Русская Джунгария: Семиречье и Заилийский край (1/2)
И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири. Том 3. Сибирско-киргизская степь. - М., 1867.
ОКОНЧАНИЕ
Другие отрывки: [ К чему для России расширение?], [ Омск: на краю степей киргизских], [ Ишим и Петропавловск. Салотопни «Русской Германии»], [ Семипалатинск 1860-х].
Н. Н. Каразин. Объясачение Средней киргиз-кайсацкой орды. 1891
Семиреченский край
Во внутреннем Семипалатинском округе, равно как и по всей окраине Киргизской степи, прилегающей к линиям Сибирской и Оренбургской, от Западного Китая до Каспийского моря - киргизы, при ежедневном столкновении своем с русскими, уже значительно видоизменились. Идут они здесь в батраки (работники), пастухи, многие занялись хлебопашеством, даже ремеслами и мелочною торговлей. Нравы, обычаи, образ жизни стушевываются под влиянием «обрусения». Но видеть и изучать киргизов в их, подобно алжирским кабилам, почти библейском быту, должно в глубине степи, ибо чем далее проникаешь в нее, тем кочевник становится ближе к природе, его окружающей. Там наши города (даже людные, подобно Копалу в Семиречье и Алматам в Заилийском крае), наши шумные казачьи станицы в среде их все-таки еще туго действуют; туго и самая внешность цивилизации прививается, туго, наконец, втягиваются эти дети степи и буйной воли в формы нашей администрации, плохо осваиваются с нашими требованиями порядка и законности. Семиреченский и Заилийский край в этом отношении более первобытны, нежели Область сибирских киргизов, и с ними-то, с их бытом мы сперва ознакомимся. В Области же сибирских киргизов, ближе к Омской линии, удобнее дороги, чаще разъезды русских чиновников и торговцев. Тут первобытность киргиза уже стушевывается.
Семиречьем, или Семиреченским краем, называется все плодородное пространство, заключающееся между Сергиополем (Аягузским округом) и округами: Кокпектинским, Алатавским и Землею дикокаменных киргизов (бурутов). Тут в громадное внутреннее море Балхаш впадает множество речек и несколько довольно значительных рек: Аягуз, Лепса, Ак-Су, Каратал, Иля; а из Области сибирских киргизов - Токрау и Сары-Су. Впрочем, название Семиречья неправильно, ибо собственно впадают в Балхаш только 6 рек, а Токрау теряется в песках не дошедши до этого моря, равно как и многие другие реки и речки этой части степи. Но все воды Семиречья очень быстры, растительность тут великолепная, климат мягкий, а в Заилийском крае и совершенно южноевропейский. Этот, по простонародному прозвищу, казачий рай - истинная «Сибирская Италия».
От Семипалатинска до города Сергиополя (бывшего Аягузского приказа) дорога идет на расстоянии 271¼ версты, чрез пикеты от 22 до 37 верст maximum один от другого. На сих пикетах расположены сибирские линейные казаки, содержатся контрактовые почтовые лошади и земские для проезда чиновников. Сообщение окружных приказов между собою и с линией производится теперь по этим военным дорогам безопасно и безостановочно, хотя, само собою разумеется, дается проезжему по нелишней все-таки предосторожности казачий конвой. От Семипалатинска на Копал и потом в Алматы (укрепление Верное) военная дорога идет внешними округами Аягузским, Копальским и Алатавским (Кокпектинский остается влево). С линии местность сперва степная и ровная, но далее встречаются отроги хребтов Колбинского и Чингиз-Тау, не доезжая до Сергиополя. Потом дорога идет около реки Аягуза и оконечности моря Балхаша, а проехав Копал, опять гориста до Алмат. Сия езда очень оригинальна! Казачьи и киргизские лошади, чистые степняки, мчат тарантас (где местность позволяет колесную езду) на славу, с страшным гиканьем ямщиков, с гарцованьем конвоя и всеми принадлежностями чисто азиатской поездки. Удобств, конечно, немного, за исключением некоторых хорошо населенных пунктов, уже обратившихся ныне в порядочные городки, например: Копал и Алматы; зато в хорошее летнее время или, точнее сказать, в конце мая, когда еще нет больших жаров, житье в этой части степи и езда по ней не лишены не только приятности, но и поэтической прелести. Многие местности вовсе не походят на степь в том значении, которое мы привыкли придавать этому слову. Гор много, и не бесплодных, а покрытых роскошною растительностью. Проточных, светлых и чистых вод тоже много. Зелень трав и яркие краски цветов восхитительны! Но самое любопытное здесь - это кочевой быт степняков, это сами киргизы. Города, степные укрепления, казачьи станицы - не разнятся от того, что можно встретить внутри Сибири и на Линии. Быть их тот же, с тою только разницей, что подальше от просвещенного мира, да и жить поскучнее. Но аульная жизнь, столь согласная с картинами природы, ее окружающей, носит на себе библейскую печать, как и все младенческое, первобытное, и посему-то мы на ней остановим преимущественно наше внимание, ибо она доселе вовсе неизвестна Европе, мало известна и России (в особенности внутри государства), а в ней сохранилось еще много интересного. И если мы в 1-м томе этого «Описания Сибири» остановились с живым участием на судьбе жалких гиперборейских племен: остяков и самоедов, не имеющих уже теперь никакой исторической будущности и вымирающих от контакта цивилизации, то тем более должны обратить наше внимание на племя здоровое и полное жизненных сил, воинственное и сносливое в лишениях походных, которого приблизительно насчитывают теперь до 855.000 д. о. п., а в сущности гораздо более миллиона. В нашей исторической будущности, в нашем наступательном движении вглубь Азии - это наш авангард. Заботы России об материальном и нравственном развитии киргиз-кайсацкого народа принесут ей неоцененные плоды в будущем. А будущее это уже не за горами…
Название «киргиз» происходит, по всей вероятности, от соединения двух слов: «кир» - степь и «гиз» - человек. Соседние калмыцкие племена дали этим степнякам прозвище «хозак», производное от слова «сак» - осторожный. Фишер в своей «Сибирской истории» производит слово «хозак» от монгольского «отважный» и уверяет, что это слово перешло впоследствии и к нам, означая козацкую вольницу («козак»). Сие очень правдоподобно и подтверждается тем, что и мы сами еще очень недавно при покорении Семиречья и Заилийского края окрестили же одно из племен киргиз Большой орды каратайцами («кара-китаец», а, пожалуй, и «черный киргиз»), а другие дикокаменными (от местности, на которой они кочуют). Татары томские и тобольские прозвали же алтайских калмыков кара-калпаками, (черношапошниками, от черных мерлушечьих шапок, ими носимых). Некоторые калмыцкие племена прозываются доселе теленгутами. В древности сопредельный ныне всем этим племенам Китай не имел о них ясного понятия, посему китайские историки тех отдаленных эпох не упоминают о них ничего. Но монголы сделались им рано известны. С древнейших времен жили они смежно с Китаем на его северных пределах и делились на два колена: дун-ху и хун-ну, кочуя в восточной и западной частях Монголии, от Байкала (в нынешней Забайкальской области, между Селенгой и Ононом) до Тарбагатайских гор (в нынешних южных округах Томской губернии и части Семипалатинской области). Замечательно, что хребет Тарбагатайский есть и в Забайкалье (между Верхнеудинским и Чикоем). По ученым исследованиям нашего знаменитого синолога о. Иакинфа Бичурина, сведения китайских историков о народах, обитавших на юге нынешней Сибири, начинаются с XI века до Рождества Христ. С этого времени до VIII столетия нашей эры монголы уже имеют важное значение для Китая, в особенности Усунское государство, занимавшее всю северную сторону Небесных гор с южными пределами нынешней Томской губернии, с Семиречьем и Заилийским краем. По китайским летописям, уже в те времена кроме Усуня и хуннов упоминаются Давань (нынешний Коканд), Дяха (нынешний Кабулистан и часть Бухары), Ань-Си (нынешняя Восточная Персия), и говорится об них как о «больших государствах, в которых много редких вещей, жители коих ведут оседлую жизнь и в художествах сходствуют с Срединным государством, имеют слабое войско и дорожат китайскими товарами». На север от Даваня земля Кан-Гюй (нынешние кочевья Внутренней и Средней орды, по реке Чу, нашей государственной границе с Кокандом), а на запад Ю-Ичжи (хивинские владения). Монгольские же племена, - занимая в Средней Азии громадные пространства между Небесным хребтом и Алтаем до Туркестана и далее, бассейнов Аму- и Сыр-Дарьи, - в непрерывных передвижениях своих из глубины среднеазийских земель до Аральского и Каспийского морей, а потом углубляясь на север к Уралу и даже внутрь России, а чрез нее и в Европу, - имели, несомненно, огромное влияние на смешение рас и на видимую путаницу племенных наречий и прозвищ, доселе повсюду здесь находимые.
