5. Воля
PREV | NEXT
содержание
5.2. Произвольное действие
Ответственность за погоду
Механизм выполнения участи
История произвольности
Человеческий глаз
Генезис произвольных движений давно стал предметом экспериментальных исследований в психологии. Большой интерес для нас представляют исследования, проведенные под руководством советского психолога А. В. Запорожца. Предметом этих исследований служило превращение движений внутренних органов, несущих вегетативную функцию, в движения произвольные. Запорожец в своей книге «Развитие произвольных движений» описывает эксперименты сотрудницы М. И. Лисиной на материале вазомоторных реакций. Процессы, воспроизводимые в подобного рода экспериментах, являются аналогом процессов, происходящих при освоении обычных движений. Можно надеяться, что анализ подобных опытов прольет свет на инструменты такого освоения.
Вазомоторная реакция (сужение или расширение кровеносных сосудов) не относится к тем реакциям, которыми мы по обыкновению можем сознательно управлять. Афферентные импульсы, идущие от вазомоторов, не осознаются и не несут условного сигнального значения. Между тем сужение или расширение кровеносных сосудов является непроизвольной реакцией на различные факторы. В описываемом эксперименте, например, было использовано то обстоятельство, что у некоторых испытуемых сосудорасширяющее действие вызывалось светом электрической лампы.
В опытах М. И. Лисиной была поставлена задача приобретения условного сигнального значения вазомоторной реакцией. В качестве отрицательного подкрепления использовался электрический ток:
«Эксперимент производился следующим образом. На 20 с включался свет электрической лампочки. Как только применение такого индифферентного раздражителя приводило к сужению сосудов, в указательный и безымянный пальцы левой руки испытуемого давался удар электрического тока, вызывавший болевое ощущение. В тех случаях, когда свет не давал сосудосуживающего рефлекса или же наблюдалась нулевая реакция (что встречалось довольно часто вследствие чрезвычайной неустойчивости сосудистых реакций), отрицательное подкрепление электрическим током отменялось». [11, 36]
Ожидалось, что в условиях проводимого эксперимента сосудосуживающая реакция на свет затормозится или даже выработается парадоксальная для этих обстоятельств сосудорасширяющая реакция. Несмотря на большое количество сочетаний, сосудорасширяющая реакция не вырабатывалась.
В следующих экспериментальных сериях вводилась дополнительная сигнализация. Так, вазомоторная реакция, зафиксированная плезмографом, выводилась на звуковой генератор, тон которого изменялся в точном соответствии с изменением объема сосудов. У всех испытуемых в этой серии вырабатывалась условная парадоксальная реакция.
Запорожец пишет:
«Несмотря на то, что выработанная реакция не осознавалась испытуемыми или осознавалась недостаточно отчетливо, в дальнейшем при введении некоторых дополнительных условий она могла быть вызвана с помощью словесного приказа». [11, 40]
После того как испытуемым поясняли, что изменение тона генератора связано с «их собственными» реакциями, им давали инструкцию на повышение или понижение тона. С поставленной задачей справились почти все испытуемые. Таким образом, тут можно говорить о формировании произвольного управления своими вазомоторными реакциями.
Эти эксперименты интересны и поучительны. В нашем языке не существует специальных слов для описания своих вазомоторных реакций. Сложно себе представить, как должна звучать инструкция на расширение сосудов (в описании опыта речь идет об инструкции на повышение тона звукогенератора). Предложение «Расширьте свои сосуды» являлось бы очень странным даже для человека, имеющего научное представление о вегетативных функциях, и оказалось бы осмысленным лишь в условиях научного эксперимента. Однако, как мы видим, при определенных обстоятельствах слова могут стать знаком и действующей причиной в формируемой тут практике. Эти знаки могли бы приобрести смысл в рамках некоторой культуры.
Врач говорит нам: «Поднимите руку». Мы выполняем указанное действие осознанно (то есть сами). Мы можем сказать вслух (или про себя) «Хорошо», тем самым взяв на себя ответственность за поднятие руки. Нечто подобное происходит в опыте по расширению сосудов. В этих опытах мы прежде всего видим попытку выстроить совместную деятельность, предметом которой стали бы вазомоторные реакции. Звук генератора является для нас привычной вещью. Мы могли бы принять решение о повышении тона. Но мы знаем также, что сделать это не так легко, и мы не согласились бы списать свою неудачу на слабость воли. Фактически нам не хватает механизма исполнения участи. В эксперименте осуществляется попытка сформировать такой механизм.
Обратим внимание на следующее обстоятельство. В ходе эксперимента было замечено, что испытуемые, продолжая следить за дополнительной сигнализацией, вместе с тем замечали, что характер этой сигнализации сопряжен и с их собственными реакциями. Так один из испытуемых выражал это как «замирание сердца». Эксперимент проводится в условиях развитой системы освоенности, предполагающей возможность говорить о своем дыхании и сердечном ритме. Освоение происходит не на пустом месте. Механизм управления тоном звукогенератора строится из уже функционирующих блоков. Возможно, что это тот случай, в котором нужно говорить о смещении совместной деятельности.
