Откуда есть пошли Пишпек и Алматы. 10. Пекинская дипломатия
И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 г. Разграничение с Западным Китаем 1869 г. - СПб., 1912.
Начало: 1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
Предыдущая часть: 9. Неприязненные столкновения на границе
Следующая часть: 11. Возобновление переговоров
Пекин, ок. 1865 г.
По прибытии в Чугучак, я занялся составлением отчета о Зайсанской экспедиции, который вместе с картою представил генерал-адъютанту Н. П. Игнатьеву. По возвращении из Чучучака в Омск, я получил от него ответ следующего содержания: «С особенным удовольствием прочел я письмо ваше, написанное еще во время чугучакских переговоров и полученное мною в прошедшем ноябре месяце. Сведения, сообщаемые вами об успешной рекогносцировке, произведенной на восточной стороне Зайсана и по берегам Черного Иртыша, весьма любопытны. Они сообщены в извлечении Императорского Русского географического общества для напечатания в годичном отчете и служат лучшим свидетельством полезной деятельности вашей в течение минувшего лета».
Результаты переговоров, происходивших в Чугучаке в 1862 г., были повергнуты государственным канцлером на Высочайшее воззрение, генералом Игнатьевым и князем Горчаковым, сообщившим по Высочайшему повелению генералу-губернатору Западной Сибири Дюгамелю, что по отъезде наших комиссаров из Чугучака, пограничный вопрос, по мнению Министерства иностранных дел, был поставлен надлежащим образом. Китайские полномочные не были в состоянии совершенно отвергнуть ясно высказанное в Пекинском трактате начало, что граница должна проходить по линии постоянных китайских пикетов. Хотя китайские комиссары и уклонились от принятого их правительством обязательства, но окончательное и для нас удовлетворительное разрешение пограничного вопроса может быть только делом времени. Нам необходимо при настоящих обстоятельствах оградить нашу границу от новых произвольных вторжений китайских отрядов. По возможности заняв фактически всю граничную линию, согласную с нашими видами, мы можем спокойно выждать удобное время для возобновления переговоров. Между тем, расположение наших отрядов на границе с одной стороны может содействовать к поддержанию наших требований в пограничном вопросе, а с другой - доставит возможность наблюдать за киргизами и спокойствием в степи.
Министерство иностранных дел находило также, что способ ведения переговоров в Чугучаке китайскими комиссарами достаточно ясно определяет те меры, на которые нам должно обратить особое внимание, для придания пограничному делу надлежащего направления в будущем.
В этих видах государственный канцлер полагал воздержаться на некоторое время высказывать перед китайцами готовность с нашей стороны возобновить переговоры о разграничении, и с этой целью избегать всякого рода объяснений пограничного вопроса с местными китайскими властями. Если же китайское начальство само вызовется и письменно отнесется к нам о возобновлении переговоров, то на это предложение следует дать согласие, но только в таком случае, когда со стороны китайцев будет представлено удостоверение, что возобновляемые переговоры будут ведены на основаниях, ясно выраженных в договорном постановлении, т. е. что граница пойдет по линии постоянных караулов и что, следовательно, обоюдным комиссарам не предстоит надобности в предварительных соглашениях относительно общего направления границы, и весь пограничный вопрос решится согласно предъявленному нашими уполномоченными плану.
Прежде чем перейти к описанию переговоров, происходивших в Чугучаке в 1863 г., необходимо предварительно упомянуть о том, как отразился в Пекине неудовлетворительный исход чугучакских переговоров предыдущего года, а также и последних событий на границе, ознаменованных рядом кровопролитных столкновений наших отрядов с китайскими войсками и взгляд на эти события пекинского правительства. <…>
Медленный ход переговоров о границе, производившихся в Чугучаке, а в особенности кровопролитные столкновения наших отрядов с китайскими войсками на юго-востоке Заилийского края, отразились и в Пекине. Китайские комиссары, посылая донесение пекинскому правительству, постоянно жаловались на чрезмерные требования русских комиссаров.
С своей стороны и илийский главнокомандующий (кульджинский цзянь-цзюнь), в своих донесениях в Пекин, представил в совершенно превратном виде предательское нападение китайцев на наших офицеров и казаков при Борохуцзирском пикете, которое, как сделанное без всякого повода с нашей стороны, не могло быть ничем оправдано.
В таком же ложном свете были представлены местным китайским начальством и все последующие кровопролитные столкновения на границе наших отрядов с китайскими войсками. Одновременно с упомянутыми донесениями китайских комиссаров и местного илийского начальства, и с нашей стороны посылались по делу о проведении западной китайской границы подробные и обстоятельные сообщения нашему министру-резиденту в Пекине, полковнику Баллюзеку.
Так, генерал Дюгамель, по ходатайству наших комиссаров, просил полковника Баллюзека оказать с его стороны возможное содействие делу проведения государственной границы с Западным Китаем, и при этом упомянул, что нам, по-видимому, было бы необходимо в Пекине следить и принять соответствующие меры на случай могущего быть вмешательства французов и англичан в дело разграничения с Западным Китаем. На это наш министр-резидент сообщил генералу Дюгамелю, что тотчас по получении уведомления из министерства, чтобы при проведении западной границы в основание была принимаема линия постоянных китайских караулов, он имел по сему случаю свидание с членами китайского министерства иностранных дел и объявил им, что по смыслу 2-й ст. Пекинского договора под линиею ныне существующих китайских пикетов следует подразумевать линию постоянных китайских караулов, а не временных, выдвинутых в наши пределы по распоряжению местного пограничного начальства даже без ведома китайского правительства, чему доказательством может служить то обстоятельство, что по нашему требованию подобные временные пикеты были всегда удаляемы.
Китайские сановники, соглашаясь с мнением нашего министра-резидента, вместе с тем чистосердечно признались полковнику Баллюзеку, что они не имеют никакого понятия о западной границе, но обещали предписать своим комиссарам иметь в виду вышеизложенное обстоятельство и вообще строго держаться смысла 2-й ст. Пекинского трактата.
Нет сомнения, что они также предписали комиссарам не упускать из виду и собственных интересов. По мнению полковника Баллюзека, удачный ход дела о разграничении будет зависеть от умения наших комиссаров расположить в нашу пользу китайских сановников, назначенных для разграничения, так как, что бы ни говорилось в Пекине насчет этого, китайцы никак не возьмут на себя ответственности решить что-либо там и давно предоставили все на усмотрение своих знакомых с местными обстоятельствами комиссаров, действия которых они непременно будут отстаивать и поддерживать.
Что же касается до принятия мер для наблюдения за действиями французов и англичан, могущих помогать китайцам советами в деле проведения границы нашей на западе, то полковник Баллюзек находил, во-первых, что он лишен возможности помешать китайцам принять совет от кого бы то ни было, а во-вторых, что дело это, по его мнению, еще мало знакомо представителям иностранных держав, чем китайским сановникам, и что первые делом этим никогда не интересовались и не интересуются, и вряд ли подозревают о том, что граница эта еще не проведена. Затруднения, если они происходят или произойдут, не будут следствием какой-либо европейской интриги, а произойдут от настойчивости китайского характера.
Находя справедливым замечание А. О. Дюгамеля, что Китайская империя находится ныне в расслабленном состоянии, и хотя внутри страны ведется междоусобная война, финансы расстроены и ей невозможно рассчитывать на силу, но все это нисколько не исключает желания и законности опираться на право, и всякий китайский сановник, подобно европейцу, ежели он уверен в своем праве на что бы то ни было и не желает от него отказаться, может отстаивать свое дело без необходимости для этого какой-либо посторонней поддержки. При этом надо заметить, что как бы высоко ни стоял чиновник Дайцинской империи, но за упущение государственного интереса он отвечает своею головою перед правительством.
