О разбоях на Каспийском море
Г. С. Карелин. Журнал экспедиции 1832 года. Приложение 3. О разбоях на Каспийском море // Записки Императорского Русского географического общества по общей географии. Том X. 1883.
Т. Г. Шевченко. Скала «Монах». 1853
С давнего времени северо-восточные берега Каспийского моря страшны были рыбопромышленникам, по производившимся при них морским разбоям. Еще незадолго пред сим в немалом числе разбиваемы были суда промышленников, а экипажи с оных умерщвляемы или увлекаемы в неволю. Отваживались нападать на суда большие и удачно схватывались с самыми смотрителями эмбенских участков. Однако же редко осмеливались действовать открытою силою, но почти всегда нападали врасплох на хмельных, сонных или неосторожных. Разбойничали же обыкновенно киргизы разных племен адаевского рода, и преимущественно мугалы, тобыши, туркмен-адайцы, а отчасти джименеи и кунан-урусы [Об участии в разбоях сих последних двух племен доказывается надгробными памятниками на знаменитом святом кладбище Сяй-Исеме, при заливе Кайдаке. Здесь над некоторыми из джименеев и кунан-урусов поставлены камни, с вырезанными на них изображениями судов как эмблемы промысла умерших.]. Главнейшие места разбоев простирались от косы Жилой, мимо бывших устьев Эмбы, вдоль островов Бакланьих и Аистовых, до Арал-Мирзы и далее по завороту северного берега Мертвого Култука до бугров Долгих; а сборным местом или притоном служили эмбенские берега.
Когда же киргизы адаевского рода вытеснили с полуострова Бузачи туркменов поколений абдальского и бузачи, то большею частью перешли на западный берег полуострова, из многочисленных заливов и проранов коего отправляли похвальное ремесло свое еще с большею безопасностью [В сих подвигах верными им помощниками, а иногда и предводителями были: беглые матросы, солдаты, музуры и всякого рода преступники, особенно из татар.]. Но, вместе с необычайным обмелением берегов, притоны пиратов по сю сторону Мертвого Култука совершенно исчезли, а на берегах Бузачи соделались так слабы и ничтожны, что ловцы самой незначительной кусовой лодки должны приписывать собственной неосторожности, если попадут в киргизские руки. Во время плавания в нынешнем году экспедиции вдоль северо-восточных берегов Каспийского моря я, сколько обстоятельства дозволяли, с возможным тщанием старался осматривать все заливы, бухты, прораны и поросшие густым камышом острова, в коих можно было подозревать убежища хищников. Но повсюду нашел я прибережья столь мелкими, что к камышам или к земле не было возможности провести не только какой бы то ни было величины морского рыболовного судна, но даже простой косной лодки. Об одном только месте, у северной части Колпиной косы, рассказывали мне астраханские ловцы, будто имеется довольно глубокий проран или фарватер, достаточный для прохода кусовой лодки в находящееся за узкою полосою земли длинное озеро или залив, которое с южной стороны также соединяется с морем. Однако же этому худо я верю, ибо плывя мимо сего места, только чрез 9 и 8½ футов глубины, находился я от берега не ближе 12 верст. Притом же берега повсеместно представлялись плоскими.
Наиболее страшны рыбопромышленникам урочища, начиная от мыса Колпиного до островов Долгого и Орлова. Наслышавшись об опасности сих мест, я нарочно ездил сам и посылал офицеров с лоцманами изведать число и глубину проранов, а также освидетельствовать усмотренные с мачт, за узкими полосами земли, пространные озера и заливы. Но ни в один из девятнадцати проранов не могли мы въехать косными лодками, и едва только особенными усилиями казаков удалось в двух местах протащить малые уральские бударки. Посему киргизцы, если и имеют запрятанными в густоте камыша какие-либо лодки, то не иначе как тюленьи или небольшие подъездные. Но что могут они на них сделать? Успех их никогда не может быть следствием верного расчета или превосходства в средствах, но просто счастливой случайности. Посему-то все действия их на море ограничиваются следующим: из-за камышей высматривают они суда, становящиеся на порядки, отнюдь сами не показываясь; долго сторожат, выжидая, не сделано ли будет какой-либо оплошности. - Когда же заметят, что люди разъедутся в дальние места к сетям, перепьются в праздник или залягут спать, не оставя караульного, то подплывают в тишине, в возможно большом числе к судну и, взошед на борт, закрывают люки. Завладев судном, легко управляются с людьми, и если надеются поблизости на легкую, верную добычу, то, перерядившись в платье полоненных музуров, приказывают лоцману плыть к ближайшему рыболовному судну, причем снаравливают, чтобы подойти к оному в сумерки. Если же не надеются на возможность непременного грабежа, то, сведя на берег людей, забрав имущество, клажу, паруса и такелаж, судно сажают на мель и потом сжигают. При сем стараются только собрать железо. Случалось и так, что киргизы, заметя стоящее на якоре большое, хорошее судно, выжидали только темной ночи и сильного морского ветра; потом подплывали тихонько и обрубали якорный канат, отчего судно выносило на мель или разбивало о берега.
