Часы
Похоже, что одна из традиций ЖЖ - рассказывать о позорных и неприятных ситуациях из собственного прошлого. У меня таких ситуаций было достаточно, всех не упомнишь. А вот одна до сих пор висит тяжелым грузом на совести. Ну, может быть не таким уж и тяжелым, ведь прошло уже 17 лет. Но висит.
Предупреждаю: рассказ очень долгий. Возможно, что никому кроме тех, кто помнит его участников, не интересный.
Дело было осенью 1990 года. Ваш покорный слуга был студентом шестого курса МИРЭА, и работал на "базовой кафедре" в СКТБ "Прогресс" над дипломным проектом. В кармане у меня уже была израильская виза (так назывался в то время документ, который разрешал его обладателю выезд на ПМЖ в Израиль, и служил заменой отобранному Советскому паспорту и, соответственно, гражданству). Лето того года я провел довольно интересно, когда-нибудь расскажу. От лагерей и госэкзамена по "Войне" меня освободили - на кой черт давать офицерские погоны открыто неблагонадежному человеку? В общем, я уже отчислился было из института, но летом обстоятельства несколько изменились, и я восстановился, чтобы доучиться последние полгода и получить все-таки диплом. Что и говорить, Горбачевская оттепель была в разгаре - никто в институте не стал ставить мне палки в колеса.
Основным полем моей деятельности (кроме диплома, работу для которого я сделал еще весной, и от меня требовалось лишь описать полученные результаты и схематику) было преподавание иврита для отъезжающих на ПМЖ и разная мелкая еврейская деятельность в МЦИРЕКе. Деятельность эту можно было скорее назвать тусовкой, чем работой. Денег за нее не платили, я мог приходить и уходить когда хотел. Иногда я отвозил куда-нибудь иностранцев, которым одновременно служил гидом и переводчиком с русского на иврит, иногда относил или отвозил что-то куда-то, иногда работал денек-другой младшим помощником старшего дворника в Израильском консульстве на Б. Ордынке. За преподавание иврита я деньги получал, причем по тем временам довольно неплохие. Больше, чем 65 рублей - повышенная стипендия студента последнего курса, которую мне платили в МИРЭА. В общем, жилось мне очень весело, и даже, можно сказать, беззаботно.
И вот именно в это время МЦИРЕК начал отправлять первые группы молодых ребят в Израиль. Предполагалось, что часть туристов из поездки уже не вернется, а для остальных визит на историческую родину станет частью процесса самоидентификации, поможет им стать активными членами еврейских общин, ну и направит в дальнейшем на путь алии или религии. В зависимости от того, какая организация спонсировала ту или иную поездку, группа могла провести почти все время в какой-нибудь иешиве (религиозной еврейской школе) или наоборот, в киббуце, или одном из Сохнутовских общежитий, путешествуя по всей стране. Насколько я помню, МЦИРЕКовские ребята должны были базироваться в иешиве "Ор Самэах".
Так или иначе, я в группу "туристов" зачислен не был. В МЦИРЕКе почти все вопросы решались несколькими "лидерами" (то есть более серьезными, знающими или деловыми людьми, чем большинство тусовавшихся в клубе и библиотеке студентов), в число которых я, разумеется, не входил. "Лидерам" можно было путешествовать куда угодно и по любым причинам, для остальных существовала очередь. Своей очередью я воспользовался тем летом, съездив по МЦИРЕКовской путевке на две недели в Париж. "За бортом" халявной поездки вместе со мной остались еще двое друзей: Маша Вурман и Володя Вагнер.
За оформление загранпаспортов в МЦИРЕКе отвечала Ира Шифрис. В Советском МИДе в то время царила такая неразбериха, что зная и подкармливая нужных людей, "серпастый-молоткастый" за границу можно было сделать для любого человека, даже уже негражданина, каковым в то время фактически являлся я. Паспорта были двух цветов - синие и красные. В чем была разница, я точно уже не помню. Кажется, синие паспорта были служебные. После того как главный лидер МЦИРЕКа, Леня Ройтман, дал Шифрис команду сделать нам паспорта, прошло не менее месяца, пока у последней дошли до этого руки. Мы ежедневно напоминали, но Шифрис была всегда занята какими-то другими, более важными проблемами, и потратить пять минут на заполнение наших анкет она просто никак не могла. В итоге, группа уехала без нас, и вторая - тоже без нас. Мы свое время прозевали.
