Стандарт Нормаль - 3
(часть 1)
http://vestroz.livejournal.com/2359.html
(часть 2)
http://vestroz.livejournal.com/2697.html
(часть 3):
Рути и Равит обсуждали какой-то ресторан, Гила перешептывалась с Анной. Так мы просидели около часа, затем Питер сказал, что его ждут дела, попрощался с каждым за руку и убежал. Рути подытожила ресторанную беседу, заявив, что ужасно голодна.
- Кто еще хочет есть? - спросила она.
Анна, Равит и я сказали, что не голодны, но будем рады присоединиться. Остальные из кафе никуда не собирались - ждали каких-то родственников.
Мы простились с "ведьмами" и ушли. Рути захотела съесть фалафель, Анна предложила пойти в "Сабабу". Равит обрадовалась, ведь там можно встретить Макса, а я расстроился - пробовать фалафель в Вене желания не было. "Сабаба" находилась в самом центре - маленькая забегаловка, которую держал один израильтянин. Меня тронули надписи на бутылках - даже они были на иврите. Посетители довершали впечатление. Среди них и вправду оказался Макс - парень лет тридцати. По тому, как они с Равит расцеловались, я понял, что та ему нравится. Мы заказали еду и уселись на улице. Я разговорился с Максом. В Израиле он жил в одном городе с моими родителями и ходил в ту же школу, что и мой брат. После армии Макс долго искал себе занятие, случайно оказался в Австрии, - понравилось.
- Чем ты занимаешься? - спросил я его.
- В магазине работаю. Развожу продукты на грузовике.
- Нравится?
- Да. Жить можно. Хороший город - Вена.
- Сколько ты уже здесь?
- Шесть лет.
- И обратно не тянет?
Макс энергично помотал головой:
- Нет. Кроме того, я два раза в год обязательно летаю в Израиль. У меня там родители.
- Понятно.
- Ты, лучше, про Израиль расскажи, - попросил Макс. - Мы ведь только из газет все узнаем.
Хозяин, тем временем, принес фалафель. Все принялись жевать. Кроме меня - я пил лимонад. С соседнего столика к нам обратился похожий на араба мужчина:
- Что это, не подскажете? - в руках он держал пластиковую коробочку с амбой, которую принесли вместе с едой.
Рути живо объяснила ему, что такое амба.
- Большое спасибо, - мужчина вернулся к своей даме, повторил объяснение на языке, которого я не понял. Не только я, кстати.
- Это арабский? - спросила Анна.
Я покачал головой.
- Может, диалект какой? Марокканский, например?
- На фарси похоже, - сказала Рути.
За столиком справа парень с длинными волосами читал книгу. Он поднял голову и сказал на иврите:
- Это фарси.
Анна повернулась к соседям:
- Извините, мы тут пытаемся понять, на каком языке вы разговариваете.
- На фарси, - улыбнулся похожий на араба. - Я из Ирана.
Я машинально напрягся.
- А вы говорите на иврите? - с улыбкой спросил перс.
Рути кивнула, а я отвернулся в сторону.
Макс поинтересовался, чем мы собираемся заняться вечером. Рути сказала, что поедет домой - сменить бабушку, нянчившую их с Питером ребенка. У нас с Анной планов не было. Макс предложил отправиться в ночной клуб на окраине города.
- Макс, а ты говоришь на кавказском? - вдруг спросила Рути.
- Конечно. Я ведь из Дербента.
- Деревенский, значит, - усмехнулась Рути.
- Дербент деревня? Это ваш Нальчик деревня.
- Нальчик - большой культурный центр, - важно сказала Анна. - А Дербент и вправду село.
Макс и девушки начали бурно спорить. Я вырос в Ленинграде, для меня Дербент мало чем отличается от Нальчика. Длинноволосый парень за столиком справа поглядывал на нас и улыбался.
- Странная у него улыбка, - шепнула Анна.
- Где-то я его уже видела, - добавила Рути.
