Топорное возвращение к внутренней политике
Перевброс Стрелкова на внутренний фронт требует объяснений.
Короткий обзор произошедшего. Для Путина осознаваемой стратегической целью являлась Украина. Или вся, или ее значительная часть. Неявная цель - запуск и отладка идеологических, политических и экономических систем, способных привести к решению этой задачи хотя бы и в более отдаленном будущем. Стукнуться головой о стену, чтобы стряхнуть дремоту и осознать: собственную слабость и, отталкиваясь от нее, собственную силу - которая затем должна перейти из головы в плечи и руки, реализоваться в качестве проекта.
Немедленный успех натиска на запад, как и следовало ожидать, оказался невозможным. Тылы подвели.
Тылы подвели под имперскую операцию собственное видение событий, основной посыл которого отправлял по несуществующему адресу и номинировал пределом мечтаний бессмысленный захват пары никому ненужных областей соседнего государства. Положение дел фантасмагорично описывалось как образование новой министраны, гордо швыряющей вызовы западному и восточному соседям. Субъект, проводивший операцию, демонтировался. Риторика в адрес Путина имела агрессивно враждебную направленность. Люди утверждали, что им очень нравятся результаты действий, но крайне не по душе их фактический автор, без которого на украинском направлении вообще всё закончилось бы ничем, не успев начаться.
Противопоставление результатов действия действующей силе соответствует левой архетипической модели, о которой неоднократно говорилось на страницах этого блога. Левый комплекс самоотрицания, разрушения собственных источников, модель силы, агрессивно направленной против самой себя, утилизированной в пользу слабых. Таков общий метафизический диагноз феномена, восходящий к различению левого и правого. Политический диагноз выявляет в логике коллективного Ольшанского логику Запада, как бы это ни оспаривалось антикапиталистическими и антинатовскими инвективами. Для Запада «восставшие русские» опасны, потому что их может использовать Путин (или, далее, потому что это и есть Путин). Для Ольшанского «восставшие русские» хороши, потому что их можно использовать против Путина (что далее по факту становится использованием Путина против «восставших русских»). Конкуренция двух тактик в рамках единой стратегии. Два разных способа нейтрализовать Путина и «восставших русских». И то я бы добавил, что Запад стремится поставить Путина на место - агрессора и субъекта, а коллективный Ольшанский - убрать его (оттуда), что гораздо хуже за очевидным отсутствием другого.
Подобная риторика исключает возможность победы. Однако заметим еще для полноты картины, что троцкистский «антиолигархический» пафос Дугина, настойчивые приглашения «открыть огонь по штабам» немногим лучше. Вот и kosarex указывает на противоречия революционного описания реальности. Во всех упомянутых кейсах проектируется не синтез субъекта, а его агрессивный распад. Шизофреническая расщепляющая логика противопоставлений была введена в оборот самим же Кремлем, но естественным образом она к нему же и возвращается. Он теряет способность функционировать в пространстве, сформированном этой логикой. Его удары становятся ватными. Словно во сне.
Как надо понимать анонсированное через Стрелкова возвращение к внутренней политике, к которому (возвращению, а не содержанию анонса) всё шло (см. последнюю приведенную выше ссылку)?
Версия первая. В тылу наступающей армии не должно быть Мити Ольшанского. Троцкистов надо уничтожить, как это перед войной сделал Сталин: все те в штабах, кто хотя бы иногда тешился популистской мыслью пострелять по штабам, были отправлены подальше. В данной парадигме режим исправляет критические замечания, затыкая рты критиков свинцом, крепчая и суровея, впитав их кровь.
Версия вторая: речь ведется не персонально о «критиках», а сознательно «вообще». Неназванный и не до конца идентифицированный враг еще лучше, он бодрит и отвлекает эффективнее, чем названный, сохраняя элемент игры. Если джекпот пока не состоялся, ставки повышаются, напряжение критически нарастает. Но в этой версии неизбежная и отложенная казнь лишь набирает размах, постепенно достигая такого масштаба ожиданий, который может удовлетворить лишь самая значительная жертва. Анонимность угроз мобилизует, порой катастрофически - вспомним речь Робеспьера в Конвенте 8 термидора.
Впрочем, существует еще одна возможность. Уничтожение врагов вместо системных решений - это заведомо ущербная повестка там, где должна быть качественная и осмысленная программа изменений. Многие хотят свести всё именно к этому упрощению: постреляли вперед, понравилось, потом давайте налево, потом направо, ну и в конце концов куда-то в направлении самих себя, раз еще патроны остались. Такое возвращение к внутренней политике дефективно по определению: по сути это внешняя политика, тупо перенесенная внутрь, то есть паллиатив, не дающий выигрыша качества. Сказав себе это, можно пойти правильным путем.
