СТОИТ ЛИ ЛАЯТЬСЯ НА ГОСПОДА
НАЧАЛО ТУТ:
ЕСЕНИН 1: СИРОТА ПРИ РОДИТЕЛЯХ
ЕСЕНИН 2: СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАМЕС
ЕСЕНИН 3: МАТЬ + СЫН И МИНУС ПАПА
О ЧЕМ БЛОК ПРЕДУПРЕЖДАЛ ЕСЕНИНА
ПОЧЕМУ ЕСЕНИН ЧУТЬ НЕ ПОБИЛ ГОРОДЕЦКОГО
ПРИДВОРНЫЙ ПОЭТ ЕСЕНИН
ХЕРУВИМ С НОЖОМ ЗА ПАЗУХОЙ
ПРАВОСЛАВНЫЙ ЕСЕНИН?
Почти все вспоминающие Есенина образца 1917-1919 годов приходят к выводу, что от него тогда шибало энергией счастья и здесь надо напомнить следующий психологический аспект: ожидание праздника чаще всего пиковый его момент.
Вячеслав Полонский вспоминал:
«…он исходил песенной силой, кружась в творческом неугомоне. В нем развязались какие-то скрепы, спадали какие-то обручи, - он уже тогда говорил о Пугачеве, из него ключом била мужицкая стихия, разбойная удаль, делавшая его похожим на древнего ушкуйника, молодца из ватаги Степана Разина. Надо было слышать его в те годы: с обезумевшим взглядом, с разметавшимся золотом волос, широко взмахивая руками, в беспамятстве восторга декламировал он свою замечательную «Инонию», богоборческую, дерзкую, полную титанических образов, - яростный бунт против старого неба и старого бога»
Ответ на вопрос «Чего ждал от революции Есенин?» для меня очевиден. Переустройства мира. Проблема, переросшая для Есенина в трагедию, заключалась в том, что конечную цель переделки он представлял смутно. За термином «Мужицкий рай» для Сергея скрывались картины умиротворенной сытости (достижимой и при старой власти, коли год урожайный выдался).
Еще одна проблема: в центр данной переделки Есенин беззастенчиво ставил себя.
Наиболее откровенно причины его восторга явлены в стихотворении «О, Русь, взмахни крылами…»
О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встает иная степь.
Какие имена? Пропустив вперед, как представителей прошлого, Кольцова и Клюева Есенин называет главное имя. И то вовсе не Ленин.
А там, за взгорьем смолым,
Иду, тропу тая,
Кудрявый и веселый,
Такой разбойный я.
Долга, крута дорога,
Несчетны склоны гор;
Но даже с тайной Бога
Веду я тайно спор.
Сшибаю камнем месяц
И на немую дрожь
Бросаю, в небо свесясь,
Из голенища нож.
Этот восторг упоения силой, молодостью, удалью в реале завораживает. Есенин чувствует «время мое приспело».
Попробуем же разобраться, почему, несмотря на громкую заявку - цикл «Маленьких поэм» - Есенин как поэт революции в должной мере не состоялся.
Есенин моментально включился в гоньбу за право называться первым революционным поэтом. Именно на почве состязаний за первенство произошло охлаждение к Блоку, разрыв с Клюевым, рубка с Маяковским. Причем, никто из троих перечисленных состязаться с Есениным не собирался, это он видел соперников везде и всюду.
Стратегическая ошибка Есенина революционного периода - попытка влить новое вино в старые мехи. Сопрягая на первом этапе творчества библейские образы с крестьянским миром, он пытался шагнуть с Библией подмышкой и в революцию.
В результате скатился в прямое богохульство и…
Ничегошеньки не приобрел.
Если исходить из формальных сроков, - Есенин действительно первый поэт революции. «Двенадцать» Блок написал в феврале 1918, «Левый марш» Маяковского появился в декабре того же года. А есенинский «Товарищ» в марте 1917.
Из цикла «Маленьких поэм» «Товарищ» наиболее внятная, почему она и перекочевала на эстраду (ее читали многие артисты).
Жил сын простого рабочего Мартин «и были у него товарищи: Христос да кошка». Когда отца убили в февральской заварушке, Мартин обратился к Христу и Сын Божий, сойдя с иконы, встал в рабочие ряды.
Но вдруг огни сверкнули...
Залаял медный груз.
И пал, сраженный пулей,
Младенец Иисус.
