Туркестан: Свет и тени русской колонизации (5/6)
В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации. - СПб., 1914.
Другие главы: I, II, III, IV-V, VI-VII, VIII.
VI. Поселки предгорные
Еще в поселке Михайловском, когда я беседовал с старостой, мимо нас проскакала по улице самая настоящая европейская амазонка «со шлейфом» - молодая особа на дамском седле. При виде подобной «культуры» я был удивлен чрезвычайно, и получил объяснение, что это дочь местного немца - известного кругом пчеловода, живущего по ту сторону речки, к востоку верстах в двадцати.
Там, как оказывается, поселились и наши крестьяне, - без всякой за это доплаты, не в пример кугартским соседям, и даже бывший артист - Московской, как кажется, оперы…
Немец, крестьяне, актер, да еще в роли переселенца, - слишком заманчивая «комбинация колонизации», и, конечно, из селения Дмитриевского направляемся прямо туда.
После стольких верст в экипаже, с удовольствием сижу на седле, недоумевая, впрочем, пока, почему нужно именно здесь ехать верхом, каких-нибудь 4 версты до Солдатского - ближайшей цели нашей экскурсии - по хорошей и ровной дороге. И кроме того, с проводниками - крестьянами «потусторонними»…
Но стоило нам подъехать к Кугарту, и я уже не удивлялся. Представьте себе пропасть глубиною в 50 сажен с почти отвесными стенками, а внизу мчится какой-то сумасшедший поток, называемый ошибочно речкой, с подобием мостика через него из нескольких тоненьких жердочек. И здесь именно нужно переправляться…
Переправа через Кугартскую щель - к селению Солдатскому
Правда, тропа для подъема и спуска образовала собою зигзаг и таким образом получилась «отлогость», примерно градусов в 40; правда, лошади были наезженные, и лишь сравнительно редко из-под их ног срывались и летали куда-то вниз камни, - бесспорно, опытными были и проводники, усердно вначале крестившиеся, но для людей непривычных даже такие гарантии не обращают этот спуск в удовольствие.
Особенно в первый момент, когда ваш конь ступает непосредственно в пропасть и сразу начинает сползать, между тем как взглянуть на дорогу представляется совсем невозможным: по крайней мере мне лично казалось, что голова уже кружится, а кстати и седло подается вперед, значит, грозит оборваться…
Но вот медленно съехали, стали. Отдыхают и люди, и лошади, сердце бьется не совсем равномерно. И уже пустяком, по сравнению, кажется переезд через мостик, на который в обычных условиях не ступил бы и одною ногою. Теперь же, в предчувствии новых мучений подъема, решительно отвергаю предложение проводника сойти с лошади - «не ровен час - мост не удержит», и еду верхом через жерди, положенные без всяких подпор и танцующие в это время какой-то отчаянный танец. Впечатления почти никакого!
Зато подъем - хуже спуска, так как теперь больше боишься за лошадь, видишь, с какими страшными усилиями она выкарабкивается, а назад оглянуться не смеешь, и только цепляешься за седло и за гриву, чтобы не полететь вниз без лошади. До «той стороны», казалось, рукой подать, а переправлялись мы около часа. И первый вопрос, мною заданный у поселка Солдатского, был о том, нет ли обратно другого пути. Но сюда и отсюда проехать возможно только одной переправою, и, таким образом, предстоит обязательно еще раз испытать ее прелести.
Поселок Солдатский образован, как и все остальные, на отрезках от киргизского пользования и заселен переселенцами, большею частью «арендовавшими» здесь же раньше посевы и пастбища, или просто спокойно и даром сидевшими на землях, считавшихся кочевыми и до сих пор бесхозяйных. Но после оформления самовольного переселения и распределения между населением наделов, таковых не хватило на наличные души, и многие из них оказались в худшем нежели раньше положении, оставшись уже на официально выясненной «чужой» земле, и лишенными всяких иллюзий. С другой стороны, однако, такое положение вещей дало возможность переселенческой организации выбирать крестьян для Солдатского, во избежание повторения примеров поселков, устроенных раньше без всякого разбора засельщиков, и потому с трудом развивавшихся. Однако на участке Солдатском подбор по качеству труден, ибо все переселенцы одинаково достойны устройства: чтобы перебраться сюда через пропасть, нужно было много здоровой решимости, и это одно обстоятельство обусловило хороший состав.
В числе первых счастливцев, получивших казенную землю, оказался и артист русской оперы, и вот господин с театральной фамилией сделался местным помещиком. Кажется, ему отведен здесь «дворянский» участок, десятин приблизительно в 70, - кажется, понятие о земледелии этот певец имеет достаточно смутное, но носит он форму чиновника, очевидно, без права на это, и требует особого уважения и необычных переселенческих льгот со стороны администрации; получая же справедливые отповеди, вечно жалуется на нее первому встречному, и строит… воздушные замки. Мое знакомство с ним, к сожалению, не состоялось - он с претензией на одного из чиновников только что отбыл в Ташкент. А тем временем от местных крестьян, оставшихся ныне за флагом, пришлось выслушивать невыполнимые просьбы о ничтожном хотя бы наделе. Предлагают им, за сплошным заселением участка, перебираться куда-то на другие отрезки, а всем хочется именно здесь основаться. Обыкновенная история при ликвидации самовольства.
Хорошо жить в Солдатском! Так, по крайней мере, утверждают крестьяне, хотя село еще даже не закончено стройкою. Больно земля хороша, лесу много, - климат превосходный, ягода, дичь и луга… Действительно, это уже не оранжерейная местность, уже не долина, но приближение к настоящим горам, фауна и флора предгорий - 4.500 футов над уровнем моря при благоприятнейшем общем местоположении в смысле защиты от засушливых ветров, что, в связи с толстым слоем плодородных перегнойных почв, делает Солдатское естественной житницей Андижанского уезда.
Нисколько не убоявшись головоломных препятствий в виде обрыва и стремительной речки, как бы стороживших богатства участка, на него прибыл и сел - простой киевский, воронежский и полтавский крестьянин… Волоком перетащил через пропасть жену, детишек, кой-какие орудия, и стал делать опыты разных посевов. И вот, эти опыты сразу же выяснили совершенную здесь ненадобность полива не только пшеничных посевов, но даже большинства огородных культур, за исключением разве капусты.
Ко времени устройства «по форме» этих действительно пионеров культуры, переселенческой организации оставалось лишь констатировать факт, что здесь без орошения искусственного растет, например, даже просо, что родники тут великолепного качества, и что нужно лишь построить колодцы. К этому уже и приступлено, получившим же наделы крестьянам - числом 77 - отведено по 19 десятин отрубных, в том числе 1 поливная - под усадьбу. Еще ко времени устройства поселка Солдатского, его жители, в качестве простых «самовольцев», успели развить свою посевную площадь до 5-6 десятин на семью, и уже обладали 4 головами крупной скотины на двор.
Не стоит ли над всем этим задуматься?.. Во всяком случае, не удивительно, что здешняя природа, девственная и богатая, так по вкусу пришлась переселенцам, и посевы их сразу же дали результаты прекрасные.
Поднявшись еще над поселком, миновав бугры овса и пшеницы, подъезжаем к «имению» Метца - того лучшего пчеловода в округе, дочь которого так отважно скакала чрез селение Михайловское. Типично немецкое хозяйство, но не надельное, на этот раз, как у певца, а на земле, от казны арендованной. К сожалению - ибо во всем образцовый порядок, чистота и, конечно, довольство, - полная прочность хозяйства на зыбком арендном фундаменте. Ловкая амазонка - теперь гостеприимнейшая хозяйка, и нет возможности отказаться от сытного многоблюдного обеда, от великолепного меда, от всевозможных домашних варений, солений, печений. Пчеловоды люди простые, а между тем тут же в саду душ для купания, цветники, - словом, прекрасная дача с удобствами даже на вкус европейский. Пасека - последнее слово искусства, причем, по утверждению Метца, любая пчела здесь разводится великолепно, до того подходящи условия климата и обильны естественные полевые цветы.
