Мастер ужасок. Часть 12
назад в Луна ужасок
Камера пыток Айспина
Чувство, каждый раз охватывающее Эхо во время наблюдения за готовящим Айспином, включало восхищение, удивление и отвращение. На своих подвластных территориях мастер ужасок был жестоким тираном: Следвайя была его царством, замок - его домом, лаборатория - его тронным залом, а кухня - камерой пыток. Мясорубки и разделочные ножи, колотушки для мяса и толкушки для пюре, сковороды, наполненные шкворчащим маслом - всё это было его орудиями пыток и казни. Продукты были его безвольными рабами, позволявшими окунать себя в кипящую воду или бросать на раскалённый гриль. Яйца безропотно ожидали пока им отсекут головы, птица покорно ожидала, пока её четвертую или отрежут ей ноги, мясо смиренно разрешало себя отбивать до мягкости, а омары так и просились сварить их вживую.
- Взбей нас! - кричали сливки.
- Увари меня! - хрипел соус.
- Дай мне кисленького! - стонал салат.
Айспин с таким увлечением резал жаркое и месил тесто, как-будто это были живые существа. Как палач переходил он от одного пыточного инструмента к другому: от гриля к колодке для рубки мяса, от колодки к кастрюле с кипящей водой - чтобы опалить, расчленить или обварить своих осуждённых. Бешеный языки огня жадно облизывали сковороды и поджигали кипящее в них масло. Жёлтое пламя взмывало на метровую высоту и драматично освещало мастера ужасок. Через открытые окна на кухню влетал ветер, разрывал на клочки пар, подымающийся из кастрюль и раздувал накидку Айспина. С таким номером старик мог бы успешно выступать в цирке.
- Кто не выносит жары, - кричал он Эхо над шипящими языками пламени, - тому нечего делать на кухне.
И вынимал незащищёнными руками из духовки раскалённыей сотейник, окунал палец в кипящий суп, чтобы его попробовать, или вытаскивал голыми пальцами из кипящего масла фритированный картофель.
- Конечно, я чувствую боль, - сказал он, когда заметил испуганный взгляд Эхо. - Но я не уважаю её.
Когда Айспин перебегал, да что там перебегал, нет - мчался, с одного места своей кулинарной арены на другое, то все движения и шаги его были продуманы и взвешены. Никогда ничего нигде не пригорало и не выкипало. Мастер ужасок был одновременно шеф-поваром, соусье, официантом, сомелье и посудомойщиком в Ресторане Айспина и он не гнушался никакой работы, выполнял всё тщательно и аккуратно. Если Айспин резал ножом, то так быстро, что это было практически не заметно. Было слышно лишь стаккато лезвия на разделочной доске и вот уже там лежит стопка тончайших луковых колец, горка зелёного лука, с ровными миллиметровыми кусочками, или идеальный тар-тар из тунца.
Готовое жаркое он разрезал со спокойствием и точностью хирурга, так, что ни один ломоть не разваливался. Он переворачивал, даже не глядя, в воздухе омлеты с ловкостью ярмарочного жонглёра. Он издалека бросал рубленую зелень в кастрюлю и все до единого тимьяновые листочки попадали внутрь. Эхо видел, как мастер филитировал зубок чеснока: Айспин работал скальпелем и лупой для шлифовки алмазов. Абрикосы он мазал взбитыми сливками и брил бритвой, потому, что их пушок казался ему слишком колючим. Однажды даже Эхо наблюдал, как мастер с помощью раскалённой иголки жарил под микроскопом рыбью икру.
