Ишим и Петропавловск. Салотопни «Русской Германии»
И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири. [Том 1]. - М., 1862.
Ишим, окружный город Ишимского округа, первый на Главном Сибирском тракте от Омска к Тюмени и русской границе (т. е. Пермско-Казанской дороге), расположен на песчано-глинистом полуострове, который окружен с трех сторон рекой Ишимом, выходящей из хребта Нияз, из Киргизской степи, и впадающей в р. Иртыш. Он основан в 1670 году, назван городом и Ишимом, по реке, почти его опоясывающей. От своего губернского города отстоит он на 405 верст. В нем ныне 3 каменных церкви, 499 домов, из которых 5 каменных, 24 лавки в гостином дворе, богадельня и градская больница, уездное и приходское училища, женская школа, 3 хлебных и 1 соляной магазин и новая каменная окружная тюрьма. Жителей по 10-й народной переписи 2342 д. о. п. [душ обоего пола], из коих окладных мещан 379 ревиз. душ, а ремесленников 274. Салотопенных заводов на городской земле 14. Климат в нем умеренный, жизнь дешевая и привольная, но постройки и дрова дороги. Здесь кстати заметить еще малую развитость сибирского населения, даже и высшего круга, т. е. купцов и чиновников. Все почти они имеют в окружных городках свои собственные дома, строят их втридорога, никогда не страхуют; входят, стало быть, добровольно в большие траты капитала и подвергаются всем случайностям пожарных бедствий, а между тем глины отличного качества всюду бездна, рабочих рук тьма, харчи нипочем, известь с уральских заводов под боком; наконец, железо и чугун, на многочисленных ярмарках губернии, привозится тоже с Урала и продается просто нипочем. Однако каменных домов почти нет, тогда как не дома, а даже домики, флигельки - мещанам-разночинцам, малокапитальным людям, во сто раз было бы выгоднее строить из кирпича. Но сама казна, которой бы следовало подавать в этом благой пример, доселе производит много построек: волостных правлений, магазинов, больниц и проч. - деревянных же, тогда как у нее целые орды ссыльнопоселенцев, которых можно бы было употреблять на работу кирпича, на городские и сельские казенные постройки, и они, обращенные в городские военно-рабочие роты, были бы гораздо полезнее, нежели теперь: они бродяжничают по целому краю и производят грабежи.
Ишим, в сущности, можно назвать большим торговым селом, как Курган и Ялуторовск; физиономия и быт их одинаковы. Но ярмаркой своей он первенствует в целой Сибири, и год от году число ее посетителей и сумма ее оборотов увеличивается в замечательной прогрессии, так что теперь начали приезжать сюда и оптовые скупщики, не только столичные, но и из Одессы и Таганрога. В ярмарку 6 декабря 1858 г. было привезено сюда всех товаров уже на сумму 2.661.060 р. сер. гласных, т. е. официально известных; а с крестьянской возовой продажей, которую усчитать нет человеческой возможности, потому что тут тысячи возов, как морские приливы приезжающих и отъезжающих, конечно, вдвое более. Наши градские полиции довольно известны. Статистика - наука для них «сухая». И если они даже свои города, в которых с давних времен сами действуют, описать с точностью и добросовестью не могут, то всякий легко поймет, насколько можно верить их статистическим ярмарочным выводам. Торговцы - люди тоже большею частью невежественные, да притом и не охотно поддаются расспросам о их оборотах, и вот почему (кроме главных русских ярмарок, где отчетность приведена уже в наукообразную систему) здешним ярмарочным итогам доверять нельзя. Но что Ишимская ярмарка в большом, поражающем прогрессе, это очевидно. И 2½ мил. сер. привоза - цифра очень замечательная, если вспомним, что Ишимская ярмарка еще в начине, и даже помещается теперь не только в балаганах, но и на улицах, во дворах, в домах, даже в банях, - везде, где только можно примкнуться. Но сильное ее развитие в истекшее трехлетие, изумившее Тюмень и Ирбит и даже получившее отголосок в России, подало ныне мысль устроить и здесь настоящее обширное ярмарочное помещение из 6 каменных корпусов гостиного двора и особого табора для складки жирного товара. На эти постройки исчислено по смете 43.554 р. 98 к. сер. и избрано для них, на северо-восточной стороне города, незаселенное место, совершенно открытое, на котором, вероятно, в недалекие годы возникнет другой Ишим, более соответствующий требованиям торговли. Впрочем, да не подумают, чтобы Ишимская ярмарка была обязана своими неожиданными блестящими результатами мануфактурно-производительным силам России. Совсем нет. Она сделалась, и год от году делается все более и более огромным центром склада и сбыта жирного товара, обработанного и в натуре. Так, на ярмарке 1858-1859 г. было из общего итога официальных 2½ мил. сер.: мехов на 120.000 р., кож и кожаных изделий на 330.000, масла коровьего на 350.000, сала сырца и топленого на 700.000, свеч на 72.000, воску на 36.000, щетины на 40.000, лошадей на 28.000. В сложности - на 1.676.000 р. сер., и заметим, что все это продано без остатка. Остальной миллион представляли русские мануфактурные изделия и проч. Но желательно бы было, чтобы жирный товар, т. е. сало и масло, совершенствовался в вытопке, а пуще всего, чтобы в нем не было постыдной подмеси сторонних веществ, как это и теперь нередко случается, например: воды, извести, муки, даже песку. Прогресс в торговле должен идти об руку с благородными и разумными стремлениями нашего времени, требующего света и гласности во всем… Пусть заводчики и производители это крепко помнят! В Европе заклеймили бы позором подобных обманщиков; а здесь, на ярмарке 1858-1859 г., нашлись даже оптовые продавцы, пускавшиеся на подобные низости! Желательно бы было, чтоб правительство обратило на это свое просвещенное внимание. Примерное наказание подобных людей воздержало бы и других; а что на мелких блюстителей, присяжных в этом случае полагаться нельзя, это давно известно и в России. Для них все то хорошо, что приносит им «карманные выгоды».