Киргизы, осадок этих миграций в эпоху великих переселений народов, совершенно видоизменивших самые образованные страны древнего мира, наследовали кочевой быт от предков, живших некогда в местах теплых и привольных, и принесли в нынешнюю свою степь из глубины Средней Азии тот же образ жизни и ту же лень да беспечность, общий недостаток всех племен южных климатов (от far niente итальянца до созерцательности индуса), необходимое последствие щедрых даров роскошной природы. Но здесь, в нынешних кочевьях их, между 50° и 55° сев. шир. и между 80° и 100° восточн. долготы, условия этой жизни явились им совершенно иные! Здесь жары уже не так ослабляют тело, а зимние морозы от 30° и даже до 35° Реом. слишком жутко дают себя чувствовать: поэтому приходится изыскивать средства не только защититься самим, а и защитить стада от суровости зимы и иметь на 5 зимних месяцев хоть какие-либо запасы корму; а верблюду, заведенному сюда ими под 55° сев. широт. из жарких степей Средней Азии, необходима сделалась и попона. Физические и климатические условия части степи, занимаемой ныне кочевьями киргизов Средней орды по реке Ишиму и вдоль Южно-сибирской линии до озера Нор-Зайсана (на окраине Семиреченского края), имеют здесь много особенностей. От больших жаров иные реки иссякли навсегда, другие же едва просачиваются сквозь пески, превращаясь в буйные потоки лишь при таянии весенних снегов. Геологические перевороты земного шара выдвинули здесь на поверхность огромные пласты хряща и щебня, покрывшие собой большие пространства, и на которых в течение столетий не мог накопиться слой растительной земли, способной для культуры, для лесов и трав. При слабом развитии тут растительного царства само собою разумеется, что даже и с пастушеским бытом киргизов плохо здесь живется. За рекой Сары-Су степь решительно безводна, покрыта песками и солонцами так, что не только животное, но и птица не находят тут себе корму! Наконец, так как Киргизская степь занимает по своему положению северо-западную часть азиатского материка и представляет местность открытую и удаленную от океана, то она и характеризуется климатом континентальным с крайностями зимней и летней температур. Воздух сух, облака редко сгущаются до той степени, чтобы образовать дожди, которые мало орошают эти пустыни. Земля по твердости грунта скоро засыхает весною. Летом жары до 40° в тени, ночи душны, и растительности нет отдыха. К тому же около Балхаша и за рекой Сары-Су снегов почти вовсе не бывает. Все эти причины действуют вредно на здешнее скотоводство, и киргизы иное лето бывают вынуждены переходить своими стадами по 300 верст и более, чтобы находить им удобные пастбища! Впрочем, по возвышенности всей этой площади, по сухому и твердому грунту, не допускающему особенно вредных испарений, климат вообще здоров, болезни хронические редки, а эпидемий вовсе не бывает. Холера, уже два раза посещавшая Западную Сибирь, в 1848 и 1853 годах, сюда не проникала. Киргиз, непрерывно подвергнутый крутым переменам здешней атмосферы, уже свыкся с жаром и морозом: они не действуют резко на его крепкую натуру. Редко жалуется он и на нездоровье, предоставляя природе излечивать посетивший его недуг.
Киргизская степь, на ее громадном пространстве от Западного Китая до Каспийского моря, имеет столько физических особенностей, что едва ли здесь можно будет акклиматизировать какую-нибудь другую породу скота, кроме местной, и с тем, чтобы сохранить ее особенные качества. Ни одно из европейских скотоводств с их рациональными и учеными приемами не подойдет под те условия, при каких живет киргизский скот, то есть: пастись без всякого за ним уходу, переносить все возможные лишения: скудный водопой, плохой корм, непогоду под открытым небом, сушь и зной лета с внезапными изменениями температуры, лютые зимние морозы и страшные снежные бураны, которые иногда заганивают до смерти многочисленные стада и погребают их под ворохами снегу! Все, что могло бы здесь сделать правительство, - это озаботиться улучшением местных пород скота, и в особенности лошадей, которые, освоившись с здешним климатом столетиями поколений, все-таки сохранили еще дикий пыл, неутомимость, сносливость и отвагу своих родичей в знойных пустынях Средней Азии. Случные конюшни и образцовые фермы в пунктах степи для сего удобных (конечно, около окружных приказов) принесли бы немалую пользы. Но о хозяйстве киргизов еще здесь мало доселе заботились, что и не удивительно, ибо и о хозяйстве крестьян не заботились тоже! При трудолюбии сибиряков и при хороших качествах их сельского быта, им давно следовало дать «хозяйственные выставки», которые надо поощрять премиями, медалями; а до сих пор нет здесь еще и музея хозяйственного и этнографического для Сибири…
Киргиз заботится теперь лишь об увеличении числительности скота и нисколько не хлопочет об улучшении породы. Размножена стад и табунов предоставлено, однако, на Божью волю! Они начинают плодиться прежде своего полного развития, посему с каждым новым поколением приплод делается заметно слабее. А надо помнить и иметь в виду, что киргизское скотоводство может и должно приносить огромные выгоды государству, потому что это естественный запас для волжско-камских губерний, и потому еще, что весь экономический быт этого народа основан на скотоводстве, которое составляет для него источник благосостояния. К тому же самое скотоводство распределено здесь очень неравномерно: султаны, богатые бии, торговцы имеют нередко до 10.000 голов; а общность скота на душу средним числом (по исчислению за 1864 г., «Отчет военных губернаторов обеих степных областей») не превышает 2-х лошадей, 1 штуки рогатого скота и 10 овец! Чем же тут уплачивать ясак, жить, есть? Джетаки (бедняки) нанимаются, это правда, в пастухи («койчи») к богатым, в батраки к козакам линейским, даже группируются целыми улусами у линейских городов, станиц и селений, но все это лишь поденный кусок хлеба. Можно бы заработать копейку на рудных промыслах, да известна степень добросовестности наших нанимателей на прииски! Уж коли притеснить и обидеть в расчете ссыльнопоселенца, даже крестьянина и мещанина из чернорабочих, для них ничего не значит, то что же им такое бессловесный и нищий киргиз? - Нечто вроде белого негра! При распространении земледелия в местностях