Военная экспедиция по закраинам льда, у восточных берегов Каспийского моря
Е. П. Ковалевский. Военная экспедиция по закраинам льда, у восточных берегов Каспийского моря // Ковалевский Е. П. Странствователь по суше и морям. - СПб., 1843.
В. Ф. Тимм. Уральский казак и вышка. 1843
Мы, русские, не любим говорить о себе; велено - сделано, да и забыли о том. Но я возобновляю смелую экспедицию наших уральцев в памяти тех, которые участвовали в ней.
Частые и смелые грабежи, производимые кочующими киргизами адаевского рода у восточного берега Каспийского моря, истощили терпение нашего правительства и принудили его принять решительные меры к обузданию дерзких корсаров. Нужны были меры грозные и быстрые, несмотря на зимнюю пору, а потому предположено было генерал-адъютантом Перовским снарядить военную экспедицию: это было в конце 1836 года.
Зимняя экспедиция предпочиталась и потому, что восточный берег Каспийского моря, от наших границ и до Мангышлака, лишен воды, которую в зимнюю пору можно было заменить снегом; к снегу же казачьи лошади, породы киргизской, скоро привыкают. Сверх того, в это время года, киргизский скот, от дурных кормов и суровости зимы, изнурен и мало способен к перекочеванию из одних мест на другие, к чему киргизы обыкновенно прибегают летом, чтобы избегнуть встречи с русскими отрядами, посылаемыми в степь для наказания виновных. Но вопрос состоял в том, какой путь избрать для отряда: по льду морем или берегами твердой земли?
Путь берегом изгибался и уклонялся от прямого направления повсюду; невозможно было пройти пространство, заключающееся от оконечности нашей Уральской линии до Мангышлака, 1200 верст, по дурной дороге, по снегам, не изнурив совершенно лошадей, еще до прибытия отряда на место, где надобно было ему действовать быстро, чтобы застигнуть киргизов врасплох или преследовать их.
Путь морем, по льду, несравненно прямее и легче для лошадей, чем берегом твердой земли, но он небезопасен; порывистый восточный ветер нередко отторгает льдины от самых берегов и уносит их в открытое море, вглубь.
Предпочли этот последний путь, темь более что он совершенно укрывал наши движения от дозора киргизов и доставлял возможность застать их на месте; положено, однако, было, чтобы отряд, для безопасности своей, держался малой глубины, где лед тверже и редко уносится в море, а между теме путь этот к Мангышлаку все-таки значительно сокращался.
Отряд в 500 человек уральских отборных казаков был снаряжен с двумесячным запасом фуража и провианта, на лучших киргизских лошадях, и так поспешно и тайно, что даже, не исключая своих, все думали, что это обыкновенный наряд казаков на полинейную уральскую службу, а не для военной экспедиции.
Начальство над отрядом вверено было полковнику Мансурову, а помощниками ему даны были подполковник Данилевский и адъютант генерал-адъютанта Перовского, лейб-гвардии гусарского полка штабс-ротмистр Челяев, которые, в случае болезни начальника отряда или кого-нибудь из них, могли заменять один другого.
Мы уже заметили, что для достижения цели экспедиции необходима была быстрота, чтобы киргизы не проведали преждевременно об идущем к ним отряде и не перекочевали вглубь степи, к туркменам или к хивинским границам, и тем не избегли наказания русских, а потому экспедиция не иначе могла состояться, как на лошадях, без верблюдов; каждый казак ехал в санях, в которых находилось двумесячное его и лошади продовольствие; но по достижении нашего Новоалександровского укрепления, отстоящего от г. Гурьева около 500 верст по морю, должен был оставить сани в укреплении и действовать верхом, по усмотрению начальника, на всем протяжении непокорных киргизов, кочевавших в трехстах верстах от Новоалександровска.
Сборным местом для отряда назначена была станица Сарайчиковская, куда в два дня казаки, снаряженные в экспедицию, собрались из своих станиц, а на третий день, 21-го ноября 1836-го года, выступили, и пришли 24-го числа в г. Гурьев, откуда отряд должен был идти в поход, по льду, морем. 25-го декабря, по случаю праздника, была в Гурьеве дневка, а 26-го, на рассвете, пользуясь небольшими морозами, от 8 до 10°, отряд выступил в поход, держась в виду берегов, на малой морской глубине, делая переходы от 40 и до 50 верст в день. Лед был гладок как зеркало, и лошади, подкованные на острых шипах, не чувствовали почти тяжести саней. Ночлеги бывали на льду, большею частию у самых берегов, где рос камыш, вполне заменявший дрова, а вместо воды, во все время нахождения отряда в пути, казаки употребляли снег и лед, к которому совершенно привыкли.
