Политический образ действий
Выше я говорил, что Катон и политики из его группы не стремились постоянно занимать магистратуры, дававшие власть, консульства и претуры, Катон много острил в адрес тех, кто так делал. Плутарх: о тех, кто часто домогается должностей, Катон говорил, что они, вероятно, вероятно, не знают дороги и, боясь заблудиться, стараются всегда ходить с ликторами.
Катону нужна была не непосредственно власть, а контроль и надзор. Для их получения он действовал через разные институты сложной римской политической системы.
Прежде всего - через цензуру. Цензура была высшей римской контрольной магистратурой. Цензоры избирались каждые 5 лет и находились в должности обычно несколько больше года. Главной их задачей было составить ценз - список римских граждан, разнесенных по классам и сословиям. Важнейшим политическим полномочием в рамках ценза было составление списка сенаторов - если цензоры могли по довольно произвольным основаниям (недостойное поведение) исключать из сената почти любого сенатора. Другим важным полномочием был контроль над финансами и экономикой - цензоры устанавливали государственные пошлины, сдавали с аукциона на откуп сбор налогов, доходов с общественных земель и, как вы видели, заключали договоры на общественные работы и, как предполагают современные ученые, составляли что-то вроде госбюджета на пять лет, согласуя его с сенатом.
Именно такая, контрольная власть больше всего подходила Катону для того, чтобы реализовывать сдерживающую часть его политики - через контроль над составом сената не давать высшим аристократам прежде всего, но кроме них и остальным политикам действовать во вред Республике или нарушать неписанные правила, установленные Катоном. Вы помните из второй части (ССЫЛКА) как цензоры в 174 году вычистили из сената Сципионов, которые явно попытались нарушить негласный запрет и вернуться в политику. Ну а о том, какой важной для Катона была экономическая составляющая цензуры, я много написал выше. Недаром личным прозвищем Катона в Риме стало Цензорий (у нас обычно пишут Цензор, но это неточно, на латыни его называли именно Цензорий - сенатор высшего ранга, занимавший цензуру).
И вот, в отличие от консульств, Катон ВСЕГДА стремился обеспечить избрание как минимум на одно, а лучше на оба мест цензоров или кого-то из своей группы, или хотя кого-то из политических союзников. В списке цензоров я выделил голубым цензоров из группы Катона, серым - союзников группы Катона.
Политика цензоров из группы Катона была противоположностью Сципионовой доброте. Сципион и другие цензоры из его группы практически не использовали цензорской власти по отношению к сенаторам и всадникам. В 199 году до н. э. Публий Корнелий был избран цензором вместе с Публием Элием Петом, который поставил своего коллегу во главе списка сената. Цензоры не исключили ни одного человека из сената или из всаднического сословия и даже не вынесли ни одного порицания. Такая цензура совершенно не соответствует римских обычаям и скорее напоминает Цезаря с его «милосердием», между тем и небывалая доброта и снисходительность Сципиона, и милосердие Цезаря - это отказ от исполнения закона, поведение царя, который милует виновных своей волей.
Цензы Катона, Гракха и их союзников , как вы помните, были очень строгими, из сената и из всадников исключали многих, в том числе и сенаторов высоких рангов. Больше всего римлянам запомнилась речь Катона, обосновывающая исключение из сената консуляра Л.Квинкция Фламинина (вдруг вы не знаете этой чудесной истории, приведу её здесь полностью, это хорошая и редкая возможность посмотреть на образ действий видного деятеля из группы Сципиона не восторженным взглядом Полибия).
Ливий: «Существуют суровые речи Катона против тех, кого он лишил или сенатского места, или коня, но самая суровая речь - против Л. Квинкция; если бы ее произнес обвинитель до замечания, а не цензор после замечания, то даже брат Луция Тит Квинкций, если бы он был цензором, не смог бы удержать Луция в сенате. В ней, помимо прочего, Катон расписывает, как тот взял с собой из Рима в провинцию Галлию Филиппа Пунийца, известного и дорогостоящего развратника, прельстив его надеждой на большие подарки. Этот мальчишка, вольно подшучивая, часто упрекал консула, что его увезли из Рима перед самыми гладиаторскими играми; так он старался купить уступчивость любовника. Однажды, когда они обедали и уже достаточно нагрузились вином, в разгар пира им сообщили, что прибыл знатный бой-перебежчик вместе с детьми. Он хотел получить доступ к консулу, чтобы самолично принять от него залог верности. Гость вошел в палатку и через переводчика начал говорить с консулом. Среди его речи Квинкций спросил мальчишку: «Ты лишился гладиаторских игр, не хочешь ли видеть умирающим этого галла?» И когда тот не слишком всерьез кивнул, консул по знаку развратника обнажил висевший в головах меч и ударил говорящего галла сначала по голове, а затем, когда тот пытался бежать, взывая к верности римского народа и к присутствующим, пронзил ему бок.