для сего удобных, можно бы найти для массы народа честное занятие, и к удивлению наших агрономов мы должны им сказать, что киргизы-земледельцы стоят несравненно выше, чем не только крестьяне внутренних губерний, но и сибиряки, - ибо тщательное возделывание земли и искусственная ирригация посредством «ариков» (каналов), проводимых на пашни из соседних озер, рек и речек, им давно известны и в общем у них употреблении, да все это меньшинство! Однако у киргизов, при обильном орошении, хлеб почти всегда родится сам-8 и нередко сам-14, а просо - так и сам-20! Они сеют просо, пшеницу, ячмень, а в огородах садят капусту и картофель. Но земледельческих орудий у них мало, и вот тут-то несколько образцовых ферм в центральных пунктах степи были бы очень полезны. По последним отчетам показывалось киргизов, занимающихся земледелием, до 1000 семейств, высевавших до 2000 четв. разных хлебов. Конечно, на почти миллион душ об. пол. этого очень мало, да все же охота есть и следовало бы сильно поощрить сию охоту. Наконец, почему бы не предоставить киргизам широкое поле к найму в рекруты за крестьян и мещан сибирских? Киргиз - природный кавалерист, неоцененный солдат для легкой кавалерии; а опытом доказано, что нанимавшиеся в рекруты по окрещении были отличными служаками, сносливыми в трудах, терпеливыми и послушными. Из линейских козаков их, может быть, потянет бежать в степь, посему их и следовало бы направлять исключительно в полки легкой армейской кавалерии внутрь государства. Наконец, что касается до самого хлебопашества, то поощрение оного между киргизами имело бы еще одну выгоду: теперь в степи по малочисленности русских земледельцев иногда приходится хлеб да овощи доставлять в города и станицы за 500 и более верст по двойным и тройным ценам, а иногда и за деньги достать нельзя, так что разночинцы и другие лица, не состоящие на казенном пайке, должны выписывать самые простые жизненные припасы с линии! Притом поставка хлеба в казенные степные магазины были бы сподручней, и деньги, расходясь между киргизами, приохочивали бы их к труду оседлому; да и самые нравы их от подобных занятий, конечно, очень смягчились бы. Но, повторяем, на все сие надо государственный ум Сперанского, а Сперанские редки…
Киргизская степь в ее общности представляет еще, конечно, и доселе много средств и выгод для сильного развития скотоводства; однако, так как население растет видимо, да и русские сельбища размножаются, то пределы кочевок делаются год от году ограниченнее. Теперь каждый род уже строго ограничивает свои кочевья в известных пределах, и если киргизы еще упорно держатся своего пастушеского быта, однако недалеко время, что соха но будет в нынешнем у них презрении и слово «игинча» (земледелец) перестанет быть ругательством. К тому же в последние 40 лет многие народы, схожие бытом с киргизами, обратились ревностно к земледелию: буряты в Забайкалье, каракалинцы и туркмены в Астраханской губернии, даже некоторые роды Малой орды в Оренбургском ведомстве. Да и соседи наших кочевников могут им служить таким блестящим примером, какого не в состоянии показать и русские степные заселения. Известно, что хивинцы, коканцы, ташкентцы, бухарцы довели земледелие до высокой степени совершенства, в особенности разведение садов, посев овощей и возделывание не только хлебных, но и других ценных растений. Стало быть, все благоприятные данные есть. Что же касается собственно промышленности киргизов, то она ограничивается покуда выделкою бараньих и лошадиных кож, деланием арб (телег) и деревянной посуды, работою принадлежностей кибитки (решет, веревок, войлоков), выделкой железных стремян, огнив, насечек к седлам и кожаным сумкам, плетением из сыромятного ремня конской сбруи. Многие живут охотой на диких зверей, добывают и продают соль, ходят на рудные промыслы для заработка, нанимаются для караванных перевозок товаров на линию и в Среднюю Азию. Женщины, кроме ухода за скотом (что есть их исключительность), шьют себе и мужчинам одежду, валяют войлоки, вышивают шелками по сукну и плису. Торговля у киргизов мало еще развита и немногие ею занимаются. Тут главными проводниками ее и лучшими деятелями бухарцы, ташкентцы, хивинцы, татары и наши русские купцы. Отпуск торговый состоит из лошадей, рогатого скота, баранов и разных мелочей киргизского хозяйства. Киргизы и сами бы охотно торговали от себя, но пути в оба конца далеки, да и не говоря уже о хищнических замашках среднеазиатских владетелей (которым голова человека и его карман ровно нипочем!), и наши таможенные и ветеринарно-полицейские бесконечные писанья и формальности много стесняют их и пугают… Пора бы вовсе прекратить собственно для киргизов таможенные и заставные сборы, облегчить торговые сношения линии с степью и сделать прогон скота через линию совершенно свободным. Правительству тут немного доходов, а препятствий к сближению киргизов с нами немало! Если уже и мы, свои ведь русские люди, хорошо знакомые с законами, бюрократией и формальностями администрации, не очень долюбливаем взяточничество, то можно себе вообразить, как пугливо глядит на него дикий степняк? А этого зла еще и здесь много…
С киргизами меняют вот что: ташкентцы, хивинцы и бухарцы - шелковые и бумажные материи, дабы, выбойки; татары (в особенности бойкие казанские) - низких сортов сукно, плис, нанку, миткаль, чугунные и железные изделия, кожи казанские, кунгурские и тюменские; русские купцы и разъездные приказчики - сукна повыше, парчи, бархат, сундуки и ларцы, золотую и серебряную монету и проч. В киргизской торговле единицею ценности служит баран и соответствует 1 рублю серебром. На сем основании (это везде наблюдается в степи) корова, например, стоит от 8 до 10 баранов, 15 бараньих шкур идут за 1 барана, лисица равна 1 барану, куница 2. В «сотовке» (пограничной мене на линии) 1 аршин обыкновенного сукна (по-русски, до 2 р. с. аршин) - 4 барана; 8 аршин простого ситцу, миткалю и нанки - 1 баран; красная кожа лучшего сорта - 6 баранов; чугунный котел ценится по числу четвертей в окружности: 12-четвертной, например, идет за 9 баранов; топор и ручная мотыка - 1 баран; чугунный кувшин, очаг для котла - 1 баран. Хотя к нашим деньгам киргизы и приучаются исподволь, однако в общности они у них идут лишь в уплату ясака да на покупку мелочи.
