Контрреволюционная ситуация в России. Часть 1.
Большая часть проблем в стране так или иначе возводится к затянувшейся с 90-х годов «революционной ситуации», которую давно пора свести на нет. Интересно, многие ли из тех, кто пишет негодующие посты в адрес коррумпированного МВД, пытался понять мотивы, которыми руководствуются наши соотечественники, трансформируясь в злобных и агрессивных «стражей беспорядка». Если присмотреться, в основе в точности тот же самый зуд социального протеста, который движет и «антиментовскими авторами», и так называемыми «приморскими партизанами», и любыми ненавистниками «олигархического режима», коих в ЖЖ немеряно.
Человек из не самого высокого социального слоя идет на ментовскую зарплату, потому что никуда больше его не возьмут, однако с чьей-то подачи считает это «несправедливым» (это - то есть и «нищенскую» зарплату, и то, что его «никуда не возьмут»). Маму и папу он в этом, естественно, не обвиняет. Вместо того он начинает революционно мстить тем, кто в его глазах олицетворяет «несправедливое» общество и социальный порядок, то есть попросту говоря всем, кто под руку попадется, когда у него плохое настроение. Кажется, вы хотите сказать, что это он для нас должен олицетворять социальный порядок… Ну-ну… Должен… Но где же взять в России вообще, особенно в современной России, надлежащее количество людей, которые относятся к себе настолько пафосно, что готовы «олицетворять социальный порядок»? Нашим людям делать это скромность не позволяет. У нас «порядок» всегда где-то «вовне».
Так вот и получается, что Путин, раскулачивающий олигарха, чтобы подогреть электорат реакцией «социального протеста», оборачивается ментом, который раскулачивает этот же самый электорат, «богатенький» в его бедных глазах, потому что до других ему не дотянуться. Скажете, если дело в «протесте», то как же начальники отделений, по непроверенным слухам, покупающие должности за большие суммы? А это такая же в точности типичная революционная номенклатура, которая наросла поверх протестного движения, какую мы видели в КПСС, какая имела место в верхах американских профобъединений, зачастую друживших с мафией.
Итак, социальный протест против социального протеста. У нас все, куда ни глянь, недовольны, все социально протестуют, вплоть до олигархов, выводящих деньги за границу. Все социально протестуют против кого? По сути, в конечном счете, против себя же. Социального протеста так много, что он противоречит сам себе, постепенно сводясь к самоопровержению. Но вообще-то такое окончательное самоопровержение социального протеста называется революцией. Если «это мы уже проходили», давайте разбираться, откуда берутся революционные ситуации, почему общество опаснейше перегружено протестными настроениями, из какого источника они искусственно «накачиваются» и как с ними бороться.
1.
В продолжение немного общих, но полезных слов. Революции случаются там и тогда, где и когда устойчивое эволюционное развитие становится невозможным. Устойчивое эволюционное развитие, иначе, не лишним будет заметить, называемое модернизацией (идея непрерывного прогресса и идея «модерна» практически тождественны) имеет место благодаря тому, что у общества есть дееспособный авангард, сильная, осознающая себя и свою ответственность элита.
Элита всегда раздираема внутренними противоречиями, поскольку состоит по определению из людей и групп, которым свойственна высокая степень активности. Слабость элиты в большинстве случаев проявляется в неспособности преодолеть эти противоречия, подняться над ними. При этом неблагоприятном сценарии элита распадается, сначала в собственном самосознании, а затем в социально-политическом пространстве на «элиты», которые стремятся свести друг с другом счеты, для чего снижают социальную управляемость, допускают или искусственно вызывают на сцену массы, устраивают большой погром и, в итоге, погнавшись за частью, теряют почти все.
Обратимся к истории. Римский нобилитет на рубеже тысячелетий демонстрировал агрессивную замкнутость, в частности, неготовность интегрировать в себя региональную элиту. За этим стояло снижение уровня самосознания знати в сравнении с теми добрыми временами, когда сенатская аристократия смогла включить в себя выдающиеся плебейские или даже (в еще более отдаленном прошлом) иногородние роды. Не много времени потребовалось, чтобы этот якобы замкнувшийся на себе аристократический круг распался на несколько группировок, ради выяснения отношений между собой ввергнувших римский мир в серию кровавых гражданских войн. В этих войнах знать проиграла сама себе, отдав власть псевдодемократической народной партии во главе с представителями знатнейшего рода Юлиев (возводившего свое происхождение к богам), а затем не менее знатного рода Клавдиев. Сформировался популистский режим антиаристократического террора, демонстративных конфискаций и показательных процессов с подставным правосудием. Окончательное отстранение традиционной знати от рычагов управления (2-я половина 1-го века н. э.) продолжилось нашествием новых и случайных людей, часто вчерашних рабов, духовно-культурной деградацией римского общества, а затем и его политическим упадком (со 2-й половины 2-го в. н. э.)
