Уйгуро-дунганский мятеж и занятие русскими Кульджи (4)
[А. Дьяков]. Воспоминания илийского сибинца о дунганско-таранчинском восстании в 1864-1871 годах в Илийском крае // Записки Восточного отделения Императорского Русского археологического общества. Том 18. 1908. Предыдущие части: [ 1], [ 2], [ 3].
XII. Отношение таранчей к 8 сибинским ротам
Сибинцы 8 рот сильно страдали от обременительных таранчинских повинностей. Хотя таранчи и не брали с сибинцев податей в виде хлеба или денег, но когда нужно было строить казенные здания, нести службу при ямынях таранчинских бэков или посылать солдат на разведки, то таранчи командировали также и сибинцев. А когда в Или среди скота свирепствовала эпидемия, так что из 100 быков оставались один или два, то и этот оставшийся скот таранчи отбирали на казенные надобности, вследствие чего скота для работ не хватало. Как же при таких условиях сибинцы могли обрабатывать землю? К югу от р. Или сибинцам было не под силу обрабатывать даже 2/10 или 3/10 пахотной земли. И таранчи на несколько лет завладели сибинской землей, обрабатывая которую, они разбогатели, а сибинцы влачили жизнь, служа у них в работниках. Сибинцы по своей одежде напоминали пернатых и животных. Молодые замужние женщины и девушки даже не имели чем прикрывать свои срамные места.
В то время ниоткуда не привозили в Илийский край материи, а потому (даже самые обеспеченные из сибинцев) не могли носить одежды из материи [насколько дорога была даже простая грубая материя, привозимая с юга, можно судить по тому, что кусок такой материи кашгарского происхождения, длиною в 5 ручных сажен и шириною немного менее пол-аршина, стоил тогда, как говорит автор, 40 лан, т. е. около 80 р.].
В то время сибинский ухэрида Карманга [ухэрида Карманга жил в 6-й роте] женил своего старшего сына. На эту свадьбу ухэрида, для поддержания дружбы с таранчами, пригласил всех таранчинских ахунов и бэков, которые и прибыли в дом ухэриды. Среди женщин, подававших гостям обед и чай, находилась одна чрезвычайно красивая сибинянка, родом из 5-й роты, бывшая замужем за сибинцем 6-й роты Валишанем. Прекрасные брови ее были подобны длинному холму и доходили до висков. Хотя все таранчинские бэки с восхищением смотрели на нее, но в сердце никаких намерений не возымели. Только один бэк Алимша страстно влюбился в нее и захотел взять ее себе в жены. Но он не мог устроить этого, так как занимал небольшую должность [стало быть, не имел власти и силы отнять у мужа его законную жену]. Что он доложил таранчинскому султану по возвращении в г. Кульджу, неизвестно, (но произошло следующее). Так как султан по случаю женитьбы сына ухэриды Карманги сделал ему подарки, то ухэрида после окончания свадьбы тотчас лично явился к султану, чтобы выразить ему благодарность. На прощальной аудиенции султан сказал ему следующее: «Ту (красивую) женщину я возьму за себя замуж, а за ее мужа отдайте не просватанную еще девицу, все расходы по этой свадьбе я несу сам».
Ухэрида на это ответил: «Хотя таранчи и другой веры с нами, но раз султан таранчей, став владетелем Или, не гнушается нами, а хочет даже взять замуж сибинянку, то мы чрезвычайно рады этому. Но что будет, если затем все бэки, подражая султану, станут брать таким образом наших жен?»
Тогда таранчинский султан отдал приказ, чтобы таранчинские бэки не брали себе жен у сибинцев.
Возвратившись в свою роту, сибинский ухэрида собрал всех начальников 8 рот на совещание по настоящему делу. Сотники говорили неодинаково: одни говорили, что можно отдать (вышеупомянутую женщину), а другие говорили - нельзя. Тогда ухэрида обратился к начальникам рот со следующею речью: «У нас теперь в хлебных магазинах осталось по скрупулу зерна. Но это бы еще не беда! Если мы не исполним требования таранчей, то они в один миг уничтожат все наши восемь рот. Из-за одной женщины разве можно погубить 20.000 душ? Теперь в восьми ротах пусть сибинцы возьмут замуж всех девиц старше 15 лет, невзирая на то, просватаны ли они или нет».
После этого было решено отдать сибинянку Шуха, жену Валишаня, замуж за султана. Ухэрида привез ее (в Кульджу), дав ей такое наставление: «С древних пор случалось, что государи, ради пользы своего народа, в годину его бедствий, отдавали своих дочерей во вражескую страну. И тебя мы отдаем с тою целью, чтобы ты непременно всем сердцем заботилась о (сохранении) жизни 20.000 сибинцев, живущих к югу от реки, и приобрела расположение султана. Когда нас будут очень притеснять, я пошлю тебе весточку, и ты помоги нам, повлияв на султана».
Хотя сибинцы жили в бедности и беде, но ради спасения своей жизни они исполняли усердно всякую службу, на какую их назначали таранчи. Несмотря на это, вскоре таранчи задумали совершенно уничтожить сибинцев.
Среди таранчей пользовался особым уважением таранчинец, носивший звание «халпе» [это был упомянутый выше Шамс-эддин, сын Худай-кула]. Завладев самовольно лучшими угодьями в разных таранчинских деревнях, он распахивал землю, не платя никакой подати; напротив, другие таранчи платили ему подать и почтительно исполняли всякие его приказания, считая их как бы нисшедшими с неба. Прочие таранчи даже не смели крикнуть на дворовых собак этого халпе - настолько его уважали.
Собрав однажды самовольно таранчинских солдат, халпе оповестил всех таранчей, что если не убить сейчас заречных сибинцев, то впоследствии они обязательно причинят таранчам много бед. После этого он сам повел собранное войско за р. Или. В то время река замерзла, и лошадь халпе, вступив на лед задними копытами, далее не пошла. Тогда халпе, слезши с лошади, сталь позади ее и начал ударять кнутом. Лошадь, собравшись с силами, прыгнула со льда на берег, но при этом лягнула халпе в сердце. Так халпе и не мог переправиться на южный берег реки и вернулся домой [в селение Арустан, в 20 верстах к юго-востоку от г. Кульджи], где вскоре и умер.
Ухэрида, взявши сибинских начальников, отправился навестить труп халпе. Кланяясь трупу, ухэрида так думал: «Ты теперь умер и тем избавил сибинцев от великой беды». Радуясь таким образом, ухэрида, однако, перед трупом халпе непрерывно проливал слезы, которые падали подобно дождю.