В заключение, полковник Баллюзек выразил свое мнение, что китайцы будут менее уступчивы, чем когда-либо, при разграничении в настоящем случае. Не надо упускать из виду, что Китаем управляет регент, который со временем должен будет отдать отчет богдыхану. А потому и правительство Гун-Цин-вана не может действовать так самостоятельно, как прежнее, ибо трудно предвидеть, как будет смотреть Богдыхан на все настоящие действия регента, в особенности же касающиеся вопросов целости земель, коим китайцы придают большое значение и где всякая уступка может быть представлена друзьями старого порядка незаконным отчуждением китайской территории.
Приведя этот взгляд на дело разграничения нашего министра-резидента в Пекине полковника Баллюзека, я должен оговориться, что высказанное им мнение по некоторым приведенным выше соображениям политического характера не нашло себе подтверждения в последующих событиях, как это и будет видно из дальнейшего изложения.
Хотя переговоры в Чугучаке между нашими и китайскими комиссарами были прерваны, но дипломатические сношения между ними и генерал-губернатором Западной Сибири, а также между нашим министром-резидентом в Пекине и китайскими министрами продолжались весьма деятельно. Так, в первых числах июня 1863 г. наш поверенный в делах в Пекине Н. Д. Глинка при официальном визите китайскому министру, по случаю вступления его в новую должность, узнал, что он имеет намерение обратиться к нему в скором времени с просьбою. Действительно, 10 июня Н. Д. Глинка получил от китайских министров сообщение, в котором они жаловались на занятие русскими войсками всей приграничной местности от гор Алтая до Тянь-Шаньского хребта и на удаление нами из этих мест китайских отрядов, а также на медленность наших комиссаров, не приезжающих в Чугучак для переговоров. Вслед за тем, наш поверенный в делах имел свидание с китайскими сановниками, которые с первых же слов начали наводить разговор на толкование Пекинского трактата. Но наш поверенный в делах решительно отклонил это, сказав, что комиссары наши более чем достаточно разобрали уже действительный смысл статьи, служащей основанием разграничения, что наше правительство вполне вникло в сущность дела и пришло к тому убеждению, что проект наших комиссаров составлен согласно с Пекинским трактатом и что поэтому переговоры могут быть возобновлены только в том случае, ежели китайское правительство выкажет готовность при определении государственной границы на западе их владений взять за основание буквальный смысл трактата или, что тому равносильно, проект наших комиссаров. Но, китайцы, по-видимому, желали поставить вопрос так, что еще подлежит сомнению, где именно должна пройти граница, и что требования наших комиссаров крайне преувеличены. На это наш поверенный в делах заметил китайским сановникам, что переговоры в 1862 г. были прерваны вследствие несогласия китайцев придерживаться буквального смысла трактата. С другой стороны, китайские комиссары, не будучи в состоянии опровергнуть полное соответствие нашего проекта границы с тем, что постановлено в трактате, - основывали все свои доводы главным образом на том, что строгое соблюдение трактата будет не выгодно для Срединного государства. При этом Н. Д. Глинка поставил на вид китайским сановникам, что, заключив однажды по добровольному соглашению обоих правительств трактат, было бы неуместно рассуждать, выгодно ли для той или другой стороны приведение его в исполнение. Наши комиссары требовали только буквального исполнения трактата и уехали, видя, что комиссары Срединного государства упорно уклоняются от этого.
Таким образом, - прибавил наш поверенный в делах, - от министров Срединного государства зависит решение вопроса, должно ли разграничение на западе быть произведено в скором времени или отложено на неопределенный срок. А потому и прибытие наших комиссаров в Чугучак для подробного определения границы может состояться только в том случае, если со стороны китайского министерства последует заявление нашему правительству о принятии проекта границы, предложенного нашими комиссарами. После того наш поверенный в делах снова имел свидание с китайскими сановниками, сначала в здании китайского министерства иностранных дел, а потом в нашем Южном пекинском подворье. Во время этих переговоров, китайцы при первом удобном случае опять навели разговор на свою любимую тему - толкование слов «прямо на запад до озера Зайсана». Вместо ответа наш поверенный в делах попросил их сказать: каким образом комиссары Срединного государства объясняют эти слова? Сановник Даусель немного замялся и сказал, что переписка комиссаров ничто иное, как перебранка, а потому лучше оставить ее в стороне. Тогда Н. Д. Глинка прямо попросил его приказать принести эту переписку, так как она ему известна и в ней особых неприличных выражений он не встретил, и затем прибавил, что может только указать нам на проект наших комиссаров как на основание, которым следует руководствоваться при проведении границы и на сознании самих китайских комиссаров, что от Шабина-Дабага до озера Зайсана общее направление границы может быть только юго-западное.
Тем не менее китайские сановники не согласились показать нашему поверенному в делах донесений своих комиссаров. Судя же по некоторым обстоятельствам, во время этих переговоров, можно было по некоторым вопросам притти к заключению, что китайцы не настаивают на решении вопроса в Пекине, а скорее уклоняются от этого. Расчет их в этом отношении понятен. В Пекине они не могут долго тянуть дело и должны ответить положительно. Комиссарам же они могут предписать не уступать и под предлогом, что переговоры еще ведутся и не окончены, протестовать против вооруженного занятия границы нашими войсками, которые для этой цели будут придвинуты к линии постоянных китайских пикетов.
В противном случае, если китайские министры пожелают уступить нам, то предоставят своим комиссарам полную свободу действий, а впоследствии, когда придется отдавать отчет в регентстве, то эту уступку всегда могут отнести к вине своих комиссаров, проводивших границу. Китайский сановник Вэнь-Сянь передал нашему поверенному в делах, под видом частного замечания, что если бы китайцы заранее знали, как договор для них невыгоден, то они никогда бы его не заключали. Это показывает, что постановление трактата касательно западной границы они сами не считают удобным для себя и, по-видимому, сознаются, что слишком поспешили заключением Пекинского трактата к явной своей невыгоде.
16-го июля 1863 г. члены китайского министерства иностранных дел приехали в наше Южное подворье, и на этот раз нашему поверенному в делах удалось изложить им вкратце, на чем остановился вопрос о проведении западной границы. Наш представитель в Пекине объявил китайцам, что возражения китайского правительства касаются двух мест трактата: во-первых, слов «прямо на запад», и во-вторых, значения «постоянных пикетов».
Относительно этих выражений не может быть никакого сомнения. Озеро Зайсан лежит на юго-запад от Шабина-Дабага, и чтобы дойти до него, нужно принять это направление. Оно так ясно, что сами их комиссары признали необходимость юго-западного направления. Так оно и обозначено в проекте наших комиссаров. Но если бы даже китайские комиссары и не согласились на то, что направление это должно быть не какое-либо другое, но именно юго-западное, то в русском тексте договора сказано очень ясно, что «граничная черта на западе, доселе неопределенная, отныне должна проходить, следуя направлению гор, течения больших рек и линии ныне существующих китайских пикетов от последнего знака Шабина-Дабага на юго-запад… и т. д.». Китайцы, - говорил наш поверенный в делах, - могут отговариваться незнанием русского языка и утверждать, что китайский текст служит для них руководством, хотя в трактате сказано, что он перевод с русского текста. Но, во всяком случае, русский текст Пекинского договора есть подлинный, которым и руководствуются русские комиссары. При переводе же русского текста договора на китайский язык произошла явная ошибка при переписке. Возражение комиссара Мин-И, что граничная линия от Шабина-Дабага до озера Зайсана не совершенно прямая, а идет с кривизнами, весьма слабое и только показывает желания тянуть бесполезные прения. Сообразуясь с трактатом, наши комиссары предлагают вести границу по направлению гор и течению больших рек, причем весьма естественно, что некоторые повороты и изгибы граничной черты, соответственно излому самой местности, оказываются неизбежными. Общее же направление границы в означенных выше пределах - юго-западное, как это и обозначено в проекте русских комиссаров.
