Глава 4. Дальний путь стелется
(Начало - здесь)
Лес, вначале робкий и редкий, понемногу смелел, становился все выше, все гуще, все глуше, кое-где ветви деревьев переплетались над головой. То справа, то слева в чаще что-то шевелилось, шуршало, топотало. Звенела мошкара, и Бахахи лопал ее прямо на ходу - они шли уже достаточно долго, от завтрака давно остались лишь воспоминания.
- Приношу свои извинения, - говорил каждый раз Бахахи, обирая с морды крылышки и хитиновую шелуху. - Это очень вкусно, не мог удержаться.
- Здесь вокруг много живого мяса, с голоду не пропадешь, - язвительно отвечал Иван.
Влез в разговор и Железный Генрих, хвастая, в том числе, и успехами в произношении:
- Я могу трое суток, не останавливаясь, гнать оленя через бурелом, настигнуть и повалить на землю, схватив за рога. Голыми руками, хитрость против хитрости, разум против инстинкта, сила против силы! Так мы охотились с егерем Адольфом…
- Недурно было бы здесь заблудиться, - перебил его, чтоб не заносился высоко, Иван. - Провести бы годик-другой, скитаясь. Завел бы я себе приятеля - волка какого-нибудь, к примеру, ходили бы мы с ним на охоту, беседовали бы...
- Надоело бы, в конце концов, - ревниво возразил Бахахи.
Шагах в двадцати впереди кто-то приземистый и темный, пригнувшись, перебежал дорогу.
- С вёдрами, - огорчился Иван. - Дурная примета, дороги не будет.
- Вроде, не баба, - опять возразил Бахахи. - И не с пустыми - видел, как его скрючило-то?
Они остановились, прислушиваясь. Где-то в глубине чащи раздавался монотонный глухой рокот. Почва под ногами начала вздрагивать. В лесу стоял шум и треск.
Через минуту оно появилось - огромное, белое и совсем-совсем горячее. Не мчалось, не катилось - перло, тупое и опасное, оставляя за собой хвост раскаленной духоты.
- Задавит! - квакнул Бахахи в прыжке, сигая в кусты.
Генрих ломанулся за ним.
Один Иван застыл в изумлении посередь дороги, узнавая и не веря.
И быть бы ему задавиму.
Но тут снова выметнулся на дорогу давешний, с ведрами, рванулся наперерез, лихо выплеснул одно за другим прямо туда, в жар и пламень, а сам упал, закрывая голову руками, с воплем:
- Вспышка прямо! Ложись, дурень!
Иван послушно шлёпнулся наземь, и в этот момент рвануло.
В грохоте и треске поднялся столб густого пара, с визгом пронеслись по воздуху какие-то чугунки, рядом с Иваном воткнулся и закачался ухват.
Когда все утихло, Иван встал, отряхнул золу и известку, как мог, и пошел туда, где возле груды битого кирпича так же чистился и отплевывался его спаситель.
- Гой ты еси, добрый молодец? - вежливо спросил Иван.
- Да и ты тоже, как я погляжу, - согласился тот.
- Иван, - представился Иван и протянул руку. - Царский сын.
- Умеля, - ответил тот пожатием. - Аналогично.
- Твоя была? - спросил Иван, кивнув на обломки.
- Не, - замотал головой Умеля. - Папина еще. Наследие старого режима.
И с интересом посмотрел через плечо Ивана на подошедшего Бахахи.
Иван оглянулся и поспешил объяснить:
- Это со мной, ты не удивляйся. Бахахи, король…
- Ишь ты! - не удивился Умеля. - Бывает.
И пожимая зеленую лапу, назвался:
- Умельян Емельянович, сын здешнего царя, ныне покойного Емельяна Первого. Единственный, про причине неимоверной лени папаши.
- Так вы, выходит, сами царь, раз батюшка ваш теперь помер, - вежливо поправил его Бахахи.
- Ага, - согласился Умеля. - Только царство-государство моё - тю-тю!
И пнул с досады какой-то глиняный черепок.
- Можно склеить! - с осуждением сказал подоспевший Генрих и подобрал черепок. - Будет снова горшок.
- А это Железный Генрих, - спохватился Иван. - Он у нас на все руки умелец.
Польщенный Генрих церемонно поклонился, а Умеля, кивнув в ответ, посмотрел на него с особым интересом.
- А что ж, все-таки, с царством твоим приключилось? - поинтересовался Иван.
- Долго рассказывать, - махнул рукой Умеля.
