронте, подверглась существенным разрушениям, оккупации, выплачивала большие репарации. Нацистские лидеры были осуждены Нюрнбергским трибуналом. Вследствие политики Запада в условиях «холодной войны» Германия была надолго расколота на две части, которые на десятилетия оказались в составе разных военно-политических блоков и социально-экономических систем.
Немецкая нация заслужила то возмездие, которое ее постигло. В главной стране-агрессоре, где действовали оккупационные режимы стран-победителей, заработали еще и механизмы денацификации. И в контексте политики денацификации (хотя и в рамках разных идеологий) и в восточной, и в западных зонах оккупации Германии союзниками по антигитлеровской коалиции официальный дискурс памяти о Второй мировой войне возлагал определенную долю ответственности за военные преступления в период Второй мировой войны не только на гитлеровский режим, но и на немецкий народ. Однако на формирование немецкой национальной памяти о войне (с соответствующими оценками своей роли) действовал ряд факторов, противоположных этой обвинительной направленности «политики памяти» со стороны победителей. Во-первых, включались психологические законы, обусловливавшие неизбежные попытки защиты индивидуальной (и массовой, коллективной, национальной) психики путем вытеснения, «забывания» военных преступлений, путем самооправдания («мы выполняли приказы»), путем присоединения к позитивной стороне («мы тоже жертвы» - нацистского режима, военных действий, насилия со стороны победителей, пострадавшие от оккупации, и т.п.). Во-вторых, происходило это в условиях жесткого противостояния двух миров в «холодной войне», и действовала политическая конъюнктура, позволявшая бывшим западным союзникам (прежде всего, США) сугубо прагматически использовать немецкий человеческий ресурс в борьбе «с Советами», в том числе уводить из-под удара и оправдывать даже очевидных военных преступников, если они «были полезны». Непоследовательность отношения к нацистам и моральная уязвимость подобного подхода неизбежно влияла на массовое сознание немцев, понимавших, что янки неискренни, лукавят, а значит, и немцам можно «прагматически» подходить к памяти о войне. В-третьих, данные противоречия выразились в параллельном существовании как минимум двух дискурсов о войне - официальном и личностно-неформальном. И если государственные, общественные институты более или менее последовательно обличали нацизм и его преступления во время войны, то в массовой психологии претензии к гитлеровскому режиму были в основном в том, что он обещал немцам стать хозяевами мира, но не выполнил обещаний, а вместо этого привел к страданиям, жертвам и национальному унижению. Причем среди доминирующих чувств было сожаление не о том, что Германия своей агрессией и преступлениями принесла страдания сотням миллионам людей и по ее вине погибли десятки миллионов, а что победа была так близка (вермахт стоял и у стен Москвы, и на Волге, и почти дошел до Каспия), но - не удалось (и к этому примешивается удивление - как же так получилось: ведь действовала такая мощная германская машина, а русские, уже выдыхаясь, ее остановили). Конечно, оттенки этих настроений меняются со сменой поколений, но «вектор» их остается. И особенно опасно, что в современной Германии сохранился и размножается вирус нацизма, пробуждающийся и в ряде других стран.
Венгерская память травмирована не только тем, что венгры оказались наиболее последовательными союзниками Гитлера и нацистского режима, осужденного международным трибуналом, но и значительными человеческими потерями в войне, и потерями территорий. Это тоже заслуженное возмездие для агрессоров. Но и в этой стране шел компенсаторный поиск путей смягчения ответственности, минимизации вины, перенесения коллективной ответственности на действовавшую диктатуру, попытки разделения вины с победителями, поиска негатива в действиях войск - освободителей.
Иным были психологические основания о военной памяти в странах-победителях, чья элита и чьи народы были горды своим участием в разгроме поработителей Европы. Их вклад в победу был разным, а принесенные жертвы несопоставимы.
Для США это была «хорошая война»: хотя они и потеряли около 400 тыс. солдат, но эти потери невозможно сравнить с десятками миллионов потерь со стороны СССР. На территории США не велись военные действия, ни один снаряд не упал на американскую континентальную территорию. Большинство американцев о войне «знали», но ее не видели. Война способствовала преодолению последствий Великой депрессии, подняла уровень жизни американцев, которым она «…запомнилась не как леденящий душу ужас, а как этакий лихой налет: ату их, ребята! Война стала почти синонимом удовольствий, денег, занятости, высокой производительности» (5).
После окончания войны память о ней в США, прежде всего, о событиях в Европе, стала довольно быстро «уходить». Более того, американцы постарались поскорее забыть о том, что СССР был их союзником: начиналась «холодная война». И забыли о войне сравнительно легко, в отличие от советских людей, которым постоянно напоминали о ней и разрушенные города и села, и память о погибших почти в каждой семье родственниках, и многочисленные - в каждом городе и почти в каждом селе - памятники погибшим и не вернувшимся с войны.
Англичане, несмотря на немецкие бомбардировки и активные действия на морях, в целом благополучно «отсиделись» на своих островах, избежав оккупации и разрушительных военных действий на территории метрополии. Сравнительно небольшие людские потери Англии еще более смягчались тем, что значительная часть действующей армии состояла из жителей ее колоний.
Франция быстро и легко капитулировала, относительно мало пострадала от оккупации, и ее честь спасли генерал де Голль, да немногочисленные бойцы Движения Сопротивления (в основном под руководством коммунистов). Конечно, экономика Франции пострадала, но разрушения на ее территории, несмотря на то, что там велись бои на заключительном этапе войны, и людские потери были относительно невелики.
Естественно, память о войне в каждой из стран была специфичной и на протяжении послевоенных десятилетий подвергалась существенным трансформациям.
* * *Каковы же основные тенденции эволюции и трансформации исторической памяти об Освободительной миссии Красной Армии?