Слова «постоянные пикеты» равным образом весьма ясны. Китайское правительство может подразделять теперь свои пикеты на сколько угодно разрядов и объяснять, что у него все без исключения пикеты постоянные. Тем не менее, в трактате остаются слова «постоянные пикеты». Понятно, что они названы так в различие от непостоянных, которые выставляются временно. Если, по их мнению, все пикеты постоянные, то пусть они укажут, где у них непостоянные. Дело идет не о том, как бы следовало лучше назвать различного рода пикеты, а какие именно пикеты постоянные в отношении к временным. При решении этого вопроса не должно быть никакого разногласия, так как существует только одна линия постоянных пикетов, которая и упомянута в трактате. Китайское правительство жалуется теперь, что русское правительство не ответило ему на прошлогоднее его сообщение и как бы преднамеренно затягивает проведение границы. На это замечание наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что если русским посольством не было передано Пекинскому кабинету все то, что ему было известно о ходе переговоров в Чугучаке, то, во-первых, потому, что оно само не было ознакомлено со всеми подробностями дела, а во вторых, оттого, что пограничный вопрос рассматривается и решается на границе, а не в Пекине и, следовательно, комиссары Срединного государства были обязаны доносить своему правительству обо всем происходящем в Чугучаке. Китайскому министерству, по словам самих сановников, известны к тому же и проекты граничной черты, представленные обеими сторонами и доводы как тех, так и других комиссаров. Ему же равномерно должно быть известно, при каких условиях наши комиссары вынуждены были прервать переговоры и выехать из Чугучака в прошлом году, а также что генерал-губернатор Западной Сибири писал комиссару цзянь-цзюнь Мин-И, что переговоры могут быть возобновлены только тогда, когда китайские комиссары изъявят согласие на принятие проекта русских комиссаров. Русское правительство, после внимательного рассмотрения всего дела, не исключая и объяснений китайского министерства, посланного в Петербург в ноябре 1862 года, пришло к заключению, что проект наших комиссаров вполне соответствует буквальному смыслу Пекинского трактата.
Наш поверенный в делах заявил при этом китайским сановникам, что, говоря это, он передает не свое личное мнение, а окончательный взгляд русского правительства. Если же они сомневаются в истине этих слов или питают надежду, что русское правительство переменит свое мнение, то пусть напишут министру иностранных дел и повторят то, что уже раз ему говорили. Против этого, - заявил китайцам наш представитель в Пекине, - он ничего не имеет, но предупреждает их, что они другого ответа получить не могут. Русское правительство не отказывалось и теперь не отказывается от проведения западной границы, но оно желает исполнить это по однажды принятому обязательству и не намерено изменять трактат или допускать превратное его толкование.
Из двукратных разговоров с членами китайского министерства иностранных дел Н. Д. Глинка не мог вывести окончательного заключения, чтобы китайское правительство желало возобновить переговоры на принятых нами основаниях, подробно изложенных выше. Оно настаивало на возобновлении переговоров на границе, но, по-видимому, не выказывало желания давать трактату правильное толкование. Имея в виду, что при подобных условиях съезд комиссаров будет совершенно бесполезен, наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что этот съезд может состояться только тогда, когда мы получим какое-нибудь ручательство, что разграничение может состояться в действительности. Независимо от личных объяснений, наш поверенный в делах вел постоянную и весьма сложную переписку с китайским министерством иностранных дел.
Таким образом, бесконечные споры и недоразумения, возникшие между нашими и китайскими комиссарами во время переговоров в Чугучаке, отразившись в Пекине, повторились и там почти с буквальною точностью, во время происходивших конференций между представителем России и китайскими министрами. При этом министры богдыхана видимо старались поддерживать своих комиссаров и, подобно им, объясняли значение 2 ст. Пекинского трактата в совершенно превратном виде, а также прибегали и к другим своеобразным приемам и ухищрениям китайской дипломатии. При внимательном рассмотрении этих разнообразных мнений о проведении западной границы, высказанных как на конференциях, так и в письменных соображениях китайских сановников, нельзя не остановиться на следующих обстоятельствах, которые наиболее выпукло выделяются из прочих.
Говоря о встреченных недоразумениях при сличении русского и китайского текстов 2-й ст. Пекинского договора, китайские сановники заметили, что перевод первоначального русского текста заключенного трактата сделан русским правительством, а не китайским. В то время, т. е. при самом заключении трактата, последовало и соглашение, вследствие которого в трактате и было ясно написано: «на запад прямо до…» Если бы в китайском тексте трактата было сказано: «на юго-запад», то китайское правительство никогда не заключило бы договора. Китайское правительство должно руководствоваться китайским текстом, тем более что самый перевод был сделан людьми Российского государства и обе стороны могли его подписать и утвердить печатью только тогда, когда каждое слово, каждое предложение его были согласны с русским текстом. В международных отношениях договор ставится важнее всего. А теперь совершенно неожиданно произнесено слово «ошибки». Если это дойдет до сведения других государств, то они могут это отнести к намерению русских не соблюдать трактата. Наше желание, - писали китайские сановники, - чтобы с вашей стороны не употребляли бы слово «ошибки», дабы не возбудить со стороны посторонних лиц разных превратных толков. Переходя затем к рассмотрению вопроса о значении слов «постоянные китайские пикеты», китайские сановники, чтобы вывернуться из неловкого положения, в которое они были поставлены, согласившись вести границу по постоянным пикетам (чан-чжу карунь), как это было обозначено в китайском тексте трактата, вздумали прибегнуть к своеобразному приему, обычному китайской дипломатии, для объяснения значения по-китайски слова «чан». Китайцы утверждали, что слово «чан» не всегда имеет значение понятия «постоянный». Наконец, слова трактата «и по постоянным пикетам» указывают, что граница должна быть проведена не вообще по постоянным пикетам, но главным образом по направлению гор, течению больших рек, а также не возбраняется вести границу и по постоянным пикетам. При этом китайцы ехидно прибавили: «напр., по пикетам Хой-Майлаху и друг.». Должно заметить, что, направляя границу на этот пикет, она пройдет к западу от озера Зайсана, которое в таком случае должно полностью отойти к китайским владениям.
Далее китайские сановники заявили, что ответ нашего министра иностранных дел, содержание которого было передано им нашим поверенным в делах, будто бы не заключает в себе подробного, справедливого и точного объяснения трактата. Но этот ответ ограничивается только словами, что проект комиссаров русского государства составлен вполне согласно со 2 ст. трактата. По поводу вооруженного занятия нами западной китайской границы, китайские сановники отозвались, что с их стороны был предпринят только обычный осмотр границы на основании издревле существующих на этот предмет постановлений. Между тем, прибытие и захват земли русскими войсками совершенно противозаконны. Если говорить, что все эти земли подлежат разграничению, то следует выждать, чтобы разграничение было произведено, и затем взаимно охранять границу. Притом трактат изменить невозможно, а, руководствуясь им, определить границу и тем устранить неправильные толки со стороны других держав. Ваши же местные власти, - писали китайские сановники нашему поверенному в делах, - придвинув к границе войска и заняв приграничную местность, принимают такое положение, которое вынуждает и китайские власти выслать на границу свои отряды. Все такие действия могут нарушить существующие дружественные отношения между двумя государствами. На все вышеизложенные протесты китайских сановников наш поверенный в делах заявил китайскому министерству иностранных дел, что так как в 1862 г. в Чугучаке уже происходили совещания между уполномоченными обоих государств и последствием этих совещаний было представление нашими комиссарами проекта как вести границу, то самое естественное, что в подобном случае предлежало русскому правительству, так это рассмотреть, составлен ли этот проект согласно с буквальным смыслом Пекинского договора или в чем-либо с ним рознится. Русское правительство это и сделало. Оно нашло, что русские комиссары, при составлении своего проекта, руководствовались в точности трактатом. Затем наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что сделанные им объяснения слов «на юго-запад до озера Зайсана» и «постоянные пикеты», против которых главным образом были направлены их возражения, и составляют сущность ответа русского правительства.
