Откуда есть пошли Пишпек и Алматы. 1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 г. Разграничение с Западным Китаем 1869 г. - СПб., 1912.
Другие части:
2. Пекинский трактат
3. На джунгарской земле
4. Действия отряда капитана Проценко
5. «Неправильный взгляд на дело»
6. Открытие переговоров. Наши предложения по линии границы
7. «Владение Зайсаном составляет для нас насущную потребность»
8. Переговоры в Чугучаке
9. Неприязненные столкновения на границе
10. Пекинская дипломатия
11. Возобновление переговоров
12. Финал
П. М. Кошаров. Площадь в укреплении Верное. 1857
В последние два года своего управления Западной Сибирью Густав Христианович Гасфорд был озабочен подготовлением средств и способов к снаряжению военной экспедиции для овладения кокандскими укреплениями Токмаком и Пишпеком. Эта мера признавалась необходимою для упрочения нашей власти над киргизами в Заилийском крае, где в 1854-м году, у подножия гор Алатау на р. Алмате, было возведено укрепление Верное, ныне город того же имени.
Переходя к описанию экспедиции за р. Чу для взятия упомянутых выше кокандских укреплений, считаю необходимым предварительно сделать краткий очерк тогдашнего положения дел на юго-востоке Киргизской степи Сибирского ведомства.
Известно, что в тридцатых и в начале сороковых годов условной границей, отделяющей наши владения в южной части Киргизской степи от независимых в то время киргизских племен Большой и Дикокаменной орды, служила р. Лепса. 1847 год должен считаться началом постепенного перехода киргиз Большой орды в подданство России. 17 февраля этого года был Высочайше утвержден доклад государственного канцлера иностранных дел, в котором были изложены основания для управления Большою ордою. По многим соображениям признано неудобным ввести в Большой орде ту систему управления киргизами, которая была установлена в Средней орде. А потому, для сохранения порядка и удержания в повиновении новых подданных, решено было всемерно поддерживать власть и влияние главнейших родоначальников, султанов Сюка Аблайханова, Али Адилева и Гакима Куланова, которого в 1850 году сменил усыновленный им Тезек Нуралиев.
Для упрочения же нашего влияния на орду через сих султанов, был назначен к ним пристав из военных штаб-офицеров.
Бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири генерал князь Горчаков находил необходимым, для твердой постановки русских дел на юго-востоке Киргизской степи, взамен содержания постоянного военного отряда в Большой орде, как в начале предполагалось, - переселить в степь с Бийской линии весь 9-ый казачий полк и тем положить начало русской оседлости на этой окраине империи. Переселение казаков, начатое в 1848 году, было окончено в 1850-м. Новые казачьи поселения основаны были при укреплениях Аягузском, Кокпектинском и Копальском (ныне города того же имени).
С занятием Копала, возведенного в так называемой долине Джонке, условная граница наших владений в Киргизской степи отодвинулась сначала к р. Караталу, a затем и к р. Или, хотя в действительности эта река не могла считаться пограничной чертой на том основании, что многие роды киргиз Большой орды, считавшиеся в нашем подданстве, кочевали за рекой Или. В сущности же и самое подданство этих киргиз в то время было скорее номинальным: не имея опорных пунктов за р. Или, удерживать в безусловной покорности наших заилийских подданных войсками, содержимыми на Копале, было невозможно. Таким образом и на этот раз, при принятии Большой орды в наше подданство, повторилась старая и общеизвестная истина, что принять в подданство кочевников гораздо легче, чем впоследствии удержать их в повиновении. Точно так же и китайцы, вследствие миролюбивой политики, а отчасти и слабости местных илийских (кульджинских) властей, не могли воздерживать приграничных киргиз в пределах совершенной покорности своей власти. Вообще влияние их на киргиз, которое они успели приобрести после покорения Чжунгарии в царствование императора правления Цзянь-Лунь в 1757 году, впоследствии значительно утратило прежнее свое значение.
Такой переменой в политическом быте киргизов Большой орды не замедлили воспользоваться кокандцы. В конце тридцатых годов, при хане Мухамеде-Али, они уже построили небольшие укрепления (курганы) в кочевьях дикокаменных киргизов, а в Большую орду, для удержания ее в своем повиновении и сбора с киргизов зякета, или подати, начали высылать отряды, доходившие до р. Каратала. Кончина сего хана в 1842 году и возникшие после его смерти междоусобия в Коканде хотя и ослабили власть и влияние кокандцев в Большой орде, но они вновь усилились при правителе Ташкента Нор-Мухамеде.
В 1847 году прибыл посланник от кокандского хана Абдулла Амуров по делу о постройке нами Раимского укрепления на р. Сырдарье. С этим посланцем князь Горчаков отправил письмо к самовластному в то время в Коканде лицу - мин-баши Мусульман-кулу. В этом письме было сообщено между прочим, что действия кокандцев относительно киргиз Большой орды, поступивших в подданство России, и дикокаменных, находящихся под нашим покровительством, могут возбудить сомнения нашего правительства, и что хан, дорожа дружбою России, вероятно, не допустит продолжения таких поступков, которые само правительство наше не иначе может почесть, как намерением нарушить дружеские связи. Кроме того, к кокандскому хану была отправлена Высочайшая грамота, в которой было ему объявлено, что до тех пор, пока правительство Коканда будет поступать соответственно правилам дружбы и доброго соседства, до тех пор мир и взаимное согласие между Российской Империей и Кокандским владением будут оставаться ненарушимыми. Но все эти внушения с нашей стороны кокандскому правительству не оказали на него желаемого действия.
Правитель Ташкента Нор-Мухамед продолжал по-прежнему высылать в кочевья киргиз Большой орды своих эмиссаров с возмутительными воззваниями к народу, который кокандцы постепенно успели склонить на свою сторону. Влияние кокандцев в среде киргиз Большой орды в особенности резко выказалось тем, что в прежнее время, по сборе с кочевников зякета, отряды их обыкновенно удалялись в свои пределы. Но с конца сороковых годов кокандцы начали оставлять на зиму гарнизоны в возведенных ими укреплениях в Заилийском крае. Так, в 1849 году один кокандский отряд оставил гарнизон из 79 человек в укреплении близ Тоучубека, на р. Каскелене, и 10 кокандцев заняли другое укрепление, построенное в верховьях р. Чилика и принадлежащее султану Большой орды Рустему.
Но, находясь в постоянных сношениях с кокандцами, султаны Рустем и Али Адилев в то же время неоднократно ходатайствовали о присылке русского отряда за р. Или для удаления из их кочевьев кокандцев, будто бы облагавших киргиз тяжелыми податями, и для прекращения внутренних раздоров между ордынцами.
В действительности же оба султана, а в особенности хитрый Рустем, имели совершенно иные виды - они надеялись, что присутствие русского отряда в их кочевьях будет содействовать восстановлению утраченного ими влияния в народе.
Такое двухстороннее подчинение киргиз, порождавшее неопределенное положение дел в Большой орде, требовало заблаговременного принятия надлежащих мер к удалению кокандцев из Илийской долины, а также и к водворению порядка в Большой орде и содержанию киргиз в должном повиновении нашей власти. В этих видах немедленное занятие Заилийского края нашими войсками оказывалось необходимым. Но князь Горчаков находил эту меру преждевременною. По его мнению, нам прежде всего предлежало озаботиться стать твердою ногою на Копале и упрочить устройство собственно в Семиреченском крае, т. е. к северу от р. Или, казачьих водворений, чтобы иметь всегда в боевой готовности вооруженное народонаселение. А потому князь Горчаков даже воспретил, на первое время, приставу при киргизах Большой орды майору Врангелю всякое движение за р. Или и предложил ему уклоняться от деятельного посредничества во внутренних раздорах киргиз, тем более, пояснял генерал-губернатор, что мы еще не имеем способов существенно поддерживать наши повеления.
