Откуда есть пошли Пишпек и Алматы. 12. Финал
И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 г. Разграничение с Западным Китаем 1869 г. - СПб., 1912.
Начало: 1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
Предыдущая часть: 11. Возобновление переговоров
В. В. Верещагин. Развалины театра в Чугучаке. 1869-1870
Вскоре после нашего выезда из Чугучака, в октябре 1863 года, китайские комиссары уведомили генерал-губернатора Западной Сибири, что они получили из Пекина предписание от управляющих министерством иностранных дел, чтобы как можно скорее решить дело согласно проекту, предложенному нашими полномочными комиссарами. Китайцы просили уведомить их, где и в каком месяце предполагается в будущем 1864 г. назначить съезд комиссаров обоих государств для скорейшего и окончательного решения дела о границе.
На это генерал Дюгамель отвечал китайским комиссарам, что, имея со своей стороны в соображении те обстоятельства, что в 1863 г. они три раза просили о скорейшей присылке наших уполномоченных, и когда они приехали, то китайцы по-прежнему вели споры о проведении границы в противность указаний Пекинского трактата. «Затем, - писал Дюгамель, - я не мог не обратить внимания на следующие слова вашего сообщения: „Нужно решить дело о границе на взаимном совещании, смотря по положению граничной местности“, из которых я должен заключить, что и после получения вами предписания от своего правительства, изъявившего полное согласие на наш проект границы, - на предстоящем съезде обоюдных уполномоченных намереваетесь по-прежнему продолжать еще споры, как вести границу. С нашей стороны, - продолжал А. О. Дюгамель, - уже не раз было заявлено, что предложенный нашими комиссарами проект границы основан на точном смысле Пекинского трактата. А потому в нем не может быть сделано никакой перемены. Следовательно, и наши полномочные комиссары на предстоящем съезде, сколько бы вы ни оспаривали их, не могут согласиться на какую бы то ни было уступку».
В заключение генерал Дюгамель заявил китайским комиссарам, что если они намерены на предстоящем съезде снова заняться спорами о том, как должна быть ведена граница, то он находит напрасным и бесполезным высылать наших комиссаров, как это было в 1863 году. Если же на предстоящем съезде китайские уполномоченные намерены оставить бесполезные споры и прямо заняться составлением протокола граничной местности, согласно трактата и карт, и засвидетельствованием их, а затем приступить к самой постановке граничных знаков, то в таком случае Дюгамель просил китайских комиссаров заблаговременно и как можно скорее прислать их отзыв.
«Тогда, - присовокупил Дюгамель, - я приму на себя ходатайство об отправлении наших комиссаров как можно скорее, по-прежнему в Чугучак, для окончательного решения дела и вящему скреплению дружественных отношений между нашими великими империями».
Несмотря на то, что в этом сообщении генералом Дюгамелем были категорически указаны китайским комиссарам условия, при наличности которых мог только состояться съезд обоюдных уполномоченных, но китайцы все еще не унимались. В своем ответе они снова утверждали, что в указе, полученном ими из Пекина, сказано, чтобы, приняв проект русских комиссаров, сообща с ними обсудить дело. Недовольствуясь этим, китайцы вздумали предъявить нам новые, в высшей степени наглые притязания, не основывая их даже на ложном толковании Пекинского трактата. Так, китайцы заявили, что они согласны утвердить границу, если мы: 1) отодвинем ее от линии постоянных пикетов на 100 и даже на 200 ли (от 50 до 100 верст); 2) применяясь к 1-й ст. Айгунского трактата 1858 года, постановим, чтобы живущие вне линии постоянных пикетов инородцы - звероловы и рыболовы оставались китайскими подданными; 3) солоны и другие инородцы 4-х аймяков, обитающие вдоль границы, не нарушат мир и не начнут споры с живущими смежно с ними приграничными инородцами, подвластными России.
На это заявление китайских комиссаров генерал Дюгамель, на основании соображений, представленных нашими комиссарами, поставил на вид китайцам всю несправедливость их притязаний отодвинуть границу на 100 верст к западу от линии постоянных пикетов. «На такое предложение, возбуждающее только смех, я отвечу вам, - писал Дюгамель, - вопросом: чтобы вы сказали, если бы мы предложили вам отступить на 100 или 200 ли на восток от линии постоянных пикетов и там поставить границу между нашими государствами?»
В такой же степени неосновательными оказались и домогательства китайцев оставить в их подданстве приграничных инородцев - звероловов и рыболовов, живущих в сопредельной с Китаем приграничной части русских владений. Это предложение находится в прямом противоречии с Пекинским трактатом, и, если подобная исключительная мера была допущена на восточной границе при заключении Айгунского трактата, то это было сделано потому, что китайские подданные украдкою на левом берегу р. Амура основали небольшое селение. При заключении же Айгунского трактата мы, не желая причинить бедным людям разорение переселением их обратно на правый берег р. Амура, т. е. в китайские пределы, и не видя никакого вреда для себя, если они останутся на месте прежнего жительства, по уважению к дружественным отношениям между нашими государствами дозволили им оставаться на месте своего жительства и заниматься своими промыслами. Здесь же, на западной границе, за линией постоянных пикетов по направлению к западу, т. е. в нашу сторону, живут народы и племена - неподданные Срединного государства. Одни из них, живущие по северную сторону Алтайского хребта, в соседстве Телецкого озера (Алтын-нор), и называемые алтын-норскими урянхайцами, или двоеданцами, в силу Пекинского трактата должны перейти в подданство России. Другие же, как киргизы и буруты (дикокаменные киргизы), не находятся в подданстве Китая, но признают подданство русскому правительству. Затем было указано китайцам на всю несообразность предлагаемой ими меры, т. е. чтобы все земли за линией их пикетов отмежевать к России, а всех кочевых обитателей этих земель передать в китайское подданство, что значило бы оставаться по-прежнему на пространстве нескольких тысяч верст без определенной точным образом границы.
Наконец, относительно солонов и других инородцев 4-х аймяков было разъяснено китайцам, что все эти инородцы по-прежнему должны оставаться в районе китайских владений и, следовательно, не теряют земель, на которых живут ныне. Смежные же с ними земли в черте русских владений заняты и теперь киргизами и бурутами. Следовательно, нет никаких оснований предполагать, чтобы теперь же или впоследствии неминуемо бы возникли между этими народностями споры и несогласия. А для того, чтобы добрые отношения сохранились бы между ними и на будущее время, необходимо, чтобы местное пограничное начальство Срединного государства в своих действиях по отношению к живущим близ границы инородцам соблюдало полную добросовестность, обуздывая беспокойных людей и в то же время стараясь сохранить дружественные отношения с Россией. Между тем, илийский главнокомандующий действовал в прошлом 1863 г. в совершенно противоположном духе, рассеивая ложные толки между солонами и другими китайскими инородцами и без всякой нужды возбуждая в них вражду против России, а с другой стороны посылая письма возмутительного содержания к нашим верноподданным киргизам и бурутам. Затем Дюгамель высказал китайцам, что по его мнению, которое было объяснено им и прежде, полномочным комиссарам обеих сторон остается только заняться составлением протокола и карт границы и, по взаимном засвидетельствовании их, приступить к постановке пограничных знаков. В заключение Дюгамель просил китайских комиссаров как можно скорее уведомить его, согласны ли они во исполнение предписания своего правительства принять наш проект границы без изменений или нет. Тогда, смотря по содержанию этого ответа, можно уже будет сделать и соответствующее ему решение, т. е. или ходатайствовать о посылке наших полномочных комиссаров на съезд в г. Чугучак, или, напротив, сделать представление о том, чтобы закрыть комиссию и остановить дело разграничения.
В своем ответе на это сообщение китайцы продолжали с наглым упорством выставлять свои притязания на пограничные земли, долженствующие отойти к владениям России по Пекинскому трактату. Приводя в доказательство своих домогательств неосновательные и ложные доводы, китайцы впадали в противоречие самим себе. Дюгамель указал им всю неосновательность их притязаний, прибавив, что китайские уполномоченные тем самым забыли свое место в порядке государственного управления, приняв на себя смелость считать согласие своего правительства на проектированную нашими комиссарами границу - распоряжением неподлежащим и решились поправлять действия своего правительства. Затем Дюгамель указал также китайским комиссарам, что, по привычке к самовольным действиям, они самопроизвольно прибавили слова, которых вовсе не было в ответном отношении Дюгамеля. В этом отношении было только сказано: «Приму ходатайство закрыть и самую комиссию и остановить дело разграничения». Китайцы же прибавили: «и потом уже условиться об утверждении границы».
