Таджики (1/3)
А. Д. Гребенкин. Таджики // Русский Туркестан: Сборник, изданный по поводу Политехнической выставки. Выпуск второй. Статьи по этнографии, технике, сельскому хозяйству и естественной истории. - М., 1872.
Часть 2. Часть 3.
Таджик (Самарканд). Здесь и далее фото Г. Крафта, 1898-1899 гг.
С занятием города Туркестана (1864 г.) мы вступили в страну таджиков, и чем далее с того времени подвигались на восток и юг, тем таджикское население встречалось чаще и чаще; наконец, в западных отрогах Тянь-Шана, из которых берут свое начало Чирчик, Ангрен, Сыр, Аксу и Заравшан, оно обратилось в преобладающее над тюркским, а местами - в совершенно сплошное таджикское, без примеси другой народности. Итак, в течение шести лет мы, русские, уже имеем дело не с одним тюркским населением, но и с арийским; в течение шести лет мы имели полную возможность изучать остатки древних обитателей Средней Азии, исследовать ту форму, в которую изменилось это племя, некогда владевшее большею частию Азии, бывшее представителем цивилизации всего мира. Мы все свое внимание обратим исключительно на таджиков Заравшанского округа, и только изредка, для разъяснений или пояснений, будем говорить о таджиках других оазисов Средней Азии.
Таджики имеют в Заравшанском округе три названия: общее - «таджик», частное для выходцев из Мерва - «тад» и бранное «сарт» или «сасык-сарт».
Название «таджик» туземцы производят от тадж и ли, т. е. «коронованный»; следовательно, это название они получили еще в отдаленные времена, когда их цари носили корону. Туркмены называют таджиков «тад». Жители города Мерва, приведенные в Бухарское ханство эмиром Ша-Мурат-беком, называют себя «тад» и «ирани»; они говорят: «Мы род тад, племени персидского». В Мерве тад играли ту же роль, как и таджики в Самарканде, Бухаре и других городах Средней Азии. Замечательно, что из всех мервцев Самарканда одни «тад» имеют своим природным языком язык персидский; занятия их и тип - те же, что и у таджиков.
Теперь обращусь к третьему названию таджиков: «сарт». Этимология этого слова мне неизвестна. Туземцы тоже не знают прямого его значения, не знают его корня. Объяснения их слова «сарт» состоит из уподоблений, сравнений с разными ругательствами. Сарт значит: баба, трус, барышник и проч. «Сасык-сарт (тухлый сарт)», - кричит кара-калпак, бранясь с таджиком. Во время войны, при осаде городов, узбекские наездники, подскакивая к стенам и махая плетью, кричат: «А-е-и сарт!» с прибавлением других бранных слов, которыми так богат их лексикон. Наконец, узбек редко когда скажет: «таджик», а всегда: «таджик-сарт», причем слово «сарт» выговорит с особенным, язвительным выражением. Сами узбеки говорят: «Таджика мы называем таджиком, когда едим с ним, а сартом - когда браним его». Таджики утверждают, что название «сарт» им передали русские и зависимые от русских киргизы, но сами они (заравшанцы) этого имени не признают. Нам кажется, что странный эпитет «сарт» распространен исключительно в тех местах, где кочуют киргизы. Туркестан, Чемкент, Ташкент и другие города долин Туркестанского края окружены кочевниками, и в этих городах слово «сарт» - привычный уху звук. В горных же городах и кишлаках, где или нет вовсе или очень мало киргиз и узбеков, в Кураминском, Ходжентском и Джизакском уездах и в Самаркандском отделе, название сарт или вовсе не употребляется, или весьма редко. Да и вообще, по мере удаления от берегов Сыра на юг, название сарт становится все более и более редким и уже в Шегрисябских владениях и в городе Карши нам не приходилось его слышать [Узбекский род митан имеет много песен, которые, по их преданию, сочинены еще в то время, когда они были в России. В одной из них говорится: «В Самарканде попадешь в руки к проклятым сартам». Эту песню знают и на низовьях Урала.].
Таджики долины округа нигде не заселяют его сплошной полосой; они разбросаны по ней спорадически, отдельными группами, сосредоточиваясь в городах и кишлаках, как пригородных, так и в более или менее удаленных от городов. Кроме того, они живут по несколько или по одному семейству в чисто узбекских кишлаках. Таджики заселяют пять городов: Самарканд, Ургут, Катта-Курган, Пенджекент и Пеншамбе и 52 кишлака. Горные же таджики округа, наоборот, имеют своею территорией сплошные пространства от Суджины и от Ургута на восток, вверх по Заравшану и его притокам.
Таджик в хлопчатобумажном платье (Ургут)
Таким образом, таджики в округе размещены неравномерно; на западе и севере округа их нет; в средине же его, начиная от Катта-Кургана на Самарканд, и 6 верст за него, они наиболее распространены в долине; далее таджикское население поворачивает на юго-запад, чрез Тайляк и Джюма-Базар на Ургут, с которого уже становится горным и сплошным. От Самарканда до Пенджекента, на пространстве 60 верст, нет таджиков; но начиная от названного города оно опять появляется, а с Суджины делается сплошным. По южной границе округа таджики живут только в нескольких деревнях; все они выходцы из Когистана.
О свойствах занимаемой таджиками территории мы не будем говорить: они, как видно из только что сказанного о их распространении, поселились в городах и кишлаках, разбросанных между узбекскими родами, которых территории в своем месте будут описаны. Да, кроме того, таджик долин не прикреплен, подобно узбеку-земледельцу, к месту; он свободный и всегда стремится к переселению в города.
Город и таджик так тесно связаны в понятии среднеазиатца, что узбеки, например, считают всех живущих в городах не иначе как таджиками. «Кем населен Яны-Курган?» - «Таджиками», - отвечает узбек, и если усумниться в таджикском происхождении яныкурганцев, то узбек обидно-снисходительно заметит: «Почему же они не таджики? Ведь они живут в городе и занимаются торговлею?» Яснее этого аргумента для узбека ничего быть не может.
Город есть настоящее место жительства таджика, и только в городе таджик в своей сфере. Это стремление таджиков к торговым и промышленным центрам вытекает из склада их характера, из природной их любви к торговле, мелкому барышничеству, к суетливой жизни, что, в своей совокупности, дает жизнь и движение округу и делает таджика вполне необходимым для узбека, по крайней мере в настоящее время. Но если таджик по своей натуре горожанин и стремится поселиться в городах, то, с другой стороны, ему в этом часто мешают чисто физические условия: недостаток мест внутри городов и сплоченность узбекского населения кругом городских стен - извне. Эти условия привели к тому, что азиатские города застроены весьма тесно, так что дом давит дом, и даже при весьма плохих строительных материалах дома вырастают двухэтажные, дворы бывают самых микроскопических размеров, а о площадях и помину нет! Если смотреть на азиатский город сверху, то кажется, что плоские крыши его строений сливаются, примыкают одна к другой, образуют одну сплошную крышу города. Окончательный недостаток мест для построек в городе заставляет таджиков, помимо их собственного желания, селиться в кишлаках, и в этом случае они избирают для своих поселений места, ближайшие к городам, большим караванным дорогам и базарным местам или крепостцам, имея в виду при первой представившейся возможности переселиться в город или его предместье.
Цирюльник на Регистане (Самарканд)
На обозначенной в общих чертах территории живут, совершенно различные по типу и языку, таджики, одинаковые только по своим духовным качествам. Туземцы округа говорят совершенно верно: «Всякий город имеет своих таджиков». Понятие, что каждый город имеет своих таджиков, так вкоренилось в них, что они всегда называют себя по городам. Если спросить узбека, кто он такой, то он ответит: я узбек, ктай, катаган и т. п. Таджик же на такой вопрос скажет: я бухарец, ташкентец, ходжентец, самаркандец и проч., но не скажет или в редких случаях скажет: я таджик. В Средней Азии принято, ввелось в обычай, что если кто называет себя по имени города, то он таджик. Сказать «таджик» - все равно что сказать «узбек». Не отличить узбека-катагана от узбека-ктая - невозможно. Точно так же, нельзя не отличить по достаточном изучении - таджика-пенджекентца от таджика-гисарца и т. д.