Странным казалось для людей, в первый раз бывших зимою на море, видеть огонь, горевший несколько часов сряду на льду, не разрушая его.
Отряд шел в следующем порядке: трое гурьевских, опытных на море казаков ехали впереди отряда, в 200 саженях, и время от времени пробивали лед железными пешнями, измеряя глубину казачьей пикой и стараясь держаться моря не более 1½ или 2 саж. глубины; за ним шел отряд.
Передовые казаки давали знать немедленно отряду, если замечали какую-либо опасность: большие полыньи или рыхлость льду, для обхода которых требовалось иногда углубляться в море или приближаться к берегам, отдалявшим от прямого пути; в первом случае начальник отряда принимал, сколько в его зависимости было, меры для отвращения каких-либо несчастий. Отряд шел в пять рядов, каждый ряд состоял из 100 саней. В таком порядке он следовал шесть переходов от г. Гурьева морем, без всяких особенных приключений; правда, не было перехода, чтоб несколько раз в день лед, не слишком окрепший, не проваливался под санями отряда. Сначала, пока не привыкли, подобные случаи производили тревогу в отряде, но как они повторялись часто, без всяких дурных последствий, то с ними свыклись до такой степени, что они порождали в казаках общий смех. Когда в отряде, бывало, закричат: «Врозь!», каждый догадывался, что лед под кем-нибудь провалился, и, выдвинувшись со своими санями на простор, сам спешил к месту, где нужно было оказывать помощь.
На 7-м переходе, в день Нового года, в 80-ти верстах от Новоалександровского укрепления, отряд пошел на перерез бухты, глубоко вдавшейся в поре, и таким образом представлявшей значительный обход; отряд перерезывал эту бухту наискось, избегая по возможности глубины моря. Мороз был в 15°; сильный восточный ветер дул прямо в море. Отряд уже приближался к берегу моря, как вдруг порывистым ветром между 4 и 5-ю сотнею разломало лед и разделило их от прочих водою. Четыре сотни, бывшие с левой стороны, кинулись к берегу, а 5-я сотня, отделенная таким образом от отряда водою на 40 саж., осталась на месте, на огромной массе льду, имеющей в окружности несколько верст.
Между тем как первые сотни выпрягали своих лошадей, чтобы поспешить на помощь 5-й сотне, с ужасом увидели передовых казаков, оторванных ветром, на небольшой глыбе, уносимой в море. Но мы на время оставим этих пловцов на жертву бури и моря и обратимся к 5-й сотне.
Воспользовавшись минутным затишьем, казаки с удивительною быстротою нарубили и наловили плавающих ледяных глыб; укрепив их одна к другой веревками и пешнями, составили таким образом плавающий мост и довели его с берегового льда до глыбы, на которой находилась 5-я сотня. По мере того, как льдины ломались при переправе под лошадьми, их заменяли новыми, и к чести уральских офицеров должно заметить, что ни один из них не хотел быть на безопасном месте, пока не переправили таким образом всех казаков с тяжестями, и оставались на живых мостах, которые, от поднявшегося вновь восточного ветра, могло унести вместе с ними в открытое море. Эта необыкновенная переправа продолжалась, на 2-х саж. глубины, около 1½ часа, и только двое саней пошло ко дну моря.
Обратимся к передовым казакам.
Еще за несколько часов времени до того, как 5-я сотня оторвалась от большой колонны, адъютант Челяев, знакомый с этими местами прежде, и бывший уже с генерал-адъютантом Перовским в Новоалександровском укреплении, заметил, что передовые, желая прямее выйти к выдавшемуся мысу, заходили далеко в море; опасаясь каких-нибудь последствий для отряда, если он попадет на большую глубину при столь сильном ветре, Челяев опередил отряд в своих легких санях. Догнавши передовых, он тотчас велел остановиться, пробить лед и измерить глубину. Сказано - сделано. В одну минуту казаки проломали лед, опустили в воду пику, но дна не достали; бросили лот, и он показал глубину 3-х саженей. Челяев рукою дал знать приближающемуся отряду, чтобы он поворотил влево, ближе к берегу, а сам, повернув также влево, остался вместе с передовыми казаками, чтобы чаще промеривать море, пока отряд не выйдет на 1½- или 2-саж. глубину. Наконец передовые приближались уже к тому месту, где берег выходит мысом в море и были от него не далее как в 3-х верстах, как вдруг раздался крик: «Отлом!» Челяев увидел между собою и берегом, наискось, куда хотел вывесть отряд, воду; он обратился назад, чтоб дать знать о том отряду, но, к удивлению своему, увидел в то же время несущуюся влево, ближе к берегу, всю колонну на рысях, а одну небольшую часть на месте (это была 5 сотня). Передовые пустились влево к берегу, чтоб присоединиться к отряду, но скоро остановлены были и с этой стороны водою; они бросились назад, по направленно к 5-й сотне, но и тут было море. В таком положении передовые увидели себя окруженными со всех сторон разъяренным открытым морем, на льдине, имевшей в окружности одну версту, которую силою ветра несло прямо вглубь и время от времени уменьшало в объеме. Тут делать было нечего! Челяев, однако, обратился к казакам с вопросом, не придумают ли они чего-нибудь для общего спасения, пока еще их льдина не очень отдалена от твердой массы льду. На что казак, из Гурьева городка, по фамилии Соболев, отвечал с совершенным хладнокровием, указывая на волнующееся море: «Ничего, ваше высокоблагородие! кабы еще лед был тверд и не ломало его, да был бы у нас провиант с собою, тогда, может, Бог и помиловал бы нас; но льдину нашу несет прямо в море и на глуби скоро ее искрошит; если ж она уцелеет и пристанет куда-нибудь к большой льдине, мы, без провианта, умрем голодом и холодом». Нельзя было не удивляться той твердости и присутствию духа, с какими казаки ожидали видимой гибели, тем более что каждый из них хорошо понимал настоящее свое положение.