Но как рыбопромышленники стали несравненно осторожнее, и в особенности боятся западного берега полуострова Бузачи, то естественно, что разбои вышеозначенными средствами ограничиваются весьма немногими случаями. Между тем, однако же, известно, что за два года пред сим взято было более 200 человек: число весьма значительное, если принять в соображение, что во все Эмбенские воды берется из астраханской рыбной экспедиции билетов только на 1.500 лодок и что на кусовых судах при двух, трех и четырех лодках бывает не более как от 5 до 10 человек; на меньших же по 3 и даже по 2 человека. И где же совершаются убийства и пленения? На западном, на русском берегу Каспийского моря, пред самыми волжскими устьями: у Каралата, Харбая, на Синем морце и проч. Посему предполагать, чтобы пастухи киргизцы осмеливались переплывать чрез всю ширину моря, в беспрестанном опасении встретить крейсирующие военные и сильные купеческие суда, более чем неосновательно. Вероятнейшим кажется, что виновниками таковых хищений суть астраханские татары слободы Царевской и укрывающиеся там с давнего времени и в немалом числе киргизцы. В бытность мою в начале нынешнего года в Астрахани, получил я верное сведение, что некоторые из последних завелись там домами и проживают с семействами, не имея никаких письменных видов. Известно и то, что не очень в давнем времени множество бродяг, именовавших себя выходцами из земли каракалпаков, получили от астраханского начальства виды на свободное проживание: часть из них потаенно забирается даже в кочевья киргизцев Внутренней орды. Сии самозванцы каракалпаки ославились как отъявленные негодяи, готовые на всякое преступление. Весьма может статься, что они имеют тайные связи с адаевскими киргизцами и находят легкие случаи разбойничать с ними заодно.
Мне сказывали, что существовало прежде узаконение, в силу коего постановлялось непременным правилом, дабы экипажи судов, отвозящие хивинцев, товары и хлеб на мену в мангишлакские пристани, не иначе составлялись, как наполовину из русских и магометан или других иноверцев; но что в недавнее время столь справедливое и необходимое постановление отменено, с разрешением хозяевам судов брать экипаж по собственному их усмотрению или произволу. Почему же не предположить, что корыстолюбивые татары и преступные бродяги могут воспользоваться таковою свободою, захватывая малые и большие суда, на пути им встречающиеся, которые затопив, экипажи продают хивинцам или отвозят к ожидающим их по предварительному соглашению киргизцам.
Предположение это тем вероятнее, что: 1) сему уже имелись опыты, и в доказательство может быть приведен астраханский татарин Нияз, уличенный в том, что под видом торговых по морю разъездов хватал людей и продавал их в неволю; 2) выбегавшие из Хивы пленники и экипажи ускользнувших от хищников судов единогласно утверждают, что люди на разбойничьих судах, хотя имеют лица преимущественно азиатские, но чисто говорят по-русски и знают морское дело; 3) как выше уже замечено, кусовым лодкам на восточных берегах от эмбенских устьев до залива Кочака укрыться негде; 4) разбои на море, совершаемые в соседстве самой Астрахани, слишком отважны для предприимчивости такого народа, каковы полудикие адаевские киргизы, ибо, 5) зимою остаются на острове Кулалы обширные заведения, казармы и запасы тюленщиков, под присмотром четырех или пяти старых караульщиков, но несмотря на то, что можно пробраться туда по льду и что северо-восточные берега Каспийского моря усеяны киргизскими кочевьями, никогда еще не отваживались ордынцы на попытку сжечь или разграбить оные.
При ближайшем рассмотрении всех изложенных выше обстоятельств кажется мне, что для искоренения морских разбоев необходимо потребно:
Первое: Построить два укрепления: одно в Туманных горах, на берегу залива Кайдака, а другое при урочище Онгуджа, между Старым Мангишлаком и Тюп-Караганскою пристанью. Суда могут останавливаться за косою Селинлы, у Сарташа. И то и другое не только будут соответствовать сей цели, но соделаются верными средствами к грозному влиянию как на разные племена адаевских киргизов, так и на самих туркменцев.
Второе: запретить, чтобы ни под каким предлогом суда, плавающие к берегам Туркмении, не имели экипажа, составленного из одних мусульман.
Третье: чтобы в Астрахани обращаемо было особенное внимание на проживающих там и весною множественно скопляющихся бродяг.
Карелин
Оренбург,
9 сентября 1832 г.
