Оренбургская почта (1857). 4. Внутренняя орда. Ханская Ставка
Оренбургская почта // Библиотека для чтения. 1857, т. 146, № 12; 1858, т. 150, № 7.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
А. Ф. Чернышев. Киргизы. 1849
Ханская Ставка, 27 июля
В Глиненском форпосте должны мы были ночевать, но генерал Катенин раздумал, и мы отправились в путь, по Киргизской степи, в ночь с 25 на 26.
Киргизская степь совершенно подобна Уральской. Может быть, если на эту последнюю пустить немцев, они найдут там и сям несколько десятин удобной земли для хлебопашества, в Киргизской же степи, кроме пастбищ и песков, наихитрейший субъект из вышеупомянутой нации не найдет ровно ничего удобного к разработке. По этой уважительной причине, и тем более, что я - далеко не немец, о местности, по которой мы ехали, не могу сказать многого. Каждые 15 верст (15 верст по писаному маршруту, в действительности же 25 или 30 верст), были поставлены для нас кибитки, приготовлены табуны из 50 лошадей, и на этих пунктах ожидали нас то султаны, то старшины киргизских родов.
Начну с кибиток. Как бы дать вам понятие об этой постройке? Остов ее состоит из трельяжа, вышиною приблизительно в два аршина, образующего круг, диаметром в две сажени (в обыкновенных кибитках, в султанских же этот диаметр доходит до 4 и более сажень); полутора-аршинный обруч служит верхушкой куполообразного потолка, упирающегося на трельяж дугообразными жердями; этот остов покрыт белыми кошмами [Ковры из войлока.], сверху которых, в разных направлениях, живописно перекрещиваются суконные пестрые пояса́; внутренность кибитки убрана коврами и также поясами, которых назначение, и внутри и снаружи, не только связывать отдельные части постройки, но и украшать ее. Кибитка получает свет из двери и из верхнего обруча, с которых, для этой цели, можно снимать кошмы. Вышина кибитки приблизительно в пять аршин; стоит она от 15 рублей серебром до 600.
Эта разница в цене не столько происходит от величины кибитки и качества кошем, как от ковров, украшающих внутренность ее, и от поясов, которые иногда очень изящно вышиты из разноцветных сукон и потому дорого ценятся.
М. Ф. Чернышев. Киргизская кибитка. Начало 1850-х
Александру Андреевичу была приготовлена в каждой кибитке маленькая перина, покрытая шелковым одеялом, мы же рассаживались вокруг него по коврам и с наслаждением вкушали живительный кумыс, во время полуденного зноя. Кумыс есть не что иное, как заквашенная сыворотка [Закваска делается из изюма или черного хлеба.] из кобыльего молока, он сохраняется в бурдыках, то есть в четыреугольных мешках из конской шкуры, имеющих горлом шкуру же с конской ноги; в это горло вставлен покек, палка, которою взбивают кумыс, прежде чем наливать его в самару [Большая деревянная чашка.]; из самары разливают кумыс в сосуды в виде полоскательных чашек. Киргиз не отнимет ото рта чашку, не осушив ее, в день легко он выпьет ведро; я знал и русских, которые выпивали в день до 38 стаканов. В настоящее время я начинаю привыкать к кумысу и вышеозначенная цифра не кажется мне гомерической, хотя я еще до нее не достиг. При первой полоскательной чашке, несмотря на всю мою невзыскательность, я почувствовал некоторое отвращение: нечистота самих приготовителей кумыса, какой-то сор, плавающий в нем, самые сосуды, вмещающие кумыс, от конской шкуры до полоскательной чашки, из которой приходится вкушать его, все это не может не произвести дурного впечатления.
До сих пор кумыс еще не исследован нашими докторами; положительно лишь то, что он приносит большую пользу во всех грудных болезнях, излечивает даже чахотку в ее начале, освежает кровь и легко слабит; действует на людей непривычных как легкое вино и клонит их ко сну. Генерал Катенин поручил доктору Н...лю исследовать кумыс, и я уверен, что вскоре мы будем иметь положительные данные, а тогда лечение кумысом не будет производиться ощупью. Доктор Н...ль - молодой человек с редкой любовью к своему делу и обширными познаниями по медицинской части.
Докторов киргизы называют адам-суйгуч (в русском переводе людорезы) и никогда им не верят; у них есть свои знахари или колдуны, которые заговаривают, составляют мази и лекарства из трав: они называются баксы, производное имя от бак-мак, означающее пасти в нравственном смысле или наставлять на путь.
Киргизы вообще дают очень меткие прозвания и, давши такое прозвище, оставляют его людям вместо собственного их имени. Например, генерала Обручева, который с неутомимостью занимался их делами (что дикарям не всегда нравилось), они называли Бугулюк (овод или пчела); теперешнего председателя, действительного статского советника Ващенко, которого очень уважают, называют они Акбаш (белая голова), по причине его седин. Я еще не успел узнать, как они прозвали Александра Андреевича, что наверное сделают, потому что он им видимо пришелся по нраву: это заметно было по оживленным лицам всех встречавших нас, от султана до последнего байгуша [Бедняк, нищий.].
Здесь считаю уместным описать физиогномию и костюм киргизов. Во-первых, киргизы - совсем не киргизы, точно так, как венгерцы не венгерцы, а мадьары. Киргиз есть слово ругательное: по-монгольски оно означает разбойник, мошенник или вор; киргизы же называют себя коссак или козак, от кос - по-русски гусь, то есть вольный, как гусь, как птица: у дикарей монгольского и татарского происхождения гусь - эмблема свободы. Киргизы-коссаки не есть особое племя или нация, но сброд удальцов из всех среднеазиатских стран. В чертах лица, у них не заметно резкого отпечатка какой-нибудь национальности; хотя монгольский тип господствует, но нередко можно встретить и правильное татарское лицо. Впрочем, у киргизов, как у многих других народов, дворянство (султаны) и чернь составляют две отдельные нации: по чертам лица, первые принадлежат к типу татарскому, вторые к монгольскому; киргизы поэтому называют аристократию свою белая кость, а простолюдинов - черная кость.
Женщин не видал я ни одной красивой, и все они без исключения очень грязны; поступь и все движения у них мужские; они по-мужски садятся на коня, носят тот же халат, шаровары и сапоги. Помню, как мне рассказывали в Москве, что одна близорукая дама, подходя к реке, спрашивала у дочери своей: «Кто там купается: мужчины или женщины?» - «Не знаю, маменька, - отвечала девица, - они не одеты!» Наивная девушка совершенно бы растерялась, если бы купавшиеся, выйдя из воды, оделись по-киргизски. В головном уборе есть, однако же, разница: женщины окутывают голову большим платком, мужчины же носят тюбетейку (остроконечная ермолка), а поверх оной белую поярковую шляпу в виде усеченного высокого конуса, с большими полями, разрезанными по бокам и выгнутыми по-китайски; байгуши заменяют эту шляпу овчинной остроконечной шапкой с воротником, мехом вверх или вниз, судя по вкусу; некоторые обвязывают голову платком, как наши купчихи. Прошу же различить по́лы?.. Халат, как я уже заметил, - общий костюм мужчин и женщин: прибавлю, что он общий как для богатых, так и для бедных; разница в том, что халат султана бархатный и блещет галунами; халат байгуша - еле держится какими-то лоскутами на плечах его. Зато дети одеты совсем иначе: они в тех же костюмах, в которых наивная девушка видела купающихся!