Таранчинские бэки, видя, что ухэрида так сильно горюет и плачет, сами растрогались, зарыдали и, выйдя вперед, увещанием убедили ухэриду прекратить рыдания. Потом бэки говорили: «Раз ухэрида так горько плачет о смерти нашего халпе, то, стало быть, сибинцы искренне покорились нам, таранчам. Наш халпе не знал этого и, подозревая, что вы, сибинцы, имеете особые замыслы, решил переправиться через реку и перебить вас. Но небо не допустило до этого и самому ему причинило смерть. Нынешняя скорбь ухэриды искренняя. В этом деле халпе действительно был неправ».
Когда ухэрида вернулся к себе домой, то сибинские офицеры стали спрашивать его, почему вчера он так горько плакал перед трупом халпе.
На это ухэрида ответил: «Если бы этот таранчинец не умер, то он причинил бы нам много бед. Поэтому я и плакал так от радости, думая про себя: благодаря твоей смерти, халпе, 20.000 с лишком сибинцев сохранили жизнь». Все сибинские офицеры много смеялись этим словам ухэриды.
После смерти вышеупомянутого халпе ему наследовал в звании халпе его старший сын [его имя: Камер-эддин Шамс-эддинов], захотевший также уничтожить сибинцев. И вот, когда таранчинский султан отправился на богомолье на мусульманское кладбище (мазар), находящееся у реки Каш, что к востоку (от г. Кульджи) [это так называемый «восточный мазар», где находится могила султана Вэйса; он расположен в 56 верстах от Кульджи по правую сторону р. Каша, за речкой Борбогосун (если ехать от Кульджи) и называется поэтому также «Борбогосун мазар»], то младший «халпе», воспользовавшись этим случаем, решил истребить сибинцев.
Но мать «халпе» сказала ему: «Хотя все девять городов Илийского края и запустели, но к югу от реки все-таки осталось целое племя. Ясно, что (само) небо сохранило этих людей. Твой отец захотел истребить их, но, наоборот, сам умер раньше. Теперь, если ты не изменишь своего намерения, то как бы и с тобой не случилось какого-нибудь несчастья, как и с твоим отцом». Но молодой халпе, не послушавшись матери, собрал войско и, переправившись через реку Или, пошел к мазару, находящемуся в местности Доланту, чтобы условиться относительно избиения всех сибинцев с жившим к югу от р. Или в таранчинском селе Кальджат таранчинским шанбэком, по имени Тогулак. Он заведывал 12 южными таранчинскими селениями. Из среды тамошних таранчей это был первый богач: лицо у него было багрового цвета; будучи высоким и полным, он выделялся из ряда прочих таранчей величественной осанкой. Так как долантуский мазар был недалеко от Кальджата, то халпе, послав к этому Тогулаку человека, пригласил его к себе и сказал ему следующее: «Ты, условившись со мною, помоги мне. Если мы теперь не убьем всех сибинцев, то впоследствии они обязательно причинят нам, таранчам, много горя».
На это Тогулак ответил: «За этими сибинцами не имеется никакой вины, да и вражды у нас с ними с самого начала не было. (Напротив того) в минувшие года всякий раз, когда случалось, что за отсутствием горной воды нельзя было орошать землю, южные таранчи всегда находили у них поддержку. Если подумать об этом, то это похоже на то, как бы мы вместе с ними ели пищу из одного котла. И теперь мы с ними, сибинцами, не враждуем. Если мы убьем без причины людей, созданных небом, то как бы это не оказалось несогласным с волею неба».
Так как, однако, халпе упорствовал (не согласился), то Тогулак сказал: «Если халпе действительно задумал так, то я вместе со своими таранчами из 12 южных деревень соединюсь с сибинцами 8 рот, и мы вместе с ними перейдем реку и будем воевать с таранчами, живущими к северу от реки».
Халпе оказался в затруднительном положении и не знал, что делать. Между тем сибинский ухэрида Карманга, узнав об этом деле, спешно и тайно послал дядю взятой султаном сибинянки к ней со словами: «Теперь сибинцам скоро будет конец. Помоги и защити!» Жена султана Шуха тотчас отправила к кашскому (восточному) мазару к султану человека передать ему вышеозначенное известие. Услышав это, султан поспешно возвратился в г. Кульджу и немедленно отправился (далее), меняя лошадей. Ночью он перешел р. Или, направился в долантуский мазар и приказал халпе и всему собравшемуся таранчинскому войску вернуться домой.
В 12-й луне 9 года Тун-чжи [в самом конце 1870-го или в начале 1871-го года] таранчи распустили ложный слух, что в 1-ю и 3-ю сибинские роты пришли русские. Султан, услыхав об этом, стал, однако, сомневаться, верить ли ему или не верить (тому слуху). Ввиду этого он командировал (в означенные роты) несколько бэков с солдатами. Посланному же вместе с ними своему младшему брату шанбэку Муктуру он дал следующую инструкцию: «Ты понапрасну не причиняй сибинцам зла, а то нарушишь волю неба и войдешь в противоречие с моими намерениями. Ты тщательно узнай, правда или нет (то, что говорят о сибинцах), и затем немедленно возвращайся».
Таранчи, в количестве нескольких тысяч человек, придя в 12 месяце, в мороз, в 1-ю сибинскую роту, выгнали из домов одного квартала всех мужчин, женщин и детей, причем бэки разместили в этих домах своих солдат. (Сибинцы), доставляя таранчам в пищу баранов, а их лошадям - фураж, пришли в крайнюю нужду. Таранчи днем и ночью, набрав сибинцев, умевших разыгрывать пьесы, заставляли их (сибинцев) забавлять себя. Хотя прошло полмесяца, но таранчи не возвращались домой. Тем временем к сибинским постройкам подошли таранчи из южных сел вместе с киргизами и стали готовиться к грабежу.
Так как сибинцы очутились в безвыходном положении, то командир 1-й роты Мурунга два раза ездил в Кальджат к Тогулаку. Но Тогулак, дав понять, что султан, послушавшись некоторых таранчей, понапрасну послал своих солдат, сам к сибинцам не пошел. Тогда Мурунга еще раз поехал к Тогулаку и обратился к нему с такою слезною просьбою: «Когда вы, шанбэк, подумав о том, что бедные и неимущие люди (сибинцы) в холод не имеют пристанища, сжалитесь и сами своей высокой особой пойдете (к нам) и отошлете домой пришедших к нам таранчинских солдат, то все, старые и малые, из обеих рот, приблизившиеся к смерти, будут вечно помнить о таковой помощи вашей, шанбэк».
Когда Мурунга так неотступно умолял Тогулака, он, наконец, отправился вместе с командиром 1-й роты в 1-ю и 3-ю сибинские роты.
