Die schoenste Frau im ganzen Land / Lag zwischen ihm und der Wand ...
В стародавние времена, когда теперь уже бессмертные ещё ходили среди нас, в этом вашем ЖЖ можно было запросто наткнуться на песни Айнур и даже немного подпеть невпопад.
Вот одна из них.
Оригинал взят у fulgur_conditum в про женсчин как корень зла
[зри в корень! (корень длинный)]
Есть такая вот немецкая баллада XIV в., давно наводящая меня на самые разнообразные раздумья. Сюжет прост: рассказывается о юном рыцаре по имени Генрих, охотившемся в лесу и угодившем на ночлег к отвратительной ведьме «с носом, похожим на дерево». Казалось бы, дальнейшие события легко предугадать, сопоставив завязку с подобными балладами из скандинавской традиции: ведьма потребует от своего гостя какой-либо жертвы, причём, скорее всего, эротического характера, тот откажется, между персонажами вспыхнет спор, если не драка, и в лучшем случае всё закончится, как в шведской балладе «Герр Маннелиг», взаимной обидой, а в худшем -смертоубийством. Но немецкий текст развивает этот сценарий неожиданно гуманным образом. Первым делом ведьма требует у рыцаря мяса, и тот, скрепя сердце, покорно закалывает сначала своего коня, затем верного пса; потом она просит Генриха постелить ей постель - он стелет - и, наконец, как и следовало ожидать, предлагает разделить эту постель с нею. Генрих ложится... а наутро обнаруживает себя рядом с женщиной ослепительной красоты:
Die schoenste Frau im ganzen Land
Lag zwischen ihm und der Wand
И незамедлительно следует объяснение - такую награду Генрих получил за свою обходительность:
Gar manchen Ritter fing ich mir
Ein jeder hat versagt
Ihr seid der erste, der mit mir schlief
Die liebe lange Nacht
Страшно подумать, что случилось с теми, кто не выдержал испытания до конца...
Справедливости ради нужно заметить, что в тексте существует одно противоречие. Герр Генрих сначала отказывается разделить постель с «духом ада», как и положено христианину:
"Gott sei davor“, Herr Heinrich spricht
„Dass jemals das geschieht
Dass ich mit einem Hoellengeist
Des Nachts mein Lager teil“
Но уже в следующей строфе мы видим его лежащим на этой самой кровати, и из слов, произнесённых его дамой, становится очевидно, что всё, ради чего она звала его на ложе, состоялось. По всей видимости, мы имеем здесь дело с довольно грубой попыткой закамуфлировать изначальный смысл языческого сюжета христианской фразеологией, тем более что и звукопись именно в этом месте начинает подозрительно хромать.
Итак, таков сюжет. Совершенно справедливо в нём видят отголоски двух традиций: куртуазного культа прекрасной дамы, с одной стороны, и очень широкого круга преданий о потустороннем существе, обретшем человеческий облик благодаря любви человека (эту, вторую, традицию, можно прослеживать вплоть до сказки «Аленький цветочек»).
Но мне интересно взглянуть на эту песню не под культурологическим углом, а сквозь призму гендерных архетипов. Что проявится в ней тогда? Естественно, типичный образ Великой Богини в её диком, яростном проявлении: она обладает уродливыми чертами лица, как Горгона или Баба Яга, она плотоядна, как Махакали, и для возвращения к мирному и благостному образу ей необходимо мужское начало, но не противостоящее (оно будет просто-напросто уничтожено), а поддерживающее, союзническое: в любовном единении с Шивой богиня проявляет себя как Парвати, воплощение мудрости и красоты, тогда как в схватке с демонами обнаруживается её разрушительная ипостась.
Разумеется, прямая связь между немецкой балладой, индуизмом и культами богинь индоевропейского и доиндоевропейского мира довольно обща и размыта; она обусловлена широчайшим пластом общих воззрений, и, кроме того, образы троллих, фей, лешачих, разнообразных природных демонов христианской Европы, отстоят от своих предков настолько далеко, что никакое механическое сравнение их с даже с самыми низшими богами не будет верным. Зато с сугубо практической точки зрения история герра Генриха является уникальной притчей о взаимоотношениях полов, отразившей идеи, на первый взгляд кажущиеся передовыми для своего времени, чуть ли не «феминистическими». По трезвом рассуждении, впрочем, становится ясно, что они относятся к числу очень древних, но легко забывающихся в агрессивной маскулинной среде. Отправная точка проста: в отличие от большинства патриархальных культов, почитание женских божеств не отказывает последним в активном начале. Более того, иногда женщина выступает как владелица монополии на активную энергию, - это уже случай шактизма. При таком подходе разрушительная, агрессивная и даже насильственная деятельность не воспринимается как нечто «чуждое» женской природе, напротив, это её естественная тёмная сторона, божественная в силу своей естественности и требующая определённого почитания.
