У губернатора Хорасана. Социалисты и бабисты
Еще один отрывок из путевых очерков М. Алиханова-Аварского, побывавшего в 1883 году в составе свиты начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта Комарова в Хорасане.
Максуд Алиханов-Аварский. В гостях у шаха. Очерки Персии. - Тифлис, 1898.
День закончился аудиенцией у принца. К 4 часам пополудни в наш лагерь прибыл мирахур, или шталмейстер его высочества, с двумя каретами и почетным конвоем. Нарядившись в парадные формы, мы вышли к экипажам. запряженным шестеркой превосходных белых коней с форейторами в расшитых ливреях. Первый экипаж занял командующий войсками, полковник Муратов, наш агент Таиров и шталмейстер принца, во втором разместилась свита. Остальные офицеры поехали верхами. Во главе поезда тронулись десятка два конных служителей принца в красных кафтанах с серебряными булавами в руках, а за ними два мальчика с красными пиками, неизбежный кальянчи и две заводные лошади в золотых уборах. Кареты были окружены скороходами, и поезд замыкался полусотнею конных персов. В таком порядке мы проехали мимо городской ограды в лагерь принца, расположенный в садах на запад от Кочана.
«Послащенные уста льют сладкие речи», - говорит персидская поговорка; «К сердцам властелинов пробирайтесь сладкими речами», - советует один из мусульманских иезуитов. Надо полагать, что совокупность этих двух изречений, понятых, конечно, буквально, повела на Востоке к обычаю подслащать уста обыкновенных смертных, имеющих предстать перед сильными мира. В Персии, как и в остальных азиатских государствах, существует обыкновение угощать сладостями перед всякой аудиенцией. Для этого, как только мы вышли из экипажей, нас повели к министру принца, Мусташаруль-мульку, который встретил генерала у крыльца своей роскошной палатки вместе с Шуджа-и-Довле и Каграман-ханом. После нескольких приветственных слов он пригласил нас в свою палатку, состоящую из нескольких отделений, подбитых шелком, убранных коврами и обнесенных вокруг галереею под узорчатым навесом, с богатой бахромой из разноцветного шелка. Последнее отделение выходило открытой стороной к бассейну, и здесь был накрыт стол со всевозможными обсахаренными фруктами и персидскими печениями. Едва мы разместились - началось угощение шербетом и кофе, мороженым и кальянами…
Мусташаруль-мульк - фактический правитель Хорасана - почтенный старик и - что большая редкость в болтливой Персии, - один из тех людей, которые полагают, что речь - серебро, молчание - золото. Тем легче сладкий говорун Шуджа-и-Довле овладел беседой, которую трудно передать по ее образцовой бессодержательности… Спустя около часа дали, наконец, знать, что его высочество готов принять нас, и мы откланялись министру.
Принц занимал большой отдельный сад. У ворот его теснилась толпа разной придворной челяди и тут же стояло до сотни сарбазов. Пройдя мимо этой роты, взявшей генералу «под козырек», мы вошли в сад. Точно мгновенно спала завеса, скрывавшая за собою одну из картин сказочного Востока, и чудная, чтобы не сказать фантастическая, палатка-монстр, расшитая цветными арабесками и обнимавшая огромное пространство, словно выросла перед нами. Можно было подумать, что осуществился один из волшебных чертогов «тысячи и одной ночи», - в такой степени эффект и роскошь обстановки затмили собою все, что мы видели до сих пор в том же роде!.. Под тенью шатра журчал обширный бассейн затейливой формы, а вокруг все возвышение, расположенное красивыми ломанными линиями, было устлано дорогими коврами и цветными шелковыми тканями. Под первым впечатлением этой картины невольно рождался вопрос: что же должно быть у самого шаха, хоть в летней резиденции где-нибудь около Тегерана, если подобные жилища создаются для принца во время путешествия, в глуши Хорасана и на какие-нибудь несколько часов?!.. Но было не до ответа.
В ту минуту, когда мы входили в этот шатер, с противоположной открытой его стороны, перед которою тянулась длинная аллея сада, показался брюнет лет 45-ти, очень маленького роста и необыкновенно тучный. Его матовый цвет лица, черные усы, густые брови и все вообще черты, довольно выразительные, напоминали самого шаха, и он был бы недурен собой и даже красив, если бы не полнота, перешедшая всякую меру: теперь он походил на гигантскую грушу, установленную на двух коротких тумбах. Персидская шапка, короткий кафтан из тонкого верблюжьего сукна и через плечо сабля, усыпанная драгоценными камнями, составляли его наряд; он был без сапог в белоснежных нитяных чулках. Схватив эфес сабли правою рукой, а левою приподняв ее ножны, он остановился в довольно комичной позе, точно собирался обнажить свое оружие… Нетрудно было догадаться, что перед нами стоит сам хорасанский вали, его высочество принц Мамад-Таги-Мирза, родной брат шаха, носящий титул Рукнуд-Довле [Опора государства]. Мы остановились в нескольких шагах. Генерал подошел к нему.