Тогулак, увидев младшего брата султана Муктура и бэков, приведших с собою солдат из г. Кульджи, спросил их: «Вы зачем в такой холод пришли сюда с войском, выгнали бедняков из их жилищ и позволили вашим людям завладеть этими жилищами? Что именно за причина этому?»
Бэки на это ответили: «Султан, дав нам солдат, послал нас сюда по той причине, что он, услышав о приходе в эти две роты русских, захотел проверить это». Тогулак на это ответил следующее: «Я и сам отлично знаю, что здесь действительно есть русские, но их немного, всего только три человека. Если вы спросите, кто они, то это, во-первых, таранчинец Токо из Кетмена, командированный султаном для наблюдения за тем, чтобы злонамеренные таранчи, придя в 1-ю и 3-ю роты, не бесчинствовали здесь. Второй - это вновь назначенный султаном помощник ротного командира (чжэрги чжангин) сибинец Боро. И третий - это сибинец 3-й роты, переводчик Опор. Вот они трое и суть русские. Они-то распускают разнообразные ложные слухи. Если их казнить, то никаких вопросов возникать не будет. И если бы подобное дело было, то как же это я, живущий недалеко отсюда, не знал бы об нем? Говорить же, что вы, живя в г. Кульдже, прежде меня услыхали о подобных вестях, разве это не ложь? (Что касается сибинцев), то они теперь впали в крайнюю бедность. Хотя бы вы истребили их, вы не найдете у них никакого имущества, которое можно было бы взять. Можете захватить только их жен и детей - ничего другого у них нет. Наши таранчи, овладев всеми 9 илийскими городами, награбили немало добра. Ведь сибинцы с самого начала, обрабатывая землю, сами прокармливали себя [таранчи не платили сибинцам податей] и не враждовали с нами. Почему же напрасно желать убивать их, нарушая законы неба? Если поступить так, то кто знает, может быть, впоследствии и нас истребят».
Бэки на это не возразили ни слова. А на утро Муктур, объявив солдатам о немедленном отступлении, выступил в обратный путь в гор. Кульджу.
После этого сибинцы, не имея одежды, стали сеять хлопок и ткать материи. С этой поры они начали носить одежду из бумажной материи.
Кульджинские сибинцы. Конец XIX в.
XIII. Оккупация русскими войсками Илийского края
На следующий (1871) год, в третьей луне, таранчи услыхали, что русские солдаты находятся около Хоргоса, что к северу от р. Или. Услышав об этом, таранчи испугались и, собрав большое войско, включая сюда 500 сибинцев, пошли к г. Хоргосу. Они окружили русских, остановившихся в одном пустом дворе, (обнесенном стеной), между Хоргосом (= Чэн-пань-цзы) и Мазаром [Это «западный мазар» - самое большое старинное мусульманское кладбище. На нем имеются «несторианские» камни, с высеченным крестом и сирийскими письменами.]. Этот двор был первоначально устроен таранчами. Так как русских было очень мало - 90 человек пехоты да 45 сибинцев и солонов, всего свыше 100 человек, а таранчей было очень много, то русские не могли проникнуть в Или, а стали отступать. Таранчи, следуя за русскими с двух сторон на почтительном расстоянии, вынудили их перейти р. Хоргос. Затем таранчи возвратились обратно в г. Кульджу, возвестив всюду, что русские бежали, и потрясли Илийский край радостными кликами.
После этого русские вошли в таранчинское селение Добон, что к югу от р. Или, и прежде чем таранчинские солдаты пришли туда, русские поднялись выше (то есть к горам) и прошли через таранчинские селения Дардамту, Шонкор, а затем через Большой Ачанохо́ и Малый Ачанохо́ и приблизились к Кетменю [все эти пункты находятся теперь в русских пределах]. Тогда жившие в названных селах таранчи с семьями бежали к востоку. Поднялся настолько сильный плач и шум, что эхо разносилось в южных горах.
Таранчи собрали всех своих солдат и напали на русских, но были оттеснены. Таранчи в ту же ночь устроили совещание, причем было решено выбрать из своей среды 500 удалых таранчей, которые бы сражались до смерти, не отступая. Эти таранчи должны были надеть для отличия на головы белые чалмы, в ту же ночь обойти кругом русский лагерь и напасть на него с противоположной стороны, тогда как главные силы таранчей напали бы на русских с этой стороны.
Как только настала глубокая ночь, 500 пеших таранчей, решившихся умереть в сражении, пошли вперед; за ними пошла прямо на русский лагерь главная масса таранчей [конный отряд].
Когда ушедшие вперед пешие таранчи подошли близко к русскому лагерю, то там не было слышно ни звука. Но таранчи, заметив, что русские, с ружьями в руках, приготовились (их встретить), не решились войти в русский лагерь и стали отступать в свой лагерь. Возвращаясь, они столкнулись с главным отрядом таранчей, причем обе толпы таранчей, приняв друг друга за русских, сразились между собою. Но потом глупые таранчи узнали по голосу друг друга и, глядя на небо, начали вздыхать.
Я, автор этой книги, хорошо знаю все это потому, что в рядах таранчинского войска был мой старший брат, от которого я и слышал вышеизложенное.
Русские солдаты после этого двинулись и находились уже недалеко от Кальджата, как вдруг в одну ночь они ушли обратно. А почему они так сделали, я не знаю. Таранчи, думая, что русские, быть может, возвратятся, стали лагерем.
Но вслед за этим Колпаковский, прибавив к пехоте тысячу кавалеристов, сам вместе с пехотою, кавалериею и артиллерийским отрядом, с пушками на лафетах, прибыл к Хоргосу [Тут была разрушенная мусульманами китайская крепость Гун-чэнь-чэн, называемая мусульманами, калмыками и маньчжурами Хоргос. Теперь эта крепость восстановлена. У ее стен находится базар и живут таранчи, а по базару идет дорога из г. Джаркента к гг. Суйдин и Кульджу. Крепость ныне называется китайцами по-старому - Гун-чэнь-чэн, а по-народному - Чэн-пань-цза.], что к северу от р. Или, где и остановился лагерем (на ночевку). На другой день, накормивши солдат, Колпаковский пошел по направлению к г. Кульдже. Таранчи выступили русским навстречу с целью сразиться. Но как только они подошли, русские открыли огонь из больших орудий, и таранчи, не будучи в состоянии держаться, бежали вплоть до Цин-шуй-хэ. Русские солдаты, придя туда же, остановились лагерем (на ночевку). На следующий день русское войско пошло к г. Суйдину по большой дороге. Таранчи, собрав своих бежавших солдат, еще раз попытались остановить русских, но так как последние (снова) стали стрелять из больших пушек, то таранчи без остановок бежали в г. Кульджу. И более сражений не происходило.
