Психопатология суфизма (3): Экстаз. Жизнь дервиша
К. К. Казанский. Суфизм с точки зрения современной психопатологии. - Самарканд, 1905. Другие части: [ 1], [ 2], [3], [ 4].
Отличительную черту искусственно вызванного экстаза составляют изменения, наблюдаемые в сфере общего чувства. Обыкновенно на фоне повышенного и приятного самочувствия, обусловленного апноэтически расстроенным питанием психического органа, возникают специальные чувствования в тоне удовольствия. Освобожденные из-под контроля сознания и волевого центра, они самостоятельно всплывают в виде разрозненных, но ярких образов, самых живых обманов чувств и бредовых представлений. Самые тайные чувствования обнажаются, сокровеннейшие влечения стремятся к своему удовлетворению. Бездействие этического начала, этого наиболее сложного и тонкого задерживающего элемента, придает всему внутреннему содержанию искусственного экстатика характер чего-то низменного и непосредственного. Чаще других и с особенною яркостью заявляет о себе половая сфера, накладывая на беспорядочную мозговую деятельность своеобразный отпечаток эротизма. Это обнажение чувственного элемента психической жизни, определяемое выражением вожделения, с преобладающим эротическим оттенком, и составляет самую привлекательную сторону для всех тех, кто хоть раз испытал ее. Состояние мозговой ткани, вызванное усиленными телодвижениями зикра и доставляющее краткие моменты вожделения, аналогично отравлению наркотиками: в организме вырабатывается потребность повторения - своего рода запой; и мюрид, отведав несколько раз этого наслаждения, ищет его, как пьяница вина.
Очевидно, что содержание образов и представлений, выступающих в моменты вожделения, находятся в тесной связи с индивидуальными особенностями данного лица. В них отражаются темперамент, воспитание, привычки индивидуума, степень и склад его интеллектуального развития. И так как сознание у участника зикра в значительной степени опустошено предварительной дрессировкой, интеллектуальная сторона жизни в огромном большинстве случаев скудна, запас жизненных впечатлений мал и небольшая группа представлений концентрируется около идей о наставнике, пророке, Боге и любви к Нему, то и наступающие у него мгновения восторга - экстаза - словом, того состояния, которое носит название халь, махам, наполняется, главным образом, чувством общего приятного возбуждения с резкою эротическою окраскою и смутными образами любовно-религиозного содержания.
Состояние «халь» есть не что иное, как кратковременное, но совершенно новое состояние «я», порвавшее всякую воспоминательную связь с первоначальною личностью, и известное в психологии под именем вторичного состояния. Участник зикра видит в этом новом своем «я» результат слияния с божеством и растворения в нем первоначальной личности. Теперь он действует, подобно медиуму, совершенно независимо от побуждений, имевших место для первоначального самосознания. Удовлетворяя своему новому стремлению произносить речи, поучения и предсказания, он извлекает из сферы бессознательного поступки и слова, в которых его первичное состояние не может дать отчета, а вторичное усматривает божественное влияние. Нечему, следовательно, удивляться, если мы, взамен откровения, услышим туманный и напыщенный набор слов, но и не должны приходить в изумление, если тьму мистического вздора прорежет случайно луч прозрения: чаще всего это искры, выкидываемые из области бессознательного, не доходящие до порога первичного сознания и вспыхивающие благодаря лишь общему обострению чувствований.
Пантеизм всегда придавал большое значение экстатическому состоянию, потому что в исчезновении самосознания видел подтверждение своих представлений о мире. Суфизм, как детище пантеистических концепций Индии и александрийцев, усмотрел в состоянии экстаза единственную возможность слияния человеческой природы с божественною. От этого и ступень, на которой мюрид знакомится с экстазом, носит название «пути», «метода» - тарикат. Она же называется еще «могуществом», «силой» - джеберут, ибо только на ней мюрид приобретает качества, выдвигающие его над уровнем массы.
