Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман, преимущественно Средней Азии (5)
Н. П. Остроумов. Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман, преимущественно Средней Азии // Православное обозрение, 1880, том II, июнь-июль.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
У небольшой мечети (окрестности Самарканда).
Фото Г. Крафта, 1898-1899
Характеристика наша окончена. Насколько она полна и закончена, пусть судят читатели, которым мы старались дать находившийся в нашем распоряжении материал. В заключение мы считаем нелишним указать кратко на причины тех ненормальностей в религиозно-нравственной жизни мусульман, на которые мы указывали в статье. Нам могут заметить, что собственно учение Корана отнюдь все-таки не повинно в описанных ненормальностях, что начертанный в Коране идеал религиозно-нравственной жизни мусульман тут ни при чем. Так, многие и убеждены, и хотят с своей стороны убедить других, что учение Корана и вообще ислама есть нечто действительно возвышенное и даже оригинальное; другие же, недостаточно и односторонне вникая в суть дела, подыскивают объяснение ненормальностям религиозно-нравственной жизни мусульман в бытовых условиях жизни мусульман. Г. Гребенкин, например, на статью которого «Таджики» мы часто ссылались, говорит, что чистого поклонения идеям Мухаммеда не существует в современной массе среднеазиатских мусульман, что деспотизм управителей, система шпионства, произвол второстепенных чиновников и беспощадные казни резко повлияли на характер таджиков, на их честность, нравственность и т. п. Вид постоянной резни, бывшей при эмирах, приучил их хладнокровно относиться к жизни, а пытки и истязания притупили у них чувство и т. п. [Стр. 35-36.]. Мы заметим по этому случаю, что все указываемые г. Гребенкиным ненормальности управления эмиров если не всегда прямо, то косвенным образом обусловлены Кораном, установившим в главном способ управления и расправы, а еще более основанным на Коране шариатом, который уже определяет все частности религиозно-нравственной и бытовой жизни мусульман. В том и другом, т. е. в Коране и шариате, при абсолютном несовершенстве основных их принципов, при их исключительности и узкости во взглядах, далеко не прогрессивных и часто совершенно негуманных, находится, кроме того, масса внутренних противоречий, сбивающих честную и незнающую уклонений и сделок совесть. Ни тот, ни другой не указывают мусульманам совершенного нравственного и умственного идеала, к которому последователи ислама должны стремиться, не возбуждают в них ни любознательности, ни критики, а подавляют всякое свободное проявление мысли и чувства. От этого мусульмане и в наше время продолжают желать жить вне интересов цивилизованного мира, жить своею замкнутою жизнию, продолжают думать, что «мир ислама» и «мир войны» не должны иметь между собою ничего общего, словом - продолжают жить в понятиях арабов седьмого века, и только неотразимая сила европейской культуры насильственно будит их, врываясь с оружием в руках в это царство если не смерти, то глубокого нравственного сна.
При всестороннем невежестве и нравственной дряхлости своей, мусульмане, естественно, часто руководятся в своей жизни совершенно противоречивыми принципами, позволяя себе в одном случае одно, а в другом - противное, находя каждый раз оправдание себе в законе. А главный недостаток Корана состоит в том, что он не усвоил себе высокого принципа евангельской любви к Богу и ближним. По отношению к Богу Коран любви и не заповедует, а внушает только рабский страх к грозному существу. Бог Корана, за которого так превозносят Мухаммеда западные ученые, есть по преимуществу Бог Мухаммеда и мусульман, отличающийся характером восточного неограниченного владыки. Между этим существом и его творением нет живой внутренней связи: Аллах не доступен не только для людей, но и для ангелов; пред ним, по выражению Корана, все трепещет и преклоняется; даже тени всех существ и неодушевленных предметов добровольно и невольно поклоняются ему утром и вечером [Гл. 51, ст. 66; гл. 13, ст. 14-16.]. Все в мире совершается по мановению Божию неизменно и постоянно; только чудеса на некоторое время изменяют мировую жизнь; чудесами Бог вразумляет и карает людей безучастно, побуждает их к добру и удерживает от зла, не обращая внимания на их усовершение нравственное, и, таким образом, не походит не только на евангельского Отца небесного, но и на ветхозаветного Иегову. Хотя Коран часто именует Бога милостивым, милосердым и подобными словами, но мир и человечество мало получают от этого пользы; Аллах не перестает быть грозным и самовластным владыкою.