СССР и Запад были непримиримыми антагонистами на протяжении двух десятилетий советской власти. В предвоенной ситуации с большой вероятностью могло сложиться и так, что фашистский блок и западные демократии могли выступить против него единым фронтом, и лишь советская дипломатия тем самым демонизируемым ныне пактом «Молотова - Риббентропа» поставила точку в интригах «демократов», стремившихся направить агрессию Гитлера на Восток, расколола возможный единый западный блок и немного отсрочила нападение Германии. В результате Гитлер напал на Польшу, затем началась война Германии с Францией и Англией. Тем самым, потенциальные противники СССР превратились в его реальных союзников с нападением Гитлера на СССР. И СССР, и «западные демократии» отложили в сторону, на время «забыли» свои непримиримые противоречия и разногласия, и оказались в единой антигитлеровской коалиции перед лицом смертельной угрозы победы нацистов. Но противоречия и разногласия никуда не делись, как и внутренняя враждебность и недоверие. Каждая сторона преследовала свои интересы. Главный интерес СССР был обеспечить такую послевоенную конфигурацию границ, чтобы надолго обезопасить себя от новой войны, многократно в истории страны приходившей с Запада. Интересы каждого из западных союзников хотя и различались, в целом состояли в общей задаче ограничить геополитическое продвижение СССР.
Еще в ходе войны у западных стран была тенденция приукрасить свое участие в ней, показать свою значимость. Но были и иные цели - принизить роль СССР, наполнить его образ негативными сторонами, исказить суть, - которые были временно завуалированы общими текущими интересами по разгрому могучего и опасного противника.
Вторая мировая война закончилась, но вскоре началась «холодная война» - десятилетия противостояния стран - еще недавних союзников. И она была немногим менее жестокой и изматывающей, чем Вторая мировая.
Вместе с «холодной войной» (а точнее, в ее контексте) началась и война информационно-психологическая и идеологическая, в которой битва за прошлое, за его осмысление и интерпретацию оказалась среди важнейших. «Сражение за умы» в этом принципиально важном вопросе носило не только «абстрактный» характер, но и всегда имело политическое значение.
Тогда же, в самые первые мирные дни начиналась борьба и за умы людей, в частности за то, как сформировать историческую память о той войне. Западные демократии стремились представить себя, свои армии в самом лучшем свете, умалив при этом роль СССР и его армии, принизив вклад в победу. Пытались (по возможности, ибо еще живы были миллионы участников и свидетелей тех событий) очернить советских воинов-победителей, бросить тень на светлый образ советского воина-освободителя Европы и Азии.
Причина в том, что именно историческая память является ценностной опорой национального самосознания, источником самооценки народа, его самоуважения, а во многом - ценностей и идеалов, определяющих силу нации, ее способность к развитию, к преодолению трудностей и препятствий, способность выдерживать исторические испытания. В этом смысле прошлое (не только в материализованном, вещественном и институциональном, но и в духовном плане) в решающей степени предопределяет настоящее и будущее. Особое значение в этом контексте имеет память о военной истории, поскольку войны, и тем более, мировые, являются апогеем напряжения сил, проверкой «на прочность» стран и исторической состоятельности народов и государств. А в войнах исторической памяти ключевой была война за интерпретацию истории Второй мировой войны, особенно освобождения Европы.
Память о Второй мировой войне весь послевоенный период являлась областью идеологических столкновений и попыток переписать историю в угоду геополитическим и иным интересам стран Запада, которые с самого начала пытались приписать себе основную заслугу в победе над фашистской Германией. Борьба за интерпретацию истории Второй мировой началась еще в ходе войны и вскоре после ее завершения в контексте противостояния двух общественных систем, но приобрела крайнюю остроту в процессе и после распада СССР и всего «соцлагеря».
Причин идейных столкновений вокруг памяти о войне несколько. Первая из них заключалась в значимости той войны для целого ряда военных и послевоенных поколений - и англичан, и американцев, и немцев. Еще более существенное место Вторая мировая война занимала и занимает в российском историческом сознании.
Важным фактором в эволюции исторической памяти была естественная смена поколений. Постепенно уходили непосредственные участники и свидетели событий, и на их место приходили родившиеся после войны, а потому память формировалась все более опосредованно, институционально (через систему образования, СМИ, искусство и т.д.) и в нашей стране, и за рубежом.
В советском обществе институциональное влияние на историческую память было всеохватывающим и, как правило, прямым, в постсоветском - чрезвычайно широким, хотя и косвенным.
Вторая причина борьбы за интерпретацию Второй мировой войны в том, что ее ход и итоги на полвека явились основой для Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства с его двухполюсной конструкцией. Начавшаяся «холодная война» дала старт формированию двухполюсной системы вокруг американского и советского центров силы с соответствующим идеологическим оформлением. Конечно, на Западе использовался прием «замалчивания» и о реальных потерях СССР, и о количестве разгромленных германских дивизий советскими войсками, и о многом другом, что яснее всяческих рассуждений фактами и цифрами свидетельствовало о том, что Восточный фронт был главным фронтом Второй мировой войны, а СССР внес решающий вклад в разгром Третьего рейха. Конечно, в разгар «холодной войны» пытались принизить и извратить значение Победы СССР, его Освободительной миссии для народов Европы. Но все это было в определенных пределах: на Западе интерпретации истории войны, хотя и имели антисоветскую направленность, не переходили некую границу. Ведь общая позитивная память о войне (хотя бы часть этой памяти) при решении текущих проблем являлась позитивным фоном и инструментом «потепления» политического климата во взаимоотношениях, да и вес СССР в международных делах, его авторитет были огромными.
