Любовь через смерть к австрийскому офицеру. Альфред и Лиза (ч.1)
Не только язык, но и Живой журнал до Киева доведёт. Пришло мне на личную почту письмо:
Уважаемый Stary Kresowiak.
Пишу по поводу Вашей заметки от 23 декабря 2009 г. об австрийском художнике Альфреде Кикерице и его пребывании в г. Турка. Я родом из Турки, давно живу в Киеве, интересуюсь историей родного края, а также живописью начала XX века.
Вы написали, что планировали создать «мини-музей» картин А.Кикерица в Турке, и это не встретило понимания. Почему не обратились в городской музей «Бойковщина»?
Буду благодарен за следующую информацию:
1. Каким образом Вы вышли на архив А.Кикерица?
2. Куда именно в Граце переданы собранные Вами материалы?
3. Уверены ли Вы, что А.Кикериц умер в Турке в 1918 г.? В списках похороненных там в тот год он не числится.
4. Могли бы Вы вкратце описать тематику, размеры и технику картин?
С уважением,
Анатолий Денько
*
Хорошо помню то чувство невероятности, когда я наяву перелистывал бумаги, записанные рукою глубоко симпатичного мне литературного героя, вдруг перешедшего в мир реальности и ожившего в своих дневниках и картинах. Свисток паровоза, дёрнулись и тронулись старые пассажирские вагоны. Отправляемся в Галицию столетней давности. Галиция - историческая область, при нынешних границах лежит на юго-востоке Польши и западе Украины, с конца восемнадцатого века до 1918 года входила в состав австрийской короны Габсбургов.
Осенью 1979 года в Варшаве вышел новый фильм. Пейзажи пологих осенних гор, маленький карпатский городок Турка, железнодорожная станция, комната в старой гостинице, порывы ветра с осенними листьями, высокий, худощавый и подтянутый кавалерийский офицер австро-венгерской армии времён первой мировой войны, уланская высокая пилотка с пуговицами под кокардой, широкие красные петлицы с двумя звёздочками обер-лейтенанта, прогулки верхом, горные тропы и ели, посещения дома лесничего, охота, проезжий цирк с магическими фокусами, свистки нечастых поездов, последняя военная осень 1918 года. Это фильм известного польского режиссёра Януша Маевского по мотивам одноимённой повести Анджея Кусневича “Урок мёртвого языка”.
В своих вкусах я преимущественно не оригинален: фильмы, которые мне нравятся, обычно нравятся многим. Здесь, однако, картина произвела на меня потрясающее впечатление, тогда как прошла совершенно незамеченной и быстро сошла с экранов, вызвав одну-две короткие нейтральные рецензии. Она мало кому знакома. Для меня это лучший фильм Януша Маевского и один из моих самых-самых любимых. Причины - это очень пристальное внимание, уделяемое авторами воссозданию быта и черт жизни показываемой эпохи, что в историческом кино для меня крайне важно; это очень красивые пейзажи и музыка; деликатность повествования; вполне ощущаемые волны мистичности (время Елены Блаватской). Это, конечно, сам сюжет - к сожалению, печальный, а поданный с большой психологической глубиной. Это несомненный режиссёрский талант Януша Маевского и актёрский Ольгерда Лукашевича, исполняющего главную роль. В конце войны обер-лейтенант Альфред Кикериц по состоянию здоровья направлен с фронта в Карпаты в городочек Турка для несения военного надзора на железнодорожной станции, где он умирает от туберкулёза. Всё вместе - время серебряного века в австрийско-галицийском воплощении польскими глазами.
Посмотрев фильм, я сразу прочитал написанную пятью годами ранее повесть Анджея Кусневича “Урок мёртвого языка”. Понравилась, хотя читается не просто, и фильм, на мой взгляд, сильнее. Делясь впечатлениями, я узнал, что автор время от времени проходит курс психоневралгического лечения. В этом нет ничего предосудительного, особенно для творческого человека, но в написанном чувствуется.