Так безучастно относящийся к миру и людям Бог, не обращающий внимания на личное нравственное усовершение человека, не требует от него свободной добродетели. Для такого божества все равно - благочестив человек или нет. Бог может, когда захочет, низвергнуть праведника в ад в то время, когда он уже поставил свою ногу на порог райской двери, и может, если захочет, осужденного на мучения во аде нечестивца возвратить от ворот ада и поселить в раю [См., наприм., Корана гл. 35, ст. 9; гл. 39, ст. 24. С такими местами находятся в противоречии другие места той же книги, в которых заповедуется мусульманам совершать дела благочестия. Ср. «Сличения мохаммеданского учения о именах Божиих с христианским о них учением» Г. Саблукова (Казань, 1872), стр. 80-81.]. При таком отношении к Божеству человек, естественно, не заботится о внутреннем самоусовершении как способе нравственного уподобления божеству, чего Коран и не требует; шариат же предписывает человеку точное неопустительное исполнение обрядов веры, как бы в доказательство покорности людей пред невидимым грозным божеством. У мусульман нет личности нравственной, нет свободы, и чем более мусульманин хочет быть благочестивым, тем более уничтожается он пред лицом своего недоступного божества. «Так Бог хочет! Так Богу угодно! Бог великий! Хвала Богу!» - вот обыкновенные выражения, какие постоянно произносит верующий мусульманин по-арабски и на основании которых он располагает свою религиозно-нравственную жизнь, превращаясь постепенно в самого завзятого религиозного лицемера. Любовь к ближним в Коране ограничивается только мусульманами: только все верующие в Коране братья - и друзья между собою [Коран, гл. 49, ст. 10; гл. 9, ст. 72.]. Не верующие же в Коран - враги мусульман, по отношению к которым можно и должно допускать все, начиная со лжи и обмана и кончая убийством, чему первый пример показал в своей жизни сам Мухаммед. Гений Мухаммеда не мог осилить евангельской идеи о равенстве всех людей пред Богом, развитой у апостола Павла в таких прекрасных выражениях; во Христе нет еллина и иудея, обрезанных и необрезанных, варваров, рабов и свободных [Колос., гл. 3, ст. 11.]… Мухаммед не предугадал также, что его жалким последователям, которым он внушал религиозную гордость и презрение ко всему немусульманскому, придется быть подвластными у Божиих врагов. Шариат, установленный во времена политического могущества мусульман, еще более впал в ту же ошибку непредусмотрительности, развив это же презрение к иноверцам. В таких негуманных понятиях воспитывались многие поколения мусульман и в своем религиозном ослеплении окончательно расслабли нравственно. Недостатки мусульманского теократического правления, опять-таки, основанного на учении Корана, развили в последователях ислама многие пороки, от которых как отдельные личности, так и целые народы, естественно, по психологическому закону, отвыкают трудно. Потребности натуры пылкой, грубой, ничем не сдерживаемой и всегда имеющей возможность отыскать в противоречиях Корана успокоительное для совести изречение, мысль, двигали и двигают мусульман к таким действиям, которые находятся уже в противоречии с другими предписаниями религии. Лжец, в одном случае оправдываемый законом, будет лгать и тогда, когда закон этого не допускает, потому что таков закон психической деятельности человека. Мусульманин, считающий непредосудительным и даже законным давать ложные показания в интересах мусульманина против иноверца [«Незаконно, сказано в Айну-ль-хайят (л. 242), говорить правду, которая может нанести обиду верующему (мусульманину) или опасность его жизни; и напротив, законно и обязательно для нас (мусульман) сказать ложь, когда этим верующий может быть спасен от смерти, от заключения в тюрьму или от какой-нибудь потери. И в случае, если верующий (мусульманин) вручит нам что-либо из своей собственности, а кто-нибудь, притесняющий его, требует у нас эту собственность верующего, мы обязаны даже с клятвою утверждать, что у нас нет ничего из собственности этого человека. Также законно сказать ложь таможенному чиновнику, угнетателю, судье, если только за правду можно лишиться собственности… Сказано в предании от Мухаммеда, что в трех случаях справедливо и хорошо говорить ложь, именно: делая притворную измену на войне, давая обещания женщине и устраивая мир между людьми». См. «Правосл. собеседн.», 1875 г., ст. «Характер и влияние ислама».], не затруднится нарушить клятву и тогда, когда будет иметь тяжбу и с мусульманином. Убийца иноверца сумеет убить и единоверца. Вор, обкрадывающий немусульман, будет обкрадывать и мусульман и т. д. Относительно разврата мусульман нужно сказать, что он составляет косвенное следствие учения Корана, разрешившего мусульманам многоженство и оправдывающего сладострастие Мухаммеда, о котором мусульмане с благоговением говорят, что