Так как скот составляет (в особенности бараны) нормальную единицу ценности для киргиза, заменяющую ему в мене деньги, то взглянем на данные степного скотоводства. Оно состоит из трех главных пород: лошадей, рогатого скота и баранов (овец). Есть и верблюды, но в незначительном числе. По последним сведениям показывалось лошадей до 1.000.000 голов, рогатого скота до ½ мил. и баранов до 3½ или 4.000.000. Верблюдов до 50.000. Но цифры эти, как мы уже заметили сие выше, решительно условные: усчитать число скота у киргизов абсолютно невозможно. Это то же, что исчисление Сибири на десятины. Можно только сказать на основании наглядной местности, где народ скотоводством богаче. Так, например, из всех внешних округов Киргизской степи Сибирского ведомства самым богатым считается округ Каркалинский (в Области сибирских киргизов), где, по последним сведениям, было: лошадей 255.244; рогатого скота 48.109; баранов 2.320.000. При населении же в 65.000 душ обоего пола приходится, стало быть, на душу около 4 лошадей, 1 рогатая скотина и 17 баранов: немудрено принять эти статистические данные степной бюрократии за истинные. Притом же рогатая скотина на душу - не Бог знает какое богатство. О истинном же богатстве скотом в Киргизской степи лучше судить можно по пригону скота к Петропавловску (в Тобольской губернии), о чем мы уже говорили в I томе этого «Описания Сибири». В 1863 году пригнано было на мену: рогатого скота 100.000 голов, а баранов громадная цифра - 450.000 голов, ценностью все сие в 2.425.000 р. сер. (полагая круглым числом по 13 р. сер. за скотину и по 2 р. 50 к. с. за барана]. Вот эти цифры поутешительней и поразумней. Заметим при сем, что как ни велико здешнее скотоводство, однако оно еще не соответствует обширности степи. Площадь ее вычисляют примерно до 10.000.000 десятин. Если выключить из этого количества часть совершенно неудобных земель (солонцов, песков, гальки, хряща) да еще ¼ часть гор (хотя для овец пастбище тут возможно), то все-таки остается до 5.000.000 десят. удобных. Если же при нынешнем экономическом порядке и чувствуется уже киргизами недостаток в пастбищах, то это преимущественно происходит оттого, что у них не делят скот по свойству пастбищ, да и владение общинное. Гонят куда хотят, а при многочисленности стад и табунов часто затаптываются ногами скота целые сотни десятин отличного корму.
Скотоводство, известное дело, при тщательном за ним уходе и обережении умножается быстро и почти прогрессивно, так что в хороших хозяйствах в течение 3-х либо 4-х лет может удвоиться; но, к сожалению, у киргизов этого достичь нельзя, при их азиатской лени, апатии и нерадении. Оттого у них нередки страшные падежи. В 1857 году пало: 29.523 лошади, 3.813 гол. рогатого скота и 139.759 баранов. В 1856 г. лошадей 101.399, рогатого скота 11.955, а баранов и другого мелкого громадная цифра - 452.254. В 1858 г. в одном Каркалинском округе (названном в отчете военного губернатора богатейшим) пало от заледенелости снегов 82.729 штук.
Не необходимы ли тут настоятельные меры со стороны администрации? Вот миллионы целковых, втуне пропавшие, а какую бы массу благосостояния они принесли этому бедному народу только в три вышепоказанные года! Да и что такое хозяйничанье киргиза, даже самого богатого? Редкий строит на зимовку сараи, и то только для мелкого скота; а большая часть защищается от лютой степной стужи: ущельями гор, камышами, густо растущими у окраин озер и рек, тальником и другими местами, уже защищенными самою природой. Немногие тоже запасаются на зиму сеном, да и самая заготовка его никогда не соразмерна количеству скота; притом же сено косится у них поздно осенью, по возвращении с летнего кочевья, а тогда трава, высохши на корне, потеряла уже свою питательность. Масса народа даже и этого не делает, а оставляет свой скот на всю зиму при подножном корме. Тогда скот вынужден бывает выдирать себе корм копытами из-под снега, а если случится гололедица, то и этого скудного корму он себе добыть не может и погибает тысячами! Самые морозы окоченевают скот до того, что он не в силах разгрести и снега, и тоже погибает голодною смертью. Наконец, когда нагрянет на беззащитный в открытой степи скот страшный снежный буран, целые стада гибнут в этой снеговой могиле. Если же к весне и останется жив, то едва передвигает ноги и подвергается изнурительным болезням. Летом же нередки в степи засухи, трава выгорает, корму нет; а мириады паутов, мошки, комара, овода убивают скот не хуже морозов. Счастье киргиза, что заботливая мать-природа дала здешнему скоту некоторые противудействия, иначе существовать бы ему было невозможно. Так, например: чтоб баран (овца) мог переносить голод как верблюд, она дала ему жирный курдюк на хвосте, а в защиту от стужи положила не внутреннее, а наружное сало под самою кожей. Лошади и рогатый скот тоже принатурены к самому скудному корму и способны после сильнейшего истощения быстро отъедаться. Пробежавши 100 верст, киргизская лошадь, чтобы не пасть, требует лишь часового отдыху, горсти корму и глотка какой бы то ни было воды! Но все-таки следовало бы обратить внимание на это хозяйствование и стараться всячески распространять здравые понятия об уходе за скотом - примером, образцами, поощрениями.
Миновав степной городок Сергиополь (бывшее Аягузское укрепление), где есть уже и церковь, сотня домов, окружной приказ и кой-какие торговцы, достигли мы Арасанских минеральных вод, в 29 верстах от другого окружного же городка Копала, в 328 верстах от Аягуза. Источники сии находятся при Арасанской козачьей станице и протекают у подошвы одной из отраслей Алатауских гор. Здесь Алатау поднимается на 11.000 фут. над уровнем океана. Величественные пики его вечно покрыты снегами. Климат тут умеренный, жары много смягчаются холодом с снежных вершин Алатау. Минеральные воды бьют двумя ключами - теплым и холодным: теплый в 28½°, а холодный в 16½° по Реомюру. Запах воды сернистый, вкус ее щелочный и серный. Ее употребляют с пользой в ваннах и внутрь от худосочия, завалов, ран и язв. «Арасан» значит по-джунгарски «священная вода». Долина Арасана (называемая тоже Джаты-Су) окружена отрогами Алатау и орошается речкой Биеня. Отсюда к югу до громадного озера-моря Балхаша только 88 верст. По новейшим исследованиям доктора Светаева, истинная температура большого ключа не свыше +25 °Р. при З° атмосферного воздуха, а малого тоже не свыше +14 °Р., и при 3° же атмосфер. возд. Вода (как он описывает) имеет вкус вяжущий, содержит в себе значительное количество водорода и хлорокислых солей. Близь самой поверхности ключей отделяются пары серного запаху. Кроме вышесказанных болезней, полезны они тоже: в затвердении печени, английской болезни, золотухе, сифилисе, истерике, подагре, накожных болезнях. Киргизы уверяют, что сии воды уничтожают бесплодие женщины. Самое удобное время для курса лечения - с половины апреля до половины июня. От Аягуза до Копала экипажная езда теперь очень удобна. В 1857 году поселено здесь было несколько казачьих семейств. Ныне же станица довольно многолюдна и хорошо обстроилась; есть и церковь, выстроены купальни и дом для посетителей. В публичном, роскошно разросшемся саду растут на открытом воздухе персики, абрикосы, груши. Виноградные лозы, выписанные из Крыма и из Южной Франции генералом Гасфортом, быстро акклиматизировались. Копал - окружной городок хоть куда. В нем хорошенькая церковь, до 300 домов, жителей уже до 2.000 душ об. пола, штаб 10 Сибирского казачьего полка и местопребывание копальского военно-окружного начальника. Есть купцы русские и из среднеазийцев. Общественная жизнь (при значительном числе гражданских и военных чиновников) довольна приятна. Одним словом, отрадно видеть в такой дали от России начатки цивилизации среди этого киргизского народа, которому, конечно, предстоит лучшая будущность, если только о нем позаботятся…
ОКОНЧАНИЕ
ОКОНЧАНИЕ
Другие отрывки: [ К чему для России расширение?], [ Омск: на краю степей киргизских], [ Ишим и Петропавловск. Салотопни «Русской Германии»], [ Семипалатинск 1860-х].
