Андижанская катастрофа (1/4)
К. А. Тимаев. Андижанская катастрофа (3 декабря 1902 г.) // Русская мысль. 1903, № 6, 7.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
«Разрушение Андижана последовало в 10 часов утра; из чинов гарнизона убиты: поручик Герцулин, чиновник Александров и два стрелка, лежавших в лазарете; контужены в голову капитан Тучков тяжело, подполковник Бейнарович и подпоручик Мгалоблешвиль, изувеченных и ушибленных нижних чинов 19. Погибло жителей: 5 русских и более 500 туземцев».
Вот одно из первых, переданных по телеграфу, кратких, но убедительных уведомлений о том, что с лица земли стерт цветущий город Ферганской области с 47 тысячами жителей, в котором особенно была развита торговля хлопком.
3 декабря, вечером, я с своим сослуживцем В. А. М-вым был в Ташкенте на вокзале и ожидал отхода почтового поезда, чтобы отправиться в Кокандский уезд по делам службы. Пассажиров и провожающих было порядочно. Вдруг между бывшими на вокзале стало заметно какое-то волнение. Некоторые лица перебегали от одной группы к другой, что-то сообщая. Оказалось, что получена телеграмма о постигшем Андижан бедствии. Телеграмма была железнодорожная и гласила, что в Андижане разрушен утренним землетрясением вокзал и испорчен путь на семь верст. Стало известно также, что составляется экстренный вспомогательный поезд, который отойдет из Ташкента через час после почтового.
Наш поезд отошел. В вагоне собрались несколько знакомых между собою, в том числе штаб-офицер для поручений при генерал-губернаторе Б. Обсуждая с глубоким чувством скорби полученное известие, мы делали основательное предположение о том, что если не устоял в Андижане прочно построенный из жженого кирпича вокзал, а путь испорчен на семь верст, то что же, значит, стало с самим русским и старым городом Андижаном, где все дома и здания из сырцового кирпича и глинобитные. Тревожила также мысль о несчастных случаях с людьми, которые, несомненно, были при столь значительном разрушении.
Хотя поезда по Среднеазиатской железной дороге и тащатся не торопясь, со скоростью не более 25 верст в час, тем не менее в эту памятную ночь в разговорах время для нас быстро прошло, и мы не заметили, как наш почтовый поезд подошел к станции Черняево, где мне и М-ву предстояла пересадка на Фергану, с ожиданием следующего туда поезда до раннего утра.
Как раз ко времени назначенного по расписанию отхода поезда в Фергану прибыл экстренный поезд из Ташкента, о котором упомянуто выше. С этим поездом прибыл командир корпуса генерал-лейтенант Топорнин (с адъютантом), следуя, по предписанию генерал-губернатора, на место катастрофы. Отошел экстренный поезд, а мы остались ждать и ждали до трех часов дня 4 числа.
В Коканд наш поезд прибыл только около 11 час. вечера. На вокзале встретили всю городскую и уездную администрацию, во главе с начальником уезда полковником Дзердзеевским. Оказывается, ожидают прибытия экстренного поезда с генерал-губернатором Н. А. Ивановым, который следует в Андижан.
Только уселись за стол в зале I и II класса, чтоб выпить чаю, как нас закачало, посуда зазвенела… Раздался подозрительный треск. Все в испуге вскочили, намереваясь бежать вон. Подземный толчок был изрядный.
В Коканде я получил от начальства телеграмму с предложением выехать по делам службы в Андижан для освидетельствования пострадавших казенных зданий. Исполнив 5 и 6 декабря ранее данное поручение в Кокандском уезде, мы с М-вым отправились с поездом дальше, получив билеты до самого Андижана, хотя нам и говорили, что путь открыт только до Маргелана, а дальше идет такая сутолока, что лучше ехать на лошадях. Во время пребывания в Кокандском уезде мы испытали землетрясение несколько раз. Особенно ощутителен был толчок 6 декабря вечером, с таким сильным гулом, что я, сидя у окошка [В доме волостного управителя в сел. Яйпан.], первоначально не разобрал, в чем дело.
В Маргелан прибыли 7 декабря, около 9 час. вечера. Узнав от начальника станции, что поезд в Андижан выйдет не раньше 7 час. утра, отправились в город к сослуживцу г. К-ну. Здесь, как и в Коканде, царила полнейшая паника. Все почти не спали ночами, лежа одетыми и кладя еще около постелей узлы с теплым платьем и бельем. Многие выселились из домов и ночи проводили в юртах, палатках, арбах, тарантасах и т. п. Двери в домах на ночь не замыкались на ключ. И все это при 5-8 градусах мороза. Малейший шорох или треск вызывали сильный испуг. Все изнервничались так, что сотрясение пола от шагов проходящего человека или стук отодвигаемого стула заставляли терять самообладание и стремглав бросаться к выходу из помещения.
В Маргелане мы узнали, что жители разрушенного Андижана помещаются в более чем 200 вагонов, стоящих на станционных путях. Образовался безопасный от землетрясений подвижной городок. Приступают к постройке особого типа бараков. Большая нужда в теплой одежде, которая вместе с продовольствием подвозится в поездах и на лошадях (из Маргелана). Пострадали, главным образом, населенные пункты по Шарихан-саю, на протяжении до 50 верст. Кокан-кишлак совершенно уничтожен (600 человек погибло), подобно Андижану. Всего теперь насчитывают до 3.500 погибших. Убытки миллионные. Хлопковой промышленности грозит сильный кризис. Хлопкоочистительные заводы в большинстве разрушены. Холодно, сыро, нужна одежда. Генерал-губернатор 7 числа проехал обратно в Ташкент. Военный губернатор на месте, в Андижане. Телеграммы очень задерживаются, так что письма доходят скорее.
Приезд туркестанского генерал-губернатора ген.-лейт. Иванова в Андижан.
Встереча генерал-губернатора у вокзала жел. дор.
Проведя тревожную ночь, мы рано утром были уже на станции, где не застали ни единого признака, чтобы поезд скоро отошел. Паровоз стоял саженях в 20 от станции совершенно холодный, и на нем мы нашли спавшего машиниста. Бедняга так утомился, что тут же на паровозе и уснул у постепенно охладевающего котла.
От пассажиров, которые ночевали на станции, мы узнали, что ночью часа в 4 среди них произошла сильная паника, окончившаяся, к счастию, благополучно. В этот час было колебание почвы. Некоторые проснулись (а другие и не спали) и бросились к дверям. Это разбудило остальных. Свалили спавших на стульях. Один офицер очутился под ногами обезумевшей толпы, которая ломилась в двери и не могла их открыть. С трудом отперли одну половину двери, а другая оказалась запертою на все задвижки и чуть ли не забитою гвоздями. (Замечательная предусмотрительность железнодорожного начальства.)
Вскоре стало известно, что в поезд никого не пустят без особого от полиции удостоверения, что пассажир едет по делам службы или по другим уважительным причинам.
Больше всего мучений и мытарств при получении удостоверений на проезд испытали туземцы и простой народ. Писец чуть не каждого из них уверил, что бланки у него все вышли, и только неотступные просьбы с демонстративным открыванием кошелька действовали и из фуражки его магически появлялся заветный листок, на котором что-то такое торопливо писалось. С туземцами церемоний было еще меньше: тут прямо говорилось, сколько сто́ит.
Только улеглась эта суматоха, как пассажирам объявили, что каждому лицу необходимо отдельное удостоверение и что те бланки, на которых записано по несколько человек, недействительны. Опять возникла толкотня.
От кого исходили все эти распоряжения, мне неизвестно.
Несмотря на то [Начиная отсюда и кончая рассказом г. Оттендорфа о катастрофе в Андижане - эта часть была напечатана уже в № 281 газеты «Каспий» в виде корреспонденции за моею же подписью. - К. Тимаев.], что я и мой спутник К. А. Молчанов были командированы в Андижан по службе, мы претерпели массу мытарств и затруднений, прежде чем попали на место катастрофы.