он имел в отношении женщин силу, равную силе 40 мужчин, и тем превосходил, между прочим, всех других пророков. В том же Коране мусульманам обещан столь чувственный рай, что им грезят даже старики: рядом с вечно девственными гуриями в раю будут вечно юные мальчики (Кор., гл. 76, ст. 19), напоминающие среднеазиатских современных бачей… Наконец, шариат, так откровенно до циничности трактующий о разных случаях половой жизни, законных и незаконных, развращает молодой ум изучающих его юношей, часто в продолжение многих лет, начиная примерно эту работу лет с 16-18-ти, с того возраста, который считается особенно опасным в жизни человека. Короче сказать: мусульмане часто развращают свое воображение соблазнительными картинами и представлениями с детства, когда начинают учиться грамоте [В этом случае обыкновенно влияют старшие ученики школ, на младших, особенно при условиях жизни учащихся в самых заведениях. Пример такого влияния представлен выше.], и поддерживают в себе сладострастное настроение до самой смерти, постоянно мечтая о рае и множестве гурий… А раз пылкое воображение с детства развращено и поддерживается условиями полигамической жизни и разными вздорными книжками, которые по преимуществу и распространены в народной массе, - то естественно сладострастию искать исход в неестественных пороках, естественно, тем более, что женщина мусульманская совершенно изгнана из общества мужчин, низведена на степень самки и лишена всякой возможности, по своему бесправию, влиять облагораживающим образом на грубые и разнузданные страсти мужчин. А в этом последнем случае опять-таки виноват прежде и более всего сам Мухаммед, из-за личной ревности к своим женам (которых у него было более десяти) установивший в Коране закон о покрывалах, чтобы таким образом лучше сохранить чистоту сердец мужчин и женщин, которые могут открывать свои лица только при отцах своих, при сыновьях, при братьях и сыновьях своих и при женах сыновей, а также при невольниках. Покрывала эти должны плотнее закрывать женщин: тогда они не будут узнаваемы и потому не будут оскорбляемы [Коран, гл. 33, ст. 53-59; гл. 24, ст. 31.]. Основатель ислама узаконил [Коран, гл. 4, ст. 3.] и своим примером освятил многоженство, которое развращает и мужчин, и женщин, способствуя развитию в их сердцах отвратительных свойств и пороков [См. соч. М. Машанова «Мухаммеданский брак в сравнении с христианским браком» (Казань, 1876), стр. 155-236.]. Где же, спрашивается, естественность, простота, либеральность, прогрессивность, возвышенность, чистота и даже превосходство основанной Мухаммедом религии пред религией Иисуса? Мы не находим в исламе не только абсолютных достоинств и превосходства пред христианством, но не можем допустить и того, чтоб эта религия благодетельно действовала на языческие полудикие населения Азии и Африки, уже потому, что народы, принимающие ислам, к какому бы племени они ни принадлежали, умирают для христианства; из всякой другой религии переход в христианство возможен, но не из ислама, хотя примеры этого и бывали. А думать, что для христианства полудикие обитатели Азии и Африки малоразвиты и неспособны - совершенно нет оснований, ни исторических, ни теоретических… В том-то, по словам нашего авторитетного педагога-философа К. Д. Ушинского, величайшая заслуга христианства пред цивилизацией, каково бы ни было наше миросозерцание, что христианство коренным образом изменило природу человека и отношения человека к человеку, не требуя для этого ни высокой цивилизации, ни особенных знаний, ни особенно развитого ума; несколькими словами, понятными для народа, ставило оно дикаря выше образованнейших и мудрейших людей классического мира [Собрание педагогических сочинений. Спб., 1875. Стр. 507.]. Евангельские истины имеют то именно преимущество, что всегда могут быть доступны человеческому сердцу, созданному для истины, и всегда могут быть легко приняты людьми. Первыми последователями Иисуса Христа были именно люди простые, дети сердцем: таковых бо есть царствие Божие. И современные нам образованные народы христианской Европы были все полудикарями в момент принятия ими христианства, а с принятием последнего они выступили на путь цивилизации и достигли наконец настоящего своего могущества и славы в жизни и науке. Поэтому считать ислам более удобной религией для населений Азии и Африки - значит считать их неспособными к развитию, цивилизации и прогрессу, во имя которых англичане стремятся, однако, покорить все, что дико и невежественно… Это нелогично! В вопросах веры нельзя упускать из виду того соображения, что религия есть преимущественно дело сердца, а не ума; от этого упущения зависят часто те противоречия, в какие невольно впадают люди, решившие законы сердца отожествить с законами ума. И в данном случае нельзя забывать, что ислам, при всех своих недостатках и внутренних