Сначала эта горсть людей, кинутых в открытое море, на утлой льдине, отделялась от твердых льдов водою всего около 40 саженей, так что, невзирая на шум волновавшегося моря, Челяев с казаками слышали, как с того берега кричали им: «Дадим помощь или сами погибнем!» Но через несколько минут порывистым ветром отнесло льдину в море за версту и бросало во все стороны по воле бурной стихии более получаса, отламывая куски волнением до того, что под конец она представляла небольшую массу, имевшую около 200 саженей в окружности. Тут уральские казаки показали, чего этот бойкий и молодецкий народ не сделает из любви к своим и неустрашимому духу. Знавшие прежде в экспедициях адъютанта Челяева и желая спасти его с передовыми, они изобретали разные несбыточные для того средства, с явным пренебрежением всякой опасности; наконец урядник Карп Гурьев и казак Иван Климов, бывшие на берегу, вызвались разделить участь с Челяевым, и на этот конец придумали связать накрепко веревками двое порожних саней, сесть в них самим, запастись провиантом на достаточное время и пуститься в море по ветру, куда отнесло передовых, и немедленно занялись приготовлением этих необыкновенных лодок. Самоотвержение было велико, но оно могло принести пользу погибающим только в том случае, когда бы они пристали куда-нибудь к острову.
Прошло более получаса самого томительного ожидания для бедных пловцов; ветер стал мало-помалу утихать и переменяться, и вдруг раздался крик: «Братцы: город городит!» Казаки устремились в ту сторону, куда указывал один из них, восклицая: «Спасение! шиханы ставить!» Слыша в первый раз в жизни своей эти слова и не понимая их значения, Челяев спрашивал, чему они обрадовались. Тут, на походе, казак Соболев сказал ему, что от переменившегося ветра их повернуло в сторону и придвинуло к стоящему крепкому льду, от напора которого льдину, где они находились, начало ломать и коробить, что уральцы называют «шиханы ставить» или «город городит». Приближаясь к окраине шагом, со всеми предосторожностями, и боясь за каждую минуту, чтоб не проломился под ними лед, уже очень ослабший от бывшего волнения, казаки увидели, что они все еще отделены от твердых льдов водою аршина на полтора. Ожидать было некогда, потому что их рыхлая льдина быстро разрушалась; надобно было действовать немедленно; попробовали заставить лошадей перескочить через полынью с санями, и бедное животное, дрожа как лист, но чуя близкую опасность, повиновалось голосу, и все трое саней очутились на той стороне; за ними последовали казаки и Челяев.
Совершивши эту переправу, путники наши не были в безопасности; они не знали, соединяется ли эта льдина с берегом или составляет пловучую массу, подобную той, на которой они находились, и, побуждаемые первым влечением, решились ехать по тому направлению, откуда их унесло ветром в море. Вдали синелся горизонт, позади волновалось и шумело море; а перед ними стлалась гладкая и блестящая как стекло поверхность льда. Далеко, верст за 5, приметно было движение людей, но было ль это на берегу или на льду, нельзя было отличить. Путники пустились на рысях, и вскоре достигли их; это была пятая сотня, уже переправлявшаяся на своих пловучих мостах.
Легко вообразить восторг казаков: они выбежали к ним навстречу; увлекаясь общим чувством радости, обнимали Челяева и передовых казаков без различия. Но радость полковника Мансурова, связанного с Челяевым дружбою и полагавшего его гибель неминуемою, была неизъяснима. Переправа 5-й сотни, а с нею передовых, продолжалась около 2 часов, после чего они присоединились к отряду, стоявшему на безопасном месте около самых берегов, где и провели ночь.