Н. Н. Каразин. Объясачение Средней киргиз-кайсацкой орды. 1891
Семиреченский край
Во внутреннем Семипалатинском округе, равно как и по всей окраине Киргизской степи, прилегающей к линиям Сибирской и Оренбургской, от Западного Китая до Каспийского моря - киргизы, при ежедневном столкновении своем с русскими, уже значительно видоизменились. Идут они здесь в батраки (работники), пастухи, многие занялись хлебопашеством, даже ремеслами и мелочною торговлей. Нравы, обычаи, образ жизни стушевываются под влиянием «обрусения». Но видеть и изучать киргизов в их, подобно алжирским кабилам, почти библейском быту, должно в глубине степи, ибо чем далее проникаешь в нее, тем кочевник становится ближе к природе, его окружающей. Там наши города (даже людные, подобно Копалу в Семиречье и Алматам в Заилийском крае), наши шумные казачьи станицы в среде их все-таки еще туго действуют; туго и самая внешность цивилизации прививается, туго, наконец, втягиваются эти дети степи и буйной воли в формы нашей администрации, плохо осваиваются с нашими требованиями порядка и законности. Семиреченский и Заилийский край в этом отношении более первобытны, нежели Область сибирских киргизов, и с ними-то, с их бытом мы сперва ознакомимся. В Области же сибирских киргизов, ближе к Омской линии, удобнее дороги, чаще разъезды русских чиновников и торговцев. Тут первобытность киргиза уже стушевывается.
Семиречьем, или Семиреченским краем, называется все плодородное пространство, заключающееся между Сергиополем (Аягузским округом) и округами: Кокпектинским, Алатавским и Землею дикокаменных киргизов (бурутов). Тут в громадное внутреннее море Балхаш впадает множество речек и несколько довольно значительных рек: Аягуз, Лепса, Ак-Су, Каратал, Иля; а из Области сибирских киргизов - Токрау и Сары-Су. Впрочем, название Семиречья неправильно, ибо собственно впадают в Балхаш только 6 рек, а Токрау теряется в песках не дошедши до этого моря, равно как и многие другие реки и речки этой части степи. Но все воды Семиречья очень быстры, растительность тут великолепная, климат мягкий, а в Заилийском крае и совершенно южноевропейский. Этот, по простонародному прозвищу, казачий рай - истинная «Сибирская Италия».
От Семипалатинска до города Сергиополя (бывшего Аягузского приказа) дорога идет на расстоянии 271¼ версты, чрез пикеты от 22 до 37 верст maximum один от другого. На сих пикетах расположены сибирские линейные казаки, содержатся контрактовые почтовые лошади и земские для проезда чиновников. Сообщение окружных приказов между собою и с линией производится теперь по этим военным дорогам безопасно и безостановочно, хотя, само собою разумеется, дается проезжему по нелишней все-таки предосторожности казачий конвой. От Семипалатинска на Копал и потом в Алматы (укрепление Верное) военная дорога идет внешними округами Аягузским, Копальским и Алатавским (Кокпектинский остается влево). С линии местность сперва степная и ровная, но далее встречаются отроги хребтов Колбинского и Чингиз-Тау, не доезжая до Сергиополя. Потом дорога идет около реки Аягуза и оконечности моря Балхаша, а проехав Копал, опять гориста до Алмат. Сия езда очень оригинальна! Казачьи и киргизские лошади, чистые степняки, мчат тарантас (где местность позволяет колесную езду) на славу, с страшным гиканьем ямщиков, с гарцованьем конвоя и всеми принадлежностями чисто азиатской поездки. Удобств, конечно, немного, за исключением некоторых хорошо населенных пунктов, уже обратившихся ныне в порядочные городки, например: Копал и Алматы; зато в хорошее летнее время или, точнее сказать, в конце мая, когда еще нет больших жаров, житье в этой части степи и езда по ней не лишены не только приятности, но и поэтической прелести. Многие местности вовсе не походят на степь в том значении, которое мы привыкли придавать этому слову. Гор много, и не бесплодных, а покрытых роскошною растительностью. Проточных, светлых и чистых вод тоже много. Зелень трав и яркие краски цветов восхитительны! Но самое любопытное здесь - это кочевой быт степняков, это сами киргизы. Города, степные укрепления, казачьи станицы - не разнятся от того, что можно встретить внутри Сибири и на Линии. Быть их тот же, с тою только разницей, что подальше от просвещенного мира, да и жить поскучнее. Но аульная жизнь, столь согласная с картинами природы, ее окружающей, носит на себе библейскую печать, как и все младенческое, первобытное, и посему-то мы на ней остановим преимущественно наше внимание, ибо она доселе вовсе неизвестна Европе, мало известна и России (в особенности внутри государства), а в ней сохранилось еще много интересного. И если мы в 1-м томе этого «Описания Сибири» остановились с живым участием на судьбе жалких гиперборейских племен: остяков и самоедов, не имеющих уже теперь никакой исторической будущности и вымирающих от контакта цивилизации, то тем более должны обратить наше внимание на племя здоровое и полное жизненных сил, воинственное и сносливое в лишениях походных, которого приблизительно насчитывают теперь до 855.000 д. о. п., а в сущности гораздо более миллиона. В нашей исторической будущности, в нашем наступательном движении вглубь Азии - это наш авангард. Заботы России об материальном и нравственном развитии киргиз-кайсацкого народа принесут ей неоцененные плоды в будущем. А будущее это уже не за горами…
Название «киргиз» происходит, по всей вероятности, от соединения двух слов: «кир» - степь и «гиз» - человек. Соседние калмыцкие племена дали этим степнякам прозвище «хозак», производное от слова «сак» - осторожный. Фишер в своей «Сибирской истории» производит слово «хозак» от монгольского «отважный» и уверяет, что это слово перешло впоследствии и к нам, означая козацкую вольницу («козак»). Сие очень правдоподобно и подтверждается тем, что и мы сами еще очень недавно при покорении Семиречья и Заилийского края окрестили же одно из племен киргиз Большой орды каратайцами («кара-китаец», а, пожалуй, и «черный киргиз»), а другие дикокаменными (от местности, на которой они кочуют). Татары томские и тобольские прозвали же алтайских калмыков кара-калпаками, (черношапошниками, от черных мерлушечьих шапок, ими носимых). Некоторые калмыцкие племена прозываются доселе теленгутами. В древности сопредельный ныне всем этим племенам Китай не имел о них ясного понятия, посему китайские историки тех отдаленных эпох не упоминают о них ничего. Но монголы сделались им рано известны. С древнейших времен жили они смежно с Китаем на его северных пределах и делились на два колена: дун-ху и хун-ну, кочуя в восточной и западной частях Монголии, от Байкала (в нынешней Забайкальской области, между Селенгой и Ононом) до Тарбагатайских гор (в нынешних южных округах Томской губернии и части Семипалатинской области). Замечательно, что хребет Тарбагатайский есть и в Забайкалье (между Верхнеудинским и Чикоем). По ученым исследованиям нашего знаменитого синолога о. Иакинфа Бичурина, сведения китайских историков о народах, обитавших на юге нынешней Сибири, начинаются с XI века до Рождества Христ. С этого времени до VIII столетия нашей эры монголы уже имеют важное значение для Китая, в особенности Усунское государство, занимавшее всю северную сторону Небесных гор с южными пределами нынешней Томской губернии, с Семиречьем и Заилийским краем. По китайским летописям, уже в те времена кроме Усуня и хуннов упоминаются Давань (нынешний Коканд), Дяха (нынешний Кабулистан и часть Бухары), Ань-Си (нынешняя Восточная Персия), и говорится об них как о «больших государствах, в которых много редких вещей, жители коих ведут оседлую жизнь и в художествах сходствуют с Срединным государством, имеют слабое войско и дорожат китайскими товарами». На север от Даваня земля Кан-Гюй (нынешние кочевья Внутренней и Средней орды, по реке Чу, нашей государственной границе с Кокандом), а на запад Ю-Ичжи (хивинские владения). Монгольские же племена, - занимая в Средней Азии громадные пространства между Небесным хребтом и Алтаем до Туркестана и далее, бассейнов Аму- и Сыр-Дарьи, - в непрерывных передвижениях своих из глубины среднеазийских земель до Аральского и Каспийского морей, а потом углубляясь на север к Уралу и даже внутрь России, а чрез нее и в Европу, - имели, несомненно, огромное влияние на смешение рас и на видимую путаницу племенных наречий и прозвищ, доселе повсюду здесь находимые.