Одна беда для всех здешних жителей - это отрезанность от внешнего мира. Как вывозить тот же хлеб, и всякие громоздкие вещи, когда единственный путь к рынкам и сбыту - через кугартскую переправу, доступную только для всадников? Но пока все же кое-как справляются наши удивительные «хохлы» и «кацапы», обратившись временно в горцев, и достигая виртуозности в вьючной упаковке. Однако чем дальше, тем труднее с этим мириться - потребление и вывоз растут - да и есть уже разбитые головы - жертвы, вероятно, излишнего молодечества. И теперь наконец говорят об устройстве колесной дороги силами самих новоселов при помощи переселенческой организации. Тогда, конечно, еще завиднее будет житье в этой местности.
Но это - вопросы все будущего, теперь же мне нужно переправляться обратно по-прежнему, и эта неизбежная перспектива буквально отравила все посещение участка Солдатского и даже хлеб-соль милого Метца.
К удивлению, вторичное испытание не произвело уже на меня столь потрясающего впечатления, как первое, - очевидно, все дело в привычке.
В нескольких верстах к северу от поселка Ивановского, куда мы вернулись долиною, течет тот же Кугарт, но уже не в крутых берегах, а потому и переправа через него, хотя и вброд, не представила никаких затруднений: путь наш лежит теперь в горы, которыми мы любовались от гробницы пророка Аюба.
С удовольствием приняв легкий душ, неизбежный при переправе через здешние речки, не глубокие, но быстрые и образующие при малейшей задержке течения массу брызг и водяной пыли, сразу начинаем сравнительно отлогий подъем - опять-таки сплошное удовольствие, так как кругом богатая зелень, посевы. Последние принадлежат здесь частью осевшим или теперь оседающим под влиянием примера переселенцев киргизам, юрты которых среди огородов производят впечатление странное, а частью, уже несколько выше, - русскому селению Балканскому.
Этот поселок, до которого, хотя и с трудом, но все-таки можно, как кажется, доехать повозкою, близок по типу с Солдатским, хотя и значительно меньше - всего 28 дворов. Те же великолепные травы, отличный ручей для питья, те же посевы под дождь, при перегнойной каштановой почве на толстом лессовом пласте, и даже мед здесь не хуже немецкого. Переселенцы здесь малороссы по преимуществу, того же экономического обеспечения, и столь же симпатично серьезные. С киргизами местными ладят, даже более - дружны, и вообще всем довольны, без излишнего оптимизма в словах. Текущая забота - об исправлении и расширении дороги, и замечательная вера в себя, в свои собственные, русские, силы.
Переменяем здесь лошадей и поднимаемся все выше и выше, буквально упоенные ароматом всевозможнейших трав и растений. Огромное количество зонтичных, крупных цветов разнообразных оттенков, лучшей пищи для пчел - душистого эремуруса, целое море травы столь высокой, что наш кавалерийский отряд совершенно в ней прятался. При всем том - «мягкие» горы, т. е. ни одного камешка, ни одного крутого обрыва, все холмы и холмы, правда, огромные, но в общем не всегда даже и заметен подъем. Но вот с какой-нибудь точки случайно откроется вид хотя бы на ту же Кугартскую низменность, затянутую пеленою тумана, на еле видные потусторонние, южные, горы, где также теперь живут русские - и поймешь тогда, что взобрались высоко.
Солнце печет очень сильно, но о духоте нет и помину. Зато жажда огромная, и с наслаждением припадаю к бурдюку с кумысом, по предложению встречных киргизов. Пил я кумыс много раз, но нигде он не казался таким действительно вкусным, как близ урочища Черное озеро, на вышине 6.000 фут с лишним.
Урочище Кара-Куль - Черное озеро
Черное озеро, или, по-здешнему, Кара-Куль, представляет собою возвышенную котловину, окруженную с юга, юго-запада и востока высокими холмами. Эта котловина, видимо, осела во время сильных землетрясений, причем постепенное разрушение зарубцевавшихся краев окружных возвышенностей и ежегодно происходящие обвалы солидных глыб привели, по-видимому, к особенной близости здесь грунтовых вод, что, в свою очередь, делает темно-каштановую, перегнойную почву урочища чрезвычайно влажною, особенно в дождливые годы. Теперь это - русские хутора переселенческого участка Алексеевского. Показался этот участок пред нами внезапно, после того, как мы два часа с лишним все поднимались по направлению к одинокому дереву, возвышавшемуся над всеми окрестностями и обозначавшему высшую точку перевала.
Панорама от этого дерева - старого грецкого ореха - открывается действительно дивная. На несколько верст впереди спускается пологими изумрудными скатами та гора, на вершине которой мы стали, а едва ли не весь небосклон занимают на севере могучие снеговые хребты, теперь уж как будто бы близкие, через два-три перевала. Здесь, у вершины, - прекрасные кленовые рощи, вперемешку с орехами; далее по скату блистают озера, окаймленные богатой растительностью, и около этих роскошных зеркал, как на ладони, - постройки отдельными группами, посевы овса и пшеницы. Наконец, совсем внизу, еле видно, сверкает какая-то речка.
Один из хуторов Алексеевского
Постройки и посевы при них - это и есть Алексеевское, русское хуторское селение, образованное совершенно недавно, также на землях бывшего киргизского пользования. Несмотря на эту недавность, крестьяне уже устроились прочно, ибо и раньше еще они жили здесь самовольцами. Когда сюда вслед за ними явилась переселенческая организация, дело освоения новых земель уже почти завершилось. Уже было, например, крестьянами выяснено, что в некоторой части урочища из-за особенной влажности почвы хлеба не всегда урожайны, тогда как чисто богарные посевы, расположенные по окраинам впадины, легко дают 130-150 пудов пшеницы на десятину. Оставалось принимать эти и другие опытные данные к сведению, и теперь весь участок уже размежеван на 80 хуторов по 40 десятин богарной земли каждый, причем нечего и говорить, что все эти хутора уже заняты. Более того, на некоторых из них еще сидят вместе с теперешними «законными» хозяевами также и самовольцы, на которых не хватило наделов и которые никак не хотят примириться с мыслью, что им нужно убраться… Удачный естественный подбор переселенцев и прекрасные общие условия сделали то, что алексеевцы засевают теперь уже до 10 десятин на семью, и среднее количество крупного скота - 5 голов на хозяйство. Есть и более удачливые.
«Самоволец» на Алексеевском
Многие, как, например, некий Макаров, завели хозяйства буквально помещичьи, включая сюда скотоводство, да еще и огромные пасеки, расположенные большею частью у озера. Каждый хутор - недурное имение с отличными данными почвы и климата. Конечно, только немногие сибирские переселенцы получают такие «имения», так как единственный здесь недостаток, к тому же и временный, - неудобство путей.
Пасеки крестьян в Алексеевском
Совсем не хотелось уезжать из Алексеевского, настолько сама природа манила к отдыху, настолько хорошее впечатление произвели на меня хуторяне. Вот третий горный поселок, и куда выше во всех отношениях стоить их население по сравнению с населением долины. Там столько всяких отбросов, столько трений, пока жизнь образуется, а здесь - с первого года удача…
Но все же далее следовать нужно, и вот мало-помалу, среди прекрасных посевов, мы спускаемся вниз, к еле видной долине. Уже недалеко от последней обращаю внимание на жалкие строения - из земли или глины, без окон, низкие, длинные. Оказывается, что это - «зимовки», т. е. зимние жилища немногих еще оставшихся здесь кочевыми инородцев киргизов. Вид до крайности несоответственный ни общему характеру местности, ни даже временным русским жилищам - едва ли не дворцам, сравнительно, и тут мне невольно припомнилось, с какими большими трудностями связано в нашей переселенческой практике замежевание в государственный фонд ненужных киргизам излишков в том случае, если на них что-нибудь этими киргизами сделано - например, посажено дерево. И далее, что смещение этих самых зимовок - добро бы основательных зданий - допускается лишь в самых исключительных случаях, как отчаянное, последнее средство, что за это вперед платятся крупные суммы…
Крутой, действительно, спуск, и перед нами внизу - долина Кара-Унгура - на высоте все же 4.500 футов над уровнем моря - с речкой того же имени - не глубокой, но очень быстрой. Переправляемся вброд - неприятная вещь для слабонервных, вследствие стремительности речного потока настолько, что лошади иногда подбиваются камнями и летят тогда в поток вместе с всадником. Этой весной, например, здесь погиб один из чиновников.