С этого ночлега отряд подвигался вперед, держась берегов, и потому ему пришлось делать большие обходы: однако ж, на третий день, он благополучно прибыл в Новоалександровское укрепление, где, передневав, выступил в дальнейший путь, тем же порядком и морем. По достижении Колпинного кряжа и Бозачи, верстах во 100 от укрепления, отряд оставил свои тяжести и, устроив из них вагенбург, взял семидневное продовольствие и пошел далее к местам кочующих киргизов. Разведав о их близкой кочевке, казаки оставили при небольшом прикрытии продовольствие, а сами пошли рысью к кочевьям киргизов, тогда только заметивших приближение русских и готовившихся к перекочеванию; удивление киргизов было чрезвычайно; долго не верили они собственным глазам, пока наконец истина не явилась перед ними во всей своей ужасающей наготе. Правда, за несколько времени до того, между ними разнеслись странные вести, что иногда, на море, были видны блуждающие огни; иногда показывалась на северо-западном горизонте какая-то неопределительная полоса, словно стадо сайгаков перекочевывало; раз даже прибрежные киргизы, припав к земле, слышали вдали какой-то гул; но все это почитали сверхъестественным явлением, а вовсе не приближением русских, движение которых еще от самых границ не могло бы от них укрыться. Словом, казаки громом упали на них, разбили, разметали в разные стороны, многих взяли в плен, перекололи защищающихся. Потом отряд, присоединив к себе оставленных за несколько верст казаков, разделился надвое и пошел далее, назначив общий пункт для соединения - место, где оставлены были сани. Две недели сряду оба отряда были в беспрестанных движениях, преследуя, настигая и поражая бегущих киргизов.
Данилевскому удалось захватить и сжечь три большие лодки, скрытые в камышах, на которых киргизы выходят в море на грабежи.
Эту экспедицию они обыкновенно совершают таким образом: заметив русских рыбопромышленников, беспечно стоящих в море, скрываются в своих лодках, выставляют рыболовные снасти, чтоб лучше обмануть их, и, выждав попутный ветер, быстро налетают на них и захватывают часто совершенно беззащитных; потом, как водится, судно разбирают на дрова, а людей уводят в неволю или на продажу.
Чрез три недели оба разделившиеся отряда соединились, со всеми пленными и множеством отбитого ими скота, и возвратились обратно в Новоалександровское укрепление, а оттуда в свои границы, морем же, после 6-недельной и трудной экспедиции. Цель была вполне достигнута. Киргизы твердо помнили кару русских, перестали веровать в невозможность экспедиции с нашей стороны в зимнее время, и долго не покушались на грабежи в море.
Другие очерки из «Странствователя по суше и морям» Е. П. Ковалевского:
• Зюльма, или женщина на Востоке. (Ташкент);
• Английские офицеры в Средней Азии;
• Туркменец Рахман-Аяз;
• Поездка в Кульджу.
Приложение: история из «Матросских досугов» В. И. Даля (1853):
Переправа
Отряд, посланный из Гурьева зимой, по льду, для поисков и наказания киргизов, шел прямым путем, в перевал моря; этим сокращалось гораздо более половины пути противу берегового, окольного. Зима была строгая и лед довольно надежный, но все надо было остерегаться моряны, которая могла взломать лед и разметать под отрядом в разные стороны. После таких взломов, которые случаются там каждую зиму по несколько раз, лед местами спирает и ставит козлом, а местами разгоняет, оставляя широкие маины, или полыньи.
Отряд шел уже третьи сутки хорошо, - но вдруг остановился: перед носом была широкая маина, которая тянулась в оба конца сколько было глазу видно.
Старый уральский казак подъехал и, глянув вперед, сказал:
- Ну, что ж стали? Аль дневать?
- Да что, - отвечали солдаты, - видишь, чай, куда зашли: не переплывешь; и сам-то не знаешь как быть - а тут еще две пушки!
- Так вы же как думаете быть тут?
- А как быть - про то знают старшие. Послали назад к начальнику; либо обходить, либо искать где лодок.
- Лодок? - спросил казак, - да тут на море что за лодки?
- А ты сам на чем стоишь?
- На чем - да вишь, на льду стою.
- Так ты, стало быть, тех-то рукавиц и ищешь, которые у тебя запоясом: коли лед под тобою, так какой же тебе еще лодки?
Казаки тотчас спешились и принялись за работу; выкололи целую льдину, сажен в десять, обнесли ее вокруг воткнутыми кольями, протянув вместо поручней арканы; оттолкнулись от матерого льду, взяв с собою конец, понеслись по ветру, раскинув, что было под руками, вместо парусов, и, пристав к тому берегу, протянули веревку; по ней паром этот пошел ходить взад и вперед и перевез весь отряд с лошадьми и с двумя пушками.