См. также:
• Рапорты Карелина министру финансов графу Канкрину;
• Из воспоминаний о Г. С. Карелине.
Т. Г. Шевченко. Скала «Монах». 1853
С давнего времени северо-восточные берега Каспийского моря страшны были рыбопромышленникам, по производившимся при них морским разбоям. Еще незадолго пред сим в немалом числе разбиваемы были суда промышленников, а экипажи с оных умерщвляемы или увлекаемы в неволю. Отваживались нападать на суда большие и удачно схватывались с самыми смотрителями эмбенских участков. Однако же редко осмеливались действовать открытою силою, но почти всегда нападали врасплох на хмельных, сонных или неосторожных. Разбойничали же обыкновенно киргизы разных племен адаевского рода, и преимущественно мугалы, тобыши, туркмен-адайцы, а отчасти джименеи и кунан-урусы [Об участии в разбоях сих последних двух племен доказывается надгробными памятниками на знаменитом святом кладбище Сяй-Исеме, при заливе Кайдаке. Здесь над некоторыми из джименеев и кунан-урусов поставлены камни, с вырезанными на них изображениями судов как эмблемы промысла умерших.]. Главнейшие места разбоев простирались от косы Жилой, мимо бывших устьев Эмбы, вдоль островов Бакланьих и Аистовых, до Арал-Мирзы и далее по завороту северного берега Мертвого Култука до бугров Долгих; а сборным местом или притоном служили эмбенские берега.
Когда же киргизы адаевского рода вытеснили с полуострова Бузачи туркменов поколений абдальского и бузачи, то большею частью перешли на западный берег полуострова, из многочисленных заливов и проранов коего отправляли похвальное ремесло свое еще с большею безопасностью [В сих подвигах верными им помощниками, а иногда и предводителями были: беглые матросы, солдаты, музуры и всякого рода преступники, особенно из татар.]. Но, вместе с необычайным обмелением берегов, притоны пиратов по сю сторону Мертвого Култука совершенно исчезли, а на берегах Бузачи соделались так слабы и ничтожны, что ловцы самой незначительной кусовой лодки должны приписывать собственной неосторожности, если попадут в киргизские руки. Во время плавания в нынешнем году экспедиции вдоль северо-восточных берегов Каспийского моря я, сколько обстоятельства дозволяли, с возможным тщанием старался осматривать все заливы, бухты, прораны и поросшие густым камышом острова, в коих можно было подозревать убежища хищников. Но повсюду нашел я прибережья столь мелкими, что к камышам или к земле не было возможности провести не только какой бы то ни было величины морского рыболовного судна, но даже простой косной лодки. Об одном только месте, у северной части Колпиной косы, рассказывали мне астраханские ловцы, будто имеется довольно глубокий проран или фарватер, достаточный для прохода кусовой лодки в находящееся за узкою полосою земли длинное озеро или залив, которое с южной стороны также соединяется с морем. Однако же этому худо я верю, ибо плывя мимо сего места, только чрез 9 и 8½ футов глубины, находился я от берега не ближе 12 верст. Притом же берега повсеместно представлялись плоскими.
Наиболее страшны рыбопромышленникам урочища, начиная от мыса Колпиного до островов Долгого и Орлова. Наслышавшись об опасности сих мест, я нарочно ездил сам и посылал офицеров с лоцманами изведать число и глубину проранов, а также освидетельствовать усмотренные с мачт, за узкими полосами земли, пространные озера и заливы. Но ни в один из девятнадцати проранов не могли мы въехать косными лодками, и едва только особенными усилиями казаков удалось в двух местах протащить малые уральские бударки. Посему киргизцы, если и имеют запрятанными в густоте камыша какие-либо лодки, то не иначе как тюленьи или небольшие подъездные. Но что могут они на них сделать? Успех их никогда не может быть следствием верного расчета или превосходства в средствах, но просто счастливой случайности. Посему-то все действия их на море ограничиваются следующим: из-за камышей высматривают они суда, становящиеся на порядки, отнюдь сами не показываясь; долго сторожат, выжидая, не сделано ли будет какой-либо оплошности. - Когда же заметят, что люди разъедутся в дальние места к сетям, перепьются в праздник или залягут спать, не оставя караульного, то подплывают в тишине, в возможно большом числе к судну и, взошед на борт, закрывают люки. Завладев судном, легко управляются с людьми, и если надеются поблизости на легкую, верную добычу, то, перерядившись в платье полоненных музуров, приказывают лоцману плыть к ближайшему рыболовному судну, причем снаравливают, чтобы подойти к оному в сумерки. Если же не надеются на возможность непременного грабежа, то, сведя на берег людей, забрав имущество, клажу, паруса и такелаж, судно сажают на мель и потом сжигают. При сем стараются только собрать железо. Случалось и так, что киргизы, заметя стоящее на якоре большое, хорошее судно, выжидали только темной ночи и сильного морского ветра; потом подплывали тихонько и обрубали якорный канат, отчего судно выносило на мель или разбивало о берега.
