Валериев или Корнелиев - казнь Мария Гратидиана (3/5)
(предыдущая часть 2/5)
Теперь посмотрим в более широком контексте, что происходило в ноябре 82 года, чтобы найти там место для нашего маленького эпизода. Сначала отдельно посмотрим предысторию репрессий, потом - общую хронологию событий.
Итак, до 88 года в Риме политических репрессий (если под ними понимать организованное преследование по политическим мотивам в особом порядке, не по обычному закону), собственно, не было. Со 133 года произошло несколько попыток переворота, в ходе борьбы с ними выработалась форма объявления чрезвычайного положения - принятие сенатом SCU, «высшего сенатусконсульта», разрешавшего магистратам применять силу («пусть консулы обеспечат, чтобы Республика не потерпела ущерба»). Во время действия SCU в ходе подавления мятежей и иногда уже после них мятежников убивали. Когда порядок восстанавливали, за политику преследовали по обычной уголовной процедуре, предъявляя обвинение в суд.
В 88 Сулла впервые заставил сенат принять не SCU, а постановление об объявлении представителей враждебной партии врагами, которых предписывалось преследовать и убивать. Возражал против объявления Мария врагом только один консуляр, старенький Сцевола Авгур, никто больше его не поддержал. По этому постановлению из 12 «врагов» Сульпиция (народного трибуна, имевшего статус священного и неприкосновенного) убили, остальные, включая Мариев, сумели скрыться.
Катул-старший ещё в 101 году не поделил с Марием (то есть поделил, но его не устроила доля) славу эпической победы над кимврами при Верцеллах, и в 88 году поддержал постановление об объявлении врагом Мария «самым решительным образом» (Аппиан).
Суллу успели обвинить в суде в незаконном убийстве уже в том же 88, но он уехал на войну, и дело ничем не кончилось.
Через год, в 87 Марий (магистратуры не занимавший) и Цинна (консул) взяли Рим и провёл свои, гораздо более масштабные репрессии. В 87 объявляли врагами, без всякой процедуры, сами же Марий и Цинна. Репрессированы были все лидеры «реформаторов», которые поддержали Суллу в 88 и вели борьбу против Мария в войне 87 года. А в самом конце М и Ц неожиданно вспомнили о законности.
Аппиан: Марий и Цинна после стольких убийств, совершенных без судебного разбирательства, пожелали еще придать своей власти видимость законности и выдвинули обвинителей против жреца Юпитера Меруллы, будучи разгневаны на него за то, что он, хотя и с соблюдением законного порядка, был преемником Цинны по консульству. То же самое сделали они в отношении Лутация Катула, бывшего сотоварищем Мария по консульству во время войны с кимврами и спасенного им в свое время. Дело в том, что Катул проявил в отношении Мария неблагодарность и самым решительным образом стоял за его изгнание. И Мерула, и Катул содержались под тайным арестом, а когда наступил назначенный день, вызваны были в суд, - обвиненные могли быть привлечены к суду лишь после четырехкратного объявления и в законом установленные сроки. Мерула вскрыл себе артерии, оставив записку, в которой он написал, что, вскрывая себе артерию, он снял свой головной убор - не дозволено было в нем умирать жрецу. Катул в только что просмоленном и сыром еще помещении разогрел уголья и добровольно задохся.
Обвинение против Катула-старшего предъявил в суд Марий Гратидиан. Как вы помните, сохранилось одно упоминание, что Гратидиан «угрожал распять» Катула. Это даёт ключ к существу обвинения. Бичевание и распятие были наказаниями по старинному, уже не применявшемуся в то время закону за perduellio - тягчайшее государственное преступление. В следующий раз этот закон «откопают» в 63, когда обвинят сенатора Рабирия в убийстве сдавшихся после «путча» мятежников Сатурнина в 100 году, и, между прочим, сам Г.Ю.Цезарь как один из судей присудит Рабирия к распятию. То есть Катула, «самым решительных образом» участвовавшего в 88 в объявлении врагами и преследовании с целью убийства по политическим мотивам римских граждан, в том числе неприкосновенного народного трибуна, Гратидиан, сам народный трибун, обвинил в perduellio по процедуре, предполагающей казнь через распятие в случае осуждения. Итак, Марий и Цинна через Мария Гратидиана в 87 покажут на примере Катула, что проводили репрессии именно для восстановления справедливости, чтобы привлечь к ответственности и покарать государственных преступников, объявивших именем государстве преступную охоту на граждан. Вот только сами-то они до обвинения Катула с остальными «злодеями» по форме делали то же, за что сами наказывали... (а если бы дело Катула и дошло до суда, неизвестно ещё, чем бы оно кончилось - того же Рабирия в 63 в итоге не распяли, сначала он апеллировал в народное собрание, потом суд прервали по предурным основаниям... так что понятно, в общем, я думаю, почему Марий и Цинна всех, кого хотели казнить, в суды не потащили)
Зафиксируем итоги:
88 год: репрессии Суллы по постановлению сената. Законность репрессий с самого начала никем не признана. Те, кто принимал решение о репрессиях, не получили ни в какой форме освобождения от ответственности, прощения или защиты и были «привлечены к ответственности» Марием в очень упрощенной форме или даже в законном порядке, как Катул.