Вполне соглашаясь с мнением китайских сановников, что если трактат не может быть объяснен, то и граница не может быть проведена, наш поверенный в делах поставил на вид китайцам, что в объяснении трактата не встречается ни малейшего затруднения, если только не стараться давать ему такое толкование, которое в нем не заключается, а понимать его так, как он написан. Для достижения этого следует взять первоначальный текст и по нем судить, какое значение имеют слова перевода. Русское правительство, - сообщал в своем ответе китайским министрам наш поверенный в делах, - поступило таким образом, и наш министр иностранных дел отозвался, что 2-ая ст. Пекинского трактата может быть понимаема только следующим образом: прежде всего поставлены слова «граничная черта на запад, доселе неопределенная, отныне должна проходить, следуя направлению горных хребтов, течению больших рек и линии ныне существующих китайских пикетов». Это показывает, что при постановлении о западной границе вообще приняты за основание естественные рубежи, т. е. хребты гор и рек, как самые удобные и лучше всего определяющие бесспорность границы. Слова «ныне существующие кшпайские пикеты», поставленные после, вместе с тем указывают, что горы и реки не следует искать где-нибудь в стороне, а должны быть приняты те из них, которые не удалены от постоянных пикетов, и что в тех случаях, когда не встречается гор или больших рек, то вести границу по самим постоянным пикетам.
Определив, таким образом, первоначально, чем следует руководствоваться при проведении западной границы, трактат потом уже постановляет с большею точностью, между какими пунктами следует ее вести.
Во-первых, от Шабина-Дабага на юго-запад до озера Зайсана, а оттуда до гор, проходящих южнее озера Иссык-Куль и называемых Тенгри-Шань или Тянь-Шань-Нан-Лу (южные отроги Небесных гор), и по сим горам до кокандских владений. Далее наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что он не может согласиться с их мнением по поводу оказавшейся ошибки при переводе русского текста трактата на китайский язык. В трактатах действительно не допускается ошибок, но это в тех случаях, когда обменные экземпляры трактата написаны на одном и том же языке. Когда же какой-нибудь трактат написан на языке одной стороны, а перевод его составлен на языке другой стороны, то в таком случае в подлинном тексте ошибок, конечно, не может быть. В переводе же могут оказаться места, не вполне соответствующие первоначальному тексту, и это несмотря на все старание переводчика передать весь трактат со всевозможною точностью. В особенности же это затруднение увеличивается еще при таком языке, как китайский.
При заключении трактата китайским сановникам был словесно объяснен точный смысл первоначального текста, и, подписывая перевод, они, конечно, хорошо знали его настоящий смысл. Если же теперь китайские сановники находят возможным дать другое толкование этому смыслу, то русское правительство со своей стороны на такое изменение никак не может согласиться. «Спрашивается только, - писал далее наш поверенный в делах, - какая сторона права: та ли, которая, взяв первоначальный текст, может прямо определить буквальный смысл трактата, или та сторона, которая, взяв один перевод и давая ему другое значение, чем то, которое имелось в виду первоначально, думает соблюдать трактат, совершенно изменяя его значение?»
В заключение своего сообщения, наш поверенный в делах заявил китайцам, что «русское правительство, не желая нарушить дружественных отношений, не настаивало до сих пор на немедленном проведении границы, желая дать время китайским министрам вникнуть как следует во все подробности дела и решиться определить границу согласно с трактатом. Между тем, мы никак не можем допустить, чтобы ваши пограничные власти, пользуясь случаем, что вопрос не решен, высылало вперед отряды в наши пределы, несмотря на то, что шли переговоры. И если наши власти приняли теперь меры, чтобы остановить дальнейшее наступление ваших отрядов, то этому удивляться нельзя. Если же при этом произойдут столкновения, то это повлечет за собою такие неприятности, которые могут повредить нашей долголетней дружбе».
Описанный выше ход переговоров с китайцами об определении западной границы, производившийся в Пекине и состоявший из личных объяснений нашего поверенного в делах с китайскими министрами, а также из веденной им с ними обширной и сложной переписки, наконец, и предшествовавшие этому переговоры и такая же переписка между нашими и китайскими комиссарами в Чугучаке в 1862 г., в достаточной степени выяснили пограничное дело до самых мельчайших подробностей, вследствие чего и самый вопрос об определении государственной границы на западных пределах Китая казался, по-видимому, совершенно исчерпанным.
После всего этого, китайцы должны были бы, так сказать, на самом деле притти к убеждению, что Пекинский трактат был торжеством русской дипломатии и что во всяком случае они вынуждены в силу этого трактата сделать нам важные территориальные и другие уступки. Однако же, несмотря на то, они все еще медлили дать свое окончательное согласие на наш проект границы. Только после самых настойчивых, смелых и решительных усилий, наш поверенный в делах в Пекине успел ловким образом дать делу такое направление, что вопрос о проведении западной границы Китая с Россией получил желаемый нами оборот. Китайские министры наконец убедились, что всякие дальнейшие настояния с их стороны, направленные с целью ослабить или умалить сделанные нам по трактату уступки, оказываются решительно невозможными. Тогда они решились уступить требованиям России и признать, что проект наших комиссаров составлен на основании Пекинского трактата. Уведомляя об этом генерала Дюгамеля, наш поверенный о делах в Пекине весьма предусмотрительно приложил к своей официальной депеше по этому важному делу и полученное им подлинное сообщение китайских министров для предъявления этого документа китайским комиссарам в случае каких-либо новых притязаний с их стороны. Из полученного из Пекина упомянутого выше официального сообщения оказалось, что китайское правительство приняло проект наших комиссаров без всяких оговорок. Но так как в пункте 2-го нашего проекта было предложено от пикета Маниту-Гатул-Хан два направления граничной черты - одно по постоянным пикетам, а другое по Тарбагатайскому хребту до прохода Хабар-асу, то выбор одного из этих направлений предоставлялся усмотрению китайских комиссаров. Вместе с тем китайское правительство предписало старшему комиссару улясутайскому цзянь-цзюню Мин-И условиться с генерал-губернатором Западной Сибири о времени и месте съезда комиссаров, который, по взаимному соглашению в Пекине нашего поверенного в делах с китайскими министрами, должен состояться при первой возможности. В сообщении своем о принятии нашего проекта границы, китайские министры коснулись еще двух вопросов: 1) об оставлении приграничных инородцев на прежних местах их жительства и 2) по поводу продолжающегося занятия границы нашими отрядами.
По первому вопросу наш поверенный в делах объяснил китайским министрам, что русское правительство, разделяя их мысль об инородцах, не встречает со своей стороны никаких препятствий к оставлению сих инородцев на прежних местах жительства. Это заявление китайцы, по-видимому, сделали из опасения, чтобы приграничные инородцы не перешли потом в китайские владения, а также из желания не иметь с ними никакого дела. По второму вопросу, относительно вооруженного занятия нами границы, наш поверенный в делах объяснил китайским министрам, что занятие границы нашими войсками было сделано с миролюбивою целью и вовсе не имело характера угрожающей меры. Но китайцы домогались совершенного снятия наших отрядов с занимаемых ими позиций на границе и удаления их вовнутрь края, к местам постоянного квартирного расположения. По всему вероятию, эти настояния китайцев у нашего поверенного в делах делались потому, что при продолжающемся вооруженном занятии нами границы согласие китайцев на предложенный нами проект разграничения на западных пределах их империи имело бы вид вынужденной с их стороны уступки. Сначала китайские министры хотели было поставить условием для принятия ими нашего проекта границы, чтобы отряды наши были отодвинуты от границы вовнутрь края. Но наш поверенный в делах энергично отвергнул домогательства китайцев дать на это письменное согласие. Получив решительный отказ, китайцы удовольствовались словесным обещанием нашего поверенного в делах просить свое правительство отодвинуть отряды от самой границы, если она уже занята ими. Но давая китайцам это обещание, наш поверенный в делах имел в виду, что во всяком случае оно не могло иметь для нас обязательной силы на том основании, что он не поручился китайцам в приведении его в исполнение. Тем не менее, Н. Д. Глинка находил полезным отодвинуть наши отряды хотя на некоторое расстояние от границы, чтобы не давать китайцам повода упрекать нас в насильственном завладении местностями, хотя и принадлежащими нам по трактату, но не вполне еще определенных формальным разграничением.