От Н. Маргелана до Андижана по железной дороге считается, кажется, 72 версты. Это пространство мы сделали ровно в сутки. В Маргелан прибыли вечером около 8 час. Отсюда поезд вышел не в 7 часов утра, а лишь около 11 час. утра. Проехав 8 верст до станции Горчаково, мы там застряли часов до 5 дня. Пассажиры истомились ожиданием и, торопясь увидеть в Андижане своих родных, родственников и знакомых, которым везли с собою теплую одежду и съестные припасы, решили дать телеграмму военному губернатору Ферганской области генерал-майору Арендаренко с просьбой оказать содействие к скорейшему пропуску нашего поезда в Андижан, а также г. министру путей сообщения о напрасной задержке. Дежурный по станции, узнав об этом, стал энергично требовать от станции Федченко пропуска поезда. Теперь спрашивается, к чему было начальнику маргеланской станции назначать такой ранний час отхода поезда, когда в действительности он вышел на 4 часа позже? Но этого мало. Зачем было отправлять поезд в Горчаково, когда, несомненно, начальнику маргеланской станции было известно, что мы надолго застрянем на этой станции? Уж лучше было утром же объявить пассажирам: «Господа, виноват, я ошибся. Отправляйтесь обратно в город, отдыхайте, кушайте, спите, а поезд пойдет только в 4 часа дня!» На деле же вышло так, как будто начальник маргеланской станции хотел сбыть с рук беспокойных пассажиров, чем и заставил их провести в томительном ожидании чуть не полсуток.
На станции Федченко нас не держали долго. Наконец машинист замедлил ход поезда: мы ехали уже по опасным местам, где железнодорожный путь был поврежден землетрясением. Я стоял, несмотря на холод, на площадке, так как в вагоне положительно нечем было дышать. Да и на площадке было тесно. С большою осторожностью переехали мост на Шарихан-сае. Поезд шел все тише и тише.
По сторонам рельс я заметил много воды. Месяц тому назад, когда я проезжал этим путем, воды не было. Мне сказали, что это разлились арыки, будучи запружены обвалившимися постройками и дувалами (глинобитные заборы). Отчасти это так, но главная масса воды, как я узнал потом от очевидцев землетрясения, была выжата колебаниями земли и толчками снизу. В некоторых местах подпочвенная вода во время землетрясения 3 декабря брызнула целыми фонтанами из-под земли. По словам одного охотника (см. «Туркест. ведом.» № 100), такие фонтаны били на его глазах на высоту до трех сажен из образовавшихся в земле трещин.
Возвращаясь из Андижана днем, я и другие заметили близ самого железнодорожного пути множество конусообразных сопок из песку и земли с отверстием вверху. Сопочки маленькие, не более полуаршина высоты. Образовала их вода, выжатая землетрясениями из-под почвы; вода увлекла за собой на поверхность песок и землю и сложила их в правильные конусы.
В вагоне среди пассажиров было несколько человек из Андижана, которые испытали все ужасы землетрясения 3 декабря и делились впечатлениями и мнениями с окружающими. Некоторые из них были нервно возбуждены и все время рассказывали, вспоминали, передавали рассказы других очевидцев, - другие же, напротив, угрюмо молчали, все еще продолжая переживать ужасную катастрофу. Эти лица как бы углубились в самих себя, со вздохом и неохотно отвечали на вопросы, забывая даже о том, что надо пить и есть. Видимо, бедствие 3 декабря потрясло до основания их нервную систему и еще долго, очень долго они не избавятся от гнетущего их впечатления.
Городской архитектор Г. И. Рот рассказал мне прерывающимся от волнения голосом:
«В этот страшный день, утром, еще не совсем одевшись и с туфлями на ногах, я уселся за письменный стол для занятий по своей должности. Почувствовав сильное землетрясение, я бросился за женой и детьми, чтобы вывести их. Жена, оказалось, уже вскочила с постели и бежала ко мне. Едва мы покинули гостиную, как рухнул потолок. Пробежав столовую, я заметил, что жена отстала. Оглянувшись, вижу, что она у стены почти склонилась на колена под градом сыплющихся кусков штукатурки. Я схватил ее за руки и повлек за собой. Как только мы переступили порог следующей комнаты, обрушился потолок и в столовой. Промедли мы секунду и нас завалило бы обломками и грудой кирпичей. Выбегаем на террасу, но она тоже валится. Если бы не дрова, сложенные на террасе в поленницы почти до самой крыши, то нас придавило бы. Дрова же удержали на себе крышу, и мы выбежали в двор. Тут нашли детей и прислугу, которые выскочили раньше нас. Насколько в эти минуты было сильно нервное возбуждение и как велик был испуг, передать затрудняюсь. Я стал разговаривать с женой о происшедшей катастрофе, и только несколько времени спустя наша няня заметила мне: „И что это, барин, вы разговариваете, когда барыня босиком и в одной рубашке стоит на холоду“. Действительно, мы совсем забыли, что полуодеты, и не чувствовали пронизывающего холода. Сейчас достали жене туфли, а кто-то из прислуги дал ей свою юбку и платок. Я сам, как видите, одет во что попало. Пальто мне дал железнодорожный служащий, а фуражку я достал у знакомого чиновника. Грохот от падающих стен, лязг рушащихся железных крыш, звон разбитых вдребезги оконных стекол, треск ломающихся деревянных частей домов, - все это, вместе с гулом от землетрясения, слилось в такой ужасный шум, что не было слышно отчаянных криков. Все время раздавались как бы залпы орудий нескольких батарей. Над городом пыль от разрушившихся построек стояла столбом. Пыль, в связи с бывшим тогда туманом, сделала густые сумерки. Мне кажется, что случись на моих глазах еще раз подобная катастрофа, то я не пережил бы ее или сошел бы с ума».
Лесничий первого разряда Ферганской области Л. Антен, жительствующий обычно в Новом Маргелане, в злосчастный день 3 декабря находился в Андижане.
«Для того, чтобы выскочить из разрушающегося дома, - рассказывал г. Антен, - мне пришлось пробежать через несколько комнат. Когда я был в прихожей, то потолок с балками рухнул на меня. Руки я сложил острым углом над головой и это, вероятно, избавило мою голову от сильных ушибов и даже пролома костей».
Заведывающий андижанским казенным опытным хлопковым полем А. В. Дынин утром 3 декабря выехал верхом, в сопровождении нескольких верховых туземцев в кишлак Ассаке, верстах в 17 от Андижана, чтобы произвести там на базаре некоторые закупки.
«Утро, - говорил мне г. Дынин, - было скверное, с пронизывающей сыростью и сильным туманом. Ехали мы то шагом, то „ходой“ (так называется особый ход туземной лошади, делающей этим аллюром до 8 верст в час). Вдруг наши лошади заартачились, некоторые стали на дыбы, другие начали брыкаться. Туземцы быстро соскочили на землю, присели на корточки и стали кричать „Алла акбар“. Последовав их примеру, я тоже соскочил с лошади на землю. Тут я почувствовал, что земля сильно колеблется, так что трудно было стоять на ногах. Я присел на корточки. Придорожные дувалы рассыпались на моих глазах. Деревья сильно качались, нагибаясь к земле. Землетрясение утихло. Мы вскочили на лошадей и поскакали обратно. Туземцы неслись чуть не в карьер. Через некоторое время произошел снова сильный толчок. Я проезжал кишлаком, строения которого на моих глазах обратились в прах, подняв целый столб пыли. Мы могли наблюдать, как от страшных колебаний земли на дороге образовались трещины и из них выбрасывало воду. Все эти явления производили потрясающее впечатление. Туземцы все время громко кричали, взывая к Богу и простирая руки к небу, и быстро неслись на лошадях все дальше и дальше. Приехав домой на опытное поле (оно в 2 верстах от города Андижана), я с радостью нашел своих родных невредимыми. Сделав некоторые распоряжения об охране казенного имущества, я поскакал в город, откуда доносились страшные крики и шум. Я не узнал города. Это положительно была одна груда из смеси земли, кирпича, дерева и железа. Телеграф не действовал, а поэтому я не мог тотчас же донести о постигшем опытное поле бедствии. В городе царил хаос».
Заведывающий маргеланским лесничеством г. Оттендорф в день землетрясения случайно был в Андижане, остановившись на заводе г. Стефана. Вот что рассказал мне г. Оттендорф.