Когда русские в тот же день пришли в г. Суйдин, то дунгане заперли ворота крепости и, взойдя на ее стены, начали смотреть. Но русский отряд, приблизившись к стенам крепости, стал стрелять в нее из крупных орудий, а солдаты храбро взобрались на стены и, сражаясь, заставили дунган, находившихся на стенах, отступить, после чего отворили ворота крепости. Тогда Колпаковский со всеми солдатами вступил в город и усмирил его жителей; попусту никого не убивали. И хотя Колпаковский после этого дал своим солдатам два дня отдыха и (праздно) сидел в г. Суйдине, но таранчи не приходили сражаться с русскими. Затем русские пошли по направлению к г. Кульдже. В тот же день султан собрал всех больших и малых бэков и ахунов для решения вопроса о том, как быть. Все бэки и ахуны сказали: «Сражаться (с русскими) нельзя, а лучше покориться. Русских солдат хотя и немного, но они чрезвычайно сильны и несомненно истребят нас, если мы будем сражаться».
Султан подчинился единогласному решению всех. Собрав больших и малых бэков и ахунов, вместе с сибинским ухэридой Кармангой, султан выехал из Кульджи и, перейдя речку Сахэцзы, стал в стороне от дороги на колени и (так) встретил Колпаковского. Последний, увидев сибинского ухэриду, обнял его, и ухэрида произнес следующую речь: «Так как вот уже несколько лет, как облака и туман скрывали (от меня солнце), то я, цзангин [здесь ухэрида называет себя цзангином (младшим офицером) из унижения], думал, что более уже не увижу неба и солнца. Но вот сегодня я увидел великого губернатора, и поистине туман и облака рассеялись, и я снова увидел небесный свет».
(Говоря так), ухэрида расплакался. Тогда Колпаковский сказал: «Не плачьте… Теперь русские состоят в дружбе с китайцами, и я пришел сюда со своими солдатами, чтобы помочь вашим сородичам. Отныне большого горя не будет».
Колпаковский, увидя на шапке ухэриды Карманги шарик из драгоценного камня, спросил: «Ведь по закону маньчжурские чиновники не носят на шапке шариков из драгоценного камня (еримбу). Почему же ухэрида имеет такой шарик?»
Ухэрида на это ответил: «Этот шарик мне пожаловал таранчинский султан». Тогда губернатор приказал назначить на службу прежних чиновников, бывших при цзян-цзюне, отрешить от должностей всех чиновников, назначенных султаном, и снять пожалованные им шарики. В то время (действительно) имелись старые чиновники, которые были отрешены от должностей вследствие того, что злые люди оклеветали их перед таранчинскими бэками.
Когда Колпаковский сделал изложенное распоряжение, то сибинский ухэрида, возвратившись к себе домой к югу от реки, немедленно отрешил от должностей чиновников, поставленных султаном, и восстановил в должностях прежних чиновников. Все сибинцы, старые и малые, сильно радовались этому. О последующих событиях пока говорить не буду.
В тот же день [то есть в тот день, в который султан, бэки, ахуны и сибинский ухэрида Карманга встречали генерала Колпаковского около г. Кульджи] Колпаковский, посадив в свой экипаж сибинского ухэриду Кармангу, отправился в г. Кульджу. Экипаж Колпаковского охраняли русские, причем не подпускали близко к карете ни таранчинского султана, ни бэков, отчего таранчи вознегодовали на сибинцев, говоря, что «русские пришли в Или ради них».
С этого времени Илийский край перешел во владение русских.
Город Кульджа
О вышеизложенном я, автор сей книги, слышал от своего родного дяди, сопровождавшего в то время ухэриду в г. Кульджу.
Старики считали большим успехом то, что китайцы и маньчжуры были побеждены в течение 2 лет. Таранчи и дунгане, завладев Или, собрали в г. Кульдже ружья, пушки и военное снаряжение, находившееся в разных городах. А когда через шесть лет пришли русские, то они, сражаясь к югу и к северу от реки Или, в какой-нибудь месяц завладели Илийским краем. Когда подумаешь об этом, то, действительно, справедливо говорят, что если таранчи и легко завладели Илийским краем, то потеряли его еще легче.
В 7-й луне Колпаковский дал денег сибинцам и приказал построить большой ламайский храм к северу от реки, что они и сделали.
Потом в 10-й луне уездный («уяс») начальник произвел перепись всем сибинцам. А так как сибинцы исстари не несли денежных повинностей, то они без утайки написали число своих людей и сообщили (русскому начальству). Вслед за тем русские обложили каждого сибинца, большого и малого, податью в 2 монеты серебром (40 копеек) [По словам Н. Н. Пантусова («Сведения о Кульджинском районе за 1871-1877 г.», Казань, 1881), сибо были обложены податью в 3 рубля с семьи. Всего сибинцев насчитывалось в 1877 г. 18.321 душа (9305 мужчин и 9016 женщин).]. Все сибинцы весьма испугались, потому что они, будучи, подобно не имеющим хозяев собакам, притесняемы таранчами, дошли до крайней степени бедности. Далее, когда русские вошли в Или, то таранчи и сибинцы не доверяли друг другу и (сибинцы) не могли ходить на заработки и находились в тяжелом положении. После прихода русских в Или, в течение нескольких месяцев, русские деньги еще не распространились повсюду; откуда же поэтому сибинцы могли достать русское серебро? Если привести пример, то ведь поистине трудно извлечь сок из засохшего во время засухи дерева - хотя бы оно (затем) и получило (влагу в виде) дождя или росы - до тех пор, пока не вырастут ветви и листья.
Когда сибинские чиновники, собирая с бедных сибинцев подать серебром, стали их сильно прижимать, то было много случаев, когда сибинцы, бросив своих жен и детей, бежали из своих домов. Да и все вообще сибинцы в то время находились в затруднительном положении из-за платежа подати.
На следующий год после прихода русских в Илийский край в нем был сильный голод, так что сибинцы и таранчи, из-за недостатка съестных припасов, питались кореньями, выкапывая (их из земли). Но потом сибинцы мало-помалу оправились и (более) не тяготились внесением подати.
Солоны в течение 3-х лет со времени прихода русских в Или не были обложены податью.
* * *
О всех событиях, изложенных выше, начиная с 3 года Тун-чжи, т. е. со времени восстания в Или, и доходя до 10-го года Тун-чжи, т. е. до времени прихода русских в этот край, я слышал от стариков-очевидцев и по памяти написал эту книгу, в которой нет лжи. А почему? Коль скоро я не мог тщательно написать всю правду, то откуда у меня мог взяться досуг для сообщения лживых сведений? А так как изложенные события протекли перед моими глазами, то если не думать о них, то лучше. А как только подумаешь, сердце немедленно наполняется скорбью.