Продолжение: Возобновление переговоров
Начало: 1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
Предыдущая часть: 9. Неприязненные столкновения на границе
Следующая часть: 11. Возобновление переговоров
Пекин, ок. 1865 г.
По прибытии в Чугучак, я занялся составлением отчета о Зайсанской экспедиции, который вместе с картою представил генерал-адъютанту Н. П. Игнатьеву. По возвращении из Чучучака в Омск, я получил от него ответ следующего содержания: «С особенным удовольствием прочел я письмо ваше, написанное еще во время чугучакских переговоров и полученное мною в прошедшем ноябре месяце. Сведения, сообщаемые вами об успешной рекогносцировке, произведенной на восточной стороне Зайсана и по берегам Черного Иртыша, весьма любопытны. Они сообщены в извлечении Императорского Русского географического общества для напечатания в годичном отчете и служат лучшим свидетельством полезной деятельности вашей в течение минувшего лета».
Результаты переговоров, происходивших в Чугучаке в 1862 г., были повергнуты государственным канцлером на Высочайшее воззрение, генералом Игнатьевым и князем Горчаковым, сообщившим по Высочайшему повелению генералу-губернатору Западной Сибири Дюгамелю, что по отъезде наших комиссаров из Чугучака, пограничный вопрос, по мнению Министерства иностранных дел, был поставлен надлежащим образом. Китайские полномочные не были в состоянии совершенно отвергнуть ясно высказанное в Пекинском трактате начало, что граница должна проходить по линии постоянных китайских пикетов. Хотя китайские комиссары и уклонились от принятого их правительством обязательства, но окончательное и для нас удовлетворительное разрешение пограничного вопроса может быть только делом времени. Нам необходимо при настоящих обстоятельствах оградить нашу границу от новых произвольных вторжений китайских отрядов. По возможности заняв фактически всю граничную линию, согласную с нашими видами, мы можем спокойно выждать удобное время для возобновления переговоров. Между тем, расположение наших отрядов на границе с одной стороны может содействовать к поддержанию наших требований в пограничном вопросе, а с другой - доставит возможность наблюдать за киргизами и спокойствием в степи.
Министерство иностранных дел находило также, что способ ведения переговоров в Чугучаке китайскими комиссарами достаточно ясно определяет те меры, на которые нам должно обратить особое внимание, для придания пограничному делу надлежащего направления в будущем.
В этих видах государственный канцлер полагал воздержаться на некоторое время высказывать перед китайцами готовность с нашей стороны возобновить переговоры о разграничении, и с этой целью избегать всякого рода объяснений пограничного вопроса с местными китайскими властями. Если же китайское начальство само вызовется и письменно отнесется к нам о возобновлении переговоров, то на это предложение следует дать согласие, но только в таком случае, когда со стороны китайцев будет представлено удостоверение, что возобновляемые переговоры будут ведены на основаниях, ясно выраженных в договорном постановлении, т. е. что граница пойдет по линии постоянных караулов и что, следовательно, обоюдным комиссарам не предстоит надобности в предварительных соглашениях относительно общего направления границы, и весь пограничный вопрос решится согласно предъявленному нашими уполномоченными плану.
Прежде чем перейти к описанию переговоров, происходивших в Чугучаке в 1863 г., необходимо предварительно упомянуть о том, как отразился в Пекине неудовлетворительный исход чугучакских переговоров предыдущего года, а также и последних событий на границе, ознаменованных рядом кровопролитных столкновений наших отрядов с китайскими войсками и взгляд на эти события пекинского правительства. <…>
Медленный ход переговоров о границе, производившихся в Чугучаке, а в особенности кровопролитные столкновения наших отрядов с китайскими войсками на юго-востоке Заилийского края, отразились и в Пекине. Китайские комиссары, посылая донесение пекинскому правительству, постоянно жаловались на чрезмерные требования русских комиссаров.
С своей стороны и илийский главнокомандующий (кульджинский цзянь-цзюнь), в своих донесениях в Пекин, представил в совершенно превратном виде предательское нападение китайцев на наших офицеров и казаков при Борохуцзирском пикете, которое, как сделанное без всякого повода с нашей стороны, не могло быть ничем оправдано.
В таком же ложном свете были представлены местным китайским начальством и все последующие кровопролитные столкновения на границе наших отрядов с китайскими войсками. Одновременно с упомянутыми донесениями китайских комиссаров и местного илийского начальства, и с нашей стороны посылались по делу о проведении западной китайской границы подробные и обстоятельные сообщения нашему министру-резиденту в Пекине, полковнику Баллюзеку.
Так, генерал Дюгамель, по ходатайству наших комиссаров, просил полковника Баллюзека оказать с его стороны возможное содействие делу проведения государственной границы с Западным Китаем, и при этом упомянул, что нам, по-видимому, было бы необходимо в Пекине следить и принять соответствующие меры на случай могущего быть вмешательства французов и англичан в дело разграничения с Западным Китаем. На это наш министр-резидент сообщил генералу Дюгамелю, что тотчас по получении уведомления из министерства, чтобы при проведении западной границы в основание была принимаема линия постоянных китайских караулов, он имел по сему случаю свидание с членами китайского министерства иностранных дел и объявил им, что по смыслу 2-й ст. Пекинского договора под линиею ныне существующих китайских пикетов следует подразумевать линию постоянных китайских караулов, а не временных, выдвинутых в наши пределы по распоряжению местного пограничного начальства даже без ведома китайского правительства, чему доказательством может служить то обстоятельство, что по нашему требованию подобные временные пикеты были всегда удаляемы.
Китайские сановники, соглашаясь с мнением нашего министра-резидента, вместе с тем чистосердечно признались полковнику Баллюзеку, что они не имеют никакого понятия о западной границе, но обещали предписать своим комиссарам иметь в виду вышеизложенное обстоятельство и вообще строго держаться смысла 2-й ст. Пекинского трактата.
Нет сомнения, что они также предписали комиссарам не упускать из виду и собственных интересов. По мнению полковника Баллюзека, удачный ход дела о разграничении будет зависеть от умения наших комиссаров расположить в нашу пользу китайских сановников, назначенных для разграничения, так как, что бы ни говорилось в Пекине насчет этого, китайцы никак не возьмут на себя ответственности решить что-либо там и давно предоставили все на усмотрение своих знакомых с местными обстоятельствами комиссаров, действия которых они непременно будут отстаивать и поддерживать.
Что же касается до принятия мер для наблюдения за действиями французов и англичан, могущих помогать китайцам советами в деле проведения границы нашей на западе, то полковник Баллюзек находил, во-первых, что он лишен возможности помешать китайцам принять совет от кого бы то ни было, а во-вторых, что дело это, по его мнению, еще мало знакомо представителям иностранных держав, чем китайским сановникам, и что первые делом этим никогда не интересовались и не интересуются, и вряд ли подозревают о том, что граница эта еще не проведена. Затруднения, если они происходят или произойдут, не будут следствием какой-либо европейской интриги, а произойдут от настойчивости китайского характера.
Находя справедливым замечание А. О. Дюгамеля, что Китайская империя находится ныне в расслабленном состоянии, и хотя внутри страны ведется междоусобная война, финансы расстроены и ей невозможно рассчитывать на силу, но все это нисколько не исключает желания и законности опираться на право, и всякий китайский сановник, подобно европейцу, ежели он уверен в своем праве на что бы то ни было и не желает от него отказаться, может отстаивать свое дело без необходимости для этого какой-либо посторонней поддержки. При этом надо заметить, что как бы высоко ни стоял чиновник Дайцинской империи, но за упущение государственного интереса он отвечает своею головою перед правительством.
В заключение, полковник Баллюзек выразил свое мнение, что китайцы будут менее уступчивы, чем когда-либо, при разграничении в настоящем случае. Не надо упускать из виду, что Китаем управляет регент, который со временем должен будет отдать отчет богдыхану. А потому и правительство Гун-Цин-вана не может действовать так самостоятельно, как прежнее, ибо трудно предвидеть, как будет смотреть Богдыхан на все настоящие действия регента, в особенности же касающиеся вопросов целости земель, коим китайцы придают большое значение и где всякая уступка может быть представлена друзьями старого порядка незаконным отчуждением китайской территории.
