Герман Буль - одиночка поневоле. Нанга-Парбат, штурм. (3)
Назад.
Участники экспедиции на могиле Дрекселя (альпинист, умерший в 1934 г.) клянутся приложить все усилия для успеха экспедиции, быть верным товарищем и работать на команду.
Ашенбреннер, который по договору с руководством поехал в экспедицию не на весь срок (что странно для руководителя непосредственно восхождением) решил перед тем, как покинуть Нанга-Парбат, подняться в Четвёртый Лагерь. И ему удается это сделать и даже не в одиночку, а с несколькими носильщиками. После этого он спускается на Базу, передав руководство штурмовой группой Фрауэнбергеру.
Наивные 50-е. Мало того, что никто ещё не знает, что курить вредно, так ещё режиссёр спокойно показывает это безобразие в кино о великом спортивном достижении.
Отто Кемптер отмечает успех британских коллег на Эвересте. Видимо, про то, что и пиво вредно, тогда тоже не знали.
Очень жизнеутверждающий кадр. Кстати, вопрос "можно ли есть сало в горах?" долгое время был предметом нешуточной дискусии в советском альпинизме.
Погода опять портится, идёт снег, барометр падает, что вызывает у руководителя законые подозрения - уж не муссон ли пришёл раньше времени? Но уйти с Горы не сделав попытки восхождения, невозможно, и 28 июня из Четвёртого Лагеря наверх выходят, как их называет Херрлигкоффер, молодые - Буль, Кемптер, Кёлленшпергер - под руководством Фрауэнбергера. Куно Райнир, который мог бы составить им компанию, лежит в Базовом Лагере с подозрением на тромбофлебит. План прост: все поднимаются к Голове Мавра, откуда самая сильная связка - Буль и Кемптер - делают попытку штурма, остальные осуществляют поддержку. Но погода не пускает их наверх, и буквально в нескольких десятках метров от места Лагеря Пять они поворачивают обратно. Буль считает, что надо идти вперёд - они уже рядом, а Кёлленшпергер и Фрауэнбергер успеют спуститься до темноты, они же пойдут уже без груза. Но остальные непреклонны. Буль, хотя и не устраивает дискуссий в пургу на высоте 7 тысяч метров, но внутри он весь кипит - они отступили буквально в двух шагах. При этом спуск с тяжёлыми рюкзаками непрост и опасен.
На следующий день погода портится окончательно и соответственно её ухудшению падает и моральный дух штурмовой группы. Только Буль говорит о каком-либо движении наверх, но даже он уже ставит целью не вершину, а, как он говорит, «цель престижа» - предвершину или хотя бы Серебряное Седло.
В Третьем Лагере они застают только Ганса Эртля, остальные спустились на Базу для отдыха. Эртль пытается подбодрить товарищей - даже если начался муссон, всё равно есть шанс поймать окно приличной погоды. Много лет назад, когда Эртль был в Каракоруме в экспедиции великого Гюнтера Оскара Диренфурта, они именно так и сделали. Также он сообщил товарищам, что два дня назад Ашенбреннер увел вниз всех портеров.
Фрауэнбергер выясняет отношения с руководством посредством "Телефункена"
А носили этот "Телефункен" вот так.
Надо сказать, что роль ветерана Горы, участника экспедиций 1932 и 1934 г.г. Петера Ашенбреннера осталась непонятной. До начала экспедиции, ещё в Инсбруке, он, после продолжительных дискуссий с ещё одним ветераном - Эрвином Шнайдером - составил план штурма Горы. Потом, уже на Горе, он этот план откорректировал и представил руководству и членам экспедиции. Заметим, что альпинисты, составляющие в тот момент ядро восходительского состава - Буль, Кемптер, Фрауэнбергер, Райнир и Колленшпергер - уже прокладывали путь наверх. Судя по некоторым косвенным данным, их не особенно волновал какой-то там план, они видели цель и чувствовали в себе силы и желание этой цели достичь. Волновали их погода, состояние носильщиков и собственное самочувствие. И, разумеется, насколько активно снизу подносят всё необходимое для дальнейшего штурма. А с этим, как считали альпинисты, к Ашенбреннеру было немало вопросов. Его спуск и предполагаемый отъезд тоже вызвал массу недоумения - зачем вообще тогда было приезжать на Гору, если надо уезжать в тот самый момент, когда начинается самое главное?
Траверс Ракиот-пика.
На следующий день из Базового Лагеря на связь выходит Ашенбреннер, который сообщает, что покидает экспедицию, а также передаёт приказ руководства о спуске на Базу. И Ашенбреннер и Херрлигкоффер настаивают на том, что альпинистам необходим отдых и восстановление. Альпинисты в свою очередь недоумевают, почему их хотят лишить последнего шанса на успешное восхождение? При этом ещё несколько дней назад Ашенбреннер утверждал, что на высоте альпинисты штурмовой группы могут принимать решения самостоятельно. Сейчас же Петер настаивал на том, что он разработал новый план, согласно которому и необходимо действовать, на просьбу изложить план по радио ответил отрицательно.
Альпинисты спускаться не хотели: они хорошо акклиматизированы, они в отличной форме, они замечательно отдохнут и отъедятся в Третьем Лагере. К тому же, сверху погода смотрится гораздо лучше, чем снизу, поскольку плотная облачность как раз спускается от Третьего Лагеря к Базовому. Кемптер откровенно заявил, что если он спустится вниз, то не уверен, что у него будут силы подняться сюда опять, да и жаль терять столько времени. Штурмовая группа единогласно решила не выполнять приказ руководства, а выйти наверх при первой же возможности.
Но Херрлигкоффер опасается, что снегопад - это уже начало муссона, а не просто локальное ухудшение погоды, и выяснять так ли это лучше всё-таки внизу. Но вниз пошёл только Кёлленшпергер, которого мучила сильная зубная боль. Остальные, включая кинооператора Ганса Эртля - большого энтузиаста восхождения, готового делать всё для поддержки штурмовой группы - решила подождать ещё день-другой, посмотреть, что будет с погодой, тем более, что наметилась небольшая тенденция к её улучшению.
По изложению Херрлигкоффера, Фрауэнбергеру после долгих радиопереговоров удалось убедить руководство в своей точке зрения, Буль рисует несколько более драматичную картину. Первого июля группа опять выходит наверх. Погода не идеальная, но облачность опускалась ниже в долину, и наверху была вполне приемлемая. Отто Кемптер, который не до конца восстановился, на один день задержался в Третьем Лагере. Чтобы повысить вероятность прохождения носильщиками сложных участков, альпинисты не стали их сильно нагружать, взвалив немало груза на свои плечи.
Из Базового Лагеря поступил очередной приказ на спуск, который альпинисты, разумеется, не выполнили. Этот приказ окончательно уронил авторитет руководства в глазах штурмовой группы и заставил их сомневаться в здравомыслии обитателей Базового Лагеря. Заявление Ашенбреннера о том, что он задерживает уход из экспедиции, а также лишает Фрауэнбергера должности руководителя штурмовой группы и возвращает руководство себе, превратило сомнения в твёрдую уверенность: руководство неадекватно. Разговор уже шёл в довольно жёсткоё манере с использованием, как писал Буль «крепких баварских словечек». Альпинисты недоумевали, они искренне считали, что внизу должны бы по идее только радоваться тому факту, что погода начинает устанавливаться, и появилась наконец-таки возможность беспрепятственно выйти на штурм. Через час была сделана ещё одна попытка вернуть группу, во время которой Эртль намекнул Ауманну (который на этот раз вёл переговоры), что Фауст - это не только поэма Гёте (видимо, имея в виду, что faust по немецки кулак) и прервал связь.
