Старый город - фотографии Мы идем по старому городу, я говорю Камрану, что утром мы встретили здесь студента-переводчика. Он смеется: "Какие вы наивные: тут же полно агентов. Еще бы бедный Фети не напрягся! Чего бояться? Вы поймите, тут почти в каждой семье (ну, семьи у нас большие) кто-то отсидел во время войны. И их там пытали, ссали в рот, насиловали дубинками. Людей сажали просто за то, что они празновали Навруз, курдский Новый Год. Но потом правительство его разрешило, сказав, что на самом деле это старинный турецкий праздник. Теперь многие турки тоже его празднуют.* Сейчас все гораздо лучше, но каждый месяц кого-то сажают за поддержку ПКК. Или просто пропадают люди. Несколько лет назад спецслужбы решили создать курдскую "Хизбаллу", чтобы она с ПКК воевала. Но потом передумали и всех поубивали: выходил человек из дома и исчезал - три тысячи человек исчезло. В мае тут была демонстрация - военные применили против гериллас химическое оружие и, чтобы это скрыть, уничтожили тела, не отдали семьям. Полицейские разогнали демонстрацию и застрелили двенадцатилетнего мальчишку, который от них убегал. И им ничего не было. Короче, есть чего бояться...»
Старый город окружен длинной крепостной стеной. "Вы уверены, что хотите туда идти? Ладно, надо быть храбрым, пошли. Это самое криминальное место в Курдистане..." За стеной - древние трущобы, постоянно надстраиваемые новыми, стены по-восточному покрашены в веселые цвета - синий, охряный, желтый - горы мусора, открытые двери. На улице колют дрова, пекут хлеб, сидя на земле, старик плетет из ивняка корзину, носятся дети на мотоцикле. "Это полуцыганский квартал, один я бы сюда не сунулся. Большинство диярбакырцев тут никогда не бывали. В Стамбуле тоже есть такие районы, знаете? Правда там европейские цыгане, они прекрасные музыканты, в основном зарабатывают этим, но и воровать не дураки. Обычно девки надевают дорогую паранжу - богатая религиозная женщина, никто на нее не подумает - и виртуозно лазят по карманам...»
Кое-где крепостная стена упала, впуская в трущобную тесноту ошеломительный птичий простор. Внизу, извиваясь, блестит Тигр, шумят осиновые рощи, за ним - пологие зеленые холмы. На обрыве мы видим безногого инвалида на удивительном велосипеде с ручным приводом. Он любуется закатом, на запятках сидит его маленький сын. В темноте трущоб зажигаются огоньки, пахнет свежим хлебом. Из полумрака выпархивает стайка подростков в белых рубашках; хихикая, они прислоняются к стене - и мы видим в руках у одного косяк такого размера, какой видали только на постерах Боба Марли. Тут я соображаю, что национальный флаг у курдов точно как растафарианский.
Когда мы идем назад, в районе вырубается электричество. Узкие средневековые улочки наполняются тенями и свечками, становятся слышнее все звуки, шорох шагов в тапочках, чей-то разговор через открытое окно, кто-то зовет отставшего ребенка. Вдруг почему-то мы видим эту вечную жизнь, чувствуем, что эти люди родились здесь, выросли и умрут, как множество поколений до них, что пятьсот лет назад здесь так же был вечер, шуршали подошвы, у кого-то было детство - и все это часть какой-то единой ткани.
На большой улице продавцы фруктов жгут костры, в чайханах поставили газовые лампы, головы картежников отбрасывают гигантские тени. Еще только пять часов, а темно - зима. Поверить в это при двадцати градусах тепла сложно. Мы спрашиваем Камрана про возможность поговорить с кем-нибудь из местного начальства: мэры курдских городов это как правило из ДТП, у них должен быть свой взгляд - вроде как вот оно, курдское самоуправление. "Ну попробуем. Может, получится разыскать бывшего мэра Старого Города, Абдуллу Демирбаша. Его недавно со скандалом уволили - он стал выпускать официальные бумаги на всех местных языках: турецком, курдском, ассирийском и английском впридачу..."
Мы углубляемся в лабиринт темных каменных переулков, напоминающих об арабских сказках. Стучимся в какие-то двери - из них падают треугольники света, нам что-то тихо говорят - идем дальше, много раз поворачиваем, снова стучимся.
«Кстати, на мэра Диярбакыра, Османа Байдемира, тоже дело завели, - говорит Камран. Он напечатал афиши фестиваля курдской культуры по-курдски. А в курдском есть несколько букв, которых нет в турецком - W,Q,X. Так вот Байдемира теперь судят за нарушение «Закона о турецких буквах и правилах их применения». Три года дать хотят...»
В конце концов мы стучимся в последнюю неприметную дверь - и неожиданно оказываемся в роскошном палаццо - красивый внутренний двор, пальмы, каменная резьба. В глубине пьют чай какие-то дядьки в дорогих костюмах, кто-то бросается нам навстречу - все по-восточному. Это офис ДТП. По лесенке наверх - кабинет, за большим столом энергичный мужик, бывший мэр. По виду - интеллигентный управленец. Расспрашиваем про историю увольнения - ну да, провели муниципальный соцопрос, выяснили давно известный факт, что половина женщин турецкого не знают, стали выпускать документы на всех языках. Прокуратура возбудила дело, суд приказал уволить. На ближаших выбрах будет баллотироваться снова. "Нет, курдского самоуправления не существует. Нас выбирают, но мы обычные госчиновники, действующие по общим правилам, никакой свободы у нас нет. В каждом городе есть "вали", специально назначенный Анкарой, чтобы за нами следить. Например, открыли парк, хотели дать курдское название - вали не разрешил. Власти у нас нет, полиция нам не подчиняется, только муниципальные функции. Трубы можем сами купить, без согласования. Что делать? Вот так, долбить понемножку.
Слушая экс-мэра, я думаю, что ДТП, возможно, очень повезло, что она вынуждена заниматься банальной коммуналкой, направлять свои лучшие силы в префектуры. Гораздо хуже, если бы она получила политическую власть, ничего не умея.
Мы спрашиваем мэра, как он относится к ПКК и Оджалану, стрёмному символу курдского сопротивления.
- Решение курдской проблемы должно быть мирным и демократическим.
- Это конечно, но к Оджалану-то вы как относитесь?
- Многие люди ему доверяют.
- Люди-то да, но вот вы, интеллигентный человек, что про него думаете?
- Многие интеллигентные люди ему тоже доверяют, - переводит Камран и взрывается: "Вы что, дураки?! Что он вам скажет? Это подсудное дело Оджалана хвалить, нельзя же такие вопросы задавать!.."
Дальше * Да, мы узнаем эту трогательную черту. Турки брезгливо относятся ко всему чужому на своей земле, пока это не объявлено турецким. Еще недавно они разрушали армянские и греческие церкви, выкалывали глаза у фресок. Но потом правительство объявило их национальным достоянием, и все поменялось: турецкие семейства толпами посещают развалины, фотографируются, показывают туристам: красота-то какая, а главное родное... Турки - поглотители, ассимиляторы, переделанная в мечеть Святая София это действительно национальный символ. Они готовы принять все - лишь бы оно не считалось чужим.