Но ход событий в скором времени заставил князя Горчакова отказаться от своей выжидательной политики и вынудил его предпринять решительные действия.
Воспрещение нашим отрядам переходить за р. Или, без сомнения, сделалось известным киргизам. Пользуясь этим, а также и слабостью китайской местной стражи, занимавшей пограничные караулы, и не опасаясь противодействия кокандцев, с которыми они не переставали поддерживать постоянные сношения, киргизы предались необузданному своеволию и безнаказанно грабили купеческие караваны, следовавшие из китайского города Кульджи в Коканд. Предположение нашего правительства, что султаны будут воздерживать своих родовичей от буйных порывов их своеволия, не вполне оправдалось на практике: султаны сами, как, например, Рустем, участвовали в грабежах и разбоях.
Такое тревожное положение дел на юго-востоке Киргизской степи еше более усложнилось полученным в январе 1850 года, сведением о намерении кокандцев занять укрепление Тоучубека более сильным гарнизоном. Обстоятельство это вполне убедило князя Горчакова в необходимости безотлагательно приступить к решительным действиям для изгнания кокандцев из Илийской долины, и для этого он полагал, прежде всего, взять и разрушить Тоучубеково укрепление.
Изгнание кокандцев из Илийской долины, при тогдашнем положении нашем на этом рубеже мусульманского мира, неоспоримо, имело важное значение в политическом отношении. Возведение кокандских укреплений за р. Или, на землях, занимаемых киргизами Большой орды, могло ходатайствовать усилению влияния кокандцев на сих киргиз и тем поколебать власть и влияние России в Большой орде. При таком неблагоприятном для нас обороте дел мы были бы отрезаны от дикокаменных киргиз и караванный путь в Кашгар остался бы в руках кокандцев. Таким образом, несмотря на все желание князя Горчакова воздержаться, хотя на время, от решительных действий в пределах Заилийскаго края, сила обстоятельств безотлагательно направляла нас роковым образом вглубь Средней Азии.
Экспедиционный отряд, который решено было отправить в Заилийский край, под начальством генерального штаба капитана Гутковского, состоял из 50 человек пехоты одной сотни казаков и 2-х легких орудий. Цель экспедиции заключалась в том, чтобы изгнать кокандцев из Илийской долины и разрушить укрепление Тоучубека. Дальнейших же деиствий решено было, однако же, не предпринимать, и отряду по исполнении возложенного на него поручения приказано было возвратиться в Копал. К сожалению, со стороны местного пограничного начальства, по-видимому, не было обращено должного внимания на надлежащее снаряжение отряда и возможно полное снабжение его всеми средствами и приспособлениями, необходимыми для столь отдаленной степной экспедиции. Прежде всего, самый состав отряда был очень слаб, а два легких орудия не могли принести никакой пользы при действии против стен укрепления, отличавшихся прочностью своей постройки.
Вообще, движение нашего отряда в столь слабом составе за р. Или вглубь страны на довольно значительное расстояние от укрепления Копальского, служившего единственным опорным пунктом и основанием действий, при известном легкомыслии киргиз, видимо склонявшихся на сторону кокандцев и, наконец, при двусмысленном поведении султана Али, управлявшего многочисленным дулатовским родом, и неоднократно обнаруженном предательстве султана Рустема, - было весьма рискованным. Но всем этим проявлениям вероломства киргиз, как кажется не придавалось должного значения, тем более что, судя по некоторым обстоятельствам, и в главной квартире в Омске не имелось точных сведений не только о кокандцах, но даже и о действительном положении дел в Большой орде. Из донесений пристава, большею частью отрывочных, поверхностных, неполных, основанных на голословных показаниях киргиз, без тщательной проверки на месте и нередко противоречивых, невозможно было уяснить современное направление умов среди киргиз Большой орды, и особенно в классе людей, наиболее влиятельных между сими ордынцами. Так, перед началом экспедиции барон Врангель доносил, что кокандцы, занятые внутренними междоусобиями и враждебными столкновениями с бухарцами, не будут в состоянии вторгнуться в Заилийский край. Киргизы же Большой орды будто бы вступили в союз с дикокаменными киргизами и заключили с манапами их договор об отражении кокандцев общими силами.
Достоверность этого сообщения приставом, очевидно, подлежала большому сомнению, потому что киргизы Большой и Дикокаменной орды находились в постоянных враждебных отношениях между собою.
4-го апреля 1850 года экспедиционный отряд выступил из Копала. По прибытии на устье р. Бижи, где находился аул султана Али Адилева, капитан Гутковский послал начальнику кокандского гарнизона в Тоучубековом укреплении, Ак-Куле, письмо, в котором убеждал его вывести кокандцев из Илийской долины и не вмешиваться во внутренние дела Большой орды. Ответ Ак-Кулы, хотя и был написан в миролюбивом тоне, но в то же время, по обычным приемам азиатской политики, оказался в высшей степени неопределенным и уклончивым и, очевидно, имел целью затянуть дело и выиграть время.
По переходе нашего отряда на главный берег р. Или тотчас же обнаружилось, что беспокойное состояние умов в Большой орде уже приняло острый характер.
При таких обстоятельствах трудно было рассчитывать на обещанную доставку перевозочных средств и разных воспособлений для нашего отряда. Так, Аблай, сын султана Рустема, прибывший в отряд еще в то время, когда он находился на правом берегу р. Или, повел его не прямым путем на урочище Чингильды, на Огуз-уткуль к устью р. Тургеня, заверяя, что тут собрано до 11-ти паромов и что вьючные верблюды и лошади собираются в 15-ти верстах от переправы. Чингильды же, по словам Аблая, было неудобно для переправы по причине болотистой местности. По прибытии же отряда в аул султана Рустема Аблай объявил, что не может собрать верблюдов без помощи казаков. С своей стороны, Рустем отговаривался тем, что он заблаговременно не сделал об этом никакого распоряжения из опасения обнаружить перед кокандцами намерения русского правительства. В то же время в отряд начали приходить с разных сторон сведения о происходящих во многих аулах волнениях и беспорядках, причем киргизы начали вооружаться. Тогда капитан Гутковский послал некоторым биям и старшинам Большой орды успокоительные письма, в которых было разъяснено им, что наш отряд двинут за р. Или собственно для изгнания кокандцев из Илийской долины и что против киргиз никаких неприязненных действий предпринимаемо не будет.
19-го апреля капитан Гутковский получил, через бия Ачикея, другое письмо кокандского коменданта Ак-Кулы. Письмо это было написано уже в более приподнятом тоне, нежели первое, чему немало содействовал и сочувственный отклик, который встретили со стороны киргиз кокандцы, составлявшие гарнизон Тоучубекова укрепления. В своем письме Ак-Кула беззастенчиво заявил капитану Гутковскому, что прежние условия о границе России с Кокандом недействительны, потому что в Коканде царствует уже другая династия - кипчакская, которая соединит под свое влияние весь мусульманский мир и имеет в виду распространить свои владения в одну сторону до долины Джонке, т. е. до Копала, а в другую до Баян-Аула. На будущий год будет послан отряд для разрушения Копальского укрепления, а оттуда ханские войска намерены проникнуть до Кокчетава.
«Если русскому отрядному начальнику угодно вступить в переговоры с ханом, то пусть пришлет человека, которого он с провожатым отправит в Коканд. Если же русский начальник имеет повеление начать военные действия, то и гарнизон намерен сопротивляться».
Письмо это было оставлено без ответа, и в тот же день 19-го апреля, вечером, отряд подошел к Тоучубекову укреплению и остановился в расстоянии полуверсты от него. Несколько пробных выстрелов из наших орудий показали, что стены укрепления как по прочности материала, из которого были построены, так и соответственному местным условиям способу постройки могут противостоять огнестрельному действию из легких орудий. На другой день отряд снялся с позиции и подошел ближе к укреплению. Во время этого движения нашего отряда кокандский гарнизон сделал вылазку, которая была отбита нашими войсками, причем кокандцы при поспешном отступлении затопили в болоте одно из своих орудий.