87 год: репрессии Мария и Цинны по решению частного лица и консула, затем по суду. Законность репрессий с самого начала никем не признана (хотя известную их справедливость и трудно не признать). После смерти Мария в 86 и Цинны в 84 их товарищи - Карбон, Гратидиан и прочие, кажется, делали вид, что за все эксцессы отвечают только они. Но Сулла с этим явно не согласился и объявил врагами всех марианцев, выдвигая условием своего возвращения, не мир с ними, а требование отстранения их от власти и призвания их к ответственности за убийства.
То есть возник порочный круг - после каждого нового переворота победители проводили незаконные репрессии, пусть даже и оправданные делами свергнутых и репрессированных, но тут же этим самым обрекали себя на преследование за них со стороны первого же политика, который хотел получить популярность у сторонников погибших, показав себя защитником законности и преследователем преступников. Никакого освобождения от ответственности или иммунитета победители не получали. От того же Мария сразу после окончания убийств его же товарищи, кажется, просто избавились, и после его смерти явно повесили всех собак на него, наверное, негласно объявили сошедшим с ума, пока был в бегах от палачей (в источниках такого нет, так пишет Колин Маккалоу в своих римских романах, но по-моему именно так и должно было быть).
Соответственно, у Суллы, коль он хотел после победы преследовать своих врагов, было, исходя из всего римского тогдашнего опыта, всего два варианта.
Первый - продавить силой-угрозами какое-то очередное постановление сената или что-то в этом роде, объявляющее марианцев врагами, быстро и жестко провести репрессии и почти сразу начать собирать обвинения (в 88, напомню, его, консула, уже и потащили в суд за казнь, совершенную в том же году) и ждать, что недобитые враги вернутся с мечом, притом с ясной перспективой, что как только будет возможно даже политики-товарищи Суллы всю кровь свалят на него и поспешат от кровавого безумца если не избавиться, то отстраниться, чисто чтобы сохранить хоть какую-то рукопожатость и шансы на избрание.
Вообще убийство политических противников показывает силу политика и укрепляет его положение скорее при тирании. При республике использующий такие методы политической борьбы показывает себя слабым, неспособным бороться нормальными средствами, и делает себя уязвимым для противников.
Второй - преследовать врагов медленно и печально, законным порядком, через суды, так что никто потом не сможет Суллу обвинить в убийствах и всём таком. Для этого нужно, однако, чтобы суды (а судьи будут из высших классов, всадники или сенаторы) были на стороне Суллы, то есть чтобы сенаторы и всадники его репрессии более-менее единогласно поддержали и провели. Но все недавние примеры говорили о том, что ничего подобного не будет. Наоборот, любые репрессии в судах и завязнут полностью и безнадежно. В 90, когда по закону Вария судили политиков из группы «реформаторов», сильно заигравшихся в сговоры с союзниками и вызвавших восстание, при том, что заговор отрицать было невозможно, всё же осудили в основном молодежь, незначительные фигуры, а реальные руководители заговора, такие, как почтенная старая черепаха Эмилий Скавр, были оправданы. И законная процедура, и родственные и дружеские связи внутри римских высших классов делали практически неизбежным то, что чем значительней обвиняемый, тем больше у него возможностей добиться оправдания. Да даже уже и после всех проскрипций, в момент, казалось бы, полного господства Суллы в 80 году, суд по громкому делу Росция вдруг принял решение против мелких креатур Суллы - Метеллы, друзья, Метеллы под столом поработали. В общем, по второму варианту Сулла бы репрессировал, пожалуй, одних мелких рыбешек.
И что тогда выбрать? Сулла в 82 выбрал, точнее, изобрел третий вариант, который никто в Риме до этого и представить не мог...
Теперь перейдём, наконец, к реконструкции событий и поместим казнь Гратидиана в контекст событий ноября 82 года.
Подробного, полного и, главное последовательного описания первого месяца «мирной жизни» в античных источниках у нас нет. Но есть несколько неподробных, по которым мы будем реконструировать происходящее.
Итак, Плутарх, Сулла (выделяю по тексту значимые события):
Наконец, когда [вечером 1 ноября, в ходе битвы у Коллинских ворот Рима] левое крыло все же было разбито, Сулла, смешавшись с бегущими, укрылся в лагере, потеряв много товарищей и близких.
Но уже глубокой ночью в лагерь Суллы прибыли люди Красса за продовольствием для него и его воинов, которые после одержанной победы преследовали врагов до самой Антемны, и там же расположились лагерем. Сулла с рассветом пришел к Антемне. Всех уцелевших сдавшихся неприятелей, как из нападавших, так и из защищавшихся, всего около шести тысяч, Сулла собрал у цирка [Фламиниев цирк на Марсовом поле у Рима], а сам созвал сенаторов на заседание в храм Беллоны. И в то самое время, когда Сулла начал говорить, отряженные им люди принялись за избиение этих шести тысяч. Жертвы, которых было так много и которых резали в страшной тесноте, разумеется, подняли отчаянный крик. Сенаторы были потрясены, но уже державший речь Сулла, нисколько не изменившись в лице, сказал им, что требует внимания к своим словам, а то, что происходит снаружи, их не касается: там-де по его повелению вразумляют кое-кого из негодяев.
