Психопатология суфизма (1): Внушение как воспитательная система
К. К. Казанский. Суфизм с точки зрения современной психопатологии. - Самарканд, 1905. Другие части: [ 2], [ 3], [ 4].
Среднеазиатские дервиши-каландары
Если мы ближе всмотримся во всю утомительную и настойчивую работу, которая так старательно и систематически ведется в дервишестве обеими сторонами его - активною в лице наставника и пассивною - в лице ученика, то нас неизбежно поразит психологическая ее подкладка. Процесс прохождения суфием пути к истине как бы целиком выхвачен из клинического сеанса по гипнотизму. И нигде, пожалуй, совместная работа самых разнообразных представителей науки, как то: психолога, анатома, физиолога, педагога и историка, не нашла бы себе более плодотворной почвы в запутанных вопросах внушения, как при изучении влияния, оказанного дервишеством на жизнь ислама.
А. Севрюгин. Портрет дервиша. Иран
Сущность психологической работы над дервишем сводится на то, чтобы путем ослабления воли добиться преобладания в его сознании того минимального количества идей, которое, будучи вызвано направленным в одну сторону вниманием, порождало бы состояние моноидеизма или экстаза. Но процесс приведения в экстатическое состояние совершается не у всех с одинаковой степенью легкости, и масса, охотно шедшая на заманчивый призыв суфизма, представляла слишком сырой и разнородный материал, который требовал тщательной сортировки. Его надо было распределить на однородные группы, где проявлялись бы одинаковость религиозного настроения, умственной подготовки к восприятию открываемых истин, сходство в темпераменте и психической организации.
Чтобы выйти из этого затруднения, суфизм в основу выбора своих адептов положил прежде всего степень внушаемости или, иными словами, готовность подчинения чужой воле. Залогом успеха своей пропаганды он считал два элемента: веру, как основу всякого внушения, и авторитетность внушающего лица, как выражение своих предначертаний. Известно, что люди, приученные воспитанием к исполнению чужой воли, обладающие впечатлительностью, легковерием, словом, детски недоразвитою психическою организацией, люди без инициативы, без самообладания подчиняются внушению гораздо легче, нежели те, кто отличается противоположными качествами [Проф. Preyer. Der Hypnotismus. Wien u Leipzig. 1890. P. 63]. Эта истина, эмпирически подмеченная старым магизмом, легла в основу суфийства как непосредственного его наследия. Суфийство охотнее всего выбирало своих учеников из этой благодатной среды; оно заботливо относилось к выбору их, подвергая их предварительному испытанию и строгой оценке в смысле пригодности или непригодности их к дальнейшему восприятию его тайного учения. Авторитетность внушающего субъекта составляет второе conditio sine qua non всякого успеха в деле осуществления внушений, и потому все старания мюршида (наставника) направлены к тому, чтобы добиться со стороны мюрида (ученика) безусловной веры в его значение, святость и могущество. Суфизм категорически объявил, что без последнего условия нельзя никому и никогда достигнуть конечной цели учения.
Религиозные обряды и обычаи таджиков. Мирза Васих,
глава секты (пир). «Туркестанский альбом», 1871-1872
«Для того, чтобы внушение возымело свою силу, - говорит один из нейропатологов [В. М. Бехтерев. Лечебное значение гипноза. Спутн. здоровья. 1900 г. № 7], - необходимо, чтоб внушающий пользовался со стороны внушаемого возможно полным доверием, а это доверие, без сомнения, достигается легче всего при тех условиях, которые и создают авторитетность внушающего в глазах внушаемого». Далее, так как недисциплинированный реальным знанием ум человеческий охотно преклоняется пред всякой таинственностью, пред всякою неизвестностью, то для него достаточно самых ничтожных признаков обладания тайной, чтобы привести его в состояние известного порабощения. Этим свойством человеческой души руководился в свое время магизм, и в нем же нашло себе залог успеха позднейшее суфийство. Оно построило с этой целью иерархическую лестницу, каждая ступень которой скрывала в себе тайну, неведомую стоящему на более низкой из них, и этим путем поддерживало в ученике то особенное состояние выжидательного внимания, которое и составляет секрет гипнотического воспитания. Педагогические приемы суфийства направлены были к обезволиванию ученика и к приведению его в состояние, благоприятное для гипноза. Цель эта ясно проводится через весь начальный период дервишеского воспитания, где на первый план выступает психический фактор между объектом и экспериментатором, между мюридом и мюршидом. Здесь все совершается по внушению, вносимому в сознание ученика не только насильственно навязываемыми умственными представлениями, но и разнообразными проводниками чувствительности.