В контексте «холодной войны», вскоре после окончания Второй мировой, развернулась информационно-психологическая война вокруг интерпретации места СССР в ней, в достижении Победы. Главным направлением фальсификации Освободительной миссии Красной армии в период существования СССР было преуменьшить роль СССР как страны-победительницы (отрицать ее было невозможно), по возможности вносить негативные коннотации в оценку Освобождения (начав закладывать базу под подмену концепта «освобождения» концептом «оккупация»). Использовалась Западом и игра на особенностях взаимоотношений СССР с каждой из освобожденных стран, подогревание интереса к непростым ситуациям (например, с Польшей, где Красная Армия потеряла около 600 тыс. жизней, попытки обвинять СССР в том, что не помогли во время Варшавского восстания, поднятого эмигрантским правительством, считавшим СССР вторым врагом после фашистской Германии). Искажению, принижению значения, очернению подвергались многие аспекты роли СССР и Красной Армии в войне, и особенно на ее заключительном этапе, когда происходило освобождение порабощенных нацистами стран и окончательный разгром Германии на ее собственной территории.
Вместе с тем, в период существования СССР попытки «подправить» историю были относительно ограниченными и не ставили под сомнение сами основы интерпретации причин и характера Второй мировой войны, в том числе общих для союзников по антигитлеровской коалиции задач в войне и итогов совместной победы. Никто не ставил под сомнение принадлежность СССР к числу победителей.
Со временем возможности для фальсификаций и манипуляций социальной памятью о войне увеличились. Во время войны и сразу после ее окончания всем было ясно - кто есть кто. Но сменились поколения, и сегодня, в результате разнообразных процессов и факторов, но прежде всего, целенаправленной исторической политики Запада, в большинстве стран состояние исторической памяти, особенно у молодежи, таково, что большинство населения в Европе не знает не только о том, кто был ее освободителем, но даже и победителем во Второй мировой войне. Многие даже не знают - кто с кем и на какой стороне воевал. Это открывает огромные возможности для манипулирования массовым сознанием.
Вследствие распада «социалистической системы» и Советского Союза в той или иной степени подверглись ревизии или «корректировке» все военные события ХХ столетия, и особенно - Вторая мировая война (для России - Великая Отечественная война). Этот процесс затронул все страны: и ведущие державы Запада, и бывшие страны «соцлагеря» в Восточной Европе, и новые государства, прежде входившие в состав СССР, включая постсоветскую Россию.
Но наиболее яростным атакам подверглись представления о Второй мировой войне и Ялтинско-Потсдамская система. Причина заключается в том, что эта система зафиксировала итоги войны и строилась на основе сложившегося тогда соотношения сил в мире. Радикальные изменения этого соотношения к началу 1990-х годов, естественно, поставили под вопрос не только саму систему, но и интерпретацию Второй мировой войны, следствием которой она являлась. Критика стала раздаваться со стороны не только основных побежденных стран и их союзников, но и США, которые остались единственной сверхдержавой и претендуют на принципиально новое место в мире.
Эскалация ревизии исторической памяти началась с конца 1980-х годов. Новый раунд информационно-психологического наступления, а точнее, дезинформации, совпал с происходившей в СССР «перестройкой», а затем крушением и распадом Советского Союза. При этом предметом «переосмысления» оказались инициаторы и виновники войны, характер войны для разных сторон, ход войны, вклад ее участников в Победу, цена Победы, роль руководства и народа, мотивы участия в войне власти и народа, кто являлся победителем, да и была ли сама Победа, и многое другое. После распада СССР беззастенчиво стали переставляться акценты в оценках не только роли участников войны, но и в причинах ее начала и в самом ее характере. Появилась тенденция ставить на одну доску Сталина и Гитлера, Третий Рейх и Советский Союз.
Очень скоро стало ясно, что обвинения Красной Армии в преступлениях против мирного населения Германии и призывы к современной России «осознать и покаяться» знаменуют новый этап борьбы за историю Второй мировой войны и пересмотр в ней роли Советского Союза.
Ключевыми факторами, повлиявшим на историческую память, предопределившими переход ее эволюции в деформацию, а затем и радикальную трансформацию, стали «перестройка» и дальнейший распад СССР, крах двухполюсного мира, превращение США в единственную сверхдержаву и мирового гегемона, выстраивающего глобализацию по-американски.
Атака на историческую память о Второй мировой войне, о роли в ней СССР, в том числе об Освободительной миссии Красной Армии особенно усилилась в период демонтажа советской системы и геополитической катастрофы распада соцлагеря и Советского Союза.
Причина, прежде всего, в капиталистической реставрации с инверсией оценок всех событий социалистического периода в бывших соцстранах.
Другой пласт перемен с конца 1980-х гг. затронул геополитические изменения на карте мира, соотношение сил между государствами и их коалициями. Соответственно, с одной стороны, победители в «холодной войне» получили явное преимущество и в текущей политике, и в возможности продвигать такие свои интересы, которые были нереальны в ранее исторически сложившейся системе международных отношений. С другой стороны, изменились или выявились скрывавшиеся прежде геополитические интересы стран - осколков «соцсодружества» и новых государств, возникших на развалинах СССР, что закономерно привело к попыткам ревизии многих исторических событий и вытекавших из них правовых следствий (в виде фиксированных международными нормами границ и т.д.). Продвижение НАТО на Восток явилось мощным фактором, подкреплявшим эти претензии. Наконец, с третьей стороны, геополитический наследник СССР - Российская Федерация - оказалась в ситуации новых геополитических реалий и возможностей, существенно для нее урезанных.
Таким образом, другая причина - в геополитических изменениях на карте мира, из-за которых Россия стала объектом мощного давления со стороны стран Запада, навязывающего ей роль побежденной в «холодной войне» страны. Ослабленная Россия стала также объектом претензий со стороны соседей - и бывших союзников по соцлагерю, и новых постсоветских государств. Инструментом этих притязаний стала ревизия истории и итогов Второй мировой войны, разрушение героических символов, не только отрицание решающей роли СССР, советского народа и Красной Армии в победе над фашизмом, но и искажение высокого гуманистического смысла Освободительной миссии, ее поругание и осквернение.