Жирный товар покупается теперь на Ишимской ярмарке большею частью оптовыми торговыми домами, из коих значительнейшие - Плешанова и Пичугина (ростовских), Крестовникова (московского), Нурова и Фаддеева (екатеринбургских), Губкина (кунгурского), Черепанова (шадринского). Приезжали также комиссионеры таганрогские и одесские, преимущественно армяне. Покупка сала мелкими торговцами производится почти всегда на наличные деньги, но главные продавцы и покупатели заключают условия по торговым записям, с отсрочкой платежа до ярмарок Ирбитской, Шадринской (29 июня), или даже до продажи сала в Петербурге. За это берется обыкновенно ½% на рубль серебром в месяц. Сделок по векселям не бывает, так как оптовые дома имеют достаточное доверие друг к другу. Что же касается одесских и таганрогских скупщиков сала и масла, то эта попытка их, если будет успешна, откроет путь южным округам Тобольской губернии и на рынки портов черноморских, особливо при развитии камско-волжского пароходства и открытии железных дорог: Нижегородско-московской и Московско-феодосийской, с ветвью к Одессе, не говоря уже о том, если Нижний Новгород будет со временем связан с Тюменью железной дорогой.
Такое внезапное развитие Ишимской ярмарки, значение, которое она так быстро приобрела в торговом мире, имело благодетельное влияние и быстро двинуло вперед не только благосостояние местных купцов и крестьян, но и приохотило их к закупке скота и баранов и к умножению салотопен. Омские, ишимские, курганские и ялуторовские купцы и крестьяне, в особенности купцы петропавловские, стали заниматься салотоплением в огромных размерах, строить обширные заводы, улучшать год от году вытопку сала, и теперь к одному Петропавловску сгоняется ежегодно до 550.000 голов крупного и мелкого скота на огромную цифру 2.425.000 р. сер., т. е. только из одной Киргизской степи, не говоря уже о внутренних закупках в скотоводных южных округах губернии. Громадное пространство, на 200 верст от Петропавловска вглубь степи, обратилось теперь в настоящий базар, на который сгоняются ежегодно к июлю месяцу огромные стада не только киргизами, но и ташкенцами и бухарцами. Вымен скота на красный товар производится русскими приказчиками, которые из Петропавловска нередко углубляются в степь на 1000 верст и более, скупая рогатый скот и баранов в Семипалатинской области, около Балхаша, по реке Чу и даже в Ташкенте. Часть быков гонится отсюда в Москву, откармливаясь по дороге. Но большинство закупки остается у здешних заводчиков, которые кормят сами рогатый скот и баранов до конца октября, сперва на подножном корму, а потом овсом и сеном, вблизи своих салотопен. Курганские скупщики откармливают свой скот преимущественно на убой, но ялуторовские и петропавловские держат его до весны и тогда сбывают выгодно муромским и казанским купцам, прогоняющим свои гурты в столицы. Наконец, замечательно, что даже киргизы принялись сами топить сало, уже в очень обширных размерах. В 1858 году они вывезли в Петропавловск из степи до 45.000 пуд. Можно вообразить, какую массу благосостояния и довольства разливают подобные обороты, не только в Тобольской губернии, но и в степи Киргизской! […]
Проезжая Омским и Ишимским округами, любуясь их цветущими селами, беспредельными полями, зеленеющими уже всходами будущей жатвы, мы из Ишима своротили в Петропавловск, чтобы лично ознакомиться с этим нынешним центром сибирской линейной заграничной торговли. Замечательный не менее Ишима своим быстрым развитием, город Петропавловск стоит на правом горном берегу реки Ишима, на границе Киргизской степи, в 564 верстах от своего губернского города Тобольска. Он основан в 1752 году, при окончательном устройстве нынешней военной линии. Крепость его уже упразднена, и он считается заштатным городом Ишимского округа. В нем центр таможенного управления Сибирской таможенной границы и местопребывание начальника Сибирского таможенного округа. Домов - 1.148, церквей 3 и 1 мечеть, жителей 6.761; из них окладных мещан 672 (в том числе еврей 1 и магометан 84), ремесленников 628, салотопенных заводов 30 и приходское училище. Из этого видно, что в ряду городов Западной Сибири он занимает видное место и постоянно в прогрессе. И точно. С самого основания Петропавловска, началась уже в нем меновая торговля с Западным Китаем, Кокандом и Бухарией. Торговые караваны приходят обыкновенно два раза в год, весной и осенью, преимущественно из Ташкента (Кокандского ханства) и, частью, из Бухарии, чрез Ташкент. Но торговля Петропавловска важнее торговли Семипалатинска и Троицка с Оренбургом на Оренбургской линии. Правительство допускает здесь азиатцев приходить с караванами на пограничные наши торговые пункты без паспортов, чтобы не стеснить торговли. Азиатцам дозволяется закупать русские изделия на неограниченные суммы, без записи в гильдии; пошлины наши умеренны, и все эти благоприятные данные год от году умножают число прибывающих сюда азиатских торговцев. В 1858 году приехало в Петропавловск азиатских купцов с караванами 346 человек. Из Ташкента и Бухарии привезено товаров на 602.319 р. сер., а отпущено русских товаров на 485.300 р. сер. и монеты на 43.451 р. Статьи азиатского привоза суть: хлопчатая бумага, марена, сухие фрукты, изюм, кишмиш, урюк, цицварное семя, мерлушка, мягкая рухлядь, бумажные, полушелковые ткани очень дешевые, ноские и нелинючие. Они во множестве раскупаются даже крестьянами. Отсюда идут в Среднюю Азию: полуситцы, плис, нанка, миткаль, юфть, тюменские кожаные изделия, сукна, медные и железные вещи, посуда, сундуки и проч.; фабричные изделия идут отсюда большею частью московских и владимирских фабрик: Посылина, Тушнина, Миндовского, Кононова и других; но и здесь, как в Ишиме, с салом повторяются те же жалобы. Сверх того, много выпускают ситцев и сукон гнилых и тем подрывают доверие азиатцев. Но среднеазийская торговля, как она здесь ни быстро развивается, бледнеет, однако, как мы видели, пред громадными оборотами скототорговлей. Тут истинный корень благосостояния Петропавловска, и железные дороги еще сильнее разовьют закупку скота, потому что сало такой товар, который всегда будет в спросе в Петербург для отпуска в Европу. Кроме того, чай, который теперь преимущественно вывозят в Семипалатинск из Западного Китая, предназначен, при улучшении путей сообщения между Омском и Кульджей чрез Заилийский край, играть важную и чуть ли не первостепенную роль в торговом движении всей Сибирской линии. […]