Приведя этот взгляд на дело разграничения нашего министра-резидента в Пекине полковника Баллюзека, я должен оговориться, что высказанное им мнение по некоторым приведенным выше соображениям политического характера не нашло себе подтверждения в последующих событиях, как это и будет видно из дальнейшего изложения.
Хотя переговоры в Чугучаке между нашими и китайскими комиссарами были прерваны, но дипломатические сношения между ними и генерал-губернатором Западной Сибири, а также между нашим министром-резидентом в Пекине и китайскими министрами продолжались весьма деятельно. Так, в первых числах июня 1863 г. наш поверенный в делах в Пекине Н. Д. Глинка при официальном визите китайскому министру, по случаю вступления его в новую должность, узнал, что он имеет намерение обратиться к нему в скором времени с просьбою. Действительно, 10 июня Н. Д. Глинка получил от китайских министров сообщение, в котором они жаловались на занятие русскими войсками всей приграничной местности от гор Алтая до Тянь-Шаньского хребта и на удаление нами из этих мест китайских отрядов, а также на медленность наших комиссаров, не приезжающих в Чугучак для переговоров. Вслед за тем, наш поверенный в делах имел свидание с китайскими сановниками, которые с первых же слов начали наводить разговор на толкование Пекинского трактата. Но наш поверенный в делах решительно отклонил это, сказав, что комиссары наши более чем достаточно разобрали уже действительный смысл статьи, служащей основанием разграничения, что наше правительство вполне вникло в сущность дела и пришло к тому убеждению, что проект наших комиссаров составлен согласно с Пекинским трактатом и что поэтому переговоры могут быть возобновлены только в том случае, ежели китайское правительство выкажет готовность при определении государственной границы на западе их владений взять за основание буквальный смысл трактата или, что тому равносильно, проект наших комиссаров. Но, китайцы, по-видимому, желали поставить вопрос так, что еще подлежит сомнению, где именно должна пройти граница, и что требования наших комиссаров крайне преувеличены. На это наш поверенный в делах заметил китайским сановникам, что переговоры в 1862 г. были прерваны вследствие несогласия китайцев придерживаться буквального смысла трактата. С другой стороны, китайские комиссары, не будучи в состоянии опровергнуть полное соответствие нашего проекта границы с тем, что постановлено в трактате, - основывали все свои доводы главным образом на том, что строгое соблюдение трактата будет не выгодно для Срединного государства. При этом Н. Д. Глинка поставил на вид китайским сановникам, что, заключив однажды по добровольному соглашению обоих правительств трактат, было бы неуместно рассуждать, выгодно ли для той или другой стороны приведение его в исполнение. Наши комиссары требовали только буквального исполнения трактата и уехали, видя, что комиссары Срединного государства упорно уклоняются от этого.
Таким образом, - прибавил наш поверенный в делах, - от министров Срединного государства зависит решение вопроса, должно ли разграничение на западе быть произведено в скором времени или отложено на неопределенный срок. А потому и прибытие наших комиссаров в Чугучак для подробного определения границы может состояться только в том случае, если со стороны китайского министерства последует заявление нашему правительству о принятии проекта границы, предложенного нашими комиссарами. После того наш поверенный в делах снова имел свидание с китайскими сановниками, сначала в здании китайского министерства иностранных дел, а потом в нашем Южном пекинском подворье. Во время этих переговоров, китайцы при первом удобном случае опять навели разговор на свою любимую тему - толкование слов «прямо на запад до озера Зайсана». Вместо ответа наш поверенный в делах попросил их сказать: каким образом комиссары Срединного государства объясняют эти слова? Сановник Даусель немного замялся и сказал, что переписка комиссаров ничто иное, как перебранка, а потому лучше оставить ее в стороне. Тогда Н. Д. Глинка прямо попросил его приказать принести эту переписку, так как она ему известна и в ней особых неприличных выражений он не встретил, и затем прибавил, что может только указать нам на проект наших комиссаров как на основание, которым следует руководствоваться при проведении границы и на сознании самих китайских комиссаров, что от Шабина-Дабага до озера Зайсана общее направление границы может быть только юго-западное.
Тем не менее китайские сановники не согласились показать нашему поверенному в делах донесений своих комиссаров. Судя же по некоторым обстоятельствам, во время этих переговоров, можно было по некоторым вопросам притти к заключению, что китайцы не настаивают на решении вопроса в Пекине, а скорее уклоняются от этого. Расчет их в этом отношении понятен. В Пекине они не могут долго тянуть дело и должны ответить положительно. Комиссарам же они могут предписать не уступать и под предлогом, что переговоры еще ведутся и не окончены, протестовать против вооруженного занятия границы нашими войсками, которые для этой цели будут придвинуты к линии постоянных китайских пикетов.
В противном случае, если китайские министры пожелают уступить нам, то предоставят своим комиссарам полную свободу действий, а впоследствии, когда придется отдавать отчет в регентстве, то эту уступку всегда могут отнести к вине своих комиссаров, проводивших границу. Китайский сановник Вэнь-Сянь передал нашему поверенному в делах, под видом частного замечания, что если бы китайцы заранее знали, как договор для них невыгоден, то они никогда бы его не заключали. Это показывает, что постановление трактата касательно западной границы они сами не считают удобным для себя и, по-видимому, сознаются, что слишком поспешили заключением Пекинского трактата к явной своей невыгоде.
16-го июля 1863 г. члены китайского министерства иностранных дел приехали в наше Южное подворье, и на этот раз нашему поверенному в делах удалось изложить им вкратце, на чем остановился вопрос о проведении западной границы. Наш представитель в Пекине объявил китайцам, что возражения китайского правительства касаются двух мест трактата: во-первых, слов «прямо на запад», и во-вторых, значения «постоянных пикетов».
Относительно этих выражений не может быть никакого сомнения. Озеро Зайсан лежит на юго-запад от Шабина-Дабага, и чтобы дойти до него, нужно принять это направление. Оно так ясно, что сами их комиссары признали необходимость юго-западного направления. Так оно и обозначено в проекте наших комиссаров. Но если бы даже китайские комиссары и не согласились на то, что направление это должно быть не какое-либо другое, но именно юго-западное, то в русском тексте договора сказано очень ясно, что «граничная черта на западе, доселе неопределенная, отныне должна проходить, следуя направлению гор, течения больших рек и линии ныне существующих китайских пикетов от последнего знака Шабина-Дабага на юго-запад… и т. д.». Китайцы, - говорил наш поверенный в делах, - могут отговариваться незнанием русского языка и утверждать, что китайский текст служит для них руководством, хотя в трактате сказано, что он перевод с русского текста. Но, во всяком случае, русский текст Пекинского договора есть подлинный, которым и руководствуются русские комиссары. При переводе же русского текста договора на китайский язык произошла явная ошибка при переписке. Возражение комиссара Мин-И, что граничная линия от Шабина-Дабага до озера Зайсана не совершенно прямая, а идет с кривизнами, весьма слабое и только показывает желания тянуть бесполезные прения. Сообразуясь с трактатом, наши комиссары предлагают вести границу по направлению гор и течению больших рек, причем весьма естественно, что некоторые повороты и изгибы граничной черты, соответственно излому самой местности, оказываются неизбежными. Общее же направление границы в означенных выше пределах - юго-западное, как это и обозначено в проекте русских комиссаров.