противоречиях, есть религия, а не научная система, и что поэтому при суждениях об исламе нужно иметь в виду более законы человеческого сердца, чем ума. Религия никогда не была и быть не может без обрядов и видимых вообще действий, которые тем более ей свойственны, чем проще человеческая душа, ее исповедующая. И наше православие, столь часто подвергающееся нападкам за свою внешнюю сторону, этою именно стороною и действует успешно на душу простых людей. Каждый непредубежденный человек естественно, при виде православного богослужения, может сказать, подобно современникам Владимира Святого, что подобного успокоительного чувства он никогда еще в своей душе не ощущал, может почувствовать себя на небе, а не на земле. Что же дает ислам еще более простым сердцам полудиких и диких обитателей Азии и Африки? Сухую рассудочную веру, переполненную внутренними противоречиями и все-таки не обошедшуюся без обрядов… В исламе нет церкви, нет таинств, а такою религией не может удовлетворяться восточный человек, и потому он ищет успокоения в сумасбродных душевных и телесных движениях дервишей. Поэтому мы видим, что простодушные, не испорченные еще нравственно киргизы, принявшие кое-что пока из ислама, продолжают веровать в своих шаманов, всецело отдаются их руководству, с полною верою относясь к их заклинаниям и гаданиям. Отсюда же надо объяснить и тот многознаменательный факт, что киргизы, принимая ислам, не могут отстать от своих старых привычек, идущих часто в совершенный разрез с предписаниями Корана и шариата; ислам бессилен переродить человеческое существо в лучшем нравственном смысле слова, он может и успевает обезличить каждого принимающего его, иссушить в каждом своем прозелите непосредственное религиозное чувство, сделать каждого инородца мусульманином, уничтожив в нем все народное, индивидуальное, и не давая взамен этого ничего лучшего. Но утверждать, что ислам проводит в жизнь азиатцев и африканцев христианские идеи, нелепо само по себе, а тем более, когда говорит это образованный европеец-христианин. Слышать от умного и образованного турка (Мидхад-паша) заверения в том, что ислам выше христианства, не странно, потому что турок - мусульманин, и даже естественно, особенно когда припомнишь, что турок говорит это в минуту всевозможных нападок на его отчизну со стороны Европы христианской, но читать в книге ученого англичанина конца XIX столетия, что ислам как религия выше христианства, что прогрессивное учение Корана никогда не падет от влияния европейской цивилизации, - было бы только смешно, если бы не было грустно… Было время, когда об исламе распространяли всевозможные фабулы; теперь настало время, что ислам возвеличивают до небес и хотят выдавать его за образец религиозной системы. Недостает одного - обращения в ислам со стороны его защитников, а это не невозможно для англичан и французов и др.; подобные случаи бывали, к стыду христианской культуры и к удовольствию мусульман, наивно убежденных до сих пор, что все лучшие в мире люди непременно мусульмане в душе и с охотою готовы переменить свою веру на ислам при первом благоприятном случае. Мы не говорим о временах минувших, а напомним читателям о фактах современных. В настоящее время при турецком султане находятся в числе адъютантов два бывшие христианина: австриец фон Гелле и бельгиец де Лобелль. Первый был военным агентом при австрийском посольстве и принял ислам по собственному желанию, чтобы пользоваться в супружестве всеми теми привилегиями, какие Мухаммед даровал своим последователям. Второй - бельгийский капитан, отец которого состоял или даже состоит первым адъютантом при короле Леопольде. Высокий ростом и стройный собой, де Лобелль носит теперь франтовски турецкую феску, и когда сопровождает султана в мечеть, то служит, естественно, предметом любопытства сынов и дщерей Мухаммеда. Имея мать-мусульманку, ему не трудно было написать султану: «Имея уже связи с исламом, он сочтет себя счастливым, если скрепит их». На вопросе султана: «Так вы намереваетесь сделаться мусульманином?» бывший христианин-европеец робко ответил: «Да, ваше величество» - и имам при помощи цирульника превратил христианина в мусульманина [Москов. ведомости, 1880 г., № 11, стр. 3, ст. «Дворец Абдул-Гамида».]. Обращения европейцев в ислам прежних времен были не менее любопытны, потому что все они были совершены из-за личных выгод, помимо всяких чисто религиозных соображений и убеждений, как бы в доказательство совершенного заблуждения мусульман насчет того, что все лучшие люди в мире - мусульмане в душе. Но для массы мусульман важен самый факт, а не основания, лежащие вне этого факта. Христианин, да еще не простой смертный, принял ислам; значит, Мухаммед своим предстательством пред престолом Божиим располагает сердца заблуждающихся неверных к единой истинной и самой лучшей религии на земле.