Итак, в эксперименте пытаются воспроизвести процессы, взятые на вооружение нашей культурой. Не нужно далеко ходить за примерами. Звуковой генератор есть внутри каждого из нас. Это наш голос. Мы используем его для того, чтобы говорить, но также для пения. Мы произвольно может повысить или понизить тон. Мы так и говорим: «Возьми здесь более высокую ноту». Для того чтобы это сделать, не нужно знать устройство речевого аппарата и даже упоминать о нем. Как мы научаемся произвольно повышать или понижать тон?
Начнем с того, что мы умеем делать это непроизвольно. Например, в русской речи вопросы отмечаются особой интонацией - повышением тона к концу предложения. Обычно мы не задумываемся об этом. Это соответствует непроизвольному повышению тона звукогенератора в ответ на световой стимул. В результате смещения в некоторый момент человеческой истории возникла культура, предметом которой стал сам звуковой тон.
Разумеется, следует различать историю формирования культуры произвольного «поднятия руки» или «повышения тона голоса» и технологию подчинения этих действий в онтогенезе. Я могу представить, как человеку, далекому от музыки, ни разу за всю жизнь не пришлось бы задуматься о повышении тона. Другими словами, ему не довелось бы вступить в совместную деятельность (практику воли), предметом которой было бы повышение тона. Я мог бы прожить всю жизнь, не задумавшись ни разу о возможности остановить на время свое дыхание.
На наш взгляд, самое существенное в экспериментах по формированию произвольных движений заключается в том, чтобы правильно выстроить совместную деятельность, предметом которой стало бы осваиваемое движение. Зачастую такая совместная деятельность является давно сложившейся культурной практикой, в других же случаях может быть выстроена экспериментатором. В этом последнем случае мы не можем опереться на готовый языковой арсенал и вынуждены создавать новые знаки.
Запорожец, рассматривая проблему произвольных движений, придает решающее значение усилению внутренней афференции, посредством вывода сигнала на звукогенератор и попыток задействовать в конечном счете афференцию внутреннюю. Часто говорят, что человек расширяет возможности своего тела, включая в него всевозможные орудия. В качестве такого орудия здесь использована система с выводом на звуковой генератор. Важно выявить, однако, роль этой афференции в общей структуре соответствующей совместной деятельности. Без внешнего, выразительного характера совместная деятельность не могла бы сложиться. Экспериментатору и испытуемому просто не о чем было бы говорить. Этот вопрос сродни вопросу о том, какую роль в окончательном выборе способа добывания банана может послужить присутствие руки в визуальном поле существа.
содержание
5.2. Произвольное действие
Ответственность за погоду
Механизм выполнения участи
История произвольности
Человеческий глаз
Генезис произвольных движений давно стал предметом экспериментальных исследований в психологии. Большой интерес для нас представляют исследования, проведенные под руководством советского психолога А. В. Запорожца. Предметом этих исследований служило превращение движений внутренних органов, несущих вегетативную функцию, в движения произвольные. Запорожец в своей книге «Развитие произвольных движений» описывает эксперименты сотрудницы М. И. Лисиной на материале вазомоторных реакций. Процессы, воспроизводимые в подобного рода экспериментах, являются аналогом процессов, происходящих при освоении обычных движений. Можно надеяться, что анализ подобных опытов прольет свет на инструменты такого освоения.
Вазомоторная реакция (сужение или расширение кровеносных сосудов) не относится к тем реакциям, которыми мы по обыкновению можем сознательно управлять. Афферентные импульсы, идущие от вазомоторов, не осознаются и не несут условного сигнального значения. Между тем сужение или расширение кровеносных сосудов является непроизвольной реакцией на различные факторы. В описываемом эксперименте, например, было использовано то обстоятельство, что у некоторых испытуемых сосудорасширяющее действие вызывалось светом электрической лампы.
В опытах М. И. Лисиной была поставлена задача приобретения условного сигнального значения вазомоторной реакцией. В качестве отрицательного подкрепления использовался электрический ток:
«Эксперимент производился следующим образом. На 20 с включался свет электрической лампочки. Как только применение такого индифферентного раздражителя приводило к сужению сосудов, в указательный и безымянный пальцы левой руки испытуемого давался удар электрического тока, вызывавший болевое ощущение. В тех случаях, когда свет не давал сосудосуживающего рефлекса или же наблюдалась нулевая реакция (что встречалось довольно часто вследствие чрезвычайной неустойчивости сосудистых реакций), отрицательное подкрепление электрическим током отменялось». [11, 36]
Ожидалось, что в условиях проводимого эксперимента сосудосуживающая реакция на свет затормозится или даже выработается парадоксальная для этих обстоятельств сосудорасширяющая реакция. Несмотря на большое количество сочетаний, сосудорасширяющая реакция не вырабатывалась.
В следующих экспериментальных сериях вводилась дополнительная сигнализация. Так, вазомоторная реакция, зафиксированная плезмографом, выводилась на звуковой генератор, тон которого изменялся в точном соответствии с изменением объема сосудов. У всех испытуемых в этой серии вырабатывалась условная парадоксальная реакция.