Артиллерийский огонь, открытый с дистанции 40 саженей от укрепления, вновь подтвердил невозможность не только разрушить какую-либо из башен, но даже сделать брешь в стене, защищавшей вход в укрепление. Стена упорно сопротивлялась действию наших снарядов, которые делали в ней только сквозные отверстия, но земли не осыпали. Тогда капитан Гутковский решился овладеть укреплением открытою силою. Но, к сожалению, и эта попытка также не удалась: 75 человек, посланных с лопатами и топорами для разрушения стенки перед входом в укрепление, были встречены сильным ружейным огнем, а также камнями и даже горячими угольями, которые бросали на них кокандцы, засевшие в укреплении. Наши завязали перестрелку с осажденными в самых бойницах, причем у одного казачьего ружья, встретившегося в бойнице с кокандским, - оторвало дуло.
Как по-видимому ни казалось ничтожным укрепление Тоучубека, но прочность стен, сложенных из крепких булыжных камней, скрепленных вязкой глиной с шерстью, противостояла всем усилиям нашего отряда разрушить их, и наши штурмовавшие войска должны были отступить. Перевес оказался на стороне кокандцев, которые за стенами своего укрепления были совершенно скрыты от наших выстрелов, имея в то же время полную возможность наносить нам поражение ружейным огнем из бойниц, проделанных в стенах и башнях укрепления.
Между тем враждебные нам киргизские скопища, силою до 4 тыс. всадников, издали следившие за действиями нашего отряда и заметив, что кокандцы успели отбить наш приступ и стойко держатся в укреплении, тотчас же надвинулись на отряд с тыла и затем окружили его со всех сторон. При таком положении дела и ввиду полученных сведений об ожидаемом кокандском гарнизонном прибытии подкреплений из Пишпека продолжать какие-либо дальнейшие действия для овладения Тоучубековым укреплением оказалось невозможным, и капитан Гутковский решился предпринять отступление к р. Или. Потеря наша состояла из одного убитого и семи раненых.
По отступлении отряда с занимаемой им позиции под Тоучубековым укреплением киргизы неотступно следовали за ним, охватывая его с обоих флангов. Перед закатом солнца киргизские скопища, пользуясь своею многочисленностью, отважились даже сделать дружный натиск, налетев на наш отступавший отряд со всех сторон, но были отброшены тремя пушечными выстрелами. С наступлением ночи, отряд был остановлен и расположен в виде каре, которое было составлено из верблюдов, чомов, мешков с сухарями и коновязного артиллерийского каната, протянутого от передков к зарядным ящикам.
Орудия были расположены на углах каре, а казаки и пехота по фасам его. Внутри каре были помещены лошади, связанные вместе. Огней не раскладывали, и наступившая темная ночь послужила также некоторым обеспечением безопасности отряда. Киргизы же, разложив огни, расположились на ночлег в 3-х верстах от бивака наших войск.
На следующий день, 21-го апреля, отряд, имея обоз в середине и по одному орудию в голове и хвосте колонны и под прикрытием боковых казачьих цепей, следовал до р. Алматы.
Под Алматами, под знаменем Рустема, собрались новые скопища киргиз, усилившие прежние толпы до 7-ми, а по другим сведениям - до 13 тыс. всадников. Хотя Рустем и послал капитану Гутковскому две пули в знак ручательства о прекращении неприязненных действий, но киргизы всячески старались затруднить дальнейшее движение нашего отряда, устраивая на пути его следования завалы, а на подъемах и спусках рыли канавы. Тогда капитан Гутковский решился принять направление на север, где находились киргизские аулы.
Предположенное движение отряда по новому направлению заставило большую часть скопищ броситься спасать свои аулы и скот, опасаясь нашего нападения, а киргизы, находившиеся в отряде, вызывались провести его прямо к р. Или на переправу Чингильды. После того наш отряд продолжал дальнейшее отступление в полном порядке, лишь изредка тревожимый киргизами.
25-го апреля отряд достиг р. Или и переправился на правый берег на восьми плотах, сделанных казаками из камыша. Во все время этого отступления, с нашей стороны было ранено два казака. Урон киргиз был более значительный и простирался до 150 человек убитыми.
Экспедиция капитана Гутковского показала, что волнения в Большой орде, произведенные мятежным султаном Кенисарой Касимовым, еще не улеглись, а в последнее время даже усилились вследствие происков кокандцев. Можно сказать, что с самого появления нашего отряда за р. Или, как упомянуто выше, открылось явное противодействие отряду со стороны киргиз Большой орды, и притом не случайное, но видимо подготовленное заранее. Оказалось, что киргизы решились действовать против нас в союзе с кокандцами. Кокандцы, через посредство киргиз, находившихся в нашем отряде в качестве вожаков, могли иметь самые верные сведения о составе нашего отряда, числе войск каждого рода оружия, средствах, которыми располагал отряд для овладения укреплением, и намеченном пути, по которому должен был следовать. Подтверждением этому может служить бегство из отряда бия Ачикея к кокандцам и предательство Аблая, сына Рустемова, который, находясь при нашем отряде, всемерно старался усыпить нашу бдительность и замедлить движение отряда внутрь страны и тем дать время кокандскому гарнизону, занимавшему укрепление Тоучубека, приготовиться к обороне и усилиться подкреплениями, ожидаемыми из Пишпека. Явная же измена и предательство султанов и биев Большой орды, которые увлекли за собою целые роды киргизов, могло служить для нашего пограничного начальства поучительным примером, что меры кротости и вообще действия в примирительном духе не в состоянии удержать азиатцев от измены при первом удобном случае и что, при грубости и дикости этого народа, его можно держать в полном повиновении только одним страхом. Экспедиция капитана Гутковского послужила также подтверждением известного правила, что никаким неприятелем, как бы он ни казался ничтожным, пренебрегать нельзя. Несоблюдение этого правила неоднократно приводило нас ко многим прискорбным случайностям при вооруженных столкновениях с китайцами и подвластными Китаю приграничными инородцами, о чем будет мною подробно изложено в своем месте. Между тем наше пограничное начальство относилось, по-видимому, к нашим среднеазиатским неприятелям с полнейшим пренебрежением. Так, капитан Гутковский, как должно полагать, не обратил должного внимания на предостережения одного только оставшегося верным нашему правительству престарелого султана Большой орды Сюка Аблайханова, советовавшего не доверять киргизам и иметь при отряде только самых испытанных и вполне надежных и преданных нам людей. Наконец, если допустить, что начальник нашего отряда знал о существующей издавна вражде между киргизами Большой орды и Дикокаменной, и что со стороны последних он скорее встретит поддержку, нежели противодействие, то остается непонятным, почему, прежде чем отступить от Тоучубекова укрепления, он не решился с летучим казачьим отрядом ударить на ближайшие киргизские аулы. Этот смелый удар неминуемо отвлек бы киргизские скопища от нашего отряда и тем дал бы ему возможность беспрепятственно отойти за р. Или. Можно было ручаться, что этот набег послужил бы сигналом к полному разгрому киргизских аулов в Илийской долине дикокаменными киргизами, которые поспешили бы воспользоваться для этого настоящим благоприятным случаем, когда Большая орда, выйдя из повиновения русскому правительству, тем самым и потеряла право на его защиту и покровительство. Подтверждением этому может служить произведенный около этого времени набег их на ближайшие аулы киргиз Илийской долины, причем дикокаменные угнали у них до 900 лошадей. Кроме того, дикокаменные произвели в то же время смелый натиск на кокандское укрепление Пишпек, которое оставалось без защиты по случаю выступления оттуда кокандских войск на помощь гарнизону Тоучубекова укрепления. Узнав о движении дикокаменных к Пишпеку, кокандцы вынуждены были возвратиться с пути следования обратно в Пишпек.
