Гюмри (Александрополь). Часть 4: ось Ленинакана
Ленинакан, в отличие от весёлого Александрополя, - глубоко трагический город, чья короткая история началась и закончилась землетрясениями. После землетрясения 1926 года его восстановление стало удобным поводом превратить буржуазный и националистический оплот в витрину социалистической Армении. Ленинакану советский госплан уготовил роль не по-армянски интернационального "кавказского Манчестера" с крупнейшим на три республики комплексом текстильных фабрик, сталинским соцгородом и микрорайонами панельных многоэтажек. К концу 1980-х с населением 240 тысяч человек Ленинакан почти не уступал Кутаиси и Кировабаду ( Гяндже) - вторым по величине городам у ближайших соседей. Всё это рухнуло в без двадцати полдень 7 декабря 1988 года - причём в самом прямом смысле слова... Критическая недооценка сейсмоопасности Закавказья в сочетании с ужасным качеством строительства привели к тому, что землетрясением был уничтожен именно советский город, похоронив под обломками 14 тысяч человек. Хотя то землетрясение назвали Спитакским, эпицентром трагедии стал именно Ленинакан, а среди выживших вдесятеро больше людей остались без крова и навсегда уехали из руин. Город потерял около половины населения, а рушащийся на глазах Советский Союз так и не успел его восстановить. Так возник новый город Гюмри с центром Александрополя и не убранными за 30 лет руинами Ленинакана по окраинам.
Осмотрев в прошлой части русскую крепость, нависающую над Старым Александрополем с запада, теперь сместимся к его восточной стороне. Там, где мы начинали первую часть, сквозь полгорода уходит 4-километровая ось из улиц Ахтанак (Победы), Саят-Новы, Гарегина Нжде и Манушян, по которой и прогуляемся сегодня. Но лёгкой и приятной прогулка не будет: стихийное бедствие - это страшнее войны...
На заднем плане - знакомый нам по первой части армяно-католический собор Святых Мучеников (2015), нависающий над старинным особняками Дзитхоцянов и Меркуровых, занятых музеями городского быта и скульптура Сергея Меркурова соответственно. Но прежде, чем зайти в их ворота (опять же см. первую часть), за перпендикулярной нашей сегодняшней оси улицей Теряна я увидел ещё кое-что:
2.
Трущобы! Самые настоящие трущобы, какими их рисовали в советских книжках о бедах капиталистических стран. Самодельные халупы из металлических листов, фанеры и черепицы:
3.
А среди них, внезапно, давно пересохший фонтан. Я смотрел на трущобы, и не мог поверить, что люди в них живут уже 33-й год, а сами люди на мой фотоаппарат взирали без злости, скорее с равнодушием и даже лёгким оттенком надежды - вдруг именно мои фотографии станут последней каплей, чтобы обновлённая прошлогодней революцией власть наконец вспомнила об их бедах.
4.
Улица Теряна - южная граница, отсекающая эти трущобы от центра, и в следующих нескольких кварталах о следах землетрясения можно будет не вспоминать. У музея и костёла начинается проспект Ахтанак (Победы), над началом которого гордо гарцует герой армянский войн начала ХХ века Зоравар Андраник во главе фидаев (партизан и подпольщиков). Сооружённый в 1984, сюда памятник был перенесён спустя 20 лет, как бы намекая жителям трущоб, что знал армянский народ и беды пострашнее.
5.
Чуть поодаль, напротив так же знакомого нам по первой части рынка золота - ещё один монумент:
6.
Поставленный в 1961 году к 1000-летию Ани - древней столицы Армении в её "серебряный век", оставшейся по ту сторону турецкой границы. И дата "1988" на соседнем камне видимо напоминает, что Спитакское землетрясение задело и её руины.
6а.
Такая уж у Армении история, что любой непонятный монумент с армянскими буквами имеет "презумпцию трагедии". Вот ещё один памятник в одном из переулочков напротив, явно поставленный неравнодушной роднёй, судя по дате "2016" и строгому лицу на кенотафе - военному, погибшему в Карабахе на короткой Апрельской войне:
7.
По проспекту Победы тянется широкий бульвар, но вид его печален:
8.
И лишь скульптуры, торчащие из многолетнего листвы, оживляют пейзаж:
9.
Парк Бесполезных Скульптур - весьма популярный советский и постсоветский жанр, но неповторимый армянский стиль вытягивает даже его:
10.