В полдень Эртль и Буль были в Четвёртом. Они оставили груз, взяли верёвку и вышли на обработку траверса к Пятому Лагерю. Им нужно было непременно уговорить носильщиков идти дальше, для этого нужно подготовив путь так, чтобы он показался хунза не очень опасным и сложным.
Фрауэнбергер тем временем поднимался в Четвёртый Лагерь с тремя лучшими носильщиками, за которыми он ухаживал как мог - он надевал и снимал с них кошки, он кипятил им чай, готовил еду, постоянно разговаривал с ними, уговаривал, мотивировал. За свои заботы Вальтер получил у хунза прозвище «Добрый Сагиб». Если получится уговорить этих трёх хунза пройти крутой ледовый траверс к Пятому Лагерю, то успешное восхождение становится делом двух дней приличной погоды. Буль и Эртль спустились с обработки маршрута в Четвёртый Лагерь в семь вечера, уставшие до предела, но довольные - до Головы Мавра путь готов, ступени вырублены, перила провешены, носильщики должны пройти. Кемптер, который восстанавливался в Третьем Лагере, поднялся в Четвёртый к девяти утра - он снова был в хорошей форме. Вальтер Фрауенбергер - католик по вероисповеданию - просил Аллаха об удаче, в основном о здоровье носильщиков. Неизвестно, что помогло больше - молитва или же таблетки от головной боли, но хунза наверх пошли. Затем последовал ставший привычным вызов с Базы с запрещением выхода. Вальтер общался с руководством полчаса и сумел вырвать разрешение на штурм.
К сожалению, кроки, опубликованные в экспедиционном отчёте Херрлигкоффера и автобиографии Буля читаются плохо. Поэтому здесь я ставлю крок из "Fritz Bechtold, Nanga Parbat adventure, John Murray, Albemarle street, London W, 1938 (английский перевод экспедиционной книги Bechtold F, Deutsche am Nanga Parbat, der Angriff, Munchen, 1934)" Там, где обозначен Camp IV - там в 1953 г. был установлен Третий Лагерь. Примерно посередине между Camp VI и Camp VII располагался Пятый Лагерь экспедиции 1953 г. Здесь приведена панорама, сделанная в 1934 г. Лагерь 5 экспедиции 1953 г. располагался в понижении хребта, обозначенного на схеме как "8 - место смерти Мёркля"
По центру видна Голова Мавра. Далее - Серебряное Седло.
Существует некоторое разногласие между изложением событий Германом Булем в собственной автобиографии и тем, как его цитирует Херрлигкоффер в своей книге. В автобиографии Буль утверждает, что портеров было три, и они шли своей связкой, опекаемые Фрауэнбергером. В цитате из книги Херрли гкоффера говорится, что на каждого сагиба пришлось по одному портеру, и для надежности шли в смешанных связках. Сам Херрлигкоффер утверждает, что 2 июля, когда он весь день не отрывался от телескопа в Базовом Лагере, в час дня он насчитал восемь человек на гребне, над ледовой стеной, за траверсом.
Так или иначе, но психологический барьер носильщиков перед ледовой стенкой Ракиот-пика был снят. Они преодолели свой страх и по подготовленному пути без проблем прошли до Пятого Лагеря. Одному носильщику пришлось вернуться, поскольку он был без кошек (их не смогли подобрать на его размер) и не мог работать на крутом льду. Его ношу без лишних жалоб взвалил на себя Фрауэнбергер.
В понижении хребта за Головой Мавра, примерно в том месте где кулуар, разделяющий Ракиот-пик и Серебряное Седло (так называемый Восточный кулуар), выходит на гребень, поставили Пятый Лагерь. Носильщики в сопровождении Эртля и Фрауэнбергера отправились вниз, а Кемптер и Буль начали обустраиваться. Завтра штурм, до вершины было около 1200 метров по вертикали и 6 с половиной километров по горизонтали.
Кемптер и Буль потратили немало усилий, чтобы достаточно надёжно закрепить палатку. Герман предложил взять на себя завтрак и почти сразу залез в мешок, получив согласие Отто. А Кемптер еще довольно долго топил воду, кипятил чай и лёг только в 11. Но он почти с разу заснул, а Буль пролежал почти всю ночь без сна. Герман мысленно прокручивал путь до вершины и размышлял о том, что, конечно бы, ещё один а то и два лагеря было бы в самый раз, но взять их неоткуда, носильщики с трудом дошли до Головы Мавра, на Серебряное Седло ни не пойдут точно. Итак, по словам Ашенбреннера, выход на Серебряное Седло займёт часов пять. Затем выматывающее и длинное вершинное плато, остаётся только надеяться, что снег будет не очень глубоким. Дальнейший путь - спуск в Бацинскую Впадину, подъём по гребню на предвершинное Плечо и выход на вершину оставался неизвестным. Путь не только длинен, он изобилует спусками и подъёмами, смогут ли они, особенно на спуске, вымотанные восхождением, пройти его? Сон не приходил, ветер трепал палатку, было страшно, что ёё сорвёт с гребня. Около полуночи ветер усилился, и Булю пришлось вылезать и дополнительно крепить палатку. Немного погодя ветер ослаб, значит шанс выйти на Гору есть.
Казалось, что прошли годы, пока светящийся циферблат не показал час ночи. Буль начал одеваться, Кемптер лежал без движения. Герман попытался его разбудить, но Отто заявил, что не хочет выходить так рано, и вообще - вчера договаривались на три часа утра. Буль категорически заявил, что пойдёт наверх, независимо от решения Отто. Кемптер в свою очередь сказал, что он, конечно же, тоже пойдёт на штурм, но несколько позже. Тогда Буль, посчитав, что раз ему придётся прокладывать путь, топтать следы и вырубать ступени, то Кемптер его легко догонит. Буль взял немного продуктов, одну флягу, фотоаппарат, тёплый свитер и вышел на гребень.
Герман шёл довольно бодро - всего два вдоха-выдоха на каждый шаг, этот результат его пока устраивал. Луна вышла ненадолго, но всё, что было нужно, Герман наблюдал. В пять утра вышло солнце, и Буль стал свидетелем феерического горного восхода в Гималаях. Потом он посмотрел вниз и увидел где-то у самого основания склона точку - это поднимался Кемптер. По расчетам Германа он был где-то в часе ходьбы от него.
Серебряное Седло казалось очень близко, но понадобилось еще два часа, чтобы его взгляду открылось предвершинное плато, Отто в этот момент только проходил траверс. Ждать его? Но путь длинный, каждая потерянная минута стоит неимоверно дорого. Идти дальше в одиночку - неимоверный риск, но Буль чувствует себя отлично, он хорошо акклиматизирован, он в хорошей форме. Надо идти дальше, ещё неизвестно, какой снег на плато, сколько сил и времени он потратит на то, чтобы проторить путь. Воздух был недвижим, солнце пекло, и теперь Буль уже мечтал поскорее добраться до края плато, чтобы его хоть немного освежил ветер, дувший с южных склонов. Он понимал, что ему, судя по всему, удалось поймать то самое пресловутое окно - небольшой период (буквально день, может два) хорошей погоды. 19 лет назад в этом же самом месте, при точно такой же погоде вверх шли Шнейдер и Ашенбреннер. Они чуть-чуть не дошли до предвершины, и повернули потому, что их отставшие товарищи остановились на ночлег. И уже на следующий день тихая безветренная погода превратилась в кошмар, приведший ко многим смертям. Буль отлично знал историю 34-го года, в том числе лично от выживших участников. Он прекрасно осознавал тот риск, на который шёл, удаляясь по плато всё дальше и дальше от напарника, от Лагеря. Он понимал, во что может в считанные секунды может превратиться ясный и тёплый (даже жаркий) день. Но не менее отчётливо он понимал, что, скорее всего, всё-таки как минимум один день у него есть. Скорее всего, сегодня погода продержится. А это - шанс, и другого уже не будет.