Киргизы, осадок этих миграций в эпоху великих переселений народов, совершенно видоизменивших самые образованные страны древнего мира, наследовали кочевой быт от предков, живших некогда в местах теплых и привольных, и принесли в нынешнюю свою степь из глубины Средней Азии тот же образ жизни и ту же лень да беспечность, общий недостаток всех племен южных климатов (от far niente итальянца до созерцательности индуса), необходимое последствие щедрых даров роскошной природы. Но здесь, в нынешних кочевьях их, между 50° и 55° сев. шир. и между 80° и 100° восточн. долготы, условия этой жизни явились им совершенно иные! Здесь жары уже не так ослабляют тело, а зимние морозы от 30° и даже до 35° Реом. слишком жутко дают себя чувствовать: поэтому приходится изыскивать средства не только защититься самим, а и защитить стада от суровости зимы и иметь на 5 зимних месяцев хоть какие-либо запасы корму; а верблюду, заведенному сюда ими под 55° сев. широт. из жарких степей Средней Азии, необходима сделалась и попона. Физические и климатические условия части степи, занимаемой ныне кочевьями киргизов Средней орды по реке Ишиму и вдоль Южно-сибирской линии до озера Нор-Зайсана (на окраине Семиреченского края), имеют здесь много особенностей. От больших жаров иные реки иссякли навсегда, другие же едва просачиваются сквозь пески, превращаясь в буйные потоки лишь при таянии весенних снегов. Геологические перевороты земного шара выдвинули здесь на поверхность огромные пласты хряща и щебня, покрывшие собой большие пространства, и на которых в течение столетий не мог накопиться слой растительной земли, способной для культуры, для лесов и трав. При слабом развитии тут растительного царства само собою разумеется, что даже и с пастушеским бытом киргизов плохо здесь живется. За рекой Сары-Су степь решительно безводна, покрыта песками и солонцами так, что не только животное, но и птица не находят тут себе корму! Наконец, так как Киргизская степь занимает по своему положению северо-западную часть азиатского материка и представляет местность открытую и удаленную от океана, то она и характеризуется климатом континентальным с крайностями зимней и летней температур. Воздух сух, облака редко сгущаются до той степени, чтобы образовать дожди, которые мало орошают эти пустыни. Земля по твердости грунта скоро засыхает весною. Летом жары до 40° в тени, ночи душны, и растительности нет отдыха. К тому же около Балхаша и за рекой Сары-Су снегов почти вовсе не бывает. Все эти причины действуют вредно на здешнее скотоводство, и киргизы иное лето бывают вынуждены переходить своими стадами по 300 верст и более, чтобы находить им удобные пастбища! Впрочем, по возвышенности всей этой площади, по сухому и твердому грунту, не допускающему особенно вредных испарений, климат вообще здоров, болезни хронические редки, а эпидемий вовсе не бывает. Холера, уже два раза посещавшая Западную Сибирь, в 1848 и 1853 годах, сюда не проникала. Киргиз, непрерывно подвергнутый крутым переменам здешней атмосферы, уже свыкся с жаром и морозом: они не действуют резко на его крепкую натуру. Редко жалуется он и на нездоровье, предоставляя природе излечивать посетивший его недуг.
Киргизская степь, на ее громадном пространстве от Западного Китая до Каспийского моря, имеет столько физических особенностей, что едва ли здесь можно будет акклиматизировать какую-нибудь другую породу скота, кроме местной, и с тем, чтобы сохранить ее особенные качества. Ни одно из европейских скотоводств с их рациональными и учеными приемами не подойдет под те условия, при каких живет киргизский скот, то есть: пастись без всякого за ним уходу, переносить все возможные лишения: скудный водопой, плохой корм, непогоду под открытым небом, сушь и зной лета с внезапными изменениями температуры, лютые зимние морозы и страшные снежные бураны, которые иногда заганивают до смерти многочисленные стада и погребают их под ворохами снегу! Все, что могло бы здесь сделать правительство, - это озаботиться улучшением местных пород скота, и в особенности лошадей, которые, освоившись с здешним климатом столетиями поколений, все-таки сохранили еще дикий пыл, неутомимость, сносливость и отвагу своих родичей в знойных пустынях Средней Азии. Случные конюшни и образцовые фермы в пунктах степи для сего удобных (конечно, около окружных приказов) принесли бы немалую пользы. Но о хозяйстве киргизов еще здесь мало доселе заботились, что и не удивительно, ибо и о хозяйстве крестьян не заботились тоже! При трудолюбии сибиряков и при хороших качествах их сельского быта, им давно следовало дать «хозяйственные выставки», которые надо поощрять премиями, медалями; а до сих пор нет здесь еще и музея хозяйственного и этнографического для Сибири…
Киргиз заботится теперь лишь об увеличении числительности скота и нисколько не хлопочет об улучшении породы. Размножена стад и табунов предоставлено, однако, на Божью волю! Они начинают плодиться прежде своего полного развития, посему с каждым новым поколением приплод делается заметно слабее. А надо помнить и иметь в виду, что киргизское скотоводство может и должно приносить огромные выгоды государству, потому что это естественный запас для волжско-камских губерний, и потому еще, что весь экономический быт этого народа основан на скотоводстве, которое составляет для него источник благосостояния. К тому же самое скотоводство распределено здесь очень неравномерно: султаны, богатые бии, торговцы имеют нередко до 10.000 голов; а общность скота на душу средним числом (по исчислению за 1864 г., «Отчет военных губернаторов обеих степных областей») не превышает 2-х лошадей, 1 штуки рогатого скота и 10 овец! Чем же тут уплачивать ясак, жить, есть? Джетаки (бедняки) нанимаются, это правда, в пастухи («койчи») к богатым, в батраки к козакам линейским, даже группируются целыми улусами у линейских городов, станиц и селений, но все это лишь поденный кусок хлеба. Можно бы заработать копейку на рудных промыслах, да известна степень добросовестности наших нанимателей на прииски! Уж коли притеснить и обидеть в расчете ссыльнопоселенца, даже крестьянина и мещанина из чернорабочих, для них ничего не значит, то что же им такое бессловесный и нищий киргиз? - Нечто вроде белого негра! При распространении земледелия в местностях