Именно радикальные изменения соотношения сил в мире после краха СССР позволили поставить под вопрос интерпретацию Второй мировой войны, следствием которой являлась Ялтинско-Потсдамская система, в целях подрыва моральных, политических и правовых оснований прежних международных отношений. Пересмотр идет со стороны не только побежденных стран, но и США, которые остались единственной сверхдержавой и претендуют на мировую гегемонию.
И война с памятью вновь становится средством наступления на Россию. Некоторые страны, например, в Прибалтике, стали утверждать свою государственность через противопоставление себя России.
Однако фальсификации истории Второй мировой войны имели целью не только подрыв ценностной основы советского общества для его развала. Они продолжились и тогда, когда «победители» в «холодной войне» лихорадочно «осваивали» «советское наследство».
Развал одного из полюсов в конце 1980-х - начале 1990-х гг. вызвал геополитическую катастрофу с трансформацией социально-экономических моделей стран, ранее входивших в советский блок или в состав СССР, встраивание их в Западную цивилизацию с англо-саксонским доминированием, стремлением новых элит этих стран продемонстрировать лояльность новым «сюзеренам», прежде всего, США через «отталкивание» от России, хотя бы и постсоветской, а самого Запада - максимально «освоить» (по возможности присвоить) «советское наследство». Для этого и ранее принижавшаяся и искажавшаяся роль СССР в мировой войне подверглась еще более изощренному искажению и очернению.
После распада «социалистического лагеря» и СССР исчез один из полюсов «холодной войны». И, в общем, не произошло ничего удивительного: победители в «холодной войне» стали формировать и навязывать всему миру свою версию истории.
Вследствие распада «социалистической системы» и Советского Союза подверглись переоценкам все военные события столетия и особенно - Вторая мировая война (для России - Великая Отечественная война), в том числе Освободительная миссия Красной Армии. Кардинально логика формирования Западом памяти о войне не изменилась, но была дополнена некоторыми значимыми, даже принципиально важными моментами.
Во-первых, рухнула расстановка сил, обусловившая Ялтинско-Потсдамское мироустройство. США стремились прибрать к рукам все наследство (геополитическое, экономическое, но также и ценностно-символическое) побежденных, то есть в первую очередь СССР. США, стремившиеся сформировать и закрепить модель однополярного мира, сокрушали остатки международной си- стемы безопасности, созданной Ялтинско-Потсдамскими решениями.
Интерпретация, даже переформатирование исторической памяти стало инструментом достижения целого ряда политических целей: включения в свою орбиту сначала восточно-европейских стран, затем - новых постсоветских государств, ослабление (в том числе и морально-политическое) постсоветской России. Интерпретация исторической памяти о Второй мировой войне стала инструментом утверждения нового курса бывших стран Восточного блока и ряда постсоветских стран (Прибалтики, Украины), доказательства их лояльности заокеанскому сюзерену через демонстрацию враждебности России, утверждение антироссийских версий истории, в том числе фальсификации Освободительной миссии Красной Армии.
Западные версии конца Второй мировой сохранились, но они стали более открытыми, наглыми, откровенно антироссийскими. Версия «новой оккупации» стала доминирующей. Началось не просто забвение и вытеснение памяти о советском солдате-освободителе, а осквернение этой памяти. Удивительно, но даже в тех странах, народы которых были обречены на рабское существование под сапогом Третьего рейха и даже физическое истребление как «недочеловеки» (например, в такой славянской стране как Польша, нация которой была обречена немецкими нацистами на геноцид), в официальной исторической пропаганде доминирующим становится формирование негативного образа советского солдата как «насильника и оккупанта».
То, что решающая роль СССР в освобождении Европы вызывает особо яростную неприязнь у современной политической и околонаучной элиты Запада, не случайно: Европа под предводительством нацистской Германии несла России порабощение, разрушения и смерть, а Красная Армия народам Европы - освобождение и спасение от нацистского рабства. Можно ли такое простить и оста- вить эту миссию незапачканной и неискаженной? Ведь большинство европейских стран было замарано либо прямым союзом с Гитлером, либо, в случае покоренных стран, массовым коллаборационизмом, особенно среди их элиты.
Но и в странах, союзных в то время СССР, еще со времен «холодной войны» вплоть до сегодняшних дней предпочитают переставлять акценты, проводить инверсию с позитивного образа советского воина-освободителя на негативный. Вне России, за рубежом в современной геополитической ситуации желание окончательно переписать историю Второй мировой «под себя» исходит и из государств бывшего «социалистического лагеря», оказавшихся сегодня членами НАТО, и из бывших союзных республик СССР, тяготеющих к Западу, и из стран - бывших противников СССР во Второй мировой войне, и из стран - бывших союзников по Антигитлеровской коалиции.
_______________________________________________________________________________
5. Кейсар Ч., Познер В. Вспоминая войну. Советско-американский диалог. М., 1990. С. 250.
6. Крестовский В. Война и новые идеологические маркеры в англо-американских СМИ // 60-летие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: победители и побежденные в контексте политики, мифологии и памяти. С. 148.
4.1. Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (I)
Оригинал взят у sodaz_ot в 4.1. Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (II)
В освобождённом Белграде
4.1. Историческая память об Освободительной миссии:
механизмы формирования и трансформации (II)
Огромное влияние на историческую память, на оценки минувших военных событий оказывают политические элиты, находящиеся в определенный период у власти и ориентированные во внешней политике на сохранение либо пересмотр итогов Второй мировой войны. В этом процессе, как правило, задействованы текущие геополитические, политические, экономические и другие интересы. В механизмах интерпретационных изменений исторической памяти особую роль играет влияние доминирующих смысловых контекстов общества, особенно его идеологические трансформации.