Как обычно в Закавказье, не знаю никакой конкретики, но более всего похоже на 1980-е годы. Справа - явно Айк Наапет, мифический прародитель первой армянской династии, целится в вавилонского титана Бала.
11.
Проспект Победы выводит на круглую и весьма обширную (170 метров в диаметре) Багратидскую площадь (Багратуняц). Слева под острым углом по ходу нашего движения на неё же приводит с центральной Вардановской (Варананц) площади пешеходная улица Рыжкова, где мы заканчивали первую часть. Николай Рыжков, предпоследний советский премьер-министр, руководил комиссией по ликвидации последствий Спитакского землетрясения и позже единственный из неармянин стал Героем Армении. Сама же улица Рыжкова (вот не знаю, как она называлась тогда!) стала истоком Ленинакана, первой застроенная советскими домами по всей длине после землетрясения 1926 года. Вот тут в кадре типовая сталинка Давида Числиева, тбилисского архитектора, приехавшего сюда строить городу новое лицо. Почти такая же, только чёрная, стала первым домом социалистического Ленинакана - её я показывал в конце позапрошлой части.
12.
С другой стороны - изогнутый Дом Тарту 1960-х годов, подарок города-побратима с похожим статусом - №2 в своей стране и её культурная столица. С постройкой дома, видимо, появилась сама площадь Багратуняц, при Советах называвшаяся площадью Тарту.
13.
Теперь здесь целое скопление национальных памятников - конный царь Ашот III из династии Багратидов стоит у дороги к вокзалу (направо по ходу нашего движения), поэт Саят-Нова глядит в перспективу улицы имени себя дальше по оси, а ближе к улице Рыжкова расположилась Семья Дудукистов - это памятник не конкретным людям, а национальному инструменту дудуку (см. Сардарапат), армянской дудочке из абрикосового дерева:
14.
Сам круглый сквер на площади носит отдельное название Кольцо Мира. Посреди него на камне - герб Багратуни, самой пожалуй великой династии Закавказья, прославившейся от Анийского царства (где Багратиды были царями) до Наполеоновских войн (вы наверняка вспомнили Багратиона - и да, это их же грузинская ветвь).
15.
А посреди засохшего фонтана в самом центре сквера - внезапная на Кавказе бесстыжая Русалка (1970), видимо тоже подарок из Тарту:
16.
От Кольца Мира до следующей площади Независимости тянется улица Саят-Новы. В принципе здесь самый центр, причём не для туристов, а для своих, и на первых этажах сплошь симпатичные кафешки (в том числе весьма неожиданный в Армении грузинский ресторан!), но парк аттракционов вдоль улицы пуст.
16а.
За парком зато притаилась, в дополнение к костёлу из начала прогулки, армяно-евангелистская церковь. Армяно-протестанты - явление куда более редкое, чем армяно-католики, и начиналось в 1846 году в Константинополе с кружка пиетистов. С этим течением мы уже сталкивались в азербайджанском Гёйгёле, бывшней немецкой колонии Еленендорф: пиетисты - это такие лютеране-раскольники, имевшие к лютеранству те же претензии, что когда-то Лютер к католичеству. А ещё они, как и наши староверы, искали Беловодье, или вернее мечтали построить его своими руками где-то между Араратом и Обетованной Землёй. Поэтому немудрено, что в Закавказье пиетизм нашёл благодатную почву, ну а ещё через пару поколений, когда угас первый романтический запал, пиетисты тихо и спокойно вернулись в ряды лютеран. Духовное управление Евангелическое церкви в Армении я показывал в Ереване, по стране у неё 50 молельных домов - и лишь одна, вот эта, церковь:
17.
Дальше, у забавного киоска-бочки и лиричного памятника поэту Аветику Исаакяну (1962) начинается местная театральная площадь:
18.
Гюмрийский драматический театр имени Вартана Аджемяна был основан в 1928 году как Второй армянский государственный театр имени Аскеназа Мравяна, республиканского наркомпросвета, видимо и основавшего в оплоте националистов советскую сцену. Вартан Аджемян же, один из крупнейших армянских драматургов советской эпохи, родом был из Вана, а творил в основном в Ереване, и всё же сделал два десятка постановок здесь. Нынешние здание построено в 1973-75 годах, и общий облик бетонной коробки неплохо искупают барельефные панно:
19.