Слова «постоянные пикеты» равным образом весьма ясны. Китайское правительство может подразделять теперь свои пикеты на сколько угодно разрядов и объяснять, что у него все без исключения пикеты постоянные. Тем не менее, в трактате остаются слова «постоянные пикеты». Понятно, что они названы так в различие от непостоянных, которые выставляются временно. Если, по их мнению, все пикеты постоянные, то пусть они укажут, где у них непостоянные. Дело идет не о том, как бы следовало лучше назвать различного рода пикеты, а какие именно пикеты постоянные в отношении к временным. При решении этого вопроса не должно быть никакого разногласия, так как существует только одна линия постоянных пикетов, которая и упомянута в трактате. Китайское правительство жалуется теперь, что русское правительство не ответило ему на прошлогоднее его сообщение и как бы преднамеренно затягивает проведение границы. На это замечание наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что если русским посольством не было передано Пекинскому кабинету все то, что ему было известно о ходе переговоров в Чугучаке, то, во-первых, потому, что оно само не было ознакомлено со всеми подробностями дела, а во вторых, оттого, что пограничный вопрос рассматривается и решается на границе, а не в Пекине и, следовательно, комиссары Срединного государства были обязаны доносить своему правительству обо всем происходящем в Чугучаке. Китайскому министерству, по словам самих сановников, известны к тому же и проекты граничной черты, представленные обеими сторонами и доводы как тех, так и других комиссаров. Ему же равномерно должно быть известно, при каких условиях наши комиссары вынуждены были прервать переговоры и выехать из Чугучака в прошлом году, а также что генерал-губернатор Западной Сибири писал комиссару цзянь-цзюнь Мин-И, что переговоры могут быть возобновлены только тогда, когда китайские комиссары изъявят согласие на принятие проекта русских комиссаров. Русское правительство, после внимательного рассмотрения всего дела, не исключая и объяснений китайского министерства, посланного в Петербург в ноябре 1862 года, пришло к заключению, что проект наших комиссаров вполне соответствует буквальному смыслу Пекинского трактата.
Наш поверенный в делах заявил при этом китайским сановникам, что, говоря это, он передает не свое личное мнение, а окончательный взгляд русского правительства. Если же они сомневаются в истине этих слов или питают надежду, что русское правительство переменит свое мнение, то пусть напишут министру иностранных дел и повторят то, что уже раз ему говорили. Против этого, - заявил китайцам наш представитель в Пекине, - он ничего не имеет, но предупреждает их, что они другого ответа получить не могут. Русское правительство не отказывалось и теперь не отказывается от проведения западной границы, но оно желает исполнить это по однажды принятому обязательству и не намерено изменять трактат или допускать превратное его толкование.
Из двукратных разговоров с членами китайского министерства иностранных дел Н. Д. Глинка не мог вывести окончательного заключения, чтобы китайское правительство желало возобновить переговоры на принятых нами основаниях, подробно изложенных выше. Оно настаивало на возобновлении переговоров на границе, но, по-видимому, не выказывало желания давать трактату правильное толкование. Имея в виду, что при подобных условиях съезд комиссаров будет совершенно бесполезен, наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что этот съезд может состояться только тогда, когда мы получим какое-нибудь ручательство, что разграничение может состояться в действительности. Независимо от личных объяснений, наш поверенный в делах вел постоянную и весьма сложную переписку с китайским министерством иностранных дел.
Таким образом, бесконечные споры и недоразумения, возникшие между нашими и китайскими комиссарами во время переговоров в Чугучаке, отразившись в Пекине, повторились и там почти с буквальною точностью, во время происходивших конференций между представителем России и китайскими министрами. При этом министры богдыхана видимо старались поддерживать своих комиссаров и, подобно им, объясняли значение 2 ст. Пекинского трактата в совершенно превратном виде, а также прибегали и к другим своеобразным приемам и ухищрениям китайской дипломатии. При внимательном рассмотрении этих разнообразных мнений о проведении западной границы, высказанных как на конференциях, так и в письменных соображениях китайских сановников, нельзя не остановиться на следующих обстоятельствах, которые наиболее выпукло выделяются из прочих.
Говоря о встреченных недоразумениях при сличении русского и китайского текстов 2-й ст. Пекинского договора, китайские сановники заметили, что перевод первоначального русского текста заключенного трактата сделан русским правительством, а не китайским. В то время, т. е. при самом заключении трактата, последовало и соглашение, вследствие которого в трактате и было ясно написано: «на запад прямо до…» Если бы в китайском тексте трактата было сказано: «на юго-запад», то китайское правительство никогда не заключило бы договора. Китайское правительство должно руководствоваться китайским текстом, тем более что самый перевод был сделан людьми Российского государства и обе стороны могли его подписать и утвердить печатью только тогда, когда каждое слово, каждое предложение его были согласны с русским текстом. В международных отношениях договор ставится важнее всего. А теперь совершенно неожиданно произнесено слово «ошибки». Если это дойдет до сведения других государств, то они могут это отнести к намерению русских не соблюдать трактата. Наше желание, - писали китайские сановники, - чтобы с вашей стороны не употребляли бы слово «ошибки», дабы не возбудить со стороны посторонних лиц разных превратных толков. Переходя затем к рассмотрению вопроса о значении слов «постоянные китайские пикеты», китайские сановники, чтобы вывернуться из неловкого положения, в которое они были поставлены, согласившись вести границу по постоянным пикетам (чан-чжу карунь), как это было обозначено в китайском тексте трактата, вздумали прибегнуть к своеобразному приему, обычному китайской дипломатии, для объяснения значения по-китайски слова «чан». Китайцы утверждали, что слово «чан» не всегда имеет значение понятия «постоянный». Наконец, слова трактата «и по постоянным пикетам» указывают, что граница должна быть проведена не вообще по постоянным пикетам, но главным образом по направлению гор, течению больших рек, а также не возбраняется вести границу и по постоянным пикетам. При этом китайцы ехидно прибавили: «напр., по пикетам Хой-Майлаху и друг.». Должно заметить, что, направляя границу на этот пикет, она пройдет к западу от озера Зайсана, которое в таком случае должно полностью отойти к китайским владениям.
Далее китайские сановники заявили, что ответ нашего министра иностранных дел, содержание которого было передано им нашим поверенным в делах, будто бы не заключает в себе подробного, справедливого и точного объяснения трактата. Но этот ответ ограничивается только словами, что проект комиссаров русского государства составлен вполне согласно со 2 ст. трактата. По поводу вооруженного занятия нами западной китайской границы, китайские сановники отозвались, что с их стороны был предпринят только обычный осмотр границы на основании издревле существующих на этот предмет постановлений. Между тем, прибытие и захват земли русскими войсками совершенно противозаконны. Если говорить, что все эти земли подлежат разграничению, то следует выждать, чтобы разграничение было произведено, и затем взаимно охранять границу. Притом трактат изменить невозможно, а, руководствуясь им, определить границу и тем устранить неправильные толки со стороны других держав. Ваши же местные власти, - писали китайские сановники нашему поверенному в делах, - придвинув к границе войска и заняв приграничную местность, принимают такое положение, которое вынуждает и китайские власти выслать на границу свои отряды. Все такие действия могут нарушить существующие дружественные отношения между двумя государствами. На все вышеизложенные протесты китайских сановников наш поверенный в делах заявил китайскому министерству иностранных дел, что так как в 1862 г. в Чугучаке уже происходили совещания между уполномоченными обоих государств и последствием этих совещаний было представление нашими комиссарами проекта как вести границу, то самое естественное, что в подобном случае предлежало русскому правительству, так это рассмотреть, составлен ли этот проект согласно с буквальным смыслом Пекинского договора или в чем-либо с ним рознится. Русское правительство это и сделало. Оно нашло, что русские комиссары, при составлении своего проекта, руководствовались в точности трактатом. Затем наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что сделанные им объяснения слов «на юго-запад до озера Зайсана» и «постоянные пикеты», против которых главным образом были направлены их возражения, и составляют сущность ответа русского правительства.