В. Ф. Тимм. Уральский казак и вышка. 1843
Мы, русские, не любим говорить о себе; велено - сделано, да и забыли о том. Но я возобновляю смелую экспедицию наших уральцев в памяти тех, которые участвовали в ней.
Частые и смелые грабежи, производимые кочующими киргизами адаевского рода у восточного берега Каспийского моря, истощили терпение нашего правительства и принудили его принять решительные меры к обузданию дерзких корсаров. Нужны были меры грозные и быстрые, несмотря на зимнюю пору, а потому предположено было генерал-адъютантом Перовским снарядить военную экспедицию: это было в конце 1836 года.
Зимняя экспедиция предпочиталась и потому, что восточный берег Каспийского моря, от наших границ и до Мангышлака, лишен воды, которую в зимнюю пору можно было заменить снегом; к снегу же казачьи лошади, породы киргизской, скоро привыкают. Сверх того, в это время года, киргизский скот, от дурных кормов и суровости зимы, изнурен и мало способен к перекочеванию из одних мест на другие, к чему киргизы обыкновенно прибегают летом, чтобы избегнуть встречи с русскими отрядами, посылаемыми в степь для наказания виновных. Но вопрос состоял в том, какой путь избрать для отряда: по льду морем или берегами твердой земли?
Путь берегом изгибался и уклонялся от прямого направления повсюду; невозможно было пройти пространство, заключающееся от оконечности нашей Уральской линии до Мангышлака, 1200 верст, по дурной дороге, по снегам, не изнурив совершенно лошадей, еще до прибытия отряда на место, где надобно было ему действовать быстро, чтобы застигнуть киргизов врасплох или преследовать их.
Путь морем, по льду, несравненно прямее и легче для лошадей, чем берегом твердой земли, но он небезопасен; порывистый восточный ветер нередко отторгает льдины от самых берегов и уносит их в открытое море, вглубь.
Предпочли этот последний путь, темь более что он совершенно укрывал наши движения от дозора киргизов и доставлял возможность застать их на месте; положено, однако, было, чтобы отряд, для безопасности своей, держался малой глубины, где лед тверже и редко уносится в море, а между теме путь этот к Мангышлаку все-таки значительно сокращался.
Отряд в 500 человек уральских отборных казаков был снаряжен с двумесячным запасом фуража и провианта, на лучших киргизских лошадях, и так поспешно и тайно, что даже, не исключая своих, все думали, что это обыкновенный наряд казаков на полинейную уральскую службу, а не для военной экспедиции.
Начальство над отрядом вверено было полковнику Мансурову, а помощниками ему даны были подполковник Данилевский и адъютант генерал-адъютанта Перовского, лейб-гвардии гусарского полка штабс-ротмистр Челяев, которые, в случае болезни начальника отряда или кого-нибудь из них, могли заменять один другого.
Мы уже заметили, что для достижения цели экспедиции необходима была быстрота, чтобы киргизы не проведали преждевременно об идущем к ним отряде и не перекочевали вглубь степи, к туркменам или к хивинским границам, и тем не избегли наказания русских, а потому экспедиция не иначе могла состояться, как на лошадях, без верблюдов; каждый казак ехал в санях, в которых находилось двумесячное его и лошади продовольствие; но по достижении нашего Новоалександровского укрепления, отстоящего от г. Гурьева около 500 верст по морю, должен был оставить сани в укреплении и действовать верхом, по усмотрению начальника, на всем протяжении непокорных киргизов, кочевавших в трехстах верстах от Новоалександровска.
Сборным местом для отряда назначена была станица Сарайчиковская, куда в два дня казаки, снаряженные в экспедицию, собрались из своих станиц, а на третий день, 21-го ноября 1836-го года, выступили, и пришли 24-го числа в г. Гурьев, откуда отряд должен был идти в поход, по льду, морем. 25-го декабря, по случаю праздника, была в Гурьеве дневка, а 26-го, на рассвете, пользуясь небольшими морозами, от 8 до 10°, отряд выступил в поход, держась в виду берегов, на малой морской глубине, делая переходы от 40 и до 50 верст в день. Лед был гладок как зеркало, и лошади, подкованные на острых шипах, не чувствовали почти тяжести саней. Ночлеги бывали на льду, большею частию у самых берегов, где рос камыш, вполне заменявший дрова, а вместо воды, во все время нахождения отряда в пути, казаки употребляли снег и лед, к которому совершенно привыкли.
Странным казалось для людей, в первый раз бывших зимою на море, видеть огонь, горевший несколько часов сряду на льду, не разрушая его.