Плато и путь Буля к Предвершине. Предвершина - самая правая на фото. Далее следуют Бацинская Седловина, Плечо и Главная вершина Нанга-Парбат.
В 10 утра Буль подошёл к предвершине, и склон постепенно становился всё круче. Буль упал на снег и долго и тяжело дышал. На Плато ему уже приходилось делать пять вдохов-выдохов на каждый шаг. Прямо перед ним возвышались скалы предвершины, предстояло непростое лазанье. Надо оставить рюкзак - он не тяжёлый, но сейчас каждый грамм давит на плечи неподъёмным грузом. Еда не нужна - всё равно он не может проглотить ни крошки, а бекон, который, не исключено, что и пошёл бы в горло, он сам оставил Отто. А точка на Серебряном Седле - его товарищ по восхождению, который, как надеялся Буль, его рано или поздно догонит - уже долгое время оставалась неподвижной. Буль взял только флажки - тирольский и пакистанский, флягу, фотоаппарат, запасную кассету, и вышел к скалам. Тут он вспомнил, что тёплый свитер, который наверняка пригодится вечером, тоже остался в рюкзаке. Но Герману уже так не хотелось возвращаться те пять или десять шагов, которые он успел пройти, что свитер так и остался в рюкзаке. Ещё один взгляд назад - Отто не сдвинулся с места, ждать его не имеет смысла, надо рассчитывать только на себя.
Аэрофотография, сделанная в 1938 г. во время экспедиции под руководством Пауля Бауэра, и опубликованная в 1939 г. в 1939 г. в Himalayan Jornal.
R - Ракиот-пик
S1 и S2 - Серебряные зубы. На кроке обозначены как SE Peak и NE Peak соответственно. Между ними (на фото - 6 и 7) расположено Серебярное Седло. Что конкретно автор статьи обозначал цифрами 6, 7 и 8 осталось непонятным. Возможно, это либо указания достигнутых высот (экспедиция 1938 г. отступила из-за плогоды, не доходя до Серебряного Седла), либо какие-либо метки, связанные с восхождением 1934 г. и всеми п оследующими событиями.
D - Северная вершина. На кроке обозначена как N. Peak
H.P. - вершинное плато.
С - предвершина. На кроке - Lower Summit.
B - Плечо.
А - Главная Вершина Нанга-Парбат.
Буль пересек снежное ребро и оказался на небольшой седловине всего метрах в 40 от Предвершины. Совсем рядом была гора высотой чуть-чуть выше 8000 метров (по современным данным - 7910 м), она могла стать отличным утешительным призом и для Буля лично и для всей экспедиции. Никто и словом не упрекнул бы Германа за отступление, особенно если бы он записал на свой счёт (и счет всей команды, конечно же) пусть и не основную цель, но новый восьмитысячник. И несомненно, что это восхождение выдвинуло бы Буля в мировую элиту альпинистов-высотников, и в дальнейшем он рассматривался как самый вероятный кандидат в гималайские экспедиции. В 1934 г. Шнейдер и Ашенбреннер немного не дошли до предвершины Нанга-Парбат, а у Буля были практически стопроцентные шансы сделать первый восьмитысячник и без особенных проблем спуститься к палатке. Но Буль не польстился на этот заманчивый приз, и, экономя каждый миллиграмм сил, прошёл чуть ниже Предвершины. Дальше Герман мог идти либо через Диамирскую впадину, либо через Бацинское Седло. Первый путь был проще, но предполагал большую потерю высоты - Буль побоялся, что не сможет потом опять набрать её. Второй путь сложнее, но Буль выбрал именно его - на нём нужно было меньше спускаться и потом, соответственно, подниматься.
Маршрут Германа Буля, наложенный на карту, составленную в 1938 г.
Синий - маршрут Буля.
Зелёный - вариант на спуске с Плеча.
1 - Лагерь 5
2 - Серебряная Седловина
3 - Плато
4 - Предвершина
5 - Бацинская Седловина
6 - Плечо
7 - Главная вершина Нанга-Парбат
8 - Диамирская Седловна
Спуститься на Седло получилось не с первого раза и не без приключений, но в два часа дня Буль находился в глубокой седловине между Предвершинной и Главной вершиной Нанга-Парбата. Почти с восьми тысяч он спустился на 7800, и ему предстояло набирать эти метры опять. Альпинист лежал на снегу и пытался хоть как-то восстановить силы, его мучили голод и жажда, но есть он не мог, а последний глоток воды надо было сохранить как можно дольше. Герман проглотил две таблетки «Первитина» - допинга, широко применяемого в Германии во время Второй Мировой Войны - но какого-либо явного эффекта не ощутил. Тем не менее, он нашёл в себе силы идти дальше, перелез через несколько карнизов и увидел острое скальное ребро, ведущее к предвершинному Плечу. На ребре были собраны все прелести подобного рельефа: глубоки трещины, скальные башни, стенки и карнизы. К тому же все было покрыто снегом и льдом. Подъём давался с большим трудом, после каждой стенки, каждой башни Буль подолгу восстанавливал дыхание. Смотреть на вершину не было никаких сил, поскольку время шло, Герман лез всё дальше, а вершина так и не приближалась.
И Буль твёрдо решил смотреть только на тот кусок гребня, который надо пролезть непосредственно сейчас, не дальше чем на 10-20 метров вперёд. Час шёл за часом, гребень всё не заканчивался, стенка шла за стенкой, трещина за трещиной, башня за башней. Ни на одном из предыдущих маршрутов Буль никогда не подходил так близко к той черте, где силы кончаются совсем. Наконец, после, как казалось Булю, нескольких веков лазания по гребню, показалось Плечо. Гребень становился более простым, но тут путь Булю преградил жандарм. Одного взгляда на него стало достаточно, чтобы понять: в одиночку без верёвки, крючьев и напарника в лоб этот жандарм не пролезть. Булю удалось найти обход, но и там пришлось сделать несколько рискованных движений и пролезть по трещине нависающую скалу. Это было похоже на его рискованные приключения в Доломитах с той лишь разницей, что происходило на высоте почти 8000 метров. И вот, в 6 часов вечера альпинист выходит на Плечо, во фляжке оставался последний глоток боливийского кока-чая, после которого Буль неожиданно почувствовал себя гораздо лучше. Настолько лучше, что смог подняться на ноги и пойти в сторону вершины. На высшую точку Нанга-Парбата, вершину, высотой 8125 метров, на которую мечтало взойти не одно поколение альпинистов, за попытку восхождения на которую заплатили своими жизнями два десятка восходителей и носильщиков, Герман Буль выполз в практически бессознательном состоянии. В лучах заходящего солнца он сфотографировал тирольский флажок, прикреплённый к древку ледоруба. Затем он поменял плёнку в фотоаппарате (в таком состоянии необычайно сложное действие), и сделал ещё несколько снимков с пакистанским флажком.
Солнце всё ближе подходило к горизонту, небо было чистое - без единого облачка, становилось холоднее. Буль повёл на вершине полчаса, пора было спускаться. На вершине он оставил ледоруб с пакистанским флажком, а тирольский забрал с собой в подарок своему клубу. Почему он оставил столь необходимый на спуске предмет снаряжения, он впоследствии не смог объяснить. Но, тем не менее, это произошло, и на спуске Герман мог рассчитывать только на лыжные палки.
Маршрут Буля, нарисованный на фото, сделанной с Диамирской стороны. Я взял это фото здесь, но, скорее всего - первоисточником является обзорная статья в к-л альпинистском журнале годов 70-х.