В конце концов Ира оформила загранпаспорта. Причем синие, что было вроде бы лучше красных. И вот мы трое с паспортами, но в Израиле нас уже никто не ждет. Осталось купить билеты, и в путь, диплом допишу, когда вернусь.
В Московских кассах авиабилетов в Израиль не продавали. Прямых рейсов в Тель-Авив в то время не было, можно было теоретически лететь из соцстран: Румынии, Польши, Венгрии. В Московских представительствах авиакомпаний, занимавшихся перевозками олимов (LOT, Malev, Tarom), билеты за рубли продать отказались. Твердой валюты у нас не было. Ну, раз нет билетов из Москвы, может быть будут откуда-нибудь поближе? И мы покупаем билеты на поезд в Минск, где у Вагнера родственники. Моментально собираются рюкзаки, и Машка, Володя и я отправляемся в путешествие с Белорусского Вокзала.
Собственно, это была преамбула, хотя и очень длинная. Сам рассказ, наверное, будет покороче.
Машка, с которой я тогда то ли встречался, то ли просто дружил, хотя скорее первое чем второе, попросила меня провезти в Израиль ее семейную реликвию - наручные часы с браслетом из золота с бриллиантами. Хотя в то время ни ввозить, ни вывозить из СССР нельзя было практически ничего, никаких причин для того чтобы волноваться у нас не было: когда пересекаешь границу на поезде никто не просвечивает тебя рентгеном, не шмонает без надобности. Я положил золотые часы в нагрудный карман рубашки и забыл про них. Как вы понимаете, в то время рубашки я менял не каждый день.
Родственники Володи Вагнера приняли нас замечательно. Но сам Минск, в котором я до того никогда не был, показался мне ужасным серым нагромождением сталинских домов. Наверное, для любого города начало ноября - не самое лучшее время года, но Минск так и отпечатался в моей памяти темно-серым небом, желтыми фонарями и беспрерывным моросящим снего-дождем. В Минске билеты из Варшавы в Тель-Авив тоже не продавались. Оставалась надежда на Вильнюс, в котором в то время уже во всю кипела борьба за независимость и самоопределение. В общем, мы садимся в Минске на поезд, и отправляемся в соседнюю с Белорусской ССР Литву.
В Вильнюсе мы решили попытать счастью в местной еврейской общине. Как-то в то время людям не приходило в голову отказать в помощи другому человеку просто потому, что ты его не знаешь. К тому же за год до описываемых событий мы с Машкой работали на восстановлении Рокишского еврейского кладбища. Пришли мы в Еврейский Центр, рассказали, кто мы и откуда, поговорили к какими-то молодыми ребятами; те сказали, что если кто и сможет нам помочь, то только писатель Григорий Канович, народный депутат и глава Еврейской Общины Литвы... Я тогда как-раз прочитал несколько его книг, и очень они мне нравились. В то, что сам Канович будет с нами разговаривать, не верилось.
Интересно, что литовские евреи причислялись к коренному населению. Говорили они, в отличие от евреев других европейских республик, в основном по-литовски, и вообще считались чуть ли не литовцами. Кто-то из Еврейского Центра при нас позвонил Кановичу, поговорил с ним пару минут по-литовски. И мы поехали в гости к депутату Верховного Совета СССР.
Квартира у Григория Кановича была большая, писательская. Приняли нас там хорошо, сам депутат, правда, никак не мог взять в толк, зачем мы приехали из Москвы в Вильнюс, если нам надо в Израиль. Пришлось объяснять, что в Москве у нас знакомых депутатов не было, халявных сохнутовских билетов нам не досталось, а за рубли билеты в Израиль купить можно было только у них в Литве. Прочитанные незадолго до того книги, с автором которых мы сейчас сидели и пили чай, тоже помогли расположить его к нам. Канович сделал звонок куда-то - то ли в агентство, то ли просто в кассу авиабилетов, недолго с ними разговаривал: "бла-бла депутатас Кановичус бла-бла-бла-бла", потом объяснил нам ситуацию. Билетов из Вильнюса в Варшаву не было. До Варшавы нам надо было добираться своим ходом. Был билет из Варшавы в Тель-Авив и обратно, и билет из Варшавы в Вильнюс. В Варшаве надо было быть через два дня, обратно лететь - через месяц с небольшим.
Такое положение дел нас, в общем, более-менее устраивало. Мы созвонились с Володиными родственниками в Минске, и они пообещали попробовать взять нам билеты на Варшавский поезд. Идти ночевать нам было некуда; если мне не изменяет память, у Кановича мы и переночевали. В ближайший месяц нам предстояло много раз ночевать в разных местах и в разных условиях: на полу, на одеяле, на раскладушке, на скамейке... На утро мы поехали в кассы авиабилетов, выкупили свои драгоценные билеты, побродили по Вильнюсу, затем на вокзал, и отправились обратно в Минск.