Суфийство, кроме того, прекрасно знало цену постоянных упражнений как средства окончательно закрепить эти взаимные отношения ученика с учителем, и всегда рекомендовало крайнюю настойчивость в их ведении. Способность к внушению, согласно современных наблюдателей, находится в прямой зависимости от частоты упражнений, причем облегчается не только самая внушимость, но увеличивается и способность впадать в это исключительное состояние восприимчивости к внушению без достаточных внешних к тому побуждений.
Каландары в Самарканде. Начало XX века
Таким образом, в этом подготовительном периоде умственный взор ученика постепенно утратил способность разбирать на своем горизонте что-либо, кроме личности наставника. Мюршид с этого времени является поистине волшебником, в руках которого находятся ключи от мыслей его ученика, душевного его настроения, аффектов, наконец, даже растительных процессов, казалось бы, вовсе не зависящих от нашей воли. «Мюрид становится отныне в руках шейха как труп в руках обмывателя мертвых», по характерному выражению суфиев.
Итак, неофит должен занять все свое внимание исключительно личностью руководителя. Все грешные или просто не идущие к делу помыслы новичка отгоняются при помощи представления об особе учителя. Дух наставника должен следовать подобно ангелу-хранителю за всеми усилиями ученика, за каждой его мыслью, за каждым движением, шагом; иначе говоря, личность мюршида должна составлять предмет беспрерывного размышления и созерцания со стороны мюрида. Во всякой вещи, во всяком лице посвящаемый обязан видеть только наставника. Ни малейшее сомнение в неправильности действий учителя не может закрадываться в сердце ученика, точно так же последний ни на одну минуту не должен усомниться в пророческом прозрении первого и его «спиритуалистическом воздействии». Мюрид свято убежден, что каждое намерение, каждый помысел читается наставником в его голове как в книге. «Мысли мюрида, - говорил Хозрет-ходжа Ахрар, - всегда находятся у мюршида между его бровями». Его взор, направленный на мюрида, вызывает в последнем настоящее состояние очарования («фасцинации», по терминологии Бремо). Словом, на нижней ступени посвящения мюрид становится в те исключительные условия восприимчивости к внушению, которые превращают его в автомата, управляемого волею мюршида. Его одного он слышит, ему одному отвечает, ему одному повинуется, от него одного воспринимает приказания.
С тою же целью обезволивания его обучают особому молитвословию, с которым он и обращается к своим руководителям. Вот, напр., молитва, произносимая дервишем при надевании пояса-веревки «камбари» [Камберия - конюх Алия], (известной у туркестанских дервишей под именами «чильтар» и «сайли»): «Я сделался «камбари» у ног твоего (т. е. шейха) коня. Под твоими ногами я долго страдал… Ты видишь все вещи; ты знаешь все; ты - все для меня!» [П. Позднев. Цит. из John Brown’а]. А вот молитва, с которою обращаются дервиши к основателю ордена (пиру) в тяжелые минуты печали и горя: «О ты, многожеланный! Ты, который служишь в час смятения; в глубочайшей темноте ты видишь все вещи; в час стыда и смущения ты только один можешь защитить меня; когда я поражен печалью, в час опасности твой верховный разум поддержит меня. О ты, который всегда присутствуешь, тебя я умоляю, освободи меня от печали!». Итак, сила власти руководителя над посвящаемым в этом случае простирается до отдачи индивидуальной воли последнего в безусловное распоряжение учителя, до полного уничтожения свободы, до полной потери личности. Мышление, остановившееся на всех пунктах за исключением единственной подставленной в опустошенное сознание идеи о наставнике, сосредоточивается на ней всею накопившеюся нервной энергией и создает преувеличенное, гипертрофированное представление или чувствование личности мюршида.