- А мы не спешим, - заверил Иван. - Глава, считай, еще только началась, рассказывай! Заодно и перекусить пора.
Железный Генрих уже привычно хлопотал, развязывая мешок со снедью и сооружая из обломков кирпича очажок. Да и у Умели тоже, как выяснилось, с собой было.
И поведал он за неспешной трапезой такую грустную историю падения царства.
- Папаша мой сам-то был роду не царского, из простых, - рассказывал Умеля, с аппетитом обгладывая косточку. - А царство - вместе с рукой дочери прежнего царя, матушкой моей, стало быть, - получил в награду за спасение отечества от иноземных захватчиков. Тогда на нас войной лягушатники пошли…
Умеля покосился на разутые лапы отдыхавшего Бахахи и добавил:
- Я, конечно, извиняюсь, если что не так сказал…
- Ничего, ничего, - поспешил его заверить Бахахи. - Я не из этих, сам их не люблю, проглотов.
Умеля удовлетворенно кивнул и продолжил:
- У принца ихнего причина была - он к матушке сватался, когда она в царевнах ходила, да получил от ворот поворот. Затаил обиду, время выждал, да и пришел с войском мстить. Уже тогда бы царству и конец был, кабы не папаша - он, вишь ты, слово волшебное знал, вот и применил боевую магию в патриотических, ну, и, конечно, в своих личных целях…
- А я ведь, кажись, что-то такое читал… или видел…, - встрял Иван.
- Да запросто, - согласился Умеля. - Про это много потом насочиняли, как водится, добавили героизма. На самом-то деле, жизнь - не кино: трах-тибидох! - и победа. Возможности у папани были не безграничные, у каждого волшебства свои параграфы с закорючками…
- Это верно! - завздыхал Бахахи.
Умеля помолчал, ожидая, не добавит ли он еще что-то. Но тот молчал, и Умеля продолжил:
- Во-вторых, как я уж говорил, ленив папаша был, не охоч до решительных действий. В общем, война долго шла, и разорение царству было немалое. К зиме лягушатники даже столицу нашу заняли - папаша потом, правда, говорил, что это была его специальная военная хитрость такая. Может, и не врал. Потому как тут и настала виктория!
- Зимой? - не поверил Иван.
- Именно что зимой - подтвердил Умеля. - Отец колданул - и все печки из столицы ушли. А какая же в наших краях зима без печки! Лягушатники пробовали кострами греться, да только весь стольный град и спалили. И побрели восвояси. В самый лютый мороз. Вот в этом самом лесу конец им и пришел…
- Заблудились? - догадался Иван.
- Которые заблудились и замерзли, а которых и печками задавило - папаша их вдогонку послал.
- Какая ужасная кончина! Какая жестокость! - ахнул сентиментальный Генрих.
- А не ходи к нам с мечом! - обиделся за папу Умеля, и Генрих отрицательно замотал головой: ни за что, мол.
Помолчали. Иван не вытерпел первым:
- Все равно, не понял - а с царством-то что? Победили же!
- Пиррова победа, - непонятно ответил Умеля. - Хозяйство - в руинах, а народ руками ничего делать не хочет - папаше в рот глядят, чтоб слово волшебное сказал, а ему порой и это лень, не то, чтоб пальцем шевельнуть заради государственных дел…
- Как еще тебя-то сделал! - не сдержался Иван.
- Меня - как надо, - сухо ответил Умеля. - И хорошо, что без волшебного слова. Я сызмальства привык сам все делать. Еще и папины грехи подчищаю.
- Это ты про печку? - опять догадался Иван.
- Про печки, - уточнил Умеля. - Эта, вроде, последняя была. Он ни одной не демобилизовал, так и шлялись здесь с той войны. По привычке сколько подавили - и наших и всяких калик перехожих - страсть! Догонят - хрусть, пополам!..
- Я, конечно, извиняюсь, Умельян Емельяныч… - перебил Бахахи.
- Умеля, - разрешил тот. - Подданные разбежались, царство развалилось, можете даже просто Умелькой кликать.
- Не подумайте, дорогой Умеля, - осторожно продолжил Бахахи. - Не подумайте, что я с умыслом выпытать, но неужели ваш почтенный отец, умирая, не передал вам волшебное слово по наследству?
- Бегал бы я тогда который год тут, боевые печки вручную гасил! - воскликнул Умеля и вдруг залился злыми слезами:
- Помер, змей старый, так и не передал секрет, в могилу утащил, жила рваная!