На кухне Айспина царила дисциплина, как на книгогородской пожарной станции, точность, как у часовщика, и чистота, как в операционном зале. Ножи были вымыты, простерилизованы, наточены и, к тому же, ежедневно шлифовались. Каждые вилка для мяса, венчик, медный котёл были начищены до блеска и сверкали в свете свечей. Почищеные картофелины в кастрюле походили друг на друга, как две капли воды, шалот был нарезан на совершенно одинаковые кубики, баночки с пряностями всегда были полны и стояли ровно в ряд, как оловянные солдатики. В Айспинской кухне можно было, в прямом смысле этого слова, есть с пола и не бояться никаких бактерий. Какой-нибудь один единственный возбудитель болезни почувствовал бы себя тут как одинокая блоха на чужой планете, пропитанной инсектицидами. Каменный пол был натёрт мастикой; водосток, разделочные доски, поручни, каждый квадратный сантиметр кухни был вычищен уксусной эссенцией и нашатырём. Здесь, на кухне, Айспин работал с таким же жаром, как и в лаборатории. Он смешивал травы, растирал в ступке перец, готовил заправки для салатов, варил бульоны из мясных и рыбных костей, взбивал масло и сливки, процеживал сок от запечённого мяса или пошировал про запас яйца - он не позволял себе ни секунды отдыха.
Во время приготовления ужина движения Айспина становились такими плавными, что походили на танец. Звуки, окружавшие его, - булькающее пение супа, шипение пламени, шкварчание жаркого, свист сока в горячем жире - объединялись с его громкими шагами в ритмичную мелодию и первращались в кулинарную музыку, заставляющую танцевать крышки на кастрюльках.
Но больше всего удивляло Эхо то, что мастер ужасок сам практически никогда не ел. Изредка Айпин жевал кусок яблока или горбушку сухого хлеба, но он никогда не пробовал блюда, подаваемые им своему питомцу. В его теле не было ни капли жира, как-будто он избегал и боялся, так обожаемой им у других живых существ, субстанции.
Кроме всего прочего Айспин очень интересовался любыми аспектами потребления и приготовления пищи. Он был ходячим лексиконом, хранившим обширную информацию о рецептах, времени готовки, содержании витаминов, технике разделки туш, консервации продуктов питания, уходу за ножами, травоведении, маринадах, о взбивании и нарезке. И, несмотря на усердный труд у печи, мастер ужасок постоянно находил возможность прочитать Эхо какую-нибудь ценную лекцию. Так царап узнал, что продукты можно пассеровать, пошировать, парить, панировать, пикировать, печь и покрывать шоколадом. А дрессировать курицу означает не научить её по команде откладывать яйца, а придать ей форму с помощью кулинарной нити, пригодной для использования в духовке. Эхо научился всему, что касалось ухода за медной посудой, высочайшего искусства приготовления суфле и раннецамонийской технологии приготовления пищи на пару в глиняных сосудах. Каждая тема была важна, все продукты были интересены, любая информация не казалась лишней - Айспин рассказывал обо всём. И он собирал эти знания, рецепты и идеи, свои мысли о кулинарии и обжорстве, и записывал их в толстую книгу, переплетённую копчёной шкурой поросёнка. А когда мастер ужасок не готовил, тогда он листал эту удивительную книгу о кулинарии, полную рецептов, от чтения которых и Эхо уже начинали течь слюньки.
Однажды вечером - они как раз вдвоём стояли у одного из кухонных шкафов - Айспин неожиданно прекратил чистить варёное яйцо, отложил его и наклонился к царапу. Затем он открыл одну из нижних дверок шкафа и спросил Эхо, не может ли он посмотреть и сказать что там внутри лежит. Эхо заглянулв шкаф и увидел кучу непонятных пыльных кухонных приборов.
- Я не знаю, что там, - сказал царап. - Какой-то хлам.
- Это, - ответил дрожащим голосом Айспин, - отсек бессмысленных кухонных инструментов. Такой отсек есть в каждой хорошо оборудованной кухне. Эти инструменты содержаться там внутри, как особо опасные пациенты психиатрической больницы.
Айспин порылся в шкафу и вытащил прибор очень странной формы:
- У какого повара, - воскликнул он, - нет такой вырезалки, с помощью которой можно превращать редис в миниатюрные розочки? Куплена на воскресном базаре в момент помутнения рассудка, когда я не мог себе больше представить свою жизнь без миниатюрных розочек.