Этот процесс, известный в суфизме под именем самоуничтожения мюрида в воле мюршида, занимает, смотря по психической природе ученика, с одной стороны, и «спиритуалистическим способностям» учителя - с другой, неодинаковый промежуток времени. Во всяком случае, на него уходит, по свидетельству некоторых последователей дервишества, не менее четырех месяцев.
Туркестанские каландары - странствующие дервиши
Результатом этой продолжительной подготовки в подходящем субъекте является то особенное психофизиологическое состояние, которое, не составляя гипнотического сна, к то же время не похоже и на нормальное бодрствование: оно вполне отвечает тому состоянию, которое известно в науке под именем сомнамбулического бодрствования, мало отличающегося от гипноза. Гипнотическое состояние по мнению большинства ученых является последствием двух существенных условий: внушения и того выжидательного внимания, с которым пациент сосредоточивается на идее о сне. Представление гипнотика поглощается ожидаемыми им необыкновенными явлениями, и ожидание быть усыпленным усыпляет его. В сомнамбулическом бодрствовании идея о сне отсутствует и сна не наступает, субъект остается с открытыми глазами, но влияние силы внушения налицо. Состояние сна облегчает лишь возникновение ярких образов, содержание же их зависит от внушения. Суфизм в процессе «самоуничтожения мюрида в воле мюршида» не ищет яркости образов, а добивается лишь состояния моноидеизма. Когда же яркость образов окажется желательной, то он, как это мы увидим ниже, сумеет найти к тому другие средства.
Теперь возникает вопрос, насколько изменяется психический мир дервиша в этом периоде его воспитания? Правда, что говорить о полном превращении его личности в этот подготовительный период было бы преждевременно: субъект, по-видимому, сохраняет правильное отношение к внешней среде, помнит как внешние события, так равно и те, в которых участвовала его воля; однако восприимчивостью к внушениям гипнотизатора-мюршида и исключительным отношением к его воле он представляет все явления патологического характера. Он проявляет все признаки привычного сомнамбула и обещает вскоре отказаться от своею первоначального «я». Так, у него развивается симптомокомплекс сосредоточенности внимания на гипнотизаторе, известный под специальным названием «отношения» (rapport французских авторов). Оно, хотя и опирается несомненно на предшествовавшие физиологические ассоциации, все же производит впечатление чисто психологического воздействия; оно покоряет дервиша как нечто роковое, неизменное, как результат бесплотного влияния на его дух духа учителя. «Сношение с гипнотизатором, - говорит Бони, - устанавливается не только посредством слуха, но и посредством всяких других ощущений. Так, если гипнотизатор возьмет за руку усыпленного субъекта, принявши всевозможные предосторожности, чтобы не обнаружить своего присутствия, субъект все-таки немедленно отгадает, что прикоснулся к нему гипнотизатор, и если, например, при подобных обстоятельствах гипнотизатор подымет руку субъекта, эта рука остается поднятою, но если кто другой поднимет его руку, рука упадет как безжизненное тело». Подобно сказанному, и дервиш угадывает присутствие мюрида, обращенный на него его взгляд: в рукопожатии или прикосновении к одежде мюршида он черпает новую силу внушимости. При радениях совершает движения по направлению и силе, указываемым малейшими изменениями в чертах руководителя.
В свою очередь и мюршид, прошедший первые ступени дервишества и вполне обработанный в духе гипнотического воспитания, проявляет нередко связанные с гипнотическим состоянием способности, которые так сильно поражают подчас воображение окружающих. Для многих из них лицо ученика является как бы открытой страницей, по которой они читают каждую мысль, каждое душевное движение. Они, благодаря известному навыку, связанному с той гиперестезией, которая так обыкновенна для гипнотиков и истеричных, нередко угадывают на расстоянии больные органы, эмпирически указывают на лечебные средства той или другой болезни, разбирают специфический запах пола, возраста, и тем еще более закрепляют в учениках свой авторитет.