Но в первую очередь площадь запоминается памятниками - помимо Исаакяна тут увековечен Ованнес Шираз (справа; другой поэт, и от обоих остались дома-музеи в Старом Александрополе), но в первую очередь - Фрунзик Мкртчян. Будущий Рубен Хачикян из "Мимино", если не самый колоритный, то самый армянистый армянин советского кино родом был из Ленинакана и начинал актёрский путь именно в этом театре. Памятник был поставлен в 2004 году, а где-то по соседству с 2006 действует и небольшой музей Мкртчяна.
20.
Ещё здесь есть фонтан, причём не просто действующий, а с утками крупнее иных кур:
21.
Следующие пол-квартала - и улица Саят-Новы заканчивается, впадая, как в озеро, в площадь Анкакхутюн, по-нашему говоря - Независимости. Тоже весьма внушительная размером (125 на 125 метров), по сравнению с площадями Вардананц и Багратуняц она смотрится как-то монументальнее. Может - потому что так и осталась единственным завершённым сталинским ансамблем Ленинакана 1940-50-х годов. В бывших почтамте (на фото) и горкоме партии (правее кадра, почти такой же) ныне расплагаются вузы, но видимо по старой памяти именно здесь в 2018 году стоял гюмрийский лагерь оппозиции:
22.
В центре площади - изящная скульптура "Армянка" (2003), а первоначально тут стоял Ильич (1956) работы Сергея Меркурова. Да и площадь была тогда площадью Ленина:
22а.
Налево по ходу нашего движения уходит улица Манукяна, фактически образующая северную границу центра. У начала её я обедал в кафе "Нор-Алеппо", которое держат армяне из Сирии и соответственно занимаются такой экзотикой, как кухня ближневосточных армян. Но здания, где "Новый Алеппо" находится, на этом кадре нет, равно как и глазами не увидеть ни одно из запечатлённых здесь зданий, кроме горкома на левом краю. Сталинка суда с живописной башенкой и далёкие многоэтажки - всё обрушил 1988 год...
23а.
А самое внушительное здание на площади Независимости - не горкомы, вузы и почтамты, а всего-то навсего чулочная фабрика, "фасад" Ленинаканского текстильного комбината, в чьи владения уходит улица Нжде:
23.
Да, это армянский взгляд на историю - в одной оси проспект Победы и улица националиста, до последнего боровшегося с красными в зангезурских горах, а затем формировавшего Армянский легион для Гитлера. Ну а что такого? Нжде армянин? Армянин! В Красной Армии армяне Берлин брали? Брали! И какие тогда вопросы? А уж сталинской архитектуре, господствующей в пейзаже улицы Нжде, удивляться не стоит тем более. Где-то 1930-х годов:
24.
Где-то - 1950-х:
25.
Включая администрация марза (уезда) Ширак:
26.
С обилием архитектурных деталей:
27.
Живым духом советской эпохи:
28.
И артефактами, здесь обретающими особый смысл - ведь эти буковки землетрясение не смогло сбросить вниз!
28а.
Именно сталинские районы Ленинакана пережили тот страшный день 1988 года лучше всего. В старом городе рухнули церкви (см. первую часть) и многие дома, восстановленные для услады глаз туристов лишь в последнее десятилетие. Однако когда они строились - землетрясение здесь было сюжетом из пыльных манускриптов. Хотя кто читал эти манускрипты от и до, или хотя бы их краткую выжимку, мог бы заметить, что это бедствие сквозь всю армянскую историю тянется кровавым пунктиром. Так, в Ереване и Гарни я показывал немало следов Гарнийского землетрясения 1679 года, разрушившего множество древних церквей. Когда 22 октября 1926 года тряхнуло бывший Александрополь, пару лет как переименованый в Ленинакан, погибло около трёхсот человек и рухнули многие здания. Строители сталинской эпохи, приехав сюда, прекрасно понимали опасность. Затем землетрясения в СССР стали больше ассоциироваться со Средней Азией: в Ашхабадском землетрясении 1948 года погибло, по разным данным, от 40 до 120 тысяч человек. Ташкентское землетрясение 1966 года же дало советской власти уникальную возможность не скрывать катастрофу и сделать её ликвидацию вдохновенным общим делом - из-за необычного направления колебаний здания потрескались, но не обрушились сразу, так что обошлось почти без жертв. Закавказье же из фокуса советских сейсмологов как-то выпало, устойчивости новых зданий внимание уделялось всё меньше, как и контролю их качества. В те же десятилетия в Закавказье пришёл бум частных домов, которые "в два этажа строили потому, что в три не разрешают", ну а где достать дефицитный цемент? Конечно же, купить на стройках через брата-свата-зятя-сослуживца... Совокупный результат - чуть дальше по той же улице:
29.