Слушайте:
Больше нет воскресенья!
Тело Его предали погребенью:
Он лежит
На Марсовом
Поле.
За что пал Иисус? Чтобы спокойно звенело за окном «железное
слово: «Рре-эс-пуу-ублика!»
«Товарищ» с его пафосом смерти Бога ради Нового Мира пришелся ко двору. Он был ясен, сюжетен и прост. Хотя бы по сравнению с другими поэмами революционного цикла.
ЕСЕНИН НА ОТКРЫТИИ ПАМЯТНИКА АЛЕКСЕЮ КОЛЬЦОВУ
В период с февраля по октябрь 1917 Есенин пытается совместить тысячелетнюю религию с новым миром, начиная поэму «Пришествие» обращением:
Господи, я верую!..
Но введи в свой рай
Дождевыми стрелами
Мой пронзенный край.
Не получается.
Из Есенина вообще неважный теоретик и вывести внятную космогонию революции ему не удалось. Есенин транслятор, а не ритор. И что он мог транслировать чувствуя - все меняется, но не понимая каким образом? Самые просвещенные люди России не догадывались, что в ноябре власть падет к ногам большевиков. Уж точно об этом не догадывался поэт, весь 1917 год кормящийся возле партии эсеров.
Но с Октябрьской революции Есенин поймал очень важный посыл: Бог больше не важен, исчерпав, грубо говоря, свою историческую миссию. Русь тоже отчаливает в небесные выси, следует ее проводить без сожаления. Грядет Инония.
Уже в ноябре 1917 появляется «Преображение» с зачином, про который Есенин восторженно говорит, что, мол, сам не понимает его смысл, но образом восхищен. Типичное поведение транслятора.
Облаки лают,
Ревет златозубая высь...
Пою и взываю:
Господи, отелись!
Один из первых печатных откликов на «Преображение» назывался «Озорник», верно обозначая найденную Есениным новую литературную маску.
В «Иорданской голубице» Есенин и Русь в утиль отправил с готовностью человека, которому обещаны дворцовые чертоги, если он согласится сжечь свою лачужку.
Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя родина,
Я - большевик.
Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.
Крепкий и сильный,
На гибель твою,
В колокол синий
Я месяцем бью.
Вместо Руси Есенин прозревает новый град Инонию. «Инония» может быть самая сильная поэма цикла, но и самая богоборческая.
Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,-
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.
Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.
Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.
В «Инонии» Есенин расстается со всем, что вчера не просто грело сердце, а составляло певческое существо парня с Рязани. Проклинает «дыхание Китежа» и следы Радонежа, снимает штаны с Христа, но дикое упоение силой и безнаказанностью заканчивается видом Инонии, где тот же деревенский домик со старушкой матерью и звучащая с гор песня с упоминанием Исуса, Назарета и нового Спаса едущего на кобыле.
То есть, отрицая старый мир, Есенин все равно оставался в плену прежних образов. Потому Блок и Маяковский с гурьбой пролетарских поэтов поплоше оказались новой власти милее, нежели Сергей.
Здесь приходится брать во внимание и доступность текстов широкой аудитории. «Окна РОСТа» ясны и ежу, а вот есенинские «Маленькие поэмы» требуют знания пусть одной, но многостраничной, наполненной сложной символикой книги.
Особые надежды Есенин связывал с поэмой «Небесный барабанщик». Он предложил ее для публикации в «Правду», попутно выразив желание вступить в коммунистическую партию. Его пыл охладил член редколлегии Николай Мещеряков, написав прямо на оригинале поэмы вердикт: «Нескладная чепуха. Не пойдет. Н.М.»
На этом Есенин оставил прямые заигрывания с властями, понимая, что ей нужнее Демьян Бедный да Герасимов.
Вот только грозя кулачками Богу, заклиная погибель на тысячелетнюю Русь Сергей вытравил из души что-то существенное, и пустоту эту заполнить в дальнейшем не смог. Клюев, переживающий гибель питавшей его староверческой культуры, но носящий в душе пусть абсурдную, но искреннюю веру в ее Возрождение; Клюев, опирающийся на Ладожские песни и видения града Китежа перенес с достоинством голод, ссылки, паралич, поскольку имел точку опоры.
Есенин же в последние годы искал опустевшей душой ответа на вопрос: «Ну и зачем всё?»
Впрочем, об этом мы еще поговорим.