«Накануне землетрясения мною было замечено необыкновенно сильное падение барометра. Такого минимума я еще никогда не наблюдал. Поэтому я говорил окружающим, что надо ожидать бури, урагана. Завод и жилые здания г. Стефана, только недавно выстроенные из жженого кирпича, отличались своею солидностью и стоили до 100 тысяч рублей. Почувствовав страшные толчки и колебания земли, все в паническом страхе выбежали из домов. Когда несколько пришли в себя, то вспомнили, что в одной из квартир забыли 4-летнего мальчика. Так как потолки обрушились, то сочли, что ребенок погиб. Когда решили рискнуть достать хотя бы тело ребенка, то увидели, что наружная дверь отворилась и в ней, улыбаясь, стоял мальчик. Кирпичи еще сыпались, а поэтому дитя поспешили оттащить подальше от стен. Потолочная балка легла не плашмя, а уперлась в стену и образовала род шатра, пробравшись под которым, малютка вышел в наружную дверь и был принят на руки обезумевших от радости родителей.
Когда прошли первые часы страха и волнений, я решил проехать верхом до станции Федченко, а оттуда уже с поездом вернуться в Маргелан. Со мной вместе отправились в это путешествие мировой судья, затем, г. Забавский, и еще один господин. Решили мы ехать прямо по железнодорожному пути.
На первых же верстах мы увидели, что железнодорожный путь испорчен землетрясением. Между 4 и 9 верстами от Андижана путь был так исковеркан, что надо было только удивляться могучей силе, которая произвела это разрушение. В некоторых местах рельсы с насыпью были сдвинуты и образовали зигзаги. В этой же местности было настоящее наводнение. Первоначально мы предположили, что это вышли в берегов арыки и вода затопила низкие места, но затем убедились, что вода бьет как бы ключами из-под земли. Приходилось с опасностью жизни, по брюхо лошади, проезжать затопленные места. Я предположил, что тут образовались грязевые вулканы, как это было, например, во время землетрясения в Шемахе и как случается на Кавказе, но потом узнал, что грязевых вулканов не было.
По дороге мы были свидетелями потрясающих сцен. Туземцы всюду приспособлялись к окружающей обстановке. Кто раскапывал руины, отыскивая своих близких. Кто устраивал на скорую руку временный шалаш для жилья. Были целые группы молящихся. В некоторых местах на развалинах дымились уже костры и женщины кипятили воду в кумганах (металлические кувшины). Попадались неистово скачущие верховые. Это туземцы спешили проведать своих родственников в других кишлаках или передать печальную весть о гибели. Видно было, что жизнь так или иначе идет. Но вот мы подъезжаем к кишлаку, в котором царит мертвая тишина и никого нет. Наконец увидели одного только туземца, который усердно молится на груде развалин, мало обращая внимания на окружающее. Мы подъехали к нему и я спросил его, где остальные жители. Воздев руки к небу, он ответил, что из всего кишлака, дворов в 15, он остался только один, а другие погребены под развалинами. Туземец добавил, что под грудой, на которой он молился, лежат убитыми жена и его дети. Утешать этого несчастного мы не могли и, понурив головы от только что виденной сцены, двинулись дальше в свой опасный путь.
В Маргелане на вокзале меня встретил военный губернатор генерал-майор Арендаренко, которому офицер Черепанов, проехав верхом 68 верст от Андижана, уже привез весть о гибели города. Его превосходительство, узнав, что я из Андижана, спросил меня, видел ли я своими глазами бедствие и действительно ли город разрушен. Я ответил: „Ваше превосходительство, видел все своими глазами. Андижана нет, вместо города осталась какая-то лепешка!“»
Наконец поезд наш, тяжело погромыхивая на стыках и крестовинах, подошел к платформе (земляная насыпь) Андижанского вокзала. Было около 10 часов вечера.
На платформе масса народа. Слышны возгласы приветствий, расспросы о родных, знакомых. От голосов стоит гул.
Вокруг руин вокзала на площадке и в железнодорожном садике, насколько взор может проникнуть в густую вечернюю тьму, раскинутся временный лагерь. Вся эта картина зловеще освещается трепещущим заревом от многочисленных костров. Временами густой дым стелется по земле, и становится трудно дышать. Бивуак, огни, шумная толпа, - так и кажется, что находишься на громадном пожарище.
- Не подходите близко: опасно! Кирпичи и куски стен продолжают выпадать! - предупредили нас, когда мы приблизились к каким-то грудам, на которых высились безобразно растрескавшиеся стены, с зияющими черными отверстиями вместо окон и дверей. Это вокзал, бывший еще недавно самой солидной постройкой в городе.
Надо было позаботиться о помещении для ночевки. Я отказался спать в том классном вагоне, в котором мы приехали. Он был настолько грязен, что отвращение просто брало. Зато он отапливался. Я оказал предпочтение в данном случае простому, не отапливаемому товарному вагону, в котором помещался г. Д. и где были кровати. Туда мы и направились.
На путях в три ряда стояли сотни товарных вагонов. Одни из них были заняты военными, а другие были предоставлены жителям русского Андижана. В большинстве вагонов еще не спали. Около некоторых были разложены костры, у которых грелись группы людей. Из других, немногих пока вагонов валил с боку через железную трубу дым. Это означало, что в вагоне поставили переносную железную печь. Обитателям таких вагонов можно было позавидовать: стоял изрядный холод.
Вот два или три солидных классных вагона, окна которых приветливо светятся.
- Тут живет губернатор и состоящие при нем чины, - пояснили нам.
- А вот и наш вагон, погодите, я табуретку достану, а то трудно влезать. Ну, теперь пожалуйте.
Табуретка, привязанная на веревке, была поднята вслед за нами внутрь вагона.
- Табурет привязан на веревку, чтобы легче было его втаскивать в вагон, а снаружи оставлять нельзя: у меня уже один пропал. Ведь тут живут тысячи народа и каждому нужна табуретка. Пропадали и у других! - рассказал г. Д., заметив наше удивление.
Узнав, что в линии вагонов имеется один под громким названием «ресторан», мы отправились туда, чтобы отведать горячей пищи. Ресторан этот содержит вокзальный буфетчик.
Пока мы шли, г. Д. объяснил нам, что среди вагонов легко заблудиться. Приходилось иногда чуть не целый час искать свой вагон, так как во время маневрирования вагоны переставляют, а все они одинаковой конструкции. Также трудно разыскивать по вагонам кого-либо, даже и в том случае, если скажут №.
Ресторан оказался в товарном вагоне и был битком набит. Цены на все вполне сносные. Буфет работал великолепно, как мы в этом убедились.
Вернувшись в свой вагон, мы наскоро напились чаю и улеглись спать. Спать пришлось не только не раздеваясь, но и надеть сверху меховой бешмет, а затем еще покрыть себя двумя ватными одеялами. Фуражка, конечно, была снята, а голову пришлось повязать башлыком. Быстро согревшись, я стал уже дремать, как почувствовал землетрясение. Железные форточки и двери основательно задребезжали.
- Слышите? - спросил меня Д.
- Еще бы не слышать… А часто у вас повторяются колебания почвы? - в свою очередь спросил я.
- Да днем-то, когда ходишь да бегаешь, и не заметно. Разве уж очень сильный толчок. А вот ночью часто просыпаюсь. Вообще же толчки происходят беспрерывно каждый день.
Я спокойно лежал на кровати, зная, что ничто на меня не обрушится, а между тем землетрясение вызвало невольное сердцебиение. Бак я потом узнал, припадки сердцебиения во время подземных толчков бывают почти со всеми, у многих же, кроме того, является головокружение и тошнота.
Несмотря на то, что прошлые ночи я спал плохо, да к тому же был сильно утомлен за последнее время, так что сон в вагоне был значительно крепкий, я еще раз проснулся от землетрясения часу в 5-м утра. Колебания были значительны. Вагон, раскачиваясь, лязгал колесами о рельсы. Наутро мы узнали, что между первым и вторым замеченными нами ударами были еще два подземных толчка.
Утром, предварительно составивши приблизительный план наших действий на целый день, мы отправились за содействием администрации, чтобы получить верховых лошадей, так как нам предстояло освидетельствовать разрушенные землетрясением казенные здания верстах в двух от города. Суетливая и полная тяжелых трудов жизнь вблизи вокзала и в обращенном в руины городе уже началась.
Увидев в толпе стремительно бегущего полицейского чина, я поясняю ему:
- Так и так, посланы по службе, соблаговолите лошадей.
- Минуточку подождите, пожалуйста. Вот только сбегаю, - отвечает он мне мимоходом.
