Красный шатер, 1-4
Начало: http://stellkind.livejournal.com/602175.html http://stellkind.livejournal.com/602445.html http://stellkind.livejournal.com/603967.htmlДля моей семьи это был год перемен. Стада умножались, посевы цвели, приближалась свадьба. Не прошло и месяца после прибытия Иакова, как он спросил у Лавана, сколько нужно отдать за Рахель, чтобы взять ее в жены, как она и сказала в тот самый первый день. Поскольку было ясно, что у племянника Лавана нет ни средств, ни добра, Лаван решил, что жених достанется ему задарма, и изобразил щедрый жест, предложив свою дочь всего за семь лет службы.
Эта идея рассмешила Иакова.
- Семь лет? Мы говорим тут о девушке, не о царском престоле. За семь лет она может умереть. Я могу умереть. Да и тем более не исключено, что ты, старик, умрешь.
-Я даю тебе семь месяцев, - сказал Иаков. - И что касается приданого, я возьму половину твоего жалкого стада.
Лаван подскочил с места и обозвал Иакова вором.
- Я вижу, что ты сын своей матери! - сказал он в ярости. - Думаешь, тебе все должны? Не задирай передо мной носа, последыш, иначе я отправлю тебя назад, прямо под братнин длинный нож.
Зилпа умела вынюхивать лучше всех женщин, она пересказывала, как мужчины вели торговлю по поводу цены моей тетки, как Лаван в гневе выскакивал наружу, а Иаков плевался. Наконец они договорились, что за невесту Иаков должен будет отслужить год. Что касается приданого, Лаван бил на свою скудность.
- Я так беден, сынок, - сказал Лаван, опять превращаясь в любящего патриарха. - А она такое сокровище.
Иаков не мог принять невесту без приданого. Это превратило бы Рахель в наложницу, а его в дурака, который потратит год своей жизни за девчонку, у которой всего-то за душой и есть, что ручная мельница для помола зерна, веретено, да одежда. Поэтому Лаван включил в сделку Билху,так Рахель получила статус жены с приданым, а Иаков возможность со временем воспользоваться наложницей.
- И еще ты мне дашь десятую часть отары и ягнят, которые родятся, пока я буду пасти их в течение года моей службы, - сказал Иаков.
После такого Лаван проклял Иаковлево семя и в гневе выскочил наружу. Потребовалась неделя, чтобы мужчины закончили свои переговоры, во время которой Рахель рыдала и вела себя, как ребенок, а Лея мало что говорила и не готовила ничего, кроме холодной пшенной каши, пищи траура.
Когда они договорились по поводу окончательных условий, Лаван отправился к Аде, чтобы она смогла начать планировать свадьбу. Но Ада сказала:
- Нет. Мы не варвары, чтобы женить детей.
Она сказала мужу, что Рахель нельзя даже обручить. Девочка должна хотя бы выглядеть готовой к браку, а она все еще не созрела, у нее не было месячных. Моя бабка заявила, если Лаван дерзнет нарушить закон, Анат проклянет весь сад, а Ада найдет в себе достаточно сил, чтобы снова ударить мужа пестом по голове.
Однако эти угрозы были лишними. Лаван осознал, что отсрочка дает ему преимущество, и тут же отправился к Иакову с новостью, что, мол, он, Лаван, вынужден дождаться созревания девочки, прежде чем начать день для свадьбы.
Иаков смирился с этим положением. Что еще он мог сделать? В ярости Рахель стала кричать на Аду, которая схватила девочку за запястья и велела запрятать свое плохое настроение куда подальше. В свою очередь Рахель залепила пощечину Биле, обругала Зилпу и рявкнула на Лею. Она даже пнула в сторону Иакова пылью, обозвала его лжецом и трусом, а потом красиво разрыдалась у него на затылке.
Рахель начала вынашивать мрачные мысли о будущем. Что у нее никогда не будет месячных, она никогда не выйдет замуж за Иакова, у нее никогда не будет сыновей. Вдруг маленькая, высокая грудь, которой Рахель так гордилась, стала ей противна. Рахели казалось, а вдруг она урод, гермафродит, как тот противный идол в шатре у отца, с древесным стволом между ногами и выменем, как у коровы.
И тогда Рахель решила ускорить наступление своей зрелости. Перед каждым последующим новолунием она пекла хлебы, чтобы принести их Владычице Небес, чего никогда раньше не делала, и проспала целую ночь с животом, прижатым к основанию ашеры. Но луна убывала и прибывала, а бедра Рахели оставались сухими. Она даже в одиночку сходила в деревню, чтобы попросить повитуху Инну о помощи, и та дала Рахели отвар уродливых колючек, что растут в близлежащем вади. И опять пришло новолуние, и опять Рахель осталась в статусе ребенка.