По ту сторону речки сразу большая возвышенность, вдоль основания которой, и вниз по течению, едем вплоть до еще нового селения, Воздвиженского, расположенного на берегу, в зоне злаковой степи и в полосе богарных посевов. Этот поселок, теперь в 40 дворов по 33 десятины каждый, возник как и три уже пройденные, и отличается от них только тем, что усадьбы крестьян у реки, а наделы - несколько дальше и выше, за близлежащим кишлаком Чарваком, по направлению к хребту Арысланбобу. Иначе говоря, здесь отрубная система, и лишь немногие домохозяева могли получить землю близ речки: большинству таковой не хватило.
Наделы переселенцев Воздвиженского
Около этих удаленных наделов и была назначена наша стоянка. Почему именно там - я понял только впоследствии, после прибытия на место.
Но еще раньше того, я хотел получить объяснение, почему во вновь устроенных русских поселках везде разные размеры наделов на двор при, казалось бы, равных условиях. - Соответственно качественному сочетанию угодий в пределах каждого отруба и общей площади участка. Так, например, почти везде требуется для усадеб и огородов земля поливная; ее достаточно десятины на двор, но мы будем наблюдать даже случай, когда вследствие недохватки пахотной богарной земли пришлось всю поливную распределить между дворами по шесть десятин на семью, и больше не приселять новоселов. В других случаях ту же роль играет соотношение между сенокосом и пахотью - при общем, конечно, значении отношения количества переселенцев к предельной емкости данного пространства земли. И правильно поступает переселенческая организация, стремясь не урезывать отрубные наделы.
VII. У подножия снегового хребта
Близ усадебной оседлости переселенцев поселка Воздвиженского, при слиянии с Кара-Унгуром небольшой горной речки, расположено сартовское селение Чарвак, и с этим селением, между прочим, связана следующая местная легенда.
Где-то, когда-то, жил праведник. Своею примерною жизнью он до того угодил Всемогущему, что именно ему было дано поручение найти на земле самое красивое и удобное место для того, чтобы устроить там рай, в котором встречалась надобность. Долго бродил святой муж, и наконец дошел до Чарвака. Или просто устал путешественник, либо действительно был он искренен, но факт тот, что как раз в Чарваке им и было всенародно объявлено о выполнении воли Аллаха и о признании этого места священным. О таком заявлении сейчас же, конечно, сделалось известно на небе, и оттуда был послан архангел (Гавриил, как обычно) проверить добросовестность праведника. Недолго летал этот ангел, причем результатом ревизии было то, что уже блаженствовавшему в Чарваке раеискателю пришлось вновь направиться на поиски дальше. На сей раз и он не замедлил. Пройдя несколько верст вверх по горной речонке, праведник остановился, и возгласил уже окончательно, что здесь - лучшее место на свете. Аллах этот выбор одобрил, и с той поры Арысланбобская дача считается местом бывшего рая.
Казалось бы, рекомендация очень солидная, и я с интересом смотрю прежде всего на Чарвак, стоящий по ту сторону горной речонки, хотя отсюда - обыкновенный кишлак, впрочем, весь в естественной зелени. Но гораздо еще интереснее попасть в официально признанный рай, и вот мы уже в его священных границах.
Теперь - это наделы переселенцев Воздвиженского!
Дорога-аллея. Препятствие
Представьте себе фруктовый «огромнейший и прекрасный сад мира» [по выражению академика Коржинского], спускающийся к реке-водопаду, на протяжении нескольких верст. Больше всего здесь грецких орехов, огромных и старых деревьев с наплывами, затем яблонь, абрикосов и слив, барбариса, груш, миндаля и фисташек, наряду с чисто местными фруктами - урюком и персиками. Все это плодовое царство разбито как в парке куртинами и перемешивается с кленом и ясенем. То здесь, то там виноград, масса шиповника, ивы и тополи на роскошном травянистом покрове, с богатыми красотою цветами, незабудками, настурцией, мятою…
Кто был здесь чудесным садовником?
Ответ на этот вопрос дает также легенда туземная… Во времена очень давние проживал и этой местности праведный богатырь Арысланбоб, слава которого, как искуснейшего садовника-насадителя, гремела по всему свету. Туземный пророк Даниил захотел проверить людскую молву, явился в эту долину, и настолько поразился великолепным созданием, что тут же обратился с мольбою к Аллаху о продлении дней Арысланбоба по крайней мере до появления самого Магомета, чтобы и последнего научить садоводству. Просьба Даниила была исполнена, Арысланбоб жил очень долго, а после его смерти (похоронен в кишлаке Арысланбоб) вся местность стала священною, и именем богатыря были названы даже снеговые вершины…
Правда, между двумя приведенными легендами замечается кой-какая невязка, но дело не в этом, а в том, что обе они подтверждают красоту и богатство природы на горных склонах Арысланбобского сада.
Долина Арысланбоба
Речка течет по уклону с совершенно исключительной скоростью. Вся она пенится, белая, бурная, дикая, и вьется по узкому руслу, то прячась за гущей растений, то вновь вылетая наружу. Вдоль правого горного берега пролегает верховая дорога из Чарвака в Арысланбоб, а по левому берегу, столь же высокому, расположенному среди плодовых деревьев, - посевы овса и пшеницы, т. е. владения русских крестьян…
Первое мое впечатление было не совсем подходящее: мне сделалось жалко садов, несомненно обреченных на гибель, - мне вандализмом представилось насаждение здесь землепашества, хотя бы даже и русского.
И добро бы этот сад заселялся народом надежным, как, например, алексеевцы, - а то именно элементом «похуже». Случилось это совершенно естественно: от Чарвака на юг, к Андижану, лежит большая дорога. На север от Чарвака - верховая тропа на туземный курорт и место паломничества. Таким образом, тот земельный участок, где ныне наделы Воздвиженского, непосредственно примыкает к весьма оживленному издавна туземному центру - скорее торговому, чем земледельческому. Поэтому здесь самовольны уже иного характера и, в частности, спирт процветает, несмотря на запрещение начальства. При мне уличались крестьяне в тайной продаж вина…
А с другой стороны, лишь немногие из устроенных здесь переселенцев правильно учитывают все то богатство, которое им в руки попало. Некоторым даже не особенно нравится (sic), так как местность «неровная» и «дерев» - видите ли - слишком много… А что сделали бы с этакой ценностью другие хозяева?..
Посевы удались превосходно, до 200 пудов с десятины пшеницы, - да и как им в саду не удаться?! Хозяева - люди с достатком, посев, в среднем, 10 десятин на семью из 15 пахотной богарной, скота 5-6 крупных голов при 3 десятинах сенокоса и 11 под выгон на двор. Близ многих посевов разводятся пасеки, причем хозяева, кто поумнее, решают переносить свои хаты сюда, т. е. зажить хуторами.
Все теперь наделенные здесь казенной землею получили также казенную ссуду - по примеру сибирских засельщиков.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Двое суток провел я «в раю» - удовольствие самое редкое. И мой гостеприимный хозяин - милейший инженер-гидротехник переселенческой организации - делал все, что возможно, чтобы отвлечь меня от несоответственных мыслей. В числе его средств самым действительным было купание в речке, т. е. иначе - принятие душа Шарко, настолько там, вследствие силы потока, трудно удержаться на месте, несмотря на всю мелкость потока. Вода свежая, хрустально прозрачная, долго не покупаешься - смерзнешь, зато какое наслаждение после знойного летнего дня! Вечера здесь довольно прохладные, росные - совсем как в Центральной России, а по утрам положительно холодно, но здоровою, бодрящею свежестью.
Этот холод - от арысланбобской громады, встающей здесь прямо пред вами своими снеговыми вершинами и отчетливо видными ледниками. Прямым путем до отрога верст приблизительно 20, а здесь он уже кажется рядом.