для сего удобных, можно бы найти для массы народа честное занятие, и к удивлению наших агрономов мы должны им сказать, что киргизы-земледельцы стоят несравненно выше, чем не только крестьяне внутренних губерний, но и сибиряки, - ибо тщательное возделывание земли и искусственная ирригация посредством «ариков» (каналов), проводимых на пашни из соседних озер, рек и речек, им давно известны и в общем у них употреблении, да все это меньшинство! Однако у киргизов, при обильном орошении, хлеб почти всегда родится сам-8 и нередко сам-14, а просо - так и сам-20! Они сеют просо, пшеницу, ячмень, а в огородах садят капусту и картофель. Но земледельческих орудий у них мало, и вот тут-то несколько образцовых ферм в центральных пунктах степи были бы очень полезны. По последним отчетам показывалось киргизов, занимающихся земледелием, до 1000 семейств, высевавших до 2000 четв. разных хлебов. Конечно, на почти миллион душ об. пол. этого очень мало, да все же охота есть и следовало бы сильно поощрить сию охоту. Наконец, почему бы не предоставить киргизам широкое поле к найму в рекруты за крестьян и мещан сибирских? Киргиз - природный кавалерист, неоцененный солдат для легкой кавалерии; а опытом доказано, что нанимавшиеся в рекруты по окрещении были отличными служаками, сносливыми в трудах, терпеливыми и послушными. Из линейских козаков их, может быть, потянет бежать в степь, посему их и следовало бы направлять исключительно в полки легкой армейской кавалерии внутрь государства. Наконец, что касается до самого хлебопашества, то поощрение оного между киргизами имело бы еще одну выгоду: теперь в степи по малочисленности русских земледельцев иногда приходится хлеб да овощи доставлять в города и станицы за 500 и более верст по двойным и тройным ценам, а иногда и за деньги достать нельзя, так что разночинцы и другие лица, не состоящие на казенном пайке, должны выписывать самые простые жизненные припасы с линии! Притом поставка хлеба в казенные степные магазины были бы сподручней, и деньги, расходясь между киргизами, приохочивали бы их к труду оседлому; да и самые нравы их от подобных занятий, конечно, очень смягчились бы. Но, повторяем, на все сие надо государственный ум Сперанского, а Сперанские редки…
Киргизская степь в ее общности представляет еще, конечно, и доселе много средств и выгод для сильного развития скотоводства; однако, так как население растет видимо, да и русские сельбища размножаются, то пределы кочевок делаются год от году ограниченнее. Теперь каждый род уже строго ограничивает свои кочевья в известных пределах, и если киргизы еще упорно держатся своего пастушеского быта, однако недалеко время, что соха но будет в нынешнем у них презрении и слово «игинча» (земледелец) перестанет быть ругательством. К тому же в последние 40 лет многие народы, схожие бытом с киргизами, обратились ревностно к земледелию: буряты в Забайкалье, каракалинцы и туркмены в Астраханской губернии, даже некоторые роды Малой орды в Оренбургском ведомстве. Да и соседи наших кочевников могут им служить таким блестящим примером, какого не в состоянии показать и русские степные заселения. Известно, что хивинцы, коканцы, ташкентцы, бухарцы довели земледелие до высокой степени совершенства, в особенности разведение садов, посев овощей и возделывание не только хлебных, но и других ценных растений. Стало быть, все благоприятные данные есть. Что же касается собственно промышленности киргизов, то она ограничивается покуда выделкою бараньих и лошадиных кож, деланием арб (телег) и деревянной посуды, работою принадлежностей кибитки (решет, веревок, войлоков), выделкой железных стремян, огнив, насечек к седлам и кожаным сумкам, плетением из сыромятного ремня конской сбруи. Многие живут охотой на диких зверей, добывают и продают соль, ходят на рудные промыслы для заработка, нанимаются для караванных перевозок товаров на линию и в Среднюю Азию. Женщины, кроме ухода за скотом (что есть их исключительность), шьют себе и мужчинам одежду, валяют войлоки, вышивают шелками по сукну и плису. Торговля у киргизов мало еще развита и немногие ею занимаются. Тут главными проводниками ее и лучшими деятелями бухарцы, ташкентцы, хивинцы, татары и наши русские купцы. Отпуск торговый состоит из лошадей, рогатого скота, баранов и разных мелочей киргизского хозяйства. Киргизы и сами бы охотно торговали от себя, но пути в оба конца далеки, да и не говоря уже о хищнических замашках среднеазиатских владетелей (которым голова человека и его карман ровно нипочем!), и наши таможенные и ветеринарно-полицейские бесконечные писанья и формальности много стесняют их и пугают… Пора бы вовсе прекратить собственно для киргизов таможенные и заставные сборы, облегчить торговые сношения линии с степью и сделать прогон скота через линию совершенно свободным. Правительству тут немного доходов, а препятствий к сближению киргизов с нами немало! Если уже и мы, свои ведь русские люди, хорошо знакомые с законами, бюрократией и формальностями администрации, не очень долюбливаем взяточничество, то можно себе вообразить, как пугливо глядит на него дикий степняк? А этого зла еще и здесь много…
С киргизами меняют вот что: ташкентцы, хивинцы и бухарцы - шелковые и бумажные материи, дабы, выбойки; татары (в особенности бойкие казанские) - низких сортов сукно, плис, нанку, миткаль, чугунные и железные изделия, кожи казанские, кунгурские и тюменские; русские купцы и разъездные приказчики - сукна повыше, парчи, бархат, сундуки и ларцы, золотую и серебряную монету и проч. В киргизской торговле единицею ценности служит баран и соответствует 1 рублю серебром. На сем основании (это везде наблюдается в степи) корова, например, стоит от 8 до 10 баранов, 15 бараньих шкур идут за 1 барана, лисица равна 1 барану, куница 2. В «сотовке» (пограничной мене на линии) 1 аршин обыкновенного сукна (по-русски, до 2 р. с. аршин) - 4 барана; 8 аршин простого ситцу, миткалю и нанки - 1 баран; красная кожа лучшего сорта - 6 баранов; чугунный котел ценится по числу четвертей в окружности: 12-четвертной, например, идет за 9 баранов; топор и ручная мотыка - 1 баран; чугунный кувшин, очаг для котла - 1 баран. Хотя к нашим деньгам киргизы и приучаются исподволь, однако в общности они у них идут лишь в уплату ясака да на покупку мелочи.