Парень встал со своего места, подошел к нам, заговорил по-немецки, обращаясь ко всем сразу. Говорил довольно долго. Наконец, Рути перебила его, что-то сказала, жестом приглашая за наш столик. Длинноволосый покачал головой, попрощался и ушел.
- Что он говорил? - спросил я.
Анна повернулась ко мне и процитировала:
- Я вот сижу и слушаю, о чем вы тут беседуете… Я разговариваю на всех языках, какие звучали за вашим столом, включая иврит и кавказский. И родился я - в Дербенте, поэтому мне было неприятно слушать то, что вы говорили об этом прекрасном городе…
Потом рассмеялась:
- Он и вправду странный. Даже присесть с нами за столик отказался. Наверное, боялся, что мы снова начнем ругать Дербент.
- Я вспомнила, где его видела, - сказала Рути. - Он владеет небольшой видеотекой неподалеку. И утверждает, что мы как-то взяли у него фильм и до сих пор не отдали…
Макс допил пиво, бросил на стол несколько монет, поднялся.
- Ну, ладно, поехал, - сказал он. Встречаемся в десять на Westbahnhof. Я возьму с собой Эли, хорошо?
Нам было все равно, кого он собирался с собой взять, поэтому мы дружно кивнули.
Рути уехала домой - сменить маму Питера. Мы с Анной и Равит ходили по улицам, ели мороженое, пили кофе, - убивали время до десяти.
Потом сели в метро и поехали встречать Макса и его приятеля. Встретили. Макс выглядел так, будто собрался идти в театр, а не в ночной клуб. Эли оказался плотным загорелым грузином из Бат-Яма.
- Эли, - крепко пожал мне руку.
- Даниэль.
- Я здесь уже десять лет, - сообщил Эли. - Сначала приехал сам, затем перевез сюда всю семью. Чем занимаюсь? Продаю ювелирные изделия. В Израиле жизнь тяжелая. А в Австрии мне хорошо. Женщины местные, опять же… Черные ребята им очень нравятся. В общем - стандарт нормáль!
Все засмеялись. Мне выражение тоже понравилось. Мы уселись на скамейку и стали ждать трамвая. Анна задумчиво улыбалась. Равит что-то сердито выговаривала - то ли турку, то ли полицейскому. Эли и Макс хихикали. Я смотрел на огни венской оперы напротив и чувствовал, как меня тянет домой.
- Хотите загадку? - вдруг спросила Равит.
- Давай, - поддержал Макс.
- Что делают двадцать пьяных австрийских полицейских возле публичного дома?
Я решил, что Равит все-таки разговаривала с полицейским.
Ответа никто не знал.
- Мы сдаемся, - сказал Эли.
Равит усмехнулась:
- Отмечают День матери.
Все громко захохотали. Я тоже хмыкнул. Когда остальные успокоились, до меня, наконец, дошло, и я заржал в одиночку. Все снова засмеялись.
Появился наш трамвай, я устроился напротив Анны. Всю дорогу она мне улыбалась, а потом мы приехали. Небольшой клуб был набит людьми до отказа. Я пробрался в боковой зал, где толпилось меньше народа, занял стул возле бара. Анна села возле меня, а больше свободных мест не было. Бармена тоже не было, выпивку приносили из другого зала - того, что побольше. Эли купил бутылку водки, разлил по стаканам. - За вас, ребята, - сказал, имея в виду нас с Анной. Мы выпили. Посидели немного, снова выпили. Макс и Равит принялись громко шептаться, Эли встретил знакомых девушек. Я понял, что уже долго рассматриваю бритый череп какого-то парня.
Наклонился к Анне:
- Что за публика сюда ходит? Кто все эти люди? - похоже, водка на меня подействовала.
Анна пожала плечами:
- Да разные люди… Сейчас здесь, в основном, пролетариат.
Я довольно кивнул:
- Во, точно… пролетариат.
Макс и Равит пошли в большой зал - танцевать. Эли подошел к нам с новой бутылкой водки.
- Все в порядке? - спросил я.