От Глиненского форпоста до ставки хана скакали мы как сумасшедшие; нам впрягали в легкие коляски по восьми лошадей, отроду не бывших в запряжке; от этого повторялась, при каждой перемене лошадей, очень живописная сцена: толпа всадников окружала вновь запряженные коляски и при возгласе ямщика: гайда! степь оглашалась криком, визгом, ударами нагаек по пристяжным, и весь поезд пускался карьером. Кроме киргизов, которые следовали за нами, подгоняя лошадей нагайками с обеих сторон, от станции до станции за нами несся целый табун лошадей; по мере того, как приставала одна из запряженных лошадей, ловкий чабар ловил на аркан свежую из табуна и тут же ее нам впрягали.
Чабар [Чабар - на русском переводе курьер.] личность очень замечательная: он одет оборвышем, как все байгуши, но так как его position sociale - никогда не слезать с коня, то по большей части чабар надевает свои шаравары сверх халата или, как наши форейторы, обвертывает ногу полами его, из рукавов же спущенного халата делает себе кушак. Этот костюм придает ему более легкий вид; на груди у него медная бляха, как у наших почтальонов, на которой написано: вестовой совета, в правой руке длинный шест с арканом. Обязанность чабара, как обозначено на бляхе, быть вестовым Временного совета Внутренней орды, то есть он развозит приказы, почту и т. д. Если ему приходится совершать дальний путь, он по мере того, как утомляется его лошадь, ловит на аркан свежую в первом попавшемся по дороге табуне: медная бляха, которую он носит на груди, дает ему на это право. Чабар делает до 200 верст в сутки, слезая с лошади только для того, чтобы ее переменить. Меня вообще удивляла сносность киргиз и лошадей их; сносность, которая тем замечательнее, что как они, так и лошади состоят на самой скудной пище: лошади питаются себелеком, почти единственной мелкой травой, растущей по солонцам; киргизы же довольствуются болтушкой из муки, сала и воды (баламык); редко приходится им полакомиться умачом (также мука, но замешённая на отваре из мяса), еще реже кониной или бараниной, которую они режут мелкими кусками, пересыпают луком, отваривают и называют биш-бармак, на русском переводе пять пальцев, название, происходящее от орудия, которым они едят это кушанье или кладут его в рот почетных гостей.
Чтоб дать вам пример сносности киргизов, скажу, что султан, встретивший в Глиненском форпосте генерала Катенина, следовал все время за нами верхом вскачь до самой Ханской Ставки, переменив только раз свою лошадь; а мы ехали 34 часа и, считая по маршруту, сделали 162 версты, а каждая маршрутная верста, как я уже заметил, у нас выходила не пятисотенная, а семисотенная, по крестьянскому выражению.
У Глиненского форпоста переправились мы чрез речку Малый Узень…
Если вы думаете, что степные речки похожи на то, что мы привыкли называть речками, вы ошибаетесь: во-первых, вода не есть необходимое условие для степной речки, - достаточно одного начертания русла, как для рек географической карты; некоторые, в том числе и Малый Узень, текут плёсами, то есть по спадении весенней воды остаются лужи, в этих лужах или плёсах очень много рыбы, вода относительно хорошая и невредная для здоровья. Зато весною сухие речки не только наполняются водой, но разливаются огромными озерами по степи и оплодотворяют ее, подобно Нилу; разливы бывают от 20 до 30 верст; все благосостояние киргизов, занимающихся исключительно скотоводством, состоит в большей или меньшей весенней воде.
Переправившись через Малый Узень, мы въехали в настоящую Киргизскую степь, безводную, безлесную и безлюдную: Тулагай, Карабаран, Алтай-Кудук, Тирян-Кудук, Аксор, - суть только, как я сказал и об урочищах Уральской степи, названия, ничего не означающие, пункты, на которых нам меняли лошадей, но отнюдь не пункты, определенные астрономически. Я не поручусь даже, чтобы эти пункты, подобно обитателям степей, не вели бы кочевой образ жизни. По мере того, как засыплется один колодезь, название его, может быть, переходит ко вновь вырытому. Я только могу вам отвечать за те пункты, которых название кончается на куль; куль значит озеро, следовательно, куль не кочует, хотя, подобно степным речкам, имеет право быть без воды. Как плёсы, так и все степные озера изобилуют рыбой [Я говорю об озерах с пресной водой: те, в которых вода соленая, - нерыбны, а таких много.]; дичи же около них видимо-невидимо, в особенности попадается много диких гусей. Я стрелял по ним, но всякой раз неудачно: со мною была какая-то несчастная одноствольная пищаль с испорченным замком, удобная для одних анатов. Так, переводчик наш Мустафа-эфенди (из этого самого орудия) ухитрился застрелить каких-то степных куликов, очень вкусных.
28 июля
Построить себе дом на самом Везувии - предприятие весьма понятное. «Авось не будет извержений или лава протечет мимо!» - говорят туземцы. К тому же и рисковать есть из-за чего, и один час приятно провести на таком красивом месте. Но поселиться в чем-то среднем между скучной деревней и нездоровым уездным городом, на местности унылой, душной и похожей на чахоточного человека может только киргизин [Так называют (презрительно) киргиз уральские казаки. Для детей, киргизин, с длинным ударением на втором слоге, есть что-то страшное - вроде трубочиста.], существо равнодушное к удобствам жизни. Ханская Ставка, где мы остановились, лежит в оазисе, но Боже мой, что́ это за оазис!
Ханская Ставка! оазис! Турист заранее воображает себе шатер из великолепных тканей и ковров, в шатре ослепительную азиатскую роскошь… все это под тенью пальм и бананов, или по крайней мере березок, по неимению экзотических растений в нашем климате? Увы! Ханская Ставка есть не что иное, как серенький уездный городок, смахивающий на грязную деревню; оазис, на котором она построена, есть пространство степи, не покрытое еще сыпучими песками, но не надолго!
Рын-пески грозными стенами окружают ставку; стены эти ежегодно сжимают бедное поселение: день в день можно расчесть, когда они сдвинутся и над Ставкою сравняется степь, по которой будет гулять ветер, будут кочевать киргизы, может быть, от сплина проедется английский турист, или проскачет чиновник по особым поручениям.
Надобно видеть, чтобы иметь понятие об этом постепенном грозном движении песков, которого никакая стена, никакие оплоты не могут остановить: сопровождая сегодня утром генерал-губернатора в прогулке верхом по окрестностям Ставки, я удивился, когда мы вдруг очутились среди кустарника, растущего на сыпучих песках; но что же мы узнали? Кустарником показались нам верхушки дерев засыпанной песками рощи, которую рассадил покойный хан Джангер. Зелень на этих несчастных ветвях показалась мне чрезвычайно свежею; на будущий год, по расчету жителей, они будут совершенно засыпаны.
И несмотря на такую перспективу, кое-где еще строятся лачужки… надолго ли? Странное чувство охватывает проезжего при виде этих построек: ему так хочется скорее оттуда, ему делается душно в этом не засыпанном еще гробе.