Того же автора:
• Китайские эмигранты в Семиреченской области Туркестанского края и распространение среди них православного христианства.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
У небольшой мечети (окрестности Самарканда).
Фото Г. Крафта, 1898-1899
Характеристика наша окончена. Насколько она полна и закончена, пусть судят читатели, которым мы старались дать находившийся в нашем распоряжении материал. В заключение мы считаем нелишним указать кратко на причины тех ненормальностей в религиозно-нравственной жизни мусульман, на которые мы указывали в статье. Нам могут заметить, что собственно учение Корана отнюдь все-таки не повинно в описанных ненормальностях, что начертанный в Коране идеал религиозно-нравственной жизни мусульман тут ни при чем. Так, многие и убеждены, и хотят с своей стороны убедить других, что учение Корана и вообще ислама есть нечто действительно возвышенное и даже оригинальное; другие же, недостаточно и односторонне вникая в суть дела, подыскивают объяснение ненормальностям религиозно-нравственной жизни мусульман в бытовых условиях жизни мусульман. Г. Гребенкин, например, на статью которого «Таджики» мы часто ссылались, говорит, что чистого поклонения идеям Мухаммеда не существует в современной массе среднеазиатских мусульман, что деспотизм управителей, система шпионства, произвол второстепенных чиновников и беспощадные казни резко повлияли на характер таджиков, на их честность, нравственность и т. п. Вид постоянной резни, бывшей при эмирах, приучил их хладнокровно относиться к жизни, а пытки и истязания притупили у них чувство и т. п. [Стр. 35-36.]. Мы заметим по этому случаю, что все указываемые г. Гребенкиным ненормальности управления эмиров если не всегда прямо, то косвенным образом обусловлены Кораном, установившим в главном способ управления и расправы, а еще более основанным на Коране шариатом, который уже определяет все частности религиозно-нравственной и бытовой жизни мусульман. В том и другом, т. е. в Коране и шариате, при абсолютном несовершенстве основных их принципов, при их исключительности и узкости во взглядах, далеко не прогрессивных и часто совершенно негуманных, находится, кроме того, масса внутренних противоречий, сбивающих честную и незнающую уклонений и сделок совесть. Ни тот, ни другой не указывают мусульманам совершенного нравственного и умственного идеала, к которому последователи ислама должны стремиться, не возбуждают в них ни любознательности, ни критики, а подавляют всякое свободное проявление мысли и чувства. От этого мусульмане и в наше время продолжают желать жить вне интересов цивилизованного мира, жить своею замкнутою жизнию, продолжают думать, что «мир ислама» и «мир войны» не должны иметь между собою ничего общего, словом - продолжают жить в понятиях арабов седьмого века, и только неотразимая сила европейской культуры насильственно будит их, врываясь с оружием в руках в это царство если не смерти, то глубокого нравственного сна.
При всестороннем невежестве и нравственной дряхлости своей, мусульмане, естественно, часто руководятся в своей жизни совершенно противоречивыми принципами, позволяя себе в одном случае одно, а в другом - противное, находя каждый раз оправдание себе в законе. А главный недостаток Корана состоит в том, что он не усвоил себе высокого принципа евангельской любви к Богу и ближним. По отношению к Богу Коран любви и не заповедует, а внушает только рабский страх к грозному существу. Бог Корана, за которого так превозносят Мухаммеда западные ученые, есть по преимуществу Бог Мухаммеда и мусульман, отличающийся характером восточного неограниченного владыки. Между этим существом и его творением нет живой внутренней связи: Аллах не доступен не только для людей, но и для ангелов; пред ним, по выражению Корана, все трепещет и преклоняется; даже тени всех существ и неодушевленных предметов добровольно и невольно поклоняются ему утром и вечером [Гл. 51, ст. 66; гл. 13, ст. 14-16.]. Все в мире совершается по мановению Божию неизменно и постоянно; только чудеса на некоторое время изменяют мировую жизнь; чудесами Бог вразумляет и карает людей безучастно, побуждает их к добру и удерживает от зла, не обращая внимания на их усовершение нравственное, и, таким образом, не походит не только на евангельского Отца небесного, но и на ветхозаветного Иегову. Хотя Коран часто именует Бога милостивым, милосердым и подобными словами, но мир и человечество мало получают от этого пользы; Аллах не перестает быть грозным и самовластным владыкою.