Например, некоторые народы, чьи страны участвовали в войне на стороне нацистской Германии, в противовес политике правящих в то время режимов стараются подчеркнуть борьбу своих антифашистов. Другие, напротив, пытаются завуалировать и даже оправдать преступления своих соотечественников, сотрудничавших с нацистами, возводят их в ранг национальных героев, как это происходит в прибалтийских государствах, на современной Украине. Но рассматривают их не как предателей, нацистских преступников, а как борцов за национальную независимость, национальные интересы, создавая мифы, ничего общего не имеющие с исторической реальностью. Здесь психологические механизмы используются в конкретных политических целях.
Некоторые из стран гитлеровского блока успели «вовремя» выйти из войны (Финляндия, Болгария, Румыния), а потому их потери были минимальны. Побежденные старались скорее забыть о войне, а также обелить свое участие в ней (несмотря на официальные жесты раскаяния и примирения).
Особо следует рассмотреть вопрос о немецкой исторической памяти о Второй мировой войне и, в частности, об освободительном походе Красной Армии в Европу, в том числе об освобождении Германии от гитлеровского режима.
Германия оказывала ожесточенное сопротивление, особенно на Восточном фронте, подверглась существенным разрушениям, оккупации, выплачивала большие репарации. Нацистские лидеры были осуждены Нюрнбергским трибуналом. Вследствие политики Запада в условиях «холодной войны» Германия была надолго расколота на две части, которые на десятилетия оказались в составе разных военно-политических блоков и социально-экономических систем.
Немецкая нация заслужила то возмездие, которое ее постигло. В главной стране-агрессоре, где действовали оккупационные режимы стран-победителей, заработали еще и механизмы денацификации. И в контексте политики денацификации (хотя и в рамках разных идеологий) и в восточной, и в западных зонах оккупации Германии союзниками по антигитлеровской коалиции официальный дискурс памяти о Второй мировой войне возлагал определенную долю ответственности за военные преступления в период Второй мировой войны не только на гитлеровский режим, но и на немецкий народ. Однако на формирование немецкой национальной памяти о войне (с соответствующими оценками своей роли) действовал ряд факторов, противоположных этой обвинительной направленности «политики памяти» со стороны победителей. Во-первых, включались психологические законы, обусловливавшие неизбежные попытки защиты индивидуальной (и массовой, коллективной, национальной) психики путем вытеснения, «забывания» военных преступлений, путем самооправдания («мы выполняли приказы»), путем присоединения к позитивной стороне («мы тоже жертвы» - нацистского режима, военных действий, насилия со стороны победителей, пострадавшие от оккупации, и т.п.). Во-вторых, происходило это в условиях жесткого противостояния двух миров в «холодной войне», и действовала политическая конъюнктура, позволявшая бывшим западным союзникам (прежде всего, США) сугубо прагматически использовать немецкий человеческий ресурс в борьбе «с Советами», в том числе уводить из-под удара и оправдывать даже очевидных военных преступников, если они «были полезны». Непоследовательность отношения к нацистам и моральная уязвимость подобного подхода неизбежно влияла на массовое сознание немцев, понимавших, что янки неискренни, лукавят, а значит, и немцам можно «прагматически» подходить к памяти о войне. В-третьих, данные противоречия выразились в параллельном существовании как минимум двух дискурсов о войне - официальном и личностно-неформальном. И если государственные, общественные институты более или менее последовательно обличали нацизм и его преступления во время войны, то в массовой психологии претензии к гитлеровскому режиму были в основном в том, что он обещал немцам стать хозяевами мира, но не выполнил обещаний, а вместо этого привел к страданиям, жертвам и национальному унижению. Причем среди доминирующих чувств было сожаление не о том, что Германия своей агрессией и преступлениями принесла страдания сотням миллионам людей и по ее вине погибли десятки миллионов, а что победа была так близка (вермахт стоял и у стен Москвы, и на Волге, и почти дошел до Каспия), но - не удалось (и к этому примешивается удивление - как же так получилось: ведь действовала такая мощная германская машина, а русские, уже выдыхаясь, ее остановили). Конечно, оттенки этих настроений меняются со сменой поколений, но «вектор» их остается. И особенно опасно, что в современной Германии сохранился и размножается вирус нацизма, пробуждающийся и в ряде других стран.
Венгерская память травмирована не только тем, что венгры оказались наиболее последовательными союзниками Гитлера и нацистского режима, осужденного международным трибуналом, но и значительными человеческими потерями в войне, и потерями территорий. Это тоже заслуженное возмездие для агрессоров. Но и в этой стране шел компенсаторный поиск путей смягчения ответственности, минимизации вины, перенесения коллективной ответственности на действовавшую диктатуру, попытки разделения вины с победителями, поиска негатива в действиях войск - освободителей.
Иным были психологические основания о военной памяти в странах-победителях, чья элита и чьи народы были горды своим участием в разгроме поработителей Европы. Их вклад в победу был разным, а принесенные жертвы несопоставимы.
Для США это была «хорошая война»: хотя они и потеряли около 400 тыс. солдат, но эти потери невозможно сравнить с десятками миллионов потерь со стороны СССР. На территории США не велись военные действия, ни один снаряд не упал на американскую континентальную территорию. Большинство американцев о войне «знали», но ее не видели. Война способствовала преодолению последствий Великой депрессии, подняла уровень жизни американцев, которым она «…запомнилась не как леденящий душу ужас, а как этакий лихой налет: ату их, ребята! Война стала почти синонимом удовольствий, денег, занятости, высокой производительности» (5).
После окончания войны память о ней в США, прежде всего, о событиях в Европе, стала довольно быстро «уходить». Более того, американцы постарались поскорее забыть о том, что СССР был их союзником: начиналась «холодная война». И забыли о войне сравнительно легко, в отличие от советских людей, которым постоянно напоминали о ней и разрушенные города и села, и память о погибших почти в каждой семье родственниках, и многочисленные - в каждом городе и почти в каждом селе - памятники погибшим и не вернувшимся с войны.
Англичане, несмотря на немецкие бомбардировки и активные действия на морях, в целом благополучно «отсиделись» на своих островах, избежав оккупации и разрушительных военных действий на территории метрополии. Сравнительно небольшие людские потери Англии еще более смягчались тем, что значительная часть действующей армии состояла из жителей ее колоний.