Собственно, здесь-то и начинается та часть, за которую мне стыдно. В Минске мы сели на поезд Москва-Варшава, который шел через Брест. Примерно в одиннадцать часов вечера поезд остановился в Бресте. Началась проверка паспортов и таможенный шмон. Когда таможенники досматривали соседнее купе, мы с ребятами тусовались в проходе. И вот тут-то начали Машкины золотые часы прожигать мне карман. Я несколько раз заглядывал в купе, которое досматривали таможенники, а в какой-то момент даже задал им какой-то совершенно неуместный вопрос, что-то вроде "а на верхней полке вы проверили?" Они проверили везде, где надо. Один из таможенников подошел ко мне, и попросил пройти с ним в наше купе. Там он мне предложил сесть, сам сел напротив.
- Я знаю, что у тебя что-то есть. По глазам вижу. Или достанешь сейчас, или снимаем с поезда и будем делать досмотр.
И тут я, идиот, вытащил из кармана Машкины часы и отдал ему.
- Хорошо, доставай остальное. Что еще у тебя?
- У меня больше ничего нет, досматривайте, если хотите.
- Досмотрим. Собирай свои вещи, и за мной. Друзья тоже.
- А как же поезд? У нас же билеты на самолет на завтра.
- На этом поезде вы дальше не поедете, а там посмотрим, куда вы вообще поедете.
И так посреди ночи нас снимают с поезда и ведут со всем багажом в здание таможни, как каких-то контрабандистов. Там уж нас досмотрели понастоящему, с раздеванием, потрошением рюкзаков и сумок, со всеми ужасами, на которые была способна таможня в тогда еще почти тоталитарной стране. У Машки, естественно, отобрали вторые часы, у каждого из нас были какие-то деньги, по тем временам довольно большие (у меня была, кажется, тысяча деревянных, у Вагнера что-то около трех, у Машки поменьше) - их тоже конфисковали. Дали нам какие-то квитанции, подтверждающие конфискацию у нас незаконно транспортируемых ценностей. Мы пребывали в таком состоянии, что как-то даже и не переживали особенно сильно из-за всех этих потерь. Больше всего я боялся, что сейчас вместо Варшавы, отправят меня из Бреста прямо за Урал...
В общем, все это произошло по моей вине. Машка потеряла семейные драгоценности, мы все лишились значительных сумм заработанных родителями денег, вкусили таможенного беспредела и провели бессонную ночь на Брестском вокзале. Во-первых, мне надо было молчать и не соваться к таможенникам со своими советами. Во-вторых, мне надо было одеть золотые часы на руку, а не сдавать их таможеннику как контрабанду. Личные украшения, даже если часы, конфисковать бы не стали, в худшем случае заставили бы сдать на хранение. В-третьих, мне надо было хотя бы предложить таможеннику забрать часы и отвалить с миром. Это, я думаю, его бы вполне устроило. Но я не догадался, и не умел. В-четвертых, человеку с такими крепкими нервами, как у меня, вообще не нужно было брать у подруги часы.
Никто нас не арестовал, таможенники просто забавлялись. Спросили, зачем мы тащим с собой какие-то фены, утюги, электродрели. Ответ "хочу уехать на постоянку, сейчас перевожу собственные вещи" их вполне устроил. Все тогда что-то такое везли на продажу. После шмона и конфискации, нам дали спокойно собрать оставшееся барахло в рюкзаки и сумки, и перейти на польскую сторону границы. Утром мы забрались в какую-то электричку местного назначения, битком набитую местными поляками, и со многими остановками доехали до Варшавы. На самолет в Тель-Авив мы успели, а больше ничего уже и не хотелось. Денег не было совсем, может быть долларов по двадцать-тридцать, да по сотне рублей, оставленных таможенниками...
О той первой поездке в Израиль расскажу когда-нибудь в другой раз. Она была такой же незабываемой, как и ее начало. Хотя хуже чем в Бресте нам уже нигде не было. Драгоценности и деньги вернуть так и не удалось. Мы ходили в Москве в Главное Таможенное Управление, просили возвратить нашу собственность, писали какие-то заявления... Нам просто и ясно отказали: конфискованное добро стало собственностью Государства, и возврату бывшим владельцам не подлежало. Да мы и не надеялись.