Как ни странно, но поначалу он почувствовал себя немного бодрее и довольно быстро спустился к Плечу. О том, чтобы опять проходить жандарм и бесконечное скальное ребро, ведущее к Бацинской Седловине, речи не было, он не сможет этого сделать. Поэтому Буль повернул на север и стал достаточно быстро спускаться по ледовому склону, ведущему к Диамирской Впадине. Он намеревался траверсом по снежно-ледовому склону выйти к Бацинской Седловине до наступления ночи, и дальше в при лунном свете пересечь плато, избежав тем самым холодной ночёвки. Вдруг левая нога как-то странно дёрнулась, и Буль с ужасом увидел, что кошка слетела с ноги, и до срыва и смертельного падения оставался в буквальном смысле этого слова один шаг. Буль подобрал кошку, но что дальше? У него, конечно же, нет запасной стропы, да и как закрепить кошку на крутом ледовом склоне, имея в качестве опоры только лыжные палки? Кое-как, выцарапывая подобия ступенек палками, перебираясь от одного снежного гребешка к другому, Буль смог выбраться с ледового склона и вышел в кулуар чуть ниже того самого жандарма, который чуть было не стал непреодолимым препятствием на подъёме. И тут наступила ночь.
Первитин - допинг, нашедший широкое применение в вермахте во время Второй Мировой. Мне не доводилось читать о его дальнейшем применении в высотных восхождениях. Вики утверждает, что впоследствии его исключили из официальной медицины.
В борьбе с кошкой и в попытках не сорваться с ледового склона Буль совсем перестал следить за временем, и темнота стала для него большой неожиданностью. Все надежды на спуск при лунном свете пошли прахом: по плато можно было идти и в почти полной темноте, на скальном гребне это невозможно. Буль даже не смог добраться до более-менее плоского куска скалы, где он мог бы сесть, а может даже и лечь. Несколько метров между ним и такой желанной полочкой были покрыты натёчным льдом, преодоление которого в темноте с одной кошкой - почти стопроцентный путь к смертельному срыву. Там, где его застала ночь, Герман мог только стоять. Удача заключалась уже в том, что он мог поставить две ноги, далеко не везде это можно было сделать. Тёплый свитер лежал в рюкзаке на плато, Булю оставалось только принять несколько таблеток, стимулирующих кровообращение, в надежде, что они спасут его от обморожения и приготовиться к долгому ожиданию. Было 9 часов вечера, и какое-то время Буль продолжал надеяться на то, что в полночь выйдет Луна и он продолжит спуск. Но его надеждам не суждено было сбыться - Луна вышла, но этот участок гребня так и остался в тени. Постепенно холод становился невыносимым, но хотя бы не было ветра. В некоторых книгах (в частности, во втором издании «Покоренных гигантов» П.С. Рототаева) говорится, что ночь была достаточно тёплая (для тех высот, конечно же), температур не опускалась ниже -10°С. Откуда взялась эта информация пока непонятно, поскольку в научном разделе книги Херрлигкоффера указана минимальная температура по региону на июнь-август на высоте 8000 м., она составляет -22°С. С одной стороны, погода в день восхождения Буля действительно стояла идеальная, и -10°С вполне возможная ночная температура. Это подтверждает и тот факт, что Буль, не имеющий тёплой одежды (хотя всё остальное, включая тёплое бельё, у него было высшего по тем временам класса) не получил фатальных обморожений. Но, повторюсь, откуда взялась конкретная цифра - температура в ту самую ночь, которую Буль пережидал недалеко от вершины, мне непонятно. Но в любом случае, независимо от конкретных цифр, ему в ту ночь необычайно повезло, при малейшем изменении погоды в худшую сторону исход был бы кардинально другим. Периодически Буль впадал в забытьё, и, приходя в себя, не мог понять, где он находится. Его не отпускал страх, что, заснув, он может сорваться со своего ненадёжного убежища.
Наконец чуть-чуть развиднелось, и Буль продолжил спуск. И тут - во время спуска по сложному и опасному кулуару на одной кошке - его настигли галлюцинации, ему стало казаться, что он не один, что ещё кто-то идёт рядом и в случае срыва, разумеется, подстрахует. Буль чётко понимал, что он на склоне один, что никого рядом нет, но ощущение не исчезало. Герман по снежно-ледовому кулуару, идя вдоль скал, спускался всё ниже. Наконец, справа показалась Бацинская Седловина, но Буль не стал сворачивать к ней, а пошёл дальше по кулуару. Когда он вышел на снежный склон, ведущий к скалам Предвершины, то понял, что сумел выскочить из смертельных захватов вершинной стены. Но снег был подмороженным, очень твёрдым, и идти дальше с одной кошкой было смертельно опасно. Зато в этом месте можно было сесть и попытаться что-то придумать. Буль отрезал от комбинезона лямку и прикрутил кошку, но получилось не очень - кошка сваливалась каждые 10-20 шагов, приходилось совершать рискованные движения, чтобы вернуть её на место. Когда к полудню Буль вышел к Диамирской впадине - нижней точке в седловине между Северной вершиной и Предвершинной - ему уже пришлось искать снежное укрытие, чтобы немного отдохнуть от палящего солнца в тени. Жажда становилась невыносимой, но пить было нечего уже давно.
Буль обшаривал глазами плато, ведущее к Серебряному Седлу в надежде, что кто-то вышел сюда ему навстречу. Он уже не мог думать ни о чём, кроме питья, кроме жидкости. Он так хотел, чтобы кто-нибудь, принёс ему сюда, на плато хотя бы один-единственный глоток чая… Но на плато никого не было, ему и дальше предстояло выживать в одиночку, и Буль медленно заковылял через плато. Голод становился столь же нестерпимым как и жажда, но еда оставлена в рюкзаке… Кстати, а где лежит рюкзак? Буль так и не смог сконцентрироваться, чтобы вспомнить, где же он оставил свои вещи. Наконец он вышел на свои вчерашние следы, и очевидно, что рюкзак где-то здесь, но где - вверх по следам или вниз?
Буль пошёл вниз, надеясь на лучшее, и ему повезло - очень скоро он наткнулся на свой рюкзак. Единственную еду, которую он в нём отыскал - таблетки глюкозы Декстроэнерген - он с трудом пропихнул в глотку вместе со снегом. Наступило облегчение, но ненадолго, жажда и голод очень скоро вернулись. Съеденный снег отнял последние остатки сил, и дальнейший путь через плато превратился в пытку. Буль падал буквально каждые пару метров, если бы не лыжные палки, он уже не смог бы вставать и идти дальше. Когда до края Седла оставалось пара сотен метров, в самой нижней точке плато, Буль попал в зону высоченных застругов, он никак не мог их обойти, у него не хватало сил, чтобы через них продраться. И тут он вспоминает, что у него осталось несколько таблеток Первитина. Вдруг это т допинг сможет мобилизовать самые что ни на есть последние резервы организма? Вдруг это всё-таки шанс спуститься к палатке? Вдруг это шанс выжить, ведь вторую холодную ночёвку Буль уже не переживёт. Полшестого Герман переваливает край Седла видит палатку. Да, он сегодня уже видел свой лагерь оттуда, с восьми тысяч метров, но тогда это казалось сущим издевательством. Сейчас же это был знак того, что он выжил, теперь Буль знал это наверняка.
Следы отлично сохранились, и Герман без приключений спустился на гребень, на гребне отваливается в очередной раз кошка, но он даже не подбирает её, и вот ему навстречу выходит Ганс Эртль, вот они подходят к палатке, где их ждёт Вальтер Фрауэнбергер - одиночное восхождение, длившееся 41 час, закончено.