Франция быстро и легко капитулировала, относительно мало пострадала от оккупации, и ее честь спасли генерал де Голль, да немногочисленные бойцы Движения Сопротивления (в основном под руководством коммунистов). Конечно, экономика Франции пострадала, но разрушения на ее территории, несмотря на то, что там велись бои на заключительном этапе войны, и людские потери были относительно невелики.
Естественно, память о войне в каждой из стран была специфичной и на протяжении послевоенных десятилетий подвергалась существенным трансформациям.
* * *Каковы же основные тенденции эволюции и трансформации исторической памяти об Освободительной миссии Красной Армии?
СССР и Запад были непримиримыми антагонистами на протяжении двух десятилетий советской власти. В предвоенной ситуации с большой вероятностью могло сложиться и так, что фашистский блок и западные демократии могли выступить против него единым фронтом, и лишь советская дипломатия тем самым демонизируемым ныне пактом «Молотова - Риббентропа» поставила точку в интригах «демократов», стремившихся направить агрессию Гитлера на Восток, расколола возможный единый западный блок и немного отсрочила нападение Германии. В результате Гитлер напал на Польшу, затем началась война Германии с Францией и Англией. Тем самым, потенциальные противники СССР превратились в его реальных союзников с нападением Гитлера на СССР. И СССР, и «западные демократии» отложили в сторону, на время «забыли» свои непримиримые противоречия и разногласия, и оказались в единой антигитлеровской коалиции перед лицом смертельной угрозы победы нацистов. Но противоречия и разногласия никуда не делись, как и внутренняя враждебность и недоверие. Каждая сторона преследовала свои интересы. Главный интерес СССР был обеспечить такую послевоенную конфигурацию границ, чтобы надолго обезопасить себя от новой войны, многократно в истории страны приходившей с Запада. Интересы каждого из западных союзников хотя и различались, в целом состояли в общей задаче ограничить геополитическое продвижение СССР.
Еще в ходе войны у западных стран была тенденция приукрасить свое участие в ней, показать свою значимость. Но были и иные цели - принизить роль СССР, наполнить его образ негативными сторонами, исказить суть, - которые были временно завуалированы общими текущими интересами по разгрому могучего и опасного противника.
Вторая мировая война закончилась, но вскоре началась «холодная война» - десятилетия противостояния стран - еще недавних союзников. И она была немногим менее жестокой и изматывающей, чем Вторая мировая.
Вместе с «холодной войной» (а точнее, в ее контексте) началась и война информационно-психологическая и идеологическая, в которой битва за прошлое, за его осмысление и интерпретацию оказалась среди важнейших. «Сражение за умы» в этом принципиально важном вопросе носило не только «абстрактный» характер, но и всегда имело политическое значение.
Тогда же, в самые первые мирные дни начиналась борьба и за умы людей, в частности за то, как сформировать историческую память о той войне. Западные демократии стремились представить себя, свои армии в самом лучшем свете, умалив при этом роль СССР и его армии, принизив вклад в победу. Пытались (по возможности, ибо еще живы были миллионы участников и свидетелей тех событий) очернить советских воинов-победителей, бросить тень на светлый образ советского воина-освободителя Европы и Азии.
Причина в том, что именно историческая память является ценностной опорой национального самосознания, источником самооценки народа, его самоуважения, а во многом - ценностей и идеалов, определяющих силу нации, ее способность к развитию, к преодолению трудностей и препятствий, способность выдерживать исторические испытания. В этом смысле прошлое (не только в материализованном, вещественном и институциональном, но и в духовном плане) в решающей степени предопределяет настоящее и будущее. Особое значение в этом контексте имеет память о военной истории, поскольку войны, и тем более, мировые, являются апогеем напряжения сил, проверкой «на прочность» стран и исторической состоятельности народов и государств. А в войнах исторической памяти ключевой была война за интерпретацию истории Второй мировой войны, особенно освобождения Европы.
Память о Второй мировой войне весь послевоенный период являлась областью идеологических столкновений и попыток переписать историю в угоду геополитическим и иным интересам стран Запада, которые с самого начала пытались приписать себе основную заслугу в победе над фашистской Германией. Борьба за интерпретацию истории Второй мировой началась еще в ходе войны и вскоре после ее завершения в контексте противостояния двух общественных систем, но приобрела крайнюю остроту в процессе и после распада СССР и всего «соцлагеря».
Причин идейных столкновений вокруг памяти о войне несколько. Первая из них заключалась в значимости той войны для целого ряда военных и послевоенных поколений - и англичан, и американцев, и немцев. Еще более существенное место Вторая мировая война занимала и занимает в российском историческом сознании.
Важным фактором в эволюции исторической памяти была естественная смена поколений. Постепенно уходили непосредственные участники и свидетели событий, и на их место приходили родившиеся после войны, а потому память формировалась все более опосредованно, институционально (через систему образования, СМИ, искусство и т.д.) и в нашей стране, и за рубежом.
В советском обществе институциональное влияние на историческую память было всеохватывающим и, как правило, прямым, в постсоветском - чрезвычайно широким, хотя и косвенным.
Вторая причина борьбы за интерпретацию Второй мировой войны в том, что ее ход и итоги на полвека явились основой для Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства с его двухполюсной конструкцией. Начавшаяся «холодная война» дала старт формированию двухполюсной системы вокруг американского и советского центров силы с соответствующим идеологическим оформлением. Конечно, на Западе использовался прием «замалчивания» и о реальных потерях СССР, и о количестве разгромленных германских дивизий советскими войсками, и о многом другом, что яснее всяческих рассуждений фактами и цифрами свидетельствовало о том, что Восточный фронт был главным фронтом Второй мировой войны, а СССР внес решающий вклад в разгром Третьего рейха. Конечно, в разгар «холодной войны» пытались принизить и извратить значение Победы СССР, его Освободительной миссии для народов Европы. Но все это было в определенных пределах: на Западе интерпретации истории войны, хотя и имели антисоветскую направленность, не переходили некую границу. Ведь общая позитивная память о войне (хотя бы часть этой памяти) при решении текущих проблем являлась позитивным фоном и инструментом «потепления» политического климата во взаимоотношениях, да и вес СССР в международных делах, его авторитет были огромными.