Когда следующая луна пошла на убыль, Рахель раздавила дикие горькие ягоды и позвала старших сестер поглядеть на пятно на одеяле. Но сок оказался лиловым, и Лея с Зилпой посмеялись над перепачканными в семенах ягод бедрами Рахели.
На следующий месяц Рахель спряталась в своем шатре и даже ни разу не выскользнула оттуда, чтобы поискать Иакова.
Наконец, на девятый месяц после появления Иакова у Рахели наступили первые месячные, и она издала крик облегчения. Ада, Лея и Зилпа запели пронзительную, гортанную песню, которая предвещала рождение, смерть и женскую зрелость. И когда солнце сменило новую луну, когда у всех женщин начались месячные, они натерли хной ногти и подошвы ног Рахели. Ее веки были раскрашены желтым, женщины украсили ее пальцы рук и ног, лодыжки и запястья всеми браслетами, драгоценными камнями и украшениями, которые только смогли найти. Они покрыли голову Рахели лучшими вышитыми тканями и отвели ее в красный шатер. Они пели гимны богиням: Иннане и госпоже Ашере, повелительнице моря. Они говорили об Элат, матери семидесяти богов, включая Анат, ту самую Анат, няньку и кормилицу, заступницу матерей.
Они пели:
«Кто сравнится с Анат в справедливости?
Кто сравнится с Астартой в красоте?
Астарта теперь в твоем чреве,
Ты несешь в себе силу Элат».
Женщины пели Рахели величальные песни, в то время как Рахель ела финиковый мед и пирог из муки тонкого помола, испеченный в виде треугольного женского низа. Она выпила столько сладкого вина, сколько смогла выдержать. Ада натирала Рахелины руки, ноги, спину и живот ароматическими маслами, пока та чуть не уснула. К тому моменту, когда женщины вынесли Рахель в поле, где та вышла замуж за мать-землю, она окончательно потеряла соображение от удовольствия и вина. Она не помнила, как ее ноги оказались облепленными землей и покрытыми кровью, и во сне улыбалась.
Рахель была полна радости и предвкушения, она в течение трех дней пробездельничала в шатре, собирая драгоценную влагу в бронзовую чашу, потому что новолунная кровь девственницы была могущественным возлиянием для сада. Никто не помнит, чтобы Рахель когда-нибудь потом была такой же расслабленной и щедрой, как в те часы.
Как только женщины завершили свои ежемесячные церемонии, Рахель потребовала, чтобы назначили день свадьбы. Но сколько бы она ни топала ножкой, это топанье не смогло заставить Аду нарушить обычай семимесячного ожидания от момента первых месячных. Так было положено, поэтому хоть Иаков уже и отработал целый год на Лавана, договор был скреплен печатью, поэтому последующие семь месяцев жизни Иакова тоже принадлежали Лавану.
Эта идея рассмешила Иакова.
- Семь лет? Мы говорим тут о девушке, не о царском престоле. За семь лет она может умереть. Я могу умереть. Да и тем более не исключено, что ты, старик, умрешь.
-Я даю тебе семь месяцев, - сказал Иаков. - И что касается приданого, я возьму половину твоего жалкого стада.
Лаван подскочил с места и обозвал Иакова вором.
- Я вижу, что ты сын своей матери! - сказал он в ярости. - Думаешь, тебе все должны? Не задирай передо мной носа, последыш, иначе я отправлю тебя назад, прямо под братнин длинный нож.
Зилпа умела вынюхивать лучше всех женщин, она пересказывала, как мужчины вели торговлю по поводу цены моей тетки, как Лаван в гневе выскакивал наружу, а Иаков плевался. Наконец они договорились, что за невесту Иаков должен будет отслужить год. Что касается приданого, Лаван бил на свою скудность.
- Я так беден, сынок, - сказал Лаван, опять превращаясь в любящего патриарха. - А она такое сокровище.
Иаков не мог принять невесту без приданого. Это превратило бы Рахель в наложницу, а его в дурака, который потратит год своей жизни за девчонку, у которой всего-то за душой и есть, что ручная мельница для помола зерна, веретено, да одежда. Поэтому Лаван включил в сделку Билху,так Рахель получила статус жены с приданым, а Иаков возможность со временем воспользоваться наложницей.
- И еще ты мне дашь десятую часть отары и ягнят, которые родятся, пока я буду пасти их в течение года моей службы, - сказал Иаков.
После такого Лаван проклял Иаковлево семя и в гневе выскочил наружу. Потребовалась неделя, чтобы мужчины закончили свои переговоры, во время которой Рахель рыдала и вела себя, как ребенок, а Лея мало что говорила и не готовила ничего, кроме холодной пшенной каши, пищи траура.
Когда они договорились по поводу окончательных условий, Лаван отправился к Аде, чтобы она смогла начать планировать свадьбу. Но Ада сказала:
- Нет. Мы не варвары, чтобы женить детей.