Чтобы понять, как велики обороты по чайной торговле, достаточно указать на Кяхту. Эта именно «созданная на песке», неудобная, но богатая слобода, - выросла, развилась и обогатилась чаем. Перейди чайная торговля чрез Западный Китай и Кульджу на Омскую линию, - Кяхты чрез 10 лет и в помине не будет. В 1857 году выменяно в Маймачене (Кяхте) у китайцев чая байхового 165.202½ места, а кирпичного 45.599 мест. Всех товаров променяно китайцам (со включением золотых и серебряных изделий) на 6.024.931 р. с. Сверх того вывезено чрез Кяхту в Китай золотой русской монеты и серебряной иностранного чекана на 1.453.612 р. с., стало быть, масса всего вывоза простиралась до 7.478.543 р. с., т. е. на ¼ всего оборота Ирбитской ярмарки. И это только промен гласный, таможенно-официальный. Обширная контрабанда, усмотреть за которой нет человеческой возможности (ибо она простирается от Сибирского редута, на границе Оренбургской губернии, до Николаевска-на-Амуре, на берегу Восточного океана, на протяжении Ишимской линии, Омской линии, Алтайского хребта, Саянского хребта, Хамар-Дабанско-Кругобайкальского хребта, Чикойского хребта, Шилки, Аргуни и Амура, верных на 10.000 верст, если не более, изгибами границы), производит, сверх промена гласного, свой ежеминутный и неутомимый промен негласный, везде и всюду, как в Западной, так и в Восточной Сибири; здесь с киргизами и среднеазиатцами, далее с китайцами, монголами и маньчжурами. Казаки, солдаты, мещане, крестьяне, купцы, даже чиновники и духовенство, даже бабы, девки, ребятишки, все в дружном, общем заговоре, не только там, где наблюдает одна лишь кордонная стража, а и у ворот самой Кяхтинской и Петропавловской таможен… Хлеб, железо, кожаный товар, красный, казенное краденое золото и серебро с Урала и из сибирских заводов, коробочная мелочь и проч. вымениваются тут на чай (который провозят в сумах, перекинутых на седло), шелковые изделия, лакированные вещи, металлические изделия, китайский табак - одним словом на все, что можно придумать общеупотребительного и выгодного для обеих сторон. Говорят тоже, что идет из Сибири в Среднюю Азию и в Китай много фальшивой золотой и серебряной монеты, или, точнее сказать, вовсе не фальшивой, а высшего против казенной достоинства, потому что она выделывается из лучшего золота и серебра, без лигатуры. Большая часть этих металлов, разумеется, казенная, и эту монету, очень понятно, азиатцы берут с жадностью, а монетчикам тот барыш, что риску мало; золото и серебро скупается ими у горных служащих по мелочам, почти даром… […]
В Россию чай идет теперь двумя путями: чрез Кяхту и чрез Омскую линию (Семипалатинск и Петропавловск). В сравнении с доставкой чаев морем в Англию, наша главная сухопутная доставка, кяхтинская, имеет множество неудобств, увеличивающих произвольно ценность чаев, нами получаемых. От Шанхая (одного из 5 северных портов Китая, открытых по прежним трактатам до 1860 года Западной Европе) до центра складки чаев, в провинции Тан-Ган-Гион, всего только 1000 наших верст, которые кладь проходит в 24 дня. Перевозка эта не обходится дороже 2 лан, т. е. 4 руб. сер. за цибик в 50 русских фунтов. Но чай, отправляемый из Китая в Кяхту, идет почти исключительно из провинции Фу-Цзан. Тут водой, на мулах и на верблюдах, расстояние до Кяхты 5600 верст, а провоз, от разных внутренних пошлин и путевых затруднений, возвышается до 13 р. 50 к. сер. на цибик. Вот уже громадная разница! Ибо что значит океан для Англии, с ее торгово-пароходным флотом? Далее - плаченный еще раз нашей пошлиной в Кяхтинской таможне, чай идет до Москвы еще 6000 верст, и расходы от этой страшно далекой перевозки увеличиваются уже до 45 р. сер. еще на цибик. Итак, от Фу-Цзана до Москвы, на огромном протяжении 11.600 верст, цибик чая обходится за одну лишь доставку в 58 р. 50 к. сер., не говоря уже о покупке на месте, о кяхтинских расходах, о совках и плутнях приказчиков. Кяхтинские оптовые негоцианты, имеющие тут дела на миллионы, говорили нам откровенно, что они, приблизительно и кругло, никак не могут положить менее 25 р. сер. сверх того на цибик всех расходов купли, торговли и проч., так что цибик байхового чая (нормального веса в 50 фун.) продается в Москве по 2 р. с. за фунт. Значит, вычтя из выручки 100 р. сер. расходы 83 р. 50 к., остается купцу 16 р. 50 к. чистого барыша на цибик, и этот барыш должен покрыть у него столичное житье, содержание магазинов, проценты на страшно долго затрачиваемый капитал (ибо из Фу-Цзанской провинции в Москву чай идет год и более). Как же это возможно?.. Но тайна просто объясняется. По свидетельству нашей Духовной миссии в Китае, московские сукна продавались в 1857 году в Пекине дешевле, нежели в Москве. Наши фабриканты сбывают в Кяхту, а оттуда внутрь Китая, обычное свое гнилье, а маймаченские фузане («фуза» - торговый дом) такие же продувные плуты, как и кантонцы (ибо Маймачень можно справедливо назвать русским сухопутным Кантоном), передают в Кяхту, для сбыта внутрь России, самые низшие качеством сорты чая, подмешиваемые и подкрашиваемые, не говоря уже о русских подмесях. А так как наш купец спустил дрянное гнилье за двойную цену, то он, очевидно, в барышах; да и китаец, спустивший дрянной чай за цену хорошего - тоже в барышах. Внакладе только потребители… Но многие ли, впрочем, и в России знают толк в чае и пьют его с толком?