Эли обнял меня за плечи и улыбнулся:
- Абсолютно. Стандарт нормаль!
- Стандарт нормаль! - я звякнул о его стакан своим.
Мы засмеялись, выпили, в голове приятно кружилось.
Ребята поехали из бара домой на такси. Мы с Анной решили пройтись пешком. Идти пришлось долго - около получаса. По дороге Анна снова говорила о том, как здорово было бы найти работу в Израиле. Лучше всего по специальности - модельером. А если не получится, то что-нибудь другое, связанное с людьми. Она ведь привыкла иметь дело
с клиентами, работая в AustrianAirlines.
Я, в основном, кивал.
Аннасказала, что может, и вправду приедет в конце лета.
- Это будет замечательно, - одобрил я.
- Нужно только найти, где остановиться, - нахмурилась Анна.
- У меня есть свободная комната.
- А тебя это точно не напряжет?
- Никоим образом…
Анна помолчала с минуту, затем проговорила, глядя себе под ноги:
- Вообще, ужасно нелегко делить с кем-то кров. Я ведь привыкла жить одна. Как и ты, впрочем…
Так мы и шли, - не держась за руки и не обнимаясь, - через весь небольшой город, в котором жила Анна.
А потом оказались на ее улице.
- Вот мой дом, - показала Анна на серое-с-оранжевым шестиэтажное здание.
Дом Анны отличался от своих соседей возрастом - он был в стиле восьмидесятых.
- Хочешь зайти?
- С удовольствием.
Мы поднялись в лифте на четвертый этаж, Анна отперла дверь.
Крохотные полторы комнаты и кухня, так в Тель-Авиве живут 50 процентов одиноких женщин. Чисто, опрятно, уютно. Анна подошла к столу, поставила диск, зазвучала музыка.
- Тебе нравится Сарит Хадад?
- Ничего.
В три часа ночи в Вене мне не хотелось слушать Сарит Хадад.
- Ничего? Это моя любимая певица! Она ведь тоже с Кавказа, знаешь?
- Знаю, - сказал я. На самом деле, я этого не знал.
- У меня есть все ее диски, - похвалилась Анна. - В прошлом году я привезла из Израиля вот эти два - последние.
Анна сняла с подставки два альбома Сарит Хадад, протянула мне:
- Слушал?
- Нет. Хотя наверняка слышал все эти песни по радио в машине.
Анна засмеялась.
- А я их могу с утра до вечера слушать. И предаваться ностальгии.
Я сел на узкую тахту возле окна, выглянул на улицу. Ночь. Лишь фонари освещают дома напротив.
- Что ты будешь пить? Вино? Пиво? - Анна уже вынимала бутылки из холодильника.
- Кофе.
Анна хлопнула дверцей шкафа:
- Есть только растворимый, ничего?
- Ничего. Только молока не нужно.
- Ты пьешь растворимый кофе без молока?
- Виноват.
Анна принесла с кухни две чашки кофе и шоколад, села рядом.
- Ну что, понравилось тебе в Вене?
Я кивнул.
- Только мало было. Жаль, что мне завтра улетать.
- Оставайся еще на неделю, - улыбнулась Анна.
- …
- Тогда я к тебе приеду, - сказала Анна. В конце месяца у меня важное рабочее интервью, а потом смогу приехать дней на десять в Тель-Авив.
Я ничего не сказал. Только обнял Анну за плечи. За окном тьма, в доме тишина, на белом циферблате четыре утра. Мы поцеловались - робко, как школьники. Тахта была слишком узкой - я ударился локтем о стену. Анна немного отодвинулась от меня:
- Уже очень поздно. Впереди тяжелый день. Давай полежим немного? - и кивнула на постель.
Честно говоря, у меня закрывались глаза от усталости. Не думаю, что я был хорошим любовником этим утром. Около шести мы задремали.
А в восемь уже встали. Оделись, приняли душ, выпили чаю. Спустились на улицу, дождались трамвая, приехали на Мариенштрассе. Жара чувствовалась не так сильно, как в предыдущие дни, на улице было множество людей.