Ещё более эмансипированные выводы можно сделать из омерзительной внешности ведьмы: мало того, что разные части её лица сравниваются с разными природными объектами - то замшелой изгородью, то деревом - ненавязчиво намекая на естественный хаос, на внешнюю грубость хтонической природы, они ещё и напоминают, что красивые картинки с яростной богиней, несущейся на врага, отражают далеко не все эстетические аспекты этого образа. В реальной жизни тёмная половина женского начала довольно редко выглядит красиво. Чаще она выражается в крайне неприятных вещах, которые все мы видели (а то и проявляли), но и это не обесценивает порождающей их природы. Говоря совсем просто, женщина, бьющаяся в истерике посреди улицы, или женщина, проглотившая на ночь пятьдесят таблеток аспирина, и есть та самая, которой срочно нужен некий условный «герр Генрих», и, если верить песне, она его не только не съест, но и немало обрадует.
Рыцарский культ прекрасной дамы (который был, разумеется, не реальной практикой общественных отношений, а своего рода социально-религиозной мистерией) складывался под влиянием множества божественных женских образов, от Девы Марии до Исиды и от экзотических античных богинь до местных дохристианских божеств областей, из которых происходили рыцари. Но изображения женщины в её наиболее негативной ипостаси - неистовой, жестокой, физически уродливой - с последующим переломом в положительную сторону встречаются нечасто. Более того, нечасто подобные сюжеты встречаются даже в классической мифологии, хотя хтонических культов с центральным женским образом в греко-римском мире было очень много.
А теперь я спрошу осиливших: вам известно народное с подобной схемой событий? Если да - тащите.
только царевну-лягушку не предлагать
.
.
P.S. В дальнейшем обсуждении обнаружилось, что текст этот перекидывает удивительный мостик между сюжетом ПРиД (в релизе П=Д) и сюжетом "ночь у Бабы Яги" из сказок цикла "Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде.".
Собственно, генетически, это один и тот же сюжет.
Таким образом, каждый дружественный визит Героя в небезызвестную избушку - это в некотором смысле его битва с Драконом.
Считайте это первым из доводов в пользу.
P.P.S. И кое-что из белорусской свадебной обрядности.
Добровольский В. Н. Смоленский областной словарь. 1914.
Вот одна из них.
Оригинал взят у fulgur_conditum в про женсчин как корень зла
Click to view[зри в корень! (корень длинный)]
Есть такая вот немецкая баллада XIV в., давно наводящая меня на самые разнообразные раздумья. Сюжет прост: рассказывается о юном рыцаре по имени Генрих, охотившемся в лесу и угодившем на ночлег к отвратительной ведьме «с носом, похожим на дерево». Казалось бы, дальнейшие события легко предугадать, сопоставив завязку с подобными балладами из скандинавской традиции: ведьма потребует от своего гостя какой-либо жертвы, причём, скорее всего, эротического характера, тот откажется, между персонажами вспыхнет спор, если не драка, и в лучшем случае всё закончится, как в шведской балладе «Герр Маннелиг», взаимной обидой, а в худшем -смертоубийством. Но немецкий текст развивает этот сценарий неожиданно гуманным образом. Первым делом ведьма требует у рыцаря мяса, и тот, скрепя сердце, покорно закалывает сначала своего коня, затем верного пса; потом она просит Генриха постелить ей постель - он стелет - и, наконец, как и следовало ожидать, предлагает разделить эту постель с нею. Генрих ложится... а наутро обнаруживает себя рядом с женщиной ослепительной красоты:
Die schoenste Frau im ganzen Land
Lag zwischen ihm und der Wand
И незамедлительно следует объяснение - такую награду Генрих получил за свою обходительность:
Gar manchen Ritter fing ich mir
Ein jeder hat versagt
Ihr seid der erste, der mit mir schlief
Die liebe lange Nacht
Страшно подумать, что случилось с теми, кто не выдержал испытания до конца...
Справедливости ради нужно заметить, что в тексте существует одно противоречие. Герр Генрих сначала отказывается разделить постель с «духом ада», как и положено христианину:
"Gott sei davor“, Herr Heinrich spricht
„Dass jemals das geschieht
Dass ich mit einem Hoellengeist
Des Nachts mein Lager teil“
Но уже в следующей строфе мы видим его лежащим на этой самой кровати, и из слов, произнесённых его дамой, становится очевидно, что всё, ради чего она звала его на ложе, состоялось. По всей видимости, мы имеем здесь дело с довольно грубой попыткой закамуфлировать изначальный смысл языческого сюжета христианской фразеологией, тем более что и звукопись именно в этом месте начинает подозрительно хромать.