До 1824 года, киргизы не знали никакой оседлости: хан Джангер первый начал помышлять о ней и выбрал для постоянной своей зимовки удобное, как ему казалось, место, в Рын-песках. На этом месте первый деревянный дом был построен, в 1824 году, мещанином Антипом Алексеевым; сам же хан только в 1828 году поручил архитектору Тафаеву построить себе дворец, деревянный же [Одноэтажный дом помещика средней руки.]. Следовательно, хотя честь первой мысли об оседлости принадлежит хану Джангеру, честь исполнения этой мысли принадлежит Антипу: отдадим же Антипу должную честь, и пусть не умрет он в киргизской истории! Теперь на месте, где построился этот предприимчивый мещанин, уже 107 деревянных домов, не считая мазанок; в них живут мужского пола 238, женского 202 души. Хотя Ханской Ставке не суждено быть Парижем, потому что хан Джангер ошибся местностью и не предвидел, что она будет засыпана песками, не менее того 404 души и дети их, в ней живущие, привыкли уже к оседлости, и если принуждены будут оставить прежние пепелища, где-нибудь да поселятся. Кроме того, примеру их последовали уж многие киргизы и внутри степи, начиная сознавать, что постоянные зимовки удобнее временных. Таким образом, частию деревянных, частию из воздушного кирпича построено: на каспийском прибрежье 5 домов, по Рын-пескам 7, по Узеням и Камыш-Самаре 16, итого от Антипова домика развелось, в течение 34 лет, во Внутренней орде 135 постоянных зимовок, которых нельзя не признать началом оседлости.
Хану Джангеру надобно также отдать должную справедливость: он был человек умный, хитрый, как все умные азиатцы, и властолюбивый. Карелин, которому, как я выше сказал, хан был обязан своим образованием, говорил мне, что математика была любимою наукою Джангера, что он в ней оказывал успехи и дошел, под его руководством, до второй части алгебры. Между прочими разбитыми вещами, оставшимися еще в ханском доме, я видел электрическую машину. Он старался развить у киргизов охоту к хлебопашеству и лесоводству, сам развел сад, как у самой Ставки, так и в Тургуне, где была летняя его резиденция, посадил лес, который, как я сказал, засыпан уже Рын-песками. Он думал также об образовании народном: им заведена первая киргизская школа, в которой мы были сегодня утром. Вот главные его заслуги, окупающие недостатки, которыми он также щедро был наделен природою. Как же вы хотите, чтобы у потомка грозного Чингис-хана, который не отличался деликатностью манер, чтобы у правнука хитрого Абдул-Хаира, который с таким двусмысленным чистосердечием присягнул на подданство России [В 1732 году, во время царствования императрицы Анны Иоанновны.], и, наконец, чтобы у сына властолюбивого Букея, который сумел эскамотировать себе ханство, не было бы недостатков отца и предков?.. Он, разумеется, подобно им хитрил с русскими властями; на словах был верноподданным, но за чашею кумыса мечтал о древнем величии Чингис-хана и о том, чтобы упрочить за своим потомством ханское достоинство, сколь возможно неограниченное. В ущерб благосостояния народного, он обогащал родственников своих и покровительствовал вообще всей белой кости; наделял их лучшими участками степи (что крайне стесняет теперь бедных киргизов), хотя для такого надела имел лишь очень сомнительное право, точно так же - как и для награждения званием тархана [Киргизы разделяются на следующие сословия: султаны, вроде татарских князей, ведущие все свой род от Чингис-хана; хаджи - дворяне; тарханы - вроде шляхты или почетных граждан, достоинство, жалуемое неподвластными ханами; тюлюнгуты - пришельцы из разных азиатских стран и как-то попавшие в крепостное владение; их немного и, кроме их, все население степи - вольное.], в чем он также был очень щедр за известную плату.
Не отнимая ума, способностей и любознательности от хана Джангера, я позволю себе, однако же, потушить ореол гениальности, которою облекают его не только киргизы, но и некоторые путешественники, его посещавшие. Многое делал он из тщеславия, сродного всем азиатцам, начинающим приобретать европейское полуобразование; многому он обязан Карелину. Встретить, среди дикарей, человека с некоторыми понятиями о Европе, слышать от него вопросы, нашептанные ученым секретарем, видеть на столе его электрическую машину, книги и журналы, - все это должно озадачивать путешественника. Что же касается киргизов, очень натурально, что они считали гением человека, занимавшегося вещами, которых они не понимают, проводившего под конец жизни целые дни в мечети или над кораном, где он почерпал премудрость, для них недосягаемую. Если аба, воздвигнутая над прахом его, не будет засыпана вместе со ставкою Рын-песками, вероятно, поздние поколения киргизов будут ходить к ней на поклонение.
Один из умных русских генералов, которому я рекомендовал молодого человека с гениальными способностями, сообщил мне, что гении не годятся на штатные места, что гений может только быть чиновником по особым поручениям. Киргизы, вероятно, одного мнения с генералом: несмотря на гениальность, которую приписывают Джангеру, они очень довольны, что с 1845 года, после смерти его, место для гениев упразднилось. Временный совет [После смерти Джангера, ханское достоинство упразднено; старший сын сто Чингис получил за это потомственное княжеское достоинство и денежное содержание, вместе с братьями своими. Временным советом сначала председательствовал Адиль, брат Джангера; но в 1855 году сделан был управляющим оного Генерального штаба полковник Иванин, теперь наследовал ему действительный статский советник Ващенко; советники и вся канцелярия набираются из киргизов; роды также управляются своими султанами, но только в полицейском отношении, и все под главным надзором управляющего. Как я сказал, управлением этим очень довольны киргизы.] разбирает жалобы справедливо: богатый не имеет перевеса над бедным, и свободная, широкая степь не дробится на части между ханскими челядинцами; белая кость, разумеется, этим не совсем довольна, но об ней жалеть нечего, эта часть народонаселения заражена европейским взяточничеством, оставив при себе много азиатской алчности, так что пороки ее заимствованы из двух частей света. Теперь мне остается только описать настоящее положение Внутренней орды.
В 1801 году, Букей перешел, с 10.000 кибиток, из Зауралья в степь, которая, после откочевания тургутов, оставалась пустынною с 1771 года. Император Павел I утвердил Букея ханом над киргизами разных родов, которые с ним прикочевали; от этого они получили название Букеевской орды. В 1820 году начали ходить по степи разные нелепые слухи об обращении киргизов в государственные крестьяне, о разделении их на округи, о причислении к казакам и т. д., что и теперь бывает; но теперь, при правильном управлении, слухи эти не опаснее бабьих сплетень: «поговорят и замолчат». Тогда было иначе: последствием их было возвращение за Урал четвертой доли кибиток.
Следовательно, в 1820 году Букеевская, или Внутренняя орда состояла из 7.500 кибиток, все из Малой орды [Малая орда делится на три поколения: 1-е - али-муллы, 2-е - бай-улы, 3-е - джетти-уруг (семиродское).], большая часть из яппасского рода байулинского поколения; другие роды, как байулинцев, так и алимулинцев и семиродцев, перешли в очень ничтожном числе, некоторые же совсем не переходили. Вот первая страница истории Внутренней орды, которая до тех пор, как видите, не была орда отдельная, а составилась из нескольких кибиток разных родов Малой орды, оставшейся за Уралом. Я выписал эту страницу, чтобы можно было сравнить тогдашнее положение орды с теперешним.