Анджей Кусневич, 1904-1993, родился в Галиции в городке Ковеницы, прозаик и поэт, начал писать в пятьдесят лет. По профессии дипломат, полиглот, вторая мировая война застала его во Франции, там он затем борется во французском движении сопротивления и вступает во Французскую коммунистическую партию, арестован гестапо и два года проводит в концлагере Матхаузен, после войны член Польской объединенной рабочей партии, достаточно известный польский писатель второй половины двадцатого века.
Реальный Альфред Кикериц родился в 1892 году в австрийском городе Грац в предгорье Альп. Его отец был словенцем, фамилия которого при рождении писалась Кикерич, Kikerić, но при венчании записана уже в германизированной версии Кикериц, Kiekeritz. Город Грац по-словенски Gradec, что означает городок; ныне от него до словенской границы пятьдесят километров. А тогда Словения была частью Австро-Венгерии. Мать была австрийкой, её имя Юлия, после ранней смерти мужа она одна воспитала сына. Окончив школу, молодой Кикериц по жеребьёвке попал на годичный военный призыв, откуда вышел прапорщиком запаса. Затем учился в Грацском университете, но не окончил, грянула мировая война. Мобилизован в 1915 году, направлен на Северный фронт, в Галицию, где в тот момент было наиболее трудное положение. Поскольку прекрасно ездил верхом и в студенческие годы занимал места на соревнованиях, зачислен в уланский полк. Скоро повышен в звании, становится лейтенантом. Сражается в Галиции, потом на Подолье, куда после наступлений 1917 года уходит вперёд австрийская армия. Похвальные приказы командира полка за проявленное мужество. В 1918 году произведён в обер-лейтенанты. Летом того же года направлен на должность начальника военного этапа железнодорожного транспорта на станцию Турка. Дата смерти, как значилось в военном архиве в Вене, неизвестна.
Сохранились написанные им очень приятные акварели и небольшого формата картины маслом. В основном это горные пейзажи, жанровые сцены с железнодорожной станцией и просто орнаменты - густые и пушистые еловые и сосновые ветки с шишками и ритмично повторяющиеся небольшие цветы. В тетради-дневнике, записанном по-немецки, сильно наклонный вытянутый почерк, кое-где крупными буквами отдельные, не связанные друг с другом короткие предложения и слова по-польски, странные узоры, просто эскизы карандашом и пёрышком. Единственная хранимая им фотография - матери. От неё приходили письма, их конверты аккуратно вскрыты ножом, а некоторые в клочья надорваны. В бумагу завёрнуты глиняные черепки. Ещё - армейский приказ с орлом и печатью о последнем назначении.
К этому человеку была обращена любовь, далеко перешагнувшая через смерть. Как ни странно, в книге и фильме она лишь вскользь обозначена.
Турка - маленький город в восточных Карпатах, ныне на Западной Украине, на юго-западе Львовской области, в двадцати километрах по горам от нынешней границы с Польшей. Впервые упомянут в 1431 году. В 1905 году, в австрийское время, сюда приходит железная дорога Львов-Самбор-Ужгород, построена станция. В период, когда здесь был Кикериц, в городке говорили в городской управе, в семье врача - по-польски; купцы, ремесленники между собой - в основном на идиш; бабы на базаре, грузчики на станции, а также жители окрестных поселений в горах - без исключения по-русински, так этот язык называли тогда, ныне скажем, что на бойковском диалекте украинского. Бойки, его носители, населяют данный уголок Карпат.
Со станции Турка железная дорога, идущая с севера от Львова и Самбора, уходила дальше на юг через карпатский хребет на Ужгород. Та сторона гор популярно называлась венгерской, поскольку принадлежала Королевству Венгрия. А эта никак не называлась, просто была для окрестных жителей этой стороной, нашей. На юг шли цистерны с гуцульской нефтью, эшелоны с ранеными, солдаты и офицеры ехали с фронта на пассажирских поездах в отпуск. А на север следовали пушки, снабжение, военные, возвращающиеся из отпусков, с ними восемнадцатилетние новобранцы. Но военное движение постепенно затихало, на четвёртом году войны на Украине практически не было фронта, русская армия развалилась из-за революции.