Переезжаем через поток на ту сторону и едем к кишлаку Арысланбобу - к северу по Чарвакской дороге. Здесь такой же замечательный сад, и путь живописен на редкость, так как внизу бурлит речка, сверху лесные массивы, а сама верховая тропа лепится широкою извилистой лентой между вековыми деревьями, - настоящая, словом, аллея. Прогулка - одно удовольствие, подъем почти не заметен, и с каждого нового места, стоить лишь выехать из-под тени на залитую солнцем дорожку, открываются виды один лучше другого.
Встречаем немало туземцев, на лошадях и ослах, - селение Арысланбоб считается не только священным, но и лучшею климатическою станцией. Многие богатые сарты, пренебрегая некоторым неудобством для женщин ехать верхом верст 15, все же сюда направляются целыми семействами на дачу, оставляя в Чарваке экипажи - нередко на резиновых шинах.
И не одни только сарты. Ближе к кишлаку Арысланбобу, и по мере расширения долины, здесь и там видны белые домики - фермы, среди натуральных садов. Оказывается, что это тоже русские люди - те же, собственно, переселенцы, но только в роли арендаторов казенных оброчных статей, на условиях их окультурения. Для того, чтобы получить в льготную аренду участок, нужно обязаться завести здесь хозяйство, и вот везде виднеются ульи, как признак выполнения условия, а усадьба нередко сдается под дачи большею частью русским приезжим…
Колоссальные богатства кроются во всех этих лесных насаждениях, садах, заполняющих окрестные горы. И до смешного ничтожными кажутся цены, выручаемые казною за сбор, например, грецких орехов. Боюсь ошибиться, но кажется, что за монополию этого сбора на всех многих десятках тысяч десятинах земли, кто‐то уплачивает лишь несколько тысяч рублей ежегодно. Но это было бы еще ничего: гораздо хуже то обстоятельство, что в эти роскошные парки всюду свободно допускается для выпаса скот здешних киргизов за минимальную плату. Также без указания места выдаются билеты и «на лесные побочные пользования». И в результате такого порядка, которым, кстати сказать, лесообъездчики будто бы пользуются не без уменья, получается, по отзывам людей достоверных, расхищение местной природы в ущерб даже интересам казенным. Но это к слову…
Сворачиваем с дороги налево - хочется подняться по возможности выше, благо здесь вьется наверх узкая аллея - тропинка. Еще наша цель - посетить одного русского пасечника, арендатора оброчной статьи, выбравшего себе почему-то участок на самой вершине горы - среди дремучего сада.
Первое время поднимаемся круто, но в достаточной мере удобно, минуя мелкие луговые терраски, и без особого труда отстраняясь от фруктовых деревьев, слишком иной раз настойчиво предлагающих вам то сливы, то яблоки. Птицы поют, обрывистость скрыта деревьями, от тени которых не жарко, - благодать да и только.
Уже совсем высоко и близко от цели находим лесные озера - красоты замечательной, чистые, большие, прозрачные, в рамке камышей и деревьев, отражающие только небо и снег от близкой Арысланбобской вершины. Здесь панорама чудесная на всю окружную местность, и мы невольно любуемся ею - дольше, пожалуй, чем следует.
Чтобы наверстать время, решаем следовать дальше не прежней удобной дорогой, а прямо - какою-то тропкою. Это решение приводит к тому, что мы сразу запутываемся в массе кустарника, страдаем от всяких колючек и, проблуждав более часа без всякого толку, наконец находим то самое место, от которого поехали «прямо». Так и не попали мы к русскому пасечнику, и не без насмешки, наверно, наблюдали возвращение туристов парившие над нами орлы.
Кишлак Арысланбоб расположен на высоком бугре, как на острове среди широкой долины. Пирамидальные тополя, грецкий орех, клен и вязы густо заполняют кишлак, и действительно, место здесь чудное. Именно здесь из потока, непосредственно с гор, образуется прекрасная речка, возле которой мы поднимались, и широкое русло ее, полное белого камня, чрезвычайно эффектно на солнце. Здесь же и могила «пророка» - два стариннейших здания с бунчуками и флагами. Какого именно, т. е. того ли, кто здесь обрел рай, или садовника Арысланбоба - не знаю.
Могила праведника Арысланбоба
От кишлака поднимаемся выше и выше, прямо но направлению к снеговому отрогу. Возвышения далеко уж не «мягкие» - по крайней мере, мы едем над обрывом такой глубины, что невольно отклоняешься к стенке и предпочитаешь не любоваться окрестностями. Наконец пропасть завершается скалами. С одной из них, сажен на 30, низвергается водопад с страшной силой, - оставляем лошадей наверху и лезем по камням в ущелье. На полвысоте большая пещера и флаг: значит, место «святое», и, конечно, встречаем двух мулл, стерегущих основательный камень… Низкий поклон за монету, и можно уже наблюдать падение воды совсем близко, - насколько, однако, позволяют подойти бесчисленные, бурные брызги.
Опять на коней и опять вверх и вверх, теперь уже, впрочем, по лесу. Скоро полянка, другая, обе засеяны хлебом; среди лужайки столбы межевые, и, наконец, на вершине подъема - пасеки и чьи-то жилища.
- Благодатный - новый русский поселок, только что образованный переселенческой организацией в лесостепной и лугостепной естественной зоне у подошвы снежной Арысланбобской горы.
В лесу-саду близ Благодатного
Здесь, на высоте до 7 тысяч футов, и пока без колесной дороги, изъявили желание селиться 10 семейств самых обыкновенных крестьян малороссов, нашедших что «лучше не надобно», действительно: по 70 десятин на семью, из коих по 6 поливных и 3 богарных черноземных и отменных по плодородию под пашню, а остальное - выгон, покосы и лес, с богатой предгорной растительностью; неподалеку от участка находится субальпийская зона альпийских горных пастбищ, оставленных в расчете на могущие возникнуть впоследствии потребности в границах казенной дачи, окаймляющей с трех сторон Благодатный [кстати: при современном положении дела, когда люди и скот допускаются в казенный дачи без указания на место, где должно происходить то или иное использование этой дачи - подобное окаймление переселенческого участка, при всех, быть может, выгодах в будущем - теперь неудобно, так как постоянно случаются потравы переселенческих посевов киргизским скотом и нежелательные недоразумения с туземцами]. Климат здесь умеренно жаркий с частой росой и дождями, при мягкой и снежной зиме, - почва, как сказано, лугостепная, и только у самого хребта Арысланбоба слегка щебневатая.
На самой вершине участка Благодатного, этого последнего перед снегами «мягкого» лесного бугра, нет, при всей влажности климата, никакой естественной речки, и переселенцы решили спуститься с постройками ниже, к реке, что течет к кишлаку Арысланбобу, оставив наверху - «ближе к Богу», - как не мог не пошутить сивоусый переселенец полтавец - свои полевые участки.
Выгон участка Благодатного
Здесь, внизу, речка совсем как ручей, но еще более быстрая, еще более чистая. И видно в хороший бинокль, какой огромной водопадной струею она бежит с ближайшего ледника. А щебень переселенцы выбирают руками, и вся площадь почти уж очищена…
Оправдает ли Благодатный свое красивое имя?
Нет никакого сомнения, - по крайней мере, в этом уверены сами господа новоселы - опять-таки люди серьезные, сильные, уже успевшие развить здесь то же хозяйство, что, например, в Алексеевском, заложить хорошие пасеки, завести крупный скот и обжиться.
От Днепра к Арысланбобу, с мягких степей на отроги скалистые, из курских черноземных низин на горные альпийские пастбища - вот действительность переселения русского… И подобно тому, как из Кугартской долины всюду снизу распространялось заселение русское и основались такие не оставляющие сомнения в их происхождении поселки, как Багратионовский, Черняевский, Скобелевский, Отрадное, Бородинский, Кутузовский, Крутые Горки и прочие, - так же точно с высот Благодатного можно уже обнаружить селения Платовское, Поречье, Гаврилово, Мариинское, Лески, Александровское, Петропавловское, Новоселье, Холмы и другие, не считая еще хуторов, разбросанных где только можно…
Все это - на площади диаметром верст в 60, чрезполосно с владениями киргизскими.
Не вправе ли мы, на основании подобных примеров, заключить о создании русскими здесь нового края, если даже не в настоящий момент, то хотя бы в непродолжительном будущем?