Теперь Сулла занялся убийствами, кровавым делам в городе не было ни числа, ни предела, и многие, у кого и дел-то с Суллой никаких не было, были уничтожены личными врагами, потому что, угождая своим приверженцам, он охотно разрешал им эти бесчинства. Наконец, один из молодых людей, Гай Метелл, отважился спросить в сенате у Суллы, чем кончится это бедствие и как далеко оно должно зайти, чтобы можно стало ждать прекращения того, что теперь творится. «Ведь мы просим у тебя, - сказал он, - не избавления от кары для тех, кого ты решил уничтожить, но избавления от неизвестности для тех, кого ты решил оставить в живых». На возражение Суллы, что он-де еще не решил, кого прощает, Метелл ответил: «Ну так объяви, кого ты решил покарать». И Сулла обещал сделать это. Некоторые, правда, приписывают эти слова не Метеллу, а какому-то Фуфидию, одному из окружавших Суллу льстецов. Не посоветовавшись ни с кем из должностных лиц, Сулла тотчас составил список из восьмидесяти имен. Несмотря на всеобщее недовольство, спустя день он включил в список еще двести двадцать человек, а на третий - опять по меньшей мере столько же. Выступив по этому поводу с речью перед народом, Сулла сказал, что он переписал тех, кого ему удалось вспомнить, а те, кого он сейчас запамятовал, будут внесены в список в следующий раз.
Списки составлялись не в одном Риме, но в каждом городе Италии. И не остались не запятнанными убийством ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом. Мужей резали на глазах жен, детей - на глазах матерей. Павших жертвою гнева и вражды было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из-за денег, да и сами каратели, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого - сад, а иногда - теплые воды.
Тем временем Марий-младший, чтобы избежать плена, покончил с собой. Сулла прибыл в Пренесту и приступил к расправе: сперва он выносил приговор каждому в отдельности, а затем, не желая тратить времени, распорядился всех пренестинцев (их было двенадцать тысяч) собрать вместе и перерезать. Самым неслыханным, однако, был, видимо, случай с Луцием Катилиной. Еще до того, как положение в государстве определилось, он убил своего брата, а теперь просил Суллу внести убитого в список, словно живого, что и было сделано. В благодарность за это Катилина убил некоего Марка Мария, человека из стана противников Суллы. Голову его он поднес сидевшему на форуме Сулле, а сам подошел к находившемуся поблизости храму Аполлона и умыл руки в священной кропильнице.
Но, не говоря об убийствах, и остальные поступки Суллы тоже никого не радовали. Он провозгласил себя диктатором, по прошествии ста двадцати лет восстановив эту должность. Было постановлено, что он не несет никакой ответственности за все происшедшее, а на будущее получает полную власть карать смертью, лишать имущества, выводить колонии, основывать и разрушать города, отбирать царства и жаловать их, кому вздумается.
Второе по содержательности - неожиданно описание Орозия, автора краткой всемирной истории времен поздней Империи.
Сулла, вскоре после того как в качестве победителя вступил в Город, вопреки природному закону и данному слову предал смерти три тысячи безоружных и ничего не ожидавших человек, которые через послов сдались ему. Также тогда были убиты многие, не скажу, что безвинные, даже из партии самого Суллы, которых, как сообщают, было более девяти тысяч. Смерть без всяких препятствий разносилась по Городу сновавшими повсюду убийцами, когда всякого из них либо возбуждал гнев, либо [влекла] жажда добычи. И вот, когда все стали открыто негодовать, чего боялись делать поодиночке, Кв. Катулл, не таясь, заявил Сулле: «С кем же мы будем побеждать, если в ходе войны мы потеряли тех, кто носил оружие, а в мирное время убиваем безоружных?»
Тогда Сулла, по совету примипилария Л. Фурсидия, первым ввел тот постыдный проскрипционный список. Первая проскрипция состояла из восемнадцати человек, среди которых было четыре бывших консула: Карбон, Марий, Норбан и Сципион - в числе остальных был Серторий, которого тогда особенно следовало бояться. Также была объявлена и другая проскрипция из пятисот имен. Но в самих списках не виделось ни честности, ни конца несчастий; ведь одних людей сначала включали в проскрипционный список, потом убивали, других же заносили в проскрипции после того, как уже убили.
Ведь на самом деле М. Мария, вытащенного из козьего хлева, Сулла приказал связать и убить, отведя за Тибр к гробнице Лутациев, выколов прежде ему глаза и отрубив или же сломав члены тела, один за другим. После него были убиты сенатор П. Леторий и триумвир Венулей. Голова М. Мария была отправлена в Пренесте; увидев ее, Г. Марий впал в крайнее отчаянье: осажденный там Лукрецием, чтобы не попасть в руки неприятелей, он бросился [с мечом на меч] Телезина, неся и себе и ему смерть.
Сулла был назначен диктатором, чтобы вооружить его величием благородного и выдающегося звания и скрыть за ним страсть к властолюбию и жестокости.
У Аппиана много фактов, но излагает он их не по порядку.
Спустя день [после победы у Коллинских ворот] к нему были доставлены попавшие в плен Марций и Карина. И их обоих, хотя они и были римляне, Сулла не пощадил, а, убив, отослал их головы в Пренесте к Лукрецию, чтобы он пронес их вокруг стен города.
Жители его при виде этого и узнав, что вся армия Карбона погибла, что сам Норбан бежал из Италии, что вся прочая Италия и Рим добровольно подчинились Сулле, сдали Пренесте Лукрецию; Марий скрылся в подземный ров, где немного времени спустя и покончил с собою. Лукреций, отрубив его голову, отправил ее Сулле. Говорят, Сулла, положив ее на форуме пред рострами, надсмеялся над молодостью консула и сказал: "нужно сначала стать гребцом, а потом управлять рулем". Лукреций, одолев Пренесте, немедленно приказал казнить одних подначальных Марию командиров из числа сенаторов, других посадил под арест. Их убил прибывший затем в Пренесте Сулла.