Он швырнул прибор обратно в ящик и вынул следующий.
- Или это? С помощью него можно нарезать картофель в пятиметровые спирали. А это! Пресс для выжимки сока из кольраби! Или вот - сковорода для четырёхугольных блинов!
Айспин выстаскивал один за другим инструменты из шкафа, враждебно смотрел на них, а затем показывал Эхо.
- Что заставляет нас совершать подобные покупки? Зачем кому-то картофельная спираль, которой можно украшать праздничный зал? Какой безумный голос прошептал нам на ухо, что может быть однажды к нам придут гости, непременно желающие отведать пятиметровую картошку, четырёхугольные блины или сок кольраби?
Мастер ужасок с отвращение забросил инструменты обратно в их темницу. Поднялась пыль и Эхо чихнул.
- И тут мы спрашиваем себя, почему бы просто не выбросить их? А я тебе скажу! Мы оставляем их у себя по одной простой причине - месть! Они лежат в наших шкафах, как пленные враги в тюрьмах средневековые князьков. Быстрая смерть на свалке была бы слишком милостивой. Нет, они должны томиться в тёмном подземелье, обречённые на вечную бездеятельность. И это единственное справедливое наказание для кольраби-соковыжималки!
С этими словами Айспин захлопнул шкаф, три раза повернул ключ в замке и продолжил дальше готовить, как-будто ничего не произошло.
С того дня Эхо смотрел на кухонный шкаф, а особенно на его нижний ящик, совсем другими глазами. Теперь это был никакой не шкаф,а средневековый замок, чьи подземелья скрывали ужасные тайны. Он часто пробегал мимо, а когда вокруг было тихо, то прикладывал к дверцам ухо и слушал. И иногда ему даже казалось, что он на самом деле слышит тихие стоны бедных пленнииков Айспина, молящих его о быстрой смерти на свалке.
Юридическая консультация
Камера пыток Айспина
Чувство, каждый раз охватывающее Эхо во время наблюдения за готовящим Айспином, включало восхищение, удивление и отвращение. На своих подвластных территориях мастер ужасок был жестоким тираном: Следвайя была его царством, замок - его домом, лаборатория - его тронным залом, а кухня - камерой пыток. Мясорубки и разделочные ножи, колотушки для мяса и толкушки для пюре, сковороды, наполненные шкворчащим маслом - всё это было его орудиями пыток и казни. Продукты были его безвольными рабами, позволявшими окунать себя в кипящую воду или бросать на раскалённый гриль. Яйца безропотно ожидали пока им отсекут головы, птица покорно ожидала, пока её четвертую или отрежут ей ноги, мясо смиренно разрешало себя отбивать до мягкости, а омары так и просились сварить их вживую.
- Взбей нас! - кричали сливки.
- Увари меня! - хрипел соус.
- Дай мне кисленького! - стонал салат.
Айспин с таким увлечением резал жаркое и месил тесто, как-будто это были живые существа. Как палач переходил он от одного пыточного инструмента к другому: от гриля к колодке для рубки мяса, от колодки к кастрюле с кипящей водой - чтобы опалить, расчленить или обварить своих осуждённых. Бешеный языки огня жадно облизывали сковороды и поджигали кипящее в них масло. Жёлтое пламя взмывало на метровую высоту и драматично освещало мастера ужасок. Через открытые окна на кухню влетал ветер, разрывал на клочки пар, подымающийся из кастрюль и раздувал накидку Айспина. С таким номером старик мог бы успешно выступать в цирке.
- Кто не выносит жары, - кричал он Эхо над шипящими языками пламени, - тому нечего делать на кухне.
И вынимал незащищёнными руками из духовки раскалённыей сотейник, окунал палец в кипящий суп, чтобы его попробовать, или вытаскивал голыми пальцами из кипящего масла фритированный картофель.