Генрих за такие слова посмотрел на него неодобрительно, Бахахи о чем-то задумался, а Иван-младший сын, тоже обнесенный наследством, понимающе обнял Умелю, притянул к груди и забормотал, успокаивая:
- Ну, полно горевать! Хороший ты человек, Умеля, и без секрета. Вон какое дело полезное людям сделал - ходи-не хочу теперь по лесу без опаски! А пойдём вместе с нами! Мы будем ведьму искать, ты - печки гасить. Или, наоборот, класть - как уж захочешь…
Умеля прислушался и утёр слезу.
- А на что вам ведьма? - заинтересованно спросил он.
Бахахи с Генрихом переглянулись и оба собрались что-то сказать, но Иван не дал им, обрадовавшись, что понравившийся ему Умеля уже готов согласиться:
- По дороге расскажем, - заторопил он его. - Путь нам неблизкий.
- И всё пешком? - засомневался Умеля. - Эх, кабы нам…
- Лошадку, хоть одну? Хорошо бы, конечно, - согласился Иван.
- А пойдём-ка, покажу чего! - решительно сказал Умеля, загадочно добавив: - Только оно не работает.
И потащил Ивана за руку на опушку леса.
- А позволено ли мне будет узнать, как здоровье вашей матушки, вдовствующей царицы? - догнав их, поинтересовался Бахахи.
- А её змей унёс, - беспечно отвечал Умеля.
- Змей? Который папаша ваш? - не понял Бахахи.
- Нет, другой. Про папашу я фигурально выразился, - объяснил Умеля. - А этот настоящий - Горыныч.
- А ты чего же? - вскричал Иван. - Её же спасать надо!
- Думаешь? - с сомнением переспросил Умеля. - Ну, заедем, коли так, посмотрим на месте. Но, по-моему, ей там нравится. Горыныч - мужик неплохой, работящий, в отличие от папани. Мы с ним иногда вместе мастерим чего-нибудь, он по огненному делу мне много чего советовал. Вот, глядите! Пришли.
Иван глянул и попятился назад в лес:
- Ещё одна, недобитая!
- Сейчас сбегаю к ручью, - засуетился, грохоча ведром, Железный Генрих.
- Не надо! - засмеялся Умеля. - Это моя, ручной работы, никакой магии.
И повёл всех вокруг огромной печки странной конструкции, объясняя и показывая:
- Еще малолеткой мечтал: вырасту - сделаю ездовую печку без волшебного слова, на одной технике. Вот, колеса приделал, сзади - телега для дров, а внутре у ней.. - Умеля распахнул одну заслонку - оттуда дохнуло раскаленным жаром, распахнул другую - за которой нечто ходило ходуном, постукивая и полязгивая.
-…Трубу вот приделали с Горынычем, гудок со свистком я сам придумал, - похвастал Умеля и дёрнул за веревочку.
У всех зазвенело в ушах, Бахахи подпрыгнул, а Иван присел, в лесу посыпались сухие сучья с деревьев, взлетела целая стая ворон, рядом с Генрихом с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами.
- Да уж - свистнуто, так свистнуто! - уважительно сказал Иван, выпрямляясь.
Умеля покраснел от гордости, но тут же вздохнул и развел руками:
- Но не едет…
Железный Генрих, деловито разглядывая незадачливый механизм, еще раз обошел вокруг, попинал зачем-то здоровенные железные колеса, посмотрел, задрав голову, на высоченную красную трубу, пошевелил губами, высчитывая что-то на пальцах… А потом решительно вскарабкался по влазням, загрохотал там, отломал и сбросил вниз раструб, еще какие-то железные коленца.
- Либер Умеля! - торжественно объявил он, спрыгнув и вытирая руки тряпицей: - У вас вкралась в расчёты небольшая ошибка, и весь пар уходил в свисток. Попробуйте теперь.
Умеля, глянув недоверчиво, залез сам, подергал вьюшку, навалился на деревянную рукоятку, которую Иван поначалу принял за торчащий ухват.
- Пшшш! - зашипела печь, пыхнула, дёрнулась…
- Ура! Заработало! - заорал Умеля. - Поехали!
И все, толкаясь локтями, полезли на полати.
***
Когда печь, дымя и посвистывая, скрылась за дальним косогором, из леса вышел Некто, посмотрел ей вслед и подумал: «Что-то слишком длинно получается… Может, вот так сделать: «...Они и не знали, что впереди их ждал скорый и счастливый конец. Конец.»?..»