Рукн-уд-Доуле, губернатор Хорасана
- Имею счастие представиться вашему высочеству, - произнес он, - начальник и командующий войсками Закаспийской области генерал-лейтенант Комаров.
- Добро пожаловали, - ответил принц, протягивая руку и приглашая садиться. - Очень рад случаю с вами познакомиться… Как здоровье вашего превосходительства, как вам ездилось в наших пределах?
Опускаясь при этом в кресло, движением руки он указал на два стула и нашим штаб-офицерам…
Аудиенция продолжалась около часа. Сначала были высказаны с обеих сторон надежды и пожелания, чтобы личное знакомство двух пограничных властей послужило в пользу управляемых ими стран, к устранению нередко возникающих недоразумений и тем самым к скреплению дружбы, издавна существующей между Россией и Персией. После такого пролога на сцену явились чай в крошечных рюмках и кальян для принца; генералу подали папиросы, за неимением настоящих, кем-то скрученные из почтовой бумаги наподобие солдатских «цигарок». Подавая и принимая все это, прислуга отвешивала каждый раз глубокие поклоны и затем пятилась назад, не оборачиваясь спиною к принцу. Дальнейший разговор принял характер частной беседы. Принц весьма усердно расспрашивал о коронационных празднествах и вообще о последних событиях европейской жизни. В итоге он обнаружил себя человеком, хотя и не вкусившим от благ европейской цивилизации, но весьма разумным и интересующимся. Между прочим, он недавно читал в персидской Рузнаме [вестник, газета] о каких-то злоумышленниках, собиравшихся взорвать весь Лондон. Зашла поэтому речь о социалистах.
- Эти канальи есть и у нас, - заметил принц. - Лет 30 тому назад здесь образовалась целая секта последователей какого-то шарлатана, Баба, который отвергал мусульманство, проповедовал равенство людей и тому подобный вздор. Тогда же, по приказанию шаха, в короткое время перебили более 700 последователей этого учения. Но они есть и в настоящее время, хотя скрываются…
Казнь бабистов (левый рис.). Казнь Баба (правый рис.)
Казармы в Табризе. Место казни Баба обозначено крестом. [Алиханов-Аварский в своей книге допустил неточность, указав, что казнь произведена батальоном русских дезертиров на персидской службе под командованием Самсон-хана (Самсон Яковлевич Макинцев, бывший вахмистр Нижегородского драгунского полка). На самом же деле в казни участвовал армянский полк под командованием другого дезертира - Сам-хана Ильхани, также известного как Сам-хан (Самсам-хан) Урус. Согласно бахаистскому преданию, Сам-хан обратился к пророку со словами, что он христианин и не желает Бабу зла, и попросил избавить его от пролития крови, если Баб действительно тот, за кого он себя выдает. На что получил ответ: «Выполняй приказ, и если помыслы твои чисты, во власти Всемогущего освободить тебя от затруднения». Баба подвесили к стене казармы на веревке, закрепленной на гвозде; рядом с ним был подвешен один из его последователей, Анис. 750 солдат Урмийского армянского полка, выстроенные в 3 ряда, произвели залпы. Когда дым рассеялся, все увидели, что Анис стоит на земле (пули лишь перебили веревку), сам же пророк исчез. Невредимого Баба нашли за беседой с одним из сподвижников в своей камере - той самой, к наружной стене которой он был подвешен. Сам-хан отказался проводить расстрел повторно, и казнь завершили солдаты другого подразделения - полка Агаджан-хана Хамзи].
________________
… После аудиенции тем же порядком мы вернулись в свой лагерь. По пути мирахур передал генералу извинение принца, что он не мог принять нас в парадном мундире и в орденах, так как они еще не получены из Мешеда. Это удовольствие он нам доставит при первой возможности…
Другие отрывки из произведений М. Алиханова-Аварского, опубликованные в журнале:
Поход в Хиву (кавказских отрядов). 1873. Степь и оазис
Из «Похода в Хиву» Алиханова-Аварского
В гостях у шаха. Очерки Персии
Рассказ старого аламана
Курдские деревни Хорасана
Угощение по-персидски
Максуд Алиханов-Аварский. В гостях у шаха. Очерки Персии. - Тифлис, 1898.