А вот предреволюционная Франция 18 века. Вклад аристократических кругов в подготовку 1789 г. едва ли можно оценить иначе, чем как очень значительный. Речь не только о предательской позиции офицерского корпуса или роли, которую такие люди, как Лафайет и Мирабо сыграли на ранней стадии революции, чтобы затем оказаться лишними. Борьба придворных группировок за дискредитацию друг друга и королевской власти вызвала к жизни события, которые в конечном счете привели к утрате дворянством своего лидирующего социального положения и заметной убыли населения Франции. Если же еще вспомнить последовательность действий самой королевской власти, начавшей процесс самоупразднения в разгар своего «золотого века» путем промоутирования класса собственных могильщиков и принижения класса, вершиной которого она являлась… Отделение королевской главы от тела только завершилось в 1793 г., а началось оно еще при Людовике XIV.
Непреодоленные противоречия внутри правящего класса России начала XX века запустили маховик дестабилизации, который, постепенно раскручиваясь, остановился не раньше, чем перемолол миллионы жизней и значительную часть национального достояния. Как правило, оказывается, что если «верхи» «не могут», то «не могут» они потому, что «смогли» в другом месте: слишком много сил растрачено вхолостую на борьбу внутри себя, то есть с самими собой или своим отражением в зеркале. Все проблемы - от того, что верхи слишком ограниченно и узко мыслят (= само-утверждают) самих себя. Последствия такой близорукости и потерянных усилий, обусловленных ею, крайне тяжелы. У элиты может быть только один недостаток - недостаток воли к власти, дефицит жизненной силы: той способности усваивать новое, снова и снова утверждать себя вовне в меняющихся условиях, которая обеспечивает рост живого социального целого. Когда этот недостаток проявляется и ослабевшие руки теряют штурвал, наступают темные времена примитивизма и игры без правил. Это социальная ядерная зима, переходная эпоха, когда чувствуют себя в выигрыше лишь крысы и одичавшие псы. Неважно, бродят ли последние большими стаями или малыми, охотятся на крыс или находятся в симбиозе с ними, суть при этом не меняется. Властный долг элиты в самой крайней и упрощенной формулировке - не допустить падения в Dark Ages.
2.
Я это к чему? К тому, что вот и сегодня тоже интересно наблюдать за поведением власти, которая бодро пилит сук, на котором сидит, равно как и за гражданами, стоящими внизу, подставив лбы, в злорадном ожидании.
Революция не есть оптимальный способ компенсировать слабость элиты. Слишком много побочных эффектов, крови и издержек. Но, главное, - это не технологично в хорошем смысле данного слова. Очередной русский аврал совсем не стоит того, чтобы возводить его в принцип. Непонятен радостный энтузиазм политических публицистов (М. Калашников, А. Фурсов), с катастрофическим блеском в глазах выкликающих «новую опричнину» под предлогом того, что это единственное и не раз проверенное средство подтянуть «за шкирку», привести к соответствию требованиям дня страну, постоянно норовящую отстать. Надо торопиться с чрезвычайными мерами, нам опять жутко не хватает времени. И так уже 600 лет, говорят апологеты этой теории, особо подчеркивая ее «проверенность веками». С подобным бы энтузиазмом искать нам способ сойти с аттракциона, вместо того, чтобы развлекаться заходом на четвертый круг... Гораздо больший интерес представляет задача понять, что именно надо корректировать в основах российской ментальности, если столетие за столетием воспроизводится одна и та же история бессилия традиционной элиты, вследствие чего на безрыбье уже и раки начинают казаться рыбой, а одичавшие псы шастают по алтарям.
Тучи, которые сгущаются последние годы, все чаще побуждают многих вспомнить «об истоках» - как оно было когда-то, десять лет назад, когда тоже было трудно, но ничего, как-то же справились. Вот и сам Путин, кажется, практически инстинктивно заговорил о «первом сроке», неожиданно для себя столкнувшись лицом к лицу с оппозицией, которая напомнила о хаосе, нарастающем в стране:
«Когда я отвечал Юрию на вопрос, я сформулировал свою позицию. Если Вы помните, меня тогда критиковали за это, я еще в начале 2000-х годов говорил о диктатуре законов. Я до сих пор считаю, что это правильное словосочетание. Имеется в виду соблюдение закона всеми - и властями, и рядовыми гражданами, представителями различных органов власти и управления.»
С одной стороны, у многих возникает ощущение, что «воз и ныне там», задачи, которые казались решенными 7 - 10 лет назад, вновь актуальны как никогда. Это значит, у главного действующего лица появляется дополнительный стимул «начать с начала»: вернуться в разгар смуты и парой крепких выражений/ритуальных действий погасить пожар. С другой стороны возникают вопросы, что было сделано не так, почему предложенные решения обнаружили неэффективность, и хорошо ли, если «повторится все как встарь». Вот, например, Михаил Бударагин говорит, что «растет запрос на возвращение духа «первого срока Путина» и констатирует:
«Российское общество на новом витке вновь сталкивается с проблемой 1999 года, когда на крик «Наведите же порядок!» Путин последовательно ответил усмирением Чечни, делом ЮКОСа и «мюнхенской речью»»
«Наведение порядка» средствами «первого срока», говорит далее Бударагин, настолько нерезультативно, что запрос «общества» на данную «услугу» сегодня острее, чем когда-либо; главное, ради чего был нужен ему Путин, все еще не выполнено. Это, конечно, в какой-то мере устраивает часть тех, кто хотел бы увековечить Путина в качестве лидера, потому что может интерпретироваться как хороший предлог задержаться. Но насколько уважительно они думают о Путине?