Нет, не конец ещё! Вот продолжение
Лес, вначале робкий и редкий, понемногу смелел, становился все выше, все гуще, все глуше, кое-где ветви деревьев переплетались над головой. То справа, то слева в чаще что-то шевелилось, шуршало, топотало. Звенела мошкара, и Бахахи лопал ее прямо на ходу - они шли уже достаточно долго, от завтрака давно остались лишь воспоминания.
- Приношу свои извинения, - говорил каждый раз Бахахи, обирая с морды крылышки и хитиновую шелуху. - Это очень вкусно, не мог удержаться.
- Здесь вокруг много живого мяса, с голоду не пропадешь, - язвительно отвечал Иван.
Влез в разговор и Железный Генрих, хвастая, в том числе, и успехами в произношении:
- Я могу трое суток, не останавливаясь, гнать оленя через бурелом, настигнуть и повалить на землю, схватив за рога. Голыми руками, хитрость против хитрости, разум против инстинкта, сила против силы! Так мы охотились с егерем Адольфом…
- Недурно было бы здесь заблудиться, - перебил его, чтоб не заносился высоко, Иван. - Провести бы годик-другой, скитаясь. Завел бы я себе приятеля - волка какого-нибудь, к примеру, ходили бы мы с ним на охоту, беседовали бы...
- Надоело бы, в конце концов, - ревниво возразил Бахахи.
Шагах в двадцати впереди кто-то приземистый и темный, пригнувшись, перебежал дорогу.
- С вёдрами, - огорчился Иван. - Дурная примета, дороги не будет.
- Вроде, не баба, - опять возразил Бахахи. - И не с пустыми - видел, как его скрючило-то?
Они остановились, прислушиваясь. Где-то в глубине чащи раздавался монотонный глухой рокот. Почва под ногами начала вздрагивать. В лесу стоял шум и треск.
Через минуту оно появилось - огромное, белое и совсем-совсем горячее. Не мчалось, не катилось - перло, тупое и опасное, оставляя за собой хвост раскаленной духоты.
- Задавит! - квакнул Бахахи в прыжке, сигая в кусты.
Генрих ломанулся за ним.
Один Иван застыл в изумлении посередь дороги, узнавая и не веря.
И быть бы ему задавиму.
Но тут снова выметнулся на дорогу давешний, с ведрами, рванулся наперерез, лихо выплеснул одно за другим прямо туда, в жар и пламень, а сам упал, закрывая голову руками, с воплем:
- Вспышка прямо! Ложись, дурень!
Иван послушно шлёпнулся наземь, и в этот момент рвануло.
В грохоте и треске поднялся столб густого пара, с визгом пронеслись по воздуху какие-то чугунки, рядом с Иваном воткнулся и закачался ухват.
Когда все утихло, Иван встал, отряхнул золу и известку, как мог, и пошел туда, где возле груды битого кирпича так же чистился и отплевывался его спаситель.
- Гой ты еси, добрый молодец? - вежливо спросил Иван.
- Да и ты тоже, как я погляжу, - согласился тот.
- Иван, - представился Иван и протянул руку. - Царский сын.
- Умеля, - ответил тот пожатием. - Аналогично.
- Твоя была? - спросил Иван, кивнув на обломки.
- Не, - замотал головой Умеля. - Папина еще. Наследие старого режима.
И с интересом посмотрел через плечо Ивана на подошедшего Бахахи.
Иван оглянулся и поспешил объяснить:
- Это со мной, ты не удивляйся. Бахахи, король…
- Ишь ты! - не удивился Умеля. - Бывает.
И пожимая зеленую лапу, назвался:
- Умельян Емельянович, сын здешнего царя, ныне покойного Емельяна Первого. Единственный, про причине неимоверной лени папаши.
- Так вы, выходит, сами царь, раз батюшка ваш теперь помер, - вежливо поправил его Бахахи.
- Ага, - согласился Умеля. - Только царство-государство моё - тю-тю!
И пнул с досады какой-то глиняный черепок.
- Можно склеить! - с осуждением сказал подоспевший Генрих и подобрал черепок. - Будет снова горшок.
- А это Железный Генрих, - спохватился Иван. - Он у нас на все руки умелец.
Польщенный Генрих церемонно поклонился, а Умеля, кивнув в ответ, посмотрел на него с особым интересом.
- А что ж, все-таки, с царством твоим приключилось? - поинтересовался Иван.
- Долго рассказывать, - махнул рукой Умеля.
