Первую часть мы закончили тем, что Шлиман покинул Петербург.
Для того чтобы достичь заветной цели, ему надо было получить образование, и cорокашестилетний миллионер начал посещать Сорбонну - там он слушал лекции по археологии. Учебой дело не ограничилось: Шлиман решил изменить себя полностью. Он решил снова жениться. Его избранница должна олицетворять собой античную Грецию - пусть она будет молода, красива, как статуя Праксителя, знает древнегреческий, любит Гомера... Шлиман примеряет на себя грядущую популярность - жена знаменитого ученого должна придавать ему дополнительный блеск - и пишет письмо своему другу архиепископу Вимпосу с просьбой подыскать отвечающую вышеизложенным требованиям молодую гречанку. Вимпос сосватал Шлиману свою родственницу, прекрасную и благовоспитанную Софью Энгастроменос, и Шлиман подверг ее строгому экзамену. Она знала, в каком году Афины посетил император Адриан, выразительно продекламировала несколько отрывков из "Одиссеи", а затем случился большой конфуз. На вопрос "Почему вы хотите выйти за меня замуж?" Софья ответила: "Родители сказали мне, что вы очень богатый человек, а мы так бедны", и красный как рак Шлиман бежал из дома Энгастроменосов в ужасе и смятении. Он думал, что, вступая в сделку, покупает не только девушку, но и любовь, и решил немедленно расторгнуть соглашение и уехать из Афин. Он не сделал этого: Генрих Шлиман, лысеющий, подслеповатый, сутулый, никогда не умевший ухаживать за дамами, по уши влюбился в юную Софью Энгастроменос.
Он женится на ней и постарается сделать ее счастливой...
В любом случае, он обеспечил ей место в истории, и это было много больше того, на что рассчитывали родители Софьи, запросившие за дочь бриллианты ценой в сто пятьдесят тысяч франков.
Пока все было хорошо: молодая жена слушалась его во всем и любила Гомера, а он мог водить ее по музеям и читать ей лекции по античной истории. Теперь их ждала Троя, к существованию которой профессиональные ученые относились с большим скепсисом.
Основными достоинствами Шлимана-археолога были отсутствие сомнений, почти религиозная вера в собственную правоту и великолепная, варварская самоуверенность. Он с детства мечтал о Трое, следовательно, она должна была существовать; если она когда-то существовала, он ее непременно найдет. Ему уже приходилось совершать невозможное, и он - назло увенчанным академическими званиями высоколобым педантам - сумеет настоять на своем... Генрих Шлиман запасся рекомендательными письмами, купил партию английских кирок и лопат, заказал во Франции усовершенствованные тележки для перевозки земли и отправился в Турцию. Там, на средиземноморском побережье, под холмом Гиссарлык, по его расчетам должна была находиться Троя.
Средиземноморский зной, сменяющийся холодным осенним дождем; осыпающиеся стенки шурфов, москиты, ядовитые змеи, алчные и невежественные рабочие, груды камней и битых глиняных черепков, в которых Шлиман решительно ничего не понимал. Он копал, руководствуясь собственной интуицией и детскими представлениями о Трое: она должна была быть большим и величественным городом, и Шлиман безжалостно сносил не отвечавшие идеалу постройки. Из земли выступали фундаменты стен и основания башен, город уходил все ниже и ниже, и у него шла кругом голова - жалкие поселки, которые находили его рабочие, не походили на город Приама. Раскопки продолжились на второй год, и на третий, в нижних слоях обнаружились мощные фундаменты со следами пожара... И тут Шлиман обнаружил сделавший его знаменитым клад: тот был закопан в углу строения, которое он немедленно окрестил "домом Приама".