Сорок тысяч кибиток, приблизительно, кочуют теперь по Внутренней степи [Круглым числом в каждой кибитке можно считать 5 или 6 душ.]. Али-муллынского поколения один китинцский род; бай-улинского поколения 13 родов: ногайцы, тазларцы, исентимирцы, адаевцы, берши, исыковцы, маскарцы, алачинцы, кызылгуртовцы, танинцы, байбиктинцы, черкеми, зяппасы, или япассы; семиродского поколения 3 рода: таминцы, кердиринцы, табынцы; остальные четыре остались за Уралом. Все эти роды разделены на 9 частей или отделений под управлением родоначальников, коими заведует Временный совет, зависящий от Пограничной Оренбургской комиссии. По киргизским обычаям кончаются тяжебные дела не свыше 30 рублей серебром, остальные - по русским законам.
Об нападениях вооруженной рукой на линию и помину уже нет; остался за киргизами один старый грешок - конокрадство. Цивилизация, искореняя одно зло, возрождает другое; киргизы Внутренней орды служат тому примером: чем более они привыкают к оседлости, чем теснее связываются интересы их с соседями, тем более смягчаются дикие их нравы: разбой уничтожается, жажда мести утоляется; но умножаются воришки и взяточники, проявляется склонность к тяжебным делам. Вообще можно сказать, что киргизы зауральские, хотя отстают в просвещении от однородцев своих Внутренней орды, но все-таки менее повреждены европейско-татарским полуобразованием.
Прошу читателя не заключать из вышесказанного, что я противник просвещения: как добросовестный исследователь страны, я указываю на зло, которое в ней заметил, но это зло есть зло необходимое, зло переходного состояния; преобразователь какого-нибудь края не должен бояться этого зла, должен предвидеть его, не терять бодрости в настоящем, не терять надежды в будущем. К тому же рядом со злом развиваются картины утешительные: я уже говорил о начале оседлости, о школе, следовательно, о грамотности, распространяющейся между киргизами; прибавлю, что хлебопашество, хотя в малых размерах, начинает также развиваться; им начали заниматься около Каспийского моря адаевцы, племя, которое недавно еще было самое враждебное; алачинцы и яппасовцы около урочища Хирай, на границах Черноярского уезда. Там же, где есть начало земледелия, там уже есть и начало нравственного усовершенствования. Бог не оставляет детей, пекущихся о матери своей, Бог не оставит и земледельца. Скотоводство все-таки есть главное занятие киргизов [На юге водят более овец и верблюдов, на севере - лошадей; лучшие табуны считаются: князя Чингиса, сына хана Джангера, Менгли-Гирея, Адиля и всего каюсовского отделения ногайского рода.], главное их богатство, от этого оно и обложено акцизом, что составляет единственную повинность киргиз Внутренней орды: с верблюда платят они 18 коп. сер., с лошади 14, с барана 8, всего в год правительство получает с Внутренней орды около 87.000 руб. серебром. В Зауральской степи сбор производится кибиточный, по 1 руб. 50 коп. сер. с каждой, что составляет более ста тысяч в год; к этому надо прибавить обязательство поставлять верблюдов для отрядов, отправляемых в степь, также и провожатых к этим отрядам.
А. Ф. Чернышев. Киргизы. 1849
Пора, однако же, оставить эти деловые подробности и перейдти к описанию скачки, на которой мы присутствовали сегодня.
Для киргизов скачки то же, что балы и обеды для европейцев. Без скачки нет ни одного торжества: свадьбы, похороны, рождение богачей, все сопровождается скачкою. По случаю приезда генерал-губернатора, следовательно, тоже была устроена скачка.
Гипподром находится в двух верстах от Ставки. Александр Андреевич пожелал ехать верхом; мы его сопровождали, и с нами все народонаселение Ставки и все приезжие из окрестностей киргизы. Картина была великолепная: мы ехали крупной рысью; за нами, в живописном беспорядке, двигалась пестрая толпа из нескольких сот всадников; бархатные золотом окоймленные халаты и белые треухи почетных бийев и султанов, высокие головные уборы киргизских жен, лохмотья байгушей - все это было очень живописно; один только С...ов в своей шляпе, как у антихриста, и в панталонах без штрипок немного портил общий ансамбль.
Когда мы подъехали к гипподрому, все уже было готово: 23 лошади, заранее переписанные одним из судей скачки, стояли в одну линию; на них сидели мальчики 10- и 9-летние, - одному только было 14 лет, все в лохмотьях, некоторые полунагие; головы, вместо шапок, повязаны были у них платком. Выдержке лошадей позавидовал бы английский любитель; киргизы знатоки в этом деле: они узнают степень выдержки по намёту. Мне один султан сказал, что многие знаменитые лошади не будут скакать, потому что хозяева передержали их, так как ожидали генерал-губернатора несколько дней ранее; этот педантический расчет дней для выдержки доказывает правильность ее.
«Бар!» - крикнул судья, и маленькие всадники пустились с криком, гиком и визгом. Пять раз обскакали круг, всего 20 верст, в 34 минуты и 40 секунд; не доскакало 6 лошадей; некоторые пришли очень свежие. Всего интереснее в скачке живое участие, которое в ней принимает публика: с каждым кругом, волнение и гул усиливаются, наконец, когда лошади доскакивают последний круг, владельцам лошадей делается невтерпеж! Они, несмотря на брань и угрозы прочих зрителей и судей, пускаются каждый к своему жокею, кричат, погоняют нагайкой утомленную лошадь, нередко, говорят, накидывают на нее аркан, чтобы как-нибудь дотащить до призового столба.
Призы состояли из бархатных халатов, серебряных ковшей и таких же рожков для нюхательного табаку, так любимого киргизами. Они табаку не курят.
После конской скачки, был бег верблюдов: это животное бежит иноходью, с великой быстротой, две версты в три минуты; во время бега, верблюд кричит, как будто его режут, и плюется во все стороны, - зрелище довольно отвратительное. Не менее отвратительна показалась мне другая забава: в большой котел наливают раствор муки на кислом молоке, на дно которого положен серебряный рубль, и киргизин, погружаясь туда всею головой, должен достать зубами эту монету, без помощи рук, разумеется.
Видели мы борцов, любовались на джигитовку, но всего интереснее показалась нам скачка женщин. Вот как это происходит: на лихом коне выезжает киргизская амазонка и пускается во всю прыть своей лошади. За нею скачет несколько молодцов; каждый из них старается ее догнать, обнять и стащить с лошади. Красавица отбивается плетью, наконец какой-нибудь удалец схватывает ее руками и остается победителем.
ОКОНЧАНИЕ
О Ханской Ставке и других населенных пунктах Астраханской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/670595.html
О хане Джангире:
• Ф. Гёбель. Обзор путешествия профессора Гебеля в степи Южной России в 1834 году;
• А. М. Фадеев. Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева, 1790-1867 гг.;
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда;
• А. Н. Харузин. Степные очерки (Киргизская Букеевская орда).