Короткий обзор произошедшего. Для Путина осознаваемой стратегической целью являлась Украина. Или вся, или ее значительная часть. Неявная цель - запуск и отладка идеологических, политических и экономических систем, способных привести к решению этой задачи хотя бы и в более отдаленном будущем. Стукнуться головой о стену, чтобы стряхнуть дремоту и осознать: собственную слабость и, отталкиваясь от нее, собственную силу - которая затем должна перейти из головы в плечи и руки, реализоваться в качестве проекта.
Немедленный успех натиска на запад, как и следовало ожидать, оказался невозможным. Тылы подвели.
Тылы подвели под имперскую операцию собственное видение событий, основной посыл которого отправлял по несуществующему адресу и номинировал пределом мечтаний бессмысленный захват пары никому ненужных областей соседнего государства. Положение дел фантасмагорично описывалось как образование новой министраны, гордо швыряющей вызовы западному и восточному соседям. Субъект, проводивший операцию, демонтировался. Риторика в адрес Путина имела агрессивно враждебную направленность. Люди утверждали, что им очень нравятся результаты действий, но крайне не по душе их фактический автор, без которого на украинском направлении вообще всё закончилось бы ничем, не успев начаться.
Противопоставление результатов действия действующей силе соответствует левой архетипической модели, о которой неоднократно говорилось на страницах этого блога. Левый комплекс самоотрицания, разрушения собственных источников, модель силы, агрессивно направленной против самой себя, утилизированной в пользу слабых. Таков общий метафизический диагноз феномена, восходящий к различению левого и правого. Политический диагноз выявляет в логике коллективного Ольшанского логику Запада, как бы это ни оспаривалось антикапиталистическими и антинатовскими инвективами. Для Запада «восставшие русские» опасны, потому что их может использовать Путин (или, далее, потому что это и есть Путин). Для Ольшанского «восставшие русские» хороши, потому что их можно использовать против Путина (что далее по факту становится использованием Путина против «восставших русских»). Конкуренция двух тактик в рамках единой стратегии. Два разных способа нейтрализовать Путина и «восставших русских». И то я бы добавил, что Запад стремится поставить Путина на место - агрессора и субъекта, а коллективный Ольшанский - убрать его (оттуда), что гораздо хуже за очевидным отсутствием другого.
Подобная риторика исключает возможность победы. Однако заметим еще для полноты картины, что троцкистский «антиолигархический» пафос Дугина, настойчивые приглашения «открыть огонь по штабам» немногим лучше. Вот и kosarex указывает на противоречия революционного описания реальности. Во всех упомянутых кейсах проектируется не синтез субъекта, а его агрессивный распад. Шизофреническая расщепляющая логика противопоставлений была введена в оборот самим же Кремлем, но естественным образом она к нему же и возвращается. Он теряет способность функционировать в пространстве, сформированном этой логикой. Его удары становятся ватными. Словно во сне.
Как надо понимать анонсированное через Стрелкова возвращение к внутренней политике, к которому (возвращению, а не содержанию анонса) всё шло (см. последнюю приведенную выше ссылку)?
Версия первая. В тылу наступающей армии не должно быть Мити Ольшанского. Троцкистов надо уничтожить, как это перед войной сделал Сталин: все те в штабах, кто хотя бы иногда тешился популистской мыслью пострелять по штабам, были отправлены подальше. В данной парадигме режим исправляет критические замечания, затыкая рты критиков свинцом, крепчая и суровея, впитав их кровь.
Версия вторая: речь ведется не персонально о «критиках», а сознательно «вообще». Неназванный и не до конца идентифицированный враг еще лучше, он бодрит и отвлекает эффективнее, чем названный, сохраняя элемент игры. Если джекпот пока не состоялся, ставки повышаются, напряжение критически нарастает. Но в этой версии неизбежная и отложенная казнь лишь набирает размах, постепенно достигая такого масштаба ожиданий, который может удовлетворить лишь самая значительная жертва. Анонимность угроз мобилизует, порой катастрофически - вспомним речь Робеспьера в Конвенте 8 термидора.
Впрочем, существует еще одна возможность. Уничтожение врагов вместо системных решений - это заведомо ущербная повестка там, где должна быть качественная и осмысленная программа изменений. Многие хотят свести всё именно к этому упрощению: постреляли вперед, понравилось, потом давайте налево, потом направо, ну и в конце концов куда-то в направлении самих себя, раз еще патроны остались. Такое возвращение к внутренней политике дефективно по определению: по сути это внешняя политика, тупо перенесенная внутрь, то есть паллиатив, не дающий выигрыша качества. Сказав себе это, можно пойти правильным путем.