Причём ещё не худший результат - так, среди панельных 9-этажек 1970-х годов рухнули или накренились буквально все, и в пейзаже Гюмри теперь нет ни единой советской "свечки".
30.
Ну а что руины лежат по сей день - так кому они мешают? Конкретно в этом доме мы даже приметили несколько окон явно обитаемых квартир, видимо занятых самовольно жителями времянок.
30а.
А на первом этаже - то ли блиндаж, то ли загон для баранов...
31.
Соседней пятиэтажке построена замена, причём не факт, что в советские времена. А за домами по правой стороне улицы Нжде лежала промзона, соцгородом которой и были все здешние сталинки:
32.
Стела напоминает об одной из первых всесоюзных строек, начатой, видимо, ещё до переименования города в Ленинакан - крупнейшем в Закавказье Ленинаканском текстильном комбинате:
32а.
Его площадка уходит куда-то за горизонт - с примыкающими фабриками текстильная промзона занимает треугольник со сторонами по полтора километра! И немалая часть пустырей была занята бетонными позднесоветскими цехами, которые стали могилами для работяг:
33.
А вот сталинские здания, в которых угадываются пожарная часть, заводоуправление...
34.
...или электростанция - вполне себе выстояли:
35.
И даже конструктивистская водонапорка по-прежнему нависает над районом. Более подробный рассказ о руинах комбината есть здесь.
36.
Основная часть соцгорода - не на улице Нжде, а на параллельном бульваре Исаакяна. Здесь есть весьма экспрессивный памятник (1970) героям Майского восстания 1920 года (местных большевиков против дашнакского правительства Первой республики) и небольшой ДК 1930-х годов с элементами конструктивизма:
37.
Сам бульвар пытается подражать проспекту Победы:
38.
Но ощущается как-то душевнее, и запущенность этой душевности лишь добавляет:
39.
Малоэтажки вдоль проспекта радуют глаз традиционной александропольской кладкой "гайтан-дарз" с белыми швами в чёрном туфе:
40.
Но во дворах - опять времянки, причём судя по тому, что стоят около них не драндулеты 40-летней давности, люди просто привыкли так жить:
41.
Кому-то больше повезло попасть в новые дома в первые годы после катастрофы:
42.
Но питьевой фонтанчик льётся, а значит - и город живёт:
43.
Вот здесь есть очень основательный текст про то, каким был Ленинакан эпохи своего расцвета. Если Ереван армяне называли майря-кхахак ("столица", но дословно "город-мать"), то Ленинакан был хайря-кхахак - "город-отец". Благодаря индустриализации здесь традиционно жило много русских, да и армяне были рады найти белокурую румяную жену. С другой стороны, здесь не брезговали смотреть турецкое ТВ - история историей, а по советским телеканалам "Тома и Джерри" или "Терминатора" не покажут! От ереванцев здешние армяне и тогда, и сейчас отличались существенно - ведь большая часть Армении в 19 веке заселялась репатриантами из Ирана, в то время как в этот угол чаще прибывали переселенцы из Турции, принося с собой армяно-католичество, армяно-лютеранство и иной диалект, где даже вместо "ара" говорили "цо". Среди молодёжи на рабочих окраинах была популярна блатная романтика, но больше, чем драться стенка на стенку жители разных майли (кварталов) предпочитали решать вопросы словами - во всей Армении ленинаканца опознавали по красноречию, и "дуэль" переговорщиков продолжалась дракой, только если проигравшая сторона не желала принимать поражение. Было то общество очень мужским - женщина с незнакомым мужчиной старалась даже не встречаться взглядом. По тяжёлым взглядам в здешних дворах мне было нетрудно представить всё это.
44.