В этой книжке содержится очень много печали и несчастия; горестным воспоминаниям нет и конца.
В. В. Верещагин. Развалины театра в Чугучаке. 1869-1870
XII. Отношение таранчей к 8 сибинским ротам
Сибинцы 8 рот сильно страдали от обременительных таранчинских повинностей. Хотя таранчи и не брали с сибинцев податей в виде хлеба или денег, но когда нужно было строить казенные здания, нести службу при ямынях таранчинских бэков или посылать солдат на разведки, то таранчи командировали также и сибинцев. А когда в Или среди скота свирепствовала эпидемия, так что из 100 быков оставались один или два, то и этот оставшийся скот таранчи отбирали на казенные надобности, вследствие чего скота для работ не хватало. Как же при таких условиях сибинцы могли обрабатывать землю? К югу от р. Или сибинцам было не под силу обрабатывать даже 2/10 или 3/10 пахотной земли. И таранчи на несколько лет завладели сибинской землей, обрабатывая которую, они разбогатели, а сибинцы влачили жизнь, служа у них в работниках. Сибинцы по своей одежде напоминали пернатых и животных. Молодые замужние женщины и девушки даже не имели чем прикрывать свои срамные места.
В то время ниоткуда не привозили в Илийский край материи, а потому (даже самые обеспеченные из сибинцев) не могли носить одежды из материи [насколько дорога была даже простая грубая материя, привозимая с юга, можно судить по тому, что кусок такой материи кашгарского происхождения, длиною в 5 ручных сажен и шириною немного менее пол-аршина, стоил тогда, как говорит автор, 40 лан, т. е. около 80 р.].
В то время сибинский ухэрида Карманга [ухэрида Карманга жил в 6-й роте] женил своего старшего сына. На эту свадьбу ухэрида, для поддержания дружбы с таранчами, пригласил всех таранчинских ахунов и бэков, которые и прибыли в дом ухэриды. Среди женщин, подававших гостям обед и чай, находилась одна чрезвычайно красивая сибинянка, родом из 5-й роты, бывшая замужем за сибинцем 6-й роты Валишанем. Прекрасные брови ее были подобны длинному холму и доходили до висков. Хотя все таранчинские бэки с восхищением смотрели на нее, но в сердце никаких намерений не возымели. Только один бэк Алимша страстно влюбился в нее и захотел взять ее себе в жены. Но он не мог устроить этого, так как занимал небольшую должность [стало быть, не имел власти и силы отнять у мужа его законную жену]. Что он доложил таранчинскому султану по возвращении в г. Кульджу, неизвестно, (но произошло следующее). Так как султан по случаю женитьбы сына ухэриды Карманги сделал ему подарки, то ухэрида после окончания свадьбы тотчас лично явился к султану, чтобы выразить ему благодарность. На прощальной аудиенции султан сказал ему следующее: «Ту (красивую) женщину я возьму за себя замуж, а за ее мужа отдайте не просватанную еще девицу, все расходы по этой свадьбе я несу сам».
Ухэрида на это ответил: «Хотя таранчи и другой веры с нами, но раз султан таранчей, став владетелем Или, не гнушается нами, а хочет даже взять замуж сибинянку, то мы чрезвычайно рады этому. Но что будет, если затем все бэки, подражая султану, станут брать таким образом наших жен?»
Тогда таранчинский султан отдал приказ, чтобы таранчинские бэки не брали себе жен у сибинцев.
Возвратившись в свою роту, сибинский ухэрида собрал всех начальников 8 рот на совещание по настоящему делу. Сотники говорили неодинаково: одни говорили, что можно отдать (вышеупомянутую женщину), а другие говорили - нельзя. Тогда ухэрида обратился к начальникам рот со следующею речью: «У нас теперь в хлебных магазинах осталось по скрупулу зерна. Но это бы еще не беда! Если мы не исполним требования таранчей, то они в один миг уничтожат все наши восемь рот. Из-за одной женщины разве можно погубить 20.000 душ? Теперь в восьми ротах пусть сибинцы возьмут замуж всех девиц старше 15 лет, невзирая на то, просватаны ли они или нет».
После этого было решено отдать сибинянку Шуха, жену Валишаня, замуж за султана. Ухэрида привез ее (в Кульджу), дав ей такое наставление: «С древних пор случалось, что государи, ради пользы своего народа, в годину его бедствий, отдавали своих дочерей во вражескую страну. И тебя мы отдаем с тою целью, чтобы ты непременно всем сердцем заботилась о (сохранении) жизни 20.000 сибинцев, живущих к югу от реки, и приобрела расположение султана. Когда нас будут очень притеснять, я пошлю тебе весточку, и ты помоги нам, повлияв на султана».
Хотя сибинцы жили в бедности и беде, но ради спасения своей жизни они исполняли усердно всякую службу, на какую их назначали таранчи. Несмотря на это, вскоре таранчи задумали совершенно уничтожить сибинцев.
Среди таранчей пользовался особым уважением таранчинец, носивший звание «халпе» [это был упомянутый выше Шамс-эддин, сын Худай-кула]. Завладев самовольно лучшими угодьями в разных таранчинских деревнях, он распахивал землю, не платя никакой подати; напротив, другие таранчи платили ему подать и почтительно исполняли всякие его приказания, считая их как бы нисшедшими с неба. Прочие таранчи даже не смели крикнуть на дворовых собак этого халпе - настолько его уважали.
Собрав однажды самовольно таранчинских солдат, халпе оповестил всех таранчей, что если не убить сейчас заречных сибинцев, то впоследствии они обязательно причинят таранчам много бед. После этого он сам повел собранное войско за р. Или. В то время река замерзла, и лошадь халпе, вступив на лед задними копытами, далее не пошла. Тогда халпе, слезши с лошади, сталь позади ее и начал ударять кнутом. Лошадь, собравшись с силами, прыгнула со льда на берег, но при этом лягнула халпе в сердце. Так халпе и не мог переправиться на южный берег реки и вернулся домой [в селение Арустан, в 20 верстах к юго-востоку от г. Кульджи], где вскоре и умер.
Ухэрида, взявши сибинских начальников, отправился навестить труп халпе. Кланяясь трупу, ухэрида так думал: «Ты теперь умер и тем избавил сибинцев от великой беды». Радуясь таким образом, ухэрида, однако, перед трупом халпе непрерывно проливал слезы, которые падали подобно дождю.