День закончился аудиенцией у принца. К 4 часам пополудни в наш лагерь прибыл мирахур, или шталмейстер его высочества, с двумя каретами и почетным конвоем. Нарядившись в парадные формы, мы вышли к экипажам. запряженным шестеркой превосходных белых коней с форейторами в расшитых ливреях. Первый экипаж занял командующий войсками, полковник Муратов, наш агент Таиров и шталмейстер принца, во втором разместилась свита. Остальные офицеры поехали верхами. Во главе поезда тронулись десятка два конных служителей принца в красных кафтанах с серебряными булавами в руках, а за ними два мальчика с красными пиками, неизбежный кальянчи и две заводные лошади в золотых уборах. Кареты были окружены скороходами, и поезд замыкался полусотнею конных персов. В таком порядке мы проехали мимо городской ограды в лагерь принца, расположенный в садах на запад от Кочана.
«Послащенные уста льют сладкие речи», - говорит персидская поговорка; «К сердцам властелинов пробирайтесь сладкими речами», - советует один из мусульманских иезуитов. Надо полагать, что совокупность этих двух изречений, понятых, конечно, буквально, повела на Востоке к обычаю подслащать уста обыкновенных смертных, имеющих предстать перед сильными мира. В Персии, как и в остальных азиатских государствах, существует обыкновение угощать сладостями перед всякой аудиенцией. Для этого, как только мы вышли из экипажей, нас повели к министру принца, Мусташаруль-мульку, который встретил генерала у крыльца своей роскошной палатки вместе с Шуджа-и-Довле и Каграман-ханом. После нескольких приветственных слов он пригласил нас в свою палатку, состоящую из нескольких отделений, подбитых шелком, убранных коврами и обнесенных вокруг галереею под узорчатым навесом, с богатой бахромой из разноцветного шелка. Последнее отделение выходило открытой стороной к бассейну, и здесь был накрыт стол со всевозможными обсахаренными фруктами и персидскими печениями. Едва мы разместились - началось угощение шербетом и кофе, мороженым и кальянами…
Мусташаруль-мульк - фактический правитель Хорасана - почтенный старик и - что большая редкость в болтливой Персии, - один из тех людей, которые полагают, что речь - серебро, молчание - золото. Тем легче сладкий говорун Шуджа-и-Довле овладел беседой, которую трудно передать по ее образцовой бессодержательности… Спустя около часа дали, наконец, знать, что его высочество готов принять нас, и мы откланялись министру.
Принц занимал большой отдельный сад. У ворот его теснилась толпа разной придворной челяди и тут же стояло до сотни сарбазов. Пройдя мимо этой роты, взявшей генералу «под козырек», мы вошли в сад. Точно мгновенно спала завеса, скрывавшая за собою одну из картин сказочного Востока, и чудная, чтобы не сказать фантастическая, палатка-монстр, расшитая цветными арабесками и обнимавшая огромное пространство, словно выросла перед нами. Можно было подумать, что осуществился один из волшебных чертогов «тысячи и одной ночи», - в такой степени эффект и роскошь обстановки затмили собою все, что мы видели до сих пор в том же роде!.. Под тенью шатра журчал обширный бассейн затейливой формы, а вокруг все возвышение, расположенное красивыми ломанными линиями, было устлано дорогими коврами и цветными шелковыми тканями. Под первым впечатлением этой картины невольно рождался вопрос: что же должно быть у самого шаха, хоть в летней резиденции где-нибудь около Тегерана, если подобные жилища создаются для принца во время путешествия, в глуши Хорасана и на какие-нибудь несколько часов?!.. Но было не до ответа.
В ту минуту, когда мы входили в этот шатер, с противоположной открытой его стороны, перед которою тянулась длинная аллея сада, показался брюнет лет 45-ти, очень маленького роста и необыкновенно тучный. Его матовый цвет лица, черные усы, густые брови и все вообще черты, довольно выразительные, напоминали самого шаха, и он был бы недурен собой и даже красив, если бы не полнота, перешедшая всякую меру: теперь он походил на гигантскую грушу, установленную на двух коротких тумбах. Персидская шапка, короткий кафтан из тонкого верблюжьего сукна и через плечо сабля, усыпанная драгоценными камнями, составляли его наряд; он был без сапог в белоснежных нитяных чулках. Схватив эфес сабли правою рукой, а левою приподняв ее ножны, он остановился в довольно комичной позе, точно собирался обнажить свое оружие… Нетрудно было догадаться, что перед нами стоит сам хорасанский вали, его высочество принц Мамад-Таги-Мирза, родной брат шаха, носящий титул Рукнуд-Довле [Опора государства]. Мы остановились в нескольких шагах. Генерал подошел к нему.