Д. И. Ермаков. Дервиш. Иран
Сверх того, при сомнамбулическом бодрствовании, как и при гипнотизме, «нравственное существо человека обнаруживается не только в действиях, но и в сокровенных помыслах и чувствах; обнажается все: недостатки, причуды, страсти, добродетели - все это выставляет себя напоказ с неумолимой откровенностью». Эта черта гипнотиков, подмеченная многими наблюдателями, дает и мюршиду возможность выпытывать всю истину у мюрида, а если еще притом ученик утрачивает память о своих показаниях, сделанных в состоянии сомнамбулического бодрствования - то и поражать его даром чудесного прозревания. Продолжительными упражнениями в «самоуничтожении» дервиш как бы заряжается единственною идеею о своем наставнике, и этот моноидеизм, эта одержимость предвзятым убеждением в специальном влиянии на душу личности мюршида вполне закрепляются к концу подготовительного периода дервишеского воспитания, когда внутренний мир посвящаемого потерпел уже резкие изменения. Само собою разумеется, что сосредоточенность на небольшой и замкнутой группе явлений, отношений и идей ставит человека в положение полного невнимания к остальным впечатлениям, получаемым от внешней среды, отчего разнообразие жизненных проявлений для него проходит мимо, не оставляя следов в сознании. Органические элементы - аффективные и интеллектуальные, не находя себе импульса к возбуждению, бездействуют. И вот взамен прежде существовавшей личности, бойко отзывавшейся на все раздражения, воспринимаемые от жизни, постепенно выступает другая - внешняя - составленная из двух-трех насильственных представлений да автоматизма. Таким образом, как мы видим, повторные опыты приведения себя в состояние сомнамбулического бодрствования и обусловленные им последствия: потеря личной инициативы, чувства индивидуальности и воли - если и не нарушают еще окончательно психическое равновесие неофита, то все же в значительной мере подготовляют почву для коренного превращения его личности.
Но в этом периоде суфизма ученик остается еще на широкой основе ислама и строго соблюдает предписания Корана и преданий. Бог для него идея внешняя, трансцендентная - словом, он еще правоверный мусульманин, и потому проходимая им степень, служащая лишь преддверием суфизма, носит название закона или человечности (шариат или нâсут).
Каляндары. Туркестанский край, 1871-1872
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Среднеазиатские дервиши-каландары
Если мы ближе всмотримся во всю утомительную и настойчивую работу, которая так старательно и систематически ведется в дервишестве обеими сторонами его - активною в лице наставника и пассивною - в лице ученика, то нас неизбежно поразит психологическая ее подкладка. Процесс прохождения суфием пути к истине как бы целиком выхвачен из клинического сеанса по гипнотизму. И нигде, пожалуй, совместная работа самых разнообразных представителей науки, как то: психолога, анатома, физиолога, педагога и историка, не нашла бы себе более плодотворной почвы в запутанных вопросах внушения, как при изучении влияния, оказанного дервишеством на жизнь ислама.
А. Севрюгин. Портрет дервиша. Иран
Сущность психологической работы над дервишем сводится на то, чтобы путем ослабления воли добиться преобладания в его сознании того минимального количества идей, которое, будучи вызвано направленным в одну сторону вниманием, порождало бы состояние моноидеизма или экстаза. Но процесс приведения в экстатическое состояние совершается не у всех с одинаковой степенью легкости, и масса, охотно шедшая на заманчивый призыв суфизма, представляла слишком сырой и разнородный материал, который требовал тщательной сортировки. Его надо было распределить на однородные группы, где проявлялись бы одинаковость религиозного настроения, умственной подготовки к восприятию открываемых истин, сходство в темпераменте и психической организации.