Улица Нжде - самая длинная в цепочке, но и она заканчивается, упираясь в площадь Звезда с памятником Шарлю Азнавуру. Спитакское землетрясение, как и описанный в прошлый части побег русского дезертира, случилось в самый острый момент. Говорят, в Баку тогда многие ликовали, сочтя стихийное бедствие карой Аллаха - Карабахский конфликт набирал обороты.... Однако другим плодом Перестройка стала Гласность, вылившаяся в банальное "теперь можно!". Много десятилетий у нас не падали самолёты, не стреляли террористы и не взрывался на угольных шахтах метан. И вот на это-то время, когда входила в моду "чернуха", а правда непременно должна была быть ужасной, выпала вторая по числу жертв (после Ашхабадского землетрясения) невоенная трагедия в истории СССР. Спитакское землетрясение убило не менее 25 тысяч человек, оставило без крова полмиллиона и вывело из строя 40% промышленного потенциала Армении. Помимо Ленинакана и Спитака под удар попали Кировакан (Ванадзор), Степанаван и десятки селений, в том числе за турецкой границей. И если Ашхабадская катастрофа свелась к сухому "имеются разрушения, убитые и раненные", то про Спитак говорили. И многие, конечно, от Ужгорода до Анадыря смаковали запретный горький плод, но тысячи людей стали пытаться помочь. Даже мой классный руководитель в школе, тогда ещё молодой альпинист, вспоминал, как бегал со всей снарягой по московскому аэропорту, пытаясь попасть на рейс ликвидаторов. Уверен, что большинство армян принимали помощь с благодарностью, но о тёмной стороне тех событий есть весьма известный текст Владислава Шурыгина. Не знаю, верить ли ему (по Донбассу тексты Шурыгина весьма сомнительны), но одна фраза мне запала как символ эпохи: "Сами носите свои обноски! А нас Франция оденет во всё новое". Ещё одним порождением Перестройки стало Новое Мышление, и впервые со времён ленд-лиза Советский Союз принял помощь западных государств. Первым откликнулся Израиль, из братской Кубы привезли 15 тонн донорской крови (причём сдавал её в том числе лично Фидель), а дальше в Армению повезли оборудование, лекарства, кинологов и психологов из Франции, Западной Германии, США, Японии... Помогали правительства этих стран, различные гуманитарные организации, а ещё - Спюрк. Конечно, об армянской общине по всему миру местные жители знали всегда, но в тот момент ещё и увидели воочию, сколько родни и друзей у Армении по всему свету. Ну а лицом помощи Спюрка стал именно Шарль Азнавур, по рождению Шахнур Азнавурян, потомок белоэмигрантов из Джавахетии.
В Ереване я показывал дом для Азнавура, а в Гюмри ему поставили памятник (2001), на октрытии которого он присутствовал сам:
45.
За памятником - новый дом, какими мог бы быть застроен весь город, будь у СССР на его восстановление хотя бы ещё несколько лет. Сама площадь служит важной развилкой. Дорога налево ведёт в Ани - но не древний город за Ахуряном, а названный в его честь район с огромной церковью Сурб-Акоп, построенный после землетрясения. Мы туда уже не успевали, а потом продолжили идти прямо, по улице Манушян:
46.
Начало улицы вполне благообразно - вот например Английская школа №20 имени Лорда Байрона, отстроенная на месте школы имени Сундукяна на средства британских армян и "Роллс-Ройса". Ближе к центру в кадр не попала Австрийская больница, и в общем такие подарки Зарубежья - тоже одна из особенностей Гюмри.
47.
Многоэтажки наподобие разрушенных:
48.
Ещё один протестантский храм:
49.
Но в целом с каждым следующим кварталом начиная от улицы Нжде пейзаж становится всё мрачнее, взгляды людей - всё недоверчивее. Да и среди прохожих всё чаще попадаются типажи, похожие на стереотипы о трущобах. Будь то армяне, боша (армяноязычные цыгане)...
50.
...или русские - чтобы они получили квартиры последними, совсем не нужен национализм, достаточно простого кумовства:
51.
puerrtto ( у которого об этих районах есть свой пост) перед поездкой предупреждал меня остерегаться бродячих собак. Более мелкие и юркие, чем люди, они выживали в рухнувших домах чаще своих хозяев, и здесь образовали целую популяцию, существующую не первое поколение. Но на нас собаки не кидались - по осени они везде спокойны и сыты:
52.
Жуть продолжает сгущаться, как в фильме "Платформа", когда его герой решил спуститься в самый низ. В конце цепочки ленинаканских улиц встречает Железный фонтан (1982):
53.
И зачем роскошному модернистскому фонтану стоять посреди пустырей? Потому что когда он строился, всё это не было пустырями! И фонтан из начала поста, и этот фонтан напоминают, что до 1988 года вокруг них стояли целые микрорайоны с десятками тысяч жителей. И вот что осталось от них:
53а. на этом фото, возможно, не Ленинакан, а Спитак.