Какое значение придает суфизм экстатическому состоянию, видно из следующих стихов Саади:
«Если ты попал в среду учеников любви, то выбирай или самоотречение, или возврат к разуму и отдохновению. Не бойся! Если пламя любви обратит тебя в прах, доставив тебе смерть, будь все же уверен в бессмертии. Замкнутое и нетронутое зерно не прорастает. Необходимо, чтоб земля окутала его и растворила. Откровение истины придет к тебе от того (пир = духовный наставник), кто освободит тебя от понятия существования. Ты не проникнешь в глубину своей души, прежде чем не потеряешь сознания своего бытия. Один только экстаз откроет тебе эту тайну.
В бреде любви это уж не голос певца, это мерный шаг лошади, который также становится мистическим концертом. При жужжании мухи растерянный суфи хватается руками за голову. Смущенный и восхищенный экстазом, он не отличает высоких тонов от низких и собственный вздох смешивает с пением птиц. Несмолкаемый концерт не останавливается ни на минуту, но ухо не всегда способно внимать ему. Когда дервиш опьяняется божественным напитком, то довольно скрипа чигири (dolâb), чтоб доставить ему опьянение. Как колесо чигиря, вращается он и утопает в слезах. Преданный, покорствующий, он закрывает свое лицо, но раз терпение оставляет его, он рвет на себе покрывало. Не порицайте помешавшегося от опьянения суфия; он находится на дне пропасти и борется с отчаянием.
Брат, как определю я мистическое пение, если я с трудом узнаю тех, кто создан для того, чтоб его слышать. Когда дервиш возносится на высоту идеала, сам ангел не в силах следовать за ним. У людей же пустых и несерьезных это пение возбуждает только демона страстей. Дыхание зефира полураскрывает чашечку цветка, но узловатую сердцевину старого дуба может расколоть лишь топор. Свет полон мелодий, он дрожит любовным опьянением, но слепец читает ли в зеркале? Посмотри, как песнь верблюдовожатого побуждает животное к быстрому и мерному шагу. Если пение способно смягчить существо, лишенное разума, то человек, слушающий песнь без волнения, хуже животного». [Le Boustan ou verger poème persan de Saadi traduit par Barbier de Meynard. Paris. 1880. Extases et concert mystiques, p. 165-167].
Подняв таким образом экстатика за его истерически ненормальное, преувеличенное в тоне удовольствия восприятие внешних раздражений над общечеловеческим уровнем, суфизм предоставляет ему постепенный переход от чувственного богопочтения к духовному. Дервиш, ознакомившийся с экстазом, считает себя просвещенным божественным светом, у него вырабатывается совершенно исключительное отношение к исламу как к пище, годной лишь для детского желудка и недостаточной для взрослого, не удовлетворяющей познавшего истину. Выполнение обрядов религии и сложного ее ритуала, столь нужное для удержания слабых, для суфия с переходом его от внешнего к внутреннему, от видимого к сущему, становится не обязательно. Самый культ, необходимый дли толпы ради его нравственно-полицейских целей, дли суфия теряет свое значение. Дела благочестия и благотворения совершаются отныне не в силу предписаний закона, а из естественной потребности души.
Каландары. Самарканд. 1889-1890
Итак, на ступени «тариката» суфизм начинает понемногу снимать с себя маску.
Общепризнанные внешние формы становятся ему в тягость. Господствующая религия оказывается стеснительной, и он стремится к полному освобождению от каких-либо религиозных пут. Просвещенная божественным светом душа суфия, отринув всякую догму и нравственные обязательства, ищет лишь непосредственного воссоединения с Богом путем экстаза. Однако и на ступенях тариката суфизм не решается приобщить ученика сразу ко всем своим тайным намерениям, а ознакамливает его постепенно, для чего и распределяет своих адептов на многочисленные классы и градации. Во всяком случае, из той лаборатории, где ученик познает экстаз, суфизм систематически, с самого своего основания, выбрасывает в народную массу огромное количество искусственных мистиков, известных под общим названием дервишей.
Нищенствующие дервиши-дувана́ (юродивые).