Таджики долины [о горных таджиках в этом очерке мы не будем говорить] не выражают собою какой-нибудь установившийся тип; это не то что родовитый ктай-узбек. Племя таджикское, если можно так выразиться, безлично или, лучше сказать, заметно выражает в себе типы всех племен, населяющих округ, так что сказать: «тип таджика такой-то» нет никакой возможности. Таджик округа есть амальгама всех населяющих его народностей. Помесь, называемая таджиками, отражает в себе типы: узбекский, татарский, еврейский, цыганский, даже славянский, арабский, персидский, индийский, и у нее только одно общее - это духовная сторона: к какому бы племени ни относился таджик по лицу, он всегда и прежде всего торговец, легковерный и, в известных положениях, - трус. В округе очень много пришлых таджиков из Ташкента, Ходжента, Кокана, Маргеляна, Андиджана, Карши, Гиссара, Бухары; короче сказать, почти из всех городов Средней Азии стекались таджики при заселении округа после последней катастрофы (120 лет тому назад случившейся). Все эти пришлые, имея свои типичные отпечатки, столкнувшись в округе, перемешались между собою и еще более усложнили теперешний тип таджика. Он не поддается обрисовке несколькими чертами, а иногда и совершенно в них теряется.
Однако, несмотря на все вышесказанное, при достаточно внимательном наблюдении таджиков долины округа, они могут быть отнесены к двум, весьма характерным группам. В одной из них преобладает кровь узбекская; в другой кровь остальных народностей Средней Азии. Кроме того, одна группа отличается от другой языком и местом жительства, т. е. первая группа живет по преимуществу в деревнях и говорит преимущественно на узбекском языке, вторая же имеет местом своего жительства преимущественно города и говорит преимущественно на персидском наречии. Таджики второй группы - цвет населения округа; по лицу и вообще по всему телосложению, а также и по уму они стоят выше всех остальных его народностей. В ней преобладают люди с нежными, правильными, чисто европейскими чертами лица, легкого, грациозного, но не сильного телосложения; с цветом лица белым, с чуть заметным оттенком смугловатости; с глазами большими, продолговатого разреза, черными, и только весьма редко голубыми. Волосы у них по преимуществу черные, но встречаются, хотя и весьма редко, рыжие (наверно помесь с евреями или казанским татарином). Их брови бывают прямые, точно подведенные. Борода густая, формы от окладистой до того, что называется клином. Что касается до формы носа, то он лучше всего дает понятие, к какой помеси, еврейской, авганской и проч., принадлежит таджик, и переходит от чисто орлиного до формы носа, о котором говорят, что он «топором».
Мулла мечети Шахи-Зинде (Самарканд)
Еврейские и персидские черты преобладают в этой группе, особенно в Самарканде, так как в Самарканде много евреев и персиян, с которыми таджики весьма охотно вступают в брак. Кроме того, молодые евреи, вследствие особых причин, в прежнее время добровольно или по принуждению обращались в мусульманство, причисляя себя к таджикскому племени: еврей-мусульманин сам себя называет таджиком; так же называют его и прочие мусульмане.
Красивая еврейка, а таких между ними очень много, понравившаяся мусульманину, особенно знатному или духовному, делалась его женой, переменив первоначально веру, и делаясь вследствие этого таджичкой. Горожане, как более богатые, держали рабов и рабынь из персиян, что, само собою, оставляло заметные следы в нарождающемся поколении персидской крови. Родившийся от рабыни и таджика, если хочет отец, причисляется к семье и становится таджиком.
Индийцы, как известно, проживают в округе без жен и жениться не имеют права; такое безбрачное положение индийцев, живущих обыкновенно в среде таджикского населения, тоже не осталось без естественных последствий. Если еще прибавить, что откровенные таджики не стесняясь говорят, что они не знают, которые из детей их жен принадлежат им, то станет ясным, почему таджикский тип заключает в себе отпечаток всех народностей, среди которых они живут.
В Катта-Кургане и его окрестностях много арабов, что и отразилось на катта-курганских таджиках. В Пеншамбе есть евреи, и это тоже не прошло бесследно для пеншамбинского таджика. Ургутский таджик обновляется преимущественно кровью гальча, что выразилось в его резких, энергических чертах и сильном сложении [Около Ташкента есть деревня Ногай-Курган, заселенная почти исключительно татарами, выходцами из разных концов России. Кроме того, в самом городе Ташкенте и его окрестностях много татар. Их тип и язык отразились на всем ташкентском населении, хотя в этом городе есть и чистые таджики, с правильным, персидским говором.].
Из сказанного о второй группе таджиков Заравшанского округа, из представленного выше очерка ее типа, не следует заключать, что в нем вовсе не заметна кровь узбека: таджики этой группы в большинстве случаев не свободны от этой примеси, но она, так сказать, только проглядывает, составляет побочную, а не характерную черту ее типа.
Совершенно не то мы видим в первой группе. Членов ее составляют по преимуществу таджики деревень, окруженных узбекскими деревнями. Эти таджики вполне поглощены узбекской средой; они слились с узбеками земледельцами, и главным занятием самих их служит земледелие; первый берет себе в жены дочь второго, и обратно. Язык персидский, как роскошь при подобной обстановке, почти совершенно изгнан из семейства таджиков этой группы.
Таджик (Самаркандская область)
Кровь монгольская, как кровь сильнейшего народа, стала настолько преобладающей над арийской в этой группе, что нужно много наблюдательности, чтобы отличить такого таджика от узбека. Однако насколько бы ни обузбечился, если можно так выразиться, таджик, ни один род, ни одно отделение узбеков не признает его за своего, за узбека, но всегда отличит его названием «таджик», а под худую руку - «сарт». Утеряв свой арийский склад лица, таджики деревень удержали некоторые из обычаев и занятий, свойственных всем вообще таджикам, и охоту к торгашеству. Узбек при первой возможности обзаведется скотом, перейдет в степь к своим родичам и будет кочевать. Таджик-узбек, скопив деньги, в большей части случаев делается джaляб-сатаром (перекупщиком, кулаком), a потом и саудагаром (купцом); приобретет в городе или городском предместье лавчонку и прибавит к своему имени эпитет «бай» (богатый, значительный).
Узбек неохотно ткет; он выделывает мату, бузь, и редко - алачу. Таджик-узбек мату и бузь почти не ткет; он берется за выделку более ценных материй, требующих большого искусства; он производит адряс, алачу, каламу и хосу хорошего достоинства. Первый, говоря вообще, не любит пляску бачей; второй, и с лицом узбека, поклонник базымов и бачей. Точно так же, узбек не любит мулл и не посылает - разве при исключительных обстоятельствах - своих сыновей в медресе. Для таджика-узбека мулла - всегдашняя мечта, он на муллу смотрит как на - саудагара своего рода, и очень хорошо понимает, что с этим званием связано тунеядство, зашибание ни за то ни за се денег, а потому при первой возможности отсылает своего сына в медресе.
Как упомянуто нами выше, по лицу, таджики первый группы - те же узбеки; только в них смягчено угловатое, резкое очертание лица узбека и оно перешло в более мягкое; скулы у них не так выдаются, глаза немного косо вставленные и больше, нос более прямой и лучшей, на взгляд европейца, формы. Борода гуще и волоса растут на щеках, тогда как у здешнего узбека, хотя и бывает борода, но зато не бывает на щеках густых волос. Впрочем, между узбеками округа, о чем будет сказано в своем месте, встречается весьма много особей, положительно ничем не отличающихся от таджиков деревень. Прибавим еще, что таджики деревень стараются брать в жены узбечек, как женщин сильных и неутомимых работниц. Красота тут ни при чем.