Отряд шел в следующем порядке: трое гурьевских, опытных на море казаков ехали впереди отряда, в 200 саженях, и время от времени пробивали лед железными пешнями, измеряя глубину казачьей пикой и стараясь держаться моря не более 1½ или 2 саж. глубины; за ним шел отряд.
Передовые казаки давали знать немедленно отряду, если замечали какую-либо опасность: большие полыньи или рыхлость льду, для обхода которых требовалось иногда углубляться в море или приближаться к берегам, отдалявшим от прямого пути; в первом случае начальник отряда принимал, сколько в его зависимости было, меры для отвращения каких-либо несчастий. Отряд шел в пять рядов, каждый ряд состоял из 100 саней. В таком порядке он следовал шесть переходов от г. Гурьева морем, без всяких особенных приключений; правда, не было перехода, чтоб несколько раз в день лед, не слишком окрепший, не проваливался под санями отряда. Сначала, пока не привыкли, подобные случаи производили тревогу в отряде, но как они повторялись часто, без всяких дурных последствий, то с ними свыклись до такой степени, что они порождали в казаках общий смех. Когда в отряде, бывало, закричат: «Врозь!», каждый догадывался, что лед под кем-нибудь провалился, и, выдвинувшись со своими санями на простор, сам спешил к месту, где нужно было оказывать помощь.
На 7-м переходе, в день Нового года, в 80-ти верстах от Новоалександровского укрепления, отряд пошел на перерез бухты, глубоко вдавшейся в поре, и таким образом представлявшей значительный обход; отряд перерезывал эту бухту наискось, избегая по возможности глубины моря. Мороз был в 15°; сильный восточный ветер дул прямо в море. Отряд уже приближался к берегу моря, как вдруг порывистым ветром между 4 и 5-ю сотнею разломало лед и разделило их от прочих водою. Четыре сотни, бывшие с левой стороны, кинулись к берегу, а 5-я сотня, отделенная таким образом от отряда водою на 40 саж., осталась на месте, на огромной массе льду, имеющей в окружности несколько верст.
Между тем как первые сотни выпрягали своих лошадей, чтобы поспешить на помощь 5-й сотне, с ужасом увидели передовых казаков, оторванных ветром, на небольшой глыбе, уносимой в море. Но мы на время оставим этих пловцов на жертву бури и моря и обратимся к 5-й сотне.
Воспользовавшись минутным затишьем, казаки с удивительною быстротою нарубили и наловили плавающих ледяных глыб; укрепив их одна к другой веревками и пешнями, составили таким образом плавающий мост и довели его с берегового льда до глыбы, на которой находилась 5-я сотня. По мере того, как льдины ломались при переправе под лошадьми, их заменяли новыми, и к чести уральских офицеров должно заметить, что ни один из них не хотел быть на безопасном месте, пока не переправили таким образом всех казаков с тяжестями, и оставались на живых мостах, которые, от поднявшегося вновь восточного ветра, могло унести вместе с ними в открытое море. Эта необыкновенная переправа продолжалась, на 2-х саж. глубины, около 1½ часа, и только двое саней пошло ко дну моря.
Обратимся к передовым казакам.
Еще за несколько часов времени до того, как 5-я сотня оторвалась от большой колонны, адъютант Челяев, знакомый с этими местами прежде, и бывший уже с генерал-адъютантом Перовским в Новоалександровском укреплении, заметил, что передовые, желая прямее выйти к выдавшемуся мысу, заходили далеко в море; опасаясь каких-нибудь последствий для отряда, если он попадет на большую глубину при столь сильном ветре, Челяев опередил отряд в своих легких санях. Догнавши передовых, он тотчас велел остановиться, пробить лед и измерить глубину. Сказано - сделано. В одну минуту казаки проломали лед, опустили в воду пику, но дна не достали; бросили лот, и он показал глубину 3-х саженей. Челяев рукою дал знать приближающемуся отряду, чтобы он поворотил влево, ближе к берегу, а сам, повернув также влево, остался вместе с передовыми казаками, чтобы чаще промеривать море, пока отряд не выйдет на 1½- или 2-саж. глубину. Наконец передовые приближались уже к тому месту, где берег выходит мысом в море и были от него не далее как в 3-х верстах, как вдруг раздался крик: «Отлом!» Челяев увидел между собою и берегом, наискось, куда хотел вывесть отряд, воду; он обратился назад, чтоб дать знать о том отряду, но, к удивлению своему, увидел в то же время несущуюся влево, ближе к берегу, всю колонну на рысях, а одну небольшую часть на месте (это была 5 сотня). Передовые пустились влево к берегу, чтоб присоединиться к отряду, но скоро остановлены были и с этой стороны водою; они бросились назад, по направленно к 5-й сотне, но и тут было море. В таком положении передовые увидели себя окруженными со всех сторон разъяренным открытым морем, на льдине, имевшей в окружности одну версту, которую силою ветра несло прямо вглубь и время от времени уменьшало в объеме. Тут делать было нечего! Челяев, однако, обратился к казакам с вопросом, не придумают ли они чего-нибудь для общего спасения, пока еще их льдина не очень отдалена от твердой массы льду. На что казак, из Гурьева городка, по фамилии Соболев, отвечал с совершенным хладнокровием, указывая на волнующееся море: «Ничего, ваше высокоблагородие! кабы еще лед был тверд и не ломало его, да был бы у нас провиант с собою, тогда, может, Бог и помиловал бы нас; но льдину нашу несет прямо в море и на глуби скоро ее искрошит; если ж она уцелеет и пристанет куда-нибудь к большой льдине, мы, без провианта, умрем голодом и холодом». Нельзя было не удивляться той твердости и присутствию духа, с какими казаки ожидали видимой гибели, тем более что каждый из них хорошо понимал настоящее свое положение.