- Конечно, я чувствую боль, - сказал он, когда заметил испуганный взгляд Эхо. - Но я не уважаю её.
Когда Айспин перебегал, да что там перебегал, нет - мчался, с одного места своей кулинарной арены на другое, то все движения и шаги его были продуманы и взвешены. Никогда ничего нигде не пригорало и не выкипало. Мастер ужасок был одновременно шеф-поваром, соусье, официантом, сомелье и посудомойщиком в Ресторане Айспина и он не гнушался никакой работы, выполнял всё тщательно и аккуратно. Если Айспин резал ножом, то так быстро, что это было практически не заметно. Было слышно лишь стаккато лезвия на разделочной доске и вот уже там лежит стопка тончайших луковых колец, горка зелёного лука, с ровными миллиметровыми кусочками, или идеальный тар-тар из тунца.
Готовое жаркое он разрезал со спокойствием и точностью хирурга, так, что ни один ломоть не разваливался. Он переворачивал, даже не глядя, в воздухе омлеты с ловкостью ярмарочного жонглёра. Он издалека бросал рубленую зелень в кастрюлю и все до единого тимьяновые листочки попадали внутрь. Эхо видел, как мастер филитировал зубок чеснока: Айспин работал скальпелем и лупой для шлифовки алмазов. Абрикосы он мазал взбитыми сливками и брил бритвой, потому, что их пушок казался ему слишком колючим. Однажды даже Эхо наблюдал, как мастер с помощью раскалённой иголки жарил под микроскопом рыбью икру.
На кухне Айспина царила дисциплина, как на книгогородской пожарной станции, точность, как у часовщика, и чистота, как в операционном зале. Ножи были вымыты, простерилизованы, наточены и, к тому же, ежедневно шлифовались. Каждые вилка для мяса, венчик, медный котёл были начищены до блеска и сверкали в свете свечей. Почищеные картофелины в кастрюле походили друг на друга, как две капли воды, шалот был нарезан на совершенно одинаковые кубики, баночки с пряностями всегда были полны и стояли ровно в ряд, как оловянные солдатики. В Айспинской кухне можно было, в прямом смысле этого слова, есть с пола и не бояться никаких бактерий. Какой-нибудь один единственный возбудитель болезни почувствовал бы себя тут как одинокая блоха на чужой планете, пропитанной инсектицидами. Каменный пол был натёрт мастикой; водосток, разделочные доски, поручни, каждый квадратный сантиметр кухни был вычищен уксусной эссенцией и нашатырём. Здесь, на кухне, Айспин работал с таким же жаром, как и в лаборатории. Он смешивал травы, растирал в ступке перец, готовил заправки для салатов, варил бульоны из мясных и рыбных костей, взбивал масло и сливки, процеживал сок от запечённого мяса или пошировал про запас яйца - он не позволял себе ни секунды отдыха.
Во время приготовления ужина движения Айспина становились такими плавными, что походили на танец. Звуки, окружавшие его, - булькающее пение супа, шипение пламени, шкварчание жаркого, свист сока в горячем жире - объединялись с его громкими шагами в ритмичную мелодию и первращались в кулинарную музыку, заставляющую танцевать крышки на кастрюльках.
Но больше всего удивляло Эхо то, что мастер ужасок сам практически никогда не ел. Изредка Айпин жевал кусок яблока или горбушку сухого хлеба, но он никогда не пробовал блюда, подаваемые им своему питомцу. В его теле не было ни капли жира, как-будто он избегал и боялся, так обожаемой им у других живых существ, субстанции.