Мы, описывая таджиков, разделили их на две группы, и это деление не совсем произвольное; по крайней мере, характерные особы каждой из них до того резко отличаются между собою, что нет места мысли о их смешивании. Но зато есть грань, на которой они сливаются, где одна группа уже переходит в другую.
Таджик в шелковом халате (Бухара)
Есть ли чистый таджик? Что такое таджик? - В Средней Азии происходит борьба, главным образом, между двумя племенами: арийским и монгольским, и в этой борьбе за тип выказывается вся органическая жизнь Средней Азии. Борьба эта вырабатывает особую породу людей, в которой будут соединены физические и духовные особенности обоих реагентов. Масса и цельность на стороне узбеков; развитие - на противной стороне. Поэтому нам кажется, что чисто физические свойства нового типа, свойства линий и размеров, будут, как оно уже есть и теперь, где соединение произошло, сильно напоминать монголов, духовная же сторона более склонится на сторону арийского племени, за которым давность духовного развития. По нашим собственным, шестилетним наблюдениям, физическая сторона таджика чересчур слаба, неустойчива. От помеси таджика с другою народностью всегда является индивидуум с чертами этого второго элемента смеси. Для нас это служит признаком, что теперешний таджик Средней Азии (долин, а не гор) уже много принял в себя чуждой его коренному племени крови, что чистого таджика в долинах Средней Азии нет. Это наше мнение. Что такое таджик? Этот вопрос мы оставим вопросом.
Таджики не делятся на роды или отделения, подобно узбекам; они утратили деление. По поводу такого отсутствия между таджиками делений, узбеки смеются и говорят: «Таджики не знают своего отца, своей крови, у них нет родословной; они не люди, а сарты». Таджики же на эти насмешки возражают: «Мы народ отца, у которого был один сын, один внук и один правнук, а потому и разных делений, существующих у узбеков, у нас быть не может». Несмотря на это, таджики, из подражания ли узбекам или по другим каким либо причинам, довольно строго сохраняют названия, присвоенные ими себе или по прежнему имени своего местожительства, или по исключительным занятиям, или, наконец, от предков.
Мы приведем для примера несколько подобных названий, известных только в Самарканде:
1) Таджики-джяусар; живут около ворот Пули-Сафит.
2) Сает (охотники) занимали самаркандскую цитадель; по занятии ее русскими, расселились по городу и его предместьям.
3) Баги-балянди и баги-майдани; носят названия по кишлакам, из которых они переселились в город, 60 лет тому назад.
4) Матрид называются по имени святого Матрид, их предка.
5) Махаллэ (квартал); приняли это название жители предместья Самарканда от Ходжа-Ахрарских ворот до канала Даргама, по Кара-Тюбинской дороге.
6) Муллиане - жители предместья города от ворот Календар-Хана до ручья Оби-Машат, по дороге на Ургут.
7) Ташкенди; заселяют целый квартал этого же названия.
8) Маликэ; считают себя потомками Александра Маликэ, которого, кажется, следует отличать от Искандера Зулькарнайна (Алекс. Макед.).
Приведенные названия таджики удерживают за собою в течение многих и многих лет; по большей части таджики одного названия составляют, если они многочисленны, квартал, деревню; в противном случае - приход, выселок. Они имеют свои мечети, из среды себя мулл, старшин (аксакалов), и все между собою самые близкие родственники. При выдаче дочерей таджикам других названий, они непременно возьмут больший калым, нежели выдавая их в свою общину. На обрезание, свадьбу, похороны или базым приглашаются преимущественно одноименные. Поля у них вместе, нераздельные, скот пасется тоже вместе. Обидеть одного таджика, ташкенди например, значит обидеть всю общину Ташкенди.
На кулачных боях противные стороны состоят из разноименных таджиков. Одним словом, в некоторых местах, общие названия играют у таджиков ту же роль, как и роды, отделения и проч. у узбеков; они группируют таджиков в общины, через что сообщают им силу круговой поруки.
Вновь поселяющийся таджик между маликэ, например, не носит названия «маликэ». Он просто таджик, без эпитета.
Таджик в халате с меховой отделкой (Самарканд)
Язык таджиков - персидский, но, как сказано выше, на нем говорят далеко не все таджики. По причине преобладания в округе узбеков, необходимости частого сношения с ними таджиков и - с малыми исключениями - незнания первыми персидского языка, все таджики уже с малолетства говорят по-узбекски, и для них он такой же родной язык, как и персидский; он даже более употребительный: между собою таджики почти всегда говорят по-узбекски. Персидский язык [может быть, было бы правильнее вместо «персидский язык» сказать «наречие персидского языка» или же «таджикский язык»?] - язык мулл, мударисов, казиев, мурз; на нем проходят науки в медресах [мы этим вовсе не хотим сказать, что на узбекском языке не преподают в медресе], на нем пишут письма, и в прежнее время на нем же производились сношения между беками округа и властителями Средней Азии. Среди ученых округа и ак-сиаков (белая кость, дворянин) встречаются особы, презирающие узбекский язык; зная его, они никогда на нем не говорят. Между женщинами же таджичками много находится таких, которые или вовсе не знают узбекского языка, или знают его весьма плохо.
Девушка-таджичка
Заметим еще, что, по отзывам туземцев, в Самарканде насчитывается несколько говоров персидского языка.
Таджики принадлежат к сунитскому толку, к которому, по крайней мере официально, принадлежит вообще все население округа, исключая евреев [индийцы не имеют оседлости в округе].
Среднеазиатцы чем более учены, тем более фанатичны и тем менее понимают истинное значение религии. Смысл названия «ученый среднеазиатец» будет объяснен в своем месте. Также следует разъяснить, что следует подразумевать под выражением «фанатизм» в применении к среднеазиатцу. Ошибется тот, кто выражение «религиозный фанатизм среднеазиатца» поймет в обыкновенном, принятом всеми значении. Фанатизм, как бескорыстная религиозная ненависть к другому исповеданию и строгое последование своему из одного принципа, если и присущ некоторым мусульманам округа, то не иначе как в виде исключения; такие особы и вообще во всех странах составляют редкость, тем более в Средней Азии. Вообще же таджик только кажется фанатиком, в тех видах, чтобы можно было поставить себя на ту точку, в глазах других, с которой уже легко будет ему достигнуть доходного места и эксплуатировать грубость и невежество толпы. Для таких таджиков религия и деньги - синонимы. Они только надевают на себя маску фанатизма, но даже сами не верят, чтобы они и взаправду могли быть фанатиками; вернее сказать, они не понимают фанатического состояния человека. Бывший рьяный антагонист русских во имя веры, получив от них доходное место или подачку деньгами, становится их защитником перед другими, одинаковыми с ним фанатиками. Он разъясняет им, в чем суть дела, а они, с своей стороны, хорошо его понимают и начинают заискивать расположение неверных, чтобы тоже не упустить возможности чем-нибудь от них попользоваться.
Таджик-мулла (Коканд)
В округе религиозность есть профессия; чистое поклонение идеям Магомета не существует в массе, муллы же, казии, богачи и монахи смотрят на религиозность как на средство к обогащению, приобретению почета, а потому исполняют требования своей веры исключительно наружно, напоказ другим - перед толпой. Истинно правоверный всегда сумеет выбрать место для молитвы и исполнения религиозных обрядов посреди народа. Чем моднее место, тем он долее будет совершать намаз. Мусульмане такое поведение молящихся объясняют подаванием примера другим. Такое объяснение, при всей несостоятельности самого принципа, могло бы быть верно, если бы усердный богомолец, стоящий перед толпой, не получал за свою набожность материального вознаграждения, если бы он заранее не знал, что его ханжество доставит ему почет, место, вес его мнениям и тому подобные выгоды, и если бы он так же усердно молился и без свидетелей. А он все это знает и вне толпы забывает о молитве, если же и совершает ее, то как скучную обязанность, спеша сократить трату на нее времени…
Таджик в зимнем халате (Бухара)
Масса таджикского народа не религиозна; она равнодушно относится к постановлениям своей религии, избегает намазов, хождения в мечеть, если видит, что от такого образа действия не пострадает материально.