В контексте «холодной войны», вскоре после окончания Второй мировой, развернулась информационно-психологическая война вокруг интерпретации места СССР в ней, в достижении Победы. Главным направлением фальсификации Освободительной миссии Красной армии в период существования СССР было преуменьшить роль СССР как страны-победительницы (отрицать ее было невозможно), по возможности вносить негативные коннотации в оценку Освобождения (начав закладывать базу под подмену концепта «освобождения» концептом «оккупация»). Использовалась Западом и игра на особенностях взаимоотношений СССР с каждой из освобожденных стран, подогревание интереса к непростым ситуациям (например, с Польшей, где Красная Армия потеряла около 600 тыс. жизней, попытки обвинять СССР в том, что не помогли во время Варшавского восстания, поднятого эмигрантским правительством, считавшим СССР вторым врагом после фашистской Германии). Искажению, принижению значения, очернению подвергались многие аспекты роли СССР и Красной Армии в войне, и особенно на ее заключительном этапе, когда происходило освобождение порабощенных нацистами стран и окончательный разгром Германии на ее собственной территории.
Вместе с тем, в период существования СССР попытки «подправить» историю были относительно ограниченными и не ставили под сомнение сами основы интерпретации причин и характера Второй мировой войны, в том числе общих для союзников по антигитлеровской коалиции задач в войне и итогов совместной победы. Никто не ставил под сомнение принадлежность СССР к числу победителей.
Со временем возможности для фальсификаций и манипуляций социальной памятью о войне увеличились. Во время войны и сразу после ее окончания всем было ясно - кто есть кто. Но сменились поколения, и сегодня, в результате разнообразных процессов и факторов, но прежде всего, целенаправленной исторической политики Запада, в большинстве стран состояние исторической памяти, особенно у молодежи, таково, что большинство населения в Европе не знает не только о том, кто был ее освободителем, но даже и победителем во Второй мировой войне. Многие даже не знают - кто с кем и на какой стороне воевал. Это открывает огромные возможности для манипулирования массовым сознанием.
Вследствие распада «социалистической системы» и Советского Союза в той или иной степени подверглись ревизии или «корректировке» все военные события ХХ столетия, и особенно - Вторая мировая война (для России - Великая Отечественная война). Этот процесс затронул все страны: и ведущие державы Запада, и бывшие страны «соцлагеря» в Восточной Европе, и новые государства, прежде входившие в состав СССР, включая постсоветскую Россию.
Но наиболее яростным атакам подверглись представления о Второй мировой войне и Ялтинско-Потсдамская система. Причина заключается в том, что эта система зафиксировала итоги войны и строилась на основе сложившегося тогда соотношения сил в мире. Радикальные изменения этого соотношения к началу 1990-х годов, естественно, поставили под вопрос не только саму систему, но и интерпретацию Второй мировой войны, следствием которой она являлась. Критика стала раздаваться со стороны не только основных побежденных стран и их союзников, но и США, которые остались единственной сверхдержавой и претендуют на принципиально новое место в мире.
Эскалация ревизии исторической памяти началась с конца 1980-х годов. Новый раунд информационно-психологического наступления, а точнее, дезинформации, совпал с происходившей в СССР «перестройкой», а затем крушением и распадом Советского Союза. При этом предметом «переосмысления» оказались инициаторы и виновники войны, характер войны для разных сторон, ход войны, вклад ее участников в Победу, цена Победы, роль руководства и народа, мотивы участия в войне власти и народа, кто являлся победителем, да и была ли сама Победа, и многое другое. После распада СССР беззастенчиво стали переставляться акценты в оценках не только роли участников войны, но и в причинах ее начала и в самом ее характере. Появилась тенденция ставить на одну доску Сталина и Гитлера, Третий Рейх и Советский Союз.
Очень скоро стало ясно, что обвинения Красной Армии в преступлениях против мирного населения Германии и призывы к современной России «осознать и покаяться» знаменуют новый этап борьбы за историю Второй мировой войны и пересмотр в ней роли Советского Союза.
Ключевыми факторами, повлиявшим на историческую память, предопределившими переход ее эволюции в деформацию, а затем и радикальную трансформацию, стали «перестройка» и дальнейший распад СССР, крах двухполюсного мира, превращение США в единственную сверхдержаву и мирового гегемона, выстраивающего глобализацию по-американски.
Атака на историческую память о Второй мировой войне, о роли в ней СССР, в том числе об Освободительной миссии Красной Армии особенно усилилась в период демонтажа советской системы и геополитической катастрофы распада соцлагеря и Советского Союза.
Причина, прежде всего, в капиталистической реставрации с инверсией оценок всех событий социалистического периода в бывших соцстранах.
Другой пласт перемен с конца 1980-х гг. затронул геополитические изменения на карте мира, соотношение сил между государствами и их коалициями. Соответственно, с одной стороны, победители в «холодной войне» получили явное преимущество и в текущей политике, и в возможности продвигать такие свои интересы, которые были нереальны в ранее исторически сложившейся системе международных отношений. С другой стороны, изменились или выявились скрывавшиеся прежде геополитические интересы стран - осколков «соцсодружества» и новых государств, возникших на развалинах СССР, что закономерно привело к попыткам ревизии многих исторических событий и вытекавших из них правовых следствий (в виде фиксированных международными нормами границ и т.д.). Продвижение НАТО на Восток явилось мощным фактором, подкреплявшим эти претензии. Наконец, с третьей стороны, геополитический наследник СССР - Российская Федерация - оказалась в ситуации новых геополитических реалий и возможностей, существенно для нее урезанных.
