Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородцы
Ф. А. Бюлер. Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородцы. Их история и настоящий быт // Отечественные записки, 1846, № 7.
Праздник Огней у калмыков. Начало XIX в.
Ни одна из великороссийских губерний не отличается столькими особенностями, как Астраханская. Необозримые степи, служащие паствою стадам и табунам племен кочующих; Каспийское море - путь торговли с Азией и обширное поприще для промыслов рыбного и тюленьего, множество соляных озер и, наконец, Волга - другой неистощимо богатый источник рыболовства, - суть местные особенности северо-западных прибрежий Каспия и притом причины стечения туда самого разнообразного народонаселения и условия его благосостояния.
Но степь и море - естественные особенности местности; ими почти в равной мере одарила Новороссийский край щедрая к нему природа. Если степи его плодоносны, зато моря Азовское и Черное и впадающие в них реки не вознаграждают усилия ловца столь обильной добычей, как Каспийское море и Волга. Соляные озера есть и в Крыму, и в Саратовской губернии; в Оренбургской уральские рыбные ловли значительны. Однако ж Каспийское море, хотя снабжает рыбой Урал и Эмбу, принадлежит к особенностям Астраханской губернии уже потому, что заведывается ее начальством, которое содержит на всем пространстве его, от эмбенских вод до острова Чечня и от устий Волги до берегов трухменских и персидских, полицейские разъезды, выдает билеты на право ловли и собирает пошлину за привозимых тюленей и рыбу.
Особенность самая резкая и исключительно принадлежащая Астраханской губернии есть разнообразный состав ее народонаселения.
При беглом взгляде на карты России, кажется, что Астраханская губерния одна из самых бедных по числу жителей [Астраханская губерния на пространстве 3.219 квадр. миль (16.429.771 дес. 213 саж.) содержит 311.429 обоего пола жителей], что на обширные пустынные земли ее можно перевести и водворить тысячи крестьян из малоземельных губерний; без этого многих столетий еще нужно будет для оживления степей, которых не касался еще плуг земледельца.
Но надо заметить, что народонаселение Астраханской губернии - оседлое и кочующее; что первое расположено по берегам Волги, а второе занимает ее обширные степи.
Волга уже выше Царицына делится на два рукава: Старую Волгу и Ахтубу, которые, по мере приближения к морю, дробятся на множество ветвей и протоков.
Вдоль этих протоков, на прибрежье, ежегодно удобряемом их весенним разливом, издавна приютилось все оседлое народонаселение Астраханской губернии. Предусмотрительные татары, некогда бывшие хозяевами края, предпочтительно избирали для кочеванья эти места, где стада их находили сочные травы и водопои. Это доказывают развалины Батыевой ставки за Волгой, в казенном селении Селитренном, и начало Астрахани в XIV столетии [С 1318 года. Ср. Хозяйст. опис. Астраханской губернии, стр. 169.].
Вдоль этих волжских протоков, ознаменованных грабежами и разбоями, стали появляться, с 1731 года, казачьи станицы, заведенные потомками стрельцов, переселенцами донскими и казанскими. В черте основанного в 1627 году города Черного Яра [Заложенная там в 1626 году крепость названа была Черноярским новым острогом (Путешествие по России академика Гмелина, т. II, стр. 61).], также около устроенного в 1655 году на Красном Яру [яр значит бугор, возвышенный, крутой берег] укрепления для охранения восточных протоков Волги от морских хищников и под прикрытием Енотаевской крепости, выстроенной в 1741 году для удержания калмыков от набегов, - приютились труд и промысел: вот начало образования тамошних городов. Это поволжское народонаселение увеличилось в прошлом столетии водворением на прибрежном пространстве между городами и станицами крестьян казенных [с 1777 года] и помещичьих [с 1785 года].
Итак, в настоящем его положении, народонаселение, оседло расположенное вдоль протоков Волги, составляют: живущие в станицах казаки, крестьяне казенные и помещичьи (последних очень мало) и татары-поселенцы; да сверх того жители уездных городов: Черного Яра, Енотаевска, губернского города Астрахани и расположенного на одном из ближайших к морю протоков города Красного Яра с уездом. Народонаселение уездных городов составлено почти исключительно из русских: чиновников, торговцев и ремесленников, кроме немногих калмыков, нанимающихся в работы, и киргизов, поступающих в пастухи. В губернском же городе, большинство народонаселения и вместе с тем торгующего класса составляют армяне, татары - горожане и торговцы, персияне, грузины, греки, несколько индийцев и беспрестанно сменяющиеся толпы калмыков, киргизов, каракалпаков и татар разных наименований. Они прикочевывают и откочевывают, и поводы к этому: сбыт скота, покупка русских изделий - торг и мена. Эти толпы разнообразятся еще иногда временным пребыванием в Астрахани хивинцев, бухарцев, трухмен и караногайцев. Прибавьте к этому, что город Астрахань есть средоточие военного, морского и гражданского управления всего этого обширного степного края, и тогда представится вам живая картина столкновения Европы с Азией, самые пестрые толпы народа. Среди их всего более азиатцев: они живут на открытом воздухе, на базарах, у дверей мечетей и входа лавок, на дворах каравансараев и на исадах [иначе не называются в Астрахани мясные и рыбные ряды: название татарское]. Там случается видеть армянского священника рядом с калмыцким жрецом, казака подле персиянина, татарского казыя или муллу, важно толкующего с киргизом; армянина, предлагающего товар свой губернскому франту, одетому в пальто; щеголиху-купчиху подле курносой калмычки; персидского консула, возвращающегося с охоты верхом в сопровождении нукеров [конюхов] и остановившегося поговорить с губернском чиновником, пока на них смотрит из окна черноокая армянка в своем живописном народном костюме; а татарка, покрытая белою чадрой, робко крадется вдоль стен, пробираясь на персидский двор, между тем как сынок ее, быстроглазый татарчонок, догоняет ее, играя недоспелым арбузом как мячиком.