Но если толпа отличается такими нерелигиозными наклонностями в своей совокупности, если эти наклонности находятся в ней как присущие массе, то, с другой стороны, эта же самая толпа требует от каждого своего члена порознь полной религиозности и не терпит от них никаких упущений в отношении веры. Масса не прочь уклониться от хождения в мечеть (что уже доказывается, помимо прямого наблюдения, существованием раисов), не посылать своих детей в махтаб-хана, иметь противузаконную связь с женой своего соседа или бачою, не совершать омовения и проч. Но если один из ее членов попался в одном из подобных проступков и наказан за него, то вся масса будет указывать на виновного пальцами, считать самым негодным своим членом, неверным. Попался - следовательно, виновен; тайна, лицемерие в большом ходу у туземцев. Имамы рассказывают следующее: «До прихода русских, когда существовала должность раиса, в мечеть ходило из 30 прихожан 15-20; с занятием же округа русскими и с уничтожением раисов, из такого же числа прихожан являются в мечеть на молитву 5 или много-много 10, и то исключительно старики». Духовно-полицейская власть уничтожилась - прекратилось и хождение в мечеть.
То же самое следует сказать и об уменьшении учеников в махтаб-хана, а известно, что обучение детей у мусульман признается делом религии. Теперь уже, говорят жители, можно не посылать детей в школу, не тратиться на их обучение.
На духовенство таджик смотрит как на людей, живущих его трудом, обзывает его неприличными именами, но в присутствии духовных лиц показывает по большей части глубокое к ним уважение. Все желают, чтобы их сыновья были казиями или амлякдарами (сборщик податей), причем смешивают оба эти звания: и к казию, и к амлякдару относятся совершенно с одинаковым почтением. Ходжей и сеидов таджики называют обманщиками, произвольно присвоившими эти звания; но завидуют им как лицам, больше их имеющим средств приобретать деньги без труда и пользующимся - хотя и не всегда - видимым почетом.
По базарам шляются проповедники, ораторы; они рассказывают перед народом истории про святых, про разные их чудеса, совершаемые этими святыми даже в настоящее время, и проч. Между подобными проповедниками есть обладающие увлекательным красноречием. Но для таджика совершенно все равно, как бы рассказчики ни говорили: хорошо ли, дурно ли, - а всегда наберется вокруг его значительная толпа. В кругу этой толпы, жестикулируя и крича, расхаживает рассказчик, иногда с плачем рассказывая что-нибудь очень трогательное из жизни святого. Таджики слушают, внимательно смотрят на жестикуляцию рассказчика, но как только дело приходит к концу, толпа редеет, и рассказчику зачастую приходится конец передать пустому пространству.
Дело в том, что проповедники - о чем народ хорошо знает - оканчивают свой рассказ или проповедь обращением к карману слушателей, что не по душе таджикам; они слушают рассказчика - это правда, но смотрят на него как на томашиста (забавника), как на гаера, помогающего им веселее и бесплатно убивать свободное время.
Дервиш
Особенно таджики не любят монахов, мюридов и их главу ишана. Они называют их дармоедами, прощалыгами. Тем не менее и чернь, и муллы, и купцы жаждут выразить ишану публично свое расположение и преданность. Поклониться ишану, услышать от него привет себе при других считается верхом благополучия для правоверного.
Когда до взятия Самарканда ученики медресе (муллы) и духовенство подняли крики, призывая народ вступить с кафирами-русскими в священную борьбу, начали подстрекать самаркандцев, следовательно, по преимуществу таджиков, к поголовному вооружению, то самаркандский бек приказал своим сарбазам усмирить оружием этот священный пыл духовенства. Сарбазы перекололи на дворе медресе Тилла-Кары более 200 защитников веры, а народ не только не защищал их, но смеялся над ними и кричал: «Наши муллы хотели сделаться сильными». По-азиатски быть сильным и грабить - почти синонимы.
Мулла, хранитель гробницы Тамерлана (Самарканд)
Вакф - установление религиозное, а между тем таджики говорят: «Почему с нас берут поземельную подать, а с вакфов - не берут? Брать, так поровну со всех». Мечеть, дом общественной молитвы, сами жители отводят нам, русским, для ночлега, когда русскому по какому-либо случаю приходится переночевать в деревне, в которой нет приличного и большого дома.
Самые священные места Самарканда и его окрестностей находятся в невообразимом запущении. О благолепии их никто не заботится. На каждое почему-либо священное для мусульманина место сами мусульмане смотрят как на статью дохода. У гробниц святых до тех пор только живут его потомки или монахи, пока она приносит прибыль, привлекает поклонников; иссякнет доход - исчезли и охранители гробницы.
Входной портал Шахи-Зинде (Самарканд)
Деньги, жертвуемые на исправление и поддержку замечательных мест, идут в карманы тех, кому их дали. Ходжа-Ахрар (мечеть и медресе) по общему уверению мусульманских ученых округа, владела святынею, Кораном Османа; листы этого корана омочены кровью халифа, убитого в то время, когда он читал этот коран. Преданию нельзя верить [на коране, впрочем, видно что-то похожее на следы крови]. Но не верим мы, европейцы, мусульмане же не имеют и тени сомнения в подлинности и священности ходжа-ахрарского корана. И тем не менее муллы этого медресе не задумываясь продали свою святыню за 100 рублей, да еще впридачу к нему (100 руб. даже показалось им очень большою платою за Коран Османа) дали другой, небольшой коран, написанный тоже куфическими буквами и на коже газели.
Самаркандцы считают на своих кладбищах более 6000 святых; однако ничто у них не содержится в таком запустении, так небрежно, как наполненные прахом святых кладбища; они даже не огорожены; нечего и говорить, что они не посещаются с религиозною целью.
Что касается до знакомства таджиков с Кораном и шариатом, то в этом отношении, за весьма редкими исключениями, они полнейшие невежды. Коран и шариат плохо знают большинство мулл и казиев. Одни муфтии хорошо знакомы с шариатом, который дает им хлеб. Нам известно, что самые обыкновенные молитвы знают не все таджики.
Разбогатевшие купцы строят мечети и даже медресе исключительно потому, что о них по этому поводу будут долго говорить в народе; духовенство сделается их друзьями, народ будет относиться к ним с большим уважением и их торговые операции приобретут большую устойчивость; зякетчи не смеет не быть его другом, казий - покровителем. Постройки такие располагают в пользу жертвователя общественное мнение.
Шахи-Зинде. Вид на портал с первой внутренней площадки
Таджики лучше других народов округа сознают выгоду казаться религиозными, и, по своей натуре, тоже лучше других умеют извлекать пользу из званий муллы, имама, казия, монашеского и проч. Таджик вмещает в себе лицемерную религиозность, царствующую в округе. Все, что есть пошлого, грубо-обманчивого, отвратительного в ханжах вообще, а у среднеазиатцев в особенности, все это сконцентрировано в таджиках духовных, из всего этого состоит их религиозность… Насколько таджики овладели духовными местами в округе, лучше всего покажут цифры: в округе насчитывается свыше 2000 мечетей, в которых не больше 50-60 мулл и имамов не из таджиков. Что касается до должностей казиев, то они, исключая Пейшамбе, заняты одними таджиками.
Нам приходилось слышать следующее рассуждение таджиков: «Вы, русские, сильнее нас, и если бы приказали нам переменить веру, то мы должны были бы исполнить ваше приказание. Мусульманство между нами введено тоже силой. Наш народ податлив; разве муллы не были бы согласны на перемену веры; на то они много учились, мусульманство дает им хлеб. Но вы оставили нам нашу веру, и за это мы вам благодарны».