Кроме всего прочего Айспин очень интересовался любыми аспектами потребления и приготовления пищи. Он был ходячим лексиконом, хранившим обширную информацию о рецептах, времени готовки, содержании витаминов, технике разделки туш, консервации продуктов питания, уходу за ножами, травоведении, маринадах, о взбивании и нарезке. И, несмотря на усердный труд у печи, мастер ужасок постоянно находил возможность прочитать Эхо какую-нибудь ценную лекцию. Так царап узнал, что продукты можно пассеровать, пошировать, парить, панировать, пикировать, печь и покрывать шоколадом. А дрессировать курицу означает не научить её по команде откладывать яйца, а придать ей форму с помощью кулинарной нити, пригодной для использования в духовке. Эхо научился всему, что касалось ухода за медной посудой, высочайшего искусства приготовления суфле и раннецамонийской технологии приготовления пищи на пару в глиняных сосудах. Каждая тема была важна, все продукты были интересены, любая информация не казалась лишней - Айспин рассказывал обо всём. И он собирал эти знания, рецепты и идеи, свои мысли о кулинарии и обжорстве, и записывал их в толстую книгу, переплетённую копчёной шкурой поросёнка. А когда мастер ужасок не готовил, тогда он листал эту удивительную книгу о кулинарии, полную рецептов, от чтения которых и Эхо уже начинали течь слюньки.
Однажды вечером - они как раз вдвоём стояли у одного из кухонных шкафов - Айспин неожиданно прекратил чистить варёное яйцо, отложил его и наклонился к царапу. Затем он открыл одну из нижних дверок шкафа и спросил Эхо, не может ли он посмотреть и сказать что там внутри лежит. Эхо заглянулв шкаф и увидел кучу непонятных пыльных кухонных приборов.
- Я не знаю, что там, - сказал царап. - Какой-то хлам.
- Это, - ответил дрожащим голосом Айспин, - отсек бессмысленных кухонных инструментов. Такой отсек есть в каждой хорошо оборудованной кухне. Эти инструменты содержаться там внутри, как особо опасные пациенты психиатрической больницы.
Айспин порылся в шкафу и вытащил прибор очень странной формы:
- У какого повара, - воскликнул он, - нет такой вырезалки, с помощью которой можно превращать редис в миниатюрные розочки? Куплена на воскресном базаре в момент помутнения рассудка, когда я не мог себе больше представить свою жизнь без миниатюрных розочек.
Он швырнул прибор обратно в ящик и вынул следующий.
- Или это? С помощью него можно нарезать картофель в пятиметровые спирали. А это! Пресс для выжимки сока из кольраби! Или вот - сковорода для четырёхугольных блинов!
Айспин выстаскивал один за другим инструменты из шкафа, враждебно смотрел на них, а затем показывал Эхо.
- Что заставляет нас совершать подобные покупки? Зачем кому-то картофельная спираль, которой можно украшать праздничный зал? Какой безумный голос прошептал нам на ухо, что может быть однажды к нам придут гости, непременно желающие отведать пятиметровую картошку, четырёхугольные блины или сок кольраби?
Мастер ужасок с отвращение забросил инструменты обратно в их темницу. Поднялась пыль и Эхо чихнул.
- И тут мы спрашиваем себя, почему бы просто не выбросить их? А я тебе скажу! Мы оставляем их у себя по одной простой причине - месть! Они лежат в наших шкафах, как пленные враги в тюрьмах средневековые князьков. Быстрая смерть на свалке была бы слишком милостивой. Нет, они должны томиться в тёмном подземелье, обречённые на вечную бездеятельность. И это единственное справедливое наказание для кольраби-соковыжималки!
С этими словами Айспин захлопнул шкаф, три раза повернул ключ в замке и продолжил дальше готовить, как-будто ничего не произошло.
С того дня Эхо смотрел на кухонный шкаф, а особенно на его нижний ящик, совсем другими глазами. Теперь это был никакой не шкаф,а средневековый замок, чьи подземелья скрывали ужасные тайны. Он часто пробегал мимо, а когда вокруг было тихо, то прикладывал к дверцам ухо и слушал. И иногда ему даже казалось, что он на самом деле слышит тихие стоны бедных пленнииков Айспина, молящих его о быстрой смерти на свалке.
Юридическая консультация