Читать дальше.
Оглавление
Участники экспедиции на могиле Дрекселя (альпинист, умерший в 1934 г.) клянутся приложить все усилия для успеха экспедиции, быть верным товарищем и работать на команду.
Ашенбреннер, который по договору с руководством поехал в экспедицию не на весь срок (что странно для руководителя непосредственно восхождением) решил перед тем, как покинуть Нанга-Парбат, подняться в Четвёртый Лагерь. И ему удается это сделать и даже не в одиночку, а с несколькими носильщиками. После этого он спускается на Базу, передав руководство штурмовой группой Фрауэнбергеру.
Наивные 50-е. Мало того, что никто ещё не знает, что курить вредно, так ещё режиссёр спокойно показывает это безобразие в кино о великом спортивном достижении.
Отто Кемптер отмечает успех британских коллег на Эвересте. Видимо, про то, что и пиво вредно, тогда тоже не знали.
Очень жизнеутверждающий кадр. Кстати, вопрос "можно ли есть сало в горах?" долгое время был предметом нешуточной дискусии в советском альпинизме.
Погода опять портится, идёт снег, барометр падает, что вызывает у руководителя законые подозрения - уж не муссон ли пришёл раньше времени? Но уйти с Горы не сделав попытки восхождения, невозможно, и 28 июня из Четвёртого Лагеря наверх выходят, как их называет Херрлигкоффер, молодые - Буль, Кемптер, Кёлленшпергер - под руководством Фрауэнбергера. Куно Райнир, который мог бы составить им компанию, лежит в Базовом Лагере с подозрением на тромбофлебит. План прост: все поднимаются к Голове Мавра, откуда самая сильная связка - Буль и Кемптер - делают попытку штурма, остальные осуществляют поддержку. Но погода не пускает их наверх, и буквально в нескольких десятках метров от места Лагеря Пять они поворачивают обратно. Буль считает, что надо идти вперёд - они уже рядом, а Кёлленшпергер и Фрауэнбергер успеют спуститься до темноты, они же пойдут уже без груза. Но остальные непреклонны. Буль, хотя и не устраивает дискуссий в пургу на высоте 7 тысяч метров, но внутри он весь кипит - они отступили буквально в двух шагах. При этом спуск с тяжёлыми рюкзаками непрост и опасен.
На следующий день погода портится окончательно и соответственно её ухудшению падает и моральный дух штурмовой группы. Только Буль говорит о каком-либо движении наверх, но даже он уже ставит целью не вершину, а, как он говорит, «цель престижа» - предвершину или хотя бы Серебряное Седло.
В Третьем Лагере они застают только Ганса Эртля, остальные спустились на Базу для отдыха. Эртль пытается подбодрить товарищей - даже если начался муссон, всё равно есть шанс поймать окно приличной погоды. Много лет назад, когда Эртль был в Каракоруме в экспедиции великого Гюнтера Оскара Диренфурта, они именно так и сделали. Также он сообщил товарищам, что два дня назад Ашенбреннер увел вниз всех портеров.
Фрауэнбергер выясняет отношения с руководством посредством "Телефункена"
А носили этот "Телефункен" вот так.
Надо сказать, что роль ветерана Горы, участника экспедиций 1932 и 1934 г.г. Петера Ашенбреннера осталась непонятной. До начала экспедиции, ещё в Инсбруке, он, после продолжительных дискуссий с ещё одним ветераном - Эрвином Шнайдером - составил план штурма Горы. Потом, уже на Горе, он этот план откорректировал и представил руководству и членам экспедиции. Заметим, что альпинисты, составляющие в тот момент ядро восходительского состава - Буль, Кемптер, Фрауэнбергер, Райнир и Колленшпергер - уже прокладывали путь наверх. Судя по некоторым косвенным данным, их не особенно волновал какой-то там план, они видели цель и чувствовали в себе силы и желание этой цели достичь. Волновали их погода, состояние носильщиков и собственное самочувствие. И, разумеется, насколько активно снизу подносят всё необходимое для дальнейшего штурма. А с этим, как считали альпинисты, к Ашенбреннеру было немало вопросов. Его спуск и предполагаемый отъезд тоже вызвал массу недоумения - зачем вообще тогда было приезжать на Гору, если надо уезжать в тот самый момент, когда начинается самое главное?
Траверс Ракиот-пика.
На следующий день из Базового Лагеря на связь выходит Ашенбреннер, который сообщает, что покидает экспедицию, а также передаёт приказ руководства о спуске на Базу. И Ашенбреннер и Херрлигкоффер настаивают на том, что альпинистам необходим отдых и восстановление. Альпинисты в свою очередь недоумевают, почему их хотят лишить последнего шанса на успешное восхождение? При этом ещё несколько дней назад Ашенбреннер утверждал, что на высоте альпинисты штурмовой группы могут принимать решения самостоятельно. Сейчас же Петер настаивал на том, что он разработал новый план, согласно которому и необходимо действовать, на просьбу изложить план по радио ответил отрицательно.
Альпинисты спускаться не хотели: они хорошо акклиматизированы, они в отличной форме, они замечательно отдохнут и отъедятся в Третьем Лагере. К тому же, сверху погода смотрится гораздо лучше, чем снизу, поскольку плотная облачность как раз спускается от Третьего Лагеря к Базовому. Кемптер откровенно заявил, что если он спустится вниз, то не уверен, что у него будут силы подняться сюда опять, да и жаль терять столько времени. Штурмовая группа единогласно решила не выполнять приказ руководства, а выйти наверх при первой же возможности.
Но Херрлигкоффер опасается, что снегопад - это уже начало муссона, а не просто локальное ухудшение погоды, и выяснять так ли это лучше всё-таки внизу. Но вниз пошёл только Кёлленшпергер, которого мучила сильная зубная боль. Остальные, включая кинооператора Ганса Эртля - большого энтузиаста восхождения, готового делать всё для поддержки штурмовой группы - решила подождать ещё день-другой, посмотреть, что будет с погодой, тем более, что наметилась небольшая тенденция к её улучшению.
По изложению Херрлигкоффера, Фрауэнбергеру после долгих радиопереговоров удалось убедить руководство в своей точке зрения, Буль рисует несколько более драматичную картину. Первого июля группа опять выходит наверх. Погода не идеальная, но облачность опускалась ниже в долину, и наверху была вполне приемлемая. Отто Кемптер, который не до конца восстановился, на один день задержался в Третьем Лагере. Чтобы повысить вероятность прохождения носильщиками сложных участков, альпинисты не стали их сильно нагружать, взвалив немало груза на свои плечи.
Из Базового Лагеря поступил очередной приказ на спуск, который альпинисты, разумеется, не выполнили. Этот приказ окончательно уронил авторитет руководства в глазах штурмовой группы и заставил их сомневаться в здравомыслии обитателей Базового Лагеря. Заявление Ашенбреннера о том, что он задерживает уход из экспедиции, а также лишает Фрауэнбергера должности руководителя штурмовой группы и возвращает руководство себе, превратило сомнения в твёрдую уверенность: руководство неадекватно. Разговор уже шёл в довольно жёсткоё манере с использованием, как писал Буль «крепких баварских словечек». Альпинисты недоумевали, они искренне считали, что внизу должны бы по идее только радоваться тому факту, что погода начинает устанавливаться, и появилась наконец-таки возможность беспрепятственно выйти на штурм. Через час была сделана ещё одна попытка вернуть группу, во время которой Эртль намекнул Ауманну (который на этот раз вёл переговоры), что Фауст - это не только поэма Гёте (видимо, имея в виду, что faust по немецки кулак) и прервал связь.