Ныне, в, вероятно, близком будущем, этого уже не будет. Волей-неволей русские фабриканты примутся за добросовестность, потому что Китай наводнится после событий 1860 года европейскими товарами, и, чтобы с ними соперничать, надо будет производить «на совесть». Китайцы лишатся тоже возможности плутовать, потому что покупатели будут являться сами на чайные плантации и брать чай у кого им угодно. Самые пути доставки чаев изменятся. От Кульджи, чрез Киргизскую степь и Омск, до Москвы всего 4416 вер., или, точнее сказать, до Нижнего Новгорода с небольшим 4000, потому что Нижний скоро будет предместьем Москвы. Когда же пароходство по Балхашу и Иле устроится и разовьется, когда на сухопутных волоках, от Балхаша до Омска, устроится тоже хорошая колесная дорога (о чем много и постоянно заботился генерал Гасфорд); когда, наконец, Тюмень и Нижний соединятся желанной железной дорогой, тогда чаи, из глубины Китая, будут поспевать уже не в Москву, а чрез Кульджу, Киргизскую степь, Омск, Москву, Петербург и Варшаву в Западную Европу в два-три месяца; и вся Сибирь может неслыханно развиться. А это очень сбыточно.
Е. М. Корнеев. Вид Петропавловской крепости на Ишимской линии. Акварель, белила, тушь, перо. 1810-1812
Меновой двор в Петропавловске необыкновенно оживлен в весеннюю пору. Из степи приходят азиатские караваны, верблюдов развьючивают, кипы товаров складывают грудами. Киргиз джигитует на своем степном бегуне, важный бухарец сидит поджавши ноги, суетливый ташкенец торгуется с хитрым казанским татарином, таможенные досмотрщики кричат; это и меновый двор и толкучий рынок, самый веселый, самый оживленный, самый пестрый! А Петропавловск выдвигается эффектно на крутом берегу реки. И, когда все это облито широкими лучами полуденного солнца, а далеко раскинувшаяся степь начинает зеленеть яркой майской зеленью; когда воздух наносит ароматическое дыхание весны и свежести, - сердцу становится так легко, мысль так радостно объемлет будущее - те годы, в которые вся эта кипучая деятельность утысячерится при устройстве сибирских железных дорог, разбудив целый обширный край и вдвинув его в солидарное ныне поступление вперед России с Европой.
Герб города Петропавловска Тобольской губернии (утвержден в 1842 году). Щит разделен на две половины: в верхней герб тобольский, а в нижней в серебряном поле на горе верблюд, навьюченный двумя тюками наперевес и ведомый за веревку азиатцем
«Торговое Общество» Сибирского линейного казачьего войска распространяет свою похвальную деятельность и здесь, и по всей линии, и в степи Киргизской, и даже в среднеазийских владениях; а смелостью, честностью, оборотливостью, добросовестностью - подает собою пример даже и торговому сословию. Оно состоит ныне из 280 служилых казаков и 20 резервных урядников, т. е. по 28 казаков и по 2 урядника от каждого из 10 полков войска. Эти торговые казаки платят в войсковую казну за право торговли по 57 р. 50 к. сер. в год. Обязательный срок их службы 30 лет; но они избавлены от всех личных нарядов. Торговое общество принесло не только денежную, но и нравственную пользу войску, развивая в нем дух порядка, труда я предприимчивости, влияя благодетельно на все войсковое сословие примером, распространяя вокруг себя благосостояние в станицах и приохочивая их обывателей к полезным занятиям. Впрочем, просвещенная заботливость генерала Гасфорда, подняв города Западной Сибири, распространилась и на войсковые заселения Омской линии. Это немецкие колонии в казачьей форме. Лучше похвалы и справедливей приискать невозможно. Щегольская чистота, порядок, хорошие постройки, палисаднички, чистенькие улицы, - все это весело смотрит. Понимаем, что тут есть бдительность и заботливость, ум и чувство. А не забудем, что в глубине Киргизской степи сделано еще более. Вообще, о Сибири, даже и в отношении построек, не имеют в России никакого понятия. Кто привык видеть русские курные избы с деревянными трубами и земляным полом, крытые соломой лачужки, развалившиеся плетни, навоз и грязь по ступицу в селениях, даже на почтовых трактах - тот с трудом поверит, что Сибирь - русская Германия, страна опрятная и в доме, и на человеке. Вот самое лучшее оправдание того, что ныне предпринимает Государь во внутренних губерниях. Если он сделает их, не говорим похожими на Европу (до этого еще, увы, страшно далеко!), но хоть похожими на Сибирь нравственным и умственным развитием простого народа, опрятностью белья, одежды и обуви, хорошими постройками, прилежанием к работе, порядком и чистотой домашней жизни - Россия уже выиграет сто на сто.
Из Петропавловска, этого полуазиатского города, которому, как и всему югу здешнего края, предстоит такая богатая будущность, свернули мы с Омской линии и углубились в Курганский округ, где радостно встретили великолепную майскую ночь, среди этих оживленных сельским трудом и неслыханным в России благосостоянием и довольством местностей. Изредка на отдаленной окраине заишимских степей сверкали перебегающие огоньки, как бы лижущие землю. Это остатки «палов», т. е. огней, пускаемых весной по луговой стороне реки Ишима для выжигания сухих трав. На другой день мы уже были в Кургане.