Неблагоприятный исход нашей экспедиции за р. Или ободрил кокандцев, которые приступили к приведению Тоучубекова укрепления в более лучшее оборонительное положение. С своей стороны, киргизские волости старались держаться не разбросанно, но более в совокупности под охраною выставленных ими передовых караулов. По-видимому, киргизы решились при новом движении нашем за р. Или или ополчиться против русских, в случае малочисленности нашего отряда, или удалиться в кокандские пределы.
В следующем 1851 году, когда в управление войсками и краем вступил вновь назначенный генерал-губернатор Западной Сибири Г. X. Гасфорд, были предприняты решительные действия против Тоучубекова укрепления.
Экспедиционный отряд в более сильном составе, двинутый за р. Или, под начальством казачьего полковника Карбышева, взял и разрушил Тоучубеково укрепление.
Для окончательного же утверждения пашей власти над киргизами Большой и Дикокаменной орды, признано было необходимым иметь в Заилийском крае прочный опорный пункт и водворить при нем вооруженное народонаселение. С этою целью в 1854 году у подножия гор Алатау, на р. Алматы, было возведено укрепление Верное, ныне город того же имени, и водворены близ него две сотни казаков в станицах Большой и Малой Алматинской, заложенных в 1855-56 гг.
Последующие события показали, однако же, что спокойствие в Заилийском крае, в среде населяющих этот край киргиз, не может быть прочным до тех пор, пока будут существовать кокандские укрепления на р. Чу. Из этих укреплений кокандцы имели полную возможность от времени до времени посылать своих эмиссаров для возмущения наших киргиз Большой и Дикокаменной орды и, в случае успеха этой пропаганды, раздуваемой религиозным фанатизмом, действовать совокупно с ними, тревожа наши новые водворения в Заилийском крае. При этом подвергались опасности и сообщения этого края с Семиречьем, которые производились по единственной дороге, занятой казачьими пикетами слабого состава. Поэтому после срытия укрепления Тоучубека и постройки укрепления Верного с водворением близ него двух сотен казаков Г. X. Гасфорд находил необходимым исподволь подготовить средства к снаряжению экспедиции для овладения зачуйскими кокандсками укреплениями - Токмаком и Пишпеком, что и предполагалось исполнить в 1860 году.
Находясь в течение зимы 1860 года по делам службы в Петербурге, я перед отъездом в Омск получил бумаги от военного министра Н. О. Сухозанета, и в том числе его конфиденциальное письмо для передачи Г. Хр. Гасфорду.
В этом письме сообщалось между прочим, что Государь, удостоив Высочайшего утверждения предположения корпусного командира об экспедиции за р. Чу, для разорения кокандских укреплений Токмака и Пишпека, соизволил приказать: сделать все приготовления к эспедиции, но не начинать ее, пока вражда к нам кокандцев не обнаружится новыми более решительными действиями с их сторон. Начальником Зачуйской экспедиции и командующим войсками Зачуйского отряда назначен был генерального штаба полковник Аполлон Эрнестович Циммерман.
Будучи со мною знаком, по совместной службе на Кавказе, Аполлон Эрнестович перед своим отьездом в Сибирь был у меня, и я, предполагая остаться еще некоторое время в Петербурге, предложил ему по приезде в Омск, где в тогдашнее время вовсе не было хороших гостинниц, остановиться у меня на квартире и пользоваться для разъездов по городу моим экипажем.
А. Э. Циммерман с благодарностью принял мое предложение и ранней весною выехал из Петербурга, через Омск, в укрепление Верное.
<…>
По приезде моем в Омск я представил привезенные мною депеши генералу Гасфорду, который вскоре после того выехал из Омска в укрепление Верное, чтобы на месте руководить действиями наших отрядов. Из них два отряда были еще раннею весною высланы на южный берег озера Иссык-Куль против кокандцев, успевших в начале марта проникнуть в кочевья подданных нам дикокаменных киргиз рода Богу для постройки укрепления и сбора зякета (подати). Но, заметив движение наших отрядов по западную и восточную сторону озера Иссык-Куль, кокандцы быстро удалились из наших пределов за Тян-Шаньский хребет к верховьям реки Нарына. По возвращении наших отрядов с южного берега Иссык-Куль в укрепление Верное, они были осмотрены корпусным командиром которым, и были тогда же сделаны все распоряжения по снаряжению экспедиции за р. Чу под начальством полковника Циммермана. По смыслу данной ему инструкции, он должен был предпринять движение с отрядом за р. Чу для взятия и разрушения кокандских укреплений Токмака и Пишпека только в таком случае, если кокандцы подадут к этому повод, т. е. сами вторгнутся в наши пределы. Скоро обнаружилось, что движение наших отрядов к озеру Иссык-Куль не прекратило враждебных замыслов кокандцев. В конце июля скопища их, в числе 5 тыс., появились в окрестностях укрепления Кастек (в 80 верст. к западу от Верного), но были настигнуты на р. Джирень-Айгыр и разбиты отрядом полковника Циммермана. После этого Циммерман, ввиду приведенных выше инструкций, решился безотлагательно двинуться за р. Чу для овладения кокандскими укреплениями Токмаком и Пишпеком. Собранный для этой цели под Кастеком отряд наш в составе 6 рот пехоты, 5-ти сотен сибирских казаков и 6 орудий полевой артиллерии и 2-х горных, а также с артиллерийским и инженерным парками, перейдя вброд р. Чу, неожиданно появился у Токмака, который, после непродолжительного бомбардирования, сдался полковнику Циммерману. При этом были взяты знамя, две небольших чугунных пушки без лафетов и небольшое количество крепостных ружей и холодного оружия. По просьбе гарнизона, взявшего укрепление, Циммерман послал кокандцам, по восточному обычаю, пулю изо рта, в знак того, что жизнь гарнизона будет в безопасности.
Разрушив стены Токмака, отряд двинулся к Пишпеку, куда и прибыл 30-го августа. 4-го сентября, после пятидневной осады, Пишпек сдался.
Во время этой кратковременной осады был сделан замечательный выстрел из одного из наших орудий, действовавших с брешь-батареи под начальством храброго и распорядительного офицера штабс-капитана Обуха. Неприятельские орудия, расположенные на одной из пишпекских башен, были сбиты, причем одно наше ядро попало в самый канал 5-фунтового кокандского орудия и плотно засело в нем. Трофеи сдавшегося укрепления состояли из секиры коменданта Атабека-датхи (секира лютого Атабека, как называл ее Г. Хр. Гасфорд), 3-х знамен, 5-ти медных орудий и 11 небольших чугунных пушек и, наконец, ключа укрепления, оказавшегося вовсе не туземной, азиатской выделки, но самым обыкновенным, далеко не замысловатым нашим же ключом, купленным, по-видимому, на Ирбитской ярмарке. Впоследствии, по приезде в Омск, Циммерман выходил из себя, узнав, что этот ключ, в числе прочих перечисленных выше трофеев по доставлении их Омск, был носим по улицам города. <…>
Продолжение: Пекинский трактат
Другие отрывки из книги И. Ф. Бабкова:
• Несколько слов о сибирских казаках;
• Омск;
• Ковалевский, Гасфорд, Валиханов;
• Зайсанский пост: Основание;
• Нападение кызылаяков на Зайсанский пост.
См. также:
• М. И. Венюков. Письмо русского офицера Заилийского отряда к товарищу;
• М. И. Венюков. Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• М. И. Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны;
• Ф. Ц. Воспоминания о Киргизской степи;
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири. Сибирско-киргизская степь;
• Н. А. Абрамов. Алматы, или укрепление Верное, с его окрестностями;
• Н. А. Северцов. Путешествия по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня;
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям;
• Первые известия о русских в Кульдже и присоединение к России Киргизской степи: Рукопись инока Парфения, сообщенная Д. Ф. Косицыным;
• Н. Н. Каразин. Кочевья по Иссык-Кулю;
• А. М. Никольский. Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область.
