Для Заповедника сказок в День Пропавших Букв - 2
Часть первая: https://zgorevna.livejournal.com/557741.html
Веня-трубач. Часть вторая
Пелагея не успевает дойти до метро - по вацапу звонит подруга из Оттавы: «Вашу квартиру вскрыли. Голубочек стримил, утибозецки, такая милота, и тут кто-то влез через балкон и напал на него! Теперь спать не могу, как там твоя пташечка?» - и вот девушка бежит домой. Как она забыла закрыть балкон? Почему Петька не услышал? И хорошо, что не услышал - не полез защищать и не пострадал. А голубь пострадал? Вдруг он умер??? Пелагея спотыкается, потому что на глазах - слёзы. Ну жалко же Веничку!
На пороге она лбом бодает незнакомца, который вежливо извиняется и уступает ей дорогу. Петин вопль: «Спасибо! Я не закрываю дверь!» - озадачивает, но не наводит на нужную мысль. Девушка бормочет извинения, вглядываясь в бирюзовый халат, из-под которого снизу видны джинсы и кеды, сверху - ворот футболки и по-хипарски патлатая голова с крайне обеспокоенным выражением на физиономии.
- Вы доктор?
- Ветеринар.
- Вы нам срочно нужны.
- Уже осмотрел. Ещё вернусь. Идите наверх и ждите.
Пелагея вбегает в свою комнату - там только Трубадур. Выклёвывает что-то из корней фикуса.
Она бежит к брату. У него на широком рабочем столе, в глубоком слое ваты как в кровати лежит покалеченный и несчастный Веня. Пёрышки растрёпаны, голова в бинтах и шлем на ней сидит плотнее. Стрим включён.
- Нельзя отключать, - объясняет Петя. - Во-первых, нас мониторит полиция на случай, если вандал вернётся. Во-вторых, этот парень тоже смотрел стрим, доктор который. Он оказал первую помощь и побежал за лекарствами. Ты ему сказала спасибо?
- Вроде, да. Или нет. Я не помню. Стрим пусть будет, но это никак не оправдывает того, что она здесь! - Пелагея тычет пальцем в кошку, которая вытянулась на столе рядом с голубем.
- Она его спасла! Притащила ко мне в комнату, спрятала под кроватью. Правда, немного поиграла, но аккуратно. Перья ему бандит помял. А Тучка несла осторожно, за шейку. Там как раз считыватель, он плотный, она не прокусила.
Серая, как предгрозовая туча, кошка вылизывает подушечки передней лапы.
Пелагея с ужасом впитывает рассказанную историю, но не понимает, куда делся вандал, в безопасности ли они все, сможет ли оправиться от нападения голубь. Надеется, что всё будет хорошо, хотя сейчас невыносимо больно смотреть на то, какой Веничка растерзанный. Взгляд у него мутный, рассредоточенный.
Пелагея садится рядом, кладёт на стол подбородок.
- Друзья… - шелестит динамик. - Друзья… Нужно записать кое-что.
Головушка в шлеме чуть подрагивает от усилия.
- Не умира-а-а-ай! - всхлипывает Пелагея.
- Нет, весь я не умру, - утешает Веничка, ждёт, пока Петя откашляется и ототрёт с майки пролитый кофе, потом предлагает. - Запишем стихи. Мои дорогие поэты... Если не удастся их освободить, их наследие не должно кануть в Лету.
- Ты поправишься, - говорит Петя, укладывая Тучку воротником у себя на шее. - Шлем спас от камня, «горло» выдержало зубы. Оу, Ляга, ты бы видела, как обиделась Тучка, когда я не стал есть голубя!
- Так, Кулмен, никакая я тебе не Ляга... - её тираду прерывает звонок, она делает знак «потом поговорим» и направляется к себе в комнату, где ждут Трубадур и вырванный с корнем фикус. - Да, Изольда Борисовна, да, конечно, приезжайте...
- Ветеринар прибежал сразу же... - не отстаёт Петя, идёт следом за сестрой. - Ему уже скинули денег за «посещение на дому». Видишь, всех твой птиц интересует. Ты меня хотя бы слышишь?
- Петь, отстань... Извините, это я брату, адрес сейчас продиктую...