В заключение Дюгамель писал китайским комиссарам, что если они, уважая старые и добрые примеры наших отношений и согласно предписанию своего правительства, желают утвердить на общем съезде границу, проектированную русскими полномочными комиссарами, то должно прислать ответ, в котором следует коротко и ясно обозначить, что они принимают границу согласно проекту без малейшей перемены, и на предстоящем съезде не имеют намерения оспаривать ее, но полагают только заняться составлением протокола и карт и, по взаимном размене их, приступить к постановке пограничных знаков. Тогда только может быть сделано распоряжение о немедленном отправлении наших комиссаров в Тарбагатай (Чугучак). В противном же случае, пограничная комиссия будет закрыта и переговоры о границе впоследствии не могут быть возобновлены. После одобрения правительством Срединного государства русского проекта границы, мы считаем, что пограничное дело кончено и граница окончательно утверждена обоими правительствами. После всего этого, было бы бесполезно и противно достоинству сановников продолжать еще споры по делу разграничения, а потому Дюгамель просил китайских комиссаров, чтобы они более не посылали бумаги по делу о границе, подобно последне присланной.
После этого китайцы, в своих последующих сообщениях, по-прежнему продолжали упорствовать в согласии на предложенную с нашей стороны и одобренною Пекинским правительством границу. Китайские комиссары ссылались в этом случае на то обстоятельство, что они не отвергают весь проект наших комиссаров во всем его объеме, но предлагаемые ими изменения коснулись только той его части, которая, по их мнению, будто бы оказывается неточною с трактатом. В подтверждение своего мнения, китайские уполномоченные выставляли тот факт, что в трактате нет статьи, на основании которой монголы, киргизы и буруты, состоявшие издавна, еще со времен завоевания Чжунгарии, в китайском подданстве, должны отныне, согласно предъявленного нами проекта, перейти в подданство России. После этой дипломатической уловки, в которой ярко выказалось все лицемерие китайских комиссаров, они, как ни в чем не бывало, оканчивали свой настоящий ответ подобно всем предыдущим - обычною просьбою уведомить их, когда последует снова съезд для решения дела.
На это сообщение генерал-губернатор Дюгамель отвечал китайским комиссарам, что ввиду продолжающегося упорного уклонения с их стороны решить дело на основании нашего проекта границы, он распорядился прекратить переговоры и закрыть комиссию.
После такого категорического ответа с нашей стороны, китайские комиссары поняли наконец, что продолжать дальнейшие домогательства с целью отстоять принадлежавшие им прежде пограничные земли на западных пределах Китая, в особенности Зайсанский и Курчумский край и живущих в этих местностях инородцев, - оказывается бесполезным. Тогда они вновь в августе 1864 г. обратились к генерал-губернатору Западной Сибири Дюгамелю с просьбою как можно скорее отправить в Чугучак наших полномочных комиссаров для того, чтобы на общем съезде с ними и на основании предложенного с нашей стороны проекта границы составить описание и карту граничной местности и, по взаимном размене вверительных договоров, постановить граничные знаки, дабы чрез то укрепить доброе согласие между двумя государствами. Сообщив китайским комиссарам, что просьба их будет исполнена и что наши комиссары решились еще раз ехать в Чугучак для подписания протокола о границе, генерал Дюгамель, в своем ответе китайским комиссарам, указал им обратить внимание на то место их сообщения, в котором было сказано, что они, уважая добрые старые примеры отношений между нашими двумя соседними державами и ради вящего скрепления взаимного доброго согласия, изъявили искреннее желание, чтобы состоявшееся решение о границе, согласно проекту, одобренному обоими правительствами, внести в особый вверительный договор на съезде уполномоченных и доверенных лиц той и другой стороны и, по взаимном засвидетельствовании и размене сими документами, приступить к постановке пограничных знаков. Таким образом, состоялось третье отправление наше в Чугучак, которое, к счастью, оказалось и последним. На этот раз я отправился на предстоящий съезд только с одним И. И. Захаровым. Третий комиссар, А. Ф. Голубев, вследствие расстроенного здоровья от болезни, которою он страдал и прежде, и которая значительно усилилась после злополучного столкновения с китайцами на Борохуцзирском пикете, отправился в Петербург. Там болезнь A. Ф. Голубева еще более усилилась, и он решился ехать в Италию, где, спустя недолгое время, скончался в Сорренто в 1865 г.
В конце августа мы выехали из Омска и 2 сентября прибыли в Чугучак. В течение первых дней происходил взаимный обмен визитов между нашими и китайскими уполномоченными - улясутайским цзянь-цзюнем Мин-И, тарбагатайским хэбэй-амбанем Мин-Сюй и помощником тарбагатайского хэбэй-амбаня батырь-амбанем Болгосу. На происходивших затем конференциях, китайцы снова сделали попытку оспаривать у нас земли, долженствующие отойти к владениям России на основании Пекинского трактата и проекта граничной линии, предъявленной нами китайским уполномоченным в 1862 г. Все доводы китайских комиссаров, состоявшие большею частью из наглой лжи и изворотливых уловок, обычных китайской дипломатии, были твердо отвергнуты нами. Тогда улясутайский цзянь-цзюнь, убедившись наконец в совершенной невозможности добиться от нас даже самых малейших уступок, решился согласиться на все наши требования. К тому же полученный указ китайских министров об уступке нам земель совершенно развязывал руки китайским комиссарам. Сославшись на этот указ, они всегда имели полную возможность объяснить впоследствии, что без подобного указа они никогда не решились бы согласиться на безусловное принятие нашего проекта без всяких отступлений. Словом сказать, ссылка на указ давала китайским комиссарам средство оправдаться перед своим правительством в уступке земель. Для избежания же неблаговидных толков в народе, обидных для китайского высокомерия, был распущен в Чугучаке слух, что земли уступлены только на время и что впоследствии, года через два, они будут взяты от русских. Как только китайцы выразили согласие на наш проект границы, нами было безотлагательно приступлено к составлению протокола и карт. С этой целью, по приказанию улясутайского цзянь-цзюня, были командированы в нашу факторию четыре чиновника из специалистов, по имени Чжа, Аи, Но и Фу, хорошо знающих местность пограничного края. Эти чиновники тотчас же приступили к подписыванию тушью названий гор, рек, озер, городов, селений и других местных предметов на изготовленных заранее 4-х экземплярах карт пограничной местности в масштабе 25 верст в дюйме. К 15 сентября были окончены все надписи на картах на маньчжурском языке, сделанные китайцами с замечательною точностью. Затем было приступлено к составлению протокола и к переписке его в 4-х экземплярах на русском и маньчжурском языках. По окончании этой работы, 25 сентября состоялась наша последняя конференция с китайскими комиссарами. Так как на этой конференции должно было состояться обоюдное подписание протокола и карт и обмен этими документами между нашими и китайскими комиссарами, то с нашей и китайской стороны были приняты меры, чтобы придать этой конференции некоторую торжественность. Мы явились на это заседание в полной форме. С своей стороны китайские уполномоченные, окруженные сонмом своих чиновников, встретили нас в высшей степени любезно и предупредительно. После первых приветствий, мы разместились за отдельным столом против китайцев, и затем, встав, передали им два экземпляра карт и при каждом два экземпляра протокола на русском и маньчжурском языках. Взамен их мы получили от китайских уполномоченных такое же число протокола и карт. После небольшого перерыва и предложенного нам китайцами, по их обычаю, угощения, мы наконец расстались с китайскими комиссарами самым дружеским образом, напутствуемые с их стороны самыми сердечными пожеланиями счастливого путешествия в Россию. Такая необычайная любезность и предупредительность китайских комиссаров, с которою они провожали нас до последних ворот гун-фана, где стояли наши верховые лошади, была в высшей степени трогательна и сначала несколько поразила нас. Причина этого изысканного внимания, оказанного нам китайцами, которые до того времени держали себя в высшей степени сдержанно и даже высокомерно, разъяснилась впоследствии, когда мы узнали, что возмутившиеся против китайского правительства китайские магометане уже заняли г. Урумчи и готовились двинуться в пределы Западного Китая для овладения городами Чугучаком и Кульджой. Местные власти западных провинций Китая - Тарбагатайской и Илийской (Чугучакской и Кульджинской) скоро увидели себя в беспомощном состоянии, будучи не в силах подавить восстание собственными средствами. Тогда китайцы поняли, что только одно могущественное покровительство России может спасти их от совершенного погрома.