Материалы о Петропавловске и других населенных пунктах Акмолинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539774.html
Ишим, окружный город Ишимского округа, первый на Главном Сибирском тракте от Омска к Тюмени и русской границе (т. е. Пермско-Казанской дороге), расположен на песчано-глинистом полуострове, который окружен с трех сторон рекой Ишимом, выходящей из хребта Нияз, из Киргизской степи, и впадающей в р. Иртыш. Он основан в 1670 году, назван городом и Ишимом, по реке, почти его опоясывающей. От своего губернского города отстоит он на 405 верст. В нем ныне 3 каменных церкви, 499 домов, из которых 5 каменных, 24 лавки в гостином дворе, богадельня и градская больница, уездное и приходское училища, женская школа, 3 хлебных и 1 соляной магазин и новая каменная окружная тюрьма. Жителей по 10-й народной переписи 2342 д. о. п. [душ обоего пола], из коих окладных мещан 379 ревиз. душ, а ремесленников 274. Салотопенных заводов на городской земле 14. Климат в нем умеренный, жизнь дешевая и привольная, но постройки и дрова дороги. Здесь кстати заметить еще малую развитость сибирского населения, даже и высшего круга, т. е. купцов и чиновников. Все почти они имеют в окружных городках свои собственные дома, строят их втридорога, никогда не страхуют; входят, стало быть, добровольно в большие траты капитала и подвергаются всем случайностям пожарных бедствий, а между тем глины отличного качества всюду бездна, рабочих рук тьма, харчи нипочем, известь с уральских заводов под боком; наконец, железо и чугун, на многочисленных ярмарках губернии, привозится тоже с Урала и продается просто нипочем. Однако каменных домов почти нет, тогда как не дома, а даже домики, флигельки - мещанам-разночинцам, малокапитальным людям, во сто раз было бы выгоднее строить из кирпича. Но сама казна, которой бы следовало подавать в этом благой пример, доселе производит много построек: волостных правлений, магазинов, больниц и проч. - деревянных же, тогда как у нее целые орды ссыльнопоселенцев, которых можно бы было употреблять на работу кирпича, на городские и сельские казенные постройки, и они, обращенные в городские военно-рабочие роты, были бы гораздо полезнее, нежели теперь: они бродяжничают по целому краю и производят грабежи.
Ишим, в сущности, можно назвать большим торговым селом, как Курган и Ялуторовск; физиономия и быт их одинаковы. Но ярмаркой своей он первенствует в целой Сибири, и год от году число ее посетителей и сумма ее оборотов увеличивается в замечательной прогрессии, так что теперь начали приезжать сюда и оптовые скупщики, не только столичные, но и из Одессы и Таганрога. В ярмарку 6 декабря 1858 г. было привезено сюда всех товаров уже на сумму 2.661.060 р. сер. гласных, т. е. официально известных; а с крестьянской возовой продажей, которую усчитать нет человеческой возможности, потому что тут тысячи возов, как морские приливы приезжающих и отъезжающих, конечно, вдвое более. Наши градские полиции довольно известны. Статистика - наука для них «сухая». И если они даже свои города, в которых с давних времен сами действуют, описать с точностью и добросовестью не могут, то всякий легко поймет, насколько можно верить их статистическим ярмарочным выводам. Торговцы - люди тоже большею частью невежественные, да притом и не охотно поддаются расспросам о их оборотах, и вот почему (кроме главных русских ярмарок, где отчетность приведена уже в наукообразную систему) здешним ярмарочным итогам доверять нельзя. Но что Ишимская ярмарка в большом, поражающем прогрессе, это очевидно. И 2½ мил. сер. привоза - цифра очень замечательная, если вспомним, что Ишимская ярмарка еще в начине, и даже помещается теперь не только в балаганах, но и на улицах, во дворах, в домах, даже в банях, - везде, где только можно примкнуться. Но сильное ее развитие в истекшее трехлетие, изумившее Тюмень и Ирбит и даже получившее отголосок в России, подало ныне мысль устроить и здесь настоящее обширное ярмарочное помещение из 6 каменных корпусов гостиного двора и особого табора для складки жирного товара. На эти постройки исчислено по смете 43.554 р. 98 к. сер. и избрано для них, на северо-восточной стороне города, незаселенное место, совершенно открытое, на котором, вероятно, в недалекие годы возникнет другой Ишим, более соответствующий требованиям торговли. Впрочем, да не подумают, чтобы Ишимская ярмарка была обязана своими неожиданными блестящими результатами мануфактурно-производительным силам России. Совсем нет. Она сделалась, и год от году делается все более и более огромным центром склада и сбыта жирного товара, обработанного и в натуре. Так, на ярмарке 1858-1859 г. было из общего итога официальных 2½ мил. сер.: мехов на 120.000 р., кож и кожаных изделий на 330.000, масла коровьего на 350.000, сала сырца и топленого на 700.000, свеч на 72.000, воску на 36.000, щетины на 40.000, лошадей на 28.000. В сложности - на 1.676.000 р. сер., и заметим, что все это продано без остатка. Остальной миллион представляли русские мануфактурные изделия и проч. Но желательно бы было, чтобы жирный товар, т. е. сало и масло, совершенствовался в вытопке, а пуще всего, чтобы в нем не было постыдной подмеси сторонних веществ, как это и теперь нередко случается, например: воды, извести, муки, даже песку. Прогресс в торговле должен идти об руку с благородными и разумными стремлениями нашего времени, требующего света и гласности во всем… Пусть заводчики и производители это крепко помнят! В Европе заклеймили бы позором подобных обманщиков; а здесь, на ярмарке 1858-1859 г., нашлись даже оптовые продавцы, пускавшиеся на подобные низости! Желательно бы было, чтоб правительство обратило на это свое просвещенное внимание. Примерное наказание подобных людей воздержало бы и других; а что на мелких блюстителей, присяжных в этом случае полагаться нельзя, это давно известно и в России. Для них все то хорошо, что приносит им «карманные выгоды».