Вот временная станция, помещающаяся в двух юртах. Около одной из них, между двумя деревцами, на перекладине висит колокол, которым подают звонки. Тут на телеграфе узнали, что в городе уже действует телеграфная станция, куда нас и направили.
Около станционных юрт встречаем одного из представителей администрации, барона Штакельберга, которого 4 декабря мы видели еще в Коканде и который экстренно вызван был в Андижан в помощь местной администрации. Поздоровались. Прошу о лошадях.
- Магомет! - зовет барон.
Как из-под земли перед нами вырастает фигура старшего полицейского.
- Вот их благородиям три лошади на один час! - отдает сдержанным и ровным голосом приказание барон.
- Слушаю-с!
Поблагодарили любезного барона Штакельберга, которого, собственно говоря, совестно было даже беспокоить такой мелочной просьбой, когда кругом предстояла серьезная и энергичная работа. Пошли за Магометом и узнай, что лошади будут приблизительно через полчаса или час.
Решили воспользоваться этим временем для осмотра ближайших к вокзалу мест.
- Ну, вот, говорили, что все здания разрушены, а это что? - воскликнул я, указывая на казавшуюся совершенно целехонькою железнодорожную постройку из жженого кирпича.
Подошли ближе. Оказалось, глаз обманул. Зигзагообразные трещины шли от самого верха и до фундамента, и не одна трещина, а по несколько в каждой стене. Заглянули через окошко внутрь. Там разрушение было еще ужаснее.
Рядом слышался неистовый лязг железа от часто сыпавшихся друг за другом по нем ударов. Пошли на этот шум. Тут на открытом воздухе поместилась обширная мастерская по оборудованию переносных железных печей, которые предназначались для отапливания вагонов, приютивших в себе временно обездоленных бедствием людей, а также и для снабжения печами жителей, разместившихся в самом городе в юртах шалашах. Работа здесь кипела вовсю и сердце радовалось за несчастных, которые пока дрожали и синели от холода не только ночью, но и днем. Конечно, на долю туземцев придется мало этого комфорта: они согреваются у костров на чистом воздухе. А что будет с ними, когда пойдут снега или дожди? Этот вопрос сам собою напрашивался, глядя на ловких мастеров, изготовляющих железные печи и принадлежности к ним.
Тут же рядом, гордо, можно сказать, красовалась сохранившаяся от землетрясения оригинальная постройка. Она невольно обращала на себя внимание всех, хотя была невысока и некрасиво обмазана снаружи глиной. Постройка эта сделана из шпал, стоймя врытых в землю. Глина, конечно, обсыпалась, стены же стояли. Постройка узкая, длинная. Только в одном из углов я нашел повреждение: одна-две шпалы несколько клонились от общей связи, но сквозной трещины не образовали.
Не указывает ли этот примитивный и неказистый с виду тип постройки, что именно подобные ему здания надлежит возводить в местностях, подверженных землетрясениям? Конечно, шпалы могут быть заменены более удобным материалом.
Вблизи высились громадные резервуары из железа, а вокруг них груды страшных развалин. Это городок фирмы «Л. Нобель». Выходивший фасадом на проезжую дорогу красивый и уютный дом этой фирмы превращен землетрясением буквально в прах. Железная крыша накрыла эти груды, по линии фасада, так плотно, что не оставалось ни одного просвета, ни одной щели. В эту сторону выбежать из дому, развеется, было немыслимо. Зато на обратной стороне, во дворе, крыша осталась вверху, удержавшись на части внутренней стены.
Мы вошли во двор. Первое, что бросилось в глаза, это уже совершенно готовый и приспособленный барак с пристроенным к нему во всю длину более низким коридором. Барак внутри обить кошмой (войлоком). Установлены печи. Таким образом в три-четыре дня фирма уже построила безопасное и удобное жилье для своих служащих. Совсем не то мы потом видели на громадных хлопкоочистительных заводах, где высшая администрация ютилась в юрте, а прочей братии было предоставлено мерзнуть в вагонах либо проживать в руинах, ежеминутно грозящих падением.
Во дворе, между резервуарами и жилыми домами, выходившими фасами на дорогу, находился обширный и высокий сарай для хранения бидонов с керосином. Крыша и стены обрушились, разметали бидоны и многие из них оказались смятыми. Образовалось озерко из опасной жидкости, которое тщательно было засыпано землей. Около сарая шла оживленная работа: постройка разбиралась, а бидоны складывались в правильные ряды. Резервуары не пострадали, но, как мне рассказывали, утром 3 декабря шла перекачка нефти по трубопроводу, проложенному от рельсовых путей станции до резервуаров «Нобеля». Когда рабочие, занятые этой работой, почувствовали сильные колебания земли, то в паническом ужасе разбежались, не закрыв краны. Нефть хлынула и заполнила канавы и ямы. Не скоро заметили эту оплошность, и нефти вытекло порядочно.
Не только люди находились в особом нервном возбуждении после испытанных ужасов землетрясения, но и животные продолжали волноваться. Лошади, поставленные за резервуарами на открытом воздухе, завидев нас, стали храпеть, а конь г. Д., стоявший в садовой беседке, на трельяже которой еще висели побитые морозом вьющиеся растения, усиленно дрожал, несмотря на присутствие своего хозяина, который заботливо подкладывал ему корм. Корм этот, однако, елся неохотно, и больше разбрасывался по сторонам. Я никогда не забуду умных глаз этого коня, которые с тревогой вопросительно глядели на нас, как будто спрашивая: «Скажите вы, цари природы, что это происходит?» Большой добрый сеттер г. Д. после землетрясения отказывался принимать в пищу даже лакомства в виде косточек, собака эта все время обнаруживала необычайную суетливость.
Невдалеке от «Нобеля» находился ряд лавок. Тут нас поразил маленький навес на деревянных столбах с легкой земляной крышей без стенок. Он остался цел. Даже столбы не расшатались. С краев крыша тоже не осыпалась. Чем это объяснить, когда рядом более солидные постройки обрушились?
Туземцы имеют обыкновение перед своими лавками устраивать навесы вроде наших подъездов, для защиты от горячих лучей солнца и от дождей. Навесы эти всегда легкой конструкции и сооружаются из дерева, барданок, а иногда насыпается сверху немного земли. Навесы имеют общую связь с капитальными постройками.
Точно такие же навесы были и при упомянутых выше лавках, и они оказались повергнутыми и прикрыли собою большой арык. Лавки туземной постройки были разрушены. В одной из лавок, часть которой уцелела, мы заметили в углу прочный сундук; такие сундуки туземцы держат для хранения платья, ценной утвари и денег. Видимо, владелец этой лавки и сундука бросил все на произвол судьбы или, быть может, был убит обломками. Стражи у лавок никакой: надеются на добросовестность и порядочность людей, которые не станут пользоваться чужим добром во время подобного народного бедствия.
Рядом с этими лавками лежат груды каких-то жилых построек. Одна из земляных крыш обвалилась как-то странно боком. На выдающемся остром ее крае стоял русский, по-видимому мастеровой, который руками разбирал лежавшую у него под ногами груду, надеясь, очевидно, добыть хотя часть своих немудрых пожиток, погребенных под развалинами его бедной хижины.
Рядом два туземца, с кетменями (местная круглая лопата-кирка) в руках, разрывали какие-то руины. Лица работавших сосредоточенно угрюмы.
В центре сквера пред вокзалом несколько юрт, вокруг которых носится запах лекарств. Это перевязочный пункт. Всюду разбросаны обрывки бинтов, вата и пр. В одной из юрт шла перевязка раненных ног. Оттуда же вышел с забинтованной головой какой-то чиновник, судя по платью, но в солдатской фуражке. Один больной туземец лежал на открытом воздухе, греясь на приветливо сиявшем солнышке. На моих глазах он хотел повернуться, но не мог, и глухо застонал. Мне показалось, что у него отдавлены и помяты ноги.
Посмотрели еще на вокзал и убедились, как опасно, действительно, не только входить в это здание, но и близко подходить к нему.