Другие части:
2. Пекинский трактат
3. На джунгарской земле
4. Действия отряда капитана Проценко
5. «Неправильный взгляд на дело»
6. Открытие переговоров. Наши предложения по линии границы
7. «Владение Зайсаном составляет для нас насущную потребность»
8. Переговоры в Чугучаке
9. Неприязненные столкновения на границе
10. Пекинская дипломатия
11. Возобновление переговоров
12. Финал
П. М. Кошаров. Площадь в укреплении Верное. 1857
В последние два года своего управления Западной Сибирью Густав Христианович Гасфорд был озабочен подготовлением средств и способов к снаряжению военной экспедиции для овладения кокандскими укреплениями Токмаком и Пишпеком. Эта мера признавалась необходимою для упрочения нашей власти над киргизами в Заилийском крае, где в 1854-м году, у подножия гор Алатау на р. Алмате, было возведено укрепление Верное, ныне город того же имени.
Переходя к описанию экспедиции за р. Чу для взятия упомянутых выше кокандских укреплений, считаю необходимым предварительно сделать краткий очерк тогдашнего положения дел на юго-востоке Киргизской степи Сибирского ведомства.
Известно, что в тридцатых и в начале сороковых годов условной границей, отделяющей наши владения в южной части Киргизской степи от независимых в то время киргизских племен Большой и Дикокаменной орды, служила р. Лепса. 1847 год должен считаться началом постепенного перехода киргиз Большой орды в подданство России. 17 февраля этого года был Высочайше утвержден доклад государственного канцлера иностранных дел, в котором были изложены основания для управления Большою ордою. По многим соображениям признано неудобным ввести в Большой орде ту систему управления киргизами, которая была установлена в Средней орде. А потому, для сохранения порядка и удержания в повиновении новых подданных, решено было всемерно поддерживать власть и влияние главнейших родоначальников, султанов Сюка Аблайханова, Али Адилева и Гакима Куланова, которого в 1850 году сменил усыновленный им Тезек Нуралиев.
Для упрочения же нашего влияния на орду через сих султанов, был назначен к ним пристав из военных штаб-офицеров.
Бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири генерал князь Горчаков находил необходимым, для твердой постановки русских дел на юго-востоке Киргизской степи, взамен содержания постоянного военного отряда в Большой орде, как в начале предполагалось, - переселить в степь с Бийской линии весь 9-ый казачий полк и тем положить начало русской оседлости на этой окраине империи. Переселение казаков, начатое в 1848 году, было окончено в 1850-м. Новые казачьи поселения основаны были при укреплениях Аягузском, Кокпектинском и Копальском (ныне города того же имени).
С занятием Копала, возведенного в так называемой долине Джонке, условная граница наших владений в Киргизской степи отодвинулась сначала к р. Караталу, a затем и к р. Или, хотя в действительности эта река не могла считаться пограничной чертой на том основании, что многие роды киргиз Большой орды, считавшиеся в нашем подданстве, кочевали за рекой Или. В сущности же и самое подданство этих киргиз в то время было скорее номинальным: не имея опорных пунктов за р. Или, удерживать в безусловной покорности наших заилийских подданных войсками, содержимыми на Копале, было невозможно. Таким образом и на этот раз, при принятии Большой орды в наше подданство, повторилась старая и общеизвестная истина, что принять в подданство кочевников гораздо легче, чем впоследствии удержать их в повиновении. Точно так же и китайцы, вследствие миролюбивой политики, а отчасти и слабости местных илийских (кульджинских) властей, не могли воздерживать приграничных киргиз в пределах совершенной покорности своей власти. Вообще влияние их на киргиз, которое они успели приобрести после покорения Чжунгарии в царствование императора правления Цзянь-Лунь в 1757 году, впоследствии значительно утратило прежнее свое значение.
Такой переменой в политическом быте киргизов Большой орды не замедлили воспользоваться кокандцы. В конце тридцатых годов, при хане Мухамеде-Али, они уже построили небольшие укрепления (курганы) в кочевьях дикокаменных киргизов, а в Большую орду, для удержания ее в своем повиновении и сбора с киргизов зякета, или подати, начали высылать отряды, доходившие до р. Каратала. Кончина сего хана в 1842 году и возникшие после его смерти междоусобия в Коканде хотя и ослабили власть и влияние кокандцев в Большой орде, но они вновь усилились при правителе Ташкента Нор-Мухамеде.
В 1847 году прибыл посланник от кокандского хана Абдулла Амуров по делу о постройке нами Раимского укрепления на р. Сырдарье. С этим посланцем князь Горчаков отправил письмо к самовластному в то время в Коканде лицу - мин-баши Мусульман-кулу. В этом письме было сообщено между прочим, что действия кокандцев относительно киргиз Большой орды, поступивших в подданство России, и дикокаменных, находящихся под нашим покровительством, могут возбудить сомнения нашего правительства, и что хан, дорожа дружбою России, вероятно, не допустит продолжения таких поступков, которые само правительство наше не иначе может почесть, как намерением нарушить дружеские связи. Кроме того, к кокандскому хану была отправлена Высочайшая грамота, в которой было ему объявлено, что до тех пор, пока правительство Коканда будет поступать соответственно правилам дружбы и доброго соседства, до тех пор мир и взаимное согласие между Российской Империей и Кокандским владением будут оставаться ненарушимыми. Но все эти внушения с нашей стороны кокандскому правительству не оказали на него желаемого действия.
Правитель Ташкента Нор-Мухамед продолжал по-прежнему высылать в кочевья киргиз Большой орды своих эмиссаров с возмутительными воззваниями к народу, который кокандцы постепенно успели склонить на свою сторону. Влияние кокандцев в среде киргиз Большой орды в особенности резко выказалось тем, что в прежнее время, по сборе с кочевников зякета, отряды их обыкновенно удалялись в свои пределы. Но с конца сороковых годов кокандцы начали оставлять на зиму гарнизоны в возведенных ими укреплениях в Заилийском крае. Так, в 1849 году один кокандский отряд оставил гарнизон из 79 человек в укреплении близ Тоучубека, на р. Каскелене, и 10 кокандцев заняли другое укрепление, построенное в верховьях р. Чилика и принадлежащее султану Большой орды Рустему.
Но, находясь в постоянных сношениях с кокандцами, султаны Рустем и Али Адилев в то же время неоднократно ходатайствовали о присылке русского отряда за р. Или для удаления из их кочевьев кокандцев, будто бы облагавших киргиз тяжелыми податями, и для прекращения внутренних раздоров между ордынцами.
В действительности же оба султана, а в особенности хитрый Рустем, имели совершенно иные виды - они надеялись, что присутствие русского отряда в их кочевьях будет содействовать восстановлению утраченного ими влияния в народе.
Такое двухстороннее подчинение киргиз, порождавшее неопределенное положение дел в Большой орде, требовало заблаговременного принятия надлежащих мер к удалению кокандцев из Илийской долины, а также и к водворению порядка в Большой орде и содержанию киргиз в должном повиновении нашей власти. В этих видах немедленное занятие Заилийского края нашими войсками оказывалось необходимым. Но князь Горчаков находил эту меру преждевременною. По его мнению, нам прежде всего предлежало озаботиться стать твердою ногою на Копале и упрочить устройство собственно в Семиреченском крае, т. е. к северу от р. Или, казачьих водворений, чтобы иметь всегда в боевой готовности вооруженное народонаселение. А потому князь Горчаков даже воспретил, на первое время, приставу при киргизах Большой орды майору Врангелю всякое движение за р. Или и предложил ему уклоняться от деятельного посредничества во внутренних раздорах киргиз, тем более, пояснял генерал-губернатор, что мы еще не имеем способов существенно поддерживать наши повеления.
Но ход событий в скором времени заставил князя Горчакова отказаться от своей выжидательной политики и вынудил его предпринять решительные действия.