Жирный товар покупается теперь на Ишимской ярмарке большею частью оптовыми торговыми домами, из коих значительнейшие - Плешанова и Пичугина (ростовских), Крестовникова (московского), Нурова и Фаддеева (екатеринбургских), Губкина (кунгурского), Черепанова (шадринского). Приезжали также комиссионеры таганрогские и одесские, преимущественно армяне. Покупка сала мелкими торговцами производится почти всегда на наличные деньги, но главные продавцы и покупатели заключают условия по торговым записям, с отсрочкой платежа до ярмарок Ирбитской, Шадринской (29 июня), или даже до продажи сала в Петербурге. За это берется обыкновенно ½% на рубль серебром в месяц. Сделок по векселям не бывает, так как оптовые дома имеют достаточное доверие друг к другу. Что же касается одесских и таганрогских скупщиков сала и масла, то эта попытка их, если будет успешна, откроет путь южным округам Тобольской губернии и на рынки портов черноморских, особливо при развитии камско-волжского пароходства и открытии железных дорог: Нижегородско-московской и Московско-феодосийской, с ветвью к Одессе, не говоря уже о том, если Нижний Новгород будет со временем связан с Тюменью железной дорогой.
Такое внезапное развитие Ишимской ярмарки, значение, которое она так быстро приобрела в торговом мире, имело благодетельное влияние и быстро двинуло вперед не только благосостояние местных купцов и крестьян, но и приохотило их к закупке скота и баранов и к умножению салотопен. Омские, ишимские, курганские и ялуторовские купцы и крестьяне, в особенности купцы петропавловские, стали заниматься салотоплением в огромных размерах, строить обширные заводы, улучшать год от году вытопку сала, и теперь к одному Петропавловску сгоняется ежегодно до 550.000 голов крупного и мелкого скота на огромную цифру 2.425.000 р. сер., т. е. только из одной Киргизской степи, не говоря уже о внутренних закупках в скотоводных южных округах губернии. Громадное пространство, на 200 верст от Петропавловска вглубь степи, обратилось теперь в настоящий базар, на который сгоняются ежегодно к июлю месяцу огромные стада не только киргизами, но и ташкенцами и бухарцами. Вымен скота на красный товар производится русскими приказчиками, которые из Петропавловска нередко углубляются в степь на 1000 верст и более, скупая рогатый скот и баранов в Семипалатинской области, около Балхаша, по реке Чу и даже в Ташкенте. Часть быков гонится отсюда в Москву, откармливаясь по дороге. Но большинство закупки остается у здешних заводчиков, которые кормят сами рогатый скот и баранов до конца октября, сперва на подножном корму, а потом овсом и сеном, вблизи своих салотопен. Курганские скупщики откармливают свой скот преимущественно на убой, но ялуторовские и петропавловские держат его до весны и тогда сбывают выгодно муромским и казанским купцам, прогоняющим свои гурты в столицы. Наконец, замечательно, что даже киргизы принялись сами топить сало, уже в очень обширных размерах. В 1858 году они вывезли в Петропавловск из степи до 45.000 пуд. Можно вообразить, какую массу благосостояния и довольства разливают подобные обороты, не только в Тобольской губернии, но и в степи Киргизской! […]
Проезжая Омским и Ишимским округами, любуясь их цветущими селами, беспредельными полями, зеленеющими уже всходами будущей жатвы, мы из Ишима своротили в Петропавловск, чтобы лично ознакомиться с этим нынешним центром сибирской линейной заграничной торговли. Замечательный не менее Ишима своим быстрым развитием, город Петропавловск стоит на правом горном берегу реки Ишима, на границе Киргизской степи, в 564 верстах от своего губернского города Тобольска. Он основан в 1752 году, при окончательном устройстве нынешней военной линии. Крепость его уже упразднена, и он считается заштатным городом Ишимского округа. В нем центр таможенного управления Сибирской таможенной границы и местопребывание начальника Сибирского таможенного округа. Домов - 1.148, церквей 3 и 1 мечеть, жителей 6.761; из них окладных мещан 672 (в том числе еврей 1 и магометан 84), ремесленников 628, салотопенных заводов 30 и приходское училище. Из этого видно, что в ряду городов Западной Сибири он занимает видное место и постоянно в прогрессе. И точно. С самого основания Петропавловска, началась уже в нем меновая торговля с Западным Китаем, Кокандом и Бухарией. Торговые караваны приходят обыкновенно два раза в год, весной и осенью, преимущественно из Ташкента (Кокандского ханства) и, частью, из Бухарии, чрез Ташкент. Но торговля Петропавловска важнее торговли Семипалатинска и Троицка с Оренбургом на Оренбургской линии. Правительство допускает здесь азиатцев приходить с караванами на пограничные наши торговые пункты без паспортов, чтобы не стеснить торговли. Азиатцам дозволяется закупать русские изделия на неограниченные суммы, без записи в гильдии; пошлины наши умеренны, и все эти благоприятные данные год от году умножают число прибывающих сюда азиатских торговцев. В 1858 году приехало в Петропавловск азиатских купцов с караванами 346 человек. Из Ташкента и Бухарии привезено товаров на 602.319 р. сер., а отпущено русских товаров на 485.300 р. сер. и монеты на 43.451 р. Статьи азиатского привоза суть: хлопчатая бумага, марена, сухие фрукты, изюм, кишмиш, урюк, цицварное семя, мерлушка, мягкая рухлядь, бумажные, полушелковые ткани очень дешевые, ноские и нелинючие. Они во множестве раскупаются даже крестьянами. Отсюда идут в Среднюю Азию: полуситцы, плис, нанка, миткаль, юфть, тюменские кожаные изделия, сукна, медные и железные вещи, посуда, сундуки и проч.; фабричные изделия идут отсюда большею частью московских и владимирских фабрик: Посылина, Тушнина, Миндовского, Кононова и других; но и здесь, как в Ишиме, с салом повторяются те же жалобы. Сверх того, много выпускают ситцев и сукон гнилых и тем подрывают доверие азиатцев. Но среднеазийская торговля, как она здесь ни быстро развивается, бледнеет, однако, как мы видели, пред громадными оборотами скототорговлей. Тут истинный корень благосостояния Петропавловска, и железные дороги еще сильнее разовьют закупку скота, потому что сало такой товар, который всегда будет в спросе в Петербург для отпуска в Европу. Кроме того, чай, который теперь преимущественно вывозят в Семипалатинск из Западного Китая, предназначен, при улучшении путей сообщения между Омском и Кульджей чрез Заилийский край, играть важную и чуть ли не первостепенную роль в торговом движении всей Сибирской линии. […]