(С работы В. В. Верещагина)
Умственно ограбленный, исковерканный нравственно, не приспособленный к жизни, но самоуверенный и гордый сознанием обладания силою, дервиш не стесняется вести существование паразита и при помощи сомнительных приемов извлекать выгоды у народа.
И еще один каландар…
(С работы В. В. Верещагина)
Не будучи подготовлено ни нравственно, ни интеллектуально к отрицанию религиозного закона, большинство дервишества прельстилось прежде всего предоставленной ему свободой от предписаний религии и довело эту свободу до патологической разнузданности. Экзальтация, как составной элемент всякого религиозного чувства, нашла себе выражения у дервиша в слиянии души с Богом, которое осуществляется чисто формальным образом, сводясь к искусственному экстазу. Однако запросы религиозного чувства, невзирая на небрежение государственной религией, все же требовали себе объект верования; и вот содержание этой веры, в соответствии с низким уровнем и нравственным убожеством большинства дервишества, извлекается из тумана отдаленного прошлого в форме тысячи суеверий, предрассудков, магических влияний и тех странных упражнений, которые, относясь к примитивным чертам, давно утратили уже свой первоначальный смысл. Отождествив с состоянием «халь» обладание спиритуалистическими силами, суфизм предоставил ученикам на степени тарикат самостоятельно расточать эти духовные силы среди толпы непосвященных. И дервиш пользуется этою духовною силой, прилагая ее одинаково охотно как к повседневным мелочам домашней жизни, так и в важные исторические моменты государств. К нему обращаются за советом в самых разнообразных житейских обстоятельствах. Он втирается в дом под видом толкователя снов или открывателя воров, а то и заклинателя змей; он подходит к одру болезни в качестве врачевателя, обладающего таинственною силою изгонять недуги; проникает в самые интимные тайны семейного очага, возвращая утраченную любовь одного из супругов и привораживая друг к другу молодые сердца. На базарах и торжищах, с чашкою в руке, он привлекает внимание праздной толпы, всегда расположенной слушать либо священные стихи, либо россказни и дикий бред его импровизаций.
Мадали-ишан, предводитель Андижанского мятежа 1898 г.
Он же выступает всего чаще руководителем общественного мнения, агитатором политических движений и смут.
В войске он играет роль возбудителя энергии в слабых духом или телом; наконец, как мы видим в наше время в Африке, он сам создает из себя целые армии, способные оказывать серьезное сопротивление европейскому оружию.
Судан. Знамя халифы Мухаммада Шарифа
Эмир Махмуд, военачальник суданцев (дервишей), захваченный англичанами при Атбаре в апреле 1898 г.
Судан. Дервиши, плененные англичанами при Омдурмане в сентябре 1898 г.
Дервишество устраивает свою жизнь сообразно с индивидуальными свойствами, темпераментом, или в соответствии с понятиями, усвоенными от учителя, или, наконец, со степенью достигнутого «на пути воссоединения» совершенства.
Немногие из них, не порывая связи с миром и обществом, довольствуясь обычной житейской обстановкой, занимаясь ремеслами или торговлей, но памятуя заветы религии, ставят целью своего земного существования соблюдение поста, молитвы или дела благотворения, раздачу милостыни и проч. Зато же эта лучшая часть дервишества, не успевшая, по-видимому, экстатическими эксцессами исказить свой психический облик, занимает в иерархической лестнице суфизма самые нижние ступени.
С. М. Прокудин-Горский. Дуване в каландар-ханэ. Самарканд
Большинство же идет далее по пути «воссоединения». Одни из них, устраиваясь на коммунистических началах, организуются под управлением авторитетного шейха в общежития наподобие монастырских. Многие из этих общежитий, разбросанных по всему мусульманскому миру, стяжали себе славу отчасти давностью существования, отчасти подвигами своих членов и учителей, и оказывают поныне весьма значительное нравственное воздействие на народную массу. Другие, в своем стремлении полнее осуществить аскетический идеал, удаляются от мира, поселяются обыкновенно у могилы какого-нибудь святого и видимым благочестием приобретают себе мало-помалу популярность, которая нередко затмевает славу того святого, над памятником которого они бдят и, забывая первоначальные благие намерения, начинают эксплуатировать эту славу в собственных интересах.