Улавливаемая история бумаг и рисунков Кикерица начинается в конце 1960-х годов в Ужгороде, столице Закарпатья (по ту сторону Карпат). При переезде в новый дом молодой инженер Иван Юрьевич Гавличек обнаружил в довоенной квартире в вещах своего давно покойного деда старый свёрток с бумагами и картинами. Откуда свёрток взялся, спросить было уже не у кого, и чтобы понять, что это такое, бумаги были переданы тестю Ивана Юрьевича, преподавателю немецкого языка во Львовском университете. От преподавателя они временно перешли к его студенту, ставшему потом учителем львовской спецшколы с немецким языком. Учителя звали по-разному: для своих родителей и для меня он Анджей, в школе - Андрей Николаевич или Андрiй Миколайович, среди знакомых - иногда пан Aндрiй. В годы перестройки, когда польские составляющие Львова перестали быть темой табу, Анджей поехал в аспирантуру в Польшу, в Лодзинский университет. С ним мы познакомились у общих знакомых в Варшаве: для меня, старого кресовянина, слово Львов имеет большую смысловую нагрузку. Исторический момент наступил в комнате Анджея в доме-общежитии ассистентов университета, когда я был в Лодзи в командировке. Анджей привёз из Львова для своей работы старательно и разборчиво переписанные им дневники и письма семидесятилетней давности. В студенческие годы он с удовольствием переписывал их в порядке практики немецкого языка. “…Интересные старые документы”, - говорил он мне, показывая, - “были ещё картины, и чего только в старых сундуках не находят, австрийский офицер первой мировой войны…”
Поскольку “Похождения бравого солдата Швейка” я не осилил, не понравилось, и для меня первой ассоциацией понятия “австро-венгерская армия первой мировой войны” стали книга и фильм “Урок мёртвого языка”, то я об этом упомянул. Там тоже австрийский офицер.
- Это, - говорю я, - удивительно красивый и один из моих самых любимых фильмов. Замечательная игра Ольгерда Лукашевича. Его персонажа зовут Альфред Кикериц.
Анджей:
- Как???
Так для нас обоих произошло открытие. Для меня было сенсацией, что сильно полюбившийся герой реален, что существуют его записи, что он был художником, чего ни в книге, ни в фильме нет вообще - там он просто ценитель народного творчества. Со своей стороны Анджей не знал о существовании книги и фильма. На факультете нам дали письмо в Варшавскую киностудию, что аспиранту из Львова для работы необходимо посмотреть фильм “Урок мёртвого языка”, и нам его показали.
Потом я побывал в Ужгороде. К этому времени архив Кикерица туда вернулся. После обеда в гостиной у милейшей пары Ивана Юрьевича и Ольги Адамовны прозвучало:
- Пойдёмте. Они ждут вас.
При моём уровне немецкого рукопись старым почерком практически непонятна. Большая тетрадь в обложке из толстого картона со следами давней плесени. На страницах иногда появляются сделанные пёрышком странные узоры, где-то они тонко вьются вдоль края страницы, где-то расходятся почти на весь лист, в основном это абстракции, переплетения, завитки, но местами виден появляющийся странный рот, глаз с уходящими в бесконечность ресничками, подобие очков, обвитых чем-то тонким. Глядя на эти экспрессии, невольно думаешь, какие выводы мог бы сделать доктор Зигмунд Фрейд. Кое-где прорисованы слова печатными крупными буквами по-польски и по-украински вне всякой связи с текстом - может быть, это тоже узор.
Подклеенный Анджеем лист военного назначения на станцию Турка сильно помят, угол оторван и утерян. На конвертах писем от матери - марки с императором Францем Иосифом и адрес полевой почты. Все письма начинаются обращением Mein Lieber, мой дорогой, без имени, а заканчиваются Deine Mutti, твоя мамочка. Единственная не очень большая фотография на плотном и толстом, как в старину, картоне - она. Ей за сорок, вполне обычное спокойное приятное лицо, слега волнистые тёмные волосы.