Значение Чугучакского протокола заключается в той тесной непосредственной связи, которую он имеет с Пекинским трактатом. На основании заключенных с китайцами условий, изложенных в 10 статьях подписанного протокола, они уступили нам, в силу Пекинского трактата, все озеро Зайсан и р. Черный Иртыш от ее устья до пикета Маниту-Гатул-Хан (Ак-Тюбе), служившего конечным пунктом движения вверенного мне отряда в 1863 г. От пикета Маниту-Гатул-Хан граница следовала по горам Саур-Тау, причем линия постоянных китайских пикетов, лежащая к западу от этих гор до Тарбагатайского хребта, присоединена к русским владениям. На основании 4 ст. Чугучакского протокола, китайцы обязались снять эти пикеты в течение одного месяца, считая со времени постановки пограничных знаков в той местности, откуда должны быть перенесены пикеты. Кроме озера Зайсана и части р. Черного Иртыша, к владениям России были присоединены Курчумский и Зайсанский край, долины pp. Кегена и Нарына (верховья р. Сырдарьи) до самых пределов Кашгарии, т. е. Восточного Туркестана, или Малой Бухарии.
По заключении Чугучакского договора 25-го сентября 1864 г., раннею весною 1865 г. было предположено приступить к проведению государственной границы с Западным Китаем в натуре, т. е. фактическому обозначению ее на местности посредством постановки пограничных знаков. Но восстание китайских магометан, иначе называемых дунганами, охватившее собою с неимоверною быстрой весь Западный Китай, в котором к концу 1865 г. не оставалось уже и следов китайской власти, воспрепятствовало осуществлению этого предположения. Вследствие чего и постановку западной китайской границы пришлось отложить до более благоприятного времени.
<…>
Исходным пунктом в Западном Китае, откуда восстание распространилось по всей стране, был г. Урумчи. В 1864 г. город этот, имевший значение важного торгового центра в крае, был взят и частию сожжен дунганами. Ободренные этим успехом дунганы двинулись на юг в пределы Восточного Туркестана и к северо-западу, по дороге на Кур-Караусу к Кульдже. Отсюда, по распоряжению илийского цзянь-цзюня Чан-Цина, были высланы войска против инсургентов, которые, потерпев поражение, отступили к Талкинскому горному проходу, а г. Кур-Караусу был занят дунганами. С его занятием и с развитием инсуррекции в округах Восточного Туркестана Карашар, Куча и Аксу было прекращено удобное сообщение между Кульджой, Чугучаком, Кашгаром и Пекином. Тогда илийский цзянь-цзюнь был принужден отправлять свои донесения богдыхану и министрам через наши пределы и при посредстве нашего посланника в Пекине. Потеряв свои сообщения с внутренним Китаем, китайские войска, расположенные в Кульджинском округе, были предоставлены собственным силам. Сигналом восстания кульджинских дунганов было появление их единоверцев в значительных силах в окрестностях озера Сайрама. Против них был выставлен сильный манчжурский отряд из Кульджи, что значительно ослабило расположенные там войска. Этим обстоятельством воспользовались кульджинские дунганы. 1-го ноября они овладели гостиным двором и, отразив двинутые против них манчжурские войска, вогнали их в цитадель, в которой заперся илийский цзянь-цзюнь Мин-Сюй, бывший еще в недавнее время тарбагатайским хэбей-амбанем и в качестве полномочного комиссара участвовавший со мною в переговорах о проведении западной китайской границы. На другой день манчжуры сделали вылазку, но снова были разбиты дунганами. В этом бою пал ту-амбань, командовавший в 1863 г. китайскими войсками, выставленными на нашей границе. 20 января 1866 г. кульджинская цитадель была взята дунганами и большая часть манчжуров истреблены. По рассказам киргиз, илийский цзянь-цзюнь Мин-Сюй, с некоторыми из приближенных к нему чиновников, взорвал свой дворец и погиб под его развалинами. Большая часть города, в том числе и наша фактория, была опустошена и разграблена.
В Чугучаке открытый бунт вспыхнул в январе 1865 г. Манчжуры и здесь поспешили укрыться в цитадели. Несмотря на прибытие в город подкреплений из ближайших калмыцких улусов, цитадель была взята дунганами, а город и наша фактория разграблены дунганами и киргизами. Вскоре после того Чугучак был оставлен всеми жителями и представлял собой только одни развалины.
Выше было упомянуто, что по взятии Урумчи дунганы двинулись с одной стороны к Кульдже, а с другой - на юг, в пределы Восточного Туркестана. <…> Как только было получено известие, что дунганы, перейдя Тянь-Шанский хребет, овладели городами Куча, Аксу и Яркендом, где, перерезав манчжуров, передали власть хану-ходже, потомку черногорской партии, а сами отошли к Урумчи, то Бузрюк-хан <…> тотчас же пробрался в Кашгар в сопровождении смелого и решительного Якуба-бека, бывшего некогда комендантом крепости Ак-Мечеть, взятой нами в 1853 г. Пользуясь своей популярностью, Бузрюк-хану было нетрудно возбудить народ против манчжуров, поспешивших укрыться в цитадели. Тогда Бузрюк-хан осадил цитадель, и осенью 1865 г. манчжурский гарнизон положил оружие. Таким образом, в Вост. Туркестане приобрели супрематию две власти: восточными городами под влиянием дунганов управлял упомянутый выше хан-ходжа, автономию под Кашгаром присвоил себе Якуб-бек, который, приняв титул Бадаулета, устранил от власти слабохарактерного и изнеженного Бузрюк-хана. Лишая его власти и значения, Якуб-бек удалил Бузрюк-хана в Коканд, под предлогом путешествия в Мекку. К концу 1867 г. Якуб-бек успел утвердить свою власть над всеми городами Восточного Туркестана. Не довольствуясь этим, он уже помышлял об овладении всей Чжунгарии и даже занятии г. Урумчи. Но взятие нашими войсками Кульджи в 1871 г. остановило завоевательные замыслы Якуб-бека. Он понял, что при дальнейшем наступлении ему пришлось бы встретиться с могущественным соседом, борьба с которым, очевидно, была ему не по силам. Это обстоятельство, а также враждебное настроение против него дунганов, обитавших по северному склону Тянь-Шаньского хребта, заставили Якуб-бека смириться и озаботиться об удержании в своей власти одного Вост. Туркестана, а также вступить с нами в переговоры, результатом которых было заключение в 1872 г. торгового договора, дозволившего нашим купцам свободно торговать на всем пространстве его владений и содержать своих агентов в Малой Бухарии.
Из приведенного очерка хода восстания дунганов в Западном Китае видно, что власть маньчжурского правительства была сокрушена в самое короткое время массою фанатического населения, не имевшего даже достаточных средств для столь опасной борьбы. А потому причину успеха, одержанного дунганами, скорее должно искать не в их силе, а в слабости местного и центрального китайского правительства, недостатке вооруженных сил и способов, необходимых для удержания в своей власти столь обширной и отдаленной страны, и, наконец, в самом разнообразном составе народонаселения Западного Китая, сложившегося, большею частью, из элементов, враждебных манчжурскому правительству. Это заключение легко выясняется из рассмотрения бывшего состава вооруженных сил, охранявших Западный Китай, и нравственного состояния всех частей народонаселения этой страны.
Военные силы Западного Китая в шестидесятых годах состояли из следующих частей: 1) два манчжурских корпуса, силою около 7 тыс.; 2) сибоский состоял из кочевого манчжурского племени сибо, силою до 1039 чел.; 3) солонский 1271 чел., разделялся на два отдела - собственно солонский, расположенный в местности, сопредельной с приграничной частью Семиреченской обл., по урочищу Куйтун и друг., и дахурский, занимавший поселения по р. Хоргос; 4) чахарский, состоял из чахаров, кочевавших в долине р. Боратала и близ озера Сайрама, и калмыков, рассеянно кочевавших вместе с чахарами; 5) элетский - 1905 чел., занимавший своими кочевьями верховья р. Или, т. е. реки Текес и Кунгес; 6) шабинорский полк, 614 чел., состоял из волжских калмыков, бежавших из России в 1771 году; 7) китайский корпус зеленого знамени в 1805 чел. был расположен на пространстве между оз. Сайрам и р. Или. Таким образом, все число войск, охранявшее Китай, простиралось до 15 тыс. Все эти разноплеменные войска были разбросаны малыми частями на огромном пространстве от Алтая до южных отрогов Тянь-Шаня, занимая постоянные и переносные пикеты, расположенные вдоль границы. Жалкий вид большей части китайских войск, их ничтожное вооружение и совершенное незнание военного искусства, делали их вовсе неспособными к войне. Некоторые корпуса, как, напр., китайский зеленого знамени, почти исключительно занимались земледелием, а остальные, вследствие лености начальников и беспечности местных властей, мало обучались строю и маневрированию. Даже само правительство допускало важные беспорядки по военной части, обязывая солдат заготовлять оружие на свой собственный счет. К этому нужно присоединить поборы мандаринов, походившие на совершенные грабежи, ставившие всю остальную массу населения во враждебное отношение к начальствующим лицам.