Таким образом, другая причина - в геополитических изменениях на карте мира, из-за которых Россия стала объектом мощного давления со стороны стран Запада, навязывающего ей роль побежденной в «холодной войне» страны. Ослабленная Россия стала также объектом претензий со стороны соседей - и бывших союзников по соцлагерю, и новых постсоветских государств. Инструментом этих притязаний стала ревизия истории и итогов Второй мировой войны, разрушение героических символов, не только отрицание решающей роли СССР, советского народа и Красной Армии в победе над фашизмом, но и искажение высокого гуманистического смысла Освободительной миссии, ее поругание и осквернение.
Именно радикальные изменения соотношения сил в мире после краха СССР позволили поставить под вопрос интерпретацию Второй мировой войны, следствием которой являлась Ялтинско-Потсдамская система, в целях подрыва моральных, политических и правовых оснований прежних международных отношений. Пересмотр идет со стороны не только побежденных стран, но и США, которые остались единственной сверхдержавой и претендуют на мировую гегемонию.
И война с памятью вновь становится средством наступления на Россию. Некоторые страны, например, в Прибалтике, стали утверждать свою государственность через противопоставление себя России.
Однако фальсификации истории Второй мировой войны имели целью не только подрыв ценностной основы советского общества для его развала. Они продолжились и тогда, когда «победители» в «холодной войне» лихорадочно «осваивали» «советское наследство».
Развал одного из полюсов в конце 1980-х - начале 1990-х гг. вызвал геополитическую катастрофу с трансформацией социально-экономических моделей стран, ранее входивших в советский блок или в состав СССР, встраивание их в Западную цивилизацию с англо-саксонским доминированием, стремлением новых элит этих стран продемонстрировать лояльность новым «сюзеренам», прежде всего, США через «отталкивание» от России, хотя бы и постсоветской, а самого Запада - максимально «освоить» (по возможности присвоить) «советское наследство». Для этого и ранее принижавшаяся и искажавшаяся роль СССР в мировой войне подверглась еще более изощренному искажению и очернению.
После распада «социалистического лагеря» и СССР исчез один из полюсов «холодной войны». И, в общем, не произошло ничего удивительного: победители в «холодной войне» стали формировать и навязывать всему миру свою версию истории.
Вследствие распада «социалистической системы» и Советского Союза подверглись переоценкам все военные события столетия и особенно - Вторая мировая война (для России - Великая Отечественная война), в том числе Освободительная миссия Красной Армии. Кардинально логика формирования Западом памяти о войне не изменилась, но была дополнена некоторыми значимыми, даже принципиально важными моментами.
Во-первых, рухнула расстановка сил, обусловившая Ялтинско-Потсдамское мироустройство. США стремились прибрать к рукам все наследство (геополитическое, экономическое, но также и ценностно-символическое) побежденных, то есть в первую очередь СССР. США, стремившиеся сформировать и закрепить модель однополярного мира, сокрушали остатки международной си- стемы безопасности, созданной Ялтинско-Потсдамскими решениями.
Интерпретация, даже переформатирование исторической памяти стало инструментом достижения целого ряда политических целей: включения в свою орбиту сначала восточно-европейских стран, затем - новых постсоветских государств, ослабление (в том числе и морально-политическое) постсоветской России. Интерпретация исторической памяти о Второй мировой войне стала инструментом утверждения нового курса бывших стран Восточного блока и ряда постсоветских стран (Прибалтики, Украины), доказательства их лояльности заокеанскому сюзерену через демонстрацию враждебности России, утверждение антироссийских версий истории, в том числе фальсификации Освободительной миссии Красной Армии.
Западные версии конца Второй мировой сохранились, но они стали более открытыми, наглыми, откровенно антироссийскими. Версия «новой оккупации» стала доминирующей. Началось не просто забвение и вытеснение памяти о советском солдате-освободителе, а осквернение этой памяти. Удивительно, но даже в тех странах, народы которых были обречены на рабское существование под сапогом Третьего рейха и даже физическое истребление как «недочеловеки» (например, в такой славянской стране как Польша, нация которой была обречена немецкими нацистами на геноцид), в официальной исторической пропаганде доминирующим становится формирование негативного образа советского солдата как «насильника и оккупанта».
То, что решающая роль СССР в освобождении Европы вызывает особо яростную неприязнь у современной политической и околонаучной элиты Запада, не случайно: Европа под предводительством нацистской Германии несла России порабощение, разрушения и смерть, а Красная Армия народам Европы - освобождение и спасение от нацистского рабства. Можно ли такое простить и оста- вить эту миссию незапачканной и неискаженной? Ведь большинство европейских стран было замарано либо прямым союзом с Гитлером, либо, в случае покоренных стран, массовым коллаборационизмом, особенно среди их элиты.
Но и в странах, союзных в то время СССР, еще со времен «холодной войны» вплоть до сегодняшних дней предпочитают переставлять акценты, проводить инверсию с позитивного образа советского воина-освободителя на негативный. Вне России, за рубежом в современной геополитической ситуации желание окончательно переписать историю Второй мировой «под себя» исходит и из государств бывшего «социалистического лагеря», оказавшихся сегодня членами НАТО, и из бывших союзных республик СССР, тяготеющих к Западу, и из стран - бывших противников СССР во Второй мировой войне, и из стран - бывших союзников по Антигитлеровской коалиции.
_______________________________________________________________________________
5. Кейсар Ч., Познер В. Вспоминая войну. Советско-американский диалог. М., 1990. С. 250.
6. Крестовский В. Война и новые идеологические маркеры в англо-американских СМИ // 60-летие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: победители и побежденные в контексте политики, мифологии и памяти. С. 148.
4.1. Историческая память об Освободительной миссии: механизмы формирования и трансформации (I)