ПРОДОЛЖЕНИЕ
См. также:
• В. В. Радлов. Средняя Зерафшанская долина;
• Г. А. Арандаренко. Малоизвестные города Зеравшанского округа.
Часть 2. Часть 3.
Таджик (Самарканд). Здесь и далее фото Г. Крафта, 1898-1899 гг.
С занятием города Туркестана (1864 г.) мы вступили в страну таджиков, и чем далее с того времени подвигались на восток и юг, тем таджикское население встречалось чаще и чаще; наконец, в западных отрогах Тянь-Шана, из которых берут свое начало Чирчик, Ангрен, Сыр, Аксу и Заравшан, оно обратилось в преобладающее над тюркским, а местами - в совершенно сплошное таджикское, без примеси другой народности. Итак, в течение шести лет мы, русские, уже имеем дело не с одним тюркским населением, но и с арийским; в течение шести лет мы имели полную возможность изучать остатки древних обитателей Средней Азии, исследовать ту форму, в которую изменилось это племя, некогда владевшее большею частию Азии, бывшее представителем цивилизации всего мира. Мы все свое внимание обратим исключительно на таджиков Заравшанского округа, и только изредка, для разъяснений или пояснений, будем говорить о таджиках других оазисов Средней Азии.
Таджики имеют в Заравшанском округе три названия: общее - «таджик», частное для выходцев из Мерва - «тад» и бранное «сарт» или «сасык-сарт».
Название «таджик» туземцы производят от тадж и ли, т. е. «коронованный»; следовательно, это название они получили еще в отдаленные времена, когда их цари носили корону. Туркмены называют таджиков «тад». Жители города Мерва, приведенные в Бухарское ханство эмиром Ша-Мурат-беком, называют себя «тад» и «ирани»; они говорят: «Мы род тад, племени персидского». В Мерве тад играли ту же роль, как и таджики в Самарканде, Бухаре и других городах Средней Азии. Замечательно, что из всех мервцев Самарканда одни «тад» имеют своим природным языком язык персидский; занятия их и тип - те же, что и у таджиков.
Теперь обращусь к третьему названию таджиков: «сарт». Этимология этого слова мне неизвестна. Туземцы тоже не знают прямого его значения, не знают его корня. Объяснения их слова «сарт» состоит из уподоблений, сравнений с разными ругательствами. Сарт значит: баба, трус, барышник и проч. «Сасык-сарт (тухлый сарт)», - кричит кара-калпак, бранясь с таджиком. Во время войны, при осаде городов, узбекские наездники, подскакивая к стенам и махая плетью, кричат: «А-е-и сарт!» с прибавлением других бранных слов, которыми так богат их лексикон. Наконец, узбек редко когда скажет: «таджик», а всегда: «таджик-сарт», причем слово «сарт» выговорит с особенным, язвительным выражением. Сами узбеки говорят: «Таджика мы называем таджиком, когда едим с ним, а сартом - когда браним его». Таджики утверждают, что название «сарт» им передали русские и зависимые от русских киргизы, но сами они (заравшанцы) этого имени не признают. Нам кажется, что странный эпитет «сарт» распространен исключительно в тех местах, где кочуют киргизы. Туркестан, Чемкент, Ташкент и другие города долин Туркестанского края окружены кочевниками, и в этих городах слово «сарт» - привычный уху звук. В горных же городах и кишлаках, где или нет вовсе или очень мало киргиз и узбеков, в Кураминском, Ходжентском и Джизакском уездах и в Самаркандском отделе, название сарт или вовсе не употребляется, или весьма редко. Да и вообще, по мере удаления от берегов Сыра на юг, название сарт становится все более и более редким и уже в Шегрисябских владениях и в городе Карши нам не приходилось его слышать [Узбекский род митан имеет много песен, которые, по их преданию, сочинены еще в то время, когда они были в России. В одной из них говорится: «В Самарканде попадешь в руки к проклятым сартам». Эту песню знают и на низовьях Урала.].
Таджики долины округа нигде не заселяют его сплошной полосой; они разбросаны по ней спорадически, отдельными группами, сосредоточиваясь в городах и кишлаках, как пригородных, так и в более или менее удаленных от городов. Кроме того, они живут по несколько или по одному семейству в чисто узбекских кишлаках. Таджики заселяют пять городов: Самарканд, Ургут, Катта-Курган, Пенджекент и Пеншамбе и 52 кишлака. Горные же таджики округа, наоборот, имеют своею территорией сплошные пространства от Суджины и от Ургута на восток, вверх по Заравшану и его притокам.
Таджик в хлопчатобумажном платье (Ургут)
Таким образом, таджики в округе размещены неравномерно; на западе и севере округа их нет; в средине же его, начиная от Катта-Кургана на Самарканд, и 6 верст за него, они наиболее распространены в долине; далее таджикское население поворачивает на юго-запад, чрез Тайляк и Джюма-Базар на Ургут, с которого уже становится горным и сплошным. От Самарканда до Пенджекента, на пространстве 60 верст, нет таджиков; но начиная от названного города оно опять появляется, а с Суджины делается сплошным. По южной границе округа таджики живут только в нескольких деревнях; все они выходцы из Когистана.
О свойствах занимаемой таджиками территории мы не будем говорить: они, как видно из только что сказанного о их распространении, поселились в городах и кишлаках, разбросанных между узбекскими родами, которых территории в своем месте будут описаны. Да, кроме того, таджик долин не прикреплен, подобно узбеку-земледельцу, к месту; он свободный и всегда стремится к переселению в города.
Город и таджик так тесно связаны в понятии среднеазиатца, что узбеки, например, считают всех живущих в городах не иначе как таджиками. «Кем населен Яны-Курган?» - «Таджиками», - отвечает узбек, и если усумниться в таджикском происхождении яныкурганцев, то узбек обидно-снисходительно заметит: «Почему же они не таджики? Ведь они живут в городе и занимаются торговлею?» Яснее этого аргумента для узбека ничего быть не может.
Город есть настоящее место жительства таджика, и только в городе таджик в своей сфере. Это стремление таджиков к торговым и промышленным центрам вытекает из склада их характера, из природной их любви к торговле, мелкому барышничеству, к суетливой жизни, что, в своей совокупности, дает жизнь и движение округу и делает таджика вполне необходимым для узбека, по крайней мере в настоящее время. Но если таджик по своей натуре горожанин и стремится поселиться в городах, то, с другой стороны, ему в этом часто мешают чисто физические условия: недостаток мест внутри городов и сплоченность узбекского населения кругом городских стен - извне. Эти условия привели к тому, что азиатские города застроены весьма тесно, так что дом давит дом, и даже при весьма плохих строительных материалах дома вырастают двухэтажные, дворы бывают самых микроскопических размеров, а о площадях и помину нет! Если смотреть на азиатский город сверху, то кажется, что плоские крыши его строений сливаются, примыкают одна к другой, образуют одну сплошную крышу города. Окончательный недостаток мест для построек в городе заставляет таджиков, помимо их собственного желания, селиться в кишлаках, и в этом случае они избирают для своих поселений места, ближайшие к городам, большим караванным дорогам и базарным местам или крепостцам, имея в виду при первой представившейся возможности переселиться в город или его предместье.
Цирюльник на Регистане (Самарканд)
На обозначенной в общих чертах территории живут, совершенно различные по типу и языку, таджики, одинаковые только по своим духовным качествам. Туземцы округа говорят совершенно верно: «Всякий город имеет своих таджиков». Понятие, что каждый город имеет своих таджиков, так вкоренилось в них, что они всегда называют себя по городам. Если спросить узбека, кто он такой, то он ответит: я узбек, ктай, катаган и т. п. Таджик же на такой вопрос скажет: я бухарец, ташкентец, ходжентец, самаркандец и проч., но не скажет или в редких случаях скажет: я таджик. В Средней Азии принято, ввелось в обычай, что если кто называет себя по имени города, то он таджик. Сказать «таджик» - все равно что сказать «узбек». Не отличить узбека-катагана от узбека-ктая - невозможно. Точно так же, нельзя не отличить по достаточном изучении - таджика-пенджекентца от таджика-гисарца и т. д.