- А мы не спешим, - заверил Иван. - Глава, считай, еще только началась, рассказывай! Заодно и перекусить пора.
Железный Генрих уже привычно хлопотал, развязывая мешок со снедью и сооружая из обломков кирпича очажок. Да и у Умели тоже, как выяснилось, с собой было.
И поведал он за неспешной трапезой такую грустную историю падения царства.
- Папаша мой сам-то был роду не царского, из простых, - рассказывал Умеля, с аппетитом обгладывая косточку. - А царство - вместе с рукой дочери прежнего царя, матушкой моей, стало быть, - получил в награду за спасение отечества от иноземных захватчиков. Тогда на нас войной лягушатники пошли…
Умеля покосился на разутые лапы отдыхавшего Бахахи и добавил:
- Я, конечно, извиняюсь, если что не так сказал…
- Ничего, ничего, - поспешил его заверить Бахахи. - Я не из этих, сам их не люблю, проглотов.
Умеля удовлетворенно кивнул и продолжил:
- У принца ихнего причина была - он к матушке сватался, когда она в царевнах ходила, да получил от ворот поворот. Затаил обиду, время выждал, да и пришел с войском мстить. Уже тогда бы царству и конец был, кабы не папаша - он, вишь ты, слово волшебное знал, вот и применил боевую магию в патриотических, ну, и, конечно, в своих личных целях…
- А я ведь, кажись, что-то такое читал… или видел…, - встрял Иван.
- Да запросто, - согласился Умеля. - Про это много потом насочиняли, как водится, добавили героизма. На самом-то деле, жизнь - не кино: трах-тибидох! - и победа. Возможности у папани были не безграничные, у каждого волшебства свои параграфы с закорючками…
- Это верно! - завздыхал Бахахи.
Умеля помолчал, ожидая, не добавит ли он еще что-то. Но тот молчал, и Умеля продолжил:
- Во-вторых, как я уж говорил, ленив папаша был, не охоч до решительных действий. В общем, война долго шла, и разорение царству было немалое. К зиме лягушатники даже столицу нашу заняли - папаша потом, правда, говорил, что это была его специальная военная хитрость такая. Может, и не врал. Потому как тут и настала виктория!
- Зимой? - не поверил Иван.
- Именно что зимой - подтвердил Умеля. - Отец колданул - и все печки из столицы ушли. А какая же в наших краях зима без печки! Лягушатники пробовали кострами греться, да только весь стольный град и спалили. И побрели восвояси. В самый лютый мороз. Вот в этом самом лесу конец им и пришел…
- Заблудились? - догадался Иван.
- Которые заблудились и замерзли, а которых и печками задавило - папаша их вдогонку послал.
- Какая ужасная кончина! Какая жестокость! - ахнул сентиментальный Генрих.
- А не ходи к нам с мечом! - обиделся за папу Умеля, и Генрих отрицательно замотал головой: ни за что, мол.
Помолчали. Иван не вытерпел первым:
- Все равно, не понял - а с царством-то что? Победили же!
- Пиррова победа, - непонятно ответил Умеля. - Хозяйство - в руинах, а народ руками ничего делать не хочет - папаше в рот глядят, чтоб слово волшебное сказал, а ему порой и это лень, не то, чтоб пальцем шевельнуть заради государственных дел…
- Как еще тебя-то сделал! - не сдержался Иван.
- Меня - как надо, - сухо ответил Умеля. - И хорошо, что без волшебного слова. Я сызмальства привык сам все делать. Еще и папины грехи подчищаю.
- Это ты про печку? - опять догадался Иван.
- Про печки, - уточнил Умеля. - Эта, вроде, последняя была. Он ни одной не демобилизовал, так и шлялись здесь с той войны. По привычке сколько подавили - и наших и всяких калик перехожих - страсть! Догонят - хрусть, пополам!..
- Я, конечно, извиняюсь, Умельян Емельяныч… - перебил Бахахи.
- Умеля, - разрешил тот. - Подданные разбежались, царство развалилось, можете даже просто Умелькой кликать.
- Не подумайте, дорогой Умеля, - осторожно продолжил Бахахи. - Не подумайте, что я с умыслом выпытать, но неужели ваш почтенный отец, умирая, не передал вам волшебное слово по наследству?
- Бегал бы я тогда который год тут, боевые печки вручную гасил! - воскликнул Умеля и вдруг залился злыми слезами:
- Помер, змей старый, так и не передал секрет, в могилу утащил, жила рваная!
