За что борьба?
Кто-то думает, что на Украине дело зашло в тупик. А это не просто тупик, это возвращение к внутренней политике. К тупой внутренней политике, если угодно, или к внутренней политике, традиционно рассматриваемой в качестве тупика. Тупик не на Украине, тупик (был, есть, будет ли?) - он вон тут.
Политтехнологическая стратегия горизонтальных противопоставлений, то есть изобретения врага, принятая на вооружение в 2012 г., со времен Уралвагонзавод-Болотного антагонизма, вообще, заводит. В данном случае она завела туда, где мы.
Коли вступили на этот путь, не всегда предсказуемо, кого мы захотим назначить украинцами на следующем этапе. Но в предпоследнем случае мы явно расщедрились. Вместо того, чтобы произвести соседей в русские, мы сделали их теми, кто они есть, хотя когда-то было известно, что мы один народ, а их диалект языка отличается от нашего не больше, чем баварский от швабского. Мы шли навстречу врагу, а столкнулись нос к носу со своими. Мы уперлись себе в лоб. И дальше повестку дня диктует только внутренняя слабость: слабость сырьевой экономики, слабость отечественной промышленности, бессмысленность финансовой системы, существующей не для стимулирования экономического роста, а ради того, чтобы Греф похвалялся эффективностью своего менеджмента и высокими прибылями Сбербанка - в конечном счете, продолжая, слабость политическая, идеологическая, интеллектуальная, национальная.
В максимальном изобилии мы имеем сейчас на Украине (и за ее пределами) не ненависть к России и русским по этническим мотивам. Несколько упрощая, можно сказать, что спор идет о Путине (который в глубине метафизики событий ведет его с самим собой). Русскими себя называют те, кто за. Хохлами те, кто против: они даже русский язык готовы разучить только за то, что на нем разговаривает Путин. А если в какой-то момент были вызваны на подмогу крестьяне из прикарпатских сел, ну это же понятно: они там единственные дикари. Путин бы, возможно, пригласил на помощь чеченов, а те там местные чечены. Но это не делает Путина чеченом, а Порошенко бандеровцем. Первичен спор о власти, о ее сущности и природе. В нем и кристаллизуется, кто русский, кто нет.
Продолжение
Политтехнологическая стратегия горизонтальных противопоставлений, то есть изобретения врага, принятая на вооружение в 2012 г., со времен Уралвагонзавод-Болотного антагонизма, вообще, заводит. В данном случае она завела туда, где мы.
Коли вступили на этот путь, не всегда предсказуемо, кого мы захотим назначить украинцами на следующем этапе. Но в предпоследнем случае мы явно расщедрились. Вместо того, чтобы произвести соседей в русские, мы сделали их теми, кто они есть, хотя когда-то было известно, что мы один народ, а их диалект языка отличается от нашего не больше, чем баварский от швабского. Мы шли навстречу врагу, а столкнулись нос к носу со своими. Мы уперлись себе в лоб. И дальше повестку дня диктует только внутренняя слабость: слабость сырьевой экономики, слабость отечественной промышленности, бессмысленность финансовой системы, существующей не для стимулирования экономического роста, а ради того, чтобы Греф похвалялся эффективностью своего менеджмента и высокими прибылями Сбербанка - в конечном счете, продолжая, слабость политическая, идеологическая, интеллектуальная, национальная.
В максимальном изобилии мы имеем сейчас на Украине (и за ее пределами) не ненависть к России и русским по этническим мотивам. Несколько упрощая, можно сказать, что спор идет о Путине (который в глубине метафизики событий ведет его с самим собой). Русскими себя называют те, кто за. Хохлами те, кто против: они даже русский язык готовы разучить только за то, что на нем разговаривает Путин. А если в какой-то момент были вызваны на подмогу крестьяне из прикарпатских сел, ну это же понятно: они там единственные дикари. Путин бы, возможно, пригласил на помощь чеченов, а те там местные чечены. Но это не делает Путина чеченом, а Порошенко бандеровцем. Первичен спор о власти, о ее сущности и природе. В нем и кристаллизуется, кто русский, кто нет.
Продолжение