Между тем войска весьма мало или даже вовсе не получали никакого содержания, в особенности люди, расположенные на некоторых пикетах, [которые] находились в самом жалком, можно сказать, в нищенском положении. Все это производило вредное влияние на войско, порождая упадок духа и демонстрацию.
Другая причина внутреннего бессилия западного края Китайской империи заключалась в нравственном состоянии разноплеменного народонаселения этой страны. Господствующий народ манчжуры, составляющие отрасль тунгусского племени, были в то время расположены преимущественно в городах, крепостях и на пикетах. К манчжурскому племени принадлежат также сибо и солоны, которые составляли в то время лучшую китайскую конницу, вооруженную, большею частью, луками и стрелами. Чахары и монголы, входившие в состав тогдашних 1-го и 2-го манчжурского корпусов, были менее воинственны. Элеты, или калмыки, принадлежали к потомкам тех чжунгаров, которые во времена смут, происходивших в Чжунгарии в половине XVIII ст., перешли в китайское подданство. Сначала они были поселены около Жехэ в Манчжурии, а впоследствии переведены в сторону верховьев р. Или, т. е. в долины рек Текеса и Кунгеса. Торгоуты и дурботы принадлежат к потомкам волжских калмыков, бежавших из России в 1771 г. и поселившихся в округах Тарбагатай, Кур-Караусу и Карашар.
Собственно китайцы, принадлежавшие к корпусу зеленого знамени, были в то время поселены к востоку от г. Кульджи и состояли большею частью из дунганов. Число их в одном кульджинском округе простиралось до 60 тыс. семейств. Кроме дунганов, или хой-хой, все народонаселение Восточ. Туркестана состояло также из мусульман, потомков прежних уйгуров. В Кульджинском округе находятся также таранчи, или землепашцы, обязанные за отведенные им земли уплачивать хлебную подать на продовольствие китайских солдат. Таранчи (от слова таран, означающего просо) были переселены из Восточного Туркестана в половине XVIII ст. Поселения их были расположены в долине левого берега р. Или к востоку от р. Чарына, при подножии северных отрогов Тянь-Шаньского хребта. Тогда же, т. е. в XVIII ст., было сделано распоряжение о поселении в Илийской провинции ссыльных.
Наконец, к числу племен, населяющих Западный Китай, должно отнести также и часть киргиз, произвольно переходивших из наших пределов в Китай и обратно.
Почти все эти разнообразный племена находились в враждебных отношениях между собою и, если сходились в чем-нибудь, то это в ненависти, которую они питают к господствующему племени манчжурам. Между киргизами и калмыками искони существует ненависть, порождающая взаимные грабежи. Подобные же враждебные отношения существовали между калмыками и таранчами. На калмыков, кочующих в верховьях р. Или, китайское правительство не только не могло вполне положиться, но, скорее, само должно было заботиться о защите их от притеснений и грабежа со стороны киргизов. Так, во время описанного выше дунганского восстания калмыки, на приказание илийского цзянь-цзюня итти на помощь к Кульдже, отвечали решительным отказом, выставляя на вид равнодушие, с которым относились манчжуры на просьбы калмыков о помощи против набегов дикокаменных киргизов. С своей стороны и калмыки, в отместку за эти набеги, неоднократно грабили киргизские аулы, причем целые волости подвергались самому опустошительному разорению. Относительно же киргиз должно сказать, что они могут оказать помощь только в случае успеха, а при неудаче на них вовсе нельзя рассчитывать. Элеты, дурботы и торгоуты, составляющее различные отрасли калмыцкого или монгольского народа, еще не забыли преданий о своей прежней независимости и вообще тяготились своим тогдашним положением. Торгоуты же, бежавшие с Волги, несколько раз даже заявляли желание снова возвратиться в Россию. Столь же затруднительно было и положение таранчей, обремененных налогами.
Еще в 1864 г. многие из них, вследствие неурожая, перешли в наши пределы и нанялись в работники к зажиточным киргизам Большой и Дикокаменной орды. Частые возмущения, происходившие в Восточ. Туркестане, служат лучшим доказательством, что мусульманское население Малой Бухарии скорее готово сражаться против самих китайцев, нежели под их знаменами, При таком нравственном состоянии народонаселения Западного Китая и войск, охраняющих эту страну, весьма естественно, что дунганы не встретили нигде упорного сопротивления. В этом отношении скорее нужно удивляться счастью китайского правительства, которое могло с самыми ничтожными средствами так долго удерживать свою власть на огромном пространстве от Южной Сибири почти до пределов Индии. Впрочем, местное начальство Западного края вполне сознавало свое внутреннее бессилие. Несмотря на высокомерие и гордость, обычные китайцам, они решились обратиться к России с просьбою о помощи против инсургентов. 29 Ноября 1864 г. в укрепл. Верное прибыла депутация из нескольких манчжурских чиновников с письмом от илийского цзянь-цзюня и хэбэй-амбаня, в котором они просили прислать тысячу человек русского войска на условиях, которые будут предложены им с нашей стороны. Однако наше правительство не признало возможным исполнить эту просьбу, находя, что при тогдашних обстоятельствах было бы более соответственным воздерживаться от прямого вмешательства в борьбу между манчжурами и дунганами и употреблять наши войска только в таком случае, если этого потребует безопасность и спокойствие наших пределов или враждебные против нас действия со стороны дунганов. На этом основании, китайским посланцам было объявлено, что мы не считаем себя в праве переходить с войсками через границу, не получив прямого положительного приглашения от пекинского правительства. После того китайцы посылали в укр. Верное еще четыре депутации с просьбою о помощи. Видя, что эта просьба оказывается для нас неудобоисполнимою, илийский цзянь-цзюнь сообщил содержание данного ему ответа пекинскому правительству. Тогда управляющие китайским министерством иностранных дел обратились с подобною же просьбою о помощи к нашему посланнику в Пекине. Генерал-майор Влангали отвечал, что ходатайство их будет представлено нашему правительству, и они могут быть уверены, что, на основании многовековой дружбы, существующей между двумя государствами, возможная помощь им будет оказана. Но наш посланник заметил, что у нас самих есть внутренние дела, отчасти довольно затруднительные, требующие немалых средств, и что удерживание в покое наших кочевников, сочувствующих инсургентам в Западном Китае, составляет уже большое подспорье для манчжурского правительства. Не менее того, прибавил посланник, и положение, занятое нами в Туркестане, не дозволяет тамошним магометанам оказывать какое-либо содействие своим единоверцам в Илийском крае.
Хотя все это было принято сознательно китайскими сановниками, но, тем не менее, они просили генерал-майора Влангали вновь передать их ходатайство в Петербург. Между тем в Пекине было получено известие о падении Кульджи и Чугучака. Эта весть произвела тягостное впечатление на китайских сановников, и они, по-видимому, были готовы укорять нас, что им не подали никакой помощи.
События в Западном Китае вызвали пекинское правительство к напряженной деятельности. <…> По распоряжению пекинского правительства, были двинуты войска из внутреннего Китая в Западный край по двум направлениям - на Улясутай и Гучен. Эти города были назначены сборными пунктами для войск богдыхана, предназначенных для подавления инсуррекции в Западном Китае. В Гучене было предположено сформировать два отряда, долженствующие выступить в Урумчи, а в Улясутае один отряд, назначенный для движения через Кобдо в Тарбагатайский округ и оттуда к Кульдже. К этому отряду в Кобдо и отправился илийский цзянь-цзюнь Жун-цзю-ань, проживавший в Копале. Туда же было отправлено и все китайское серебро на сумму 500. тыс. руб., хранившееся в Семипалатинске и Копале.
В 1867 г., по полученным частным сведениям, нападение дунганов на г. Баркюль (Чжен-си-тин), в провинции Ган-су, было отражено богдыханскими войсками и милициею. Вслед за тем, эти войска овладели гор. Хами, занятом инсургентами. В обоих случаях, вместе с китайскими войсками действовала и милиция, состоявшая большею частью из магометан. Это обстоятельство показывает, что китайское правительство имело своих приверженцев между магометанами Западного края. Все это давало основание предполагать, что при терпении и настойчивости, свойственных китайцам, пекинское правительство снова утвердит свою власть на западных пределах империи. Предположение это вполне подтвердилось впоследствии.