Генрих за такие слова посмотрел на него неодобрительно, Бахахи о чем-то задумался, а Иван-младший сын, тоже обнесенный наследством, понимающе обнял Умелю, притянул к груди и забормотал, успокаивая:
- Ну, полно горевать! Хороший ты человек, Умеля, и без секрета. Вон какое дело полезное людям сделал - ходи-не хочу теперь по лесу без опаски! А пойдём вместе с нами! Мы будем ведьму искать, ты - печки гасить. Или, наоборот, класть - как уж захочешь…
Умеля прислушался и утёр слезу.
- А на что вам ведьма? - заинтересованно спросил он.
Бахахи с Генрихом переглянулись и оба собрались что-то сказать, но Иван не дал им, обрадовавшись, что понравившийся ему Умеля уже готов согласиться:
- По дороге расскажем, - заторопил он его. - Путь нам неблизкий.
- И всё пешком? - засомневался Умеля. - Эх, кабы нам…
- Лошадку, хоть одну? Хорошо бы, конечно, - согласился Иван.
- А пойдём-ка, покажу чего! - решительно сказал Умеля, загадочно добавив: - Только оно не работает.
И потащил Ивана за руку на опушку леса.
- А позволено ли мне будет узнать, как здоровье вашей матушки, вдовствующей царицы? - догнав их, поинтересовался Бахахи.
- А её змей унёс, - беспечно отвечал Умеля.
- Змей? Который папаша ваш? - не понял Бахахи.
- Нет, другой. Про папашу я фигурально выразился, - объяснил Умеля. - А этот настоящий - Горыныч.
- А ты чего же? - вскричал Иван. - Её же спасать надо!
- Думаешь? - с сомнением переспросил Умеля. - Ну, заедем, коли так, посмотрим на месте. Но, по-моему, ей там нравится. Горыныч - мужик неплохой, работящий, в отличие от папани. Мы с ним иногда вместе мастерим чего-нибудь, он по огненному делу мне много чего советовал. Вот, глядите! Пришли.
Иван глянул и попятился назад в лес:
- Ещё одна, недобитая!
- Сейчас сбегаю к ручью, - засуетился, грохоча ведром, Железный Генрих.
- Не надо! - засмеялся Умеля. - Это моя, ручной работы, никакой магии.
И повёл всех вокруг огромной печки странной конструкции, объясняя и показывая:
- Еще малолеткой мечтал: вырасту - сделаю ездовую печку без волшебного слова, на одной технике. Вот, колеса приделал, сзади - телега для дров, а внутре у ней.. - Умеля распахнул одну заслонку - оттуда дохнуло раскаленным жаром, распахнул другую - за которой нечто ходило ходуном, постукивая и полязгивая.
-…Трубу вот приделали с Горынычем, гудок со свистком я сам придумал, - похвастал Умеля и дёрнул за веревочку.
У всех зазвенело в ушах, Бахахи подпрыгнул, а Иван присел, в лесу посыпались сухие сучья с деревьев, взлетела целая стая ворон, рядом с Генрихом с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами.
- Да уж - свистнуто, так свистнуто! - уважительно сказал Иван, выпрямляясь.
Умеля покраснел от гордости, но тут же вздохнул и развел руками:
- Но не едет…
Железный Генрих, деловито разглядывая незадачливый механизм, еще раз обошел вокруг, попинал зачем-то здоровенные железные колеса, посмотрел, задрав голову, на высоченную красную трубу, пошевелил губами, высчитывая что-то на пальцах… А потом решительно вскарабкался по влазням, загрохотал там, отломал и сбросил вниз раструб, еще какие-то железные коленца.
- Либер Умеля! - торжественно объявил он, спрыгнув и вытирая руки тряпицей: - У вас вкралась в расчёты небольшая ошибка, и весь пар уходил в свисток. Попробуйте теперь.
Умеля, глянув недоверчиво, залез сам, подергал вьюшку, навалился на деревянную рукоятку, которую Иван поначалу принял за торчащий ухват.
- Пшшш! - зашипела печь, пыхнула, дёрнулась…
- Ура! Заработало! - заорал Умеля. - Поехали!
И все, толкаясь локтями, полезли на полати.
***
Когда печь, дымя и посвистывая, скрылась за дальним косогором, из леса вышел Некто, посмотрел ей вслед и подумал: «Что-то слишком длинно получается… Может, вот так сделать: «...Они и не знали, что впереди их ждал скорый и счастливый конец. Конец.»?..»
Нет, не конец ещё! Вот продолжение