Воспрещение нашим отрядам переходить за р. Или, без сомнения, сделалось известным киргизам. Пользуясь этим, а также и слабостью китайской местной стражи, занимавшей пограничные караулы, и не опасаясь противодействия кокандцев, с которыми они не переставали поддерживать постоянные сношения, киргизы предались необузданному своеволию и безнаказанно грабили купеческие караваны, следовавшие из китайского города Кульджи в Коканд. Предположение нашего правительства, что султаны будут воздерживать своих родовичей от буйных порывов их своеволия, не вполне оправдалось на практике: султаны сами, как, например, Рустем, участвовали в грабежах и разбоях.
Такое тревожное положение дел на юго-востоке Киргизской степи еше более усложнилось полученным в январе 1850 года, сведением о намерении кокандцев занять укрепление Тоучубека более сильным гарнизоном. Обстоятельство это вполне убедило князя Горчакова в необходимости безотлагательно приступить к решительным действиям для изгнания кокандцев из Илийской долины, и для этого он полагал, прежде всего, взять и разрушить Тоучубеково укрепление.
Изгнание кокандцев из Илийской долины, при тогдашнем положении нашем на этом рубеже мусульманского мира, неоспоримо, имело важное значение в политическом отношении. Возведение кокандских укреплений за р. Или, на землях, занимаемых киргизами Большой орды, могло ходатайствовать усилению влияния кокандцев на сих киргиз и тем поколебать власть и влияние России в Большой орде. При таком неблагоприятном для нас обороте дел мы были бы отрезаны от дикокаменных киргиз и караванный путь в Кашгар остался бы в руках кокандцев. Таким образом, несмотря на все желание князя Горчакова воздержаться, хотя на время, от решительных действий в пределах Заилийскаго края, сила обстоятельств безотлагательно направляла нас роковым образом вглубь Средней Азии.
Экспедиционный отряд, который решено было отправить в Заилийский край, под начальством генерального штаба капитана Гутковского, состоял из 50 человек пехоты одной сотни казаков и 2-х легких орудий. Цель экспедиции заключалась в том, чтобы изгнать кокандцев из Илийской долины и разрушить укрепление Тоучубека. Дальнейших же деиствий решено было, однако же, не предпринимать, и отряду по исполнении возложенного на него поручения приказано было возвратиться в Копал. К сожалению, со стороны местного пограничного начальства, по-видимому, не было обращено должного внимания на надлежащее снаряжение отряда и возможно полное снабжение его всеми средствами и приспособлениями, необходимыми для столь отдаленной степной экспедиции. Прежде всего, самый состав отряда был очень слаб, а два легких орудия не могли принести никакой пользы при действии против стен укрепления, отличавшихся прочностью своей постройки.
Вообще, движение нашего отряда в столь слабом составе за р. Или вглубь страны на довольно значительное расстояние от укрепления Копальского, служившего единственным опорным пунктом и основанием действий, при известном легкомыслии киргиз, видимо склонявшихся на сторону кокандцев и, наконец, при двусмысленном поведении султана Али, управлявшего многочисленным дулатовским родом, и неоднократно обнаруженном предательстве султана Рустема, - было весьма рискованным. Но всем этим проявлениям вероломства киргиз, как кажется не придавалось должного значения, тем более что, судя по некоторым обстоятельствам, и в главной квартире в Омске не имелось точных сведений не только о кокандцах, но даже и о действительном положении дел в Большой орде. Из донесений пристава, большею частью отрывочных, поверхностных, неполных, основанных на голословных показаниях киргиз, без тщательной проверки на месте и нередко противоречивых, невозможно было уяснить современное направление умов среди киргиз Большой орды, и особенно в классе людей, наиболее влиятельных между сими ордынцами. Так, перед началом экспедиции барон Врангель доносил, что кокандцы, занятые внутренними междоусобиями и враждебными столкновениями с бухарцами, не будут в состоянии вторгнуться в Заилийский край. Киргизы же Большой орды будто бы вступили в союз с дикокаменными киргизами и заключили с манапами их договор об отражении кокандцев общими силами.
Достоверность этого сообщения приставом, очевидно, подлежала большому сомнению, потому что киргизы Большой и Дикокаменной орды находились в постоянных враждебных отношениях между собою.
4-го апреля 1850 года экспедиционный отряд выступил из Копала. По прибытии на устье р. Бижи, где находился аул султана Али Адилева, капитан Гутковский послал начальнику кокандского гарнизона в Тоучубековом укреплении, Ак-Куле, письмо, в котором убеждал его вывести кокандцев из Илийской долины и не вмешиваться во внутренние дела Большой орды. Ответ Ак-Кулы, хотя и был написан в миролюбивом тоне, но в то же время, по обычным приемам азиатской политики, оказался в высшей степени неопределенным и уклончивым и, очевидно, имел целью затянуть дело и выиграть время.
По переходе нашего отряда на главный берег р. Или тотчас же обнаружилось, что беспокойное состояние умов в Большой орде уже приняло острый характер.
При таких обстоятельствах трудно было рассчитывать на обещанную доставку перевозочных средств и разных воспособлений для нашего отряда. Так, Аблай, сын султана Рустема, прибывший в отряд еще в то время, когда он находился на правом берегу р. Или, повел его не прямым путем на урочище Чингильды, на Огуз-уткуль к устью р. Тургеня, заверяя, что тут собрано до 11-ти паромов и что вьючные верблюды и лошади собираются в 15-ти верстах от переправы. Чингильды же, по словам Аблая, было неудобно для переправы по причине болотистой местности. По прибытии же отряда в аул султана Рустема Аблай объявил, что не может собрать верблюдов без помощи казаков. С своей стороны, Рустем отговаривался тем, что он заблаговременно не сделал об этом никакого распоряжения из опасения обнаружить перед кокандцами намерения русского правительства. В то же время в отряд начали приходить с разных сторон сведения о происходящих во многих аулах волнениях и беспорядках, причем киргизы начали вооружаться. Тогда капитан Гутковский послал некоторым биям и старшинам Большой орды успокоительные письма, в которых было разъяснено им, что наш отряд двинут за р. Или собственно для изгнания кокандцев из Илийской долины и что против киргиз никаких неприязненных действий предпринимаемо не будет.
19-го апреля капитан Гутковский получил, через бия Ачикея, другое письмо кокандского коменданта Ак-Кулы. Письмо это было написано уже в более приподнятом тоне, нежели первое, чему немало содействовал и сочувственный отклик, который встретили со стороны киргиз кокандцы, составлявшие гарнизон Тоучубекова укрепления. В своем письме Ак-Кула беззастенчиво заявил капитану Гутковскому, что прежние условия о границе России с Кокандом недействительны, потому что в Коканде царствует уже другая династия - кипчакская, которая соединит под свое влияние весь мусульманский мир и имеет в виду распространить свои владения в одну сторону до долины Джонке, т. е. до Копала, а в другую до Баян-Аула. На будущий год будет послан отряд для разрушения Копальского укрепления, а оттуда ханские войска намерены проникнуть до Кокчетава.
«Если русскому отрядному начальнику угодно вступить в переговоры с ханом, то пусть пришлет человека, которого он с провожатым отправит в Коканд. Если же русский начальник имеет повеление начать военные действия, то и гарнизон намерен сопротивляться».
Письмо это было оставлено без ответа, и в тот же день 19-го апреля, вечером, отряд подошел к Тоучубекову укреплению и остановился в расстоянии полуверсты от него. Несколько пробных выстрелов из наших орудий показали, что стены укрепления как по прочности материала, из которого были построены, так и соответственному местным условиям способу постройки могут противостоять огнестрельному действию из легких орудий. На другой день отряд снялся с позиции и подошел ближе к укреплению. Во время этого движения нашего отряда кокандский гарнизон сделал вылазку, которая была отбита нашими войсками, причем кокандцы при поспешном отступлении затопили в болоте одно из своих орудий.