См. также:
Воспоминания илийского сибинца
Народы Илийского края
Начало: 1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
Предыдущая часть: 11. Возобновление переговоров
В. В. Верещагин. Развалины театра в Чугучаке. 1869-1870
Вскоре после нашего выезда из Чугучака, в октябре 1863 года, китайские комиссары уведомили генерал-губернатора Западной Сибири, что они получили из Пекина предписание от управляющих министерством иностранных дел, чтобы как можно скорее решить дело согласно проекту, предложенному нашими полномочными комиссарами. Китайцы просили уведомить их, где и в каком месяце предполагается в будущем 1864 г. назначить съезд комиссаров обоих государств для скорейшего и окончательного решения дела о границе.
На это генерал Дюгамель отвечал китайским комиссарам, что, имея со своей стороны в соображении те обстоятельства, что в 1863 г. они три раза просили о скорейшей присылке наших уполномоченных, и когда они приехали, то китайцы по-прежнему вели споры о проведении границы в противность указаний Пекинского трактата. «Затем, - писал Дюгамель, - я не мог не обратить внимания на следующие слова вашего сообщения: „Нужно решить дело о границе на взаимном совещании, смотря по положению граничной местности“, из которых я должен заключить, что и после получения вами предписания от своего правительства, изъявившего полное согласие на наш проект границы, - на предстоящем съезде обоюдных уполномоченных намереваетесь по-прежнему продолжать еще споры, как вести границу. С нашей стороны, - продолжал А. О. Дюгамель, - уже не раз было заявлено, что предложенный нашими комиссарами проект границы основан на точном смысле Пекинского трактата. А потому в нем не может быть сделано никакой перемены. Следовательно, и наши полномочные комиссары на предстоящем съезде, сколько бы вы ни оспаривали их, не могут согласиться на какую бы то ни было уступку».
В заключение генерал Дюгамель заявил китайским комиссарам, что если они намерены на предстоящем съезде снова заняться спорами о том, как должна быть ведена граница, то он находит напрасным и бесполезным высылать наших комиссаров, как это было в 1863 году. Если же на предстоящем съезде китайские уполномоченные намерены оставить бесполезные споры и прямо заняться составлением протокола граничной местности, согласно трактата и карт, и засвидетельствованием их, а затем приступить к самой постановке граничных знаков, то в таком случае Дюгамель просил китайских комиссаров заблаговременно и как можно скорее прислать их отзыв.
«Тогда, - присовокупил Дюгамель, - я приму на себя ходатайство об отправлении наших комиссаров как можно скорее, по-прежнему в Чугучак, для окончательного решения дела и вящему скреплению дружественных отношений между нашими великими империями».
Несмотря на то, что в этом сообщении генералом Дюгамелем были категорически указаны китайским комиссарам условия, при наличности которых мог только состояться съезд обоюдных уполномоченных, но китайцы все еще не унимались. В своем ответе они снова утверждали, что в указе, полученном ими из Пекина, сказано, чтобы, приняв проект русских комиссаров, сообща с ними обсудить дело. Недовольствуясь этим, китайцы вздумали предъявить нам новые, в высшей степени наглые притязания, не основывая их даже на ложном толковании Пекинского трактата. Так, китайцы заявили, что они согласны утвердить границу, если мы: 1) отодвинем ее от линии постоянных пикетов на 100 и даже на 200 ли (от 50 до 100 верст); 2) применяясь к 1-й ст. Айгунского трактата 1858 года, постановим, чтобы живущие вне линии постоянных пикетов инородцы - звероловы и рыболовы оставались китайскими подданными; 3) солоны и другие инородцы 4-х аймяков, обитающие вдоль границы, не нарушат мир и не начнут споры с живущими смежно с ними приграничными инородцами, подвластными России.
На это заявление китайских комиссаров генерал Дюгамель, на основании соображений, представленных нашими комиссарами, поставил на вид китайцам всю несправедливость их притязаний отодвинуть границу на 100 верст к западу от линии постоянных пикетов. «На такое предложение, возбуждающее только смех, я отвечу вам, - писал Дюгамель, - вопросом: чтобы вы сказали, если бы мы предложили вам отступить на 100 или 200 ли на восток от линии постоянных пикетов и там поставить границу между нашими государствами?»
В такой же степени неосновательными оказались и домогательства китайцев оставить в их подданстве приграничных инородцев - звероловов и рыболовов, живущих в сопредельной с Китаем приграничной части русских владений. Это предложение находится в прямом противоречии с Пекинским трактатом, и, если подобная исключительная мера была допущена на восточной границе при заключении Айгунского трактата, то это было сделано потому, что китайские подданные украдкою на левом берегу р. Амура основали небольшое селение. При заключении же Айгунского трактата мы, не желая причинить бедным людям разорение переселением их обратно на правый берег р. Амура, т. е. в китайские пределы, и не видя никакого вреда для себя, если они останутся на месте прежнего жительства, по уважению к дружественным отношениям между нашими государствами дозволили им оставаться на месте своего жительства и заниматься своими промыслами. Здесь же, на западной границе, за линией постоянных пикетов по направлению к западу, т. е. в нашу сторону, живут народы и племена - неподданные Срединного государства. Одни из них, живущие по северную сторону Алтайского хребта, в соседстве Телецкого озера (Алтын-нор), и называемые алтын-норскими урянхайцами, или двоеданцами, в силу Пекинского трактата должны перейти в подданство России. Другие же, как киргизы и буруты (дикокаменные киргизы), не находятся в подданстве Китая, но признают подданство русскому правительству. Затем было указано китайцам на всю несообразность предлагаемой ими меры, т. е. чтобы все земли за линией их пикетов отмежевать к России, а всех кочевых обитателей этих земель передать в китайское подданство, что значило бы оставаться по-прежнему на пространстве нескольких тысяч верст без определенной точным образом границы.
Наконец, относительно солонов и других инородцев 4-х аймяков было разъяснено китайцам, что все эти инородцы по-прежнему должны оставаться в районе китайских владений и, следовательно, не теряют земель, на которых живут ныне. Смежные же с ними земли в черте русских владений заняты и теперь киргизами и бурутами. Следовательно, нет никаких оснований предполагать, чтобы теперь же или впоследствии неминуемо бы возникли между этими народностями споры и несогласия. А для того, чтобы добрые отношения сохранились бы между ними и на будущее время, необходимо, чтобы местное пограничное начальство Срединного государства в своих действиях по отношению к живущим близ границы инородцам соблюдало полную добросовестность, обуздывая беспокойных людей и в то же время стараясь сохранить дружественные отношения с Россией. Между тем, илийский главнокомандующий действовал в прошлом 1863 г. в совершенно противоположном духе, рассеивая ложные толки между солонами и другими китайскими инородцами и без всякой нужды возбуждая в них вражду против России, а с другой стороны посылая письма возмутительного содержания к нашим верноподданным киргизам и бурутам. Затем Дюгамель высказал китайцам, что по его мнению, которое было объяснено им и прежде, полномочным комиссарам обеих сторон остается только заняться составлением протокола и карт границы и, по взаимном засвидетельствовании их, приступить к постановке пограничных знаков. В заключение Дюгамель просил китайских комиссаров как можно скорее уведомить его, согласны ли они во исполнение предписания своего правительства принять наш проект границы без изменений или нет. Тогда, смотря по содержанию этого ответа, можно уже будет сделать и соответствующее ему решение, т. е. или ходатайствовать о посылке наших полномочных комиссаров на съезд в г. Чугучак, или, напротив, сделать представление о том, чтобы закрыть комиссию и остановить дело разграничения.
В своем ответе на это сообщение китайцы продолжали с наглым упорством выставлять свои притязания на пограничные земли, долженствующие отойти к владениям России по Пекинскому трактату. Приводя в доказательство своих домогательств неосновательные и ложные доводы, китайцы впадали в противоречие самим себе. Дюгамель указал им всю неосновательность их притязаний, прибавив, что китайские уполномоченные тем самым забыли свое место в порядке государственного управления, приняв на себя смелость считать согласие своего правительства на проектированную нашими комиссарами границу - распоряжением неподлежащим и решились поправлять действия своего правительства. Затем Дюгамель указал также китайским комиссарам, что, по привычке к самовольным действиям, они самопроизвольно прибавили слова, которых вовсе не было в ответном отношении Дюгамеля. В этом отношении было только сказано: «Приму ходатайство закрыть и самую комиссию и остановить дело разграничения». Китайцы же прибавили: «и потом уже условиться об утверждении границы».