ОКОНЧАНИЕ
Другие главы: I, II, III, IV-V, VI-VII, VIII.
VI. Поселки предгорные
Еще в поселке Михайловском, когда я беседовал с старостой, мимо нас проскакала по улице самая настоящая европейская амазонка «со шлейфом» - молодая особа на дамском седле. При виде подобной «культуры» я был удивлен чрезвычайно, и получил объяснение, что это дочь местного немца - известного кругом пчеловода, живущего по ту сторону речки, к востоку верстах в двадцати.
Там, как оказывается, поселились и наши крестьяне, - без всякой за это доплаты, не в пример кугартским соседям, и даже бывший артист - Московской, как кажется, оперы…
Немец, крестьяне, актер, да еще в роли переселенца, - слишком заманчивая «комбинация колонизации», и, конечно, из селения Дмитриевского направляемся прямо туда.
После стольких верст в экипаже, с удовольствием сижу на седле, недоумевая, впрочем, пока, почему нужно именно здесь ехать верхом, каких-нибудь 4 версты до Солдатского - ближайшей цели нашей экскурсии - по хорошей и ровной дороге. И кроме того, с проводниками - крестьянами «потусторонними»…
Но стоило нам подъехать к Кугарту, и я уже не удивлялся. Представьте себе пропасть глубиною в 50 сажен с почти отвесными стенками, а внизу мчится какой-то сумасшедший поток, называемый ошибочно речкой, с подобием мостика через него из нескольких тоненьких жердочек. И здесь именно нужно переправляться…
Переправа через Кугартскую щель - к селению Солдатскому
Правда, тропа для подъема и спуска образовала собою зигзаг и таким образом получилась «отлогость», примерно градусов в 40; правда, лошади были наезженные, и лишь сравнительно редко из-под их ног срывались и летали куда-то вниз камни, - бесспорно, опытными были и проводники, усердно вначале крестившиеся, но для людей непривычных даже такие гарантии не обращают этот спуск в удовольствие.
Особенно в первый момент, когда ваш конь ступает непосредственно в пропасть и сразу начинает сползать, между тем как взглянуть на дорогу представляется совсем невозможным: по крайней мере мне лично казалось, что голова уже кружится, а кстати и седло подается вперед, значит, грозит оборваться…
Но вот медленно съехали, стали. Отдыхают и люди, и лошади, сердце бьется не совсем равномерно. И уже пустяком, по сравнению, кажется переезд через мостик, на который в обычных условиях не ступил бы и одною ногою. Теперь же, в предчувствии новых мучений подъема, решительно отвергаю предложение проводника сойти с лошади - «не ровен час - мост не удержит», и еду верхом через жерди, положенные без всяких подпор и танцующие в это время какой-то отчаянный танец. Впечатления почти никакого!
Зато подъем - хуже спуска, так как теперь больше боишься за лошадь, видишь, с какими страшными усилиями она выкарабкивается, а назад оглянуться не смеешь, и только цепляешься за седло и за гриву, чтобы не полететь вниз без лошади. До «той стороны», казалось, рукой подать, а переправлялись мы около часа. И первый вопрос, мною заданный у поселка Солдатского, был о том, нет ли обратно другого пути. Но сюда и отсюда проехать возможно только одной переправою, и, таким образом, предстоит обязательно еще раз испытать ее прелести.
Поселок Солдатский образован, как и все остальные, на отрезках от киргизского пользования и заселен переселенцами, большею частью «арендовавшими» здесь же раньше посевы и пастбища, или просто спокойно и даром сидевшими на землях, считавшихся кочевыми и до сих пор бесхозяйных. Но после оформления самовольного переселения и распределения между населением наделов, таковых не хватило на наличные души, и многие из них оказались в худшем нежели раньше положении, оставшись уже на официально выясненной «чужой» земле, и лишенными всяких иллюзий. С другой стороны, однако, такое положение вещей дало возможность переселенческой организации выбирать крестьян для Солдатского, во избежание повторения примеров поселков, устроенных раньше без всякого разбора засельщиков, и потому с трудом развивавшихся. Однако на участке Солдатском подбор по качеству труден, ибо все переселенцы одинаково достойны устройства: чтобы перебраться сюда через пропасть, нужно было много здоровой решимости, и это одно обстоятельство обусловило хороший состав.
В числе первых счастливцев, получивших казенную землю, оказался и артист русской оперы, и вот господин с театральной фамилией сделался местным помещиком. Кажется, ему отведен здесь «дворянский» участок, десятин приблизительно в 70, - кажется, понятие о земледелии этот певец имеет достаточно смутное, но носит он форму чиновника, очевидно, без права на это, и требует особого уважения и необычных переселенческих льгот со стороны администрации; получая же справедливые отповеди, вечно жалуется на нее первому встречному, и строит… воздушные замки. Мое знакомство с ним, к сожалению, не состоялось - он с претензией на одного из чиновников только что отбыл в Ташкент. А тем временем от местных крестьян, оставшихся ныне за флагом, пришлось выслушивать невыполнимые просьбы о ничтожном хотя бы наделе. Предлагают им, за сплошным заселением участка, перебираться куда-то на другие отрезки, а всем хочется именно здесь основаться. Обыкновенная история при ликвидации самовольства.
Хорошо жить в Солдатском! Так, по крайней мере, утверждают крестьяне, хотя село еще даже не закончено стройкою. Больно земля хороша, лесу много, - климат превосходный, ягода, дичь и луга… Действительно, это уже не оранжерейная местность, уже не долина, но приближение к настоящим горам, фауна и флора предгорий - 4.500 футов над уровнем моря при благоприятнейшем общем местоположении в смысле защиты от засушливых ветров, что, в связи с толстым слоем плодородных перегнойных почв, делает Солдатское естественной житницей Андижанского уезда.
Нисколько не убоявшись головоломных препятствий в виде обрыва и стремительной речки, как бы стороживших богатства участка, на него прибыл и сел - простой киевский, воронежский и полтавский крестьянин… Волоком перетащил через пропасть жену, детишек, кой-какие орудия, и стал делать опыты разных посевов. И вот, эти опыты сразу же выяснили совершенную здесь ненадобность полива не только пшеничных посевов, но даже большинства огородных культур, за исключением разве капусты.
Ко времени устройства «по форме» этих действительно пионеров культуры, переселенческой организации оставалось лишь констатировать факт, что здесь без орошения искусственного растет, например, даже просо, что родники тут великолепного качества, и что нужно лишь построить колодцы. К этому уже и приступлено, получившим же наделы крестьянам - числом 77 - отведено по 19 десятин отрубных, в том числе 1 поливная - под усадьбу. Еще ко времени устройства поселка Солдатского, его жители, в качестве простых «самовольцев», успели развить свою посевную площадь до 5-6 десятин на семью, и уже обладали 4 головами крупной скотины на двор.
Не стоит ли над всем этим задуматься?.. Во всяком случае, не удивительно, что здешняя природа, девственная и богатая, так по вкусу пришлась переселенцам, и посевы их сразу же дали результаты прекрасные.
Поднявшись еще над поселком, миновав бугры овса и пшеницы, подъезжаем к «имению» Метца - того лучшего пчеловода в округе, дочь которого так отважно скакала чрез селение Михайловское. Типично немецкое хозяйство, но не надельное, на этот раз, как у певца, а на земле, от казны арендованной. К сожалению - ибо во всем образцовый порядок, чистота и, конечно, довольство, - полная прочность хозяйства на зыбком арендном фундаменте. Ловкая амазонка - теперь гостеприимнейшая хозяйка, и нет возможности отказаться от сытного многоблюдного обеда, от великолепного меда, от всевозможных домашних варений, солений, печений. Пчеловоды люди простые, а между тем тут же в саду душ для купания, цветники, - словом, прекрасная дача с удобствами даже на вкус европейский. Пасека - последнее слово искусства, причем, по утверждению Метца, любая пчела здесь разводится великолепно, до того подходящи условия климата и обильны естественные полевые цветы.