- Ничего себе! Во время стресса нельзя замыкаться в себе. Поговори с нами!
- Вы лучший в мире брат, - на голос Вени возвращаются оба. - Вы понимаете её лучше всех. Заботьтесь же о ней и никогда не забывайте, как бы судьба не сложилась.
Помехи в передаче голоса ничтожны, но звук дребезжит из-за того, что голубь волнуется.
- Да что ты такое говоришь?! - Петя чуть ли не кричит от возмущения. Или от смущения. - Давай успокойся, вспомни стихи, сейчас будешь рассказывать.
- Почему вы мне помогаете? Я никто, не человек даже... - звучит, как звучали бы в голосе человека слёзы. Веня, конечно, напуган, подавлен. - Моя жизнь ничтожна, быстротечна, но если она для вас что-то значит - спасите поэтов. Это придаст мне силы.
Пелагея отключает телефон и уходит рыдать в ванную.
- Ладно, ты не человек, но ты - личность, - Петя устанавливает маленькую камеру на штативе напротив голубя. - Личность, которая, во-первых, погибает из-за любви к людям. А во-вторых... И вообще, это нормально, что я не хочу, чтоб ты скопытился из-за какого-то болвана. Вандала то есть. В свой срок, конечно, все помрут, но мы об этом не будем. Лучше придумай что бы такого сказать, чтобы тётя Изо-льда разрешила колупнуть Ротонду по-взрослому.
- В комментариях пишут: вернуть к жизни моих поэтов означает разрушить шедевр, - откликается голубь. - На одной чаше семь человеческих жизней, на другой - произведение искусства.
- Так, я вывел на экран твой острый клюв. И вывел регистратор звуков, которые считываются с шеи. И общую картинку. А про шедевр могу сказать, что если бы скульптуру ваяли мастера, то было бы произведение, а так и заключённых можно назвать шедевром уголовного кодекса. Я прав?
- Запишем стихи, - снова предлагает Веня. - Может, это убедит скептиков в том, что под слоем мрамора томятся живые, страдающие поэты. Сердце разрывается от воспоминаний о них. В вечной темноте, неизвестности. Как приговорённые, но безвинно. Ни увидеть родных, ни обнять друг друга.
Ясный день сменяется предвечерними сумерками.
- Я написала мейлы всем, кому могла. Никто не отвечает. Конечно, кто я такая? Ни статуса, ни учёной степени, - Пелагея возвращается умытая, но приунывшая. - Как можно заставить чиновников признать срочность нашего дела? Родители пишут, чтобы мы запаслись терпением, процесс может растянуться на годы.
- Ах...
Пелагее достаточно взгляда на павшую духом птицу, чтобы снова заплакать.
- Нам не подходит «на годы». Я хочу, чтобы Веня собственными глазами увидел освобождение поэтов. И снова здравствуйте, проходите, - Петя переключается со стрима на ветеринара, который принёс миниатюрную капельницу и лекарство.
- Дверь была открыта. Такой поздний час, а вы не запираете, - ругает их доктор. - Со мной в парадную зашли ещё двое человек, все - к вам, но постеснялись зайти без приглашения.
Пелагея спешит к выходу - встречать гостей.
- На одно крыло лангет, на второе капельницу, хорошо? Сразу говорю, визит оплачен, так что о деньгах не беспокойтесь. Ну, как чувствует себя пернатый пациент?
- Мне бы хотелось записать стихи. Вдруг участь дорогих моему сердцу поэтов решится не в их пользу... - отвечает Веничка и начинает декламировать.
Все при деле. Веня начитывает лирику, доктор его лечит, Петя яростно спорит в чате - кто-то всё ещё сомневается в подлинности стихов. Веничка читает новые, те, которые были сочинены во мраке камня, в вынужденном заключении. Среди комментаторов есть литературоведы и критики, они-то как раз подтверждают, что стихи вполне в стилистике «поэтов-детей». Хотя признают, что манера письма меняется, словно взрослеет. Петя злорадно потирает руки: «Ещё бы! Только живой человек на это способен, вот прямое доказательство птицевой правоты». К нему прислушиваются.