При первом взгляде на подобное сборище, приходит на память стих Пушкина:
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!..
И действительно: где, в каком краю Европы, в каком углу России найдете вы разноплеменность, которая ближе бы подходила к вавилонскому смешению! Разница та, что там никто не понимал друг друга, а здесь русский сговорится со всяким. Пока калмык вытягивает перед русским торговцем какую-то предлинную фразу, составленную из слов русских, калмыцких, татарских и армянских, русский уже понял его, перебивает, дополняет его речь знаками, и оба расходятся, довольные друг другом. Нигде так сильно не поражала меня сметливость моих соотечественников, природный ум народа, способность к изучению языков и то, что так верно назвала пословица «крепостью русского человека задним умом», - как в городах Астраханской губернии, на ватагах рыбопромышленников, на ярмарках и базарах, также во время разъездов по устьям Волги и взморью. Из армян немногие говорят чистым русским языком; татары и персияне также не скоро ему выучиваются, калмыки обыкновенно знают лишь несколько русских слов, - и это оттого, что армяне имеют свои ряды лавок, татары живут особыми слободами и торгуют на своих базарах, куда съезжаются киргизы, трухменцы, каракалпаки и ногайцы, сближаемые с татарами общностью происхождения, веры и наречия; персияне же большею частию приезжают на время в Астрахань, а калмыки работают артелями на рыбных промыслах и соляных озерах, при чем один из них сделывается за всех с промышленником.
Описав оседлое, также временное народонаселение расположенных вдоль волжских протоков станиц и селений, городов уездных и губернского, мы должны обратить внимание на другой отдел астраханского народонаселения - инородцев кочующих.
Течение волжских протоков от Царицына до впадения их в море семьюдесятью двумя устьями, разделяет Астраханскую губернию на две обширные степи.
Одна из них лежит направо от Волги и простирается по нагорной ее стороне до донских пределов, оканчиваясь там хребтом Эргене́, и далее к югу до реки Кумы; а оттуда до селений Кавказской области [собственно, естественные и географические границы Астраханской губернии на юге - река Кума, а на юго-западе - река Маныч; но в числе земель, Высочайше дарованных калмыкам, состоящим в ведомстве астраханского начальства, отданы земли за рекою Манычем под кочевье двух дербетовских улусов до разновладельческих дач Кавказской области: таким образом, астраханские калмыки занимают степи Волги и Маныча]. Эго степь Калмыцкая [кроме этой обширной степи, исключительно занимаемой калмыками, двум улусам дозволяется перекочевывать на незначительное пространство левой (луговой) стороны Волги].
Другая степь, лежащая влево от Волги и простирающаяся по луговой ее стороне до рек Большого и Малого Узеней, есть степь Киргизская.
Названия эти, - впрочем, произвольные, - обозначают лишь кочующих на том и другом пространствах инородцев.
Калмыки, со времени прихода своего в Россию (XVII столетия) и постепенных увеличений их орды прикочевками их единородцев из Монголии, занимали кочевьем своим все пространство от Урала до Волги и от Саратова до Астрахани. Но следующие события уменьшили число калмыцкого народа в означенных пределах:
В 1701 году, вследствие распрей в семействе калмыцкого хана, 15.000 кибиток [на кибитку калмыцкую обыкновенно полагается по 2 души мужеского и по 2 женского пола] калмыков, перешед за Урал, последовали за сыновьями хана в Азию, - и с тех пор выбыли из подданства России.
В 1710 году, 10.000 калмыков, зашедших за Дон, утвердились кочевьем в Земле Войска Донского и были подчинены тамошнему начальству.
В 1744 году, с лишком 3.000 калмыков были окрещены и переведены в Симбирскую губернию, в город Ставрополь, и чрез это отделение подчинились ставропольскому начальству, приняв название ставропольских калмыков.
Окрещенные впоследствии в разное время, калмыки переведены были, в 1764 году, в числе 200 кибиток, на Терек и подчинены моздокскому полковому начальству; это - моздокские крещеные калмыки.