Слева около одной юрты громадная толпа туземцев. У входа в юрту среди толпы несколько человек с длинными хворостинами. Тут происходит раздача лепешек (туземцы пекут хлеб в виде круглых лепешек). Толпа напирает. Слышатся энергичные окрики, а иногда приходится пускать в ход и хворостины. Толпа безгласна, но напирает и напирает. Сила стихийная, которая может стереть с лица земли и самую юрту и стражей ее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Другие материалы о городе Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии: Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• Н. П. Остроумов. Мусульманские ишаны;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана;
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
«Разрушение Андижана последовало в 10 часов утра; из чинов гарнизона убиты: поручик Герцулин, чиновник Александров и два стрелка, лежавших в лазарете; контужены в голову капитан Тучков тяжело, подполковник Бейнарович и подпоручик Мгалоблешвиль, изувеченных и ушибленных нижних чинов 19. Погибло жителей: 5 русских и более 500 туземцев».
Вот одно из первых, переданных по телеграфу, кратких, но убедительных уведомлений о том, что с лица земли стерт цветущий город Ферганской области с 47 тысячами жителей, в котором особенно была развита торговля хлопком.
3 декабря, вечером, я с своим сослуживцем В. А. М-вым был в Ташкенте на вокзале и ожидал отхода почтового поезда, чтобы отправиться в Кокандский уезд по делам службы. Пассажиров и провожающих было порядочно. Вдруг между бывшими на вокзале стало заметно какое-то волнение. Некоторые лица перебегали от одной группы к другой, что-то сообщая. Оказалось, что получена телеграмма о постигшем Андижан бедствии. Телеграмма была железнодорожная и гласила, что в Андижане разрушен утренним землетрясением вокзал и испорчен путь на семь верст. Стало известно также, что составляется экстренный вспомогательный поезд, который отойдет из Ташкента через час после почтового.
Наш поезд отошел. В вагоне собрались несколько знакомых между собою, в том числе штаб-офицер для поручений при генерал-губернаторе Б. Обсуждая с глубоким чувством скорби полученное известие, мы делали основательное предположение о том, что если не устоял в Андижане прочно построенный из жженого кирпича вокзал, а путь испорчен на семь верст, то что же, значит, стало с самим русским и старым городом Андижаном, где все дома и здания из сырцового кирпича и глинобитные. Тревожила также мысль о несчастных случаях с людьми, которые, несомненно, были при столь значительном разрушении.
Хотя поезда по Среднеазиатской железной дороге и тащатся не торопясь, со скоростью не более 25 верст в час, тем не менее в эту памятную ночь в разговорах время для нас быстро прошло, и мы не заметили, как наш почтовый поезд подошел к станции Черняево, где мне и М-ву предстояла пересадка на Фергану, с ожиданием следующего туда поезда до раннего утра.
Как раз ко времени назначенного по расписанию отхода поезда в Фергану прибыл экстренный поезд из Ташкента, о котором упомянуто выше. С этим поездом прибыл командир корпуса генерал-лейтенант Топорнин (с адъютантом), следуя, по предписанию генерал-губернатора, на место катастрофы. Отошел экстренный поезд, а мы остались ждать и ждали до трех часов дня 4 числа.
В Коканд наш поезд прибыл только около 11 час. вечера. На вокзале встретили всю городскую и уездную администрацию, во главе с начальником уезда полковником Дзердзеевским. Оказывается, ожидают прибытия экстренного поезда с генерал-губернатором Н. А. Ивановым, который следует в Андижан.
Только уселись за стол в зале I и II класса, чтоб выпить чаю, как нас закачало, посуда зазвенела… Раздался подозрительный треск. Все в испуге вскочили, намереваясь бежать вон. Подземный толчок был изрядный.
В Коканде я получил от начальства телеграмму с предложением выехать по делам службы в Андижан для освидетельствования пострадавших казенных зданий. Исполнив 5 и 6 декабря ранее данное поручение в Кокандском уезде, мы с М-вым отправились с поездом дальше, получив билеты до самого Андижана, хотя нам и говорили, что путь открыт только до Маргелана, а дальше идет такая сутолока, что лучше ехать на лошадях. Во время пребывания в Кокандском уезде мы испытали землетрясение несколько раз. Особенно ощутителен был толчок 6 декабря вечером, с таким сильным гулом, что я, сидя у окошка [В доме волостного управителя в сел. Яйпан.], первоначально не разобрал, в чем дело.
В Маргелан прибыли 7 декабря, около 9 час. вечера. Узнав от начальника станции, что поезд в Андижан выйдет не раньше 7 час. утра, отправились в город к сослуживцу г. К-ну. Здесь, как и в Коканде, царила полнейшая паника. Все почти не спали ночами, лежа одетыми и кладя еще около постелей узлы с теплым платьем и бельем. Многие выселились из домов и ночи проводили в юртах, палатках, арбах, тарантасах и т. п. Двери в домах на ночь не замыкались на ключ. И все это при 5-8 градусах мороза. Малейший шорох или треск вызывали сильный испуг. Все изнервничались так, что сотрясение пола от шагов проходящего человека или стук отодвигаемого стула заставляли терять самообладание и стремглав бросаться к выходу из помещения.
В Маргелане мы узнали, что жители разрушенного Андижана помещаются в более чем 200 вагонов, стоящих на станционных путях. Образовался безопасный от землетрясений подвижной городок. Приступают к постройке особого типа бараков. Большая нужда в теплой одежде, которая вместе с продовольствием подвозится в поездах и на лошадях (из Маргелана). Пострадали, главным образом, населенные пункты по Шарихан-саю, на протяжении до 50 верст. Кокан-кишлак совершенно уничтожен (600 человек погибло), подобно Андижану. Всего теперь насчитывают до 3.500 погибших. Убытки миллионные. Хлопковой промышленности грозит сильный кризис. Хлопкоочистительные заводы в большинстве разрушены. Холодно, сыро, нужна одежда. Генерал-губернатор 7 числа проехал обратно в Ташкент. Военный губернатор на месте, в Андижане. Телеграммы очень задерживаются, так что письма доходят скорее.
Приезд туркестанского генерал-губернатора ген.-лейт. Иванова в Андижан.
Встереча генерал-губернатора у вокзала жел. дор.
Проведя тревожную ночь, мы рано утром были уже на станции, где не застали ни единого признака, чтобы поезд скоро отошел. Паровоз стоял саженях в 20 от станции совершенно холодный, и на нем мы нашли спавшего машиниста. Бедняга так утомился, что тут же на паровозе и уснул у постепенно охладевающего котла.
От пассажиров, которые ночевали на станции, мы узнали, что ночью часа в 4 среди них произошла сильная паника, окончившаяся, к счастию, благополучно. В этот час было колебание почвы. Некоторые проснулись (а другие и не спали) и бросились к дверям. Это разбудило остальных. Свалили спавших на стульях. Один офицер очутился под ногами обезумевшей толпы, которая ломилась в двери и не могла их открыть. С трудом отперли одну половину двери, а другая оказалась запертою на все задвижки и чуть ли не забитою гвоздями. (Замечательная предусмотрительность железнодорожного начальства.)
Вскоре стало известно, что в поезд никого не пустят без особого от полиции удостоверения, что пассажир едет по делам службы или по другим уважительным причинам.
Больше всего мучений и мытарств при получении удостоверений на проезд испытали туземцы и простой народ. Писец чуть не каждого из них уверил, что бланки у него все вышли, и только неотступные просьбы с демонстративным открыванием кошелька действовали и из фуражки его магически появлялся заветный листок, на котором что-то такое торопливо писалось. С туземцами церемоний было еще меньше: тут прямо говорилось, сколько сто́ит.
Только улеглась эта суматоха, как пассажирам объявили, что каждому лицу необходимо отдельное удостоверение и что те бланки, на которых записано по несколько человек, недействительны. Опять возникла толкотня.
От кого исходили все эти распоряжения, мне неизвестно.
Несмотря на то [Начиная отсюда и кончая рассказом г. Оттендорфа о катастрофе в Андижане - эта часть была напечатана уже в № 281 газеты «Каспий» в виде корреспонденции за моею же подписью. - К. Тимаев.], что я и мой спутник К. А. Молчанов были командированы в Андижан по службе, мы претерпели массу мытарств и затруднений, прежде чем попали на место катастрофы.