Сам Сулла созвал римлян в собрание, на котором он много и велеречиво говорил о себе, но вместе с тем наговорил и много ужасов для устрашения других. Он заявил, что улучшит положение народа, если его будут слушаться; зато по отношению к своим врагам он не будет знать никакой пощады вплоть до причинения им самых крайних бедствий. Сразу же после этого Сулла присудил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи шестисот так называемых всадников. Сулла, кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги - кто донесет, наказания - кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других.
Были убиты, подверглись изгнанию, конфискации имущества, многие из числа тех италийцев, которые повиновались Карбону, Норбану, Марию или их подначальным командирам. По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды, причем выдвигались против них разнообразные обвинения.
В Риме Сулла устроил все по своему желанию. Не было и речи о каких-либо законах или о голосованиях или о выборах по жребию; все от страха дрожали, попрятались, безмолвствовали. Было постановлено признать прочно закрепленными и не подлежащими контролю все распоряжения Суллы, сделанные им в бытность его консулом и проконсулом.
Сулла поистине был царем или тираном не по избранию, а по силе и мощи. Ему, однако, нужна была хотя бы видимость того, что он избран, и он достиг этого следующим образом. Древние римские цари были царями в силу присущей им доблести. И когда кто-либо из них умирал, правили поочередно сенаторы в течение пяти дней, пока народ не ставил на царствование другого царя. Этого пятидневного правителя называли "междуцарем" - он был царем на пять дней. Потом при истечении срока консульства старые консулы всегда назначали выборы новых консулов, но если по какому-либо обстоятельству консула в данный момент не было налицо, то довыбор новых консулов назначал опять-таки междуцарь. Сулла ухватился за этот обычай.
Консулов тогда не было: Карбон умер в Сицилии, Марий - в Пренесте. Сулла выехал недалеко от Рима и приказал сенату избрать так называемого междуцаря. Сенат избрал Валерия Флакка в надежде, что он внесет предложение устроить выборы консулов. Тогда Сулла, поручил Флакку внести в народное собрание следующее предложение: по мнению его, Суллы, для Рима в настоящее время было бы полезно, чтобы в нем было диктаторское правление. Тот, кто будет избран, должен править не определенный срок, но до тех пор, пока Рим, Италия, вся Римская держава, потрясенная междоусобными распрями и войнами, не укрепится. Это предложение имело в виду самого Суллу и в этом не было никакого сомнения. Сулла и сам не мог скрыть этого и в конце своего послания открыто заявлял, что, по его мнению, именно он в настоящее время будет полезен для Рима.
Вот какое послание отправил Сулла. Римляне выбрали Суллу на срок, на какой он хочет, полномочным правителем-тираном. Для красного словца было прибавлено, что Сулла избирается диктатором для проведения законопроектов, которые он составит лично сам для упорядочения государственного строя.
Как видите, античные историки делят для удобства изложения события на два части, одна - проскрипции, вторая - получение Суллой власти, отходя при этом от последовательного по времени изложения. Но прикол в том, что эти две части событий происходили на самом деле одновременно, и были взаимозависимы и взаимообусловлены.
Два ОЧЕНЬ ВАЖНЫХ дополнения, показывающих, насколько Аппиан и Плутарх упрощают дело и какие важные подробности пропускают, можно найти в речи Цицерона «В защиту Росция Америйского». Цицерон произносит речь в 80 году, сразу после окончания проскрипций, спасая своего клиента от признания виновным уже обычным судом, - это возможное осуждение он, риторически преувеличивая, называет новой проскрипцией.
Вот что он говорит судьям: Если вы возьмете на себя ответственность за такое дело и приложите к нему свою руку, если вы сидите здесь для того, чтобы к вам приводили сыновей тех людей, чье имущество поступило в продажу с торгов, то - во имя бессмертных богов, судьи! - берегитесь, как бы не показалось, что вы начали новую и гораздо более жестокую проскрипцию! За прежнюю, начатую против тех, кто был способен носить оружие, сенат всё же отказался взять на себя ответственность, дабы не показалось, что более суровая мера, чем это установлено обычаем предков, принята с согласия государственного совета.
То есть, во-первых, выходит, был какой-то момент, когда сенат отказался взять на себя ответственность за проскрипции!
Во-вторых, именно из речи Цицерона известно, что о проскрипциях был принят ЗАКОН (Цицерон даже цитирует его текст): но я спрашиваю вот о чем: как могло на основании того самого закона о проскрипциях - Валериева или Корнелиева (точно не знаю) - так вот, как могло на основании этого самого закона имущество Секста Росция поступить в продажу? Ведь там, говорят, написано следующее: «Должно быть продано имущество тех, чьи имена внесены в проскрипционные списки (среди них Секста Росция нет), или тех, кто был убит, принадлежа к лагерю противников».
Историки-античники обычно при реконструкции событий более или менее следуют за древними, отделяя историю проскрипций от истории введения диктатуры. При этом они признают, что «подробности переговоров о проскрипциях между Суллой и его критиками неясны» (Кембриджская история Древнего Мира), но в общем более или менее смиряются с этим.