Количество подписчиков снова увеличивается. Вдвое. Пелагея бы заметила, а Пете не до того: он нашёл сайт, где ведётся сбор подписей в пользу переноса Ротонды в научную лабораторию, и просит знакомых стримеров прорекламировать ссылку.
В другой комнате Пелагея слушает и ушам не верит: Изольда Борисовна привезла с собой гостя из Франции - того самого, который сделал самое крупное пожертвование и хотел поговорить с дирекцией музея. И он на чистом русском рассказывает.
- Разрешите представиться, Тибо, это псевдоним, я вёл переписку с вашим братом. У вас живёт голубь, который стал невольной жертвой моего пра-прадеда. Как и поэты, о которых бедная птица всё время говорит. Пра-прадед, его звали Пьер, служил в лесничестве в Карельских лесах. Он ненавидел императора и императорскую власть и искал способ покончить с этим. Однажды он гостил в небольшом селе у каких-то знакомых и услышал от них легенду. Легенда гласила о дереве, от соприкосновения с которым человек превращается в мрамор. Для превращения нужны особые условия: дерево должно расти в тени и никогда не попадать на свет, а на человека должен упасть луч солнца, чтобы всё произошло. Пра-прадед нашёл место, где росли такие деревья. По понятным причинам, он никогда не указывал его своим потомкам. Он был скрытен, действовал один, хотя под конец предприятия у него был помощник. Кульминация истории приходится на канун празднования двадцатилетия монаршего брака. Каким-то невероятным образом пра-прадеду удалось выиграть подряд на строительство беседки в северной части парка. Они с помощником доставили достаточное количество бруса, работали по ночам, вырезали красивую беседку, у вас она называется Ротондой. Пра-прадед рассчитал, где в парке установить зеркало, чтобы направить луч на императора. Он написал и подбросил в императорскую спальню письмо, содержание которого тоже не раскрыл. Затем он избавился от помощника. Бедного резчика звали Евсей, на него первого был направлен отражённый зеркалом луч. Пра-прадед закопал Евсея и запомнил место, я укажу вам его. Укрепил зеркало в вычисленном месте на дереве, а сам бежал во Францию, даже не дождавшись часа, когда император падёт жертвой его плана. Поэтому зеркало поразило солнечным лучом случайных людей. Я всегда был убеждён, что мой предок - убийца, но благодаря вам появился шанс очистить его имя, оставив пятном на репутации лишь намерение убить.
- Прекрасно, точнее, ужасно, - выдохнув, подводит итог Изольда Борисовна. - На раскопки на территории парка у меня разрешения нет. Но я посмотрю, что смогу для вас сделать. Едемте?
- Да, сейчас только предупрежу Петьку, - Пелагея делает зачем-то книксен и бежит к брату.
Ради короткого пересказа Веня прерывает чтение стихов. Историю пра-прадеда и Петя, и ветеринар, и Веня с Тучкой слушают в трепетном молчании, а кое-кто даже открыв рот. Стрим никто и не думает прервать.
- Всё, - говорит Пелагея, - надо ехать в парк. Петь, останься, пожалуйста, с Веничкой.
- НЕТ! Да ты что?! Мы тоже едем. Оттуда постримим.
В дверях появляются гости, но Петя и Пелагея не обращают на них внимания.
- Можешь хоть раз не о хайпе подумать?!
- Голубь довольно слаб, он не выдержит поездки, - поддакивает ветеринар.
Петя готов рвать и метать. Уж ругаться до посинения - точно. Он столько сделал для того, чтобы раскрутить всю историю, а его лишают шанса увидеть «вишенку на торте» собственными глазами!
- Пьер, загляните в комментарии, - не без ехидства предлагает Тибо.
А там - уведомление за уведомлением о не прошедших цензуру сообщениях, а в тех, которые прошли, хоть и нет ругательств, полно увещеваний, порицаний, упрёков.
- Петенька, душа моя, ни на кого не оглядывайтесь. Делайте то, что вам хочется, а не то, чего ожидают. Жизнь у вас одна, - вдруг подаёт голос Веня. - Поезжайте, я здесь полежу, на экране всё увижу.
- Да что, в самом деле... - Петя краснеет, потому что злится. - Не бросаю я тебя, глупый ты птиц. В смысле, сентиментальный. Я здесь. Никуда не еду. Мы тут с тобой больше просмотров наберём, чем они - там.