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
А. Ф. Чернышев. Киргизы. 1849
Ханская Ставка, 27 июля
В Глиненском форпосте должны мы были ночевать, но генерал Катенин раздумал, и мы отправились в путь, по Киргизской степи, в ночь с 25 на 26.
Киргизская степь совершенно подобна Уральской. Может быть, если на эту последнюю пустить немцев, они найдут там и сям несколько десятин удобной земли для хлебопашества, в Киргизской же степи, кроме пастбищ и песков, наихитрейший субъект из вышеупомянутой нации не найдет ровно ничего удобного к разработке. По этой уважительной причине, и тем более, что я - далеко не немец, о местности, по которой мы ехали, не могу сказать многого. Каждые 15 верст (15 верст по писаному маршруту, в действительности же 25 или 30 верст), были поставлены для нас кибитки, приготовлены табуны из 50 лошадей, и на этих пунктах ожидали нас то султаны, то старшины киргизских родов.
Начну с кибиток. Как бы дать вам понятие об этой постройке? Остов ее состоит из трельяжа, вышиною приблизительно в два аршина, образующего круг, диаметром в две сажени (в обыкновенных кибитках, в султанских же этот диаметр доходит до 4 и более сажень); полутора-аршинный обруч служит верхушкой куполообразного потолка, упирающегося на трельяж дугообразными жердями; этот остов покрыт белыми кошмами [Ковры из войлока.], сверху которых, в разных направлениях, живописно перекрещиваются суконные пестрые пояса́; внутренность кибитки убрана коврами и также поясами, которых назначение, и внутри и снаружи, не только связывать отдельные части постройки, но и украшать ее. Кибитка получает свет из двери и из верхнего обруча, с которых, для этой цели, можно снимать кошмы. Вышина кибитки приблизительно в пять аршин; стоит она от 15 рублей серебром до 600.
Эта разница в цене не столько происходит от величины кибитки и качества кошем, как от ковров, украшающих внутренность ее, и от поясов, которые иногда очень изящно вышиты из разноцветных сукон и потому дорого ценятся.
М. Ф. Чернышев. Киргизская кибитка. Начало 1850-х
Александру Андреевичу была приготовлена в каждой кибитке маленькая перина, покрытая шелковым одеялом, мы же рассаживались вокруг него по коврам и с наслаждением вкушали живительный кумыс, во время полуденного зноя. Кумыс есть не что иное, как заквашенная сыворотка [Закваска делается из изюма или черного хлеба.] из кобыльего молока, он сохраняется в бурдыках, то есть в четыреугольных мешках из конской шкуры, имеющих горлом шкуру же с конской ноги; в это горло вставлен покек, палка, которою взбивают кумыс, прежде чем наливать его в самару [Большая деревянная чашка.]; из самары разливают кумыс в сосуды в виде полоскательных чашек. Киргиз не отнимет ото рта чашку, не осушив ее, в день легко он выпьет ведро; я знал и русских, которые выпивали в день до 38 стаканов. В настоящее время я начинаю привыкать к кумысу и вышеозначенная цифра не кажется мне гомерической, хотя я еще до нее не достиг. При первой полоскательной чашке, несмотря на всю мою невзыскательность, я почувствовал некоторое отвращение: нечистота самих приготовителей кумыса, какой-то сор, плавающий в нем, самые сосуды, вмещающие кумыс, от конской шкуры до полоскательной чашки, из которой приходится вкушать его, все это не может не произвести дурного впечатления.
До сих пор кумыс еще не исследован нашими докторами; положительно лишь то, что он приносит большую пользу во всех грудных болезнях, излечивает даже чахотку в ее начале, освежает кровь и легко слабит; действует на людей непривычных как легкое вино и клонит их ко сну. Генерал Катенин поручил доктору Н...лю исследовать кумыс, и я уверен, что вскоре мы будем иметь положительные данные, а тогда лечение кумысом не будет производиться ощупью. Доктор Н...ль - молодой человек с редкой любовью к своему делу и обширными познаниями по медицинской части.
Докторов киргизы называют адам-суйгуч (в русском переводе людорезы) и никогда им не верят; у них есть свои знахари или колдуны, которые заговаривают, составляют мази и лекарства из трав: они называются баксы, производное имя от бак-мак, означающее пасти в нравственном смысле или наставлять на путь.
Киргизы вообще дают очень меткие прозвания и, давши такое прозвище, оставляют его людям вместо собственного их имени. Например, генерала Обручева, который с неутомимостью занимался их делами (что дикарям не всегда нравилось), они называли Бугулюк (овод или пчела); теперешнего председателя, действительного статского советника Ващенко, которого очень уважают, называют они Акбаш (белая голова), по причине его седин. Я еще не успел узнать, как они прозвали Александра Андреевича, что наверное сделают, потому что он им видимо пришелся по нраву: это заметно было по оживленным лицам всех встречавших нас, от султана до последнего байгуша [Бедняк, нищий.].
Здесь считаю уместным описать физиогномию и костюм киргизов. Во-первых, киргизы - совсем не киргизы, точно так, как венгерцы не венгерцы, а мадьары. Киргиз есть слово ругательное: по-монгольски оно означает разбойник, мошенник или вор; киргизы же называют себя коссак или козак, от кос - по-русски гусь, то есть вольный, как гусь, как птица: у дикарей монгольского и татарского происхождения гусь - эмблема свободы. Киргизы-коссаки не есть особое племя или нация, но сброд удальцов из всех среднеазиатских стран. В чертах лица, у них не заметно резкого отпечатка какой-нибудь национальности; хотя монгольский тип господствует, но нередко можно встретить и правильное татарское лицо. Впрочем, у киргизов, как у многих других народов, дворянство (султаны) и чернь составляют две отдельные нации: по чертам лица, первые принадлежат к типу татарскому, вторые к монгольскому; киргизы поэтому называют аристократию свою белая кость, а простолюдинов - черная кость.
Женщин не видал я ни одной красивой, и все они без исключения очень грязны; поступь и все движения у них мужские; они по-мужски садятся на коня, носят тот же халат, шаровары и сапоги. Помню, как мне рассказывали в Москве, что одна близорукая дама, подходя к реке, спрашивала у дочери своей: «Кто там купается: мужчины или женщины?» - «Не знаю, маменька, - отвечала девица, - они не одеты!» Наивная девушка совершенно бы растерялась, если бы купавшиеся, выйдя из воды, оделись по-киргизски. В головном уборе есть, однако же, разница: женщины окутывают голову большим платком, мужчины же носят тюбетейку (остроконечная ермолка), а поверх оной белую поярковую шляпу в виде усеченного высокого конуса, с большими полями, разрезанными по бокам и выгнутыми по-китайски; байгуши заменяют эту шляпу овчинной остроконечной шапкой с воротником, мехом вверх или вниз, судя по вкусу; некоторые обвязывают голову платком, как наши купчихи. Прошу же различить по́лы?.. Халат, как я уже заметил, - общий костюм мужчин и женщин: прибавлю, что он общий как для богатых, так и для бедных; разница в том, что халат султана бархатный и блещет галунами; халат байгуша - еле держится какими-то лоскутами на плечах его. Зато дети одеты совсем иначе: они в тех же костюмах, в которых наивная девушка видела купающихся!