Так безучастно относящийся к миру и людям Бог, не обращающий внимания на личное нравственное усовершение человека, не требует от него свободной добродетели. Для такого божества все равно - благочестив человек или нет. Бог может, когда захочет, низвергнуть праведника в ад в то время, когда он уже поставил свою ногу на порог райской двери, и может, если захочет, осужденного на мучения во аде нечестивца возвратить от ворот ада и поселить в раю [См., наприм., Корана гл. 35, ст. 9; гл. 39, ст. 24. С такими местами находятся в противоречии другие места той же книги, в которых заповедуется мусульманам совершать дела благочестия. Ср. «Сличения мохаммеданского учения о именах Божиих с христианским о них учением» Г. Саблукова (Казань, 1872), стр. 80-81.]. При таком отношении к Божеству человек, естественно, не заботится о внутреннем самоусовершении как способе нравственного уподобления божеству, чего Коран и не требует; шариат же предписывает человеку точное неопустительное исполнение обрядов веры, как бы в доказательство покорности людей пред невидимым грозным божеством. У мусульман нет личности нравственной, нет свободы, и чем более мусульманин хочет быть благочестивым, тем более уничтожается он пред лицом своего недоступного божества. «Так Бог хочет! Так Богу угодно! Бог великий! Хвала Богу!» - вот обыкновенные выражения, какие постоянно произносит верующий мусульманин по-арабски и на основании которых он располагает свою религиозно-нравственную жизнь, превращаясь постепенно в самого завзятого религиозного лицемера. Любовь к ближним в Коране ограничивается только мусульманами: только все верующие в Коране братья - и друзья между собою [Коран, гл. 49, ст. 10; гл. 9, ст. 72.]. Не верующие же в Коран - враги мусульман, по отношению к которым можно и должно допускать все, начиная со лжи и обмана и кончая убийством, чему первый пример показал в своей жизни сам Мухаммед. Гений Мухаммеда не мог осилить евангельской идеи о равенстве всех людей пред Богом, развитой у апостола Павла в таких прекрасных выражениях; во Христе нет еллина и иудея, обрезанных и необрезанных, варваров, рабов и свободных [Колос., гл. 3, ст. 11.]… Мухаммед не предугадал также, что его жалким последователям, которым он внушал религиозную гордость и презрение ко всему немусульманскому, придется быть подвластными у Божиих врагов. Шариат, установленный во времена политического могущества мусульман, еще более впал в ту же ошибку непредусмотрительности, развив это же презрение к иноверцам. В таких негуманных понятиях воспитывались многие поколения мусульман и в своем религиозном ослеплении окончательно расслабли нравственно. Недостатки мусульманского теократического правления, опять-таки, основанного на учении Корана, развили в последователях ислама многие пороки, от которых как отдельные личности, так и целые народы, естественно, по психологическому закону, отвыкают трудно. Потребности натуры пылкой, грубой, ничем не сдерживаемой и всегда имеющей возможность отыскать в противоречиях Корана успокоительное для совести изречение, мысль, двигали и двигают мусульман к таким действиям, которые находятся уже в противоречии с другими предписаниями религии. Лжец, в одном случае оправдываемый законом, будет лгать и тогда, когда закон этого не допускает, потому что таков закон психической деятельности человека. Мусульманин, считающий непредосудительным и даже законным давать ложные показания в интересах мусульманина против иноверца [«Незаконно, сказано в Айну-ль-хайят (л. 242), говорить правду, которая может нанести обиду верующему (мусульманину) или опасность его жизни; и напротив, законно и обязательно для нас (мусульман) сказать ложь, когда этим верующий может быть спасен от смерти, от заключения в тюрьму или от какой-нибудь потери. И в случае, если верующий (мусульманин) вручит нам что-либо из своей собственности, а кто-нибудь, притесняющий его, требует у нас эту собственность верующего, мы обязаны даже с клятвою утверждать, что у нас нет ничего из собственности этого человека. Также законно сказать ложь таможенному чиновнику, угнетателю, судье, если только за правду можно лишиться собственности… Сказано в предании от Мухаммеда, что в трех случаях справедливо и хорошо говорить ложь, именно: делая притворную измену на войне, давая обещания женщине и устраивая мир между людьми». См. «Правосл. собеседн.», 1875 г., ст. «Характер и влияние ислама».], не затруднится нарушить клятву и тогда, когда будет иметь тяжбу и с мусульманином. Убийца иноверца сумеет убить и единоверца. Вор, обкрадывающий немусульман, будет обкрадывать и мусульман и т. д. Относительно разврата мусульман нужно сказать, что он составляет косвенное следствие учения Корана, разрешившего мусульманам многоженство и оправдывающего сладострастие Мухаммеда, о котором мусульмане с благоговением говорят, что он имел в отношении женщин силу, равную силе 