Пелагея и Тибо разворачиваются и идут к двери. Одна рада, что брат согласился. Другой боится, как бы Петя не уговорил доктора перетащить бедную птичку в парк.
Они оба не знают, от какого ужаса спасли и Петю, и Веню.
Дома хорошо и спокойно. Трубадур кокетничает с доктором, Петя ведёт стрим «Крейзи систер» в комнате Пелагеи, Веня сделал перерыв на сон и снова стримит, читает стихи. Тучка его охраняет. Вандала поймали и даже позвонили, чтобы сообщить об этом.
Участковый, взявший на себя труд донести радостную весть, спрашивает не без иронии, как же голубь освоил чтение и письмо, если находился в состоянии души в камне?
- Теоретически, - со вздохом отвечает Веня. - За сто десять лет какие только языки я не выучил. Всё, что знают мои милые поэты, знаю и я. Даже древнегреческий. Жаль, не в совершенстве.
Глазок камеры регистрирует, как пригорюнился голубь. Купленную камеру Петя вручил музейной работнице и попросил снимать всё подряд.
В парке она включает камеру. Тибо ведёт их к трём сросшимся старым липам.
- Пра-прадед знал, что кто-то из потомков вернётся в Россию. Он настаивал на том, чтобы все учили русский язык и чтобы у всех была виза в паспорте. Он требовал также, чтобы мой дед поклялся, что расскажет детям и внукам эту историю. В душе я рад, что дед выполнил обещание. Мы спасём жизни несчастного Евсея и поэтов-детей.
Изольда Борисовна кивает ему, машет рукой рабочим с лопатами и улыбается Пелагее:
- Ваш деятельный брат умудрился договориться с дирекцией раньше меня. Тибо, это ведь те дуплистые липы? Они самые старые во всём парке.
Статуя скрюченного в агонии человека лежит там, где указал Тибо. Лицо Евсея искажено ужасом.
- Похоже он понял, что собирался сделать ваш предок, - бормочет Пелагея.
Тибо остаётся лишь вздохнуть.
- Утешает лишь то, что он был не маньяком, а идейным борцом против империи. А поэтов-детей заключил в мрамор неумышленно.
- Как мы оживим Евсея? - волнуется девушка, Изольда Борисовна делает знак рабочим, они заворачивают статую в брезент и несут к Ротонде.
- Слушайте, а мы здорово сглупили, рассказывая в прямом эфире про карельский лес и способ сделать людей каменными, - Пелагея ловит на себе недоумевающие взгляды и исправляется. - Ну, то есть я тупанула и выложила всё как есть. Теперь любой сможет как ваш пра-прадед?
Рабочие даже замедляют шаг, им интересно, что скажет музейная работница. Но она молчит. Зато Тибо выдыхает с облегчением.
- Об этом можете не беспокоиться. Мой отец приезжал во времена Перестройки, чтобы своими глазами поглядеть на то болото. В Карелии много воды, ожидать, что проклятые деревья сгорят, не приходится. Но чудеса происходят. Этого леса больше нет, он сгорел!
- Вероятно, кто-то поджёг, - говорит Изольда Борисовна, рабочие с ней согласны.
На фигуру Евсея направляют мощную струю песка. Ничего не происходит.
- Может, попробуем ночью? - предлагает Пелагея.
- Думаю, дело в инструменте, - отвечает музейная работница, остальные кивают.
Рабочие осторожно ударяют по подошве Евсеевых башмаков.
Человек, только что бывший мраморным изваянием, встряхивается, крутится на месте. Жмурится, прижимает кулаки к глазам, к ушам. Воет, рычит. Бросается на землю. Он выглядит так, будто сильнейшая боль мучает его.
Передав камеру Пелагее, Изольда Борисовна звонит в скорую. Евсей пытается зарыть голову в траву. Бригада приезжает быстро, несчастному делают уколы. Советуют госпитализацию. Подавленные и обескураженные, все провожают Евсея до машины.
- Нельзя говорить Веничке, - решает Пелагея.
- Умолчать было бы преступлением, - возражает Тибо.
Он решает ехать за Евсеем вместе с Изольдой Борисовной. Рабочие идут отчитываться в дирекцию. Пелагея в сильном расстройстве возвращается домой.