По просьбе Анатолия из Киева - описание картин.
Альбом для акварелей формата примерно нынешнего А3 использован менее, чем на половину, в нём девять законченных работ, перемежающиеся эскизами карандашом. Бóльшая часть акварелей - краски густые, детально прописаны деревья, хвоя, деревянная кладка домика в горах, валуны у горной дороги, оттенки неба. Но часть акварелей, в том числе панорама Турки, по стилю совсем другая, они полупрозрачны: краски были положены на влажный лист.
Две железнодорожные темы старательно проработаны. Одна - станция с двухэтажным зданием, изгиб уходящего вдаль пути, на перроне несколько человек, кто-то просто ждёт, кто-то что-то носит. Вдали у семафора стоит тонкая высокая фигура в длинном плаще и форменной шапке, из-под шапки густые волосы закрывают уши, в руке флажок. Небо темноватое, серо-синеющее, у горизонта над пологими горными склонами оно с розовым оттенком. На семафоре с поднятой штангой - яркий, с отблеском, очень мастерски изображенный зелёный свет.
Запомним тонкую высокую фигуру с густыми волосами и в фуражке стрелочницы, стоящую в начинающихся сумерках под зелёным светом открытого семафора. Она - главный женский персонаж этого рассказа.
А на другой железнодорожной акварели - проходящий влево и на нас поезд. Паровоз почти ушёл за край, видна только будка, за ним резко уменьшающиеся перспективой вагоны, из открытых окон выглядывают пассажиры, художник больше внимания уделяет их одежде, военной и штатской, чем лицам, некоторые повёрнуты к растущим справа деревьям, некоторые на нас, некоторые назад. Необычно то, что и уходящий слева за край картины паровоз, и справа последний вагон расплывчаты, не в фокусе, с появляющимися розово-оранжевыми оттенками, конец поезда просто в них растворяется в некой мгле. Аллегория жизни с нечёткими началом и концом?
Две картины, изображающие узоры, одна - это хвойные ветки и цветы. Другая -тканная национальная вышивка горцев. Остальные акварели - горные пейзажи, один с деревянной церковью. Бумага не очень плотная, обложка альбома повреждена, все акварели с одного края загрязнены и замяты.
Эскизы - карандашом. Некоторые лишь в несколько штрихов, другие достаточно проработаны. На разных стадиях проработанности тема оленя в разных ракурсах и позах и просто оленьи рога. Эскиз пальца на ружейном курке. Зарисовки деревянного резного узора под крышей. Единственная военная тема - два карандашных наброска: скачущие галопом в плотном строе всадники в пилотках австрийских уланов, на одном эскизе в профиль, с поднятыми саблями, на другом, удаляясь, просто скученно.
Картины маслом - горные пейзажи. Две формата немного более А4. Одна на холсте на подрамнике, гвоздики сильно проржавели и частично выпали, холст с одной стороны у подрамника с трещиной. Содержание - на склоне горы одноэтажный деревянный дом с высокой крышей. Сваи поддерживают веранду. Вдоль дороги заросли цветов, дальше лес. У дома человек в белой рубахе рубит дрова. Вторая на плотном картоне, надломленном. Здесь просто панорамный горный пейзаж, не закончен. Третья - на холсте, в раме, побольше размером. Тоже горный пейзаж, в долине бараки (из дневника следует, что это лагерь русских военнопленных). Здесь художник писал поверх существующей картины, и за десятилетия верхний слой частично обсыпался, прорисовав снизу силуэты человеческих фигур совершенно в ином стиле.
Помимо картин, дневника и писем - несколько тонких и очень поврежденных листков бумаги, это гостиничные счета, рецепты, подсчёты. Несколько черепков из рыжей глины явно от сосуда с узорчатым лепным краем. Наконец, две небольшие иконы на досках, обе выгнулись, изображения очень сильно повреждены, одна, судя по всему, Святой Георгий Победоносец, другая трудно различимый святой.