А перед Машкой мне всегда было ужасно стыдно. И по сей день, хотя мы потеряли связь уже лет 14-15 назад...
Предупреждаю: рассказ очень долгий. Возможно, что никому кроме тех, кто помнит его участников, не интересный.
Дело было осенью 1990 года. Ваш покорный слуга был студентом шестого курса МИРЭА, и работал на "базовой кафедре" в СКТБ "Прогресс" над дипломным проектом. В кармане у меня уже была израильская виза (так назывался в то время документ, который разрешал его обладателю выезд на ПМЖ в Израиль, и служил заменой отобранному Советскому паспорту и, соответственно, гражданству). Лето того года я провел довольно интересно, когда-нибудь расскажу. От лагерей и госэкзамена по "Войне" меня освободили - на кой черт давать офицерские погоны открыто неблагонадежному человеку? В общем, я уже отчислился было из института, но летом обстоятельства несколько изменились, и я восстановился, чтобы доучиться последние полгода и получить все-таки диплом. Что и говорить, Горбачевская оттепель была в разгаре - никто в институте не стал ставить мне палки в колеса.
Основным полем моей деятельности (кроме диплома, работу для которого я сделал еще весной, и от меня требовалось лишь описать полученные результаты и схематику) было преподавание иврита для отъезжающих на ПМЖ и разная мелкая еврейская деятельность в МЦИРЕКе. Деятельность эту можно было скорее назвать тусовкой, чем работой. Денег за нее не платили, я мог приходить и уходить когда хотел. Иногда я отвозил куда-нибудь иностранцев, которым одновременно служил гидом и переводчиком с русского на иврит, иногда относил или отвозил что-то куда-то, иногда работал денек-другой младшим помощником старшего дворника в Израильском консульстве на Б. Ордынке. За преподавание иврита я деньги получал, причем по тем временам довольно неплохие. Больше, чем 65 рублей - повышенная стипендия студента последнего курса, которую мне платили в МИРЭА. В общем, жилось мне очень весело, и даже, можно сказать, беззаботно.
И вот именно в это время МЦИРЕК начал отправлять первые группы молодых ребят в Израиль. Предполагалось, что часть туристов из поездки уже не вернется, а для остальных визит на историческую родину станет частью процесса самоидентификации, поможет им стать активными членами еврейских общин, ну и направит в дальнейшем на путь алии или религии. В зависимости от того, какая организация спонсировала ту или иную поездку, группа могла провести почти все время в какой-нибудь иешиве (религиозной еврейской школе) или наоборот, в киббуце, или одном из Сохнутовских общежитий, путешествуя по всей стране. Насколько я помню, МЦИРЕКовские ребята должны были базироваться в иешиве "Ор Самэах".
Так или иначе, я в группу "туристов" зачислен не был. В МЦИРЕКе почти все вопросы решались несколькими "лидерами" (то есть более серьезными, знающими или деловыми людьми, чем большинство тусовавшихся в клубе и библиотеке студентов), в число которых я, разумеется, не входил. "Лидерам" можно было путешествовать куда угодно и по любым причинам, для остальных существовала очередь. Своей очередью я воспользовался тем летом, съездив по МЦИРЕКовской путевке на две недели в Париж. "За бортом" халявной поездки вместе со мной остались еще двое друзей: Маша Вурман и Володя Вагнер.
За оформление загранпаспортов в МЦИРЕКе отвечала Ира Шифрис. В Советском МИДе в то время царила такая неразбериха, что зная и подкармливая нужных людей, "серпастый-молоткастый" за границу можно было сделать для любого человека, даже уже негражданина, каковым в то время фактически являлся я. Паспорта были двух цветов - синие и красные. В чем была разница, я точно уже не помню. Кажется, синие паспорта были служебные. После того как главный лидер МЦИРЕКа, Леня Ройтман, дал Шифрис команду сделать нам паспорта, прошло не менее месяца, пока у последней дошли до этого руки. Мы ежедневно напоминали, но Шифрис была всегда занята какими-то другими, более важными проблемами, и потратить пять минут на заполнение наших анкет она просто никак не могла. В итоге, группа уехала без нас, и вторая - тоже без нас. Мы свое время прозевали.
В конце концов Ира оформила загранпаспорта. Причем синие, что было вроде бы лучше красных. И вот мы трое с паспортами, но в Израиле нас уже никто не ждет. Осталось купить билеты, и в путь, диплом допишу, когда вернусь.