Запорожец пишет:
«Несмотря на то, что выработанная реакция не осознавалась испытуемыми или осознавалась недостаточно отчетливо, в дальнейшем при введении некоторых дополнительных условий она могла быть вызвана с помощью словесного приказа». [11, 40]
После того как испытуемым поясняли, что изменение тона генератора связано с «их собственными» реакциями, им давали инструкцию на повышение или понижение тона. С поставленной задачей справились почти все испытуемые. Таким образом, тут можно говорить о формировании произвольного управления своими вазомоторными реакциями.
Эти эксперименты интересны и поучительны. В нашем языке не существует специальных слов для описания своих вазомоторных реакций. Сложно себе представить, как должна звучать инструкция на расширение сосудов (в описании опыта речь идет об инструкции на повышение тона звукогенератора). Предложение «Расширьте свои сосуды» являлось бы очень странным даже для человека, имеющего научное представление о вегетативных функциях, и оказалось бы осмысленным лишь в условиях научного эксперимента. Однако, как мы видим, при определенных обстоятельствах слова могут стать знаком и действующей причиной в формируемой тут практике. Эти знаки могли бы приобрести смысл в рамках некоторой культуры.
Врач говорит нам: «Поднимите руку». Мы выполняем указанное действие осознанно (то есть сами). Мы можем сказать вслух (или про себя) «Хорошо», тем самым взяв на себя ответственность за поднятие руки. Нечто подобное происходит в опыте по расширению сосудов. В этих опытах мы прежде всего видим попытку выстроить совместную деятельность, предметом которой стали бы вазомоторные реакции. Звук генератора является для нас привычной вещью. Мы могли бы принять решение о повышении тона. Но мы знаем также, что сделать это не так легко, и мы не согласились бы списать свою неудачу на слабость воли. Фактически нам не хватает механизма исполнения участи. В эксперименте осуществляется попытка сформировать такой механизм.
Обратим внимание на следующее обстоятельство. В ходе эксперимента было замечено, что испытуемые, продолжая следить за дополнительной сигнализацией, вместе с тем замечали, что характер этой сигнализации сопряжен и с их собственными реакциями. Так один из испытуемых выражал это как «замирание сердца». Эксперимент проводится в условиях развитой системы освоенности, предполагающей возможность говорить о своем дыхании и сердечном ритме. Освоение происходит не на пустом месте. Механизм управления тоном звукогенератора строится из уже функционирующих блоков. Возможно, что это тот случай, в котором нужно говорить о смещении совместной деятельности.
Итак, в эксперименте пытаются воспроизвести процессы, взятые на вооружение нашей культурой. Не нужно далеко ходить за примерами. Звуковой генератор есть внутри каждого из нас. Это наш голос. Мы используем его для того, чтобы говорить, но также для пения. Мы произвольно может повысить или понизить тон. Мы так и говорим: «Возьми здесь более высокую ноту». Для того чтобы это сделать, не нужно знать устройство речевого аппарата и даже упоминать о нем. Как мы научаемся произвольно повышать или понижать тон?
Начнем с того, что мы умеем делать это непроизвольно. Например, в русской речи вопросы отмечаются особой интонацией - повышением тона к концу предложения. Обычно мы не задумываемся об этом. Это соответствует непроизвольному повышению тона звукогенератора в ответ на световой стимул. В результате смещения в некоторый момент человеческой истории возникла культура, предметом которой стал сам звуковой тон.
Разумеется, следует различать историю формирования культуры произвольного «поднятия руки» или «повышения тона голоса» и технологию подчинения этих действий в онтогенезе. Я могу представить, как человеку, далекому от музыки, ни разу за всю жизнь не пришлось бы задуматься о повышении тона. Другими словами, ему не довелось бы вступить в совместную деятельность (практику воли), предметом которой было бы повышение тона. Я мог бы прожить всю жизнь, не задумавшись ни разу о возможности остановить на время свое дыхание.
На наш взгляд, самое существенное в экспериментах по формированию произвольных движений заключается в том, чтобы правильно выстроить совместную деятельность, предметом которой стало бы осваиваемое движение. Зачастую такая совместная деятельность является давно сложившейся культурной практикой, в других же случаях может быть выстроена экспериментатором. В этом последнем случае мы не можем опереться на готовый языковой арсенал и вынуждены создавать новые знаки.
Запорожец, рассматривая проблему произвольных движений, придает решающее значение усилению внутренней афференции, посредством вывода сигнала на звукогенератор и попыток задействовать в конечном счете афференцию внутреннюю. Часто говорят, что человек расширяет возможности своего тела, включая в него всевозможные орудия. В качестве такого орудия здесь использована система с выводом на звуковой генератор. Важно выявить, однако, роль этой афференции в общей структуре соответствующей совместной деятельности. Без внешнего, выразительного характера совместная деятельность не могла бы сложиться. Экспериментатору и испытуемому просто не о чем было бы говорить. Этот вопрос сродни вопросу о том, какую роль в окончательном выборе способа добывания банана может послужить присутствие руки в визуальном поле существа.