Рукн-уд-Доуле, губернатор Хорасана
- Имею счастие представиться вашему высочеству, - произнес он, - начальник и командующий войсками Закаспийской области генерал-лейтенант Комаров.
- Добро пожаловали, - ответил принц, протягивая руку и приглашая садиться. - Очень рад случаю с вами познакомиться… Как здоровье вашего превосходительства, как вам ездилось в наших пределах?
Опускаясь при этом в кресло, движением руки он указал на два стула и нашим штаб-офицерам…
Аудиенция продолжалась около часа. Сначала были высказаны с обеих сторон надежды и пожелания, чтобы личное знакомство двух пограничных властей послужило в пользу управляемых ими стран, к устранению нередко возникающих недоразумений и тем самым к скреплению дружбы, издавна существующей между Россией и Персией. После такого пролога на сцену явились чай в крошечных рюмках и кальян для принца; генералу подали папиросы, за неимением настоящих, кем-то скрученные из почтовой бумаги наподобие солдатских «цигарок». Подавая и принимая все это, прислуга отвешивала каждый раз глубокие поклоны и затем пятилась назад, не оборачиваясь спиною к принцу. Дальнейший разговор принял характер частной беседы. Принц весьма усердно расспрашивал о коронационных празднествах и вообще о последних событиях европейской жизни. В итоге он обнаружил себя человеком, хотя и не вкусившим от благ европейской цивилизации, но весьма разумным и интересующимся. Между прочим, он недавно читал в персидской Рузнаме [вестник, газета] о каких-то злоумышленниках, собиравшихся взорвать весь Лондон. Зашла поэтому речь о социалистах.
- Эти канальи есть и у нас, - заметил принц. - Лет 30 тому назад здесь образовалась целая секта последователей какого-то шарлатана, Баба, который отвергал мусульманство, проповедовал равенство людей и тому подобный вздор. Тогда же, по приказанию шаха, в короткое время перебили более 700 последователей этого учения. Но они есть и в настоящее время, хотя скрываются…
Казнь бабистов (левый рис.). Казнь Баба (правый рис.)
Казармы в Табризе. Место казни Баба обозначено крестом. [Алиханов-Аварский в своей книге допустил неточность, указав, что казнь произведена батальоном русских дезертиров на персидской службе под командованием Самсон-хана (Самсон Яковлевич Макинцев, бывший вахмистр Нижегородского драгунского полка). На самом же деле в казни участвовал армянский полк под командованием другого дезертира - Сам-хана Ильхани, также известного как Сам-хан (Самсам-хан) Урус. Согласно бахаистскому преданию, Сам-хан обратился к пророку со словами, что он христианин и не желает Бабу зла, и попросил избавить его от пролития крови, если Баб действительно тот, за кого он себя выдает. На что получил ответ: «Выполняй приказ, и если помыслы твои чисты, во власти Всемогущего освободить тебя от затруднения». Баба подвесили к стене казармы на веревке, закрепленной на гвозде; рядом с ним был подвешен один из его последователей, Анис. 750 солдат Урмийского армянского полка, выстроенные в 3 ряда, произвели залпы. Когда дым рассеялся, все увидели, что Анис стоит на земле (пули лишь перебили веревку), сам же пророк исчез. Невредимого Баба нашли за беседой с одним из сподвижников в своей камере - той самой, к наружной стене которой он был подвешен. Сам-хан отказался проводить расстрел повторно, и казнь завершили солдаты другого подразделения - полка Агаджан-хана Хамзи].
________________
… После аудиенции тем же порядком мы вернулись в свой лагерь. По пути мирахур передал генералу извинение принца, что он не мог принять нас в парадном мундире и в орденах, так как они еще не получены из Мешеда. Это удовольствие он нам доставит при первой возможности…
Другие отрывки из произведений М. Алиханова-Аварского, опубликованные в журнале:
Поход в Хиву (кавказских отрядов). 1873. Степь и оазис
Из «Похода в Хиву» Алиханова-Аварского
В гостях у шаха. Очерки Персии
Рассказ старого аламана
Курдские деревни Хорасана
Угощение по-персидски