Итак, таков сюжет. Совершенно справедливо в нём видят отголоски двух традиций: куртуазного культа прекрасной дамы, с одной стороны, и очень широкого круга преданий о потустороннем существе, обретшем человеческий облик благодаря любви человека (эту, вторую, традицию, можно прослеживать вплоть до сказки «Аленький цветочек»).
Но мне интересно взглянуть на эту песню не под культурологическим углом, а сквозь призму гендерных архетипов. Что проявится в ней тогда? Естественно, типичный образ Великой Богини в её диком, яростном проявлении: она обладает уродливыми чертами лица, как Горгона или Баба Яга, она плотоядна, как Махакали, и для возвращения к мирному и благостному образу ей необходимо мужское начало, но не противостоящее (оно будет просто-напросто уничтожено), а поддерживающее, союзническое: в любовном единении с Шивой богиня проявляет себя как Парвати, воплощение мудрости и красоты, тогда как в схватке с демонами обнаруживается её разрушительная ипостась.
Разумеется, прямая связь между немецкой балладой, индуизмом и культами богинь индоевропейского и доиндоевропейского мира довольно обща и размыта; она обусловлена широчайшим пластом общих воззрений, и, кроме того, образы троллих, фей, лешачих, разнообразных природных демонов христианской Европы, отстоят от своих предков настолько далеко, что никакое механическое сравнение их с даже с самыми низшими богами не будет верным. Зато с сугубо практической точки зрения история герра Генриха является уникальной притчей о взаимоотношениях полов, отразившей идеи, на первый взгляд кажущиеся передовыми для своего времени, чуть ли не «феминистическими». По трезвом рассуждении, впрочем, становится ясно, что они относятся к числу очень древних, но легко забывающихся в агрессивной маскулинной среде. Отправная точка проста: в отличие от большинства патриархальных культов, почитание женских божеств не отказывает последним в активном начале. Более того, иногда женщина выступает как владелица монополии на активную энергию, - это уже случай шактизма. При таком подходе разрушительная, агрессивная и даже насильственная деятельность не воспринимается как нечто «чуждое» женской природе, напротив, это её естественная тёмная сторона, божественная в силу своей естественности и требующая определённого почитания.
Ещё более эмансипированные выводы можно сделать из омерзительной внешности ведьмы: мало того, что разные части её лица сравниваются с разными природными объектами - то замшелой изгородью, то деревом - ненавязчиво намекая на естественный хаос, на внешнюю грубость хтонической природы, они ещё и напоминают, что красивые картинки с яростной богиней, несущейся на врага, отражают далеко не все эстетические аспекты этого образа. В реальной жизни тёмная половина женского начала довольно редко выглядит красиво. Чаще она выражается в крайне неприятных вещах, которые все мы видели (а то и проявляли), но и это не обесценивает порождающей их природы. Говоря совсем просто, женщина, бьющаяся в истерике посреди улицы, или женщина, проглотившая на ночь пятьдесят таблеток аспирина, и есть та самая, которой срочно нужен некий условный «герр Генрих», и, если верить песне, она его не только не съест, но и немало обрадует.
Рыцарский культ прекрасной дамы (который был, разумеется, не реальной практикой общественных отношений, а своего рода социально-религиозной мистерией) складывался под влиянием множества божественных женских образов, от Девы Марии до Исиды и от экзотических античных богинь до местных дохристианских божеств областей, из которых происходили рыцари. Но изображения женщины в её наиболее негативной ипостаси - неистовой, жестокой, физически уродливой - с последующим переломом в положительную сторону встречаются нечасто. Более того, нечасто подобные сюжеты встречаются даже в классической мифологии, хотя хтонических культов с центральным женским образом в греко-римском мире было очень много.
А теперь я спрошу осиливших: вам известно народное с подобной схемой событий? Если да - тащите.
только царевну-лягушку не предлагать
.
.
P.S. В дальнейшем обсуждении обнаружилось, что текст этот перекидывает удивительный мостик между сюжетом ПРиД (в релизе П=Д) и сюжетом "ночь у Бабы Яги" из сказок цикла "Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде.".
Собственно, генетически, это один и тот же сюжет.
Таким образом, каждый дружественный визит Героя в небезызвестную избушку - это в некотором смысле его битва с Драконом.
Считайте это первым из доводов в пользу.
P.P.S. И кое-что из белорусской свадебной обрядности.
Добровольский В. Н. Смоленский областной словарь. 1914.