В Московских кассах авиабилетов в Израиль не продавали. Прямых рейсов в Тель-Авив в то время не было, можно было теоретически лететь из соцстран: Румынии, Польши, Венгрии. В Московских представительствах авиакомпаний, занимавшихся перевозками олимов (LOT, Malev, Tarom), билеты за рубли продать отказались. Твердой валюты у нас не было. Ну, раз нет билетов из Москвы, может быть будут откуда-нибудь поближе? И мы покупаем билеты на поезд в Минск, где у Вагнера родственники. Моментально собираются рюкзаки, и Машка, Володя и я отправляемся в путешествие с Белорусского Вокзала.
Собственно, это была преамбула, хотя и очень длинная. Сам рассказ, наверное, будет покороче.
Машка, с которой я тогда то ли встречался, то ли просто дружил, хотя скорее первое чем второе, попросила меня провезти в Израиль ее семейную реликвию - наручные часы с браслетом из золота с бриллиантами. Хотя в то время ни ввозить, ни вывозить из СССР нельзя было практически ничего, никаких причин для того чтобы волноваться у нас не было: когда пересекаешь границу на поезде никто не просвечивает тебя рентгеном, не шмонает без надобности. Я положил золотые часы в нагрудный карман рубашки и забыл про них. Как вы понимаете, в то время рубашки я менял не каждый день.
Родственники Володи Вагнера приняли нас замечательно. Но сам Минск, в котором я до того никогда не был, показался мне ужасным серым нагромождением сталинских домов. Наверное, для любого города начало ноября - не самое лучшее время года, но Минск так и отпечатался в моей памяти темно-серым небом, желтыми фонарями и беспрерывным моросящим снего-дождем. В Минске билеты из Варшавы в Тель-Авив тоже не продавались. Оставалась надежда на Вильнюс, в котором в то время уже во всю кипела борьба за независимость и самоопределение. В общем, мы садимся в Минске на поезд, и отправляемся в соседнюю с Белорусской ССР Литву.
В Вильнюсе мы решили попытать счастью в местной еврейской общине. Как-то в то время людям не приходило в голову отказать в помощи другому человеку просто потому, что ты его не знаешь. К тому же за год до описываемых событий мы с Машкой работали на восстановлении Рокишского еврейского кладбища. Пришли мы в Еврейский Центр, рассказали, кто мы и откуда, поговорили к какими-то молодыми ребятами; те сказали, что если кто и сможет нам помочь, то только писатель Григорий Канович, народный депутат и глава Еврейской Общины Литвы... Я тогда как-раз прочитал несколько его книг, и очень они мне нравились. В то, что сам Канович будет с нами разговаривать, не верилось.
Интересно, что литовские евреи причислялись к коренному населению. Говорили они, в отличие от евреев других европейских республик, в основном по-литовски, и вообще считались чуть ли не литовцами. Кто-то из Еврейского Центра при нас позвонил Кановичу, поговорил с ним пару минут по-литовски. И мы поехали в гости к депутату Верховного Совета СССР.
Квартира у Григория Кановича была большая, писательская. Приняли нас там хорошо, сам депутат, правда, никак не мог взять в толк, зачем мы приехали из Москвы в Вильнюс, если нам надо в Израиль. Пришлось объяснять, что в Москве у нас знакомых депутатов не было, халявных сохнутовских билетов нам не досталось, а за рубли билеты в Израиль купить можно было только у них в Литве. Прочитанные незадолго до того книги, с автором которых мы сейчас сидели и пили чай, тоже помогли расположить его к нам. Канович сделал звонок куда-то - то ли в агентство, то ли просто в кассу авиабилетов, недолго с ними разговаривал: "бла-бла депутатас Кановичус бла-бла-бла-бла", потом объяснил нам ситуацию. Билетов из Вильнюса в Варшаву не было. До Варшавы нам надо было добираться своим ходом. Был билет из Варшавы в Тель-Авив и обратно, и билет из Варшавы в Вильнюс. В Варшаве надо было быть через два дня, обратно лететь - через месяц с небольшим.
Такое положение дел нас, в общем, более-менее устраивало. Мы созвонились с Володиными родственниками в Минске, и они пообещали попробовать взять нам билеты на Варшавский поезд. Идти ночевать нам было некуда; если мне не изменяет память, у Кановича мы и переночевали. В ближайший месяц нам предстояло много раз ночевать в разных местах и в разных условиях: на полу, на одеяле, на раскладушке, на скамейке... На утро мы поехали в кассы авиабилетов, выкупили свои драгоценные билеты, побродили по Вильнюсу, затем на вокзал, и отправились обратно в Минск.