Таранчинские бэки, видя, что ухэрида так сильно горюет и плачет, сами растрогались, зарыдали и, выйдя вперед, увещанием убедили ухэриду прекратить рыдания. Потом бэки говорили: «Раз ухэрида так горько плачет о смерти нашего халпе, то, стало быть, сибинцы искренне покорились нам, таранчам. Наш халпе не знал этого и, подозревая, что вы, сибинцы, имеете особые замыслы, решил переправиться через реку и перебить вас. Но небо не допустило до этого и самому ему причинило смерть. Нынешняя скорбь ухэриды искренняя. В этом деле халпе действительно был неправ».
Когда ухэрида вернулся к себе домой, то сибинские офицеры стали спрашивать его, почему вчера он так горько плакал перед трупом халпе.
На это ухэрида ответил: «Если бы этот таранчинец не умер, то он причинил бы нам много бед. Поэтому я и плакал так от радости, думая про себя: благодаря твоей смерти, халпе, 20.000 с лишком сибинцев сохранили жизнь». Все сибинские офицеры много смеялись этим словам ухэриды.
После смерти вышеупомянутого халпе ему наследовал в звании халпе его старший сын [его имя: Камер-эддин Шамс-эддинов], захотевший также уничтожить сибинцев. И вот, когда таранчинский султан отправился на богомолье на мусульманское кладбище (мазар), находящееся у реки Каш, что к востоку (от г. Кульджи) [это так называемый «восточный мазар», где находится могила султана Вэйса; он расположен в 56 верстах от Кульджи по правую сторону р. Каша, за речкой Борбогосун (если ехать от Кульджи) и называется поэтому также «Борбогосун мазар»], то младший «халпе», воспользовавшись этим случаем, решил истребить сибинцев.
Но мать «халпе» сказала ему: «Хотя все девять городов Илийского края и запустели, но к югу от реки все-таки осталось целое племя. Ясно, что (само) небо сохранило этих людей. Твой отец захотел истребить их, но, наоборот, сам умер раньше. Теперь, если ты не изменишь своего намерения, то как бы и с тобой не случилось какого-нибудь несчастья, как и с твоим отцом». Но молодой халпе, не послушавшись матери, собрал войско и, переправившись через реку Или, пошел к мазару, находящемуся в местности Доланту, чтобы условиться относительно избиения всех сибинцев с жившим к югу от р. Или в таранчинском селе Кальджат таранчинским шанбэком, по имени Тогулак. Он заведывал 12 южными таранчинскими селениями. Из среды тамошних таранчей это был первый богач: лицо у него было багрового цвета; будучи высоким и полным, он выделялся из ряда прочих таранчей величественной осанкой. Так как долантуский мазар был недалеко от Кальджата, то халпе, послав к этому Тогулаку человека, пригласил его к себе и сказал ему следующее: «Ты, условившись со мною, помоги мне. Если мы теперь не убьем всех сибинцев, то впоследствии они обязательно причинят нам, таранчам, много горя».
На это Тогулак ответил: «За этими сибинцами не имеется никакой вины, да и вражды у нас с ними с самого начала не было. (Напротив того) в минувшие года всякий раз, когда случалось, что за отсутствием горной воды нельзя было орошать землю, южные таранчи всегда находили у них поддержку. Если подумать об этом, то это похоже на то, как бы мы вместе с ними ели пищу из одного котла. И теперь мы с ними, сибинцами, не враждуем. Если мы убьем без причины людей, созданных небом, то как бы это не оказалось несогласным с волею неба».
Так как, однако, халпе упорствовал (не согласился), то Тогулак сказал: «Если халпе действительно задумал так, то я вместе со своими таранчами из 12 южных деревень соединюсь с сибинцами 8 рот, и мы вместе с ними перейдем реку и будем воевать с таранчами, живущими к северу от реки».
Халпе оказался в затруднительном положении и не знал, что делать. Между тем сибинский ухэрида Карманга, узнав об этом деле, спешно и тайно послал дядю взятой султаном сибинянки к ней со словами: «Теперь сибинцам скоро будет конец. Помоги и защити!» Жена султана Шуха тотчас отправила к кашскому (восточному) мазару к султану человека передать ему вышеозначенное известие. Услышав это, султан поспешно возвратился в г. Кульджу и немедленно отправился (далее), меняя лошадей. Ночью он перешел р. Или, направился в долантуский мазар и приказал халпе и всему собравшемуся таранчинскому войску вернуться домой.
В 12-й луне 9 года Тун-чжи [в самом конце 1870-го или в начале 1871-го года] таранчи распустили ложный слух, что в 1-ю и 3-ю сибинские роты пришли русские. Султан, услыхав об этом, стал, однако, сомневаться, верить ли ему или не верить (тому слуху). Ввиду этого он командировал (в означенные роты) несколько бэков с солдатами. Посланному же вместе с ними своему младшему брату шанбэку Муктуру он дал следующую инструкцию: «Ты понапрасну не причиняй сибинцам зла, а то нарушишь волю неба и войдешь в противоречие с моими намерениями. Ты тщательно узнай, правда или нет (то, что говорят о сибинцах), и затем немедленно возвращайся».
Таранчи, в количестве нескольких тысяч человек, придя в 12 месяце, в мороз, в 1-ю сибинскую роту, выгнали из домов одного квартала всех мужчин, женщин и детей, причем бэки разместили в этих домах своих солдат. (Сибинцы), доставляя таранчам в пищу баранов, а их лошадям - фураж, пришли в крайнюю нужду. Таранчи днем и ночью, набрав сибинцев, умевших разыгрывать пьесы, заставляли их (сибинцев) забавлять себя. Хотя прошло полмесяца, но таранчи не возвращались домой. Тем временем к сибинским постройкам подошли таранчи из южных сел вместе с киргизами и стали готовиться к грабежу.
Так как сибинцы очутились в безвыходном положении, то командир 1-й роты Мурунга два раза ездил в Кальджат к Тогулаку. Но Тогулак, дав понять, что султан, послушавшись некоторых таранчей, понапрасну послал своих солдат, сам к сибинцам не пошел. Тогда Мурунга еще раз поехал к Тогулаку и обратился к нему с такою слезною просьбою: «Когда вы, шанбэк, подумав о том, что бедные и неимущие люди (сибинцы) в холод не имеют пристанища, сжалитесь и сами своей высокой особой пойдете (к нам) и отошлете домой пришедших к нам таранчинских солдат, то все, старые и малые, из обеих рот, приблизившиеся к смерти, будут вечно помнить о таковой помощи вашей, шанбэк».
Когда Мурунга так неотступно умолял Тогулака, он, наконец, отправился вместе с командиром 1-й роты в 1-ю и 3-ю сибинские роты.
Тогулак, увидев младшего брата султана Муктура и бэков, приведших с собою солдат из г. Кульджи, спросил их: «Вы зачем в такой холод пришли сюда с войском, выгнали бедняков из их жилищ и позволили вашим людям завладеть этими жилищами? Что именно за причина этому?»