В заключение Дюгамель писал китайским комиссарам, что если они, уважая старые и добрые примеры наших отношений и согласно предписанию своего правительства, желают утвердить на общем съезде границу, проектированную русскими полномочными комиссарами, то должно прислать ответ, в котором следует коротко и ясно обозначить, что они принимают границу согласно проекту без малейшей перемены, и на предстоящем съезде не имеют намерения оспаривать ее, но полагают только заняться составлением протокола и карт и, по взаимном размене их, приступить к постановке пограничных знаков. Тогда только может быть сделано распоряжение о немедленном отправлении наших комиссаров в Тарбагатай (Чугучак). В противном же случае, пограничная комиссия будет закрыта и переговоры о границе впоследствии не могут быть возобновлены. После одобрения правительством Срединного государства русского проекта границы, мы считаем, что пограничное дело кончено и граница окончательно утверждена обоими правительствами. После всего этого, было бы бесполезно и противно достоинству сановников продолжать еще споры по делу разграничения, а потому Дюгамель просил китайских комиссаров, чтобы они более не посылали бумаги по делу о границе, подобно последне присланной.
После этого китайцы, в своих последующих сообщениях, по-прежнему продолжали упорствовать в согласии на предложенную с нашей стороны и одобренною Пекинским правительством границу. Китайские комиссары ссылались в этом случае на то обстоятельство, что они не отвергают весь проект наших комиссаров во всем его объеме, но предлагаемые ими изменения коснулись только той его части, которая, по их мнению, будто бы оказывается неточною с трактатом. В подтверждение своего мнения, китайские уполномоченные выставляли тот факт, что в трактате нет статьи, на основании которой монголы, киргизы и буруты, состоявшие издавна, еще со времен завоевания Чжунгарии, в китайском подданстве, должны отныне, согласно предъявленного нами проекта, перейти в подданство России. После этой дипломатической уловки, в которой ярко выказалось все лицемерие китайских комиссаров, они, как ни в чем не бывало, оканчивали свой настоящий ответ подобно всем предыдущим - обычною просьбою уведомить их, когда последует снова съезд для решения дела.
На это сообщение генерал-губернатор Дюгамель отвечал китайским комиссарам, что ввиду продолжающегося упорного уклонения с их стороны решить дело на основании нашего проекта границы, он распорядился прекратить переговоры и закрыть комиссию.
После такого категорического ответа с нашей стороны, китайские комиссары поняли наконец, что продолжать дальнейшие домогательства с целью отстоять принадлежавшие им прежде пограничные земли на западных пределах Китая, в особенности Зайсанский и Курчумский край и живущих в этих местностях инородцев, - оказывается бесполезным. Тогда они вновь в августе 1864 г. обратились к генерал-губернатору Западной Сибири Дюгамелю с просьбою как можно скорее отправить в Чугучак наших полномочных комиссаров для того, чтобы на общем съезде с ними и на основании предложенного с нашей стороны проекта границы составить описание и карту граничной местности и, по взаимном размене вверительных договоров, постановить граничные знаки, дабы чрез то укрепить доброе согласие между двумя государствами. Сообщив китайским комиссарам, что просьба их будет исполнена и что наши комиссары решились еще раз ехать в Чугучак для подписания протокола о границе, генерал Дюгамель, в своем ответе китайским комиссарам, указал им обратить внимание на то место их сообщения, в котором было сказано, что они, уважая добрые старые примеры отношений между нашими двумя соседними державами и ради вящего скрепления взаимного доброго согласия, изъявили искреннее желание, чтобы состоявшееся решение о границе, согласно проекту, одобренному обоими правительствами, внести в особый вверительный договор на съезде уполномоченных и доверенных лиц той и другой стороны и, по взаимном засвидетельствовании и размене сими документами, приступить к постановке пограничных знаков. Таким образом, состоялось третье отправление наше в Чугучак, которое, к счастью, оказалось и последним. На этот раз я отправился на предстоящий съезд только с одним И. И. Захаровым. Третий комиссар, А. Ф. Голубев, вследствие расстроенного здоровья от болезни, которою он страдал и прежде, и которая значительно усилилась после злополучного столкновения с китайцами на Борохуцзирском пикете, отправился в Петербург. Там болезнь A. Ф. Голубева еще более усилилась, и он решился ехать в Италию, где, спустя недолгое время, скончался в Сорренто в 1865 г.
В конце августа мы выехали из Омска и 2 сентября прибыли в Чугучак. В течение первых дней происходил взаимный обмен визитов между нашими и китайскими уполномоченными - улясутайским цзянь-цзюнем Мин-И, тарбагатайским хэбэй-амбанем Мин-Сюй и помощником тарбагатайского хэбэй-амбаня батырь-амбанем Болгосу. На происходивших затем конференциях, китайцы снова сделали попытку оспаривать у нас земли, долженствующие отойти к владениям России на основании Пекинского трактата и проекта граничной линии, предъявленной нами китайским уполномоченным в 1862 г. Все доводы китайских комиссаров, состоявшие большею частью из наглой лжи и изворотливых уловок, обычных китайской дипломатии, были твердо отвергнуты нами. Тогда улясутайский цзянь-цзюнь, убедившись наконец в совершенной невозможности добиться от нас даже самых малейших уступок, решился согласиться на все наши требования. К тому же полученный указ китайских министров об уступке нам земель совершенно развязывал руки китайским комиссарам. Сославшись на этот указ, они всегда имели полную возможность объяснить впоследствии, что без подобного указа они никогда не решились бы согласиться на безусловное принятие нашего проекта без всяких отступлений. Словом сказать, ссылка на указ давала китайским комиссарам средство оправдаться перед своим правительством в уступке земель. Для избежания же неблаговидных толков в народе, обидных для китайского высокомерия, был распущен в Чугучаке слух, что земли уступлены только на время и что впоследствии, года через два, они будут взяты от русских. Как только китайцы выразили согласие на наш проект границы, нами было безотлагательно приступлено к составлению протокола и карт. С этой целью, по приказанию улясутайского цзянь-цзюня, были командированы в нашу факторию четыре чиновника из специалистов, по имени Чжа, Аи, Но и Фу, хорошо знающих местность пограничного края. Эти чиновники тотчас же приступили к подписыванию тушью названий гор, рек, озер, городов, селений и других местных предметов на изготовленных заранее 4-х экземплярах карт пограничной местности в масштабе 25 верст в дюйме. К 15 сентября были окончены все надписи на картах на маньчжурском языке, сделанные китайцами с замечательною точностью. Затем было приступлено к составлению протокола и к переписке его в 4-х экземплярах на русском и маньчжурском языках. По окончании этой работы, 25 сентября состоялась наша последняя конференция с китайскими комиссарами. Так как на этой конференции должно было состояться обоюдное подписание протокола и карт и обмен этими документами между нашими и китайскими комиссарами, то с нашей и китайской стороны были приняты меры, чтобы придать этой конференции некоторую торжественность. Мы явились на это заседание в полной форме. С своей стороны китайские уполномоченные, окруженные сонмом своих чиновников, встретили нас в высшей степени любезно и предупредительно. После первых приветствий, мы разместились за отдельным столом против китайцев, и затем, встав, передали им два экземпляра карт и при каждом два экземпляра протокола на русском и маньчжурском языках. Взамен их мы получили от китайских уполномоченных такое же число протокола и карт. После небольшого перерыва и предложенного нам китайцами, по их обычаю, угощения, мы наконец расстались с китайскими комиссарами самым дружеским образом, напутствуемые с их стороны самыми сердечными пожеланиями счастливого путешествия в Россию. Такая необычайная любезность и предупредительность китайских комиссаров, с которою они провожали нас до последних ворот гун-фана, где стояли наши верховые лошади, была в высшей степени трогательна и сначала несколько поразила нас. Причина этого изысканного внимания, оказанного нам китайцами, которые до того времени держали себя в высшей степени сдержанно и даже высокомерно, разъяснилась впоследствии, когда мы узнали, что возмутившиеся против китайского правительства китайские магометане уже заняли г. Урумчи и готовились двинуться в пределы Западного Китая для овладения городами Чугучаком и Кульджой. Местные власти западных провинций Китая - Тарбагатайской и Илийской (Чугучакской и Кульджинской) скоро увидели себя в беспомощном состоянии, будучи не в силах подавить восстание собственными средствами. Тогда китайцы поняли, что только одно могущественное покровительство России может спасти их от совершенного погрома.