(продолжение - часть 4/5)
Теперь посмотрим в более широком контексте, что происходило в ноябре 82 года, чтобы найти там место для нашего маленького эпизода. Сначала отдельно посмотрим предысторию репрессий, потом - общую хронологию событий.
Итак, до 88 года в Риме политических репрессий (если под ними понимать организованное преследование по политическим мотивам в особом порядке, не по обычному закону), собственно, не было. Со 133 года произошло несколько попыток переворота, в ходе борьбы с ними выработалась форма объявления чрезвычайного положения - принятие сенатом SCU, «высшего сенатусконсульта», разрешавшего магистратам применять силу («пусть консулы обеспечат, чтобы Республика не потерпела ущерба»). Во время действия SCU в ходе подавления мятежей и иногда уже после них мятежников убивали. Когда порядок восстанавливали, за политику преследовали по обычной уголовной процедуре, предъявляя обвинение в суд.
В 88 Сулла впервые заставил сенат принять не SCU, а постановление об объявлении представителей враждебной партии врагами, которых предписывалось преследовать и убивать. Возражал против объявления Мария врагом только один консуляр, старенький Сцевола Авгур, никто больше его не поддержал. По этому постановлению из 12 «врагов» Сульпиция (народного трибуна, имевшего статус священного и неприкосновенного) убили, остальные, включая Мариев, сумели скрыться.
Катул-старший ещё в 101 году не поделил с Марием (то есть поделил, но его не устроила доля) славу эпической победы над кимврами при Верцеллах, и в 88 году поддержал постановление об объявлении врагом Мария «самым решительным образом» (Аппиан).
Суллу успели обвинить в суде в незаконном убийстве уже в том же 88, но он уехал на войну, и дело ничем не кончилось.
Через год, в 87 Марий (магистратуры не занимавший) и Цинна (консул) взяли Рим и провёл свои, гораздо более масштабные репрессии. В 87 объявляли врагами, без всякой процедуры, сами же Марий и Цинна. Репрессированы были все лидеры «реформаторов», которые поддержали Суллу в 88 и вели борьбу против Мария в войне 87 года. А в самом конце М и Ц неожиданно вспомнили о законности.
Аппиан: Марий и Цинна после стольких убийств, совершенных без судебного разбирательства, пожелали еще придать своей власти видимость законности и выдвинули обвинителей против жреца Юпитера Меруллы, будучи разгневаны на него за то, что он, хотя и с соблюдением законного порядка, был преемником Цинны по консульству. То же самое сделали они в отношении Лутация Катула, бывшего сотоварищем Мария по консульству во время войны с кимврами и спасенного им в свое время. Дело в том, что Катул проявил в отношении Мария неблагодарность и самым решительным образом стоял за его изгнание. И Мерула, и Катул содержались под тайным арестом, а когда наступил назначенный день, вызваны были в суд, - обвиненные могли быть привлечены к суду лишь после четырехкратного объявления и в законом установленные сроки. Мерула вскрыл себе артерии, оставив записку, в которой он написал, что, вскрывая себе артерию, он снял свой головной убор - не дозволено было в нем умирать жрецу. Катул в только что просмоленном и сыром еще помещении разогрел уголья и добровольно задохся.
Обвинение против Катула-старшего предъявил в суд Марий Гратидиан. Как вы помните, сохранилось одно упоминание, что Гратидиан «угрожал распять» Катула. Это даёт ключ к существу обвинения. Бичевание и распятие были наказаниями по старинному, уже не применявшемуся в то время закону за perduellio - тягчайшее государственное преступление. В следующий раз этот закон «откопают» в 63, когда обвинят сенатора Рабирия в убийстве сдавшихся после «путча» мятежников Сатурнина в 100 году, и, между прочим, сам Г.Ю.Цезарь как один из судей присудит Рабирия к распятию. То есть Катула, «самым решительных образом» участвовавшего в 88 в объявлении врагами и преследовании с целью убийства по политическим мотивам римских граждан, в том числе неприкосновенного народного трибуна, Гратидиан, сам народный трибун, обвинил в perduellio по процедуре, предполагающей казнь через распятие в случае осуждения. Итак, Марий и Цинна через Мария Гратидиана в 87 покажут на примере Катула, что проводили репрессии именно для восстановления справедливости, чтобы привлечь к ответственности и покарать государственных преступников, объявивших именем государстве преступную охоту на граждан. Вот только сами-то они до обвинения Катула с остальными «злодеями» по форме делали то же, за что сами наказывали... (а если бы дело Катула и дошло до суда, неизвестно ещё, чем бы оно кончилось - того же Рабирия в 63 в итоге не распяли, сначала он апеллировал в народное собрание, потом суд прервали по предурным основаниям... так что понятно, в общем, я думаю, почему Марий и Цинна всех, кого хотели казнить, в суды не потащили)
Зафиксируем итоги:
88 год: репрессии Суллы по постановлению сената. Законность репрессий с самого начала никем не признана. Те, кто принимал решение о репрессиях, не получили ни в какой форме освобождения от ответственности, прощения или защиты и были «привлечены к ответственности» Марием в очень упрощенной форме или даже в законном порядке, как Катул.