Но как рыбопромышленники стали несравненно осторожнее, и в особенности боятся западного берега полуострова Бузачи, то естественно, что разбои вышеозначенными средствами ограничиваются весьма немногими случаями. Между тем, однако же, известно, что за два года пред сим взято было более 200 человек: число весьма значительное, если принять в соображение, что во все Эмбенские воды берется из астраханской рыбной экспедиции билетов только на 1.500 лодок и что на кусовых судах при двух, трех и четырех лодках бывает не более как от 5 до 10 человек; на меньших же по 3 и даже по 2 человека. И где же совершаются убийства и пленения? На западном, на русском берегу Каспийского моря, пред самыми волжскими устьями: у Каралата, Харбая, на Синем морце и проч. Посему предполагать, чтобы пастухи киргизцы осмеливались переплывать чрез всю ширину моря, в беспрестанном опасении встретить крейсирующие военные и сильные купеческие суда, более чем неосновательно. Вероятнейшим кажется, что виновниками таковых хищений суть астраханские татары слободы Царевской и укрывающиеся там с давнего времени и в немалом числе киргизцы. В бытность мою в начале нынешнего года в Астрахани, получил я верное сведение, что некоторые из последних завелись там домами и проживают с семействами, не имея никаких письменных видов. Известно и то, что не очень в давнем времени множество бродяг, именовавших себя выходцами из земли каракалпаков, получили от астраханского начальства виды на свободное проживание: часть из них потаенно забирается даже в кочевья киргизцев Внутренней орды. Сии самозванцы каракалпаки ославились как отъявленные негодяи, готовые на всякое преступление. Весьма может статься, что они имеют тайные связи с адаевскими киргизцами и находят легкие случаи разбойничать с ними заодно.
Мне сказывали, что существовало прежде узаконение, в силу коего постановлялось непременным правилом, дабы экипажи судов, отвозящие хивинцев, товары и хлеб на мену в мангишлакские пристани, не иначе составлялись, как наполовину из русских и магометан или других иноверцев; но что в недавнее время столь справедливое и необходимое постановление отменено, с разрешением хозяевам судов брать экипаж по собственному их усмотрению или произволу. Почему же не предположить, что корыстолюбивые татары и преступные бродяги могут воспользоваться таковою свободою, захватывая малые и большие суда, на пути им встречающиеся, которые затопив, экипажи продают хивинцам или отвозят к ожидающим их по предварительному соглашению киргизцам.
Предположение это тем вероятнее, что: 1) сему уже имелись опыты, и в доказательство может быть приведен астраханский татарин Нияз, уличенный в том, что под видом торговых по морю разъездов хватал людей и продавал их в неволю; 2) выбегавшие из Хивы пленники и экипажи ускользнувших от хищников судов единогласно утверждают, что люди на разбойничьих судах, хотя имеют лица преимущественно азиатские, но чисто говорят по-русски и знают морское дело; 3) как выше уже замечено, кусовым лодкам на восточных берегах от эмбенских устьев до залива Кочака укрыться негде; 4) разбои на море, совершаемые в соседстве самой Астрахани, слишком отважны для предприимчивости такого народа, каковы полудикие адаевские киргизы, ибо, 5) зимою остаются на острове Кулалы обширные заведения, казармы и запасы тюленщиков, под присмотром четырех или пяти старых караульщиков, но несмотря на то, что можно пробраться туда по льду и что северо-восточные берега Каспийского моря усеяны киргизскими кочевьями, никогда еще не отваживались ордынцы на попытку сжечь или разграбить оные.
При ближайшем рассмотрении всех изложенных выше обстоятельств кажется мне, что для искоренения морских разбоев необходимо потребно:
Первое: Построить два укрепления: одно в Туманных горах, на берегу залива Кайдака, а другое при урочище Онгуджа, между Старым Мангишлаком и Тюп-Караганскою пристанью. Суда могут останавливаться за косою Селинлы, у Сарташа. И то и другое не только будут соответствовать сей цели, но соделаются верными средствами к грозному влиянию как на разные племена адаевских киргизов, так и на самих туркменцев.
Второе: запретить, чтобы ни под каким предлогом суда, плавающие к берегам Туркмении, не имели экипажа, составленного из одних мусульман.
Третье: чтобы в Астрахани обращаемо было особенное внимание на проживающих там и весною множественно скопляющихся бродяг.
Карелин
Оренбург,
9 сентября 1832 г.
См. также:
• Рапорты Карелина министру финансов графу Канкрину;
• Из воспоминаний о Г. С. Карелине.