В полдень Эртль и Буль были в Четвёртом. Они оставили груз, взяли верёвку и вышли на обработку траверса к Пятому Лагерю. Им нужно было непременно уговорить носильщиков идти дальше, для этого нужно подготовив путь так, чтобы он показался хунза не очень опасным и сложным.
Фрауэнбергер тем временем поднимался в Четвёртый Лагерь с тремя лучшими носильщиками, за которыми он ухаживал как мог - он надевал и снимал с них кошки, он кипятил им чай, готовил еду, постоянно разговаривал с ними, уговаривал, мотивировал. За свои заботы Вальтер получил у хунза прозвище «Добрый Сагиб». Если получится уговорить этих трёх хунза пройти крутой ледовый траверс к Пятому Лагерю, то успешное восхождение становится делом двух дней приличной погоды. Буль и Эртль спустились с обработки маршрута в Четвёртый Лагерь в семь вечера, уставшие до предела, но довольные - до Головы Мавра путь готов, ступени вырублены, перила провешены, носильщики должны пройти. Кемптер, который восстанавливался в Третьем Лагере, поднялся в Четвёртый к девяти утра - он снова был в хорошей форме. Вальтер Фрауенбергер - католик по вероисповеданию - просил Аллаха об удаче, в основном о здоровье носильщиков. Неизвестно, что помогло больше - молитва или же таблетки от головной боли, но хунза наверх пошли. Затем последовал ставший привычным вызов с Базы с запрещением выхода. Вальтер общался с руководством полчаса и сумел вырвать разрешение на штурм.
К сожалению, кроки, опубликованные в экспедиционном отчёте Херрлигкоффера и автобиографии Буля читаются плохо. Поэтому здесь я ставлю крок из "Fritz Bechtold, Nanga Parbat adventure, John Murray, Albemarle street, London W, 1938 (английский перевод экспедиционной книги Bechtold F, Deutsche am Nanga Parbat, der Angriff, Munchen, 1934)" Там, где обозначен Camp IV - там в 1953 г. был установлен Третий Лагерь. Примерно посередине между Camp VI и Camp VII располагался Пятый Лагерь экспедиции 1953 г. Здесь приведена панорама, сделанная в 1934 г. Лагерь 5 экспедиции 1953 г. располагался в понижении хребта, обозначенного на схеме как "8 - место смерти Мёркля"
По центру видна Голова Мавра. Далее - Серебряное Седло.
Существует некоторое разногласие между изложением событий Германом Булем в собственной автобиографии и тем, как его цитирует Херрлигкоффер в своей книге. В автобиографии Буль утверждает, что портеров было три, и они шли своей связкой, опекаемые Фрауэнбергером. В цитате из книги Херрли гкоффера говорится, что на каждого сагиба пришлось по одному портеру, и для надежности шли в смешанных связках. Сам Херрлигкоффер утверждает, что 2 июля, когда он весь день не отрывался от телескопа в Базовом Лагере, в час дня он насчитал восемь человек на гребне, над ледовой стеной, за траверсом.
Так или иначе, но психологический барьер носильщиков перед ледовой стенкой Ракиот-пика был снят. Они преодолели свой страх и по подготовленному пути без проблем прошли до Пятого Лагеря. Одному носильщику пришлось вернуться, поскольку он был без кошек (их не смогли подобрать на его размер) и не мог работать на крутом льду. Его ношу без лишних жалоб взвалил на себя Фрауэнбергер.
В понижении хребта за Головой Мавра, примерно в том месте где кулуар, разделяющий Ракиот-пик и Серебряное Седло (так называемый Восточный кулуар), выходит на гребень, поставили Пятый Лагерь. Носильщики в сопровождении Эртля и Фрауэнбергера отправились вниз, а Кемптер и Буль начали обустраиваться. Завтра штурм, до вершины было около 1200 метров по вертикали и 6 с половиной километров по горизонтали.
Кемптер и Буль потратили немало усилий, чтобы достаточно надёжно закрепить палатку. Герман предложил взять на себя завтрак и почти сразу залез в мешок, получив согласие Отто. А Кемптер еще довольно долго топил воду, кипятил чай и лёг только в 11. Но он почти с разу заснул, а Буль пролежал почти всю ночь без сна. Герман мысленно прокручивал путь до вершины и размышлял о том, что, конечно бы, ещё один а то и два лагеря было бы в самый раз, но взять их неоткуда, носильщики с трудом дошли до Головы Мавра, на Серебряное Седло ни не пойдут точно. Итак, по словам Ашенбреннера, выход на Серебряное Седло займёт часов пять. Затем выматывающее и длинное вершинное плато, остаётся только надеяться, что снег будет не очень глубоким. Дальнейший путь - спуск в Бацинскую Впадину, подъём по гребню на предвершинное Плечо и выход на вершину оставался неизвестным. Путь не только длинен, он изобилует спусками и подъёмами, смогут ли они, особенно на спуске, вымотанные восхождением, пройти его? Сон не приходил, ветер трепал палатку, было страшно, что ёё сорвёт с гребня. Около полуночи ветер усилился, и Булю пришлось вылезать и дополнительно крепить палатку. Немного погодя ветер ослаб, значит шанс выйти на Гору есть.
Казалось, что прошли годы, пока светящийся циферблат не показал час ночи. Буль начал одеваться, Кемптер лежал без движения. Герман попытался его разбудить, но Отто заявил, что не хочет выходить так рано, и вообще - вчера договаривались на три часа утра. Буль категорически заявил, что пойдёт наверх, независимо от решения Отто. Кемптер в свою очередь сказал, что он, конечно же, тоже пойдёт на штурм, но несколько позже. Тогда Буль, посчитав, что раз ему придётся прокладывать путь, топтать следы и вырубать ступени, то Кемптер его легко догонит. Буль взял немного продуктов, одну флягу, фотоаппарат, тёплый свитер и вышел на гребень.
Герман шёл довольно бодро - всего два вдоха-выдоха на каждый шаг, этот результат его пока устраивал. Луна вышла ненадолго, но всё, что было нужно, Герман наблюдал. В пять утра вышло солнце, и Буль стал свидетелем феерического горного восхода в Гималаях. Потом он посмотрел вниз и увидел где-то у самого основания склона точку - это поднимался Кемптер. По расчетам Германа он был где-то в часе ходьбы от него.
Серебряное Седло казалось очень близко, но понадобилось еще два часа, чтобы его взгляду открылось предвершинное плато, Отто в этот момент только проходил траверс. Ждать его? Но путь длинный, каждая потерянная минута стоит неимоверно дорого. Идти дальше в одиночку - неимоверный риск, но Буль чувствует себя отлично, он хорошо акклиматизирован, он в хорошей форме. Надо идти дальше, ещё неизвестно, какой снег на плато, сколько сил и времени он потратит на то, чтобы проторить путь. Воздух был недвижим, солнце пекло, и теперь Буль уже мечтал поскорее добраться до края плато, чтобы его хоть немного освежил ветер, дувший с южных склонов. Он понимал, что ему, судя по всему, удалось поймать то самое пресловутое окно - небольшой период (буквально день, может два) хорошей погоды. 19 лет назад в этом же самом месте, при точно такой же погоде вверх шли Шнейдер и Ашенбреннер. Они чуть-чуть не дошли до предвершины, и повернули потому, что их отставшие товарищи остановились на ночлег. И уже на следующий день тихая безветренная погода превратилась в кошмар, приведший ко многим смертям. Буль отлично знал историю 34-го года, в том числе лично от выживших участников. Он прекрасно осознавал тот риск, на который шёл, удаляясь по плато всё дальше и дальше от напарника, от Лагеря. Он понимал, во что может в считанные секунды может превратиться ясный и тёплый (даже жаркий) день. Но не менее отчётливо он понимал, что, скорее всего, всё-таки как минимум один день у него есть. Скорее всего, сегодня погода продержится. А это - шанс, и другого уже не будет.