В 1771 году, самая значительная часть орды, перейдя за Урал, выбыла из подданства России. Оставшиеся за этими событиями в Астраханской губернии калмыки остались обладателями степного пространства, далеко не соразмерного с их числом и действительными нуждами. Калмыки эти перебрались тогда за Волгу и расположилось кочевьем в степи приволжской, выше сего названной Калмыцкою. Этих калмыков, которые многочисленностью своею далеко превосходят и донских, или базовых, и ставропольских, и моздокских, называли иногда волжскими калмыками. В Астраханской губернии ни официально, ни частно не употребляется это прилагательное. Когда идет речь или переписка о калмыках, то они просто называются калмыками. Сами они себя никаким прилагательным не отличают, кроме названия улуса, к которому тот или другой из них принадлежит. Так, говорят, напр.: калмыки эркетеневские, хошоутовские. Названия поколений торгоутов, дербетов и т. п. остались достоянием народной истории и преданий, сохранившихся между владельцами и жрецами. Эти доводы, равно как и то, что все эти калмыки, в числе их и кочующие на землях Кавказской области, подчинены учрежденному над ними в Астрахани особому порядку управления и суда; притом, убеждение, что, напр., тех из них, которые кочуют по рекам Куме и Манычу, живут и умирают не видав Волги, неудобно называть волжскими калмыками, - все эти совокупные причины побуждают назвать их астраханскими калмыками, для отличия от их единоплеменников, называемых также, по месту их пребывания и средоточию их управления, ставропольскими, моздокскими и т. п. [Говоря о единоплеменниках калмыков, нельзя пройти молчанием бурят, кочующих в Сибири и, подобно им, преданных ламайскому языческому закону. Двинувшись вместе с калмыками из Великой Монголии к Алтайским горам, племя бурят расположилось кочевать там, пока их соотечественники продолжали следование свое к Уралу и Волге и становились известны там русским под именем «калмыков».] Астраханские калмыки, после описанных происшествий, довольствовались кочевьем вправо от устий Волги, и некоторые улусы переходили лишь изредка на летнее кочевье за Волгу. Все эти земли, не исключая и временного заволжского кочевья, составляющие в совокупности 10 миллионов десятин, отданы были Высочайшею грамматою Императора Павла (1800) в общее владение калмыцкому народу. Поныне все это обширное пространство земель, обильное подножным кормом для стад и табунов, потравляется ими от начала весны до занесения степи снегом. Лишь сойдет первый снег, калмык навьючивает свое кочевое жилье и хозяйство на верблюдов и лошадей, углубляется в степь, отыскивает место, удобное для корма своих животных, располагается на нем в войлочном шатре и, благоденствуя при изобилии баранины, кобылятины, молока, кумыса и приготовляемых из них водки и вина, наслаждается чувственно или остается в созерцании величественно-пустынной степной природы, пока не заметит, что он засиделся [Т. е. пробыл, прожил, не снимая кибитки, не кочуя. О таком временном пребывании на известном месте говорят, что на нем калмыки сидят с кибитками.] на этом месте, что уже не достает корма его скоту, и что пора перебраться на другое место.
Киргизы, кочующие влево от Волги, в степи, названной выше Киргизскою, заняли ее, когда астраханские калмыки, уменьшившиеся в числе, утвердились кочевьем на Высочайше пожалованных им в 1800 году землях. Киргизы это, жившие дотоле за Уралом, перешли за черту его в 1800 году, под предводительством султана Букея, которому вместе с ними отдана Высочайшею грамматою Императора Павла во временное пользование степь между Уралом и Волгою. Впоследствии, по ограничении этого пользования на восток реками Большим и Малым Узенями, даны были киргизам другие участки губерний Саратовской и Оренбургской. Таким образом, ныне эти киргизы, называющиеся букеевскими, или Букеевскою ордою, по имени их предводителя (правившего ими впоследствии с званием хана), также киргиз-кайсаками Внутренней орды [для отличия от зауральских Большой, Средней и Меньшой орд], кочуют на землях трех губерний: Оренбургской, Саратовской и Астраханской, занимая в последней наибольшее пред прочими пространство, и потому, хотя подчинены собственно оренбургскому начальству, однако ж находятся в некоторой зависимости от астраханского.
Как последствие естественных особенностей края, положивших начало промыслам его жителей, и беспрестанных сношений поволжского русского народонаселения с племенами азиатского происхождения, являются в Астрахани диалектические особенности, т. е. там введены издавна в общее употребление слова, возникшие при занятиях промыслами рыбным, тюленьим и соляным, имеющие лишь местное значение, и множество слов, заимствованных у армян, персиян, татар и калмыков, что объясняется численным преобладанием племен азиатских над народонаселением русским. Время от времени они свыклись с речениями, чрез посредство которых начались и поддерживаются их торговые сношения с инородцами, и слова, у них занятые, перешли в употребление и у русских между собою. Таким образом, под именем исады каждый разумеет в Астраханской губернии мясные и рыбные ряды; так, называют соседа - шабер, старика - бабай, мальчика - малайка, волка - бурюк, огород - бахча́, зимний лов - громка, летний - жарко́й лов, речной проток - ерик, залив - култук, колодезь - копань, худук и т. п.
Показав естественные особенности местоположения астраханского края, выгоды, которые они представляют его народонаселению, и разнообразие элементов, из которых оно составлено, бросим взгляд на резкие противоположности в климате и температуре, также в образе жизни, обычаях, нравах, понятиях и наклонностях разноплеменных жителей Астраханской губернии.