Чтобы выйти из этого затруднения, суфизм в основу выбора своих адептов положил прежде всего степень внушаемости или, иными словами, готовность подчинения чужой воле. Залогом успеха своей пропаганды он считал два элемента: веру, как основу всякого внушения, и авторитетность внушающего лица, как выражение своих предначертаний. Известно, что люди, приученные воспитанием к исполнению чужой воли, обладающие впечатлительностью, легковерием, словом, детски недоразвитою психическою организацией, люди без инициативы, без самообладания подчиняются внушению гораздо легче, нежели те, кто отличается противоположными качествами [Проф. Preyer. Der Hypnotismus. Wien u Leipzig. 1890. P. 63]. Эта истина, эмпирически подмеченная старым магизмом, легла в основу суфийства как непосредственного его наследия. Суфийство охотнее всего выбирало своих учеников из этой благодатной среды; оно заботливо относилось к выбору их, подвергая их предварительному испытанию и строгой оценке в смысле пригодности или непригодности их к дальнейшему восприятию его тайного учения. Авторитетность внушающего субъекта составляет второе conditio sine qua non всякого успеха в деле осуществления внушений, и потому все старания мюршида (наставника) направлены к тому, чтобы добиться со стороны мюрида (ученика) безусловной веры в его значение, святость и могущество. Суфизм категорически объявил, что без последнего условия нельзя никому и никогда достигнуть конечной цели учения.
Религиозные обряды и обычаи таджиков. Мирза Васих,
глава секты (пир). «Туркестанский альбом», 1871-1872
«Для того, чтобы внушение возымело свою силу, - говорит один из нейропатологов [В. М. Бехтерев. Лечебное значение гипноза. Спутн. здоровья. 1900 г. № 7], - необходимо, чтоб внушающий пользовался со стороны внушаемого возможно полным доверием, а это доверие, без сомнения, достигается легче всего при тех условиях, которые и создают авторитетность внушающего в глазах внушаемого». Далее, так как недисциплинированный реальным знанием ум человеческий охотно преклоняется пред всякой таинственностью, пред всякою неизвестностью, то для него достаточно самых ничтожных признаков обладания тайной, чтобы привести его в состояние известного порабощения. Этим свойством человеческой души руководился в свое время магизм, и в нем же нашло себе залог успеха позднейшее суфийство. Оно построило с этой целью иерархическую лестницу, каждая ступень которой скрывала в себе тайну, неведомую стоящему на более низкой из них, и этим путем поддерживало в ученике то особенное состояние выжидательного внимания, которое и составляет секрет гипнотического воспитания. Педагогические приемы суфийства направлены были к обезволиванию ученика и к приведению его в состояние, благоприятное для гипноза. Цель эта ясно проводится через весь начальный период дервишеского воспитания, где на первый план выступает психический фактор между объектом и экспериментатором, между мюридом и мюршидом. Здесь все совершается по внушению, вносимому в сознание ученика не только насильственно навязываемыми умственными представлениями, но и разнообразными проводниками чувствительности.
Суфийство, кроме того, прекрасно знало цену постоянных упражнений как средства окончательно закрепить эти взаимные отношения ученика с учителем, и всегда рекомендовало крайнюю настойчивость в их ведении. Способность к внушению, согласно современных наблюдателей, находится в прямой зависимости от частоты упражнений, причем облегчается не только самая внушимость, но увеличивается и способность впадать в это исключительное состояние восприимчивости к внушению без достаточных внешних к тому побуждений.
Каландары в Самарканде. Начало XX века
Таким образом, в этом подготовительном периоде умственный взор ученика постепенно утратил способность разбирать на своем горизонте что-либо, кроме личности наставника. Мюршид с этого времени является поистине волшебником, в руках которого находятся ключи от мыслей его ученика, душевного его настроения, аффектов, наконец, даже растительных процессов, казалось бы, вовсе не зависящих от нашей воли. «Мюрид становится отныне в руках шейха как труп в руках обмывателя мертвых», по характерному выражению суфиев.
Итак, неофит должен занять все свое внимание исключительно личностью руководителя. Все грешные или просто не идущие к делу помыслы новичка отгоняются при помощи представления об особе учителя. Дух наставника должен следовать подобно ангелу-хранителю за всеми усилиями ученика, за каждой его мыслью, за каждым движением, шагом; иначе говоря, личность мюршида должна составлять предмет беспрерывного размышления и созерцания со стороны мюрида. Во всякой вещи, во всяком лице посвящаемый обязан видеть только наставника. Ни малейшее сомнение в неправильности действий учителя не может закрадываться в сердце ученика, точно так же последний ни на одну минуту не должен усомниться в пророческом прозрении первого и его «спиритуалистическом воздействии». Мюрид свято убежден, что каждое намерение, каждый помысел читается наставником в его голове как в книге. «Мысли мюрида, - говорил Хозрет-ходжа Ахрар, - всегда находятся у мюршида между его бровями». Его взор, направленный на мюрида, вызывает в последнем настоящее состояние очарования («фасцинации», по терминологии Бремо). Словом, на нижней ступени посвящения мюрид становится в те исключительные условия восприимчивости к внушению, которые превращают его в автомата, управляемого волею мюршида. Его одного он слышит, ему одному отвечает, ему одному повинуется, от него одного воспринимает приказания.