87 год: репрессии Мария и Цинны по решению частного лица и консула, затем по суду. Законность репрессий с самого начала никем не признана (хотя известную их справедливость и трудно не признать). После смерти Мария в 86 и Цинны в 84 их товарищи - Карбон, Гратидиан и прочие, кажется, делали вид, что за все эксцессы отвечают только они. Но Сулла с этим явно не согласился и объявил врагами всех марианцев, выдвигая условием своего возвращения, не мир с ними, а требование отстранения их от власти и призвания их к ответственности за убийства.
То есть возник порочный круг - после каждого нового переворота победители проводили незаконные репрессии, пусть даже и оправданные делами свергнутых и репрессированных, но тут же этим самым обрекали себя на преследование за них со стороны первого же политика, который хотел получить популярность у сторонников погибших, показав себя защитником законности и преследователем преступников. Никакого освобождения от ответственности или иммунитета победители не получали. От того же Мария сразу после окончания убийств его же товарищи, кажется, просто избавились, и после его смерти явно повесили всех собак на него, наверное, негласно объявили сошедшим с ума, пока был в бегах от палачей (в источниках такого нет, так пишет Колин Маккалоу в своих римских романах, но по-моему именно так и должно было быть).
Соответственно, у Суллы, коль он хотел после победы преследовать своих врагов, было, исходя из всего римского тогдашнего опыта, всего два варианта.
Первый - продавить силой-угрозами какое-то очередное постановление сената или что-то в этом роде, объявляющее марианцев врагами, быстро и жестко провести репрессии и почти сразу начать собирать обвинения (в 88, напомню, его, консула, уже и потащили в суд за казнь, совершенную в том же году) и ждать, что недобитые враги вернутся с мечом, притом с ясной перспективой, что как только будет возможно даже политики-товарищи Суллы всю кровь свалят на него и поспешат от кровавого безумца если не избавиться, то отстраниться, чисто чтобы сохранить хоть какую-то рукопожатость и шансы на избрание.
Вообще убийство политических противников показывает силу политика и укрепляет его положение скорее при тирании. При республике использующий такие методы политической борьбы показывает себя слабым, неспособным бороться нормальными средствами, и делает себя уязвимым для противников.
Второй - преследовать врагов медленно и печально, законным порядком, через суды, так что никто потом не сможет Суллу обвинить в убийствах и всём таком. Для этого нужно, однако, чтобы суды (а судьи будут из высших классов, всадники или сенаторы) были на стороне Суллы, то есть чтобы сенаторы и всадники его репрессии более-менее единогласно поддержали и провели. Но все недавние примеры говорили о том, что ничего подобного не будет. Наоборот, любые репрессии в судах и завязнут полностью и безнадежно. В 90, когда по закону Вария судили политиков из группы «реформаторов», сильно заигравшихся в сговоры с союзниками и вызвавших восстание, при том, что заговор отрицать было невозможно, всё же осудили в основном молодежь, незначительные фигуры, а реальные руководители заговора, такие, как почтенная старая черепаха Эмилий Скавр, были оправданы. И законная процедура, и родственные и дружеские связи внутри римских высших классов делали практически неизбежным то, что чем значительней обвиняемый, тем больше у него возможностей добиться оправдания. Да даже уже и после всех проскрипций, в момент, казалось бы, полного господства Суллы в 80 году, суд по громкому делу Росция вдруг принял решение против мелких креатур Суллы - Метеллы, друзья, Метеллы под столом поработали. В общем, по второму варианту Сулла бы репрессировал, пожалуй, одних мелких рыбешек.
И что тогда выбрать? Сулла в 82 выбрал, точнее, изобрел третий вариант, который никто в Риме до этого и представить не мог...
Теперь перейдём, наконец, к реконструкции событий и поместим казнь Гратидиана в контекст событий ноября 82 года.
Подробного, полного и, главное последовательного описания первого месяца «мирной жизни» в античных источниках у нас нет. Но есть несколько неподробных, по которым мы будем реконструировать происходящее.
Итак, Плутарх, Сулла (выделяю по тексту значимые события):
Наконец, когда [вечером 1 ноября, в ходе битвы у Коллинских ворот Рима] левое крыло все же было разбито, Сулла, смешавшись с бегущими, укрылся в лагере, потеряв много товарищей и близких.
Но уже глубокой ночью в лагерь Суллы прибыли люди Красса за продовольствием для него и его воинов, которые после одержанной победы преследовали врагов до самой Антемны, и там же расположились лагерем. Сулла с рассветом пришел к Антемне. Всех уцелевших сдавшихся неприятелей, как из нападавших, так и из защищавшихся, всего около шести тысяч, Сулла собрал у цирка [Фламиниев цирк на Марсовом поле у Рима], а сам созвал сенаторов на заседание в храм Беллоны. И в то самое время, когда Сулла начал говорить, отряженные им люди принялись за избиение этих шести тысяч. Жертвы, которых было так много и которых резали в страшной тесноте, разумеется, подняли отчаянный крик. Сенаторы были потрясены, но уже державший речь Сулла, нисколько не изменившись в лице, сказал им, что требует внимания к своим словам, а то, что происходит снаружи, их не касается: там-де по его повелению вразумляют кое-кого из негодяев.