Вполне соглашаясь с мнением китайских сановников, что если трактат не может быть объяснен, то и граница не может быть проведена, наш поверенный в делах поставил на вид китайцам, что в объяснении трактата не встречается ни малейшего затруднения, если только не стараться давать ему такое толкование, которое в нем не заключается, а понимать его так, как он написан. Для достижения этого следует взять первоначальный текст и по нем судить, какое значение имеют слова перевода. Русское правительство, - сообщал в своем ответе китайским министрам наш поверенный в делах, - поступило таким образом, и наш министр иностранных дел отозвался, что 2-ая ст. Пекинского трактата может быть понимаема только следующим образом: прежде всего поставлены слова «граничная черта на запад, доселе неопределенная, отныне должна проходить, следуя направлению горных хребтов, течению больших рек и линии ныне существующих китайских пикетов». Это показывает, что при постановлении о западной границе вообще приняты за основание естественные рубежи, т. е. хребты гор и рек, как самые удобные и лучше всего определяющие бесспорность границы. Слова «ныне существующие кшпайские пикеты», поставленные после, вместе с тем указывают, что горы и реки не следует искать где-нибудь в стороне, а должны быть приняты те из них, которые не удалены от постоянных пикетов, и что в тех случаях, когда не встречается гор или больших рек, то вести границу по самим постоянным пикетам.
Определив, таким образом, первоначально, чем следует руководствоваться при проведении западной границы, трактат потом уже постановляет с большею точностью, между какими пунктами следует ее вести.
Во-первых, от Шабина-Дабага на юго-запад до озера Зайсана, а оттуда до гор, проходящих южнее озера Иссык-Куль и называемых Тенгри-Шань или Тянь-Шань-Нан-Лу (южные отроги Небесных гор), и по сим горам до кокандских владений. Далее наш поверенный в делах заявил китайским сановникам, что он не может согласиться с их мнением по поводу оказавшейся ошибки при переводе русского текста трактата на китайский язык. В трактатах действительно не допускается ошибок, но это в тех случаях, когда обменные экземпляры трактата написаны на одном и том же языке. Когда же какой-нибудь трактат написан на языке одной стороны, а перевод его составлен на языке другой стороны, то в таком случае в подлинном тексте ошибок, конечно, не может быть. В переводе же могут оказаться места, не вполне соответствующие первоначальному тексту, и это несмотря на все старание переводчика передать весь трактат со всевозможною точностью. В особенности же это затруднение увеличивается еще при таком языке, как китайский.
При заключении трактата китайским сановникам был словесно объяснен точный смысл первоначального текста, и, подписывая перевод, они, конечно, хорошо знали его настоящий смысл. Если же теперь китайские сановники находят возможным дать другое толкование этому смыслу, то русское правительство со своей стороны на такое изменение никак не может согласиться. «Спрашивается только, - писал далее наш поверенный в делах, - какая сторона права: та ли, которая, взяв первоначальный текст, может прямо определить буквальный смысл трактата, или та сторона, которая, взяв один перевод и давая ему другое значение, чем то, которое имелось в виду первоначально, думает соблюдать трактат, совершенно изменяя его значение?»
В заключение своего сообщения, наш поверенный в делах заявил китайцам, что «русское правительство, не желая нарушить дружественных отношений, не настаивало до сих пор на немедленном проведении границы, желая дать время китайским министрам вникнуть как следует во все подробности дела и решиться определить границу согласно с трактатом. Между тем, мы никак не можем допустить, чтобы ваши пограничные власти, пользуясь случаем, что вопрос не решен, высылало вперед отряды в наши пределы, несмотря на то, что шли переговоры. И если наши власти приняли теперь меры, чтобы остановить дальнейшее наступление ваших отрядов, то этому удивляться нельзя. Если же при этом произойдут столкновения, то это повлечет за собою такие неприятности, которые могут повредить нашей долголетней дружбе».
Описанный выше ход переговоров с китайцами об определении западной границы, производившийся в Пекине и состоявший из личных объяснений нашего поверенного в делах с китайскими министрами, а также из веденной им с ними обширной и сложной переписки, наконец, и предшествовавшие этому переговоры и такая же переписка между нашими и китайскими комиссарами в Чугучаке в 1862 г., в достаточной степени выяснили пограничное дело до самых мельчайших подробностей, вследствие чего и самый вопрос об определении государственной границы на западных пределах Китая казался, по-видимому, совершенно исчерпанным.
После всего этого, китайцы должны были бы, так сказать, на самом деле притти к убеждению, что Пекинский трактат был торжеством русской дипломатии и что во всяком случае они вынуждены в силу этого трактата сделать нам важные территориальные и другие уступки. Однако же, несмотря на то, они все еще медлили дать свое окончательное согласие на наш проект границы. Только после самых настойчивых, смелых и решительных усилий, наш поверенный в делах в Пекине успел ловким образом дать делу такое направление, что вопрос о проведении западной границы Китая с Россией получил желаемый нами оборот. Китайские министры наконец убедились, что всякие дальнейшие настояния с их стороны, направленные с целью ослабить или умалить сделанные нам по трактату уступки, оказываются решительно невозможными. Тогда они решились уступить требованиям России и признать, что проект наших комиссаров составлен на основании Пекинского трактата. Уведомляя об этом генерала Дюгамеля, наш поверенный о делах в Пекине весьма предусмотрительно приложил к своей официальной депеше по этому важному делу и полученное им подлинное сообщение китайских министров для предъявления этого документа китайским комиссарам в случае каких-либо новых притязаний с их стороны. Из полученного из Пекина упомянутого выше официального сообщения оказалось, что китайское правительство приняло проект наших комиссаров без всяких оговорок. Но так как в пункте 2-го нашего проекта было предложено от пикета Маниту-Гатул-Хан два направления граничной черты - одно по постоянным пикетам, а другое по Тарбагатайскому хребту до прохода Хабар-асу, то выбор одного из этих направлений предоставлялся усмотрению китайских комиссаров. Вместе с тем китайское правительство предписало старшему комиссару улясутайскому цзянь-цзюню Мин-И условиться с генерал-губернатором Западной Сибири о времени и месте съезда комиссаров, который, по взаимному соглашению в Пекине нашего поверенного в делах с китайскими министрами, должен состояться при первой возможности. В сообщении своем о принятии нашего проекта границы, китайские министры коснулись еще двух вопросов: 1) об оставлении приграничных инородцев на прежних местах их жительства и 2) по поводу продолжающегося занятия границы нашими отрядами.
По первому вопросу наш поверенный в делах объяснил китайским министрам, что русское правительство, разделяя их мысль об инородцах, не встречает со своей стороны никаких препятствий к оставлению сих инородцев на прежних местах жительства. Это заявление китайцы, по-видимому, сделали из опасения, чтобы приграничные инородцы не перешли потом в китайские владения, а также из желания не иметь с ними никакого дела. По второму вопросу, относительно вооруженного занятия нами границы, наш поверенный в делах объяснил китайским министрам, что занятие границы нашими войсками было сделано с миролюбивою целью и вовсе не имело характера угрожающей меры. Но китайцы домогались совершенного снятия наших отрядов с занимаемых ими позиций на границе и удаления их вовнутрь края, к местам постоянного квартирного расположения. По всему вероятию, эти настояния китайцев у нашего поверенного в делах делались потому, что при продолжающемся вооруженном занятии нами границы согласие китайцев на предложенный нами проект разграничения на западных пределах их империи имело бы вид вынужденной с их стороны уступки. Сначала китайские министры хотели было поставить условием для принятия ими нашего проекта границы, чтобы отряды наши были отодвинуты от границы вовнутрь края. Но наш поверенный в делах энергично отвергнул домогательства китайцев дать на это письменное согласие. Получив решительный отказ, китайцы удовольствовались словесным обещанием нашего поверенного в делах просить свое правительство отодвинуть отряды от самой границы, если она уже занята ими. Но давая китайцам это обещание, наш поверенный в делах имел в виду, что во всяком случае оно не могло иметь для нас обязательной силы на том основании, что он не поручился китайцам в приведении его в исполнение. Тем не менее, Н. Д. Глинка находил полезным отодвинуть наши отряды хотя на некоторое расстояние от границы, чтобы не давать китайцам повода упрекать нас в насильственном завладении местностями, хотя и принадлежащими нам по трактату, но не вполне еще определенных формальным разграничением.
Продолжение: Возобновление переговоров