Одна беда для всех здешних жителей - это отрезанность от внешнего мира. Как вывозить тот же хлеб, и всякие громоздкие вещи, когда единственный путь к рынкам и сбыту - через кугартскую переправу, доступную только для всадников? Но пока все же кое-как справляются наши удивительные «хохлы» и «кацапы», обратившись временно в горцев, и достигая виртуозности в вьючной упаковке. Однако чем дальше, тем труднее с этим мириться - потребление и вывоз растут - да и есть уже разбитые головы - жертвы, вероятно, излишнего молодечества. И теперь наконец говорят об устройстве колесной дороги силами самих новоселов при помощи переселенческой организации. Тогда, конечно, еще завиднее будет житье в этой местности.
Но это - вопросы все будущего, теперь же мне нужно переправляться обратно по-прежнему, и эта неизбежная перспектива буквально отравила все посещение участка Солдатского и даже хлеб-соль милого Метца.
К удивлению, вторичное испытание не произвело уже на меня столь потрясающего впечатления, как первое, - очевидно, все дело в привычке.
В нескольких верстах к северу от поселка Ивановского, куда мы вернулись долиною, течет тот же Кугарт, но уже не в крутых берегах, а потому и переправа через него, хотя и вброд, не представила никаких затруднений: путь наш лежит теперь в горы, которыми мы любовались от гробницы пророка Аюба.
С удовольствием приняв легкий душ, неизбежный при переправе через здешние речки, не глубокие, но быстрые и образующие при малейшей задержке течения массу брызг и водяной пыли, сразу начинаем сравнительно отлогий подъем - опять-таки сплошное удовольствие, так как кругом богатая зелень, посевы. Последние принадлежат здесь частью осевшим или теперь оседающим под влиянием примера переселенцев киргизам, юрты которых среди огородов производят впечатление странное, а частью, уже несколько выше, - русскому селению Балканскому.
Этот поселок, до которого, хотя и с трудом, но все-таки можно, как кажется, доехать повозкою, близок по типу с Солдатским, хотя и значительно меньше - всего 28 дворов. Те же великолепные травы, отличный ручей для питья, те же посевы под дождь, при перегнойной каштановой почве на толстом лессовом пласте, и даже мед здесь не хуже немецкого. Переселенцы здесь малороссы по преимуществу, того же экономического обеспечения, и столь же симпатично серьезные. С киргизами местными ладят, даже более - дружны, и вообще всем довольны, без излишнего оптимизма в словах. Текущая забота - об исправлении и расширении дороги, и замечательная вера в себя, в свои собственные, русские, силы.
Переменяем здесь лошадей и поднимаемся все выше и выше, буквально упоенные ароматом всевозможнейших трав и растений. Огромное количество зонтичных, крупных цветов разнообразных оттенков, лучшей пищи для пчел - душистого эремуруса, целое море травы столь высокой, что наш кавалерийский отряд совершенно в ней прятался. При всем том - «мягкие» горы, т. е. ни одного камешка, ни одного крутого обрыва, все холмы и холмы, правда, огромные, но в общем не всегда даже и заметен подъем. Но вот с какой-нибудь точки случайно откроется вид хотя бы на ту же Кугартскую низменность, затянутую пеленою тумана, на еле видные потусторонние, южные, горы, где также теперь живут русские - и поймешь тогда, что взобрались высоко.
Солнце печет очень сильно, но о духоте нет и помину. Зато жажда огромная, и с наслаждением припадаю к бурдюку с кумысом, по предложению встречных киргизов. Пил я кумыс много раз, но нигде он не казался таким действительно вкусным, как близ урочища Черное озеро, на вышине 6.000 фут с лишним.
Урочище Кара-Куль - Черное озеро
Черное озеро, или, по-здешнему, Кара-Куль, представляет собою возвышенную котловину, окруженную с юга, юго-запада и востока высокими холмами. Эта котловина, видимо, осела во время сильных землетрясений, причем постепенное разрушение зарубцевавшихся краев окружных возвышенностей и ежегодно происходящие обвалы солидных глыб привели, по-видимому, к особенной близости здесь грунтовых вод, что, в свою очередь, делает темно-каштановую, перегнойную почву урочища чрезвычайно влажною, особенно в дождливые годы. Теперь это - русские хутора переселенческого участка Алексеевского. Показался этот участок пред нами внезапно, после того, как мы два часа с лишним все поднимались по направлению к одинокому дереву, возвышавшемуся над всеми окрестностями и обозначавшему высшую точку перевала.
Панорама от этого дерева - старого грецкого ореха - открывается действительно дивная. На несколько верст впереди спускается пологими изумрудными скатами та гора, на вершине которой мы стали, а едва ли не весь небосклон занимают на севере могучие снеговые хребты, теперь уж как будто бы близкие, через два-три перевала. Здесь, у вершины, - прекрасные кленовые рощи, вперемешку с орехами; далее по скату блистают озера, окаймленные богатой растительностью, и около этих роскошных зеркал, как на ладони, - постройки отдельными группами, посевы овса и пшеницы. Наконец, совсем внизу, еле видно, сверкает какая-то речка.
Один из хуторов Алексеевского
Постройки и посевы при них - это и есть Алексеевское, русское хуторское селение, образованное совершенно недавно, также на землях бывшего киргизского пользования. Несмотря на эту недавность, крестьяне уже устроились прочно, ибо и раньше еще они жили здесь самовольцами. Когда сюда вслед за ними явилась переселенческая организация, дело освоения новых земель уже почти завершилось. Уже было, например, крестьянами выяснено, что в некоторой части урочища из-за особенной влажности почвы хлеба не всегда урожайны, тогда как чисто богарные посевы, расположенные по окраинам впадины, легко дают 130-150 пудов пшеницы на десятину. Оставалось принимать эти и другие опытные данные к сведению, и теперь весь участок уже размежеван на 80 хуторов по 40 десятин богарной земли каждый, причем нечего и говорить, что все эти хутора уже заняты. Более того, на некоторых из них еще сидят вместе с теперешними «законными» хозяевами также и самовольцы, на которых не хватило наделов и которые никак не хотят примириться с мыслью, что им нужно убраться… Удачный естественный подбор переселенцев и прекрасные общие условия сделали то, что алексеевцы засевают теперь уже до 10 десятин на семью, и среднее количество крупного скота - 5 голов на хозяйство. Есть и более удачливые.
«Самоволец» на Алексеевском
Многие, как, например, некий Макаров, завели хозяйства буквально помещичьи, включая сюда скотоводство, да еще и огромные пасеки, расположенные большею частью у озера. Каждый хутор - недурное имение с отличными данными почвы и климата. Конечно, только немногие сибирские переселенцы получают такие «имения», так как единственный здесь недостаток, к тому же и временный, - неудобство путей.
Пасеки крестьян в Алексеевском
Совсем не хотелось уезжать из Алексеевского, настолько сама природа манила к отдыху, настолько хорошее впечатление произвели на меня хуторяне. Вот третий горный поселок, и куда выше во всех отношениях стоить их население по сравнению с населением долины. Там столько всяких отбросов, столько трений, пока жизнь образуется, а здесь - с первого года удача…
Но все же далее следовать нужно, и вот мало-помалу, среди прекрасных посевов, мы спускаемся вниз, к еле видной долине. Уже недалеко от последней обращаю внимание на жалкие строения - из земли или глины, без окон, низкие, длинные. Оказывается, что это - «зимовки», т. е. зимние жилища немногих еще оставшихся здесь кочевыми инородцев киргизов. Вид до крайности несоответственный ни общему характеру местности, ни даже временным русским жилищам - едва ли не дворцам, сравнительно, и тут мне невольно припомнилось, с какими большими трудностями связано в нашей переселенческой практике замежевание в государственный фонд ненужных киргизам излишков в том случае, если на них что-нибудь этими киргизами сделано - например, посажено дерево. И далее, что смещение этих самых зимовок - добро бы основательных зданий - допускается лишь в самых исключительных случаях, как отчаянное, последнее средство, что за это вперед платятся крупные суммы…
Крутой, действительно, спуск, и перед нами внизу - долина Кара-Унгура - на высоте все же 4.500 футов над уровнем моря - с речкой того же имени - не глубокой, но очень быстрой. Переправляемся вброд - неприятная вещь для слабонервных, вследствие стремительности речного потока настолько, что лошади иногда подбиваются камнями и летят тогда в поток вместе с всадником. Этой весной, например, здесь погиб один из чиновников.