Вот такой скарб, который я со всем пиететом и трепетом подробно рассматривал в гостеприимном доме Ивана Юрьевича и Ольги Адамовны Гавличек в Ужгороде.
Из Ужгорода с Иваном Юрьевичем мы поехали в Турку, оба впервые. Садились ночью, ехали шесть часов, сколько-то спали в плацкартном вагоне, прибыли ранним утром. Было лето 1990 года. Городок выглядел относительно ухоженным, в центре каменные, в основном старые двух-трёхэтажные дома, в парке обелиск советским воинам: в 1944 году здесь шли тяжёлые бои, стоял штаб наступающей армии. Вокруг пологие зелёные горные склоны. Мы дождались открытия кафе, позавтракали. За стаканами кофе с молоком и ореховыми коржиками было высказано мнение, что хорошо бы провести здесь выставку найденных работ.
В Варшаве львовянин Анджей эту идею поддержал, загорелся. Мы решили встретиться с автором книги Анджеем Кусневичем, рассказать о наших планах и узнать, как он сам вышел на архив. Я позвонил, как журналист Польского агентства печати.
В трубке голос нестандартный, быстрый, сначала мне показалось, что говорить со мной вообще не захочет, но потом ничего. Писателю было уже почти восемьдесят шесть. Прозвучала благодарность за моё отношение к книге. Но повесть написана шестнадцать лет назад. С архивом Альфреда Кикерица автор столкнулся, находясь в гостях у своего друга во Львове, преподавателя-германиста Львовского университета (тесть Ивана Юрьевича). Можно ли мне встретиться для интервью? - Кому и зачем такое интервью?! Книга и фильм созданы давно, а когда книга вышла, автор уже упоминал о дневнике и картинах, увиденных во Львове, и о том, что решил сохранить в повести все оригинальные имена. Тогда же упоминал о найденных в Австрии документах. Я о них ничего не знаю? Ну, как же! Позвоните в следующий раз, поговорим.
При втором звонке я был зван, чтобы ознакомиться с документами из Австрии, в гости. Передо мной очень пожилой человек с быстрым взглядом исподлобья и старосветскими манерами. Прочитав во Львове бумаги Кикерица, он написал в Грац, где по его запросу отыскали данные семьи Кикерицев. В Австрии существует организация “Чёрный крест”, занимающаяся установлением мест захоронения австрийских солдат обеих мировых войн и сбором данных о них. Австрийские следопыты нашли сохранившиеся письма госпожи Юлии Кикериц, матери Альфреда, и прислали обширную справку с фотокопиями тех рукописей и фотографий. Я поражался, как всё это уцелело. Фотографий пять: Альфред Кикериц в военной форме; снова чувство мистики - он заметно похож на играющего его в кино Ольгерда Лукашевича. Оказывается, решение снять фильм возникло у Януша Маевского, когда у Анджея Кусневича он увидел фотографии реального Кикерица: сценарий писался специально для этого актёра. Другая фотография - Альфред моложе, на лошади в жокейском костюме. Он же в возрасте лет тринадцати-четырнадцати с матерью. Далее две женщины в трауре: госпожа Юлия Кикериц и молодая девушка лет двадцати заметно выше её ростом, очень худощавая, у неё закрывающие уши прямые густые русые волосы (вспомним женскую фигуру в железнодорожной форме на картине), лицо слегка скуластое, большой узкий нос и большие глаза. Они же обе в кругу семьи, госпожа Кикериц уже с сильной проседью, её спутница не настолько до худобы тонкая, просто стройная, повзрослевшая.
Как всё это не показать другим, ведь какая была бы интересная выставка для жителей Турки! Тем более, там только что открылся Музей национальной культуры бойков “Бойковщина” при городской библиотеке.
( Текст полностью не помещается, продолжение в [2] )