С тою же целью обезволивания его обучают особому молитвословию, с которым он и обращается к своим руководителям. Вот, напр., молитва, произносимая дервишем при надевании пояса-веревки «камбари» [Камберия - конюх Алия], (известной у туркестанских дервишей под именами «чильтар» и «сайли»): «Я сделался «камбари» у ног твоего (т. е. шейха) коня. Под твоими ногами я долго страдал… Ты видишь все вещи; ты знаешь все; ты - все для меня!» [П. Позднев. Цит. из John Brown’а]. А вот молитва, с которою обращаются дервиши к основателю ордена (пиру) в тяжелые минуты печали и горя: «О ты, многожеланный! Ты, который служишь в час смятения; в глубочайшей темноте ты видишь все вещи; в час стыда и смущения ты только один можешь защитить меня; когда я поражен печалью, в час опасности твой верховный разум поддержит меня. О ты, который всегда присутствуешь, тебя я умоляю, освободи меня от печали!». Итак, сила власти руководителя над посвящаемым в этом случае простирается до отдачи индивидуальной воли последнего в безусловное распоряжение учителя, до полного уничтожения свободы, до полной потери личности. Мышление, остановившееся на всех пунктах за исключением единственной подставленной в опустошенное сознание идеи о наставнике, сосредоточивается на ней всею накопившеюся нервной энергией и создает преувеличенное, гипертрофированное представление или чувствование личности мюршида.
Этот процесс, известный в суфизме под именем самоуничтожения мюрида в воле мюршида, занимает, смотря по психической природе ученика, с одной стороны, и «спиритуалистическим способностям» учителя - с другой, неодинаковый промежуток времени. Во всяком случае, на него уходит, по свидетельству некоторых последователей дервишества, не менее четырех месяцев.
Туркестанские каландары - странствующие дервиши
Результатом этой продолжительной подготовки в подходящем субъекте является то особенное психофизиологическое состояние, которое, не составляя гипнотического сна, к то же время не похоже и на нормальное бодрствование: оно вполне отвечает тому состоянию, которое известно в науке под именем сомнамбулического бодрствования, мало отличающегося от гипноза. Гипнотическое состояние по мнению большинства ученых является последствием двух существенных условий: внушения и того выжидательного внимания, с которым пациент сосредоточивается на идее о сне. Представление гипнотика поглощается ожидаемыми им необыкновенными явлениями, и ожидание быть усыпленным усыпляет его. В сомнамбулическом бодрствовании идея о сне отсутствует и сна не наступает, субъект остается с открытыми глазами, но влияние силы внушения налицо. Состояние сна облегчает лишь возникновение ярких образов, содержание же их зависит от внушения. Суфизм в процессе «самоуничтожения мюрида в воле мюршида» не ищет яркости образов, а добивается лишь состояния моноидеизма. Когда же яркость образов окажется желательной, то он, как это мы увидим ниже, сумеет найти к тому другие средства.