От Н. Маргелана до Андижана по железной дороге считается, кажется, 72 версты. Это пространство мы сделали ровно в сутки. В Маргелан прибыли вечером около 8 час. Отсюда поезд вышел не в 7 часов утра, а лишь около 11 час. утра. Проехав 8 верст до станции Горчаково, мы там застряли часов до 5 дня. Пассажиры истомились ожиданием и, торопясь увидеть в Андижане своих родных, родственников и знакомых, которым везли с собою теплую одежду и съестные припасы, решили дать телеграмму военному губернатору Ферганской области генерал-майору Арендаренко с просьбой оказать содействие к скорейшему пропуску нашего поезда в Андижан, а также г. министру путей сообщения о напрасной задержке. Дежурный по станции, узнав об этом, стал энергично требовать от станции Федченко пропуска поезда. Теперь спрашивается, к чему было начальнику маргеланской станции назначать такой ранний час отхода поезда, когда в действительности он вышел на 4 часа позже? Но этого мало. Зачем было отправлять поезд в Горчаково, когда, несомненно, начальнику маргеланской станции было известно, что мы надолго застрянем на этой станции? Уж лучше было утром же объявить пассажирам: «Господа, виноват, я ошибся. Отправляйтесь обратно в город, отдыхайте, кушайте, спите, а поезд пойдет только в 4 часа дня!» На деле же вышло так, как будто начальник маргеланской станции хотел сбыть с рук беспокойных пассажиров, чем и заставил их провести в томительном ожидании чуть не полсуток.
На станции Федченко нас не держали долго. Наконец машинист замедлил ход поезда: мы ехали уже по опасным местам, где железнодорожный путь был поврежден землетрясением. Я стоял, несмотря на холод, на площадке, так как в вагоне положительно нечем было дышать. Да и на площадке было тесно. С большою осторожностью переехали мост на Шарихан-сае. Поезд шел все тише и тише.
По сторонам рельс я заметил много воды. Месяц тому назад, когда я проезжал этим путем, воды не было. Мне сказали, что это разлились арыки, будучи запружены обвалившимися постройками и дувалами (глинобитные заборы). Отчасти это так, но главная масса воды, как я узнал потом от очевидцев землетрясения, была выжата колебаниями земли и толчками снизу. В некоторых местах подпочвенная вода во время землетрясения 3 декабря брызнула целыми фонтанами из-под земли. По словам одного охотника (см. «Туркест. ведом.» № 100), такие фонтаны били на его глазах на высоту до трех сажен из образовавшихся в земле трещин.
Возвращаясь из Андижана днем, я и другие заметили близ самого железнодорожного пути множество конусообразных сопок из песку и земли с отверстием вверху. Сопочки маленькие, не более полуаршина высоты. Образовала их вода, выжатая землетрясениями из-под почвы; вода увлекла за собой на поверхность песок и землю и сложила их в правильные конусы.
В вагоне среди пассажиров было несколько человек из Андижана, которые испытали все ужасы землетрясения 3 декабря и делились впечатлениями и мнениями с окружающими. Некоторые из них были нервно возбуждены и все время рассказывали, вспоминали, передавали рассказы других очевидцев, - другие же, напротив, угрюмо молчали, все еще продолжая переживать ужасную катастрофу. Эти лица как бы углубились в самих себя, со вздохом и неохотно отвечали на вопросы, забывая даже о том, что надо пить и есть. Видимо, бедствие 3 декабря потрясло до основания их нервную систему и еще долго, очень долго они не избавятся от гнетущего их впечатления.
Городской архитектор Г. И. Рот рассказал мне прерывающимся от волнения голосом:
«В этот страшный день, утром, еще не совсем одевшись и с туфлями на ногах, я уселся за письменный стол для занятий по своей должности. Почувствовав сильное землетрясение, я бросился за женой и детьми, чтобы вывести их. Жена, оказалось, уже вскочила с постели и бежала ко мне. Едва мы покинули гостиную, как рухнул потолок. Пробежав столовую, я заметил, что жена отстала. Оглянувшись, вижу, что она у стены почти склонилась на колена под градом сыплющихся кусков штукатурки. Я схватил ее за руки и повлек за собой. Как только мы переступили порог следующей комнаты, обрушился потолок и в столовой. Промедли мы секунду и нас завалило бы обломками и грудой кирпичей. Выбегаем на террасу, но она тоже валится. Если бы не дрова, сложенные на террасе в поленницы почти до самой крыши, то нас придавило бы. Дрова же удержали на себе крышу, и мы выбежали в двор. Тут нашли детей и прислугу, которые выскочили раньше нас. Насколько в эти минуты было сильно нервное возбуждение и как велик был испуг, передать затрудняюсь. Я стал разговаривать с женой о происшедшей катастрофе, и только несколько времени спустя наша няня заметила мне: „И что это, барин, вы разговариваете, когда барыня босиком и в одной рубашке стоит на холоду“. Действительно, мы совсем забыли, что полуодеты, и не чувствовали пронизывающего холода. Сейчас достали жене туфли, а кто-то из прислуги дал ей свою юбку и платок. Я сам, как видите, одет во что попало. Пальто мне дал железнодорожный служащий, а фуражку я достал у знакомого чиновника. Грохот от падающих стен, лязг рушащихся железных крыш, звон разбитых вдребезги оконных стекол, треск ломающихся деревянных частей домов, - все это, вместе с гулом от землетрясения, слилось в такой ужасный шум, что не было слышно отчаянных криков. Все время раздавались как бы залпы орудий нескольких батарей. Над городом пыль от разрушившихся построек стояла столбом. Пыль, в связи с бывшим тогда туманом, сделала густые сумерки. Мне кажется, что случись на моих глазах еще раз подобная катастрофа, то я не пережил бы ее или сошел бы с ума».
Лесничий первого разряда Ферганской области Л. Антен, жительствующий обычно в Новом Маргелане, в злосчастный день 3 декабря находился в Андижане.
«Для того, чтобы выскочить из разрушающегося дома, - рассказывал г. Антен, - мне пришлось пробежать через несколько комнат. Когда я был в прихожей, то потолок с балками рухнул на меня. Руки я сложил острым углом над головой и это, вероятно, избавило мою голову от сильных ушибов и даже пролома костей».
Заведывающий андижанским казенным опытным хлопковым полем А. В. Дынин утром 3 декабря выехал верхом, в сопровождении нескольких верховых туземцев в кишлак Ассаке, верстах в 17 от Андижана, чтобы произвести там на базаре некоторые закупки.
«Утро, - говорил мне г. Дынин, - было скверное, с пронизывающей сыростью и сильным туманом. Ехали мы то шагом, то „ходой“ (так называется особый ход туземной лошади, делающей этим аллюром до 8 верст в час). Вдруг наши лошади заартачились, некоторые стали на дыбы, другие начали брыкаться. Туземцы быстро соскочили на землю, присели на корточки и стали кричать „Алла акбар“. Последовав их примеру, я тоже соскочил с лошади на землю. Тут я почувствовал, что земля сильно колеблется, так что трудно было стоять на ногах. Я присел на корточки. Придорожные дувалы рассыпались на моих глазах. Деревья сильно качались, нагибаясь к земле. Землетрясение утихло. Мы вскочили на лошадей и поскакали обратно. Туземцы неслись чуть не в карьер. Через некоторое время произошел снова сильный толчок. Я проезжал кишлаком, строения которого на моих глазах обратились в прах, подняв целый столб пыли. Мы могли наблюдать, как от страшных колебаний земли на дороге образовались трещины и из них выбрасывало воду. Все эти явления производили потрясающее впечатление. Туземцы все время громко кричали, взывая к Богу и простирая руки к небу, и быстро неслись на лошадях все дальше и дальше. Приехав домой на опытное поле (оно в 2 верстах от города Андижана), я с радостью нашел своих родных невредимыми. Сделав некоторые распоряжения об охране казенного имущества, я поскакал в город, откуда доносились страшные крики и шум. Я не узнал города. Это положительно была одна груда из смеси земли, кирпича, дерева и железа. Телеграф не действовал, а поэтому я не мог тотчас же донести о постигшем опытное поле бедствии. В городе царил хаос».
Заведывающий маргеланским лесничеством г. Оттендорф в день землетрясения случайно был в Андижане, остановившись на заводе г. Стефана. Вот что рассказал мне г. Оттендорф.