Путину приписывается тип руководителя, который создает не систему, а - сознательно - антисистему, замыкая ее на себя как исключительную внешнюю инстанцию, монополизирующую принятие решений, который не в состоянии настроить работу социальной корпорации так, чтобы механизм функционировал не просто четко, но обеспечивал рост и развитие, приближаясь к состоянию организма… В бизнесе такой руководитель считается слабым: это дешевый и неправильный способ доказать собственную значимость (решать правой рукой проблемы, которые сам же и создаешь левой). Озабоченные незаменимостью подлежат замене в первую очередь. По сути, здесь мы наблюдаем ту же опричную методологию самоутверждения силы на искусственно слабом внешнем фоне: «сила как исключительное проявление традиционной слабости» или «слабость как нетрадиционная форма проявления силы, исключающей себя из правила и системы». Правой системе силы в обоих случаях противостоит левая антисистема слабости, которой очень хочется быть похожей на силу.
Характерно, что Калашников и Фурсов отличают свою рецептуру от «плана Путина» как надлежащую опричнину от ненадлежащей, отнюдь не отказывая режиму, каким они его видят, во внутреннем «опричном» родстве. Фактически, их критика режима предупреждает его об опасности, наглядно представляя, каким образом «опричнина», сделавшись стилем власти, сама себя же «опричниной» и опровергает. Это к теме того сука (см. выше), который удобнее всего пилить, когда на нем сидишь. Несистемная оппозиция, которая на самом деле гораздо многочисленнее публики, собирающейся на митингах, - продолжение и порождение несистемной власти: очевидная конкретизация тезиса о том, что революции инициируются внутри правящего слоя.
Описывая «общественный запрос на порядок», М. Бударагин чуть позже добавляет к сказанному, комментируя встречу Д. Медведева с руководством «ЕР»:
«совершенно не очевидно, что опора на пенсионеров и бюджетников поможет партии власти сохранить лидерство и впредь».
Опора на дачников так же слаба и неубедительна, хочется пополнить коллекцию ненадежных элементов под впечатлением легендарного диалога Путин-Шевчук. Вот здесь речь идет об этом же. Сам по себе запрос на наведение порядка, выданный теми, кого у нас принято величать «простыми людьми», не сделает погоды. Да это «ну пусть уже кто-то что-то сделает, чтоб нам было хорошо» и не есть запрос на порядок вообще. Любой «порядок» извне - источник коррупции. В представлении маленького человека порядок - это возможность гарантированно украсть по маленькому, потому что с маленького человека какой спрос? - или по большому, если получится дорваться до власти со своими представлениями, как это часто получается во время революций. Важнее то, отражает ли стон народный запрос на наведение порядка, формирующийся изнутри правящего слоя. Если отражает (отражает, стимулирует или что-то там еще, разница не настолько существенна), - перспективы есть.
М. Бударагин считает, что будущее за теми, кто
«…объяснит, как сделать так, чтобы чиновники не брали взятки, а прокурорши без обращений на всю страну не избегали бы наказания».
При этом он отмечает различие между целями «наведения порядка» и «модернизации», тогда как в упомянутом тексте утверждалось, что достижение обеих целей можно описать в рамках концепции становления «правящего слоя», причем в отношении того, «как сделать, чтобы чиновники не брали взяток» это единственное возможное описание. Никакие внешние способы «заставить их не воровать», которыми заполнен интернет, не помогут. Идущий из недр сети поток истеричных кричалок, они же революционные призывы к самим себе, сводится к вариациям на темы двух глубоких идей. Первая: «дайте же нам, мы не такие, мы лучше» (то есть как в анекдоте про изнасилование несовершеннолетней «лучше уж мы, чем какие-то подлецы»). Вторая: «надо их менять как можно чаще» (то есть: «сделаем временщиков еще более временными!»).
Забегая вперед, скажем, что трансформация «ворующего слоя» в «правящий слой» состоится при соблюдении нескольких условий, одно из которых (необходимое, но не достаточное) - преодоление второсортно-негативного ценностного статуса бизнеса и людей бизнеса. Этот статус был закреплен в 2000-е годы ритуальным процессом над Ходорковским в угоду завистливо-левому «большинству». С тех пор, выстроив кривую, как знак вопроса, «вертикаль власти» в обход пространства власти, которое занимает бизнес, политическое руководство имеет счастье пытаться напрямую и в одиночку взаимодействовать со стихией народной любви к «справедливости» с привкусом крови.
Часть 2. Часть 3.