Теперь возникает вопрос, насколько изменяется психический мир дервиша в этом периоде его воспитания? Правда, что говорить о полном превращении его личности в этот подготовительный период было бы преждевременно: субъект, по-видимому, сохраняет правильное отношение к внешней среде, помнит как внешние события, так равно и те, в которых участвовала его воля; однако восприимчивостью к внушениям гипнотизатора-мюршида и исключительным отношением к его воле он представляет все явления патологического характера. Он проявляет все признаки привычного сомнамбула и обещает вскоре отказаться от своею первоначального «я». Так, у него развивается симптомокомплекс сосредоточенности внимания на гипнотизаторе, известный под специальным названием «отношения» (rapport французских авторов). Оно, хотя и опирается несомненно на предшествовавшие физиологические ассоциации, все же производит впечатление чисто психологического воздействия; оно покоряет дервиша как нечто роковое, неизменное, как результат бесплотного влияния на его дух духа учителя. «Сношение с гипнотизатором, - говорит Бони, - устанавливается не только посредством слуха, но и посредством всяких других ощущений. Так, если гипнотизатор возьмет за руку усыпленного субъекта, принявши всевозможные предосторожности, чтобы не обнаружить своего присутствия, субъект все-таки немедленно отгадает, что прикоснулся к нему гипнотизатор, и если, например, при подобных обстоятельствах гипнотизатор подымет руку субъекта, эта рука остается поднятою, но если кто другой поднимет его руку, рука упадет как безжизненное тело». Подобно сказанному, и дервиш угадывает присутствие мюрида, обращенный на него его взгляд: в рукопожатии или прикосновении к одежде мюршида он черпает новую силу внушимости. При радениях совершает движения по направлению и силе, указываемым малейшими изменениями в чертах руководителя.
В свою очередь и мюршид, прошедший первые ступени дервишества и вполне обработанный в духе гипнотического воспитания, проявляет нередко связанные с гипнотическим состоянием способности, которые так сильно поражают подчас воображение окружающих. Для многих из них лицо ученика является как бы открытой страницей, по которой они читают каждую мысль, каждое душевное движение. Они, благодаря известному навыку, связанному с той гиперестезией, которая так обыкновенна для гипнотиков и истеричных, нередко угадывают на расстоянии больные органы, эмпирически указывают на лечебные средства той или другой болезни, разбирают специфический запах пола, возраста, и тем еще более закрепляют в учениках свой авторитет.
Д. И. Ермаков. Дервиш. Иран
Сверх того, при сомнамбулическом бодрствовании, как и при гипнотизме, «нравственное существо человека обнаруживается не только в действиях, но и в сокровенных помыслах и чувствах; обнажается все: недостатки, причуды, страсти, добродетели - все это выставляет себя напоказ с неумолимой откровенностью». Эта черта гипнотиков, подмеченная многими наблюдателями, дает и мюршиду возможность выпытывать всю истину у мюрида, а если еще притом ученик утрачивает память о своих показаниях, сделанных в состоянии сомнамбулического бодрствования - то и поражать его даром чудесного прозревания. Продолжительными упражнениями в «самоуничтожении» дервиш как бы заряжается единственною идеею о своем наставнике, и этот моноидеизм, эта одержимость предвзятым убеждением в специальном влиянии на душу личности мюршида вполне закрепляются к концу подготовительного периода дервишеского воспитания, когда внутренний мир посвящаемого потерпел уже резкие изменения. Само собою разумеется, что сосредоточенность на небольшой и замкнутой группе явлений, отношений и идей ставит человека в положение полного невнимания к остальным впечатлениям, получаемым от внешней среды, отчего разнообразие жизненных проявлений для него проходит мимо, не оставляя следов в сознании. Органические элементы - аффективные и интеллектуальные, не находя себе импульса к возбуждению, бездействуют. И вот взамен прежде существовавшей личности, бойко отзывавшейся на все раздражения, воспринимаемые от жизни, постепенно выступает другая - внешняя - составленная из двух-трех насильственных представлений да автоматизма. Таким образом, как мы видим, повторные опыты приведения себя в состояние сомнамбулического бодрствования и обусловленные им последствия: потеря личной инициативы, чувства индивидуальности и воли - если и не нарушают еще окончательно психическое равновесие неофита, то все же в значительной мере подготовляют почву для коренного превращения его личности.
Но в этом периоде суфизма ученик остается еще на широкой основе ислама и строго соблюдает предписания Корана и преданий. Бог для него идея внешняя, трансцендентная - словом, он еще правоверный мусульманин, и потому проходимая им степень, служащая лишь преддверием суфизма, носит название закона или человечности (шариат или нâсут).
Каляндары. Туркестанский край, 1871-1872
ПРОДОЛЖЕНИЕ