Климат северо-западных прибрежий Каспийского моря чрезвычайно непостоянен и представляет самые противоположные явления, происходящие от силы и направления ветров. Из них северные и северо-восточные (в просторечии не различаются и называются ветром верховым, как имеющим направление от верховий Волги) понижают температуру до 30° и 40° мороза; при глубине снега, степных буранах и шурганах (мятелях), они наносят гибель скотоводству номада. Тогда, внезапно подувший юго-восточный или восточный ветер (в просторечии называемый моряна оттого, что дует с моря) приносит ясную и теплую погоду, между тем как он же летом упорно палит землю полуденным зноем, причем температура остается не только по нескольку суток сряду, но и по целым неделям возвышенною до 29° и 30°, а в степи и до 40° в тени, пока внезапное дуновение северного ветра не нарушит на время удушливости жаров. Оно дает вдруг несколько прохладных, а изредка и холодных дней. Лето обыкновенно сопровождается засухою, но в иной год лето бывает самое дождливое. Морозы начинаются то в октябре, то в ноябре; а иногда до декабря и января, изредка и в продолжение всего зимнего времени не бывает ни сильных морозов, ни снега. С покрытия устий Волги льдом начинается зима, а весна - со вскрытием льда. Но волжские устья затираются льдом то в начале ноября, то в декабре, а вскрываются то в начале февраля, то в марте месяце; изредка же и во все зимнее время не бывает льда.
Противоположности, встречаемые в самой почве земли, также весьма замечательны. Так, например, правый берег Енотаевского, Астраханского и южные части Красноярского уездов состоят из кряжей песка, солончака и соляных грязей, между тем как земли, прилегающие к Кавказской области и к Земле Войска Донского, представляют земледельцу почву производительную; там, равно как на левом берегу Ахтубы и на волжских островах, нередко попадается чернозем.
От противоположностей климата и земляной почвы северо-западных берегов Каспийского моря, обратимся к противоположностям, происходящим от различий в образе жизни, понятиях, нравах и наклонностях разноплеменных обитателей этого края. Богатство, изобилие, в котором живет рыбный промышленник, является здесь рядом с жалким положением калмыка - байгуша [так называются калмыки бедные, лишившиеся чрез падеж скота или суровость зим своего степного хозяйства], вышедшего из степи и готового идти, нужды ради, из-за куска хлеба в тяжелую работу на рыбные промыслы или соляные озера; но нищенское положение этого же самого калмыка поразит еще более, если его сравнить с довольством, которым наслаждается предприимчивый русский ловец, возвратившийся из моря, нагрузив свои лодки легкой и обильной добычей и сбывший ее в Астрахани за выгодную цену. Ловцы большею частью - люди верховые [верховыми людьми называются там все прибывшие из губерний, лежащих от Астраханской к северу, т. е. более или менее близких к верховьям Волги]. Дорогая плата, снискиваемая легкой добычей, заставляет их заживаться в Астрахани. Эти-то ловцы, а с ними и волжские бурлаки [так называется тяга и всякий рабочий на волжских судах] в память разгульной жизни, которую ведут они там, прозвали Астрахань Разбалуй-город. - Еще противоположности: барское хлебосольство рыбопромышленников, мелочная расчетливость богатейших из армян, затворническая жизнь их семейств, скромный домашний быт верного долгу чиновника, образованность некоторых из русских купцов и глубокое невежество всей азиатской черни, особенно калмыков, преданных язычеству.
Различие образа жизни, понятий и наклонностей этих разноплеменных жителей оставляет противоположности и в истории края. Калмыки уже два столетия кочуют с стадами своими по обширным степям и, вследствие такой полудикой жизни, не оставили там никаких памятников гражданственности. Двухвековое пребывание свое на обширном степном пространстве обозначили калмыки разве только постройкой нескольких непрочных молитвенных домов, - между тем как множество мечетей, выстроенных татарами, обширные персидские дворы - останутся на будущие времена следами их благоустроенного быта и торговли в Астраханской губернии, точно так же, как теперь опустевший индийский караван-сарай напоминает о торговых оборотах индийцев в Астрахани. Несравненно в большей мере воздвигла себе там памятники торговая предприимчивость армян и их утонченное искусство торговать выгодно. Ими выстроено множество церквей и все лучшие каменные домы в Астрахани. Вообще говоря, столкновение различных понятий, образа мыслей, нравов, обычаев, верований, предрассудков и наклонностей, порождает неисчислимые противоположности; со временем, они будут все более и более изглаживаться, а пока уже настало постепенное сближение общей массы армян, грузин, даже нескольких киргизских и калмыцких владельцев и купцов из персиян и татар с бытом русских - и чрез то подчинение условиям европейского образа жизни.
Сильное нравственное влияние русских видимо преобладает в этом отдаленном краю; но замечателен взгляд на него русского человека. Едучи в Астрахань, я не изменял своей наклонности заводить на пути разговоры с крестьянами. Смышлёная речь их, как верное отражение жизни народа, всегда была в глазах моих полна высокого, самобытного значения. Так, на пути в Астрахань, случалось мне часто спрашивать у ямщиков: из тамошних ли они жителей? - и обыкновенным ответом было: «Нет, я не здешний, я из России». - «Как из России?» - «Да, барин, из Тамбовской (или другой какой-нибудь) губернии…» - «А разве здесь не такая же губерния?» - «Куда, барин, такая же… не вишь что ли, что здесь все татара да калмыки?»
См. также:
• В. В. Григорьев. Русская политика в отношении к Средней Азии;
• В. Бергман. Судьба персиянина Василия Михайлова у калмыков, киргиз и хивинцев;
• Ф. Гёбель. Обзор путешествия профессора Гебеля в степи Южной России в 1834 году;
• А. М. Фадеев. Воспоминания;
• И. С. Аксаков. Астраханские письма;
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда;
• В. П. Мельницкий. Переезды по России в 1852 году;
• В. И. Немирович-Данченко. По Волге. (Очерки и впечатления летней поездки);
• А. Н. Харузин. Степные очерки (Киргизская Букеевская орда).