В конце речи Катон предлагает Квинкцию, если он отрицает это дело и все прочие обвинения, защищаться через спонсию; а если сознается, то неужели он думает, что кто-нибудь пожалеет о бесчестьи того, кто, обезумев от вина и любви, пролил на пиру человеческую кровь?».
Вот так, Катон сделал так, что цензура стала самой уважаемой и даже внушающей страх (кому надо, понятно - ещё раз вспомните Рим, замирающий перед идущим домой цензором Гракхом) магистратурой - и держал её под своим контролем сколько мог.
Ещё одной очень влиятельной контрольной «инстанцией» Республики были жреческие коллегии, прежде всего авгуров и понтификов. Сам Катон и Гракх были авгурами, его ближайший друг Валерий Флакк и Марцеллы (сын и внук великого Марцелла, покорителя Сиракуз) - понтификами, но (кроме одного случая с Гракхом, о котором ниже) я не знаю примеров того, чтобы Катон использовал манипуляции ауспициями или другие религиозные способы для воздействия на политику или политиков. Я думаю, дело тут вот в чем. Во-первых, к таким методам часто прибегал
Красс Дивес, великий понтифик, один из «четверки», возглавлявшей группу Сципиона - он, например, добился признания проведенного Катоном-консулом фестиваля «Священной весны» нарушающим священные запреты и поручил её перепроведение новому консулу - Сципиону, запретил одному из Фабиев отправиться в провинцию из-за того, то тот был фламином Квирина, практически насильно сделал младшего сына Валерия Флакка фламином Юпитера, чтобы не дать ему участвовать в политической жизни (у фламинов было много религиозных запретов, не допускающих или сильно осложняющих многие обязательные для магистратов действия) (может быть, вы помните, что по тем же причинам от фламината Юпитера «откосил» юный Гай Юлий Цезарь). Соответственно, для Катона повторять хоть в каком-то виде открытые, демонстративные, даже, скажем прямо, наглые религиозные манипуляции в политических целях было недопустимо уже хотя бы потому, что к ним постоянно прибегали Сципион и компания. Во-вторых, должности великого понтифика у группы Катона не было, а для постоянного влияния, скажем, на ауспции через жреческие коллегии нужно было иметь в них большинство, не было у Катона, судя по всему и такого большинства. В-третьих (наверное, правильный было поставить это на первое место) сам Катон и, видимо, остальные его ближайшие друзья и были, и поддерживали имидж деятелей прямых и честных, они хотели быть моральным образцом для всех римлян и действовать не нарушая своих же высоких политических и нравственных принципов. Плутарх: он гордился и тем, что люди совершившие какой-нибудь проступок, а затем уличенные в нем, говорят своим обвинителям: "Понапрасну вы нас корите - мы ведь не Катоны"; и тем, что иных, безуспешно пытающихся подражать его поступкам, называют "неудачливыми Катонами".
Тут позволю себе небольшое отступление о политических приемах Катона. Безусловно, был он человек прямой и честный. Но. Во-первых, не со всеми. Мы с вами видели
в предыдущей части, что с теми, кого он опасался и считал врагами Рима, особенно с царями, Катон мог обращаться и хитро, и жёстко, а иногда и просто жестоко. Во-вторых, и в Риме с римлянами он не был чужд своеобразной (деревенской, я бы сказал) хитрости.