Таджики долины [о горных таджиках в этом очерке мы не будем говорить] не выражают собою какой-нибудь установившийся тип; это не то что родовитый ктай-узбек. Племя таджикское, если можно так выразиться, безлично или, лучше сказать, заметно выражает в себе типы всех племен, населяющих округ, так что сказать: «тип таджика такой-то» нет никакой возможности. Таджик округа есть амальгама всех населяющих его народностей. Помесь, называемая таджиками, отражает в себе типы: узбекский, татарский, еврейский, цыганский, даже славянский, арабский, персидский, индийский, и у нее только одно общее - это духовная сторона: к какому бы племени ни относился таджик по лицу, он всегда и прежде всего торговец, легковерный и, в известных положениях, - трус. В округе очень много пришлых таджиков из Ташкента, Ходжента, Кокана, Маргеляна, Андиджана, Карши, Гиссара, Бухары; короче сказать, почти из всех городов Средней Азии стекались таджики при заселении округа после последней катастрофы (120 лет тому назад случившейся). Все эти пришлые, имея свои типичные отпечатки, столкнувшись в округе, перемешались между собою и еще более усложнили теперешний тип таджика. Он не поддается обрисовке несколькими чертами, а иногда и совершенно в них теряется.
Однако, несмотря на все вышесказанное, при достаточно внимательном наблюдении таджиков долины округа, они могут быть отнесены к двум, весьма характерным группам. В одной из них преобладает кровь узбекская; в другой кровь остальных народностей Средней Азии. Кроме того, одна группа отличается от другой языком и местом жительства, т. е. первая группа живет по преимуществу в деревнях и говорит преимущественно на узбекском языке, вторая же имеет местом своего жительства преимущественно города и говорит преимущественно на персидском наречии. Таджики второй группы - цвет населения округа; по лицу и вообще по всему телосложению, а также и по уму они стоят выше всех остальных его народностей. В ней преобладают люди с нежными, правильными, чисто европейскими чертами лица, легкого, грациозного, но не сильного телосложения; с цветом лица белым, с чуть заметным оттенком смугловатости; с глазами большими, продолговатого разреза, черными, и только весьма редко голубыми. Волосы у них по преимуществу черные, но встречаются, хотя и весьма редко, рыжие (наверно помесь с евреями или казанским татарином). Их брови бывают прямые, точно подведенные. Борода густая, формы от окладистой до того, что называется клином. Что касается до формы носа, то он лучше всего дает понятие, к какой помеси, еврейской, авганской и проч., принадлежит таджик, и переходит от чисто орлиного до формы носа, о котором говорят, что он «топором».
Мулла мечети Шахи-Зинде (Самарканд)
Еврейские и персидские черты преобладают в этой группе, особенно в Самарканде, так как в Самарканде много евреев и персиян, с которыми таджики весьма охотно вступают в брак. Кроме того, молодые евреи, вследствие особых причин, в прежнее время добровольно или по принуждению обращались в мусульманство, причисляя себя к таджикскому племени: еврей-мусульманин сам себя называет таджиком; так же называют его и прочие мусульмане.
Красивая еврейка, а таких между ними очень много, понравившаяся мусульманину, особенно знатному или духовному, делалась его женой, переменив первоначально веру, и делаясь вследствие этого таджичкой. Горожане, как более богатые, держали рабов и рабынь из персиян, что, само собою, оставляло заметные следы в нарождающемся поколении персидской крови. Родившийся от рабыни и таджика, если хочет отец, причисляется к семье и становится таджиком.
Индийцы, как известно, проживают в округе без жен и жениться не имеют права; такое безбрачное положение индийцев, живущих обыкновенно в среде таджикского населения, тоже не осталось без естественных последствий. Если еще прибавить, что откровенные таджики не стесняясь говорят, что они не знают, которые из детей их жен принадлежат им, то станет ясным, почему таджикский тип заключает в себе отпечаток всех народностей, среди которых они живут.
В Катта-Кургане и его окрестностях много арабов, что и отразилось на катта-курганских таджиках. В Пеншамбе есть евреи, и это тоже не прошло бесследно для пеншамбинского таджика. Ургутский таджик обновляется преимущественно кровью гальча, что выразилось в его резких, энергических чертах и сильном сложении [Около Ташкента есть деревня Ногай-Курган, заселенная почти исключительно татарами, выходцами из разных концов России. Кроме того, в самом городе Ташкенте и его окрестностях много татар. Их тип и язык отразились на всем ташкентском населении, хотя в этом городе есть и чистые таджики, с правильным, персидским говором.].
Из сказанного о второй группе таджиков Заравшанского округа, из представленного выше очерка ее типа, не следует заключать, что в нем вовсе не заметна кровь узбека: таджики этой группы в большинстве случаев не свободны от этой примеси, но она, так сказать, только проглядывает, составляет побочную, а не характерную черту ее типа.
Совершенно не то мы видим в первой группе. Членов ее составляют по преимуществу таджики деревень, окруженных узбекскими деревнями. Эти таджики вполне поглощены узбекской средой; они слились с узбеками земледельцами, и главным занятием самих их служит земледелие; первый берет себе в жены дочь второго, и обратно. Язык персидский, как роскошь при подобной обстановке, почти совершенно изгнан из семейства таджиков этой группы.
Таджик (Самаркандская область)
Кровь монгольская, как кровь сильнейшего народа, стала настолько преобладающей над арийской в этой группе, что нужно много наблюдательности, чтобы отличить такого таджика от узбека. Однако насколько бы ни обузбечился, если можно так выразиться, таджик, ни один род, ни одно отделение узбеков не признает его за своего, за узбека, но всегда отличит его названием «таджик», а под худую руку - «сарт». Утеряв свой арийский склад лица, таджики деревень удержали некоторые из обычаев и занятий, свойственных всем вообще таджикам, и охоту к торгашеству. Узбек при первой возможности обзаведется скотом, перейдет в степь к своим родичам и будет кочевать. Таджик-узбек, скопив деньги, в большей части случаев делается джaляб-сатаром (перекупщиком, кулаком), a потом и саудагаром (купцом); приобретет в городе или городском предместье лавчонку и прибавит к своему имени эпитет «бай» (богатый, значительный).
Узбек неохотно ткет; он выделывает мату, бузь, и редко - алачу. Таджик-узбек мату и бузь почти не ткет; он берется за выделку более ценных материй, требующих большого искусства; он производит адряс, алачу, каламу и хосу хорошего достоинства. Первый, говоря вообще, не любит пляску бачей; второй, и с лицом узбека, поклонник базымов и бачей. Точно так же, узбек не любит мулл и не посылает - разве при исключительных обстоятельствах - своих сыновей в медресе. Для таджика-узбека мулла - всегдашняя мечта, он на муллу смотрит как на - саудагара своего рода, и очень хорошо понимает, что с этим званием связано тунеядство, зашибание ни за то ни за се денег, а потому при первой возможности отсылает своего сына в медресе.
Как упомянуто нами выше, по лицу, таджики первый группы - те же узбеки; только в них смягчено угловатое, резкое очертание лица узбека и оно перешло в более мягкое; скулы у них не так выдаются, глаза немного косо вставленные и больше, нос более прямой и лучшей, на взгляд европейца, формы. Борода гуще и волоса растут на щеках, тогда как у здешнего узбека, хотя и бывает борода, но зато не бывает на щеках густых волос. Впрочем, между узбеками округа, о чем будет сказано в своем месте, встречается весьма много особей, положительно ничем не отличающихся от таджиков деревень. Прибавим еще, что таджики деревень стараются брать в жены узбечек, как женщин сильных и неутомимых работниц. Красота тут ни при чем.