Плато и путь Буля к Предвершине. Предвершина - самая правая на фото. Далее следуют Бацинская Седловина, Плечо и Главная вершина Нанга-Парбат.
В 10 утра Буль подошёл к предвершине, и склон постепенно становился всё круче. Буль упал на снег и долго и тяжело дышал. На Плато ему уже приходилось делать пять вдохов-выдохов на каждый шаг. Прямо перед ним возвышались скалы предвершины, предстояло непростое лазанье. Надо оставить рюкзак - он не тяжёлый, но сейчас каждый грамм давит на плечи неподъёмным грузом. Еда не нужна - всё равно он не может проглотить ни крошки, а бекон, который, не исключено, что и пошёл бы в горло, он сам оставил Отто. А точка на Серебряном Седле - его товарищ по восхождению, который, как надеялся Буль, его рано или поздно догонит - уже долгое время оставалась неподвижной. Буль взял только флажки - тирольский и пакистанский, флягу, фотоаппарат, запасную кассету, и вышел к скалам. Тут он вспомнил, что тёплый свитер, который наверняка пригодится вечером, тоже остался в рюкзаке. Но Герману уже так не хотелось возвращаться те пять или десять шагов, которые он успел пройти, что свитер так и остался в рюкзаке. Ещё один взгляд назад - Отто не сдвинулся с места, ждать его не имеет смысла, надо рассчитывать только на себя.
Аэрофотография, сделанная в 1938 г. во время экспедиции под руководством Пауля Бауэра, и опубликованная в 1939 г. в 1939 г. в Himalayan Jornal.
R - Ракиот-пик
S1 и S2 - Серебряные зубы. На кроке обозначены как SE Peak и NE Peak соответственно. Между ними (на фото - 6 и 7) расположено Серебярное Седло. Что конкретно автор статьи обозначал цифрами 6, 7 и 8 осталось непонятным. Возможно, это либо указания достигнутых высот (экспедиция 1938 г. отступила из-за плогоды, не доходя до Серебряного Седла), либо какие-либо метки, связанные с восхождением 1934 г. и всеми п оследующими событиями.
D - Северная вершина. На кроке обозначена как N. Peak
H.P. - вершинное плато.
С - предвершина. На кроке - Lower Summit.
B - Плечо.
А - Главная Вершина Нанга-Парбат.
Буль пересек снежное ребро и оказался на небольшой седловине всего метрах в 40 от Предвершины. Совсем рядом была гора высотой чуть-чуть выше 8000 метров (по современным данным - 7910 м), она могла стать отличным утешительным призом и для Буля лично и для всей экспедиции. Никто и словом не упрекнул бы Германа за отступление, особенно если бы он записал на свой счёт (и счет всей команды, конечно же) пусть и не основную цель, но новый восьмитысячник. И несомненно, что это восхождение выдвинуло бы Буля в мировую элиту альпинистов-высотников, и в дальнейшем он рассматривался как самый вероятный кандидат в гималайские экспедиции. В 1934 г. Шнейдер и Ашенбреннер немного не дошли до предвершины Нанга-Парбат, а у Буля были практически стопроцентные шансы сделать первый восьмитысячник и без особенных проблем спуститься к палатке. Но Буль не польстился на этот заманчивый приз, и, экономя каждый миллиграмм сил, прошёл чуть ниже Предвершины. Дальше Герман мог идти либо через Диамирскую впадину, либо через Бацинское Седло. Первый путь был проще, но предполагал большую потерю высоты - Буль побоялся, что не сможет потом опять набрать её. Второй путь сложнее, но Буль выбрал именно его - на нём нужно было меньше спускаться и потом, соответственно, подниматься.
Маршрут Германа Буля, наложенный на карту, составленную в 1938 г.
Синий - маршрут Буля.
Зелёный - вариант на спуске с Плеча.
1 - Лагерь 5
2 - Серебряная Седловина
3 - Плато
4 - Предвершина
5 - Бацинская Седловина
6 - Плечо
7 - Главная вершина Нанга-Парбат
8 - Диамирская Седловна
Спуститься на Седло получилось не с первого раза и не без приключений, но в два часа дня Буль находился в глубокой седловине между Предвершинной и Главной вершиной Нанга-Парбата. Почти с восьми тысяч он спустился на 7800, и ему предстояло набирать эти метры опять. Альпинист лежал на снегу и пытался хоть как-то восстановить силы, его мучили голод и жажда, но есть он не мог, а последний глоток воды надо было сохранить как можно дольше. Герман проглотил две таблетки «Первитина» - допинга, широко применяемого в Германии во время Второй Мировой Войны - но какого-либо явного эффекта не ощутил. Тем не менее, он нашёл в себе силы идти дальше, перелез через несколько карнизов и увидел острое скальное ребро, ведущее к предвершинному Плечу. На ребре были собраны все прелести подобного рельефа: глубоки трещины, скальные башни, стенки и карнизы. К тому же все было покрыто снегом и льдом. Подъём давался с большим трудом, после каждой стенки, каждой башни Буль подолгу восстанавливал дыхание. Смотреть на вершину не было никаких сил, поскольку время шло, Герман лез всё дальше, а вершина так и не приближалась.
И Буль твёрдо решил смотреть только на тот кусок гребня, который надо пролезть непосредственно сейчас, не дальше чем на 10-20 метров вперёд. Час шёл за часом, гребень всё не заканчивался, стенка шла за стенкой, трещина за трещиной, башня за башней. Ни на одном из предыдущих маршрутов Буль никогда не подходил так близко к той черте, где силы кончаются совсем. Наконец, после, как казалось Булю, нескольких веков лазания по гребню, показалось Плечо. Гребень становился более простым, но тут путь Булю преградил жандарм. Одного взгляда на него стало достаточно, чтобы понять: в одиночку без верёвки, крючьев и напарника в лоб этот жандарм не пролезть. Булю удалось найти обход, но и там пришлось сделать несколько рискованных движений и пролезть по трещине нависающую скалу. Это было похоже на его рискованные приключения в Доломитах с той лишь разницей, что происходило на высоте почти 8000 метров. И вот, в 6 часов вечера альпинист выходит на Плечо, во фляжке оставался последний глоток боливийского кока-чая, после которого Буль неожиданно почувствовал себя гораздо лучше. Настолько лучше, что смог подняться на ноги и пойти в сторону вершины. На высшую точку Нанга-Парбата, вершину, высотой 8125 метров, на которую мечтало взойти не одно поколение альпинистов, за попытку восхождения на которую заплатили своими жизнями два десятка восходителей и носильщиков, Герман Буль выполз в практически бессознательном состоянии. В лучах заходящего солнца он сфотографировал тирольский флажок, прикреплённый к древку ледоруба. Затем он поменял плёнку в фотоаппарате (в таком состоянии необычайно сложное действие), и сделал ещё несколько снимков с пакистанским флажком.
Солнце всё ближе подходило к горизонту, небо было чистое - без единого облачка, становилось холоднее. Буль повёл на вершине полчаса, пора было спускаться. На вершине он оставил ледоруб с пакистанским флажком, а тирольский забрал с собой в подарок своему клубу. Почему он оставил столь необходимый на спуске предмет снаряжения, он впоследствии не смог объяснить. Но, тем не менее, это произошло, и на спуске Герман мог рассчитывать только на лыжные палки.
Маршрут Буля, нарисованный на фото, сделанной с Диамирской стороны. Я взял это фото здесь, но, скорее всего - первоисточником является обзорная статья в к-л альпинистском журнале годов 70-х.