По ту сторону речки сразу большая возвышенность, вдоль основания которой, и вниз по течению, едем вплоть до еще нового селения, Воздвиженского, расположенного на берегу, в зоне злаковой степи и в полосе богарных посевов. Этот поселок, теперь в 40 дворов по 33 десятины каждый, возник как и три уже пройденные, и отличается от них только тем, что усадьбы крестьян у реки, а наделы - несколько дальше и выше, за близлежащим кишлаком Чарваком, по направлению к хребту Арысланбобу. Иначе говоря, здесь отрубная система, и лишь немногие домохозяева могли получить землю близ речки: большинству таковой не хватило.
Наделы переселенцев Воздвиженского
Около этих удаленных наделов и была назначена наша стоянка. Почему именно там - я понял только впоследствии, после прибытия на место.
Но еще раньше того, я хотел получить объяснение, почему во вновь устроенных русских поселках везде разные размеры наделов на двор при, казалось бы, равных условиях. - Соответственно качественному сочетанию угодий в пределах каждого отруба и общей площади участка. Так, например, почти везде требуется для усадеб и огородов земля поливная; ее достаточно десятины на двор, но мы будем наблюдать даже случай, когда вследствие недохватки пахотной богарной земли пришлось всю поливную распределить между дворами по шесть десятин на семью, и больше не приселять новоселов. В других случаях ту же роль играет соотношение между сенокосом и пахотью - при общем, конечно, значении отношения количества переселенцев к предельной емкости данного пространства земли. И правильно поступает переселенческая организация, стремясь не урезывать отрубные наделы.
VII. У подножия снегового хребта
Близ усадебной оседлости переселенцев поселка Воздвиженского, при слиянии с Кара-Унгуром небольшой горной речки, расположено сартовское селение Чарвак, и с этим селением, между прочим, связана следующая местная легенда.
Где-то, когда-то, жил праведник. Своею примерною жизнью он до того угодил Всемогущему, что именно ему было дано поручение найти на земле самое красивое и удобное место для того, чтобы устроить там рай, в котором встречалась надобность. Долго бродил святой муж, и наконец дошел до Чарвака. Или просто устал путешественник, либо действительно был он искренен, но факт тот, что как раз в Чарваке им и было всенародно объявлено о выполнении воли Аллаха и о признании этого места священным. О таком заявлении сейчас же, конечно, сделалось известно на небе, и оттуда был послан архангел (Гавриил, как обычно) проверить добросовестность праведника. Недолго летал этот ангел, причем результатом ревизии было то, что уже блаженствовавшему в Чарваке раеискателю пришлось вновь направиться на поиски дальше. На сей раз и он не замедлил. Пройдя несколько верст вверх по горной речонке, праведник остановился, и возгласил уже окончательно, что здесь - лучшее место на свете. Аллах этот выбор одобрил, и с той поры Арысланбобская дача считается местом бывшего рая.
Казалось бы, рекомендация очень солидная, и я с интересом смотрю прежде всего на Чарвак, стоящий по ту сторону горной речонки, хотя отсюда - обыкновенный кишлак, впрочем, весь в естественной зелени. Но гораздо еще интереснее попасть в официально признанный рай, и вот мы уже в его священных границах.
Теперь - это наделы переселенцев Воздвиженского!
Дорога-аллея. Препятствие
Представьте себе фруктовый «огромнейший и прекрасный сад мира» [по выражению академика Коржинского], спускающийся к реке-водопаду, на протяжении нескольких верст. Больше всего здесь грецких орехов, огромных и старых деревьев с наплывами, затем яблонь, абрикосов и слив, барбариса, груш, миндаля и фисташек, наряду с чисто местными фруктами - урюком и персиками. Все это плодовое царство разбито как в парке куртинами и перемешивается с кленом и ясенем. То здесь, то там виноград, масса шиповника, ивы и тополи на роскошном травянистом покрове, с богатыми красотою цветами, незабудками, настурцией, мятою…
Кто был здесь чудесным садовником?
Ответ на этот вопрос дает также легенда туземная… Во времена очень давние проживал и этой местности праведный богатырь Арысланбоб, слава которого, как искуснейшего садовника-насадителя, гремела по всему свету. Туземный пророк Даниил захотел проверить людскую молву, явился в эту долину, и настолько поразился великолепным созданием, что тут же обратился с мольбою к Аллаху о продлении дней Арысланбоба по крайней мере до появления самого Магомета, чтобы и последнего научить садоводству. Просьба Даниила была исполнена, Арысланбоб жил очень долго, а после его смерти (похоронен в кишлаке Арысланбоб) вся местность стала священною, и именем богатыря были названы даже снеговые вершины…
Правда, между двумя приведенными легендами замечается кой-какая невязка, но дело не в этом, а в том, что обе они подтверждают красоту и богатство природы на горных склонах Арысланбобского сада.
Долина Арысланбоба
Речка течет по уклону с совершенно исключительной скоростью. Вся она пенится, белая, бурная, дикая, и вьется по узкому руслу, то прячась за гущей растений, то вновь вылетая наружу. Вдоль правого горного берега пролегает верховая дорога из Чарвака в Арысланбоб, а по левому берегу, столь же высокому, расположенному среди плодовых деревьев, - посевы овса и пшеницы, т. е. владения русских крестьян…
Первое мое впечатление было не совсем подходящее: мне сделалось жалко садов, несомненно обреченных на гибель, - мне вандализмом представилось насаждение здесь землепашества, хотя бы даже и русского.
И добро бы этот сад заселялся народом надежным, как, например, алексеевцы, - а то именно элементом «похуже». Случилось это совершенно естественно: от Чарвака на юг, к Андижану, лежит большая дорога. На север от Чарвака - верховая тропа на туземный курорт и место паломничества. Таким образом, тот земельный участок, где ныне наделы Воздвиженского, непосредственно примыкает к весьма оживленному издавна туземному центру - скорее торговому, чем земледельческому. Поэтому здесь самовольны уже иного характера и, в частности, спирт процветает, несмотря на запрещение начальства. При мне уличались крестьяне в тайной продаж вина…
А с другой стороны, лишь немногие из устроенных здесь переселенцев правильно учитывают все то богатство, которое им в руки попало. Некоторым даже не особенно нравится (sic), так как местность «неровная» и «дерев» - видите ли - слишком много… А что сделали бы с этакой ценностью другие хозяева?..
Посевы удались превосходно, до 200 пудов с десятины пшеницы, - да и как им в саду не удаться?! Хозяева - люди с достатком, посев, в среднем, 10 десятин на семью из 15 пахотной богарной, скота 5-6 крупных голов при 3 десятинах сенокоса и 11 под выгон на двор. Близ многих посевов разводятся пасеки, причем хозяева, кто поумнее, решают переносить свои хаты сюда, т. е. зажить хуторами.
Все теперь наделенные здесь казенной землею получили также казенную ссуду - по примеру сибирских засельщиков.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Двое суток провел я «в раю» - удовольствие самое редкое. И мой гостеприимный хозяин - милейший инженер-гидротехник переселенческой организации - делал все, что возможно, чтобы отвлечь меня от несоответственных мыслей. В числе его средств самым действительным было купание в речке, т. е. иначе - принятие душа Шарко, настолько там, вследствие силы потока, трудно удержаться на месте, несмотря на всю мелкость потока. Вода свежая, хрустально прозрачная, долго не покупаешься - смерзнешь, зато какое наслаждение после знойного летнего дня! Вечера здесь довольно прохладные, росные - совсем как в Центральной России, а по утрам положительно холодно, но здоровою, бодрящею свежестью.
Этот холод - от арысланбобской громады, встающей здесь прямо пред вами своими снеговыми вершинами и отчетливо видными ледниками. Прямым путем до отрога верст приблизительно 20, а здесь он уже кажется рядом.