Бэки на это ответили: «Султан, дав нам солдат, послал нас сюда по той причине, что он, услышав о приходе в эти две роты русских, захотел проверить это». Тогулак на это ответил следующее: «Я и сам отлично знаю, что здесь действительно есть русские, но их немного, всего только три человека. Если вы спросите, кто они, то это, во-первых, таранчинец Токо из Кетмена, командированный султаном для наблюдения за тем, чтобы злонамеренные таранчи, придя в 1-ю и 3-ю роты, не бесчинствовали здесь. Второй - это вновь назначенный султаном помощник ротного командира (чжэрги чжангин) сибинец Боро. И третий - это сибинец 3-й роты, переводчик Опор. Вот они трое и суть русские. Они-то распускают разнообразные ложные слухи. Если их казнить, то никаких вопросов возникать не будет. И если бы подобное дело было, то как же это я, живущий недалеко отсюда, не знал бы об нем? Говорить же, что вы, живя в г. Кульдже, прежде меня услыхали о подобных вестях, разве это не ложь? (Что касается сибинцев), то они теперь впали в крайнюю бедность. Хотя бы вы истребили их, вы не найдете у них никакого имущества, которое можно было бы взять. Можете захватить только их жен и детей - ничего другого у них нет. Наши таранчи, овладев всеми 9 илийскими городами, награбили немало добра. Ведь сибинцы с самого начала, обрабатывая землю, сами прокармливали себя [таранчи не платили сибинцам податей] и не враждовали с нами. Почему же напрасно желать убивать их, нарушая законы неба? Если поступить так, то кто знает, может быть, впоследствии и нас истребят».
Бэки на это не возразили ни слова. А на утро Муктур, объявив солдатам о немедленном отступлении, выступил в обратный путь в гор. Кульджу.
После этого сибинцы, не имея одежды, стали сеять хлопок и ткать материи. С этой поры они начали носить одежду из бумажной материи.
Кульджинские сибинцы. Конец XIX в.
XIII. Оккупация русскими войсками Илийского края
На следующий (1871) год, в третьей луне, таранчи услыхали, что русские солдаты находятся около Хоргоса, что к северу от р. Или. Услышав об этом, таранчи испугались и, собрав большое войско, включая сюда 500 сибинцев, пошли к г. Хоргосу. Они окружили русских, остановившихся в одном пустом дворе, (обнесенном стеной), между Хоргосом (= Чэн-пань-цзы) и Мазаром [Это «западный мазар» - самое большое старинное мусульманское кладбище. На нем имеются «несторианские» камни, с высеченным крестом и сирийскими письменами.]. Этот двор был первоначально устроен таранчами. Так как русских было очень мало - 90 человек пехоты да 45 сибинцев и солонов, всего свыше 100 человек, а таранчей было очень много, то русские не могли проникнуть в Или, а стали отступать. Таранчи, следуя за русскими с двух сторон на почтительном расстоянии, вынудили их перейти р. Хоргос. Затем таранчи возвратились обратно в г. Кульджу, возвестив всюду, что русские бежали, и потрясли Илийский край радостными кликами.
После этого русские вошли в таранчинское селение Добон, что к югу от р. Или, и прежде чем таранчинские солдаты пришли туда, русские поднялись выше (то есть к горам) и прошли через таранчинские селения Дардамту, Шонкор, а затем через Большой Ачанохо́ и Малый Ачанохо́ и приблизились к Кетменю [все эти пункты находятся теперь в русских пределах]. Тогда жившие в названных селах таранчи с семьями бежали к востоку. Поднялся настолько сильный плач и шум, что эхо разносилось в южных горах.
Таранчи собрали всех своих солдат и напали на русских, но были оттеснены. Таранчи в ту же ночь устроили совещание, причем было решено выбрать из своей среды 500 удалых таранчей, которые бы сражались до смерти, не отступая. Эти таранчи должны были надеть для отличия на головы белые чалмы, в ту же ночь обойти кругом русский лагерь и напасть на него с противоположной стороны, тогда как главные силы таранчей напали бы на русских с этой стороны.
Как только настала глубокая ночь, 500 пеших таранчей, решившихся умереть в сражении, пошли вперед; за ними пошла прямо на русский лагерь главная масса таранчей [конный отряд].
Когда ушедшие вперед пешие таранчи подошли близко к русскому лагерю, то там не было слышно ни звука. Но таранчи, заметив, что русские, с ружьями в руках, приготовились (их встретить), не решились войти в русский лагерь и стали отступать в свой лагерь. Возвращаясь, они столкнулись с главным отрядом таранчей, причем обе толпы таранчей, приняв друг друга за русских, сразились между собою. Но потом глупые таранчи узнали по голосу друг друга и, глядя на небо, начали вздыхать.
Я, автор этой книги, хорошо знаю все это потому, что в рядах таранчинского войска был мой старший брат, от которого я и слышал вышеизложенное.
Русские солдаты после этого двинулись и находились уже недалеко от Кальджата, как вдруг в одну ночь они ушли обратно. А почему они так сделали, я не знаю. Таранчи, думая, что русские, быть может, возвратятся, стали лагерем.
Но вслед за этим Колпаковский, прибавив к пехоте тысячу кавалеристов, сам вместе с пехотою, кавалериею и артиллерийским отрядом, с пушками на лафетах, прибыл к Хоргосу [Тут была разрушенная мусульманами китайская крепость Гун-чэнь-чэн, называемая мусульманами, калмыками и маньчжурами Хоргос. Теперь эта крепость восстановлена. У ее стен находится базар и живут таранчи, а по базару идет дорога из г. Джаркента к гг. Суйдин и Кульджу. Крепость ныне называется китайцами по-старому - Гун-чэнь-чэн, а по-народному - Чэн-пань-цза.], что к северу от р. Или, где и остановился лагерем (на ночевку). На другой день, накормивши солдат, Колпаковский пошел по направлению к г. Кульдже. Таранчи выступили русским навстречу с целью сразиться. Но как только они подошли, русские открыли огонь из больших орудий, и таранчи, не будучи в состоянии держаться, бежали вплоть до Цин-шуй-хэ. Русские солдаты, придя туда же, остановились лагерем (на ночевку). На следующий день русское войско пошло к г. Суйдину по большой дороге. Таранчи, собрав своих бежавших солдат, еще раз попытались остановить русских, но так как последние (снова) стали стрелять из больших пушек, то таранчи без остановок бежали в г. Кульджу. И более сражений не происходило.