40 мужчин, и тем превосходил, между прочим, всех других пророков. В том же Коране мусульманам обещан столь чувственный рай, что им грезят даже старики: рядом с вечно девственными гуриями в раю будут вечно юные мальчики (Кор., гл. 76, ст. 19), напоминающие среднеазиатских современных бачей… Наконец, шариат, так откровенно до циничности трактующий о разных случаях половой жизни, законных и незаконных, развращает молодой ум изучающих его юношей, часто в продолжение многих лет, начиная примерно эту работу лет с 16-18-ти, с того возраста, который считается особенно опасным в жизни человека. Короче сказать: мусульмане часто развращают свое воображение соблазнительными картинами и представлениями с детства, когда начинают учиться грамоте [В этом случае обыкновенно влияют старшие ученики школ, на младших, особенно при условиях жизни учащихся в самых заведениях. Пример такого влияния представлен выше.], и поддерживают в себе сладострастное настроение до самой смерти, постоянно мечтая о рае и множестве гурий… А раз пылкое воображение с детства развращено и поддерживается условиями полигамической жизни и разными вздорными книжками, которые по преимуществу и распространены в народной массе, - то естественно сладострастию искать исход в неестественных пороках, естественно, тем более, что женщина мусульманская совершенно изгнана из общества мужчин, низведена на степень самки и лишена всякой возможности, по своему бесправию, влиять облагораживающим образом на грубые и разнузданные страсти мужчин. А в этом последнем случае опять-таки виноват прежде и более всего сам Мухаммед, из-за личной ревности к своим женам (которых у него было более десяти) установивший в Коране закон о покрывалах, чтобы таким образом лучше сохранить чистоту сердец мужчин и женщин, которые могут открывать свои лица только при отцах своих, при сыновьях, при братьях и сыновьях своих и при женах сыновей, а также при невольниках. Покрывала эти должны плотнее закрывать женщин: тогда они не будут узнаваемы и потому не будут оскорбляемы [Коран, гл. 33, ст. 53-59; гл. 24, ст. 31.]. Основатель ислама узаконил [Коран, гл. 4, ст. 3.] и своим примером освятил многоженство, которое развращает и мужчин, и женщин, способствуя развитию в их сердцах отвратительных свойств и пороков [См. соч. М. Машанова «Мухаммеданский брак в сравнении с христианским браком» (Казань, 1876), стр. 155-236.]. Где же, спрашивается, естественность, простота, либеральность, прогрессивность, возвышенность, чистота и даже превосходство основанной Мухаммедом религии пред религией Иисуса? Мы не находим в исламе не только абсолютных достоинств и превосходства пред христианством, но не можем допустить и того, чтоб эта религия благодетельно действовала на языческие полудикие населения Азии и Африки, уже потому, что народы, принимающие ислам, к какому бы племени они ни принадлежали, умирают для христианства; из всякой другой религии переход в христианство возможен, но не из ислама, хотя примеры этого и бывали. А думать, что для христианства полудикие обитатели Азии и Африки малоразвиты и неспособны - совершенно нет оснований, ни исторических, ни теоретических… В том-то, по словам нашего авторитетного педагога-философа К. Д. Ушинского, величайшая заслуга христианства пред цивилизацией, каково бы ни было наше миросозерцание, что христианство коренным образом изменило природу человека и отношения человека к человеку, не требуя для этого ни высокой цивилизации, ни особенных знаний, ни особенно развитого ума; несколькими словами, понятными для народа, ставило оно дикаря выше образованнейших и мудрейших людей классического мира [Собрание педагогических сочинений. Спб., 1875. Стр. 507.]. Евангельские истины имеют то именно преимущество, что всегда могут быть доступны человеческому сердцу, созданному для истины, и всегда могут быть легко приняты людьми. Первыми последователями Иисуса Христа были именно люди простые, дети сердцем: таковых бо есть царствие Божие. И современные нам образованные народы христианской Европы были все полудикарями в момент принятия ими христианства, а с принятием последнего они выступили на путь цивилизации и достигли наконец настоящего своего могущества и славы в жизни и науке. Поэтому считать ислам более удобной религией для населений Азии и Африки - значит считать их неспособными к развитию, цивилизации и прогрессу, во имя которых англичане стремятся, однако, покорить все, что дико и невежественно… Это нелогично! В вопросах веры нельзя упускать из виду того соображения, что религия есть преимущественно дело сердца, а не ума; от этого упущения зависят часто те противоречия, в какие невольно впадают люди, решившие законы сердца отожествить с законами ума. И в данном случае нельзя забывать, что ислам, при всех своих недостатках и внутренних противоречиях, есть религия, а не научная система, и что поэтому при суждениях об исламе