Переезжаем через поток на ту сторону и едем к кишлаку Арысланбобу - к северу по Чарвакской дороге. Здесь такой же замечательный сад, и путь живописен на редкость, так как внизу бурлит речка, сверху лесные массивы, а сама верховая тропа лепится широкою извилистой лентой между вековыми деревьями, - настоящая, словом, аллея. Прогулка - одно удовольствие, подъем почти не заметен, и с каждого нового места, стоить лишь выехать из-под тени на залитую солнцем дорожку, открываются виды один лучше другого.
Встречаем немало туземцев, на лошадях и ослах, - селение Арысланбоб считается не только священным, но и лучшею климатическою станцией. Многие богатые сарты, пренебрегая некоторым неудобством для женщин ехать верхом верст 15, все же сюда направляются целыми семействами на дачу, оставляя в Чарваке экипажи - нередко на резиновых шинах.
И не одни только сарты. Ближе к кишлаку Арысланбобу, и по мере расширения долины, здесь и там видны белые домики - фермы, среди натуральных садов. Оказывается, что это тоже русские люди - те же, собственно, переселенцы, но только в роли арендаторов казенных оброчных статей, на условиях их окультурения. Для того, чтобы получить в льготную аренду участок, нужно обязаться завести здесь хозяйство, и вот везде виднеются ульи, как признак выполнения условия, а усадьба нередко сдается под дачи большею частью русским приезжим…
Колоссальные богатства кроются во всех этих лесных насаждениях, садах, заполняющих окрестные горы. И до смешного ничтожными кажутся цены, выручаемые казною за сбор, например, грецких орехов. Боюсь ошибиться, но кажется, что за монополию этого сбора на всех многих десятках тысяч десятинах земли, кто‐то уплачивает лишь несколько тысяч рублей ежегодно. Но это было бы еще ничего: гораздо хуже то обстоятельство, что в эти роскошные парки всюду свободно допускается для выпаса скот здешних киргизов за минимальную плату. Также без указания места выдаются билеты и «на лесные побочные пользования». И в результате такого порядка, которым, кстати сказать, лесообъездчики будто бы пользуются не без уменья, получается, по отзывам людей достоверных, расхищение местной природы в ущерб даже интересам казенным. Но это к слову…
Сворачиваем с дороги налево - хочется подняться по возможности выше, благо здесь вьется наверх узкая аллея - тропинка. Еще наша цель - посетить одного русского пасечника, арендатора оброчной статьи, выбравшего себе почему-то участок на самой вершине горы - среди дремучего сада.
Первое время поднимаемся круто, но в достаточной мере удобно, минуя мелкие луговые терраски, и без особого труда отстраняясь от фруктовых деревьев, слишком иной раз настойчиво предлагающих вам то сливы, то яблоки. Птицы поют, обрывистость скрыта деревьями, от тени которых не жарко, - благодать да и только.
Уже совсем высоко и близко от цели находим лесные озера - красоты замечательной, чистые, большие, прозрачные, в рамке камышей и деревьев, отражающие только небо и снег от близкой Арысланбобской вершины. Здесь панорама чудесная на всю окружную местность, и мы невольно любуемся ею - дольше, пожалуй, чем следует.
Чтобы наверстать время, решаем следовать дальше не прежней удобной дорогой, а прямо - какою-то тропкою. Это решение приводит к тому, что мы сразу запутываемся в массе кустарника, страдаем от всяких колючек и, проблуждав более часа без всякого толку, наконец находим то самое место, от которого поехали «прямо». Так и не попали мы к русскому пасечнику, и не без насмешки, наверно, наблюдали возвращение туристов парившие над нами орлы.
Кишлак Арысланбоб расположен на высоком бугре, как на острове среди широкой долины. Пирамидальные тополя, грецкий орех, клен и вязы густо заполняют кишлак, и действительно, место здесь чудное. Именно здесь из потока, непосредственно с гор, образуется прекрасная речка, возле которой мы поднимались, и широкое русло ее, полное белого камня, чрезвычайно эффектно на солнце. Здесь же и могила «пророка» - два стариннейших здания с бунчуками и флагами. Какого именно, т. е. того ли, кто здесь обрел рай, или садовника Арысланбоба - не знаю.
Могила праведника Арысланбоба
От кишлака поднимаемся выше и выше, прямо но направлению к снеговому отрогу. Возвышения далеко уж не «мягкие» - по крайней мере, мы едем над обрывом такой глубины, что невольно отклоняешься к стенке и предпочитаешь не любоваться окрестностями. Наконец пропасть завершается скалами. С одной из них, сажен на 30, низвергается водопад с страшной силой, - оставляем лошадей наверху и лезем по камням в ущелье. На полвысоте большая пещера и флаг: значит, место «святое», и, конечно, встречаем двух мулл, стерегущих основательный камень… Низкий поклон за монету, и можно уже наблюдать падение воды совсем близко, - насколько, однако, позволяют подойти бесчисленные, бурные брызги.
Опять на коней и опять вверх и вверх, теперь уже, впрочем, по лесу. Скоро полянка, другая, обе засеяны хлебом; среди лужайки столбы межевые, и, наконец, на вершине подъема - пасеки и чьи-то жилища.
- Благодатный - новый русский поселок, только что образованный переселенческой организацией в лесостепной и лугостепной естественной зоне у подошвы снежной Арысланбобской горы.
В лесу-саду близ Благодатного
Здесь, на высоте до 7 тысяч футов, и пока без колесной дороги, изъявили желание селиться 10 семейств самых обыкновенных крестьян малороссов, нашедших что «лучше не надобно», действительно: по 70 десятин на семью, из коих по 6 поливных и 3 богарных черноземных и отменных по плодородию под пашню, а остальное - выгон, покосы и лес, с богатой предгорной растительностью; неподалеку от участка находится субальпийская зона альпийских горных пастбищ, оставленных в расчете на могущие возникнуть впоследствии потребности в границах казенной дачи, окаймляющей с трех сторон Благодатный [кстати: при современном положении дела, когда люди и скот допускаются в казенный дачи без указания на место, где должно происходить то или иное использование этой дачи - подобное окаймление переселенческого участка, при всех, быть может, выгодах в будущем - теперь неудобно, так как постоянно случаются потравы переселенческих посевов киргизским скотом и нежелательные недоразумения с туземцами]. Климат здесь умеренно жаркий с частой росой и дождями, при мягкой и снежной зиме, - почва, как сказано, лугостепная, и только у самого хребта Арысланбоба слегка щебневатая.
На самой вершине участка Благодатного, этого последнего перед снегами «мягкого» лесного бугра, нет, при всей влажности климата, никакой естественной речки, и переселенцы решили спуститься с постройками ниже, к реке, что течет к кишлаку Арысланбобу, оставив наверху - «ближе к Богу», - как не мог не пошутить сивоусый переселенец полтавец - свои полевые участки.
Выгон участка Благодатного
Здесь, внизу, речка совсем как ручей, но еще более быстрая, еще более чистая. И видно в хороший бинокль, какой огромной водопадной струею она бежит с ближайшего ледника. А щебень переселенцы выбирают руками, и вся площадь почти уж очищена…
Оправдает ли Благодатный свое красивое имя?
Нет никакого сомнения, - по крайней мере, в этом уверены сами господа новоселы - опять-таки люди серьезные, сильные, уже успевшие развить здесь то же хозяйство, что, например, в Алексеевском, заложить хорошие пасеки, завести крупный скот и обжиться.
От Днепра к Арысланбобу, с мягких степей на отроги скалистые, из курских черноземных низин на горные альпийские пастбища - вот действительность переселения русского… И подобно тому, как из Кугартской долины всюду снизу распространялось заселение русское и основались такие не оставляющие сомнения в их происхождении поселки, как Багратионовский, Черняевский, Скобелевский, Отрадное, Бородинский, Кутузовский, Крутые Горки и прочие, - так же точно с высот Благодатного можно уже обнаружить селения Платовское, Поречье, Гаврилово, Мариинское, Лески, Александровское, Петропавловское, Новоселье, Холмы и другие, не считая еще хуторов, разбросанных где только можно…
Все это - на площади диаметром верст в 60, чрезполосно с владениями киргизскими.
Не вправе ли мы, на основании подобных примеров, заключить о создании русскими здесь нового края, если даже не в настоящий момент, то хотя бы в непродолжительном будущем?
ОКОНЧАНИЕ