Праздник Огней у калмыков. Начало XIX в.
Ни одна из великороссийских губерний не отличается столькими особенностями, как Астраханская. Необозримые степи, служащие паствою стадам и табунам племен кочующих; Каспийское море - путь торговли с Азией и обширное поприще для промыслов рыбного и тюленьего, множество соляных озер и, наконец, Волга - другой неистощимо богатый источник рыболовства, - суть местные особенности северо-западных прибрежий Каспия и притом причины стечения туда самого разнообразного народонаселения и условия его благосостояния.
Но степь и море - естественные особенности местности; ими почти в равной мере одарила Новороссийский край щедрая к нему природа. Если степи его плодоносны, зато моря Азовское и Черное и впадающие в них реки не вознаграждают усилия ловца столь обильной добычей, как Каспийское море и Волга. Соляные озера есть и в Крыму, и в Саратовской губернии; в Оренбургской уральские рыбные ловли значительны. Однако ж Каспийское море, хотя снабжает рыбой Урал и Эмбу, принадлежит к особенностям Астраханской губернии уже потому, что заведывается ее начальством, которое содержит на всем пространстве его, от эмбенских вод до острова Чечня и от устий Волги до берегов трухменских и персидских, полицейские разъезды, выдает билеты на право ловли и собирает пошлину за привозимых тюленей и рыбу.
Особенность самая резкая и исключительно принадлежащая Астраханской губернии есть разнообразный состав ее народонаселения.
При беглом взгляде на карты России, кажется, что Астраханская губерния одна из самых бедных по числу жителей [Астраханская губерния на пространстве 3.219 квадр. миль (16.429.771 дес. 213 саж.) содержит 311.429 обоего пола жителей], что на обширные пустынные земли ее можно перевести и водворить тысячи крестьян из малоземельных губерний; без этого многих столетий еще нужно будет для оживления степей, которых не касался еще плуг земледельца.
Но надо заметить, что народонаселение Астраханской губернии - оседлое и кочующее; что первое расположено по берегам Волги, а второе занимает ее обширные степи.
Волга уже выше Царицына делится на два рукава: Старую Волгу и Ахтубу, которые, по мере приближения к морю, дробятся на множество ветвей и протоков.
Вдоль этих протоков, на прибрежье, ежегодно удобряемом их весенним разливом, издавна приютилось все оседлое народонаселение Астраханской губернии. Предусмотрительные татары, некогда бывшие хозяевами края, предпочтительно избирали для кочеванья эти места, где стада их находили сочные травы и водопои. Это доказывают развалины Батыевой ставки за Волгой, в казенном селении Селитренном, и начало Астрахани в XIV столетии [С 1318 года. Ср. Хозяйст. опис. Астраханской губернии, стр. 169.].
Вдоль этих волжских протоков, ознаменованных грабежами и разбоями, стали появляться, с 1731 года, казачьи станицы, заведенные потомками стрельцов, переселенцами донскими и казанскими. В черте основанного в 1627 году города Черного Яра [Заложенная там в 1626 году крепость названа была Черноярским новым острогом (Путешествие по России академика Гмелина, т. II, стр. 61).], также около устроенного в 1655 году на Красном Яру [яр значит бугор, возвышенный, крутой берег] укрепления для охранения восточных протоков Волги от морских хищников и под прикрытием Енотаевской крепости, выстроенной в 1741 году для удержания калмыков от набегов, - приютились труд и промысел: вот начало образования тамошних городов. Это поволжское народонаселение увеличилось в прошлом столетии водворением на прибрежном пространстве между городами и станицами крестьян казенных [с 1777 года] и помещичьих [с 1785 года].
Итак, в настоящем его положении, народонаселение, оседло расположенное вдоль протоков Волги, составляют: живущие в станицах казаки, крестьяне казенные и помещичьи (последних очень мало) и татары-поселенцы; да сверх того жители уездных городов: Черного Яра, Енотаевска, губернского города Астрахани и расположенного на одном из ближайших к морю протоков города Красного Яра с уездом. Народонаселение уездных городов составлено почти исключительно из русских: чиновников, торговцев и ремесленников, кроме немногих калмыков, нанимающихся в работы, и киргизов, поступающих в пастухи. В губернском же городе, большинство народонаселения и вместе с тем торгующего класса составляют армяне, татары - горожане и торговцы, персияне, грузины, греки, несколько индийцев и беспрестанно сменяющиеся толпы калмыков, киргизов, каракалпаков и татар разных наименований. Они прикочевывают и откочевывают, и поводы к этому: сбыт скота, покупка русских изделий - торг и мена. Эти толпы разнообразятся еще иногда временным пребыванием в Астрахани хивинцев, бухарцев, трухмен и караногайцев. Прибавьте к этому, что город Астрахань есть средоточие военного, морского и гражданского управления всего этого обширного степного края, и тогда представится вам живая картина столкновения Европы с Азией, самые пестрые толпы народа. Среди их всего более азиатцев: они живут на открытом воздухе, на базарах, у дверей мечетей и входа лавок, на дворах каравансараев и на исадах [иначе не называются в Астрахани мясные и рыбные ряды: название татарское]. Там случается видеть армянского священника рядом с калмыцким жрецом, казака подле персиянина, татарского казыя или муллу, важно толкующего с киргизом; армянина, предлагающего товар свой губернскому франту, одетому в пальто; щеголиху-купчиху подле курносой калмычки; персидского консула, возвращающегося с охоты верхом в сопровождении нукеров [конюхов] и остановившегося поговорить с губернском чиновником, пока на них смотрит из окна черноокая армянка в своем живописном народном костюме; а татарка, покрытая белою чадрой, робко крадется вдоль стен, пробираясь на персидский двор, между тем как сынок ее, быстроглазый татарчонок, догоняет ее, играя недоспелым арбузом как мячиком.