Сначала эта горсть людей, кинутых в открытое море, на утлой льдине, отделялась от твердых льдов водою всего около 40 саженей, так что, невзирая на шум волновавшегося моря, Челяев с казаками слышали, как с того берега кричали им: «Дадим помощь или сами погибнем!» Но через несколько минут порывистым ветром отнесло льдину в море за версту и бросало во все стороны по воле бурной стихии более получаса, отламывая куски волнением до того, что под конец она представляла небольшую массу, имевшую около 200 саженей в окружности. Тут уральские казаки показали, чего этот бойкий и молодецкий народ не сделает из любви к своим и неустрашимому духу. Знавшие прежде в экспедициях адъютанта Челяева и желая спасти его с передовыми, они изобретали разные несбыточные для того средства, с явным пренебрежением всякой опасности; наконец урядник Карп Гурьев и казак Иван Климов, бывшие на берегу, вызвались разделить участь с Челяевым, и на этот конец придумали связать накрепко веревками двое порожних саней, сесть в них самим, запастись провиантом на достаточное время и пуститься в море по ветру, куда отнесло передовых, и немедленно занялись приготовлением этих необыкновенных лодок. Самоотвержение было велико, но оно могло принести пользу погибающим только в том случае, когда бы они пристали куда-нибудь к острову.
Прошло более получаса самого томительного ожидания для бедных пловцов; ветер стал мало-помалу утихать и переменяться, и вдруг раздался крик: «Братцы: город городит!» Казаки устремились в ту сторону, куда указывал один из них, восклицая: «Спасение! шиханы ставить!» Слыша в первый раз в жизни своей эти слова и не понимая их значения, Челяев спрашивал, чему они обрадовались. Тут, на походе, казак Соболев сказал ему, что от переменившегося ветра их повернуло в сторону и придвинуло к стоящему крепкому льду, от напора которого льдину, где они находились, начало ломать и коробить, что уральцы называют «шиханы ставить» или «город городит». Приближаясь к окраине шагом, со всеми предосторожностями, и боясь за каждую минуту, чтоб не проломился под ними лед, уже очень ослабший от бывшего волнения, казаки увидели, что они все еще отделены от твердых льдов водою аршина на полтора. Ожидать было некогда, потому что их рыхлая льдина быстро разрушалась; надобно было действовать немедленно; попробовали заставить лошадей перескочить через полынью с санями, и бедное животное, дрожа как лист, но чуя близкую опасность, повиновалось голосу, и все трое саней очутились на той стороне; за ними последовали казаки и Челяев.
Совершивши эту переправу, путники наши не были в безопасности; они не знали, соединяется ли эта льдина с берегом или составляет пловучую массу, подобную той, на которой они находились, и, побуждаемые первым влечением, решились ехать по тому направлению, откуда их унесло ветром в море. Вдали синелся горизонт, позади волновалось и шумело море; а перед ними стлалась гладкая и блестящая как стекло поверхность льда. Далеко, верст за 5, приметно было движение людей, но было ль это на берегу или на льду, нельзя было отличить. Путники пустились на рысях, и вскоре достигли их; это была пятая сотня, уже переправлявшаяся на своих пловучих мостах.
Легко вообразить восторг казаков: они выбежали к ним навстречу; увлекаясь общим чувством радости, обнимали Челяева и передовых казаков без различия. Но радость полковника Мансурова, связанного с Челяевым дружбою и полагавшего его гибель неминуемою, была неизъяснима. Переправа 5-й сотни, а с нею передовых, продолжалась около 2 часов, после чего они присоединились к отряду, стоявшему на безопасном месте около самых берегов, где и провели ночь.