ОКОНЧАНИЕ
Отличительную черту искусственно вызванного экстаза составляют изменения, наблюдаемые в сфере общего чувства. Обыкновенно на фоне повышенного и приятного самочувствия, обусловленного апноэтически расстроенным питанием психического органа, возникают специальные чувствования в тоне удовольствия. Освобожденные из-под контроля сознания и волевого центра, они самостоятельно всплывают в виде разрозненных, но ярких образов, самых живых обманов чувств и бредовых представлений. Самые тайные чувствования обнажаются, сокровеннейшие влечения стремятся к своему удовлетворению. Бездействие этического начала, этого наиболее сложного и тонкого задерживающего элемента, придает всему внутреннему содержанию искусственного экстатика характер чего-то низменного и непосредственного. Чаще других и с особенною яркостью заявляет о себе половая сфера, накладывая на беспорядочную мозговую деятельность своеобразный отпечаток эротизма. Это обнажение чувственного элемента психической жизни, определяемое выражением вожделения, с преобладающим эротическим оттенком, и составляет самую привлекательную сторону для всех тех, кто хоть раз испытал ее. Состояние мозговой ткани, вызванное усиленными телодвижениями зикра и доставляющее краткие моменты вожделения, аналогично отравлению наркотиками: в организме вырабатывается потребность повторения - своего рода запой; и мюрид, отведав несколько раз этого наслаждения, ищет его, как пьяница вина.
Очевидно, что содержание образов и представлений, выступающих в моменты вожделения, находятся в тесной связи с индивидуальными особенностями данного лица. В них отражаются темперамент, воспитание, привычки индивидуума, степень и склад его интеллектуального развития. И так как сознание у участника зикра в значительной степени опустошено предварительной дрессировкой, интеллектуальная сторона жизни в огромном большинстве случаев скудна, запас жизненных впечатлений мал и небольшая группа представлений концентрируется около идей о наставнике, пророке, Боге и любви к Нему, то и наступающие у него мгновения восторга - экстаза - словом, того состояния, которое носит название халь, махам, наполняется, главным образом, чувством общего приятного возбуждения с резкою эротическою окраскою и смутными образами любовно-религиозного содержания.
Состояние «халь» есть не что иное, как кратковременное, но совершенно новое состояние «я», порвавшее всякую воспоминательную связь с первоначальною личностью, и известное в психологии под именем вторичного состояния. Участник зикра видит в этом новом своем «я» результат слияния с божеством и растворения в нем первоначальной личности. Теперь он действует, подобно медиуму, совершенно независимо от побуждений, имевших место для первоначального самосознания. Удовлетворяя своему новому стремлению произносить речи, поучения и предсказания, он извлекает из сферы бессознательного поступки и слова, в которых его первичное состояние не может дать отчета, а вторичное усматривает божественное влияние. Нечему, следовательно, удивляться, если мы, взамен откровения, услышим туманный и напыщенный набор слов, но и не должны приходить в изумление, если тьму мистического вздора прорежет случайно луч прозрения: чаще всего это искры, выкидываемые из области бессознательного, не доходящие до порога первичного сознания и вспыхивающие благодаря лишь общему обострению чувствований.
Пантеизм всегда придавал большое значение экстатическому состоянию, потому что в исчезновении самосознания видел подтверждение своих представлений о мире. Суфизм, как детище пантеистических концепций Индии и александрийцев, усмотрел в состоянии экстаза единственную возможность слияния человеческой природы с божественною. От этого и ступень, на которой мюрид знакомится с экстазом, носит название «пути», «метода» - тарикат. Она же называется еще «могуществом», «силой» - джеберут, ибо только на ней мюрид приобретает качества, выдвигающие его над уровнем массы.