При первом взгляде на подобное сборище, приходит на память стих Пушкина:
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!..
И действительно: где, в каком краю Европы, в каком углу России найдете вы разноплеменность, которая ближе бы подходила к вавилонскому смешению! Разница та, что там никто не понимал друг друга, а здесь русский сговорится со всяким. Пока калмык вытягивает перед русским торговцем какую-то предлинную фразу, составленную из слов русских, калмыцких, татарских и армянских, русский уже понял его, перебивает, дополняет его речь знаками, и оба расходятся, довольные друг другом. Нигде так сильно не поражала меня сметливость моих соотечественников, природный ум народа, способность к изучению языков и то, что так верно назвала пословица «крепостью русского человека задним умом», - как в городах Астраханской губернии, на ватагах рыбопромышленников, на ярмарках и базарах, также во время разъездов по устьям Волги и взморью. Из армян немногие говорят чистым русским языком; татары и персияне также не скоро ему выучиваются, калмыки обыкновенно знают лишь несколько русских слов, - и это оттого, что армяне имеют свои ряды лавок, татары живут особыми слободами и торгуют на своих базарах, куда съезжаются киргизы, трухменцы, каракалпаки и ногайцы, сближаемые с татарами общностью происхождения, веры и наречия; персияне же большею частию приезжают на время в Астрахань, а калмыки работают артелями на рыбных промыслах и соляных озерах, при чем один из них сделывается за всех с промышленником.
Описав оседлое, также временное народонаселение расположенных вдоль волжских протоков станиц и селений, городов уездных и губернского, мы должны обратить внимание на другой отдел астраханского народонаселения - инородцев кочующих.
Течение волжских протоков от Царицына до впадения их в море семьюдесятью двумя устьями, разделяет Астраханскую губернию на две обширные степи.
Одна из них лежит направо от Волги и простирается по нагорной ее стороне до донских пределов, оканчиваясь там хребтом Эргене́, и далее к югу до реки Кумы; а оттуда до селений Кавказской области [собственно, естественные и географические границы Астраханской губернии на юге - река Кума, а на юго-западе - река Маныч; но в числе земель, Высочайше дарованных калмыкам, состоящим в ведомстве астраханского начальства, отданы земли за рекою Манычем под кочевье двух дербетовских улусов до разновладельческих дач Кавказской области: таким образом, астраханские калмыки занимают степи Волги и Маныча]. Эго степь Калмыцкая [кроме этой обширной степи, исключительно занимаемой калмыками, двум улусам дозволяется перекочевывать на незначительное пространство левой (луговой) стороны Волги].
Другая степь, лежащая влево от Волги и простирающаяся по луговой ее стороне до рек Большого и Малого Узеней, есть степь Киргизская.
Названия эти, - впрочем, произвольные, - обозначают лишь кочующих на том и другом пространствах инородцев.
Калмыки, со времени прихода своего в Россию (XVII столетия) и постепенных увеличений их орды прикочевками их единородцев из Монголии, занимали кочевьем своим все пространство от Урала до Волги и от Саратова до Астрахани. Но следующие события уменьшили число калмыцкого народа в означенных пределах:
В 1701 году, вследствие распрей в семействе калмыцкого хана, 15.000 кибиток [на кибитку калмыцкую обыкновенно полагается по 2 души мужеского и по 2 женского пола] калмыков, перешед за Урал, последовали за сыновьями хана в Азию, - и с тех пор выбыли из подданства России.
В 1710 году, 10.000 калмыков, зашедших за Дон, утвердились кочевьем в Земле Войска Донского и были подчинены тамошнему начальству.
В 1744 году, с лишком 3.000 калмыков были окрещены и переведены в Симбирскую губернию, в город Ставрополь, и чрез это отделение подчинились ставропольскому начальству, приняв название ставропольских калмыков.
Окрещенные впоследствии в разное время, калмыки переведены были, в 1764 году, в числе 200 кибиток, на Терек и подчинены моздокскому полковому начальству; это - моздокские крещеные калмыки.