Полтора килограмма золота: двадцать четыре ожерелья, шесть браслетов, восемьсот семьдесят колец, четыре тысячи шестьдесят шесть брошей, шестисотграммовая золотая бутыль, две великолепные диадемы, перстни, цепочки, множество мелких украшений. По договору, заключенному с османским правительством, половину находок Шлиман должен был передать Турции, но он не собирался этого делать. Шлиман и Софья спрятали клад и вывезли его в Европу; лучшего доказательства тому, что он нашел настоящую, гомеровскую Трою, представить было нельзя. Генрих Шлиман приобрел бешеную, всеевропейскую популярность: за сенсацию ухватились репортеры, читатели газет поверили в успех простого человека, из нищего ставшего миллионером, перемудрившего профессоров, не ставивших его ни в грош. Шлиман стал одним из создателей мифа о "селфмейдмэне", выходце из низов, побеждающем неблагоприятные обстоятельства умом и волей. Он отлично знал, в чем его сила: для того чтобы рекламный бум не утихал, Шлиман обзавелся специальным агентом, первым в мире специалистом по "паблик-рилейшнз".
Его успех стал триумфом археологии: она стремительно превращалась в модную, престижную науку - во всем мире росли ассигнования на раскопки, конкурсы на археологические факультеты увеличивались в геометрической прогрессии. Шлиман, еще вчера безвестный дилетант, вызывавший у профессиональных ученых лишь презрение, стал мэтром: второй успех сделал его репутацию незыблемой. Он раскопал клад, названный им "сокровищем Агамемнона", - из усыпальницы микенских царей было извлечено несколько килограммов золота: посмертные маски, короны, браслеты, перстни, кубки для вина, диадемы, золотые пуговицы.
Сокровища обогатили экспозицию афинского музея, Шлиман стал одним из национальных героев Греции - его популярность приобрела фантастические размеры, и все последующие археологические открытия широкая публика приписывала только ему.
Софья родила ему прекрасных детей, которым он дал древнегреческие имена - престарелая мекленбургская тетушка вздрагивала, называя шлиманскую дочку Андромахой. По утрам Шлиман выводил их на плоскую крышу своего особняка и медитировал, глядя на вершины гор, среди вылепленных из гипса копий античных статуй - он так и не смог заставить себя потратиться на настоящий мрамор. В Лондоне его носили на руках, германский кайзер предлагал ему орден, потомственное дворянство или же звание почетного гражданина города Берлина...
Поначалу Шлиман принимал это как должное, но с годами его стали одолевать сомнения. Профессиональные археологи не обладали его феноменальным чутьем, живым умом, бульдожьей хваткой, и все же свое дело они, как выяснилось, знали. Мало-помалу ученый мир пришел к выводу, что настоящая Троя находилась в тех слоях, которые Шлиман снес, докапываясь до своего воображаемого Илиона. "Клад Приама" был спрятан за сотни лет до Приама, подлинная Троя оказалась тем самым невзрачным поселком, на который Шлиман не обратил никакого внимания.
А "клад Агамемнона" скорее всего принадлежал далекому прародителю ахейского вождя - микенские захоронения были на несколько веков старше гомеровской Трои.
Шлимана почитали во всем мире, но серьезная наука от него ускользнула: новые раскопки вели профессиональные археологи; методы, которыми он добирался до своих сокровищ, казались им варварскими. Он чувствовал себя все более одиноким, у него испортились отношения с женой. Иногда на Генриха нападала хандра, и он начинал думать о том, что жизнь, в сущности, кончилась. Шлиман часто вспоминал ту зиму, когда он, голодный и отчаявшийся, бродил по Амстердаму: если бы о нем не вспомнил чужой человек, он наверняка бы умер в какой-нибудь больнице для бедных. Шлиману казалось, что судьба долго испытывала его, но в конце концов он ее переупрямил... Он не знал, что вскоре она разыграет тот же самый, только на сорок с лишним лет отложенный финал.