Она сказала мужу, что Рахель нельзя даже обручить. Девочка должна хотя бы выглядеть готовой к браку, а она все еще не созрела, у нее не было месячных. Моя бабка заявила, если Лаван дерзнет нарушить закон, Анат проклянет весь сад, а Ада найдет в себе достаточно сил, чтобы снова ударить мужа пестом по голове.
Однако эти угрозы были лишними. Лаван осознал, что отсрочка дает ему преимущество, и тут же отправился к Иакову с новостью, что, мол, он, Лаван, вынужден дождаться созревания девочки, прежде чем начать день для свадьбы.
Иаков смирился с этим положением. Что еще он мог сделать? В ярости Рахель стала кричать на Аду, которая схватила девочку за запястья и велела запрятать свое плохое настроение куда подальше. В свою очередь Рахель залепила пощечину Биле, обругала Зилпу и рявкнула на Лею. Она даже пнула в сторону Иакова пылью, обозвала его лжецом и трусом, а потом красиво разрыдалась у него на затылке.
Рахель начала вынашивать мрачные мысли о будущем. Что у нее никогда не будет месячных, она никогда не выйдет замуж за Иакова, у нее никогда не будет сыновей. Вдруг маленькая, высокая грудь, которой Рахель так гордилась, стала ей противна. Рахели казалось, а вдруг она урод, гермафродит, как тот противный идол в шатре у отца, с древесным стволом между ногами и выменем, как у коровы.
И тогда Рахель решила ускорить наступление своей зрелости. Перед каждым последующим новолунием она пекла хлебы, чтобы принести их Владычице Небес, чего никогда раньше не делала, и проспала целую ночь с животом, прижатым к основанию ашеры. Но луна убывала и прибывала, а бедра Рахели оставались сухими. Она даже в одиночку сходила в деревню, чтобы попросить повитуху Инну о помощи, и та дала Рахели отвар уродливых колючек, что растут в близлежащем вади. И опять пришло новолуние, и опять Рахель осталась в статусе ребенка.
Когда следующая луна пошла на убыль, Рахель раздавила дикие горькие ягоды и позвала старших сестер поглядеть на пятно на одеяле. Но сок оказался лиловым, и Лея с Зилпой посмеялись над перепачканными в семенах ягод бедрами Рахели.
На следующий месяц Рахель спряталась в своем шатре и даже ни разу не выскользнула оттуда, чтобы поискать Иакова.
Наконец, на девятый месяц после появления Иакова у Рахели наступили первые месячные, и она издала крик облегчения. Ада, Лея и Зилпа запели пронзительную, гортанную песню, которая предвещала рождение, смерть и женскую зрелость. И когда солнце сменило новую луну, когда у всех женщин начались месячные, они натерли хной ногти и подошвы ног Рахели. Ее веки были раскрашены желтым, женщины украсили ее пальцы рук и ног, лодыжки и запястья всеми браслетами, драгоценными камнями и украшениями, которые только смогли найти. Они покрыли голову Рахели лучшими вышитыми тканями и отвели ее в красный шатер. Они пели гимны богиням: Иннане и госпоже Ашере, повелительнице моря. Они говорили об Элат, матери семидесяти богов, включая Анат, ту самую Анат, няньку и кормилицу, заступницу матерей.
Они пели:
«Кто сравнится с Анат в справедливости?
Кто сравнится с Астартой в красоте?
Астарта теперь в твоем чреве,
Ты несешь в себе силу Элат».
Женщины пели Рахели величальные песни, в то время как Рахель ела финиковый мед и пирог из муки тонкого помола, испеченный в виде треугольного женского низа. Она выпила столько сладкого вина, сколько смогла выдержать. Ада натирала Рахелины руки, ноги, спину и живот ароматическими маслами, пока та чуть не уснула. К тому моменту, когда женщины вынесли Рахель в поле, где та вышла замуж за мать-землю, она окончательно потеряла соображение от удовольствия и вина. Она не помнила, как ее ноги оказались облепленными землей и покрытыми кровью, и во сне улыбалась.
Рахель была полна радости и предвкушения, она в течение трех дней пробездельничала в шатре, собирая драгоценную влагу в бронзовую чашу, потому что новолунная кровь девственницы была могущественным возлиянием для сада. Никто не помнит, чтобы Рахель когда-нибудь потом была такой же расслабленной и щедрой, как в те часы.
Как только женщины завершили свои ежемесячные церемонии, Рахель потребовала, чтобы назначили день свадьбы. Но сколько бы она ни топала ножкой, это топанье не смогло заставить Аду нарушить обычай семимесячного ожидания от момента первых месячных. Так было положено, поэтому хоть Иаков уже и отработал целый год на Лавана, договор был скреплен печатью, поэтому последующие семь месяцев жизни Иакова тоже принадлежали Лавану.