Артиллерийский огонь, открытый с дистанции 40 саженей от укрепления, вновь подтвердил невозможность не только разрушить какую-либо из башен, но даже сделать брешь в стене, защищавшей вход в укрепление. Стена упорно сопротивлялась действию наших снарядов, которые делали в ней только сквозные отверстия, но земли не осыпали. Тогда капитан Гутковский решился овладеть укреплением открытою силою. Но, к сожалению, и эта попытка также не удалась: 75 человек, посланных с лопатами и топорами для разрушения стенки перед входом в укрепление, были встречены сильным ружейным огнем, а также камнями и даже горячими угольями, которые бросали на них кокандцы, засевшие в укреплении. Наши завязали перестрелку с осажденными в самых бойницах, причем у одного казачьего ружья, встретившегося в бойнице с кокандским, - оторвало дуло.
Как по-видимому ни казалось ничтожным укрепление Тоучубека, но прочность стен, сложенных из крепких булыжных камней, скрепленных вязкой глиной с шерстью, противостояла всем усилиям нашего отряда разрушить их, и наши штурмовавшие войска должны были отступить. Перевес оказался на стороне кокандцев, которые за стенами своего укрепления были совершенно скрыты от наших выстрелов, имея в то же время полную возможность наносить нам поражение ружейным огнем из бойниц, проделанных в стенах и башнях укрепления.
Между тем враждебные нам киргизские скопища, силою до 4 тыс. всадников, издали следившие за действиями нашего отряда и заметив, что кокандцы успели отбить наш приступ и стойко держатся в укреплении, тотчас же надвинулись на отряд с тыла и затем окружили его со всех сторон. При таком положении дела и ввиду полученных сведений об ожидаемом кокандском гарнизонном прибытии подкреплений из Пишпека продолжать какие-либо дальнейшие действия для овладения Тоучубековым укреплением оказалось невозможным, и капитан Гутковский решился предпринять отступление к р. Или. Потеря наша состояла из одного убитого и семи раненых.
По отступлении отряда с занимаемой им позиции под Тоучубековым укреплением киргизы неотступно следовали за ним, охватывая его с обоих флангов. Перед закатом солнца киргизские скопища, пользуясь своею многочисленностью, отважились даже сделать дружный натиск, налетев на наш отступавший отряд со всех сторон, но были отброшены тремя пушечными выстрелами. С наступлением ночи, отряд был остановлен и расположен в виде каре, которое было составлено из верблюдов, чомов, мешков с сухарями и коновязного артиллерийского каната, протянутого от передков к зарядным ящикам.
Орудия были расположены на углах каре, а казаки и пехота по фасам его. Внутри каре были помещены лошади, связанные вместе. Огней не раскладывали, и наступившая темная ночь послужила также некоторым обеспечением безопасности отряда. Киргизы же, разложив огни, расположились на ночлег в 3-х верстах от бивака наших войск.
На следующий день, 21-го апреля, отряд, имея обоз в середине и по одному орудию в голове и хвосте колонны и под прикрытием боковых казачьих цепей, следовал до р. Алматы.
Под Алматами, под знаменем Рустема, собрались новые скопища киргиз, усилившие прежние толпы до 7-ми, а по другим сведениям - до 13 тыс. всадников. Хотя Рустем и послал капитану Гутковскому две пули в знак ручательства о прекращении неприязненных действий, но киргизы всячески старались затруднить дальнейшее движение нашего отряда, устраивая на пути его следования завалы, а на подъемах и спусках рыли канавы. Тогда капитан Гутковский решился принять направление на север, где находились киргизские аулы.
Предположенное движение отряда по новому направлению заставило большую часть скопищ броситься спасать свои аулы и скот, опасаясь нашего нападения, а киргизы, находившиеся в отряде, вызывались провести его прямо к р. Или на переправу Чингильды. После того наш отряд продолжал дальнейшее отступление в полном порядке, лишь изредка тревожимый киргизами.
25-го апреля отряд достиг р. Или и переправился на правый берег на восьми плотах, сделанных казаками из камыша. Во все время этого отступления, с нашей стороны было ранено два казака. Урон киргиз был более значительный и простирался до 150 человек убитыми.
Экспедиция капитана Гутковского показала, что волнения в Большой орде, произведенные мятежным султаном Кенисарой Касимовым, еще не улеглись, а в последнее время даже усилились вследствие происков кокандцев. Можно сказать, что с самого появления нашего отряда за р. Или, как упомянуто выше, открылось явное противодействие отряду со стороны киргиз Большой орды, и притом не случайное, но видимо подготовленное заранее. Оказалось, что киргизы решились действовать против нас в союзе с кокандцами. Кокандцы, через посредство киргиз, находившихся в нашем отряде в качестве вожаков, могли иметь самые верные сведения о составе нашего отряда, числе войск каждого рода оружия, средствах, которыми располагал отряд для овладения укреплением, и намеченном пути, по которому должен был следовать. Подтверждением этому может служить бегство из отряда бия Ачикея к кокандцам и предательство Аблая, сына Рустемова, который, находясь при нашем отряде, всемерно старался усыпить нашу бдительность и замедлить движение отряда внутрь страны и тем дать время кокандскому гарнизону, занимавшему укрепление Тоучубека, приготовиться к обороне и усилиться подкреплениями, ожидаемыми из Пишпека. Явная же измена и предательство султанов и биев Большой орды, которые увлекли за собою целые роды киргизов, могло служить для нашего пограничного начальства поучительным примером, что меры кротости и вообще действия в примирительном духе не в состоянии удержать азиатцев от измены при первом удобном случае и что, при грубости и дикости этого народа, его можно держать в полном повиновении только одним страхом. Экспедиция капитана Гутковского послужила также подтверждением известного правила, что никаким неприятелем, как бы он ни казался ничтожным, пренебрегать нельзя. Несоблюдение этого правила неоднократно приводило нас ко многим прискорбным случайностям при вооруженных столкновениях с китайцами и подвластными Китаю приграничными инородцами, о чем будет мною подробно изложено в своем месте. Между тем наше пограничное начальство относилось, по-видимому, к нашим среднеазиатским неприятелям с полнейшим пренебрежением. Так, капитан Гутковский, как должно полагать, не обратил должного внимания на предостережения одного только оставшегося верным нашему правительству престарелого султана Большой орды Сюка Аблайханова, советовавшего не доверять киргизам и иметь при отряде только самых испытанных и вполне надежных и преданных нам людей. Наконец, если допустить, что начальник нашего отряда знал о существующей издавна вражде между киргизами Большой орды и Дикокаменной, и что со стороны последних он скорее встретит поддержку, нежели противодействие, то остается непонятным, почему, прежде чем отступить от Тоучубекова укрепления, он не решился с летучим казачьим отрядом ударить на ближайшие киргизские аулы. Этот смелый удар неминуемо отвлек бы киргизские скопища от нашего отряда и тем дал бы ему возможность беспрепятственно отойти за р. Или. Можно было ручаться, что этот набег послужил бы сигналом к полному разгрому киргизских аулов в Илийской долине дикокаменными киргизами, которые поспешили бы воспользоваться для этого настоящим благоприятным случаем, когда Большая орда, выйдя из повиновения русскому правительству, тем самым и потеряла право на его защиту и покровительство. Подтверждением этому может служить произведенный около этого времени набег их на ближайшие аулы киргиз Илийской долины, причем дикокаменные угнали у них до 900 лошадей. Кроме того, дикокаменные произвели в то же время смелый натиск на кокандское укрепление Пишпек, которое оставалось без защиты по случаю выступления оттуда кокандских войск на помощь гарнизону Тоучубекова укрепления. Узнав о движении дикокаменных к Пишпеку, кокандцы вынуждены были возвратиться с пути следования обратно в Пишпек.