Какое значение придает суфизм экстатическому состоянию, видно из следующих стихов Саади:
«Если ты попал в среду учеников любви, то выбирай или самоотречение, или возврат к разуму и отдохновению. Не бойся! Если пламя любви обратит тебя в прах, доставив тебе смерть, будь все же уверен в бессмертии. Замкнутое и нетронутое зерно не прорастает. Необходимо, чтоб земля окутала его и растворила. Откровение истины придет к тебе от того (пир = духовный наставник), кто освободит тебя от понятия существования. Ты не проникнешь в глубину своей души, прежде чем не потеряешь сознания своего бытия. Один только экстаз откроет тебе эту тайну.
В бреде любви это уж не голос певца, это мерный шаг лошади, который также становится мистическим концертом. При жужжании мухи растерянный суфи хватается руками за голову. Смущенный и восхищенный экстазом, он не отличает высоких тонов от низких и собственный вздох смешивает с пением птиц. Несмолкаемый концерт не останавливается ни на минуту, но ухо не всегда способно внимать ему. Когда дервиш опьяняется божественным напитком, то довольно скрипа чигири (dolâb), чтоб доставить ему опьянение. Как колесо чигиря, вращается он и утопает в слезах. Преданный, покорствующий, он закрывает свое лицо, но раз терпение оставляет его, он рвет на себе покрывало. Не порицайте помешавшегося от опьянения суфия; он находится на дне пропасти и борется с отчаянием.
Брат, как определю я мистическое пение, если я с трудом узнаю тех, кто создан для того, чтоб его слышать. Когда дервиш возносится на высоту идеала, сам ангел не в силах следовать за ним. У людей же пустых и несерьезных это пение возбуждает только демона страстей. Дыхание зефира полураскрывает чашечку цветка, но узловатую сердцевину старого дуба может расколоть лишь топор. Свет полон мелодий, он дрожит любовным опьянением, но слепец читает ли в зеркале? Посмотри, как песнь верблюдовожатого побуждает животное к быстрому и мерному шагу. Если пение способно смягчить существо, лишенное разума, то человек, слушающий песнь без волнения, хуже животного». [Le Boustan ou verger poème persan de Saadi traduit par Barbier de Meynard. Paris. 1880. Extases et concert mystiques, p. 165-167].
Подняв таким образом экстатика за его истерически ненормальное, преувеличенное в тоне удовольствия восприятие внешних раздражений над общечеловеческим уровнем, суфизм предоставляет ему постепенный переход от чувственного богопочтения к духовному. Дервиш, ознакомившийся с экстазом, считает себя просвещенным божественным светом, у него вырабатывается совершенно исключительное отношение к исламу как к пище, годной лишь для детского желудка и недостаточной для взрослого, не удовлетворяющей познавшего истину. Выполнение обрядов религии и сложного ее ритуала, столь нужное для удержания слабых, для суфия с переходом его от внешнего к внутреннему, от видимого к сущему, становится не обязательно. Самый культ, необходимый дли толпы ради его нравственно-полицейских целей, дли суфия теряет свое значение. Дела благочестия и благотворения совершаются отныне не в силу предписаний закона, а из естественной потребности души.
Каландары. Самарканд. 1889-1890
Итак, на ступени «тариката» суфизм начинает понемногу снимать с себя маску.
Общепризнанные внешние формы становятся ему в тягость. Господствующая религия оказывается стеснительной, и он стремится к полному освобождению от каких-либо религиозных пут. Просвещенная божественным светом душа суфия, отринув всякую догму и нравственные обязательства, ищет лишь непосредственного воссоединения с Богом путем экстаза. Однако и на ступенях тариката суфизм не решается приобщить ученика сразу ко всем своим тайным намерениям, а ознакамливает его постепенно, для чего и распределяет своих адептов на многочисленные классы и градации. Во всяком случае, из той лаборатории, где ученик познает экстаз, суфизм систематически, с самого своего основания, выбрасывает в народную массу огромное количество искусственных мистиков, известных под общим названием дервишей.
Нищенствующие дервиши-дувана́ (юродивые).
(С работы В. В. Верещагина)
Умственно ограбленный, исковерканный нравственно, не приспособленный к жизни, но самоуверенный и гордый сознанием обладания силою, дервиш не стесняется вести существование паразита и при помощи сомнительных приемов извлекать выгоды у народа.