Так как скот составляет (в особенности бараны) нормальную единицу ценности для киргиза, заменяющую ему в мене деньги, то взглянем на данные степного скотоводства. Оно состоит из трех главных пород: лошадей, рогатого скота и баранов (овец). Есть и верблюды, но в незначительном числе. По последним сведениям показывалось лошадей до 1.000.000 голов, рогатого скота до ½ мил. и баранов до 3½ или 4.000.000. Верблюдов до 50.000. Но цифры эти, как мы уже заметили сие выше, решительно условные: усчитать число скота у киргизов абсолютно невозможно. Это то же, что исчисление Сибири на десятины. Можно только сказать на основании наглядной местности, где народ скотоводством богаче. Так, например, из всех внешних округов Киргизской степи Сибирского ведомства самым богатым считается округ Каркалинский (в Области сибирских киргизов), где, по последним сведениям, было: лошадей 255.244; рогатого скота 48.109; баранов 2.320.000. При населении же в 65.000 душ обоего пола приходится, стало быть, на душу около 4 лошадей, 1 рогатая скотина и 17 баранов: немудрено принять эти статистические данные степной бюрократии за истинные. Притом же рогатая скотина на душу - не Бог знает какое богатство. О истинном же богатстве скотом в Киргизской степи лучше судить можно по пригону скота к Петропавловску (в Тобольской губернии), о чем мы уже говорили в I томе этого «Описания Сибири». В 1863 году пригнано было на мену: рогатого скота 100.000 голов, а баранов громадная цифра - 450.000 голов, ценностью все сие в 2.425.000 р. сер. (полагая круглым числом по 13 р. сер. за скотину и по 2 р. 50 к. с. за барана]. Вот эти цифры поутешительней и поразумней. Заметим при сем, что как ни велико здешнее скотоводство, однако оно еще не соответствует обширности степи. Площадь ее вычисляют примерно до 10.000.000 десятин. Если выключить из этого количества часть совершенно неудобных земель (солонцов, песков, гальки, хряща) да еще ¼ часть гор (хотя для овец пастбище тут возможно), то все-таки остается до 5.000.000 десят. удобных. Если же при нынешнем экономическом порядке и чувствуется уже киргизами недостаток в пастбищах, то это преимущественно происходит оттого, что у них не делят скот по свойству пастбищ, да и владение общинное. Гонят куда хотят, а при многочисленности стад и табунов часто затаптываются ногами скота целые сотни десятин отличного корму.
Скотоводство, известное дело, при тщательном за ним уходе и обережении умножается быстро и почти прогрессивно, так что в хороших хозяйствах в течение 3-х либо 4-х лет может удвоиться; но, к сожалению, у киргизов этого достичь нельзя, при их азиатской лени, апатии и нерадении. Оттого у них нередки страшные падежи. В 1857 году пало: 29.523 лошади, 3.813 гол. рогатого скота и 139.759 баранов. В 1856 г. лошадей 101.399, рогатого скота 11.955, а баранов и другого мелкого громадная цифра - 452.254. В 1858 г. в одном Каркалинском округе (названном в отчете военного губернатора богатейшим) пало от заледенелости снегов 82.729 штук.
Не необходимы ли тут настоятельные меры со стороны администрации? Вот миллионы целковых, втуне пропавшие, а какую бы массу благосостояния они принесли этому бедному народу только в три вышепоказанные года! Да и что такое хозяйничанье киргиза, даже самого богатого? Редкий строит на зимовку сараи, и то только для мелкого скота; а большая часть защищается от лютой степной стужи: ущельями гор, камышами, густо растущими у окраин озер и рек, тальником и другими местами, уже защищенными самою природой. Немногие тоже запасаются на зиму сеном, да и самая заготовка его никогда не соразмерна количеству скота; притом же сено косится у них поздно осенью, по возвращении с летнего кочевья, а тогда трава, высохши на корне, потеряла уже свою питательность. Масса народа даже и этого не делает, а оставляет свой скот на всю зиму при подножном корме. Тогда скот вынужден бывает выдирать себе корм копытами из-под снега, а если случится гололедица, то и этого скудного корму он себе добыть не может и погибает тысячами! Самые морозы окоченевают скот до того, что он не в силах разгрести и снега, и тоже погибает голодною смертью. Наконец, когда нагрянет на беззащитный в открытой степи скот страшный снежный буран, целые стада гибнут в этой снеговой могиле. Если же к весне и останется жив, то едва передвигает ноги и подвергается изнурительным болезням. Летом же нередки в степи засухи, трава выгорает, корму нет; а мириады паутов, мошки, комара, овода убивают скот не хуже морозов. Счастье киргиза, что заботливая мать-природа дала здешнему скоту некоторые противудействия, иначе существовать бы ему было невозможно. Так, например: чтоб баран (овца) мог переносить голод как верблюд, она дала ему жирный курдюк на хвосте, а в защиту от стужи положила не внутреннее, а наружное сало под самою кожей. Лошади и рогатый скот тоже принатурены к самому скудному корму и способны после сильнейшего истощения быстро отъедаться. Пробежавши 100 верст, киргизская лошадь, чтобы не пасть, требует лишь часового отдыху, горсти корму и глотка какой бы то ни было воды! Но все-таки следовало бы обратить внимание на это хозяйствование и стараться всячески распространять здравые понятия об уходе за скотом - примером, образцами, поощрениями.
Миновав степной городок Сергиополь (бывшее Аягузское укрепление), где есть уже и церковь, сотня домов, окружной приказ и кой-какие торговцы, достигли мы Арасанских минеральных вод, в 29 верстах от другого окружного же городка Копала, в 328 верстах от Аягуза. Источники сии находятся при Арасанской козачьей станице и протекают у подошвы одной из отраслей Алатауских гор. Здесь Алатау поднимается на 11.000 фут. над уровнем океана. Величественные пики его вечно покрыты снегами. Климат тут умеренный, жары много смягчаются холодом с снежных вершин Алатау. Минеральные воды бьют двумя ключами - теплым и холодным: теплый в 28½°, а холодный в 16½° по Реомюру. Запах воды сернистый, вкус ее щелочный и серный. Ее употребляют с пользой в ваннах и внутрь от худосочия, завалов, ран и язв. «Арасан» значит по-джунгарски «священная вода». Долина Арасана (называемая тоже Джаты-Су) окружена отрогами Алатау и орошается речкой Биеня. Отсюда к югу до громадного озера-моря Балхаша только 88 верст. По новейшим исследованиям доктора Светаева, истинная температура большого ключа не свыше +25 °Р. при З° атмосферного воздуха, а малого тоже не свыше +14 °Р., и при 3° же атмосфер. возд. Вода (как он описывает) имеет вкус вяжущий, содержит в себе значительное количество водорода и хлорокислых солей. Близь самой поверхности ключей отделяются пары серного запаху. Кроме вышесказанных болезней, полезны они тоже: в затвердении печени, английской болезни, золотухе, сифилисе, истерике, подагре, накожных болезнях. Киргизы уверяют, что сии воды уничтожают бесплодие женщины. Самое удобное время для курса лечения - с половины апреля до половины июня. От Аягуза до Копала экипажная езда теперь очень удобна. В 1857 году поселено здесь было несколько казачьих семейств. Ныне же станица довольно многолюдна и хорошо обстроилась; есть и церковь, выстроены купальни и дом для посетителей. В публичном, роскошно разросшемся саду растут на открытом воздухе персики, абрикосы, груши. Виноградные лозы, выписанные из Крыма и из Южной Франции генералом Гасфортом, быстро акклиматизировались. Копал - окружной городок хоть куда. В нем хорошенькая церковь, до 300 домов, жителей уже до 2.000 душ об. пола, штаб 10 Сибирского казачьего полка и местопребывание копальского военно-окружного начальника. Есть купцы русские и из среднеазийцев. Общественная жизнь (при значительном числе гражданских и военных чиновников) довольна приятна. Одним словом, отрадно видеть в такой дали от России начатки цивилизации среди этого киргизского народа, которому, конечно, предстоит лучшая будущность, если только о нем позаботятся…
ОКОНЧАНИЕ