26 декабря 1890 года. Сутулый старик, упавший в пыль на неаполитанской улице, был одет так скромно и неприметно, что прохожие отнесли его к больнице для бедных, положили на грязную мостовую у запертого входа и долго стучали в тяжелую дубовую дверь. При нем не было никаких документов, и дежурный врач пристроил бедолагу на жесткую деревянную скамью, стоявшую в прихожей. Больной был без сознания - закрытые глаза, запавший рот, бессильно упавшие худые руки. Время шло, им никто не занимался, и лишь когда из висевшего у него на шее случайно развязавшегося мешочка хлынули золотые монеты, вокруг старика засуетились врачи. К вечеру бедняга начал бредить: он вспоминал какое-то кораблекрушение, говорил о пронизывающем холоде (в Неаполе стояла тридцатиградусная жара), о том, что он еще молод и ему непременно должно повезти. Этой же ночью он умер, и телеграфные агентства оповестили мир, что великий Генрих Шлиман, приехавший в Италию на лечение, скончался в одной из неаполитанских больниц.
*********************************************************************************
В Афинах до сих пор на главной улице стоит дом Шлимана. Несколько лет назад в нем открылся нумизматический музей.
Интерес к Шлиману время от времени исчезает, но только затем, чтобы разгореться с новой силой, да и сам он позаботился о том, чтобы не был забыт. О том, что проживет жизнь, достойную описания, знал лет с двадцати и собирал для будущих биографов все приходившие к нему письма и записки, а с отсылаемых писем делал копии и оставлял их у себя.
Путешествуя по миру, Шлиман дневники обыкновенно вел на языке тех стран, в которых находился.
Чтобы восстановить факты биографии Шлимана (его полного жизнеописания до сих пор нет), лучше всего отправиться в Афины, где в одной из библиотек хранится обширнейший архив - более 80000 документов на 18 языках, которыми он владел.
Легенда (а может это и не легенда вовсе) о том, как Шлиман выучил древнегреческий, произвела на меня огромное впечатление еще в детстве. Говорят, что он взял оригинальный текст "Илиады" и очень хороший немецкий перевод. И, сличая оба текста, он постепенно учил этот весьма сложный язык.
А уровень владения русским языком легко можно увидеть, прочитав
эпиграф, а также еще один отрывок письма московскому купцу Живаго:
...Чтобы сблизиться с почтою для ускорения отсылки и получения торговых отношений, я нанял в Почтамтской улице в доме Графа Сиверса весьма удобную и выгодную квартиру; впрочем, жизнь моя весьма однообразна и уединенна...
В Питере его звали Андреем Аристовичем. Преград для него здесь особых не было, он мог себе позволить многое. Он и потомственным почетным гражданином Петербурга стал при загадочных обстоятельствах, хотя и не без оснований - его предпринимательский дар, отчасти употребленный на пользу российской энергично набиравшей обороты коммерции, высоко оценивали современники. Письма Шлимана в годы его жизни в Петербурге полны следующих замечаний: "Мне, слава богу, занятия довольно, так что тружусь с раннего утра до позднего вечера, а с трудом могу окончить". Или: "...Я всемерно стараюсь обогатиться опытом и постигнуть вполне российскую торговлю".
О Шлимане - лингвисте, путешественнике, предпринимателе, мистификаторе, семьянине и, наконец, археологе написано много книг (на многих, разумеется, языках).
О Шлимане-петербуржце Игорем Богдановым написано пять книг.
И неплохо про него рассказано в книге из серии "Жизнь замечательных людей".
Источники иформации:
Папас Александропулос. Генрих Шлиман. - Журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", октябрь 1999 года.
В. Бузескул. Статья из БСЭ.
Игорь Богданов. "Приятно мне жить в Питере..." - Газета "Петербургский Час Пик", 7 января 2002 года.
Вот такой человек был.
Предыдушие статьи тут:
Общие слова Василий Ерошенко. Часть 1 Василий Ерошенко. Часть 2 Кароль Войтыла (Иоанн Павел II) Генрих Шлиман. Часть 1