И еще один каландар…
(С работы В. В. Верещагина)
Не будучи подготовлено ни нравственно, ни интеллектуально к отрицанию религиозного закона, большинство дервишества прельстилось прежде всего предоставленной ему свободой от предписаний религии и довело эту свободу до патологической разнузданности. Экзальтация, как составной элемент всякого религиозного чувства, нашла себе выражения у дервиша в слиянии души с Богом, которое осуществляется чисто формальным образом, сводясь к искусственному экстазу. Однако запросы религиозного чувства, невзирая на небрежение государственной религией, все же требовали себе объект верования; и вот содержание этой веры, в соответствии с низким уровнем и нравственным убожеством большинства дервишества, извлекается из тумана отдаленного прошлого в форме тысячи суеверий, предрассудков, магических влияний и тех странных упражнений, которые, относясь к примитивным чертам, давно утратили уже свой первоначальный смысл. Отождествив с состоянием «халь» обладание спиритуалистическими силами, суфизм предоставил ученикам на степени тарикат самостоятельно расточать эти духовные силы среди толпы непосвященных. И дервиш пользуется этою духовною силой, прилагая ее одинаково охотно как к повседневным мелочам домашней жизни, так и в важные исторические моменты государств. К нему обращаются за советом в самых разнообразных житейских обстоятельствах. Он втирается в дом под видом толкователя снов или открывателя воров, а то и заклинателя змей; он подходит к одру болезни в качестве врачевателя, обладающего таинственною силою изгонять недуги; проникает в самые интимные тайны семейного очага, возвращая утраченную любовь одного из супругов и привораживая друг к другу молодые сердца. На базарах и торжищах, с чашкою в руке, он привлекает внимание праздной толпы, всегда расположенной слушать либо священные стихи, либо россказни и дикий бред его импровизаций.
Мадали-ишан, предводитель Андижанского мятежа 1898 г.
Он же выступает всего чаще руководителем общественного мнения, агитатором политических движений и смут.
В войске он играет роль возбудителя энергии в слабых духом или телом; наконец, как мы видим в наше время в Африке, он сам создает из себя целые армии, способные оказывать серьезное сопротивление европейскому оружию.
Судан. Знамя халифы Мухаммада Шарифа
Эмир Махмуд, военачальник суданцев (дервишей), захваченный англичанами при Атбаре в апреле 1898 г.
Судан. Дервиши, плененные англичанами при Омдурмане в сентябре 1898 г.
Дервишество устраивает свою жизнь сообразно с индивидуальными свойствами, темпераментом, или в соответствии с понятиями, усвоенными от учителя, или, наконец, со степенью достигнутого «на пути воссоединения» совершенства.
Немногие из них, не порывая связи с миром и обществом, довольствуясь обычной житейской обстановкой, занимаясь ремеслами или торговлей, но памятуя заветы религии, ставят целью своего земного существования соблюдение поста, молитвы или дела благотворения, раздачу милостыни и проч. Зато же эта лучшая часть дервишества, не успевшая, по-видимому, экстатическими эксцессами исказить свой психический облик, занимает в иерархической лестнице суфизма самые нижние ступени.
С. М. Прокудин-Горский. Дуване в каландар-ханэ. Самарканд
Большинство же идет далее по пути «воссоединения». Одни из них, устраиваясь на коммунистических началах, организуются под управлением авторитетного шейха в общежития наподобие монастырских. Многие из этих общежитий, разбросанных по всему мусульманскому миру, стяжали себе славу отчасти давностью существования, отчасти подвигами своих членов и учителей, и оказывают поныне весьма значительное нравственное воздействие на народную массу. Другие, в своем стремлении полнее осуществить аскетический идеал, удаляются от мира, поселяются обыкновенно у могилы какого-нибудь святого и видимым благочестием приобретают себе мало-помалу популярность, которая нередко затмевает славу того святого, над памятником которого они бдят и, забывая первоначальные благие намерения, начинают эксплуатировать эту славу в собственных интересах.
ОКОНЧАНИЕ