От Глиненского форпоста до ставки хана скакали мы как сумасшедшие; нам впрягали в легкие коляски по восьми лошадей, отроду не бывших в запряжке; от этого повторялась, при каждой перемене лошадей, очень живописная сцена: толпа всадников окружала вновь запряженные коляски и при возгласе ямщика: гайда! степь оглашалась криком, визгом, ударами нагаек по пристяжным, и весь поезд пускался карьером. Кроме киргизов, которые следовали за нами, подгоняя лошадей нагайками с обеих сторон, от станции до станции за нами несся целый табун лошадей; по мере того, как приставала одна из запряженных лошадей, ловкий чабар ловил на аркан свежую из табуна и тут же ее нам впрягали.
Чабар [Чабар - на русском переводе курьер.] личность очень замечательная: он одет оборвышем, как все байгуши, но так как его position sociale - никогда не слезать с коня, то по большей части чабар надевает свои шаравары сверх халата или, как наши форейторы, обвертывает ногу полами его, из рукавов же спущенного халата делает себе кушак. Этот костюм придает ему более легкий вид; на груди у него медная бляха, как у наших почтальонов, на которой написано: вестовой совета, в правой руке длинный шест с арканом. Обязанность чабара, как обозначено на бляхе, быть вестовым Временного совета Внутренней орды, то есть он развозит приказы, почту и т. д. Если ему приходится совершать дальний путь, он по мере того, как утомляется его лошадь, ловит на аркан свежую в первом попавшемся по дороге табуне: медная бляха, которую он носит на груди, дает ему на это право. Чабар делает до 200 верст в сутки, слезая с лошади только для того, чтобы ее переменить. Меня вообще удивляла сносность киргиз и лошадей их; сносность, которая тем замечательнее, что как они, так и лошади состоят на самой скудной пище: лошади питаются себелеком, почти единственной мелкой травой, растущей по солонцам; киргизы же довольствуются болтушкой из муки, сала и воды (баламык); редко приходится им полакомиться умачом (также мука, но замешённая на отваре из мяса), еще реже кониной или бараниной, которую они режут мелкими кусками, пересыпают луком, отваривают и называют биш-бармак, на русском переводе пять пальцев, название, происходящее от орудия, которым они едят это кушанье или кладут его в рот почетных гостей.
Чтоб дать вам пример сносности киргизов, скажу, что султан, встретивший в Глиненском форпосте генерала Катенина, следовал все время за нами верхом вскачь до самой Ханской Ставки, переменив только раз свою лошадь; а мы ехали 34 часа и, считая по маршруту, сделали 162 версты, а каждая маршрутная верста, как я уже заметил, у нас выходила не пятисотенная, а семисотенная, по крестьянскому выражению.
У Глиненского форпоста переправились мы чрез речку Малый Узень…
Если вы думаете, что степные речки похожи на то, что мы привыкли называть речками, вы ошибаетесь: во-первых, вода не есть необходимое условие для степной речки, - достаточно одного начертания русла, как для рек географической карты; некоторые, в том числе и Малый Узень, текут плёсами, то есть по спадении весенней воды остаются лужи, в этих лужах или плёсах очень много рыбы, вода относительно хорошая и невредная для здоровья. Зато весною сухие речки не только наполняются водой, но разливаются огромными озерами по степи и оплодотворяют ее, подобно Нилу; разливы бывают от 20 до 30 верст; все благосостояние киргизов, занимающихся исключительно скотоводством, состоит в большей или меньшей весенней воде.
Переправившись через Малый Узень, мы въехали в настоящую Киргизскую степь, безводную, безлесную и безлюдную: Тулагай, Карабаран, Алтай-Кудук, Тирян-Кудук, Аксор, - суть только, как я сказал и об урочищах Уральской степи, названия, ничего не означающие, пункты, на которых нам меняли лошадей, но отнюдь не пункты, определенные астрономически. Я не поручусь даже, чтобы эти пункты, подобно обитателям степей, не вели бы кочевой образ жизни. По мере того, как засыплется один колодезь, название его, может быть, переходит ко вновь вырытому. Я только могу вам отвечать за те пункты, которых название кончается на куль; куль значит озеро, следовательно, куль не кочует, хотя, подобно степным речкам, имеет право быть без воды. Как плёсы, так и все степные озера изобилуют рыбой [Я говорю об озерах с пресной водой: те, в которых вода соленая, - нерыбны, а таких много.]; дичи же около них видимо-невидимо, в особенности попадается много диких гусей. Я стрелял по ним, но всякой раз неудачно: со мною была какая-то несчастная одноствольная пищаль с испорченным замком, удобная для одних анатов. Так, переводчик наш Мустафа-эфенди (из этого самого орудия) ухитрился застрелить каких-то степных куликов, очень вкусных.
28 июля
Построить себе дом на самом Везувии - предприятие весьма понятное. «Авось не будет извержений или лава протечет мимо!» - говорят туземцы. К тому же и рисковать есть из-за чего, и один час приятно провести на таком красивом месте. Но поселиться в чем-то среднем между скучной деревней и нездоровым уездным городом, на местности унылой, душной и похожей на чахоточного человека может только киргизин [Так называют (презрительно) киргиз уральские казаки. Для детей, киргизин, с длинным ударением на втором слоге, есть что-то страшное - вроде трубочиста.], существо равнодушное к удобствам жизни. Ханская Ставка, где мы остановились, лежит в оазисе, но Боже мой, что́ это за оазис!
Ханская Ставка! оазис! Турист заранее воображает себе шатер из великолепных тканей и ковров, в шатре ослепительную азиатскую роскошь… все это под тенью пальм и бананов, или по крайней мере березок, по неимению экзотических растений в нашем климате? Увы! Ханская Ставка есть не что иное, как серенький уездный городок, смахивающий на грязную деревню; оазис, на котором она построена, есть пространство степи, не покрытое еще сыпучими песками, но не надолго!
Рын-пески грозными стенами окружают ставку; стены эти ежегодно сжимают бедное поселение: день в день можно расчесть, когда они сдвинутся и над Ставкою сравняется степь, по которой будет гулять ветер, будут кочевать киргизы, может быть, от сплина проедется английский турист, или проскачет чиновник по особым поручениям.
Надобно видеть, чтобы иметь понятие об этом постепенном грозном движении песков, которого никакая стена, никакие оплоты не могут остановить: сопровождая сегодня утром генерал-губернатора в прогулке верхом по окрестностям Ставки, я удивился, когда мы вдруг очутились среди кустарника, растущего на сыпучих песках; но что же мы узнали? Кустарником показались нам верхушки дерев засыпанной песками рощи, которую рассадил покойный хан Джангер. Зелень на этих несчастных ветвях показалась мне чрезвычайно свежею; на будущий год, по расчету жителей, они будут совершенно засыпаны.
И несмотря на такую перспективу, кое-где еще строятся лачужки… надолго ли? Странное чувство охватывает проезжего при виде этих построек: ему так хочется скорее оттуда, ему делается душно в этом не засыпанном еще гробе.