С этого ночлега отряд подвигался вперед, держась берегов, и потому ему пришлось делать большие обходы: однако ж, на третий день, он благополучно прибыл в Новоалександровское укрепление, где, передневав, выступил в дальнейший путь, тем же порядком и морем. По достижении Колпинного кряжа и Бозачи, верстах во 100 от укрепления, отряд оставил свои тяжести и, устроив из них вагенбург, взял семидневное продовольствие и пошел далее к местам кочующих киргизов. Разведав о их близкой кочевке, казаки оставили при небольшом прикрытии продовольствие, а сами пошли рысью к кочевьям киргизов, тогда только заметивших приближение русских и готовившихся к перекочеванию; удивление киргизов было чрезвычайно; долго не верили они собственным глазам, пока наконец истина не явилась перед ними во всей своей ужасающей наготе. Правда, за несколько времени до того, между ними разнеслись странные вести, что иногда, на море, были видны блуждающие огни; иногда показывалась на северо-западном горизонте какая-то неопределительная полоса, словно стадо сайгаков перекочевывало; раз даже прибрежные киргизы, припав к земле, слышали вдали какой-то гул; но все это почитали сверхъестественным явлением, а вовсе не приближением русских, движение которых еще от самых границ не могло бы от них укрыться. Словом, казаки громом упали на них, разбили, разметали в разные стороны, многих взяли в плен, перекололи защищающихся. Потом отряд, присоединив к себе оставленных за несколько верст казаков, разделился надвое и пошел далее, назначив общий пункт для соединения - место, где оставлены были сани. Две недели сряду оба отряда были в беспрестанных движениях, преследуя, настигая и поражая бегущих киргизов.
Данилевскому удалось захватить и сжечь три большие лодки, скрытые в камышах, на которых киргизы выходят в море на грабежи.
Эту экспедицию они обыкновенно совершают таким образом: заметив русских рыбопромышленников, беспечно стоящих в море, скрываются в своих лодках, выставляют рыболовные снасти, чтоб лучше обмануть их, и, выждав попутный ветер, быстро налетают на них и захватывают часто совершенно беззащитных; потом, как водится, судно разбирают на дрова, а людей уводят в неволю или на продажу.
Чрез три недели оба разделившиеся отряда соединились, со всеми пленными и множеством отбитого ими скота, и возвратились обратно в Новоалександровское укрепление, а оттуда в свои границы, морем же, после 6-недельной и трудной экспедиции. Цель была вполне достигнута. Киргизы твердо помнили кару русских, перестали веровать в невозможность экспедиции с нашей стороны в зимнее время, и долго не покушались на грабежи в море.
Другие очерки из «Странствователя по суше и морям» Е. П. Ковалевского:
• Зюльма, или женщина на Востоке. (Ташкент);
• Английские офицеры в Средней Азии;
• Туркменец Рахман-Аяз;
• Поездка в Кульджу.
Приложение: история из «Матросских досугов» В. И. Даля (1853):
Переправа
Отряд, посланный из Гурьева зимой, по льду, для поисков и наказания киргизов, шел прямым путем, в перевал моря; этим сокращалось гораздо более половины пути противу берегового, окольного. Зима была строгая и лед довольно надежный, но все надо было остерегаться моряны, которая могла взломать лед и разметать под отрядом в разные стороны. После таких взломов, которые случаются там каждую зиму по несколько раз, лед местами спирает и ставит козлом, а местами разгоняет, оставляя широкие маины, или полыньи.
Отряд шел уже третьи сутки хорошо, - но вдруг остановился: перед носом была широкая маина, которая тянулась в оба конца сколько было глазу видно.
Старый уральский казак подъехал и, глянув вперед, сказал:
- Ну, что ж стали? Аль дневать?
- Да что, - отвечали солдаты, - видишь, чай, куда зашли: не переплывешь; и сам-то не знаешь как быть - а тут еще две пушки!
- Так вы же как думаете быть тут?
- А как быть - про то знают старшие. Послали назад к начальнику; либо обходить, либо искать где лодок.
- Лодок? - спросил казак, - да тут на море что за лодки?
- А ты сам на чем стоишь?
- На чем - да вишь, на льду стою.
- Так ты, стало быть, тех-то рукавиц и ищешь, которые у тебя запоясом: коли лед под тобою, так какой же тебе еще лодки?
Казаки тотчас спешились и принялись за работу; выкололи целую льдину, сажен в десять, обнесли ее вокруг воткнутыми кольями, протянув вместо поручней арканы; оттолкнулись от матерого льду, взяв с собою конец, понеслись по ветру, раскинув, что было под руками, вместо парусов, и, пристав к тому берегу, протянули веревку; по ней паром этот пошел ходить взад и вперед и перевез весь отряд с лошадьми и с двумя пушками.