Чтобы понять, как велики обороты по чайной торговле, достаточно указать на Кяхту. Эта именно «созданная на песке», неудобная, но богатая слобода, - выросла, развилась и обогатилась чаем. Перейди чайная торговля чрез Западный Китай и Кульджу на Омскую линию, - Кяхты чрез 10 лет и в помине не будет. В 1857 году выменяно в Маймачене (Кяхте) у китайцев чая байхового 165.202½ места, а кирпичного 45.599 мест. Всех товаров променяно китайцам (со включением золотых и серебряных изделий) на 6.024.931 р. с. Сверх того вывезено чрез Кяхту в Китай золотой русской монеты и серебряной иностранного чекана на 1.453.612 р. с., стало быть, масса всего вывоза простиралась до 7.478.543 р. с., т. е. на ¼ всего оборота Ирбитской ярмарки. И это только промен гласный, таможенно-официальный. Обширная контрабанда, усмотреть за которой нет человеческой возможности (ибо она простирается от Сибирского редута, на границе Оренбургской губернии, до Николаевска-на-Амуре, на берегу Восточного океана, на протяжении Ишимской линии, Омской линии, Алтайского хребта, Саянского хребта, Хамар-Дабанско-Кругобайкальского хребта, Чикойского хребта, Шилки, Аргуни и Амура, верных на 10.000 верст, если не более, изгибами границы), производит, сверх промена гласного, свой ежеминутный и неутомимый промен негласный, везде и всюду, как в Западной, так и в Восточной Сибири; здесь с киргизами и среднеазиатцами, далее с китайцами, монголами и маньчжурами. Казаки, солдаты, мещане, крестьяне, купцы, даже чиновники и духовенство, даже бабы, девки, ребятишки, все в дружном, общем заговоре, не только там, где наблюдает одна лишь кордонная стража, а и у ворот самой Кяхтинской и Петропавловской таможен… Хлеб, железо, кожаный товар, красный, казенное краденое золото и серебро с Урала и из сибирских заводов, коробочная мелочь и проч. вымениваются тут на чай (который провозят в сумах, перекинутых на седло), шелковые изделия, лакированные вещи, металлические изделия, китайский табак - одним словом на все, что можно придумать общеупотребительного и выгодного для обеих сторон. Говорят тоже, что идет из Сибири в Среднюю Азию и в Китай много фальшивой золотой и серебряной монеты, или, точнее сказать, вовсе не фальшивой, а высшего против казенной достоинства, потому что она выделывается из лучшего золота и серебра, без лигатуры. Большая часть этих металлов, разумеется, казенная, и эту монету, очень понятно, азиатцы берут с жадностью, а монетчикам тот барыш, что риску мало; золото и серебро скупается ими у горных служащих по мелочам, почти даром… […]
В Россию чай идет теперь двумя путями: чрез Кяхту и чрез Омскую линию (Семипалатинск и Петропавловск). В сравнении с доставкой чаев морем в Англию, наша главная сухопутная доставка, кяхтинская, имеет множество неудобств, увеличивающих произвольно ценность чаев, нами получаемых. От Шанхая (одного из 5 северных портов Китая, открытых по прежним трактатам до 1860 года Западной Европе) до центра складки чаев, в провинции Тан-Ган-Гион, всего только 1000 наших верст, которые кладь проходит в 24 дня. Перевозка эта не обходится дороже 2 лан, т. е. 4 руб. сер. за цибик в 50 русских фунтов. Но чай, отправляемый из Китая в Кяхту, идет почти исключительно из провинции Фу-Цзан. Тут водой, на мулах и на верблюдах, расстояние до Кяхты 5600 верст, а провоз, от разных внутренних пошлин и путевых затруднений, возвышается до 13 р. 50 к. сер. на цибик. Вот уже громадная разница! Ибо что значит океан для Англии, с ее торгово-пароходным флотом? Далее - плаченный еще раз нашей пошлиной в Кяхтинской таможне, чай идет до Москвы еще 6000 верст, и расходы от этой страшно далекой перевозки увеличиваются уже до 45 р. сер. еще на цибик. Итак, от Фу-Цзана до Москвы, на огромном протяжении 11.600 верст, цибик чая обходится за одну лишь доставку в 58 р. 50 к. сер., не говоря уже о покупке на месте, о кяхтинских расходах, о совках и плутнях приказчиков. Кяхтинские оптовые негоцианты, имеющие тут дела на миллионы, говорили нам откровенно, что они, приблизительно и кругло, никак не могут положить менее 25 р. сер. сверх того на цибик всех расходов купли, торговли и проч., так что цибик байхового чая (нормального веса в 50 фун.) продается в Москве по 2 р. с. за фунт. Значит, вычтя из выручки 100 р. сер. расходы 83 р. 50 к., остается купцу 16 р. 50 к. чистого барыша на цибик, и этот барыш должен покрыть у него столичное житье, содержание магазинов, проценты на страшно долго затрачиваемый капитал (ибо из Фу-Цзанской провинции в Москву чай идет год и более). Как же это возможно?.. Но тайна просто объясняется. По свидетельству нашей Духовной миссии в Китае, московские сукна продавались в 1857 году в Пекине дешевле, нежели в Москве. Наши фабриканты сбывают в Кяхту, а оттуда внутрь Китая, обычное свое гнилье, а маймаченские фузане («фуза» - торговый дом) такие же продувные плуты, как и кантонцы (ибо Маймачень можно справедливо назвать русским сухопутным Кантоном), передают в Кяхту, для сбыта внутрь России, самые низшие качеством сорты чая, подмешиваемые и подкрашиваемые, не говоря уже о русских подмесях. А так как наш купец спустил дрянное гнилье за двойную цену, то он, очевидно, в барышах; да и китаец, спустивший дрянной чай за цену хорошего - тоже в барышах. Внакладе только потребители… Но многие ли, впрочем, и в России знают толк в чае и пьют его с толком?