Случай первый (на него обратил внимание участник Луций Геллий с форума хисторика): Тиберий Семпроний Гракх, недавно выступивший как враг и «защитник» Сицпионов, в 182 году, во время эдилитета, устраивает игры «которые оказались в тягость не только Италии и латинским союзникам, но и заморским провинциям» (Ливий) (то есть размах для тех времён просто-таки царский, притом, заметьте, всё за чужой счёт). После этого «из-за расточительных трат Гракха на игры» сенат принял постановление, строго ограничивающее расходы на игры и поборы на них с союзников. Ливий не называет имен, но по времени и по тому, что мы с вами знаем о борьбе Катона против роскоши и злоупотреблений магистратов, тут видна, конечно, рука Марка Порция. Случай второй: в 152 году до нэ Марк Клавдий Марцелл, прославленный полководец, бывший уже консулом в 165 и 155 годах, в третий (!) раз избран в консулы. Это грубо нарушает закон о недопустимости занятия консульства повторно меньше чем через 10 лет, его к тому времени уже не очень строго соблюдали, но тут третье консульство, да ещё почти сразу после второго... В 152 или в 151 как реакция на такое безобразие вводится полный запрет на повторное занятие консульства, сохранились отрывки речи Катона за введение запрета.
Видите, да? Замечаем негативную для Республики тенденцию, готовимся её запретить или ограничить, но перед этим даем своему человеку воспользоваться ей по полной (а что такого? всё честно! если уж оппоненты так делают, почему нашим нельзя) - в последний раз перед запретом. А потом, конечно, выступаем, порицаем (нехорошую тенденцию, не своего человека) и запрещаем. Очень такая катоновская интрига, я бы даже сказал шире, римская - неизящная, даже, пожалуй, грубая, но эффективная.
В начале карьеры для атаки на Сципионов и их свержения Катон очень активно использовал народных трибунов - ещё одну римскую контрольно-правозащитную магистратуру. Но, такое впечатление, после прихода к власти, то есть к «наставничеству», группа Катона через трибунов почти не действовала. Конечно, хочется сказать, что мудрый Катон видел, что трибунат, «институционализированная революция» в римской системе власти, потенциально опасен и может стать источником революции настоящей (как и случилось в 133 году и дальше).
Ну вот не думаю, выше мы с вами видели, что Катон считал важными другие опасности для Республики, и со всеми ними вполне открыто боролся, увидел бы опасность от трибуната - конечно, ограничил бы и его, но такого не было. Скорее, мне кажется, дело в том, что полномочия трибунов, прежде всего право вето, были, так сказать, тактическими, эффективными в узкой конкретной ситуации, и пригодными больше для ведения конфликта, чем конструктивной политики. Потом, Катон и его товарищи по самому своему статусу сенаторов высших рангов и по достоинству уже не могли сами «опускаться» до уровня народного трибуната, который был тогда всё-тки скорее площадкой для юниоров, а только в сложных ситуациях искали среди трибунов ситуативных союзников.
В случае необходимости, конечно, группа Катона всеми доступными способами участвовала и в прямой борьбе за власть, и в повседневной политике. Если надо, Катон «двигал» в консулы во второй или в третий раз «старую гвардию», высших по статусу участников группы, консуляров и цензориев - Тиберия Гракха (второе консульство в 163 после цензуры в 169), Марка Марцелла - внука (второе и третье консульства в 155 и 152), Эмилия Павла (второе консульство в 168). Но это было обычно признаком того, что ситуация очень сложная, «дошло до триариев», как говорили римляне.
Мне кажется, Катону остро не хватало в числе институтов Республики аналога спартанского эфората, он бы идеально подошёл для целей Марка Порция. Эфоры избирались (в отличие от цензоров) постоянно, каждый год. Они надзирали за царями и другими магистратами, сопровождали полководцев на войне, могли запрещать магистратам любые действия и смещать магистратов и даже царей, по основным государственным делам цари были обязаны совещаться с эфорами. Вот такая коллегия, если бы она была в Риме, давала бы отличную возможность направлять дела Республики в правильном направлении и не допускать, чтобы они приняли направление неправильное. Наверняка Катон часто спрашивал небеса, почему добрые боги не надоумили предков, и так почти всё римское государственное устройство скопировавших со спартанского, ввести уж в Республике и эфоров. Но сам Катон не мог тут ничего поделать, вводить новшества теперь было уже поздно - начинать ТАКИЕ реформы римского государственного строя означало разбалансировать сложившуюся работавшую систему с неопределёнными последствиями, а консерватизм и римского народа, и римской идеологии, упорно считавшей римские отцовские обычаи и устройство государства наилучшими и не требовавшими никаких изменений, гораздо больше был полезен Катону (и использовался им), чем его аристократическим противникам.