В 1771 году, самая значительная часть орды, перейдя за Урал, выбыла из подданства России. Оставшиеся за этими событиями в Астраханской губернии калмыки остались обладателями степного пространства, далеко не соразмерного с их числом и действительными нуждами. Калмыки эти перебрались тогда за Волгу и расположилось кочевьем в степи приволжской, выше сего названной Калмыцкою. Этих калмыков, которые многочисленностью своею далеко превосходят и донских, или базовых, и ставропольских, и моздокских, называли иногда волжскими калмыками. В Астраханской губернии ни официально, ни частно не употребляется это прилагательное. Когда идет речь или переписка о калмыках, то они просто называются калмыками. Сами они себя никаким прилагательным не отличают, кроме названия улуса, к которому тот или другой из них принадлежит. Так, говорят, напр.: калмыки эркетеневские, хошоутовские. Названия поколений торгоутов, дербетов и т. п. остались достоянием народной истории и преданий, сохранившихся между владельцами и жрецами. Эти доводы, равно как и то, что все эти калмыки, в числе их и кочующие на землях Кавказской области, подчинены учрежденному над ними в Астрахани особому порядку управления и суда; притом, убеждение, что, напр., тех из них, которые кочуют по рекам Куме и Манычу, живут и умирают не видав Волги, неудобно называть волжскими калмыками, - все эти совокупные причины побуждают назвать их астраханскими калмыками, для отличия от их единоплеменников, называемых также, по месту их пребывания и средоточию их управления, ставропольскими, моздокскими и т. п. [Говоря о единоплеменниках калмыков, нельзя пройти молчанием бурят, кочующих в Сибири и, подобно им, преданных ламайскому языческому закону. Двинувшись вместе с калмыками из Великой Монголии к Алтайским горам, племя бурят расположилось кочевать там, пока их соотечественники продолжали следование свое к Уралу и Волге и становились известны там русским под именем «калмыков».] Астраханские калмыки, после описанных происшествий, довольствовались кочевьем вправо от устий Волги, и некоторые улусы переходили лишь изредка на летнее кочевье за Волгу. Все эти земли, не исключая и временного заволжского кочевья, составляющие в совокупности 10 миллионов десятин, отданы были Высочайшею грамматою Императора Павла (1800) в общее владение калмыцкому народу. Поныне все это обширное пространство земель, обильное подножным кормом для стад и табунов, потравляется ими от начала весны до занесения степи снегом. Лишь сойдет первый снег, калмык навьючивает свое кочевое жилье и хозяйство на верблюдов и лошадей, углубляется в степь, отыскивает место, удобное для корма своих животных, располагается на нем в войлочном шатре и, благоденствуя при изобилии баранины, кобылятины, молока, кумыса и приготовляемых из них водки и вина, наслаждается чувственно или остается в созерцании величественно-пустынной степной природы, пока не заметит, что он засиделся [Т. е. пробыл, прожил, не снимая кибитки, не кочуя. О таком временном пребывании на известном месте говорят, что на нем калмыки сидят с кибитками.] на этом месте, что уже не достает корма его скоту, и что пора перебраться на другое место.
Киргизы, кочующие влево от Волги, в степи, названной выше Киргизскою, заняли ее, когда астраханские калмыки, уменьшившиеся в числе, утвердились кочевьем на Высочайше пожалованных им в 1800 году землях. Киргизы это, жившие дотоле за Уралом, перешли за черту его в 1800 году, под предводительством султана Букея, которому вместе с ними отдана Высочайшею грамматою Императора Павла во временное пользование степь между Уралом и Волгою. Впоследствии, по ограничении этого пользования на восток реками Большим и Малым Узенями, даны были киргизам другие участки губерний Саратовской и Оренбургской. Таким образом, ныне эти киргизы, называющиеся букеевскими, или Букеевскою ордою, по имени их предводителя (правившего ими впоследствии с званием хана), также киргиз-кайсаками Внутренней орды [для отличия от зауральских Большой, Средней и Меньшой орд], кочуют на землях трех губерний: Оренбургской, Саратовской и Астраханской, занимая в последней наибольшее пред прочими пространство, и потому, хотя подчинены собственно оренбургскому начальству, однако ж находятся в некоторой зависимости от астраханского.
Как последствие естественных особенностей края, положивших начало промыслам его жителей, и беспрестанных сношений поволжского русского народонаселения с племенами азиатского происхождения, являются в Астрахани диалектические особенности, т. е. там введены издавна в общее употребление слова, возникшие при занятиях промыслами рыбным, тюленьим и соляным, имеющие лишь местное значение, и множество слов, заимствованных у армян, персиян, татар и калмыков, что объясняется численным преобладанием племен азиатских над народонаселением русским. Время от времени они свыклись с речениями, чрез посредство которых начались и поддерживаются их торговые сношения с инородцами, и слова, у них занятые, перешли в употребление и у русских между собою. Таким образом, под именем исады каждый разумеет в Астраханской губернии мясные и рыбные ряды; так, называют соседа - шабер, старика - бабай, мальчика - малайка, волка - бурюк, огород - бахча́, зимний лов - громка, летний - жарко́й лов, речной проток - ерик, залив - култук, колодезь - копань, худук и т. п.
Показав естественные особенности местоположения астраханского края, выгоды, которые они представляют его народонаселению, и разнообразие элементов, из которых оно составлено, бросим взгляд на резкие противоположности в климате и температуре, также в образе жизни, обычаях, нравах, понятиях и наклонностях разноплеменных жителей Астраханской губернии.
Климат северо-западных прибрежий Каспийского моря чрезвычайно непостоянен и представляет самые противоположные явления, происходящие от силы и направления ветров. Из них северные и северо-восточные (в просторечии не различаются и называются ветром верховым, как имеющим направление от верховий Волги) понижают температуру до 30° и 40° мороза; при глубине снега, степных буранах и шурганах (мятелях), они наносят гибель скотоводству номада. Тогда, внезапно подувший юго-восточный или восточный ветер (в просторечии называемый моряна оттого, что дует с моря) приносит ясную и теплую погоду, между тем как он же летом упорно палит землю полуденным зноем, причем температура остается не только по нескольку суток сряду, но и по целым неделям возвышенною до 29° и 30°, а в степи и до 40° в тени, пока внезапное дуновение северного ветра не нарушит на время удушливости жаров. Оно дает вдруг несколько прохладных, а изредка и холодных дней. Лето обыкновенно сопровождается засухою, но в иной год лето бывает самое дождливое. Морозы начинаются то в октябре, то в ноябре; а иногда до декабря и января, изредка и в продолжение всего зимнего времени не бывает ни сильных морозов, ни снега. С покрытия устий Волги льдом начинается зима, а весна - со вскрытием льда. Но волжские устья затираются льдом то в начале ноября, то в декабре, а вскрываются то в начале февраля, то в марте месяце; изредка же и во все зимнее время не бывает льда.