Мы, описывая таджиков, разделили их на две группы, и это деление не совсем произвольное; по крайней мере, характерные особы каждой из них до того резко отличаются между собою, что нет места мысли о их смешивании. Но зато есть грань, на которой они сливаются, где одна группа уже переходит в другую.
Таджик в шелковом халате (Бухара)
Есть ли чистый таджик? Что такое таджик? - В Средней Азии происходит борьба, главным образом, между двумя племенами: арийским и монгольским, и в этой борьбе за тип выказывается вся органическая жизнь Средней Азии. Борьба эта вырабатывает особую породу людей, в которой будут соединены физические и духовные особенности обоих реагентов. Масса и цельность на стороне узбеков; развитие - на противной стороне. Поэтому нам кажется, что чисто физические свойства нового типа, свойства линий и размеров, будут, как оно уже есть и теперь, где соединение произошло, сильно напоминать монголов, духовная же сторона более склонится на сторону арийского племени, за которым давность духовного развития. По нашим собственным, шестилетним наблюдениям, физическая сторона таджика чересчур слаба, неустойчива. От помеси таджика с другою народностью всегда является индивидуум с чертами этого второго элемента смеси. Для нас это служит признаком, что теперешний таджик Средней Азии (долин, а не гор) уже много принял в себя чуждой его коренному племени крови, что чистого таджика в долинах Средней Азии нет. Это наше мнение. Что такое таджик? Этот вопрос мы оставим вопросом.
Таджики не делятся на роды или отделения, подобно узбекам; они утратили деление. По поводу такого отсутствия между таджиками делений, узбеки смеются и говорят: «Таджики не знают своего отца, своей крови, у них нет родословной; они не люди, а сарты». Таджики же на эти насмешки возражают: «Мы народ отца, у которого был один сын, один внук и один правнук, а потому и разных делений, существующих у узбеков, у нас быть не может». Несмотря на это, таджики, из подражания ли узбекам или по другим каким либо причинам, довольно строго сохраняют названия, присвоенные ими себе или по прежнему имени своего местожительства, или по исключительным занятиям, или, наконец, от предков.
Мы приведем для примера несколько подобных названий, известных только в Самарканде:
1) Таджики-джяусар; живут около ворот Пули-Сафит.
2) Сает (охотники) занимали самаркандскую цитадель; по занятии ее русскими, расселились по городу и его предместьям.
3) Баги-балянди и баги-майдани; носят названия по кишлакам, из которых они переселились в город, 60 лет тому назад.
4) Матрид называются по имени святого Матрид, их предка.
5) Махаллэ (квартал); приняли это название жители предместья Самарканда от Ходжа-Ахрарских ворот до канала Даргама, по Кара-Тюбинской дороге.
6) Муллиане - жители предместья города от ворот Календар-Хана до ручья Оби-Машат, по дороге на Ургут.
7) Ташкенди; заселяют целый квартал этого же названия.
8) Маликэ; считают себя потомками Александра Маликэ, которого, кажется, следует отличать от Искандера Зулькарнайна (Алекс. Макед.).
Приведенные названия таджики удерживают за собою в течение многих и многих лет; по большей части таджики одного названия составляют, если они многочисленны, квартал, деревню; в противном случае - приход, выселок. Они имеют свои мечети, из среды себя мулл, старшин (аксакалов), и все между собою самые близкие родственники. При выдаче дочерей таджикам других названий, они непременно возьмут больший калым, нежели выдавая их в свою общину. На обрезание, свадьбу, похороны или базым приглашаются преимущественно одноименные. Поля у них вместе, нераздельные, скот пасется тоже вместе. Обидеть одного таджика, ташкенди например, значит обидеть всю общину Ташкенди.
На кулачных боях противные стороны состоят из разноименных таджиков. Одним словом, в некоторых местах, общие названия играют у таджиков ту же роль, как и роды, отделения и проч. у узбеков; они группируют таджиков в общины, через что сообщают им силу круговой поруки.
Вновь поселяющийся таджик между маликэ, например, не носит названия «маликэ». Он просто таджик, без эпитета.
Таджик в халате с меховой отделкой (Самарканд)
Язык таджиков - персидский, но, как сказано выше, на нем говорят далеко не все таджики. По причине преобладания в округе узбеков, необходимости частого сношения с ними таджиков и - с малыми исключениями - незнания первыми персидского языка, все таджики уже с малолетства говорят по-узбекски, и для них он такой же родной язык, как и персидский; он даже более употребительный: между собою таджики почти всегда говорят по-узбекски. Персидский язык [может быть, было бы правильнее вместо «персидский язык» сказать «наречие персидского языка» или же «таджикский язык»?] - язык мулл, мударисов, казиев, мурз; на нем проходят науки в медресах [мы этим вовсе не хотим сказать, что на узбекском языке не преподают в медресе], на нем пишут письма, и в прежнее время на нем же производились сношения между беками округа и властителями Средней Азии. Среди ученых округа и ак-сиаков (белая кость, дворянин) встречаются особы, презирающие узбекский язык; зная его, они никогда на нем не говорят. Между женщинами же таджичками много находится таких, которые или вовсе не знают узбекского языка, или знают его весьма плохо.
Девушка-таджичка
Заметим еще, что, по отзывам туземцев, в Самарканде насчитывается несколько говоров персидского языка.
Таджики принадлежат к сунитскому толку, к которому, по крайней мере официально, принадлежит вообще все население округа, исключая евреев [индийцы не имеют оседлости в округе].
Среднеазиатцы чем более учены, тем более фанатичны и тем менее понимают истинное значение религии. Смысл названия «ученый среднеазиатец» будет объяснен в своем месте. Также следует разъяснить, что следует подразумевать под выражением «фанатизм» в применении к среднеазиатцу. Ошибется тот, кто выражение «религиозный фанатизм среднеазиатца» поймет в обыкновенном, принятом всеми значении. Фанатизм, как бескорыстная религиозная ненависть к другому исповеданию и строгое последование своему из одного принципа, если и присущ некоторым мусульманам округа, то не иначе как в виде исключения; такие особы и вообще во всех странах составляют редкость, тем более в Средней Азии. Вообще же таджик только кажется фанатиком, в тех видах, чтобы можно было поставить себя на ту точку, в глазах других, с которой уже легко будет ему достигнуть доходного места и эксплуатировать грубость и невежество толпы. Для таких таджиков религия и деньги - синонимы. Они только надевают на себя маску фанатизма, но даже сами не верят, чтобы они и взаправду могли быть фанатиками; вернее сказать, они не понимают фанатического состояния человека. Бывший рьяный антагонист русских во имя веры, получив от них доходное место или подачку деньгами, становится их защитником перед другими, одинаковыми с ним фанатиками. Он разъясняет им, в чем суть дела, а они, с своей стороны, хорошо его понимают и начинают заискивать расположение неверных, чтобы тоже не упустить возможности чем-нибудь от них попользоваться.
Таджик-мулла (Коканд)
В округе религиозность есть профессия; чистое поклонение идеям Магомета не существует в массе, муллы же, казии, богачи и монахи смотрят на религиозность как на средство к обогащению, приобретению почета, а потому исполняют требования своей веры исключительно наружно, напоказ другим - перед толпой. Истинно правоверный всегда сумеет выбрать место для молитвы и исполнения религиозных обрядов посреди народа. Чем моднее место, тем он долее будет совершать намаз. Мусульмане такое поведение молящихся объясняют подаванием примера другим. Такое объяснение, при всей несостоятельности самого принципа, могло бы быть верно, если бы усердный богомолец, стоящий перед толпой, не получал за свою набожность материального вознаграждения, если бы он заранее не знал, что его ханжество доставит ему почет, место, вес его мнениям и тому подобные выгоды, и если бы он так же усердно молился и без свидетелей. А он все это знает и вне толпы забывает о молитве, если же и совершает ее, то как скучную обязанность, спеша сократить трату на нее времени…
Таджик в зимнем халате (Бухара)
Масса таджикского народа не религиозна; она равнодушно относится к постановлениям своей религии, избегает намазов, хождения в мечеть, если видит, что от такого образа действия не пострадает материально.