До 1824 года, киргизы не знали никакой оседлости: хан Джангер первый начал помышлять о ней и выбрал для постоянной своей зимовки удобное, как ему казалось, место, в Рын-песках. На этом месте первый деревянный дом был построен, в 1824 году, мещанином Антипом Алексеевым; сам же хан только в 1828 году поручил архитектору Тафаеву построить себе дворец, деревянный же [Одноэтажный дом помещика средней руки.]. Следовательно, хотя честь первой мысли об оседлости принадлежит хану Джангеру, честь исполнения этой мысли принадлежит Антипу: отдадим же Антипу должную честь, и пусть не умрет он в киргизской истории! Теперь на месте, где построился этот предприимчивый мещанин, уже 107 деревянных домов, не считая мазанок; в них живут мужского пола 238, женского 202 души. Хотя Ханской Ставке не суждено быть Парижем, потому что хан Джангер ошибся местностью и не предвидел, что она будет засыпана песками, не менее того 404 души и дети их, в ней живущие, привыкли уже к оседлости, и если принуждены будут оставить прежние пепелища, где-нибудь да поселятся. Кроме того, примеру их последовали уж многие киргизы и внутри степи, начиная сознавать, что постоянные зимовки удобнее временных. Таким образом, частию деревянных, частию из воздушного кирпича построено: на каспийском прибрежье 5 домов, по Рын-пескам 7, по Узеням и Камыш-Самаре 16, итого от Антипова домика развелось, в течение 34 лет, во Внутренней орде 135 постоянных зимовок, которых нельзя не признать началом оседлости.
Хану Джангеру надобно также отдать должную справедливость: он был человек умный, хитрый, как все умные азиатцы, и властолюбивый. Карелин, которому, как я выше сказал, хан был обязан своим образованием, говорил мне, что математика была любимою наукою Джангера, что он в ней оказывал успехи и дошел, под его руководством, до второй части алгебры. Между прочими разбитыми вещами, оставшимися еще в ханском доме, я видел электрическую машину. Он старался развить у киргизов охоту к хлебопашеству и лесоводству, сам развел сад, как у самой Ставки, так и в Тургуне, где была летняя его резиденция, посадил лес, который, как я сказал, засыпан уже Рын-песками. Он думал также об образовании народном: им заведена первая киргизская школа, в которой мы были сегодня утром. Вот главные его заслуги, окупающие недостатки, которыми он также щедро был наделен природою. Как же вы хотите, чтобы у потомка грозного Чингис-хана, который не отличался деликатностью манер, чтобы у правнука хитрого Абдул-Хаира, который с таким двусмысленным чистосердечием присягнул на подданство России [В 1732 году, во время царствования императрицы Анны Иоанновны.], и, наконец, чтобы у сына властолюбивого Букея, который сумел эскамотировать себе ханство, не было бы недостатков отца и предков?.. Он, разумеется, подобно им хитрил с русскими властями; на словах был верноподданным, но за чашею кумыса мечтал о древнем величии Чингис-хана и о том, чтобы упрочить за своим потомством ханское достоинство, сколь возможно неограниченное. В ущерб благосостояния народного, он обогащал родственников своих и покровительствовал вообще всей белой кости; наделял их лучшими участками степи (что крайне стесняет теперь бедных киргизов), хотя для такого надела имел лишь очень сомнительное право, точно так же - как и для награждения званием тархана [Киргизы разделяются на следующие сословия: султаны, вроде татарских князей, ведущие все свой род от Чингис-хана; хаджи - дворяне; тарханы - вроде шляхты или почетных граждан, достоинство, жалуемое неподвластными ханами; тюлюнгуты - пришельцы из разных азиатских стран и как-то попавшие в крепостное владение; их немного и, кроме их, все население степи - вольное.], в чем он также был очень щедр за известную плату.
Не отнимая ума, способностей и любознательности от хана Джангера, я позволю себе, однако же, потушить ореол гениальности, которою облекают его не только киргизы, но и некоторые путешественники, его посещавшие. Многое делал он из тщеславия, сродного всем азиатцам, начинающим приобретать европейское полуобразование; многому он обязан Карелину. Встретить, среди дикарей, человека с некоторыми понятиями о Европе, слышать от него вопросы, нашептанные ученым секретарем, видеть на столе его электрическую машину, книги и журналы, - все это должно озадачивать путешественника. Что же касается киргизов, очень натурально, что они считали гением человека, занимавшегося вещами, которых они не понимают, проводившего под конец жизни целые дни в мечети или над кораном, где он почерпал премудрость, для них недосягаемую. Если аба, воздвигнутая над прахом его, не будет засыпана вместе со ставкою Рын-песками, вероятно, поздние поколения киргизов будут ходить к ней на поклонение.
Один из умных русских генералов, которому я рекомендовал молодого человека с гениальными способностями, сообщил мне, что гении не годятся на штатные места, что гений может только быть чиновником по особым поручениям. Киргизы, вероятно, одного мнения с генералом: несмотря на гениальность, которую приписывают Джангеру, они очень довольны, что с 1845 года, после смерти его, место для гениев упразднилось. Временный совет [После смерти Джангера, ханское достоинство упразднено; старший сын сто Чингис получил за это потомственное княжеское достоинство и денежное содержание, вместе с братьями своими. Временным советом сначала председательствовал Адиль, брат Джангера; но в 1855 году сделан был управляющим оного Генерального штаба полковник Иванин, теперь наследовал ему действительный статский советник Ващенко; советники и вся канцелярия набираются из киргизов; роды также управляются своими султанами, но только в полицейском отношении, и все под главным надзором управляющего. Как я сказал, управлением этим очень довольны киргизы.] разбирает жалобы справедливо: богатый не имеет перевеса над бедным, и свободная, широкая степь не дробится на части между ханскими челядинцами; белая кость, разумеется, этим не совсем довольна, но об ней жалеть нечего, эта часть народонаселения заражена европейским взяточничеством, оставив при себе много азиатской алчности, так что пороки ее заимствованы из двух частей света. Теперь мне остается только описать настоящее положение Внутренней орды.
В 1801 году, Букей перешел, с 10.000 кибиток, из Зауралья в степь, которая, после откочевания тургутов, оставалась пустынною с 1771 года. Император Павел I утвердил Букея ханом над киргизами разных родов, которые с ним прикочевали; от этого они получили название Букеевской орды. В 1820 году начали ходить по степи разные нелепые слухи об обращении киргизов в государственные крестьяне, о разделении их на округи, о причислении к казакам и т. д., что и теперь бывает; но теперь, при правильном управлении, слухи эти не опаснее бабьих сплетень: «поговорят и замолчат». Тогда было иначе: последствием их было возвращение за Урал четвертой доли кибиток.
Следовательно, в 1820 году Букеевская, или Внутренняя орда состояла из 7.500 кибиток, все из Малой орды [Малая орда делится на три поколения: 1-е - али-муллы, 2-е - бай-улы, 3-е - джетти-уруг (семиродское).], большая часть из яппасского рода байулинского поколения; другие роды, как байулинцев, так и алимулинцев и семиродцев, перешли в очень ничтожном числе, некоторые же совсем не переходили. Вот первая страница истории Внутренней орды, которая до тех пор, как видите, не была орда отдельная, а составилась из нескольких кибиток разных родов Малой орды, оставшейся за Уралом. Я выписал эту страницу, чтобы можно было сравнить тогдашнее положение орды с теперешним.