Значение Чугучакского протокола заключается в той тесной непосредственной связи, которую он имеет с Пекинским трактатом. На основании заключенных с китайцами условий, изложенных в 10 статьях подписанного протокола, они уступили нам, в силу Пекинского трактата, все озеро Зайсан и р. Черный Иртыш от ее устья до пикета Маниту-Гатул-Хан (Ак-Тюбе), служившего конечным пунктом движения вверенного мне отряда в 1863 г. От пикета Маниту-Гатул-Хан граница следовала по горам Саур-Тау, причем линия постоянных китайских пикетов, лежащая к западу от этих гор до Тарбагатайского хребта, присоединена к русским владениям. На основании 4 ст. Чугучакского протокола, китайцы обязались снять эти пикеты в течение одного месяца, считая со времени постановки пограничных знаков в той местности, откуда должны быть перенесены пикеты. Кроме озера Зайсана и части р. Черного Иртыша, к владениям России были присоединены Курчумский и Зайсанский край, долины pp. Кегена и Нарына (верховья р. Сырдарьи) до самых пределов Кашгарии, т. е. Восточного Туркестана, или Малой Бухарии.
По заключении Чугучакского договора 25-го сентября 1864 г., раннею весною 1865 г. было предположено приступить к проведению государственной границы с Западным Китаем в натуре, т. е. фактическому обозначению ее на местности посредством постановки пограничных знаков. Но восстание китайских магометан, иначе называемых дунганами, охватившее собою с неимоверною быстрой весь Западный Китай, в котором к концу 1865 г. не оставалось уже и следов китайской власти, воспрепятствовало осуществлению этого предположения. Вследствие чего и постановку западной китайской границы пришлось отложить до более благоприятного времени.
<…>
Исходным пунктом в Западном Китае, откуда восстание распространилось по всей стране, был г. Урумчи. В 1864 г. город этот, имевший значение важного торгового центра в крае, был взят и частию сожжен дунганами. Ободренные этим успехом дунганы двинулись на юг в пределы Восточного Туркестана и к северо-западу, по дороге на Кур-Караусу к Кульдже. Отсюда, по распоряжению илийского цзянь-цзюня Чан-Цина, были высланы войска против инсургентов, которые, потерпев поражение, отступили к Талкинскому горному проходу, а г. Кур-Караусу был занят дунганами. С его занятием и с развитием инсуррекции в округах Восточного Туркестана Карашар, Куча и Аксу было прекращено удобное сообщение между Кульджой, Чугучаком, Кашгаром и Пекином. Тогда илийский цзянь-цзюнь был принужден отправлять свои донесения богдыхану и министрам через наши пределы и при посредстве нашего посланника в Пекине. Потеряв свои сообщения с внутренним Китаем, китайские войска, расположенные в Кульджинском округе, были предоставлены собственным силам. Сигналом восстания кульджинских дунганов было появление их единоверцев в значительных силах в окрестностях озера Сайрама. Против них был выставлен сильный манчжурский отряд из Кульджи, что значительно ослабило расположенные там войска. Этим обстоятельством воспользовались кульджинские дунганы. 1-го ноября они овладели гостиным двором и, отразив двинутые против них манчжурские войска, вогнали их в цитадель, в которой заперся илийский цзянь-цзюнь Мин-Сюй, бывший еще в недавнее время тарбагатайским хэбей-амбанем и в качестве полномочного комиссара участвовавший со мною в переговорах о проведении западной китайской границы. На другой день манчжуры сделали вылазку, но снова были разбиты дунганами. В этом бою пал ту-амбань, командовавший в 1863 г. китайскими войсками, выставленными на нашей границе. 20 января 1866 г. кульджинская цитадель была взята дунганами и большая часть манчжуров истреблены. По рассказам киргиз, илийский цзянь-цзюнь Мин-Сюй, с некоторыми из приближенных к нему чиновников, взорвал свой дворец и погиб под его развалинами. Большая часть города, в том числе и наша фактория, была опустошена и разграблена.
В Чугучаке открытый бунт вспыхнул в январе 1865 г. Манчжуры и здесь поспешили укрыться в цитадели. Несмотря на прибытие в город подкреплений из ближайших калмыцких улусов, цитадель была взята дунганами, а город и наша фактория разграблены дунганами и киргизами. Вскоре после того Чугучак был оставлен всеми жителями и представлял собой только одни развалины.
Выше было упомянуто, что по взятии Урумчи дунганы двинулись с одной стороны к Кульдже, а с другой - на юг, в пределы Восточного Туркестана. <…> Как только было получено известие, что дунганы, перейдя Тянь-Шанский хребет, овладели городами Куча, Аксу и Яркендом, где, перерезав манчжуров, передали власть хану-ходже, потомку черногорской партии, а сами отошли к Урумчи, то Бузрюк-хан <…> тотчас же пробрался в Кашгар в сопровождении смелого и решительного Якуба-бека, бывшего некогда комендантом крепости Ак-Мечеть, взятой нами в 1853 г. Пользуясь своей популярностью, Бузрюк-хану было нетрудно возбудить народ против манчжуров, поспешивших укрыться в цитадели. Тогда Бузрюк-хан осадил цитадель, и осенью 1865 г. манчжурский гарнизон положил оружие. Таким образом, в Вост. Туркестане приобрели супрематию две власти: восточными городами под влиянием дунганов управлял упомянутый выше хан-ходжа, автономию под Кашгаром присвоил себе Якуб-бек, который, приняв титул Бадаулета, устранил от власти слабохарактерного и изнеженного Бузрюк-хана. Лишая его власти и значения, Якуб-бек удалил Бузрюк-хана в Коканд, под предлогом путешествия в Мекку. К концу 1867 г. Якуб-бек успел утвердить свою власть над всеми городами Восточного Туркестана. Не довольствуясь этим, он уже помышлял об овладении всей Чжунгарии и даже занятии г. Урумчи. Но взятие нашими войсками Кульджи в 1871 г. остановило завоевательные замыслы Якуб-бека. Он понял, что при дальнейшем наступлении ему пришлось бы встретиться с могущественным соседом, борьба с которым, очевидно, была ему не по силам. Это обстоятельство, а также враждебное настроение против него дунганов, обитавших по северному склону Тянь-Шаньского хребта, заставили Якуб-бека смириться и озаботиться об удержании в своей власти одного Вост. Туркестана, а также вступить с нами в переговоры, результатом которых было заключение в 1872 г. торгового договора, дозволившего нашим купцам свободно торговать на всем пространстве его владений и содержать своих агентов в Малой Бухарии.
Из приведенного очерка хода восстания дунганов в Западном Китае видно, что власть маньчжурского правительства была сокрушена в самое короткое время массою фанатического населения, не имевшего даже достаточных средств для столь опасной борьбы. А потому причину успеха, одержанного дунганами, скорее должно искать не в их силе, а в слабости местного и центрального китайского правительства, недостатке вооруженных сил и способов, необходимых для удержания в своей власти столь обширной и отдаленной страны, и, наконец, в самом разнообразном составе народонаселения Западного Китая, сложившегося, большею частью, из элементов, враждебных манчжурскому правительству. Это заключение легко выясняется из рассмотрения бывшего состава вооруженных сил, охранявших Западный Китай, и нравственного состояния всех частей народонаселения этой страны.
Военные силы Западного Китая в шестидесятых годах состояли из следующих частей: 1) два манчжурских корпуса, силою около 7 тыс.; 2) сибоский состоял из кочевого манчжурского племени сибо, силою до 1039 чел.; 3) солонский 1271 чел., разделялся на два отдела - собственно солонский, расположенный в местности, сопредельной с приграничной частью Семиреченской обл., по урочищу Куйтун и друг., и дахурский, занимавший поселения по р. Хоргос; 4) чахарский, состоял из чахаров, кочевавших в долине р. Боратала и близ озера Сайрама, и калмыков, рассеянно кочевавших вместе с чахарами; 5) элетский - 1905 чел., занимавший своими кочевьями верховья р. Или, т. е. реки Текес и Кунгес; 6) шабинорский полк, 614 чел., состоял из волжских калмыков, бежавших из России в 1771 году; 7) китайский корпус зеленого знамени в 1805 чел. был расположен на пространстве между оз. Сайрам и р. Или. Таким образом, все число войск, охранявшее Китай, простиралось до 15 тыс. Все эти разноплеменные войска были разбросаны малыми частями на огромном пространстве от Алтая до южных отрогов Тянь-Шаня, занимая постоянные и переносные пикеты, расположенные вдоль границы. Жалкий вид большей части китайских войск, их ничтожное вооружение и совершенное незнание военного искусства, делали их вовсе неспособными к войне. Некоторые корпуса, как, напр., китайский зеленого знамени, почти исключительно занимались земледелием, а остальные, вследствие лености начальников и беспечности местных властей, мало обучались строю и маневрированию. Даже само правительство допускало важные беспорядки по военной части, обязывая солдат заготовлять оружие на свой собственный счет. К этому нужно присоединить поборы мандаринов, походившие на совершенные грабежи, ставившие всю остальную массу населения во враждебное отношение к начальствующим лицам.