Теперь Сулла занялся убийствами, кровавым делам в городе не было ни числа, ни предела, и многие, у кого и дел-то с Суллой никаких не было, были уничтожены личными врагами, потому что, угождая своим приверженцам, он охотно разрешал им эти бесчинства. Наконец, один из молодых людей, Гай Метелл, отважился спросить в сенате у Суллы, чем кончится это бедствие и как далеко оно должно зайти, чтобы можно стало ждать прекращения того, что теперь творится. «Ведь мы просим у тебя, - сказал он, - не избавления от кары для тех, кого ты решил уничтожить, но избавления от неизвестности для тех, кого ты решил оставить в живых». На возражение Суллы, что он-де еще не решил, кого прощает, Метелл ответил: «Ну так объяви, кого ты решил покарать». И Сулла обещал сделать это. Некоторые, правда, приписывают эти слова не Метеллу, а какому-то Фуфидию, одному из окружавших Суллу льстецов. Не посоветовавшись ни с кем из должностных лиц, Сулла тотчас составил список из восьмидесяти имен. Несмотря на всеобщее недовольство, спустя день он включил в список еще двести двадцать человек, а на третий - опять по меньшей мере столько же. Выступив по этому поводу с речью перед народом, Сулла сказал, что он переписал тех, кого ему удалось вспомнить, а те, кого он сейчас запамятовал, будут внесены в список в следующий раз.
Списки составлялись не в одном Риме, но в каждом городе Италии. И не остались не запятнанными убийством ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом. Мужей резали на глазах жен, детей - на глазах матерей. Павших жертвою гнева и вражды было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из-за денег, да и сами каратели, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого - сад, а иногда - теплые воды.
Тем временем Марий-младший, чтобы избежать плена, покончил с собой. Сулла прибыл в Пренесту и приступил к расправе: сперва он выносил приговор каждому в отдельности, а затем, не желая тратить времени, распорядился всех пренестинцев (их было двенадцать тысяч) собрать вместе и перерезать. Самым неслыханным, однако, был, видимо, случай с Луцием Катилиной. Еще до того, как положение в государстве определилось, он убил своего брата, а теперь просил Суллу внести убитого в список, словно живого, что и было сделано. В благодарность за это Катилина убил некоего Марка Мария, человека из стана противников Суллы. Голову его он поднес сидевшему на форуме Сулле, а сам подошел к находившемуся поблизости храму Аполлона и умыл руки в священной кропильнице.
Но, не говоря об убийствах, и остальные поступки Суллы тоже никого не радовали. Он провозгласил себя диктатором, по прошествии ста двадцати лет восстановив эту должность. Было постановлено, что он не несет никакой ответственности за все происшедшее, а на будущее получает полную власть карать смертью, лишать имущества, выводить колонии, основывать и разрушать города, отбирать царства и жаловать их, кому вздумается.
Второе по содержательности - неожиданно описание Орозия, автора краткой всемирной истории времен поздней Империи.
Сулла, вскоре после того как в качестве победителя вступил в Город, вопреки природному закону и данному слову предал смерти три тысячи безоружных и ничего не ожидавших человек, которые через послов сдались ему. Также тогда были убиты многие, не скажу, что безвинные, даже из партии самого Суллы, которых, как сообщают, было более девяти тысяч. Смерть без всяких препятствий разносилась по Городу сновавшими повсюду убийцами, когда всякого из них либо возбуждал гнев, либо [влекла] жажда добычи. И вот, когда все стали открыто негодовать, чего боялись делать поодиночке, Кв. Катулл, не таясь, заявил Сулле: «С кем же мы будем побеждать, если в ходе войны мы потеряли тех, кто носил оружие, а в мирное время убиваем безоружных?»
Тогда Сулла, по совету примипилария Л. Фурсидия, первым ввел тот постыдный проскрипционный список. Первая проскрипция состояла из восемнадцати человек, среди которых было четыре бывших консула: Карбон, Марий, Норбан и Сципион - в числе остальных был Серторий, которого тогда особенно следовало бояться. Также была объявлена и другая проскрипция из пятисот имен. Но в самих списках не виделось ни честности, ни конца несчастий; ведь одних людей сначала включали в проскрипционный список, потом убивали, других же заносили в проскрипции после того, как уже убили.
Ведь на самом деле М. Мария, вытащенного из козьего хлева, Сулла приказал связать и убить, отведя за Тибр к гробнице Лутациев, выколов прежде ему глаза и отрубив или же сломав члены тела, один за другим. После него были убиты сенатор П. Леторий и триумвир Венулей. Голова М. Мария была отправлена в Пренесте; увидев ее, Г. Марий впал в крайнее отчаянье: осажденный там Лукрецием, чтобы не попасть в руки неприятелей, он бросился [с мечом на меч] Телезина, неся и себе и ему смерть.
Сулла был назначен диктатором, чтобы вооружить его величием благородного и выдающегося звания и скрыть за ним страсть к властолюбию и жестокости.
У Аппиана много фактов, но излагает он их не по порядку.
Спустя день [после победы у Коллинских ворот] к нему были доставлены попавшие в плен Марций и Карина. И их обоих, хотя они и были римляне, Сулла не пощадил, а, убив, отослал их головы в Пренесте к Лукрецию, чтобы он пронес их вокруг стен города.
Жители его при виде этого и узнав, что вся армия Карбона погибла, что сам Норбан бежал из Италии, что вся прочая Италия и Рим добровольно подчинились Сулле, сдали Пренесте Лукрецию; Марий скрылся в подземный ров, где немного времени спустя и покончил с собою. Лукреций, отрубив его голову, отправил ее Сулле. Говорят, Сулла, положив ее на форуме пред рострами, надсмеялся над молодостью консула и сказал: "нужно сначала стать гребцом, а потом управлять рулем". Лукреций, одолев Пренесте, немедленно приказал казнить одних подначальных Марию командиров из числа сенаторов, других посадил под арест. Их убил прибывший затем в Пренесте Сулла.