Сорок тысяч кибиток, приблизительно, кочуют теперь по Внутренней степи [Круглым числом в каждой кибитке можно считать 5 или 6 душ.]. Али-муллынского поколения один китинцский род; бай-улинского поколения 13 родов: ногайцы, тазларцы, исентимирцы, адаевцы, берши, исыковцы, маскарцы, алачинцы, кызылгуртовцы, танинцы, байбиктинцы, черкеми, зяппасы, или япассы; семиродского поколения 3 рода: таминцы, кердиринцы, табынцы; остальные четыре остались за Уралом. Все эти роды разделены на 9 частей или отделений под управлением родоначальников, коими заведует Временный совет, зависящий от Пограничной Оренбургской комиссии. По киргизским обычаям кончаются тяжебные дела не свыше 30 рублей серебром, остальные - по русским законам.
Об нападениях вооруженной рукой на линию и помину уже нет; остался за киргизами один старый грешок - конокрадство. Цивилизация, искореняя одно зло, возрождает другое; киргизы Внутренней орды служат тому примером: чем более они привыкают к оседлости, чем теснее связываются интересы их с соседями, тем более смягчаются дикие их нравы: разбой уничтожается, жажда мести утоляется; но умножаются воришки и взяточники, проявляется склонность к тяжебным делам. Вообще можно сказать, что киргизы зауральские, хотя отстают в просвещении от однородцев своих Внутренней орды, но все-таки менее повреждены европейско-татарским полуобразованием.
Прошу читателя не заключать из вышесказанного, что я противник просвещения: как добросовестный исследователь страны, я указываю на зло, которое в ней заметил, но это зло есть зло необходимое, зло переходного состояния; преобразователь какого-нибудь края не должен бояться этого зла, должен предвидеть его, не терять бодрости в настоящем, не терять надежды в будущем. К тому же рядом со злом развиваются картины утешительные: я уже говорил о начале оседлости, о школе, следовательно, о грамотности, распространяющейся между киргизами; прибавлю, что хлебопашество, хотя в малых размерах, начинает также развиваться; им начали заниматься около Каспийского моря адаевцы, племя, которое недавно еще было самое враждебное; алачинцы и яппасовцы около урочища Хирай, на границах Черноярского уезда. Там же, где есть начало земледелия, там уже есть и начало нравственного усовершенствования. Бог не оставляет детей, пекущихся о матери своей, Бог не оставит и земледельца. Скотоводство все-таки есть главное занятие киргизов [На юге водят более овец и верблюдов, на севере - лошадей; лучшие табуны считаются: князя Чингиса, сына хана Джангера, Менгли-Гирея, Адиля и всего каюсовского отделения ногайского рода.], главное их богатство, от этого оно и обложено акцизом, что составляет единственную повинность киргиз Внутренней орды: с верблюда платят они 18 коп. сер., с лошади 14, с барана 8, всего в год правительство получает с Внутренней орды около 87.000 руб. серебром. В Зауральской степи сбор производится кибиточный, по 1 руб. 50 коп. сер. с каждой, что составляет более ста тысяч в год; к этому надо прибавить обязательство поставлять верблюдов для отрядов, отправляемых в степь, также и провожатых к этим отрядам.
А. Ф. Чернышев. Киргизы. 1849
Пора, однако же, оставить эти деловые подробности и перейдти к описанию скачки, на которой мы присутствовали сегодня.
Для киргизов скачки то же, что балы и обеды для европейцев. Без скачки нет ни одного торжества: свадьбы, похороны, рождение богачей, все сопровождается скачкою. По случаю приезда генерал-губернатора, следовательно, тоже была устроена скачка.
Гипподром находится в двух верстах от Ставки. Александр Андреевич пожелал ехать верхом; мы его сопровождали, и с нами все народонаселение Ставки и все приезжие из окрестностей киргизы. Картина была великолепная: мы ехали крупной рысью; за нами, в живописном беспорядке, двигалась пестрая толпа из нескольких сот всадников; бархатные золотом окоймленные халаты и белые треухи почетных бийев и султанов, высокие головные уборы киргизских жен, лохмотья байгушей - все это было очень живописно; один только С...ов в своей шляпе, как у антихриста, и в панталонах без штрипок немного портил общий ансамбль.
Когда мы подъехали к гипподрому, все уже было готово: 23 лошади, заранее переписанные одним из судей скачки, стояли в одну линию; на них сидели мальчики 10- и 9-летние, - одному только было 14 лет, все в лохмотьях, некоторые полунагие; головы, вместо шапок, повязаны были у них платком. Выдержке лошадей позавидовал бы английский любитель; киргизы знатоки в этом деле: они узнают степень выдержки по намёту. Мне один султан сказал, что многие знаменитые лошади не будут скакать, потому что хозяева передержали их, так как ожидали генерал-губернатора несколько дней ранее; этот педантический расчет дней для выдержки доказывает правильность ее.
«Бар!» - крикнул судья, и маленькие всадники пустились с криком, гиком и визгом. Пять раз обскакали круг, всего 20 верст, в 34 минуты и 40 секунд; не доскакало 6 лошадей; некоторые пришли очень свежие. Всего интереснее в скачке живое участие, которое в ней принимает публика: с каждым кругом, волнение и гул усиливаются, наконец, когда лошади доскакивают последний круг, владельцам лошадей делается невтерпеж! Они, несмотря на брань и угрозы прочих зрителей и судей, пускаются каждый к своему жокею, кричат, погоняют нагайкой утомленную лошадь, нередко, говорят, накидывают на нее аркан, чтобы как-нибудь дотащить до призового столба.
Призы состояли из бархатных халатов, серебряных ковшей и таких же рожков для нюхательного табаку, так любимого киргизами. Они табаку не курят.
После конской скачки, был бег верблюдов: это животное бежит иноходью, с великой быстротой, две версты в три минуты; во время бега, верблюд кричит, как будто его режут, и плюется во все стороны, - зрелище довольно отвратительное. Не менее отвратительна показалась мне другая забава: в большой котел наливают раствор муки на кислом молоке, на дно которого положен серебряный рубль, и киргизин, погружаясь туда всею головой, должен достать зубами эту монету, без помощи рук, разумеется.
Видели мы борцов, любовались на джигитовку, но всего интереснее показалась нам скачка женщин. Вот как это происходит: на лихом коне выезжает киргизская амазонка и пускается во всю прыть своей лошади. За нею скачет несколько молодцов; каждый из них старается ее догнать, обнять и стащить с лошади. Красавица отбивается плетью, наконец какой-нибудь удалец схватывает ее руками и остается победителем.
ОКОНЧАНИЕ
О Ханской Ставке и других населенных пунктах Астраханской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/670595.html
О хане Джангире:
• Ф. Гёбель. Обзор путешествия профессора Гебеля в степи Южной России в 1834 году;
• А. М. Фадеев. Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева, 1790-1867 гг.;
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда;
• А. Н. Харузин. Степные очерки (Киргизская Букеевская орда).