Но если толпа отличается такими нерелигиозными наклонностями в своей совокупности, если эти наклонности находятся в ней как присущие массе, то, с другой стороны, эта же самая толпа требует от каждого своего члена порознь полной религиозности и не терпит от них никаких упущений в отношении веры. Масса не прочь уклониться от хождения в мечеть (что уже доказывается, помимо прямого наблюдения, существованием раисов), не посылать своих детей в махтаб-хана, иметь противузаконную связь с женой своего соседа или бачою, не совершать омовения и проч. Но если один из ее членов попался в одном из подобных проступков и наказан за него, то вся масса будет указывать на виновного пальцами, считать самым негодным своим членом, неверным. Попался - следовательно, виновен; тайна, лицемерие в большом ходу у туземцев. Имамы рассказывают следующее: «До прихода русских, когда существовала должность раиса, в мечеть ходило из 30 прихожан 15-20; с занятием же округа русскими и с уничтожением раисов, из такого же числа прихожан являются в мечеть на молитву 5 или много-много 10, и то исключительно старики». Духовно-полицейская власть уничтожилась - прекратилось и хождение в мечеть.
То же самое следует сказать и об уменьшении учеников в махтаб-хана, а известно, что обучение детей у мусульман признается делом религии. Теперь уже, говорят жители, можно не посылать детей в школу, не тратиться на их обучение.
На духовенство таджик смотрит как на людей, живущих его трудом, обзывает его неприличными именами, но в присутствии духовных лиц показывает по большей части глубокое к ним уважение. Все желают, чтобы их сыновья были казиями или амлякдарами (сборщик податей), причем смешивают оба эти звания: и к казию, и к амлякдару относятся совершенно с одинаковым почтением. Ходжей и сеидов таджики называют обманщиками, произвольно присвоившими эти звания; но завидуют им как лицам, больше их имеющим средств приобретать деньги без труда и пользующимся - хотя и не всегда - видимым почетом.
По базарам шляются проповедники, ораторы; они рассказывают перед народом истории про святых, про разные их чудеса, совершаемые этими святыми даже в настоящее время, и проч. Между подобными проповедниками есть обладающие увлекательным красноречием. Но для таджика совершенно все равно, как бы рассказчики ни говорили: хорошо ли, дурно ли, - а всегда наберется вокруг его значительная толпа. В кругу этой толпы, жестикулируя и крича, расхаживает рассказчик, иногда с плачем рассказывая что-нибудь очень трогательное из жизни святого. Таджики слушают, внимательно смотрят на жестикуляцию рассказчика, но как только дело приходит к концу, толпа редеет, и рассказчику зачастую приходится конец передать пустому пространству.
Дело в том, что проповедники - о чем народ хорошо знает - оканчивают свой рассказ или проповедь обращением к карману слушателей, что не по душе таджикам; они слушают рассказчика - это правда, но смотрят на него как на томашиста (забавника), как на гаера, помогающего им веселее и бесплатно убивать свободное время.
Дервиш
Особенно таджики не любят монахов, мюридов и их главу ишана. Они называют их дармоедами, прощалыгами. Тем не менее и чернь, и муллы, и купцы жаждут выразить ишану публично свое расположение и преданность. Поклониться ишану, услышать от него привет себе при других считается верхом благополучия для правоверного.
Когда до взятия Самарканда ученики медресе (муллы) и духовенство подняли крики, призывая народ вступить с кафирами-русскими в священную борьбу, начали подстрекать самаркандцев, следовательно, по преимуществу таджиков, к поголовному вооружению, то самаркандский бек приказал своим сарбазам усмирить оружием этот священный пыл духовенства. Сарбазы перекололи на дворе медресе Тилла-Кары более 200 защитников веры, а народ не только не защищал их, но смеялся над ними и кричал: «Наши муллы хотели сделаться сильными». По-азиатски быть сильным и грабить - почти синонимы.
Мулла, хранитель гробницы Тамерлана (Самарканд)
Вакф - установление религиозное, а между тем таджики говорят: «Почему с нас берут поземельную подать, а с вакфов - не берут? Брать, так поровну со всех». Мечеть, дом общественной молитвы, сами жители отводят нам, русским, для ночлега, когда русскому по какому-либо случаю приходится переночевать в деревне, в которой нет приличного и большого дома.
Самые священные места Самарканда и его окрестностей находятся в невообразимом запущении. О благолепии их никто не заботится. На каждое почему-либо священное для мусульманина место сами мусульмане смотрят как на статью дохода. У гробниц святых до тех пор только живут его потомки или монахи, пока она приносит прибыль, привлекает поклонников; иссякнет доход - исчезли и охранители гробницы.
Входной портал Шахи-Зинде (Самарканд)
Деньги, жертвуемые на исправление и поддержку замечательных мест, идут в карманы тех, кому их дали. Ходжа-Ахрар (мечеть и медресе) по общему уверению мусульманских ученых округа, владела святынею, Кораном Османа; листы этого корана омочены кровью халифа, убитого в то время, когда он читал этот коран. Преданию нельзя верить [на коране, впрочем, видно что-то похожее на следы крови]. Но не верим мы, европейцы, мусульмане же не имеют и тени сомнения в подлинности и священности ходжа-ахрарского корана. И тем не менее муллы этого медресе не задумываясь продали свою святыню за 100 рублей, да еще впридачу к нему (100 руб. даже показалось им очень большою платою за Коран Османа) дали другой, небольшой коран, написанный тоже куфическими буквами и на коже газели.
Самаркандцы считают на своих кладбищах более 6000 святых; однако ничто у них не содержится в таком запустении, так небрежно, как наполненные прахом святых кладбища; они даже не огорожены; нечего и говорить, что они не посещаются с религиозною целью.
Что касается до знакомства таджиков с Кораном и шариатом, то в этом отношении, за весьма редкими исключениями, они полнейшие невежды. Коран и шариат плохо знают большинство мулл и казиев. Одни муфтии хорошо знакомы с шариатом, который дает им хлеб. Нам известно, что самые обыкновенные молитвы знают не все таджики.
Разбогатевшие купцы строят мечети и даже медресе исключительно потому, что о них по этому поводу будут долго говорить в народе; духовенство сделается их друзьями, народ будет относиться к ним с большим уважением и их торговые операции приобретут большую устойчивость; зякетчи не смеет не быть его другом, казий - покровителем. Постройки такие располагают в пользу жертвователя общественное мнение.
Шахи-Зинде. Вид на портал с первой внутренней площадки
Таджики лучше других народов округа сознают выгоду казаться религиозными, и, по своей натуре, тоже лучше других умеют извлекать пользу из званий муллы, имама, казия, монашеского и проч. Таджик вмещает в себе лицемерную религиозность, царствующую в округе. Все, что есть пошлого, грубо-обманчивого, отвратительного в ханжах вообще, а у среднеазиатцев в особенности, все это сконцентрировано в таджиках духовных, из всего этого состоит их религиозность… Насколько таджики овладели духовными местами в округе, лучше всего покажут цифры: в округе насчитывается свыше 2000 мечетей, в которых не больше 50-60 мулл и имамов не из таджиков. Что касается до должностей казиев, то они, исключая Пейшамбе, заняты одними таджиками.
Нам приходилось слышать следующее рассуждение таджиков: «Вы, русские, сильнее нас, и если бы приказали нам переменить веру, то мы должны были бы исполнить ваше приказание. Мусульманство между нами введено тоже силой. Наш народ податлив; разве муллы не были бы согласны на перемену веры; на то они много учились, мусульманство дает им хлеб. Но вы оставили нам нашу веру, и за это мы вам благодарны».
ПРОДОЛЖЕНИЕ
См. также:
• В. В. Радлов. Средняя Зерафшанская долина;
• Г. А. Арандаренко. Малоизвестные города Зеравшанского округа.