нужно иметь в виду более законы человеческого сердца, чем ума. Религия никогда не была и быть не может без обрядов и видимых вообще действий, которые тем более ей свойственны, чем проще человеческая душа, ее исповедующая. И наше православие, столь часто подвергающееся нападкам за свою внешнюю сторону, этою именно стороною и действует успешно на душу простых людей. Каждый непредубежденный человек естественно, при виде православного богослужения, может сказать, подобно современникам Владимира Святого, что подобного успокоительного чувства он никогда еще в своей душе не ощущал, может почувствовать себя на небе, а не на земле. Что же дает ислам еще более простым сердцам полудиких и диких обитателей Азии и Африки? Сухую рассудочную веру, переполненную внутренними противоречиями и все-таки не обошедшуюся без обрядов… В исламе нет церкви, нет таинств, а такою религией не может удовлетворяться восточный человек, и потому он ищет успокоения в сумасбродных душевных и телесных движениях дервишей. Поэтому мы видим, что простодушные, не испорченные еще нравственно киргизы, принявшие кое-что пока из ислама, продолжают веровать в своих шаманов, всецело отдаются их руководству, с полною верою относясь к их заклинаниям и гаданиям. Отсюда же надо объяснить и тот многознаменательный факт, что киргизы, принимая ислам, не могут отстать от своих старых привычек, идущих часто в совершенный разрез с предписаниями Корана и шариата; ислам бессилен переродить человеческое существо в лучшем нравственном смысле слова, он может и успевает обезличить каждого принимающего его, иссушить в каждом своем прозелите непосредственное религиозное чувство, сделать каждого инородца мусульманином, уничтожив в нем все народное, индивидуальное, и не давая взамен этого ничего лучшего. Но утверждать, что ислам проводит в жизнь азиатцев и африканцев христианские идеи, нелепо само по себе, а тем более, когда говорит это образованный европеец-христианин. Слышать от умного и образованного турка (Мидхад-паша) заверения в том, что ислам выше христианства, не странно, потому что турок - мусульманин, и даже естественно, особенно когда припомнишь, что турок говорит это в минуту всевозможных нападок на его отчизну со стороны Европы христианской, но читать в книге ученого англичанина конца XIX столетия, что ислам как религия выше христианства, что прогрессивное учение Корана никогда не падет от влияния европейской цивилизации, - было бы только смешно, если бы не было грустно… Было время, когда об исламе распространяли всевозможные фабулы; теперь настало время, что ислам возвеличивают до небес и хотят выдавать его за образец религиозной системы. Недостает одного - обращения в ислам со стороны его защитников, а это не невозможно для англичан и французов и др.; подобные случаи бывали, к стыду христианской культуры и к удовольствию мусульман, наивно убежденных до сих пор, что все лучшие в мире люди непременно мусульмане в душе и с охотою готовы переменить свою веру на ислам при первом благоприятном случае. Мы не говорим о временах минувших, а напомним читателям о фактах современных. В настоящее время при турецком султане находятся в числе адъютантов два бывшие христианина: австриец фон Гелле и бельгиец де Лобелль. Первый был военным агентом при австрийском посольстве и принял ислам по собственному желанию, чтобы пользоваться в супружестве всеми теми привилегиями, какие Мухаммед даровал своим последователям. Второй - бельгийский капитан, отец которого состоял или даже состоит первым адъютантом при короле Леопольде. Высокий ростом и стройный собой, де Лобелль носит теперь франтовски турецкую феску, и когда сопровождает султана в мечеть, то служит, естественно, предметом любопытства сынов и дщерей Мухаммеда. Имея мать-мусульманку, ему не трудно было написать султану: «Имея уже связи с исламом, он сочтет себя счастливым, если скрепит их». На вопросе султана: «Так вы намереваетесь сделаться мусульманином?» бывший христианин-европеец робко ответил: «Да, ваше величество» - и имам при помощи цирульника превратил христианина в мусульманина [Москов. ведомости, 1880 г., № 11, стр. 3, ст. «Дворец Абдул-Гамида».]. Обращения европейцев в ислам прежних времен были не менее любопытны, потому что все они были совершены из-за личных выгод, помимо всяких чисто религиозных соображений и убеждений, как бы в доказательство совершенного заблуждения мусульман насчет того, что все лучшие люди в мире - мусульмане в душе. Но для массы мусульман важен самый факт, а не основания, лежащие вне этого факта. Христианин, да еще не простой смертный, принял ислам; значит, Мухаммед своим предстательством пред престолом Божиим располагает сердца заблуждающихся неверных к единой истинной и самой лучшей религии на земле.
Того же автора:
• Китайские эмигранты в Семиреченской области Туркестанского края и распространение среди них православного христианства.