- Равит хочет с тобой попрощаться, но не уверена, что успеет.
- Попрощаемся по телефону.
- Куда бы ты хотел пойти?
- Мне все равно. Давай пройдемся пешком. Куда выходит эта улица?
- Она выведет нас к площади.
- Ну и хорошо.
Мы шли в плотной толпе. Я пытался вспомнить, кому и что хотел привезти, но не получалось. Голова была тяжелой, под ложечкой ныло. У меня не было терпения идти дальше.
- Давай вернемся к тебе домой, - сказал я.
- Разве ты не планировал что-то купить? Мы же сюда приехали специально за этим.
- Мне нехорошо.
- Тогда конечно. Поехали, - Анна остановила такси.
Мы снова оказались в маленькой квартире Анны, в сером-с-оранжевым доме. Через пару часов нужно было собираться в аэропорт.
- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросила Анна.
- Спасибо, уже лучше. Видно, стресс перед полетом.
Некоторое время мы сидели и молчали.
- Ты голоден? - спохватилась Анна. - Сейчас приготовлю салат.
Я замахал рукой, но Анна уже была на кухне.
Она нарезала салат, принесла хлеб, ветчину, какие-то фрукты. Поковырявшись немного, я понял, что не способен есть. Отодвинул тарелку и вышел из-за стола. В животе был голод, над ним - бешеный пульс. Анна чувствовала то же самое. Когда мы встали с постели, до моего полета оставалось чуть больше двух часов.
- В крайнем случае, останешься здесь, - смеялась Анна в такси. Потом мы ехали в скором поезде CAT, голова Анны лежала у меня на плече, я вытягивал руку и снимал нас камерой телефона.
- Закажу в воскресенье билет на Тель-Авив, - говорила Анна.
Я кивал головой. Моего взгляда Анна не видела.
У нас не было много времени для прощания. Постояли несколько минут, обнявшись,
в пустом коридоре терминала, и я прошел внутрь. Обернулся, прежде чем скрыться за раздвижными дверями, послал Анне воздушный поцелуй.
После регистрации у меня оставалось еще минут двадцать до полета. Я сразу пошел в бар, выпил подряд два стакана пива. Закрыл глаза, почувствовал, как накатывает волна жуткой тоски. Выпил третий стакан и пошел к своему gate, пробираясь сквозь толпу людей возле мусорных баков. Люди выбрасывали духи, флаконы с кремом для бритья, дезодоранты, - в соответствии с новыми требованиями безопасности в аэропортах. Я знал об этом заранее, мне ничего не пришлось выбрасывать, но лучше не стало.
Пытаясь заснуть в самолете, я испугался, что события четырех венских дней совершенно перемешались в голове. Еще мучила мысль - почему я отказался от покупки подарков и потащил Анну домой. Неужели так сильно хотелось любви? Я вытащил блокнот и стал записывать, что мы с Анной делали и в какой день. От такого документирования немного успокоился. Затем перечитал записи и понял, что нашел ответ на свой вопрос.
Анна мне, конечно, понравилась. Думаю, и я понравился ей. Но между нами не было чего-то, что заставило бы двух таких далеких во всех смыслах людей, превратить знакомство в отношения. Мое влечение к Анне за три часа до рейса было сродни обостренному желанию любовников на войне. Ведь я знал, что вряд ли когда-нибудь встречу Анну опять.
Записал и это откровение в блокнот, потом вздохнул, смахнул с ресницы соринку, поглядел в окно. Там плыли облака - круглые, густые - далеко внизу. Я прикрыл глаза, то ли готовый уснуть, то ли пытаясь рассмотреть что-то сквозь белую толщу. И рассмотрел - вон она, Анна - стоит на Stephansplatz и машет мне снизу рукой. Я тоже помахал ей в ответ, а когда ее фигурка стала совсем маленькой, даже крикнул:
- Я буду помнить тебя, Анна! Стандарт нормаль!
31. 07.08 ©