Противоположности, встречаемые в самой почве земли, также весьма замечательны. Так, например, правый берег Енотаевского, Астраханского и южные части Красноярского уездов состоят из кряжей песка, солончака и соляных грязей, между тем как земли, прилегающие к Кавказской области и к Земле Войска Донского, представляют земледельцу почву производительную; там, равно как на левом берегу Ахтубы и на волжских островах, нередко попадается чернозем.
От противоположностей климата и земляной почвы северо-западных берегов Каспийского моря, обратимся к противоположностям, происходящим от различий в образе жизни, понятиях, нравах и наклонностях разноплеменных обитателей этого края. Богатство, изобилие, в котором живет рыбный промышленник, является здесь рядом с жалким положением калмыка - байгуша [так называются калмыки бедные, лишившиеся чрез падеж скота или суровость зим своего степного хозяйства], вышедшего из степи и готового идти, нужды ради, из-за куска хлеба в тяжелую работу на рыбные промыслы или соляные озера; но нищенское положение этого же самого калмыка поразит еще более, если его сравнить с довольством, которым наслаждается предприимчивый русский ловец, возвратившийся из моря, нагрузив свои лодки легкой и обильной добычей и сбывший ее в Астрахани за выгодную цену. Ловцы большею частью - люди верховые [верховыми людьми называются там все прибывшие из губерний, лежащих от Астраханской к северу, т. е. более или менее близких к верховьям Волги]. Дорогая плата, снискиваемая легкой добычей, заставляет их заживаться в Астрахани. Эти-то ловцы, а с ними и волжские бурлаки [так называется тяга и всякий рабочий на волжских судах] в память разгульной жизни, которую ведут они там, прозвали Астрахань Разбалуй-город. - Еще противоположности: барское хлебосольство рыбопромышленников, мелочная расчетливость богатейших из армян, затворническая жизнь их семейств, скромный домашний быт верного долгу чиновника, образованность некоторых из русских купцов и глубокое невежество всей азиатской черни, особенно калмыков, преданных язычеству.
Различие образа жизни, понятий и наклонностей этих разноплеменных жителей оставляет противоположности и в истории края. Калмыки уже два столетия кочуют с стадами своими по обширным степям и, вследствие такой полудикой жизни, не оставили там никаких памятников гражданственности. Двухвековое пребывание свое на обширном степном пространстве обозначили калмыки разве только постройкой нескольких непрочных молитвенных домов, - между тем как множество мечетей, выстроенных татарами, обширные персидские дворы - останутся на будущие времена следами их благоустроенного быта и торговли в Астраханской губернии, точно так же, как теперь опустевший индийский караван-сарай напоминает о торговых оборотах индийцев в Астрахани. Несравненно в большей мере воздвигла себе там памятники торговая предприимчивость армян и их утонченное искусство торговать выгодно. Ими выстроено множество церквей и все лучшие каменные домы в Астрахани. Вообще говоря, столкновение различных понятий, образа мыслей, нравов, обычаев, верований, предрассудков и наклонностей, порождает неисчислимые противоположности; со временем, они будут все более и более изглаживаться, а пока уже настало постепенное сближение общей массы армян, грузин, даже нескольких киргизских и калмыцких владельцев и купцов из персиян и татар с бытом русских - и чрез то подчинение условиям европейского образа жизни.
Сильное нравственное влияние русских видимо преобладает в этом отдаленном краю; но замечателен взгляд на него русского человека. Едучи в Астрахань, я не изменял своей наклонности заводить на пути разговоры с крестьянами. Смышлёная речь их, как верное отражение жизни народа, всегда была в глазах моих полна высокого, самобытного значения. Так, на пути в Астрахань, случалось мне часто спрашивать у ямщиков: из тамошних ли они жителей? - и обыкновенным ответом было: «Нет, я не здешний, я из России». - «Как из России?» - «Да, барин, из Тамбовской (или другой какой-нибудь) губернии…» - «А разве здесь не такая же губерния?» - «Куда, барин, такая же… не вишь что ли, что здесь все татара да калмыки?»
См. также:
• В. В. Григорьев. Русская политика в отношении к Средней Азии;
• В. Бергман. Судьба персиянина Василия Михайлова у калмыков, киргиз и хивинцев;
• Ф. Гёбель. Обзор путешествия профессора Гебеля в степи Южной России в 1834 году;
• А. М. Фадеев. Воспоминания;
• И. С. Аксаков. Астраханские письма;
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда;
• В. П. Мельницкий. Переезды по России в 1852 году;
• В. И. Немирович-Данченко. По Волге. (Очерки и впечатления летней поездки);
• А. Н. Харузин. Степные очерки (Киргизская Букеевская орда).