- С ними подобное не случится! - с жаром убеждает Веня, посмотрев видео. - Резчик Евсей был в одиночном заключении, его не поддерживал никто, с ним не разговаривали. Он сто десять лет сходил с ума в полной безвестности, что же ожидать от его измученной души. Другое дело - мои поэты; все эти годы они подпитывали друг друга дружеским участием и теплотой. Они непременно испытают потрясение, но оправятся от него. Не отказывайтесь от мысли извлечь их из камня! Вы же убедились, что это не скульптура, а пленённые камнем люди. Граждане государства.
Интернет взорвало кадрами, которые Петя выложил, несмотря на просьбы Пелагеи не делать этого. Прилетает гневное сообщение от Тибо с упрёком в нарушении личных границ Евсея. Тибо признаёт, что тот, скорее всего, не сможет дать осознанные согласие или отказ, однако уважать его права стоит. Приезжают родители, обеспокоенные деятельностью детей и особенно тем, что их домашний адрес известен чуть ли не каждому. Мама жарит котлеты на всех, папа обсуждает с ветеринаром схему лечения голубя.
После полуночного ужина вся компания, включая детей и Веню, исключая домашних животных, едет к Изольде Борисовне. У Пети на лбу камера сияет, как фонарик шахтёра. Парень готов освещать события, он побил собственный рекорд по длине стрима, чем страшно гордится. Пелагея счастлива: в дирекции музея приняли её предложение надеть исторические костюмы, чтобы лишний раз не шокировать и без того настрадавшихся поэтов. И только Веничка, когда всё, казалось бы, сложилось, как он желал и мечтал, выглядит уставшим и потерявшим надежду.
- Птиц, что с тобой происходит? - Петя подмигивает, но голубь отворачивается.
- Они прожили более ста десяти лет. Ссорились, мирились, сочиняли стихи, вспоминали классиков, придумывали свои сюжеты к существующим и несуществующим романам. Они жили. А теперь любая болезнь, любой несчастный случай могут отнять их у меня. Да и сам я не вечен. В следующий раз Тучка сожмёт зубы крепче, и я познакомлюсь с мрачным Хароном. Правильно ли мы поступаем, возвращая в эту опасную жизнь трепетные детские души? И в общем, вопрос философский для любого домашнего зверя: стоит ли узнавать людей, чтобы расставаясь, тосковать по ним до гробовой доски?
- Курс витаминов всё же необходим, - делает вывод папа Пелагеи и Пети.
- Да, и здоровый сон, - соглашается ветеринар. - Он вымотался.
Музейная работница встречает их у служебного входа в компании Тибо. Главный вход заперт, но тротуары запружены людьми. Все снимают на телефоны, тут и там видны профессиональные камеры.
Веничка молчит. Ветеринар держит пальцы на пульсе.
Тучка и Трубадур устроились в одной лежанке. Это кошачья лежанка, но Трубадуру в ней нравится. А Тучка не против. Она всё равно птиц не ест, у неё на них аллергия.
Оба смотрят на большой экран, заботливо оставленный Петей включённым. На экран передаётся трансляция с камеры. Куда не повернётся Петя, всюду люди. Тучку это раздражает, Трубадура веселит.
Видна Ротонда. Вокруг неё - рабочие с отбойными молотками. Их освещают фонари и мигалки карет скорой помощи. Слышно, как Тибо советует выключить искусственное освещение. Свет фонарей приглушают, мигалки отключаются.
Петя шуршит одеждой, звук пропадает. Отбойных молотки трясутся и поднимают пыль. Рабочие спешно отходят от Ротонды. Звук появляется вновь, но его как будто и нет - говор в парке стихает, слышна тишина. Трубадур беспокоится, Тучка лениво тянет лапки к экрану.
По тишине как по воде плывут медленные движения тех, кто сидит в Ротонде.
Они поднимают руки.
Они встают со скамеек.
Они тихо-тихо смеются.
Они выходят за пределы Ротонды и осматривают каждую шишку.
Собираются все семеро у пустого столбика.
Пелагея в старинном наряде идёт к ним, несёт на руках охапку ваты.
Внутри сидит голубь, и он очень, очень счастлив.