«Накануне землетрясения мною было замечено необыкновенно сильное падение барометра. Такого минимума я еще никогда не наблюдал. Поэтому я говорил окружающим, что надо ожидать бури, урагана. Завод и жилые здания г. Стефана, только недавно выстроенные из жженого кирпича, отличались своею солидностью и стоили до 100 тысяч рублей. Почувствовав страшные толчки и колебания земли, все в паническом страхе выбежали из домов. Когда несколько пришли в себя, то вспомнили, что в одной из квартир забыли 4-летнего мальчика. Так как потолки обрушились, то сочли, что ребенок погиб. Когда решили рискнуть достать хотя бы тело ребенка, то увидели, что наружная дверь отворилась и в ней, улыбаясь, стоял мальчик. Кирпичи еще сыпались, а поэтому дитя поспешили оттащить подальше от стен. Потолочная балка легла не плашмя, а уперлась в стену и образовала род шатра, пробравшись под которым, малютка вышел в наружную дверь и был принят на руки обезумевших от радости родителей.
Когда прошли первые часы страха и волнений, я решил проехать верхом до станции Федченко, а оттуда уже с поездом вернуться в Маргелан. Со мной вместе отправились в это путешествие мировой судья, затем, г. Забавский, и еще один господин. Решили мы ехать прямо по железнодорожному пути.
На первых же верстах мы увидели, что железнодорожный путь испорчен землетрясением. Между 4 и 9 верстами от Андижана путь был так исковеркан, что надо было только удивляться могучей силе, которая произвела это разрушение. В некоторых местах рельсы с насыпью были сдвинуты и образовали зигзаги. В этой же местности было настоящее наводнение. Первоначально мы предположили, что это вышли в берегов арыки и вода затопила низкие места, но затем убедились, что вода бьет как бы ключами из-под земли. Приходилось с опасностью жизни, по брюхо лошади, проезжать затопленные места. Я предположил, что тут образовались грязевые вулканы, как это было, например, во время землетрясения в Шемахе и как случается на Кавказе, но потом узнал, что грязевых вулканов не было.
По дороге мы были свидетелями потрясающих сцен. Туземцы всюду приспособлялись к окружающей обстановке. Кто раскапывал руины, отыскивая своих близких. Кто устраивал на скорую руку временный шалаш для жилья. Были целые группы молящихся. В некоторых местах на развалинах дымились уже костры и женщины кипятили воду в кумганах (металлические кувшины). Попадались неистово скачущие верховые. Это туземцы спешили проведать своих родственников в других кишлаках или передать печальную весть о гибели. Видно было, что жизнь так или иначе идет. Но вот мы подъезжаем к кишлаку, в котором царит мертвая тишина и никого нет. Наконец увидели одного только туземца, который усердно молится на груде развалин, мало обращая внимания на окружающее. Мы подъехали к нему и я спросил его, где остальные жители. Воздев руки к небу, он ответил, что из всего кишлака, дворов в 15, он остался только один, а другие погребены под развалинами. Туземец добавил, что под грудой, на которой он молился, лежат убитыми жена и его дети. Утешать этого несчастного мы не могли и, понурив головы от только что виденной сцены, двинулись дальше в свой опасный путь.
В Маргелане на вокзале меня встретил военный губернатор генерал-майор Арендаренко, которому офицер Черепанов, проехав верхом 68 верст от Андижана, уже привез весть о гибели города. Его превосходительство, узнав, что я из Андижана, спросил меня, видел ли я своими глазами бедствие и действительно ли город разрушен. Я ответил: „Ваше превосходительство, видел все своими глазами. Андижана нет, вместо города осталась какая-то лепешка!“»
Наконец поезд наш, тяжело погромыхивая на стыках и крестовинах, подошел к платформе (земляная насыпь) Андижанского вокзала. Было около 10 часов вечера.
На платформе масса народа. Слышны возгласы приветствий, расспросы о родных, знакомых. От голосов стоит гул.
Вокруг руин вокзала на площадке и в железнодорожном садике, насколько взор может проникнуть в густую вечернюю тьму, раскинутся временный лагерь. Вся эта картина зловеще освещается трепещущим заревом от многочисленных костров. Временами густой дым стелется по земле, и становится трудно дышать. Бивуак, огни, шумная толпа, - так и кажется, что находишься на громадном пожарище.
- Не подходите близко: опасно! Кирпичи и куски стен продолжают выпадать! - предупредили нас, когда мы приблизились к каким-то грудам, на которых высились безобразно растрескавшиеся стены, с зияющими черными отверстиями вместо окон и дверей. Это вокзал, бывший еще недавно самой солидной постройкой в городе.
Надо было позаботиться о помещении для ночевки. Я отказался спать в том классном вагоне, в котором мы приехали. Он был настолько грязен, что отвращение просто брало. Зато он отапливался. Я оказал предпочтение в данном случае простому, не отапливаемому товарному вагону, в котором помещался г. Д. и где были кровати. Туда мы и направились.
На путях в три ряда стояли сотни товарных вагонов. Одни из них были заняты военными, а другие были предоставлены жителям русского Андижана. В большинстве вагонов еще не спали. Около некоторых были разложены костры, у которых грелись группы людей. Из других, немногих пока вагонов валил с боку через железную трубу дым. Это означало, что в вагоне поставили переносную железную печь. Обитателям таких вагонов можно было позавидовать: стоял изрядный холод.
Вот два или три солидных классных вагона, окна которых приветливо светятся.
- Тут живет губернатор и состоящие при нем чины, - пояснили нам.
- А вот и наш вагон, погодите, я табуретку достану, а то трудно влезать. Ну, теперь пожалуйте.
Табуретка, привязанная на веревке, была поднята вслед за нами внутрь вагона.
- Табурет привязан на веревку, чтобы легче было его втаскивать в вагон, а снаружи оставлять нельзя: у меня уже один пропал. Ведь тут живут тысячи народа и каждому нужна табуретка. Пропадали и у других! - рассказал г. Д., заметив наше удивление.
Узнав, что в линии вагонов имеется один под громким названием «ресторан», мы отправились туда, чтобы отведать горячей пищи. Ресторан этот содержит вокзальный буфетчик.
Пока мы шли, г. Д. объяснил нам, что среди вагонов легко заблудиться. Приходилось иногда чуть не целый час искать свой вагон, так как во время маневрирования вагоны переставляют, а все они одинаковой конструкции. Также трудно разыскивать по вагонам кого-либо, даже и в том случае, если скажут №.
Ресторан оказался в товарном вагоне и был битком набит. Цены на все вполне сносные. Буфет работал великолепно, как мы в этом убедились.
Вернувшись в свой вагон, мы наскоро напились чаю и улеглись спать. Спать пришлось не только не раздеваясь, но и надеть сверху меховой бешмет, а затем еще покрыть себя двумя ватными одеялами. Фуражка, конечно, была снята, а голову пришлось повязать башлыком. Быстро согревшись, я стал уже дремать, как почувствовал землетрясение. Железные форточки и двери основательно задребезжали.
- Слышите? - спросил меня Д.
- Еще бы не слышать… А часто у вас повторяются колебания почвы? - в свою очередь спросил я.
- Да днем-то, когда ходишь да бегаешь, и не заметно. Разве уж очень сильный толчок. А вот ночью часто просыпаюсь. Вообще же толчки происходят беспрерывно каждый день.
Я спокойно лежал на кровати, зная, что ничто на меня не обрушится, а между тем землетрясение вызвало невольное сердцебиение. Бак я потом узнал, припадки сердцебиения во время подземных толчков бывают почти со всеми, у многих же, кроме того, является головокружение и тошнота.
Несмотря на то, что прошлые ночи я спал плохо, да к тому же был сильно утомлен за последнее время, так что сон в вагоне был значительно крепкий, я еще раз проснулся от землетрясения часу в 5-м утра. Колебания были значительны. Вагон, раскачиваясь, лязгал колесами о рельсы. Наутро мы узнали, что между первым и вторым замеченными нами ударами были еще два подземных толчка.
Утром, предварительно составивши приблизительный план наших действий на целый день, мы отправились за содействием администрации, чтобы получить верховых лошадей, так как нам предстояло освидетельствовать разрушенные землетрясением казенные здания верстах в двух от города. Суетливая и полная тяжелых трудов жизнь вблизи вокзала и в обращенном в руины городе уже началась.
Увидев в толпе стремительно бегущего полицейского чина, я поясняю ему:
- Так и так, посланы по службе, соблаговолите лошадей.
- Минуточку подождите, пожалуйста. Вот только сбегаю, - отвечает он мне мимоходом.
Вот временная станция, помещающаяся в двух юртах. Около одной из них, между двумя деревцами, на перекладине висит колокол, которым подают звонки. Тут на телеграфе узнали, что в городе уже действует телеграфная станция, куда нас и направили.