Неблагоприятный исход нашей экспедиции за р. Или ободрил кокандцев, которые приступили к приведению Тоучубекова укрепления в более лучшее оборонительное положение. С своей стороны, киргизские волости старались держаться не разбросанно, но более в совокупности под охраною выставленных ими передовых караулов. По-видимому, киргизы решились при новом движении нашем за р. Или или ополчиться против русских, в случае малочисленности нашего отряда, или удалиться в кокандские пределы.
В следующем 1851 году, когда в управление войсками и краем вступил вновь назначенный генерал-губернатор Западной Сибири Г. X. Гасфорд, были предприняты решительные действия против Тоучубекова укрепления.
Экспедиционный отряд в более сильном составе, двинутый за р. Или, под начальством казачьего полковника Карбышева, взял и разрушил Тоучубеково укрепление.
Для окончательного же утверждения пашей власти над киргизами Большой и Дикокаменной орды, признано было необходимым иметь в Заилийском крае прочный опорный пункт и водворить при нем вооруженное народонаселение. С этою целью в 1854 году у подножия гор Алатау, на р. Алматы, было возведено укрепление Верное, ныне город того же имени, и водворены близ него две сотни казаков в станицах Большой и Малой Алматинской, заложенных в 1855-56 гг.
Последующие события показали, однако же, что спокойствие в Заилийском крае, в среде населяющих этот край киргиз, не может быть прочным до тех пор, пока будут существовать кокандские укрепления на р. Чу. Из этих укреплений кокандцы имели полную возможность от времени до времени посылать своих эмиссаров для возмущения наших киргиз Большой и Дикокаменной орды и, в случае успеха этой пропаганды, раздуваемой религиозным фанатизмом, действовать совокупно с ними, тревожа наши новые водворения в Заилийском крае. При этом подвергались опасности и сообщения этого края с Семиречьем, которые производились по единственной дороге, занятой казачьими пикетами слабого состава. Поэтому после срытия укрепления Тоучубека и постройки укрепления Верного с водворением близ него двух сотен казаков Г. X. Гасфорд находил необходимым исподволь подготовить средства к снаряжению экспедиции для овладения зачуйскими кокандсками укреплениями - Токмаком и Пишпеком, что и предполагалось исполнить в 1860 году.
Находясь в течение зимы 1860 года по делам службы в Петербурге, я перед отъездом в Омск получил бумаги от военного министра Н. О. Сухозанета, и в том числе его конфиденциальное письмо для передачи Г. Хр. Гасфорду.
В этом письме сообщалось между прочим, что Государь, удостоив Высочайшего утверждения предположения корпусного командира об экспедиции за р. Чу, для разорения кокандских укреплений Токмака и Пишпека, соизволил приказать: сделать все приготовления к эспедиции, но не начинать ее, пока вражда к нам кокандцев не обнаружится новыми более решительными действиями с их сторон. Начальником Зачуйской экспедиции и командующим войсками Зачуйского отряда назначен был генерального штаба полковник Аполлон Эрнестович Циммерман.
Будучи со мною знаком, по совместной службе на Кавказе, Аполлон Эрнестович перед своим отьездом в Сибирь был у меня, и я, предполагая остаться еще некоторое время в Петербурге, предложил ему по приезде в Омск, где в тогдашнее время вовсе не было хороших гостинниц, остановиться у меня на квартире и пользоваться для разъездов по городу моим экипажем.
А. Э. Циммерман с благодарностью принял мое предложение и ранней весною выехал из Петербурга, через Омск, в укрепление Верное.
<…>
По приезде моем в Омск я представил привезенные мною депеши генералу Гасфорду, который вскоре после того выехал из Омска в укрепление Верное, чтобы на месте руководить действиями наших отрядов. Из них два отряда были еще раннею весною высланы на южный берег озера Иссык-Куль против кокандцев, успевших в начале марта проникнуть в кочевья подданных нам дикокаменных киргиз рода Богу для постройки укрепления и сбора зякета (подати). Но, заметив движение наших отрядов по западную и восточную сторону озера Иссык-Куль, кокандцы быстро удалились из наших пределов за Тян-Шаньский хребет к верховьям реки Нарына. По возвращении наших отрядов с южного берега Иссык-Куль в укрепление Верное, они были осмотрены корпусным командиром которым, и были тогда же сделаны все распоряжения по снаряжению экспедиции за р. Чу под начальством полковника Циммермана. По смыслу данной ему инструкции, он должен был предпринять движение с отрядом за р. Чу для взятия и разрушения кокандских укреплений Токмака и Пишпека только в таком случае, если кокандцы подадут к этому повод, т. е. сами вторгнутся в наши пределы. Скоро обнаружилось, что движение наших отрядов к озеру Иссык-Куль не прекратило враждебных замыслов кокандцев. В конце июля скопища их, в числе 5 тыс., появились в окрестностях укрепления Кастек (в 80 верст. к западу от Верного), но были настигнуты на р. Джирень-Айгыр и разбиты отрядом полковника Циммермана. После этого Циммерман, ввиду приведенных выше инструкций, решился безотлагательно двинуться за р. Чу для овладения кокандскими укреплениями Токмаком и Пишпеком. Собранный для этой цели под Кастеком отряд наш в составе 6 рот пехоты, 5-ти сотен сибирских казаков и 6 орудий полевой артиллерии и 2-х горных, а также с артиллерийским и инженерным парками, перейдя вброд р. Чу, неожиданно появился у Токмака, который, после непродолжительного бомбардирования, сдался полковнику Циммерману. При этом были взяты знамя, две небольших чугунных пушки без лафетов и небольшое количество крепостных ружей и холодного оружия. По просьбе гарнизона, взявшего укрепление, Циммерман послал кокандцам, по восточному обычаю, пулю изо рта, в знак того, что жизнь гарнизона будет в безопасности.
Разрушив стены Токмака, отряд двинулся к Пишпеку, куда и прибыл 30-го августа. 4-го сентября, после пятидневной осады, Пишпек сдался.
Во время этой кратковременной осады был сделан замечательный выстрел из одного из наших орудий, действовавших с брешь-батареи под начальством храброго и распорядительного офицера штабс-капитана Обуха. Неприятельские орудия, расположенные на одной из пишпекских башен, были сбиты, причем одно наше ядро попало в самый канал 5-фунтового кокандского орудия и плотно засело в нем. Трофеи сдавшегося укрепления состояли из секиры коменданта Атабека-датхи (секира лютого Атабека, как называл ее Г. Хр. Гасфорд), 3-х знамен, 5-ти медных орудий и 11 небольших чугунных пушек и, наконец, ключа укрепления, оказавшегося вовсе не туземной, азиатской выделки, но самым обыкновенным, далеко не замысловатым нашим же ключом, купленным, по-видимому, на Ирбитской ярмарке. Впоследствии, по приезде в Омск, Циммерман выходил из себя, узнав, что этот ключ, в числе прочих перечисленных выше трофеев по доставлении их Омск, был носим по улицам города. <…>
Продолжение: Пекинский трактат
Другие отрывки из книги И. Ф. Бабкова:
• Несколько слов о сибирских казаках;
• Омск;
• Ковалевский, Гасфорд, Валиханов;
• Зайсанский пост: Основание;
• Нападение кызылаяков на Зайсанский пост.
См. также:
• М. И. Венюков. Письмо русского офицера Заилийского отряда к товарищу;
• М. И. Венюков. Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• М. И. Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны;
• Ф. Ц. Воспоминания о Киргизской степи;
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири. Сибирско-киргизская степь;
• Н. А. Абрамов. Алматы, или укрепление Верное, с его окрестностями;
• Н. А. Северцов. Путешествия по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня;
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям;
• Первые известия о русских в Кульдже и присоединение к России Киргизской степи: Рукопись инока Парфения, сообщенная Д. Ф. Косицыным;
• Н. Н. Каразин. Кочевья по Иссык-Кулю;
• А. М. Никольский. Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область.