Сам Сулла созвал римлян в собрание, на котором он много и велеречиво говорил о себе, но вместе с тем наговорил и много ужасов для устрашения других. Он заявил, что улучшит положение народа, если его будут слушаться; зато по отношению к своим врагам он не будет знать никакой пощады вплоть до причинения им самых крайних бедствий. Сразу же после этого Сулла присудил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи шестисот так называемых всадников. Сулла, кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги - кто донесет, наказания - кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других.
Были убиты, подверглись изгнанию, конфискации имущества, многие из числа тех италийцев, которые повиновались Карбону, Норбану, Марию или их подначальным командирам. По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды, причем выдвигались против них разнообразные обвинения.
В Риме Сулла устроил все по своему желанию. Не было и речи о каких-либо законах или о голосованиях или о выборах по жребию; все от страха дрожали, попрятались, безмолвствовали. Было постановлено признать прочно закрепленными и не подлежащими контролю все распоряжения Суллы, сделанные им в бытность его консулом и проконсулом.
Сулла поистине был царем или тираном не по избранию, а по силе и мощи. Ему, однако, нужна была хотя бы видимость того, что он избран, и он достиг этого следующим образом. Древние римские цари были царями в силу присущей им доблести. И когда кто-либо из них умирал, правили поочередно сенаторы в течение пяти дней, пока народ не ставил на царствование другого царя. Этого пятидневного правителя называли "междуцарем" - он был царем на пять дней. Потом при истечении срока консульства старые консулы всегда назначали выборы новых консулов, но если по какому-либо обстоятельству консула в данный момент не было налицо, то довыбор новых консулов назначал опять-таки междуцарь. Сулла ухватился за этот обычай.
Консулов тогда не было: Карбон умер в Сицилии, Марий - в Пренесте. Сулла выехал недалеко от Рима и приказал сенату избрать так называемого междуцаря. Сенат избрал Валерия Флакка в надежде, что он внесет предложение устроить выборы консулов. Тогда Сулла, поручил Флакку внести в народное собрание следующее предложение: по мнению его, Суллы, для Рима в настоящее время было бы полезно, чтобы в нем было диктаторское правление. Тот, кто будет избран, должен править не определенный срок, но до тех пор, пока Рим, Италия, вся Римская держава, потрясенная междоусобными распрями и войнами, не укрепится. Это предложение имело в виду самого Суллу и в этом не было никакого сомнения. Сулла и сам не мог скрыть этого и в конце своего послания открыто заявлял, что, по его мнению, именно он в настоящее время будет полезен для Рима.
Вот какое послание отправил Сулла. Римляне выбрали Суллу на срок, на какой он хочет, полномочным правителем-тираном. Для красного словца было прибавлено, что Сулла избирается диктатором для проведения законопроектов, которые он составит лично сам для упорядочения государственного строя.
Как видите, античные историки делят для удобства изложения события на два части, одна - проскрипции, вторая - получение Суллой власти, отходя при этом от последовательного по времени изложения. Но прикол в том, что эти две части событий происходили на самом деле одновременно, и были взаимозависимы и взаимообусловлены.
Два ОЧЕНЬ ВАЖНЫХ дополнения, показывающих, насколько Аппиан и Плутарх упрощают дело и какие важные подробности пропускают, можно найти в речи Цицерона «В защиту Росция Америйского». Цицерон произносит речь в 80 году, сразу после окончания проскрипций, спасая своего клиента от признания виновным уже обычным судом, - это возможное осуждение он, риторически преувеличивая, называет новой проскрипцией.
Вот что он говорит судьям: Если вы возьмете на себя ответственность за такое дело и приложите к нему свою руку, если вы сидите здесь для того, чтобы к вам приводили сыновей тех людей, чье имущество поступило в продажу с торгов, то - во имя бессмертных богов, судьи! - берегитесь, как бы не показалось, что вы начали новую и гораздо более жестокую проскрипцию! За прежнюю, начатую против тех, кто был способен носить оружие, сенат всё же отказался взять на себя ответственность, дабы не показалось, что более суровая мера, чем это установлено обычаем предков, принята с согласия государственного совета.
То есть, во-первых, выходит, был какой-то момент, когда сенат отказался взять на себя ответственность за проскрипции!
Во-вторых, именно из речи Цицерона известно, что о проскрипциях был принят ЗАКОН (Цицерон даже цитирует его текст): но я спрашиваю вот о чем: как могло на основании того самого закона о проскрипциях - Валериева или Корнелиева (точно не знаю) - так вот, как могло на основании этого самого закона имущество Секста Росция поступить в продажу? Ведь там, говорят, написано следующее: «Должно быть продано имущество тех, чьи имена внесены в проскрипционные списки (среди них Секста Росция нет), или тех, кто был убит, принадлежа к лагерю противников».
Историки-античники обычно при реконструкции событий более или менее следуют за древними, отделяя историю проскрипций от истории введения диктатуры. При этом они признают, что «подробности переговоров о проскрипциях между Суллой и его критиками неясны» (Кембриджская история Древнего Мира), но в общем более или менее смиряются с этим.
(продолжение - часть 4/5)