Около станционных юрт встречаем одного из представителей администрации, барона Штакельберга, которого 4 декабря мы видели еще в Коканде и который экстренно вызван был в Андижан в помощь местной администрации. Поздоровались. Прошу о лошадях.
- Магомет! - зовет барон.
Как из-под земли перед нами вырастает фигура старшего полицейского.
- Вот их благородиям три лошади на один час! - отдает сдержанным и ровным голосом приказание барон.
- Слушаю-с!
Поблагодарили любезного барона Штакельберга, которого, собственно говоря, совестно было даже беспокоить такой мелочной просьбой, когда кругом предстояла серьезная и энергичная работа. Пошли за Магометом и узнай, что лошади будут приблизительно через полчаса или час.
Решили воспользоваться этим временем для осмотра ближайших к вокзалу мест.
- Ну, вот, говорили, что все здания разрушены, а это что? - воскликнул я, указывая на казавшуюся совершенно целехонькою железнодорожную постройку из жженого кирпича.
Подошли ближе. Оказалось, глаз обманул. Зигзагообразные трещины шли от самого верха и до фундамента, и не одна трещина, а по несколько в каждой стене. Заглянули через окошко внутрь. Там разрушение было еще ужаснее.
Рядом слышался неистовый лязг железа от часто сыпавшихся друг за другом по нем ударов. Пошли на этот шум. Тут на открытом воздухе поместилась обширная мастерская по оборудованию переносных железных печей, которые предназначались для отапливания вагонов, приютивших в себе временно обездоленных бедствием людей, а также и для снабжения печами жителей, разместившихся в самом городе в юртах шалашах. Работа здесь кипела вовсю и сердце радовалось за несчастных, которые пока дрожали и синели от холода не только ночью, но и днем. Конечно, на долю туземцев придется мало этого комфорта: они согреваются у костров на чистом воздухе. А что будет с ними, когда пойдут снега или дожди? Этот вопрос сам собою напрашивался, глядя на ловких мастеров, изготовляющих железные печи и принадлежности к ним.
Тут же рядом, гордо, можно сказать, красовалась сохранившаяся от землетрясения оригинальная постройка. Она невольно обращала на себя внимание всех, хотя была невысока и некрасиво обмазана снаружи глиной. Постройка эта сделана из шпал, стоймя врытых в землю. Глина, конечно, обсыпалась, стены же стояли. Постройка узкая, длинная. Только в одном из углов я нашел повреждение: одна-две шпалы несколько клонились от общей связи, но сквозной трещины не образовали.
Не указывает ли этот примитивный и неказистый с виду тип постройки, что именно подобные ему здания надлежит возводить в местностях, подверженных землетрясениям? Конечно, шпалы могут быть заменены более удобным материалом.
Вблизи высились громадные резервуары из железа, а вокруг них груды страшных развалин. Это городок фирмы «Л. Нобель». Выходивший фасадом на проезжую дорогу красивый и уютный дом этой фирмы превращен землетрясением буквально в прах. Железная крыша накрыла эти груды, по линии фасада, так плотно, что не оставалось ни одного просвета, ни одной щели. В эту сторону выбежать из дому, развеется, было немыслимо. Зато на обратной стороне, во дворе, крыша осталась вверху, удержавшись на части внутренней стены.
Мы вошли во двор. Первое, что бросилось в глаза, это уже совершенно готовый и приспособленный барак с пристроенным к нему во всю длину более низким коридором. Барак внутри обить кошмой (войлоком). Установлены печи. Таким образом в три-четыре дня фирма уже построила безопасное и удобное жилье для своих служащих. Совсем не то мы потом видели на громадных хлопкоочистительных заводах, где высшая администрация ютилась в юрте, а прочей братии было предоставлено мерзнуть в вагонах либо проживать в руинах, ежеминутно грозящих падением.
Во дворе, между резервуарами и жилыми домами, выходившими фасами на дорогу, находился обширный и высокий сарай для хранения бидонов с керосином. Крыша и стены обрушились, разметали бидоны и многие из них оказались смятыми. Образовалось озерко из опасной жидкости, которое тщательно было засыпано землей. Около сарая шла оживленная работа: постройка разбиралась, а бидоны складывались в правильные ряды. Резервуары не пострадали, но, как мне рассказывали, утром 3 декабря шла перекачка нефти по трубопроводу, проложенному от рельсовых путей станции до резервуаров «Нобеля». Когда рабочие, занятые этой работой, почувствовали сильные колебания земли, то в паническом ужасе разбежались, не закрыв краны. Нефть хлынула и заполнила канавы и ямы. Не скоро заметили эту оплошность, и нефти вытекло порядочно.
Не только люди находились в особом нервном возбуждении после испытанных ужасов землетрясения, но и животные продолжали волноваться. Лошади, поставленные за резервуарами на открытом воздухе, завидев нас, стали храпеть, а конь г. Д., стоявший в садовой беседке, на трельяже которой еще висели побитые морозом вьющиеся растения, усиленно дрожал, несмотря на присутствие своего хозяина, который заботливо подкладывал ему корм. Корм этот, однако, елся неохотно, и больше разбрасывался по сторонам. Я никогда не забуду умных глаз этого коня, которые с тревогой вопросительно глядели на нас, как будто спрашивая: «Скажите вы, цари природы, что это происходит?» Большой добрый сеттер г. Д. после землетрясения отказывался принимать в пищу даже лакомства в виде косточек, собака эта все время обнаруживала необычайную суетливость.
Невдалеке от «Нобеля» находился ряд лавок. Тут нас поразил маленький навес на деревянных столбах с легкой земляной крышей без стенок. Он остался цел. Даже столбы не расшатались. С краев крыша тоже не осыпалась. Чем это объяснить, когда рядом более солидные постройки обрушились?
Туземцы имеют обыкновение перед своими лавками устраивать навесы вроде наших подъездов, для защиты от горячих лучей солнца и от дождей. Навесы эти всегда легкой конструкции и сооружаются из дерева, барданок, а иногда насыпается сверху немного земли. Навесы имеют общую связь с капитальными постройками.
Точно такие же навесы были и при упомянутых выше лавках, и они оказались повергнутыми и прикрыли собою большой арык. Лавки туземной постройки были разрушены. В одной из лавок, часть которой уцелела, мы заметили в углу прочный сундук; такие сундуки туземцы держат для хранения платья, ценной утвари и денег. Видимо, владелец этой лавки и сундука бросил все на произвол судьбы или, быть может, был убит обломками. Стражи у лавок никакой: надеются на добросовестность и порядочность людей, которые не станут пользоваться чужим добром во время подобного народного бедствия.
Рядом с этими лавками лежат груды каких-то жилых построек. Одна из земляных крыш обвалилась как-то странно боком. На выдающемся остром ее крае стоял русский, по-видимому мастеровой, который руками разбирал лежавшую у него под ногами груду, надеясь, очевидно, добыть хотя часть своих немудрых пожиток, погребенных под развалинами его бедной хижины.
Рядом два туземца, с кетменями (местная круглая лопата-кирка) в руках, разрывали какие-то руины. Лица работавших сосредоточенно угрюмы.
В центре сквера пред вокзалом несколько юрт, вокруг которых носится запах лекарств. Это перевязочный пункт. Всюду разбросаны обрывки бинтов, вата и пр. В одной из юрт шла перевязка раненных ног. Оттуда же вышел с забинтованной головой какой-то чиновник, судя по платью, но в солдатской фуражке. Один больной туземец лежал на открытом воздухе, греясь на приветливо сиявшем солнышке. На моих глазах он хотел повернуться, но не мог, и глухо застонал. Мне показалось, что у него отдавлены и помяты ноги.
Посмотрели еще на вокзал и убедились, как опасно, действительно, не только входить в это здание, но и близко подходить к нему.
Слева около одной юрты громадная толпа туземцев. У входа в юрту среди толпы несколько человек с длинными хворостинами. Тут происходит раздача лепешек (туземцы пекут хлеб в виде круглых лепешек). Толпа напирает. Слышатся энергичные окрики, а иногда приходится пускать в ход и хворостины. Толпа безгласна, но напирает и напирает. Сила стихийная, которая может стереть с лица земли и самую юрту и стражей ее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Другие материалы о городе Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии: Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• Н. П. Остроумов. Мусульманские ишаны;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана;
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.