Записки очевидцев о разрушенных землетрясениями городах сложно дочитать до конца. Со всего Союза везли сюда не только одежду и лекарства, но ещё - гробы. Покойников фотографировали для опознания, убирали в гроб и везли на кладбище, где у не успевавшего рыть могилы экскаватора то и дело ломался ковш. Оставшиеся местные грелись у костров, горевших по всему городу. Над руинами смешивались запах солярки, запах горелого пластика и трупный смрад, с каждым днём становившийся всё сильнее. Последнего живого человека извлекли из завалов 16 декабря, на 9 день после трагедии - но без ноги, которую пришлось там же, под завалами, ампутировать, так как была она раздавлена и сгнила. Не сложно поверить в то, что многие спасатели возвращались седыми, а описанные тем же Шурыгиным странности поведения армян (кроме коррупционеров и мародёров, конечно), пассивно смотревших за работой спасателей, вполне объяснимы шоком - не думаю, что любой из читающих эти строки, враз потеряв всё и никогда раньше такой ситуации не зная, будет демонстрировать чудеса самоорганизации и героизма. В своих путешествиях я не раз общался и с теми, кто пережил войну, и с теми, кто пережил землетрясение. И первые вспоминали пережитое где-то эмоционально и гневно, в крайнем случае находили силы сквозь зубы сказать "Не хочу вспоминать!", но вторые - те просто цепенели, и слова застревали в их горлах. Поступь войны приближается постепенно, а стихия застаёт врасплох: утром ты проснулся в хорошем настроении, намереваясь после смены зайти в гости к брату, а вечером пытаешься опознать его куски среди тлеющих руин всей былой жизни.
54а.
У Железного фонтана мы разговорились с русской женщиной, одинокой и очень больной. По общению она явно истосковалась, и наверное час говорила с нами обо всём подряд, но о том, каким было само землетрясение, я не вытянул из неё ни слова. Жила она в трущобах по соседству, в такой же времянке из профлиста и фанеры, и это при том, что зимой тут бывает и -40, а дрова - дефицитный товар. В трущобах Гюмри подрастает уже третье поколение... И здесь наверное нужна какая-то мораль, но у меня точно так же нет слов.
54.
В следующей части - последние штрихи к гюмрийскому портрету: вокзал с окрестностями и Дырявой камень за городом.
АРМЕНИЯ-2019
ОГЛАВЛЕНИЕ.
Арарат. Виды и подножья (Армения, Турция).
Армения. Церковь и зодчество.
Армения. Народы Армении.
Армения. Исторические области и народы.
Армения. Транспорт.
Армения. Кухня и современная этнография.
Армения. Становление и реалии.
Армения/Азербайджан. Вражда и люди.
Айрарат (марзы Айрарат, Армавир, Арагацотн, Котайк, Ширак)
Ереван. Парк Ахтанак и городской пейзаж.
Ереван. Вокзалы и особенности.
Ереван. Метро и наземный транспорт.
Ереван. Каскад и Северный проспект.
Ереван. Площадь Республики и бывшая крепость.
Ереван. Кентрон. Осколки Эривани.
Ереван. Кентрон. Разное.
Ереван. Бульварное кольцо.
Ереван. Раздан.
Ереван. Нор-Норк, Канакер и Аван.
Ереван. Ераблур, Шенгавит, Тайшебаини.
Ереван. Эребуни.
Вагаршапат. Эчмиадзин
Вагаршапат. Разное и окрестности (Зварнтоц).
Сардарапат.
Хор-Вирап, Армавир, Мецамор.
Акналич, Димитров. Езиды и ассирийцы.
Сардарапат. Этнографический музей Армении.
Гарни.
Гегард.
Аштарак.
Ошакан и Амберд.
Сагмосаванк и Ованаванк.
Талин, Аруч, Даштадем.
Анипемза. Ереруйк и турецкая граница.
Гюмри. Музей и площадь.
Гюмри. Старый Александрополь.
Гюмри. Александропольская крепость.
Гюмри. Ось Ленинакана.
Гюмри. Вокзал и Дырявый камень.
Гугарк (марзы Лори и Тавуш).
Спитак.
Степанаван. Историческая столица Лори.
Ванадзор. Современный центр Лори.
Дорога Ванадзор-Алаверди и монастырь Одзун.
Алаверди. Нижний город.
Алаверди. Верхний город и Санаин.
Ахпат и окрестности.
Ахтала.
Дилижан и монастырь Агарцин.
Фиолетово. Молокане.
Ноемберян. Прифронтовые сёла и виды на Азербайджан.
Сюник (марзы Гехаркуник, Вайоц-Дзор, Сюник) - см. оглавление.