Когда русские в тот же день пришли в г. Суйдин, то дунгане заперли ворота крепости и, взойдя на ее стены, начали смотреть. Но русский отряд, приблизившись к стенам крепости, стал стрелять в нее из крупных орудий, а солдаты храбро взобрались на стены и, сражаясь, заставили дунган, находившихся на стенах, отступить, после чего отворили ворота крепости. Тогда Колпаковский со всеми солдатами вступил в город и усмирил его жителей; попусту никого не убивали. И хотя Колпаковский после этого дал своим солдатам два дня отдыха и (праздно) сидел в г. Суйдине, но таранчи не приходили сражаться с русскими. Затем русские пошли по направлению к г. Кульдже. В тот же день султан собрал всех больших и малых бэков и ахунов для решения вопроса о том, как быть. Все бэки и ахуны сказали: «Сражаться (с русскими) нельзя, а лучше покориться. Русских солдат хотя и немного, но они чрезвычайно сильны и несомненно истребят нас, если мы будем сражаться».
Султан подчинился единогласному решению всех. Собрав больших и малых бэков и ахунов, вместе с сибинским ухэридой Кармангой, султан выехал из Кульджи и, перейдя речку Сахэцзы, стал в стороне от дороги на колени и (так) встретил Колпаковского. Последний, увидев сибинского ухэриду, обнял его, и ухэрида произнес следующую речь: «Так как вот уже несколько лет, как облака и туман скрывали (от меня солнце), то я, цзангин [здесь ухэрида называет себя цзангином (младшим офицером) из унижения], думал, что более уже не увижу неба и солнца. Но вот сегодня я увидел великого губернатора, и поистине туман и облака рассеялись, и я снова увидел небесный свет».
(Говоря так), ухэрида расплакался. Тогда Колпаковский сказал: «Не плачьте… Теперь русские состоят в дружбе с китайцами, и я пришел сюда со своими солдатами, чтобы помочь вашим сородичам. Отныне большого горя не будет».
Колпаковский, увидя на шапке ухэриды Карманги шарик из драгоценного камня, спросил: «Ведь по закону маньчжурские чиновники не носят на шапке шариков из драгоценного камня (еримбу). Почему же ухэрида имеет такой шарик?»
Ухэрида на это ответил: «Этот шарик мне пожаловал таранчинский султан». Тогда губернатор приказал назначить на службу прежних чиновников, бывших при цзян-цзюне, отрешить от должностей всех чиновников, назначенных султаном, и снять пожалованные им шарики. В то время (действительно) имелись старые чиновники, которые были отрешены от должностей вследствие того, что злые люди оклеветали их перед таранчинскими бэками.
Когда Колпаковский сделал изложенное распоряжение, то сибинский ухэрида, возвратившись к себе домой к югу от реки, немедленно отрешил от должностей чиновников, поставленных султаном, и восстановил в должностях прежних чиновников. Все сибинцы, старые и малые, сильно радовались этому. О последующих событиях пока говорить не буду.
В тот же день [то есть в тот день, в который султан, бэки, ахуны и сибинский ухэрида Карманга встречали генерала Колпаковского около г. Кульджи] Колпаковский, посадив в свой экипаж сибинского ухэриду Кармангу, отправился в г. Кульджу. Экипаж Колпаковского охраняли русские, причем не подпускали близко к карете ни таранчинского султана, ни бэков, отчего таранчи вознегодовали на сибинцев, говоря, что «русские пришли в Или ради них».
С этого времени Илийский край перешел во владение русских.
Город Кульджа
О вышеизложенном я, автор сей книги, слышал от своего родного дяди, сопровождавшего в то время ухэриду в г. Кульджу.
Старики считали большим успехом то, что китайцы и маньчжуры были побеждены в течение 2 лет. Таранчи и дунгане, завладев Или, собрали в г. Кульдже ружья, пушки и военное снаряжение, находившееся в разных городах. А когда через шесть лет пришли русские, то они, сражаясь к югу и к северу от реки Или, в какой-нибудь месяц завладели Илийским краем. Когда подумаешь об этом, то, действительно, справедливо говорят, что если таранчи и легко завладели Илийским краем, то потеряли его еще легче.
В 7-й луне Колпаковский дал денег сибинцам и приказал построить большой ламайский храм к северу от реки, что они и сделали.
Потом в 10-й луне уездный («уяс») начальник произвел перепись всем сибинцам. А так как сибинцы исстари не несли денежных повинностей, то они без утайки написали число своих людей и сообщили (русскому начальству). Вслед за тем русские обложили каждого сибинца, большого и малого, податью в 2 монеты серебром (40 копеек) [По словам Н. Н. Пантусова («Сведения о Кульджинском районе за 1871-1877 г.», Казань, 1881), сибо были обложены податью в 3 рубля с семьи. Всего сибинцев насчитывалось в 1877 г. 18.321 душа (9305 мужчин и 9016 женщин).]. Все сибинцы весьма испугались, потому что они, будучи, подобно не имеющим хозяев собакам, притесняемы таранчами, дошли до крайней степени бедности. Далее, когда русские вошли в Или, то таранчи и сибинцы не доверяли друг другу и (сибинцы) не могли ходить на заработки и находились в тяжелом положении. После прихода русских в Или, в течение нескольких месяцев, русские деньги еще не распространились повсюду; откуда же поэтому сибинцы могли достать русское серебро? Если привести пример, то ведь поистине трудно извлечь сок из засохшего во время засухи дерева - хотя бы оно (затем) и получило (влагу в виде) дождя или росы - до тех пор, пока не вырастут ветви и листья.
Когда сибинские чиновники, собирая с бедных сибинцев подать серебром, стали их сильно прижимать, то было много случаев, когда сибинцы, бросив своих жен и детей, бежали из своих домов. Да и все вообще сибинцы в то время находились в затруднительном положении из-за платежа подати.
На следующий год после прихода русских в Илийский край в нем был сильный голод, так что сибинцы и таранчи, из-за недостатка съестных припасов, питались кореньями, выкапывая (их из земли). Но потом сибинцы мало-помалу оправились и (более) не тяготились внесением подати.
Солоны в течение 3-х лет со времени прихода русских в Или не были обложены податью.
* * *
О всех событиях, изложенных выше, начиная с 3 года Тун-чжи, т. е. со времени восстания в Или, и доходя до 10-го года Тун-чжи, т. е. до времени прихода русских в этот край, я слышал от стариков-очевидцев и по памяти написал эту книгу, в которой нет лжи. А почему? Коль скоро я не мог тщательно написать всю правду, то откуда у меня мог взяться досуг для сообщения лживых сведений? А так как изложенные события протекли перед моими глазами, то если не думать о них, то лучше. А как только подумаешь, сердце немедленно наполняется скорбью.
В этой книжке содержится очень много печали и несчастия; горестным воспоминаниям нет и конца.
В. В. Верещагин. Развалины театра в Чугучаке. 1869-1870