Собственно, здесь-то и начинается та часть, за которую мне стыдно. В Минске мы сели на поезд Москва-Варшава, который шел через Брест. Примерно в одиннадцать часов вечера поезд остановился в Бресте. Началась проверка паспортов и таможенный шмон. Когда таможенники досматривали соседнее купе, мы с ребятами тусовались в проходе. И вот тут-то начали Машкины золотые часы прожигать мне карман. Я несколько раз заглядывал в купе, которое досматривали таможенники, а в какой-то момент даже задал им какой-то совершенно неуместный вопрос, что-то вроде "а на верхней полке вы проверили?" Они проверили везде, где надо. Один из таможенников подошел ко мне, и попросил пройти с ним в наше купе. Там он мне предложил сесть, сам сел напротив.
- Я знаю, что у тебя что-то есть. По глазам вижу. Или достанешь сейчас, или снимаем с поезда и будем делать досмотр.
И тут я, идиот, вытащил из кармана Машкины часы и отдал ему.
- Хорошо, доставай остальное. Что еще у тебя?
- У меня больше ничего нет, досматривайте, если хотите.
- Досмотрим. Собирай свои вещи, и за мной. Друзья тоже.
- А как же поезд? У нас же билеты на самолет на завтра.
- На этом поезде вы дальше не поедете, а там посмотрим, куда вы вообще поедете.
И так посреди ночи нас снимают с поезда и ведут со всем багажом в здание таможни, как каких-то контрабандистов. Там уж нас досмотрели понастоящему, с раздеванием, потрошением рюкзаков и сумок, со всеми ужасами, на которые была способна таможня в тогда еще почти тоталитарной стране. У Машки, естественно, отобрали вторые часы, у каждого из нас были какие-то деньги, по тем временам довольно большие (у меня была, кажется, тысяча деревянных, у Вагнера что-то около трех, у Машки поменьше) - их тоже конфисковали. Дали нам какие-то квитанции, подтверждающие конфискацию у нас незаконно транспортируемых ценностей. Мы пребывали в таком состоянии, что как-то даже и не переживали особенно сильно из-за всех этих потерь. Больше всего я боялся, что сейчас вместо Варшавы, отправят меня из Бреста прямо за Урал...
В общем, все это произошло по моей вине. Машка потеряла семейные драгоценности, мы все лишились значительных сумм заработанных родителями денег, вкусили таможенного беспредела и провели бессонную ночь на Брестском вокзале. Во-первых, мне надо было молчать и не соваться к таможенникам со своими советами. Во-вторых, мне надо было одеть золотые часы на руку, а не сдавать их таможеннику как контрабанду. Личные украшения, даже если часы, конфисковать бы не стали, в худшем случае заставили бы сдать на хранение. В-третьих, мне надо было хотя бы предложить таможеннику забрать часы и отвалить с миром. Это, я думаю, его бы вполне устроило. Но я не догадался, и не умел. В-четвертых, человеку с такими крепкими нервами, как у меня, вообще не нужно было брать у подруги часы.
Никто нас не арестовал, таможенники просто забавлялись. Спросили, зачем мы тащим с собой какие-то фены, утюги, электродрели. Ответ "хочу уехать на постоянку, сейчас перевожу собственные вещи" их вполне устроил. Все тогда что-то такое везли на продажу. После шмона и конфискации, нам дали спокойно собрать оставшееся барахло в рюкзаки и сумки, и перейти на польскую сторону границы. Утром мы забрались в какую-то электричку местного назначения, битком набитую местными поляками, и со многими остановками доехали до Варшавы. На самолет в Тель-Авив мы успели, а больше ничего уже и не хотелось. Денег не было совсем, может быть долларов по двадцать-тридцать, да по сотне рублей, оставленных таможенниками...
О той первой поездке в Израиль расскажу когда-нибудь в другой раз. Она была такой же незабываемой, как и ее начало. Хотя хуже чем в Бресте нам уже нигде не было. Драгоценности и деньги вернуть так и не удалось. Мы ходили в Москве в Главное Таможенное Управление, просили возвратить нашу собственность, писали какие-то заявления... Нам просто и ясно отказали: конфискованное добро стало собственностью Государства, и возврату бывшим владельцам не подлежало. Да мы и не надеялись.
А перед Машкой мне всегда было ужасно стыдно. И по сей день, хотя мы потеряли связь уже лет 14-15 назад...