Ныне, в, вероятно, близком будущем, этого уже не будет. Волей-неволей русские фабриканты примутся за добросовестность, потому что Китай наводнится после событий 1860 года европейскими товарами, и, чтобы с ними соперничать, надо будет производить «на совесть». Китайцы лишатся тоже возможности плутовать, потому что покупатели будут являться сами на чайные плантации и брать чай у кого им угодно. Самые пути доставки чаев изменятся. От Кульджи, чрез Киргизскую степь и Омск, до Москвы всего 4416 вер., или, точнее сказать, до Нижнего Новгорода с небольшим 4000, потому что Нижний скоро будет предместьем Москвы. Когда же пароходство по Балхашу и Иле устроится и разовьется, когда на сухопутных волоках, от Балхаша до Омска, устроится тоже хорошая колесная дорога (о чем много и постоянно заботился генерал Гасфорд); когда, наконец, Тюмень и Нижний соединятся желанной железной дорогой, тогда чаи, из глубины Китая, будут поспевать уже не в Москву, а чрез Кульджу, Киргизскую степь, Омск, Москву, Петербург и Варшаву в Западную Европу в два-три месяца; и вся Сибирь может неслыханно развиться. А это очень сбыточно.
Е. М. Корнеев. Вид Петропавловской крепости на Ишимской линии. Акварель, белила, тушь, перо. 1810-1812
Меновой двор в Петропавловске необыкновенно оживлен в весеннюю пору. Из степи приходят азиатские караваны, верблюдов развьючивают, кипы товаров складывают грудами. Киргиз джигитует на своем степном бегуне, важный бухарец сидит поджавши ноги, суетливый ташкенец торгуется с хитрым казанским татарином, таможенные досмотрщики кричат; это и меновый двор и толкучий рынок, самый веселый, самый оживленный, самый пестрый! А Петропавловск выдвигается эффектно на крутом берегу реки. И, когда все это облито широкими лучами полуденного солнца, а далеко раскинувшаяся степь начинает зеленеть яркой майской зеленью; когда воздух наносит ароматическое дыхание весны и свежести, - сердцу становится так легко, мысль так радостно объемлет будущее - те годы, в которые вся эта кипучая деятельность утысячерится при устройстве сибирских железных дорог, разбудив целый обширный край и вдвинув его в солидарное ныне поступление вперед России с Европой.
Герб города Петропавловска Тобольской губернии (утвержден в 1842 году). Щит разделен на две половины: в верхней герб тобольский, а в нижней в серебряном поле на горе верблюд, навьюченный двумя тюками наперевес и ведомый за веревку азиатцем
«Торговое Общество» Сибирского линейного казачьего войска распространяет свою похвальную деятельность и здесь, и по всей линии, и в степи Киргизской, и даже в среднеазийских владениях; а смелостью, честностью, оборотливостью, добросовестностью - подает собою пример даже и торговому сословию. Оно состоит ныне из 280 служилых казаков и 20 резервных урядников, т. е. по 28 казаков и по 2 урядника от каждого из 10 полков войска. Эти торговые казаки платят в войсковую казну за право торговли по 57 р. 50 к. сер. в год. Обязательный срок их службы 30 лет; но они избавлены от всех личных нарядов. Торговое общество принесло не только денежную, но и нравственную пользу войску, развивая в нем дух порядка, труда я предприимчивости, влияя благодетельно на все войсковое сословие примером, распространяя вокруг себя благосостояние в станицах и приохочивая их обывателей к полезным занятиям. Впрочем, просвещенная заботливость генерала Гасфорда, подняв города Западной Сибири, распространилась и на войсковые заселения Омской линии. Это немецкие колонии в казачьей форме. Лучше похвалы и справедливей приискать невозможно. Щегольская чистота, порядок, хорошие постройки, палисаднички, чистенькие улицы, - все это весело смотрит. Понимаем, что тут есть бдительность и заботливость, ум и чувство. А не забудем, что в глубине Киргизской степи сделано еще более. Вообще, о Сибири, даже и в отношении построек, не имеют в России никакого понятия. Кто привык видеть русские курные избы с деревянными трубами и земляным полом, крытые соломой лачужки, развалившиеся плетни, навоз и грязь по ступицу в селениях, даже на почтовых трактах - тот с трудом поверит, что Сибирь - русская Германия, страна опрятная и в доме, и на человеке. Вот самое лучшее оправдание того, что ныне предпринимает Государь во внутренних губерниях. Если он сделает их, не говорим похожими на Европу (до этого еще, увы, страшно далеко!), но хоть похожими на Сибирь нравственным и умственным развитием простого народа, опрятностью белья, одежды и обуви, хорошими постройками, прилежанием к работе, порядком и чистотой домашней жизни - Россия уже выиграет сто на сто.
Из Петропавловска, этого полуазиатского города, которому, как и всему югу здешнего края, предстоит такая богатая будущность, свернули мы с Омской линии и углубились в Курганский округ, где радостно встретили великолепную майскую ночь, среди этих оживленных сельским трудом и неслыханным в России благосостоянием и довольством местностей. Изредка на отдаленной окраине заишимских степей сверкали перебегающие огоньки, как бы лижущие землю. Это остатки «палов», т. е. огней, пускаемых весной по луговой стороне реки Ишима для выжигания сухих трав. На другой день мы уже были в Кургане.
Материалы о Петропавловске и других населенных пунктах Акмолинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539774.html