Между тем войска весьма мало или даже вовсе не получали никакого содержания, в особенности люди, расположенные на некоторых пикетах, [которые] находились в самом жалком, можно сказать, в нищенском положении. Все это производило вредное влияние на войско, порождая упадок духа и демонстрацию.
Другая причина внутреннего бессилия западного края Китайской империи заключалась в нравственном состоянии разноплеменного народонаселения этой страны. Господствующий народ манчжуры, составляющие отрасль тунгусского племени, были в то время расположены преимущественно в городах, крепостях и на пикетах. К манчжурскому племени принадлежат также сибо и солоны, которые составляли в то время лучшую китайскую конницу, вооруженную, большею частью, луками и стрелами. Чахары и монголы, входившие в состав тогдашних 1-го и 2-го манчжурского корпусов, были менее воинственны. Элеты, или калмыки, принадлежали к потомкам тех чжунгаров, которые во времена смут, происходивших в Чжунгарии в половине XVIII ст., перешли в китайское подданство. Сначала они были поселены около Жехэ в Манчжурии, а впоследствии переведены в сторону верховьев р. Или, т. е. в долины рек Текеса и Кунгеса. Торгоуты и дурботы принадлежат к потомкам волжских калмыков, бежавших из России в 1771 г. и поселившихся в округах Тарбагатай, Кур-Караусу и Карашар.
Собственно китайцы, принадлежавшие к корпусу зеленого знамени, были в то время поселены к востоку от г. Кульджи и состояли большею частью из дунганов. Число их в одном кульджинском округе простиралось до 60 тыс. семейств. Кроме дунганов, или хой-хой, все народонаселение Восточ. Туркестана состояло также из мусульман, потомков прежних уйгуров. В Кульджинском округе находятся также таранчи, или землепашцы, обязанные за отведенные им земли уплачивать хлебную подать на продовольствие китайских солдат. Таранчи (от слова таран, означающего просо) были переселены из Восточного Туркестана в половине XVIII ст. Поселения их были расположены в долине левого берега р. Или к востоку от р. Чарына, при подножии северных отрогов Тянь-Шаньского хребта. Тогда же, т. е. в XVIII ст., было сделано распоряжение о поселении в Илийской провинции ссыльных.
Наконец, к числу племен, населяющих Западный Китай, должно отнести также и часть киргиз, произвольно переходивших из наших пределов в Китай и обратно.
Почти все эти разнообразный племена находились в враждебных отношениях между собою и, если сходились в чем-нибудь, то это в ненависти, которую они питают к господствующему племени манчжурам. Между киргизами и калмыками искони существует ненависть, порождающая взаимные грабежи. Подобные же враждебные отношения существовали между калмыками и таранчами. На калмыков, кочующих в верховьях р. Или, китайское правительство не только не могло вполне положиться, но, скорее, само должно было заботиться о защите их от притеснений и грабежа со стороны киргизов. Так, во время описанного выше дунганского восстания калмыки, на приказание илийского цзянь-цзюня итти на помощь к Кульдже, отвечали решительным отказом, выставляя на вид равнодушие, с которым относились манчжуры на просьбы калмыков о помощи против набегов дикокаменных киргизов. С своей стороны и калмыки, в отместку за эти набеги, неоднократно грабили киргизские аулы, причем целые волости подвергались самому опустошительному разорению. Относительно же киргиз должно сказать, что они могут оказать помощь только в случае успеха, а при неудаче на них вовсе нельзя рассчитывать. Элеты, дурботы и торгоуты, составляющее различные отрасли калмыцкого или монгольского народа, еще не забыли преданий о своей прежней независимости и вообще тяготились своим тогдашним положением. Торгоуты же, бежавшие с Волги, несколько раз даже заявляли желание снова возвратиться в Россию. Столь же затруднительно было и положение таранчей, обремененных налогами.
Еще в 1864 г. многие из них, вследствие неурожая, перешли в наши пределы и нанялись в работники к зажиточным киргизам Большой и Дикокаменной орды. Частые возмущения, происходившие в Восточ. Туркестане, служат лучшим доказательством, что мусульманское население Малой Бухарии скорее готово сражаться против самих китайцев, нежели под их знаменами, При таком нравственном состоянии народонаселения Западного Китая и войск, охраняющих эту страну, весьма естественно, что дунганы не встретили нигде упорного сопротивления. В этом отношении скорее нужно удивляться счастью китайского правительства, которое могло с самыми ничтожными средствами так долго удерживать свою власть на огромном пространстве от Южной Сибири почти до пределов Индии. Впрочем, местное начальство Западного края вполне сознавало свое внутреннее бессилие. Несмотря на высокомерие и гордость, обычные китайцам, они решились обратиться к России с просьбою о помощи против инсургентов. 29 Ноября 1864 г. в укрепл. Верное прибыла депутация из нескольких манчжурских чиновников с письмом от илийского цзянь-цзюня и хэбэй-амбаня, в котором они просили прислать тысячу человек русского войска на условиях, которые будут предложены им с нашей стороны. Однако наше правительство не признало возможным исполнить эту просьбу, находя, что при тогдашних обстоятельствах было бы более соответственным воздерживаться от прямого вмешательства в борьбу между манчжурами и дунганами и употреблять наши войска только в таком случае, если этого потребует безопасность и спокойствие наших пределов или враждебные против нас действия со стороны дунганов. На этом основании, китайским посланцам было объявлено, что мы не считаем себя в праве переходить с войсками через границу, не получив прямого положительного приглашения от пекинского правительства. После того китайцы посылали в укр. Верное еще четыре депутации с просьбою о помощи. Видя, что эта просьба оказывается для нас неудобоисполнимою, илийский цзянь-цзюнь сообщил содержание данного ему ответа пекинскому правительству. Тогда управляющие китайским министерством иностранных дел обратились с подобною же просьбою о помощи к нашему посланнику в Пекине. Генерал-майор Влангали отвечал, что ходатайство их будет представлено нашему правительству, и они могут быть уверены, что, на основании многовековой дружбы, существующей между двумя государствами, возможная помощь им будет оказана. Но наш посланник заметил, что у нас самих есть внутренние дела, отчасти довольно затруднительные, требующие немалых средств, и что удерживание в покое наших кочевников, сочувствующих инсургентам в Западном Китае, составляет уже большое подспорье для манчжурского правительства. Не менее того, прибавил посланник, и положение, занятое нами в Туркестане, не дозволяет тамошним магометанам оказывать какое-либо содействие своим единоверцам в Илийском крае.
Хотя все это было принято сознательно китайскими сановниками, но, тем не менее, они просили генерал-майора Влангали вновь передать их ходатайство в Петербург. Между тем в Пекине было получено известие о падении Кульджи и Чугучака. Эта весть произвела тягостное впечатление на китайских сановников, и они, по-видимому, были готовы укорять нас, что им не подали никакой помощи.
События в Западном Китае вызвали пекинское правительство к напряженной деятельности. <…> По распоряжению пекинского правительства, были двинуты войска из внутреннего Китая в Западный край по двум направлениям - на Улясутай и Гучен. Эти города были назначены сборными пунктами для войск богдыхана, предназначенных для подавления инсуррекции в Западном Китае. В Гучене было предположено сформировать два отряда, долженствующие выступить в Урумчи, а в Улясутае один отряд, назначенный для движения через Кобдо в Тарбагатайский округ и оттуда к Кульдже. К этому отряду в Кобдо и отправился илийский цзянь-цзюнь Жун-цзю-ань, проживавший в Копале. Туда же было отправлено и все китайское серебро на сумму 500. тыс. руб., хранившееся в Семипалатинске и Копале.
В 1867 г., по полученным частным сведениям, нападение дунганов на г. Баркюль (Чжен-си-тин), в провинции Ган-су, было отражено богдыханскими войсками и милициею. Вслед за тем, эти войска овладели гор. Хами, занятом инсургентами. В обоих случаях, вместе с китайскими войсками действовала и милиция, состоявшая большею частью из магометан. Это обстоятельство показывает, что китайское правительство имело своих приверженцев между магометанами Западного края. Все это давало основание предполагать, что при терпении и настойчивости, свойственных китайцам, пекинское правительство снова утвердит свою власть на западных пределах империи. Предположение это вполне подтвердилось впоследствии.
См. также:
Воспоминания илийского сибинца
Народы Илийского края