Как ни странно, но поначалу он почувствовал себя немного бодрее и довольно быстро спустился к Плечу. О том, чтобы опять проходить жандарм и бесконечное скальное ребро, ведущее к Бацинской Седловине, речи не было, он не сможет этого сделать. Поэтому Буль повернул на север и стал достаточно быстро спускаться по ледовому склону, ведущему к Диамирской Впадине. Он намеревался траверсом по снежно-ледовому склону выйти к Бацинской Седловине до наступления ночи, и дальше в при лунном свете пересечь плато, избежав тем самым холодной ночёвки. Вдруг левая нога как-то странно дёрнулась, и Буль с ужасом увидел, что кошка слетела с ноги, и до срыва и смертельного падения оставался в буквальном смысле этого слова один шаг. Буль подобрал кошку, но что дальше? У него, конечно же, нет запасной стропы, да и как закрепить кошку на крутом ледовом склоне, имея в качестве опоры только лыжные палки? Кое-как, выцарапывая подобия ступенек палками, перебираясь от одного снежного гребешка к другому, Буль смог выбраться с ледового склона и вышел в кулуар чуть ниже того самого жандарма, который чуть было не стал непреодолимым препятствием на подъёме. И тут наступила ночь.
Первитин - допинг, нашедший широкое применение в вермахте во время Второй Мировой. Мне не доводилось читать о его дальнейшем применении в высотных восхождениях. Вики утверждает, что впоследствии его исключили из официальной медицины.
В борьбе с кошкой и в попытках не сорваться с ледового склона Буль совсем перестал следить за временем, и темнота стала для него большой неожиданностью. Все надежды на спуск при лунном свете пошли прахом: по плато можно было идти и в почти полной темноте, на скальном гребне это невозможно. Буль даже не смог добраться до более-менее плоского куска скалы, где он мог бы сесть, а может даже и лечь. Несколько метров между ним и такой желанной полочкой были покрыты натёчным льдом, преодоление которого в темноте с одной кошкой - почти стопроцентный путь к смертельному срыву. Там, где его застала ночь, Герман мог только стоять. Удача заключалась уже в том, что он мог поставить две ноги, далеко не везде это можно было сделать. Тёплый свитер лежал в рюкзаке на плато, Булю оставалось только принять несколько таблеток, стимулирующих кровообращение, в надежде, что они спасут его от обморожения и приготовиться к долгому ожиданию. Было 9 часов вечера, и какое-то время Буль продолжал надеяться на то, что в полночь выйдет Луна и он продолжит спуск. Но его надеждам не суждено было сбыться - Луна вышла, но этот участок гребня так и остался в тени. Постепенно холод становился невыносимым, но хотя бы не было ветра. В некоторых книгах (в частности, во втором издании «Покоренных гигантов» П.С. Рототаева) говорится, что ночь была достаточно тёплая (для тех высот, конечно же), температур не опускалась ниже -10°С. Откуда взялась эта информация пока непонятно, поскольку в научном разделе книги Херрлигкоффера указана минимальная температура по региону на июнь-август на высоте 8000 м., она составляет -22°С. С одной стороны, погода в день восхождения Буля действительно стояла идеальная, и -10°С вполне возможная ночная температура. Это подтверждает и тот факт, что Буль, не имеющий тёплой одежды (хотя всё остальное, включая тёплое бельё, у него было высшего по тем временам класса) не получил фатальных обморожений. Но, повторюсь, откуда взялась конкретная цифра - температура в ту самую ночь, которую Буль пережидал недалеко от вершины, мне непонятно. Но в любом случае, независимо от конкретных цифр, ему в ту ночь необычайно повезло, при малейшем изменении погоды в худшую сторону исход был бы кардинально другим. Периодически Буль впадал в забытьё, и, приходя в себя, не мог понять, где он находится. Его не отпускал страх, что, заснув, он может сорваться со своего ненадёжного убежища.
Наконец чуть-чуть развиднелось, и Буль продолжил спуск. И тут - во время спуска по сложному и опасному кулуару на одной кошке - его настигли галлюцинации, ему стало казаться, что он не один, что ещё кто-то идёт рядом и в случае срыва, разумеется, подстрахует. Буль чётко понимал, что он на склоне один, что никого рядом нет, но ощущение не исчезало. Герман по снежно-ледовому кулуару, идя вдоль скал, спускался всё ниже. Наконец, справа показалась Бацинская Седловина, но Буль не стал сворачивать к ней, а пошёл дальше по кулуару. Когда он вышел на снежный склон, ведущий к скалам Предвершины, то понял, что сумел выскочить из смертельных захватов вершинной стены. Но снег был подмороженным, очень твёрдым, и идти дальше с одной кошкой было смертельно опасно. Зато в этом месте можно было сесть и попытаться что-то придумать. Буль отрезал от комбинезона лямку и прикрутил кошку, но получилось не очень - кошка сваливалась каждые 10-20 шагов, приходилось совершать рискованные движения, чтобы вернуть её на место. Когда к полудню Буль вышел к Диамирской впадине - нижней точке в седловине между Северной вершиной и Предвершинной - ему уже пришлось искать снежное укрытие, чтобы немного отдохнуть от палящего солнца в тени. Жажда становилась невыносимой, но пить было нечего уже давно.
Буль обшаривал глазами плато, ведущее к Серебряному Седлу в надежде, что кто-то вышел сюда ему навстречу. Он уже не мог думать ни о чём, кроме питья, кроме жидкости. Он так хотел, чтобы кто-нибудь, принёс ему сюда, на плато хотя бы один-единственный глоток чая… Но на плато никого не было, ему и дальше предстояло выживать в одиночку, и Буль медленно заковылял через плато. Голод становился столь же нестерпимым как и жажда, но еда оставлена в рюкзаке… Кстати, а где лежит рюкзак? Буль так и не смог сконцентрироваться, чтобы вспомнить, где же он оставил свои вещи. Наконец он вышел на свои вчерашние следы, и очевидно, что рюкзак где-то здесь, но где - вверх по следам или вниз?
Буль пошёл вниз, надеясь на лучшее, и ему повезло - очень скоро он наткнулся на свой рюкзак. Единственную еду, которую он в нём отыскал - таблетки глюкозы Декстроэнерген - он с трудом пропихнул в глотку вместе со снегом. Наступило облегчение, но ненадолго, жажда и голод очень скоро вернулись. Съеденный снег отнял последние остатки сил, и дальнейший путь через плато превратился в пытку. Буль падал буквально каждые пару метров, если бы не лыжные палки, он уже не смог бы вставать и идти дальше. Когда до края Седла оставалось пара сотен метров, в самой нижней точке плато, Буль попал в зону высоченных застругов, он никак не мог их обойти, у него не хватало сил, чтобы через них продраться. И тут он вспоминает, что у него осталось несколько таблеток Первитина. Вдруг это т допинг сможет мобилизовать самые что ни на есть последние резервы организма? Вдруг это всё-таки шанс спуститься к палатке? Вдруг это шанс выжить, ведь вторую холодную ночёвку Буль уже не переживёт. Полшестого Герман переваливает край Седла видит палатку. Да, он сегодня уже видел свой лагерь оттуда, с восьми тысяч метров, но тогда это казалось сущим издевательством. Сейчас же это был знак того, что он выжил, теперь Буль знал это наверняка.
Следы отлично сохранились, и Герман без приключений спустился на гребень, на гребне отваливается в очередной раз кошка, но он даже не подбирает её, и вот ему навстречу выходит Ганс Эртль, вот они подходят к палатке, где их ждёт Вальтер Фрауэнбергер - одиночное восхождение, длившееся 41 час, закончено.
Читать дальше.
Оглавление