Алексей Толстой. Варвары
А.Толстой || « Правда» №310, 18 декабря 1943 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: От Советского Информбюро. Оперативная сводка за 17 декабря (1 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР (1 стр.). К пребыванию в Москве Президента Чехословацкой Республики г-на Эд. Бенеша (1 стр.). Г.Попов. - О некоторых вопросах организационно-партийной работы (2 стр.). Хлеб - государству (2 стр.). Б.Полевой. - Мастер воздушных атак (2 стр.). Судебный процесс о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории гор. Харькова и Харьковской области в период их временной оккупации (3 стр.). Алексей Толстой. - Варвары (4 стр.). Решение чехословацкого государственного совета о советско-чехословацком договоре (4 стр.). О работе Консультативного Совета по вопросам Италии (4 стр.). Болезнь Черчилля (4 стр.). Налет английских бомбардировщиков на Берлин (4 стр.). Военные действия в Италии (4 стр.). Убийство гитлеровского сатрапа в Ровно (4 стр.). Мероприятия Французского Комитета Национального Освобождения (4 стр.).
# Все статьи за 18 декабря 1943 года.
Третий обвиняемый - Рейнгард Рецлав - берлинец, с берлинским особенным угрюмым говором, которым они очень гордятся, хотя он невыносим для слуха. Впрочем, в голосе у Рецлава меланхолия, а когда он доходит в рассказах до большой крови, то слышится даже и печаль.
Он хитрее тех двух. В его биографии есть кое-что такое, что он оставляет в тумане. Например, у него среднее образование, по службе он человек маленький, перед войной заведывал рассылкой газет во Франкфурте. И почему-то он попадает в исключительно важную школу, в батальон особого назначения «Альтенбург», где всего около двухсот человек подготовляется к руководящей работе в тайной полиции.
В сером лице его с опущенными углами злого рта, с уехавшим подбородком есть что-то такое даже «бабье», очки в черной оправе скрывают выражение глаз, но, когда мне пришлось близко проходить мимо скамьи подсудимых, он, как иголкой, кольнул глазами.
Похоже, что он крепкая косточка, и на таких-то серо обезличенных людях и строился, и стоял гитлеровский режим. Ему тридцать шесть лет, жизнь его сложилась между двумя взрывами немецкой агрессии 14 и 39 годов, ни чинов, ни капитальца он не нажил по серости своей, обыкновенная была жизнь - муравьиная. Но он был немцем, берлинцем, и, как немец, в особенности берлинец, потенциальным агрессором.
И вот, добившись принятия в батальон «Альтенбург», он слушает там лекции о задачах высшей германской расы, которые заключаются в установлении «нового порядка» в Европе и на Востоке и в истреблении низшей славянской расы, предназначенной гитлеровцами к уничтожению. Вот чем начинен этот берлинец, газетный рассыльный, для которого в однообразии тусклой жизни вдруг распахнулась этакая перспектива: господство, власть и грабеж в мировом масштабе. Но роскошный грабеж не удался, и Рецлав с кроткой печалью отвечает на вопросы суда: «Да, да, пытал и убивал, как все».
- Стало быть, вы, Рецлав, в этом батальоне особого назначения готовились быть палачом? - Да, да, - отвечает он с готовностью, - так можно сказать.
Попав по выпуску из батальона в Житомир, он увидел, как применяются на практике новейшие методы допроса ни в чем не повинных граждан. Их сразу же начинают «обрабатывать» резиновыми дубинками. Тех, кто сознается в мнимых, тут же сфальсифицированных поступках, расстреливают, тех, кто не сознается, тоже расстреливают. Все это весьма логично с точки зрения высшей германской расы.
На вопрос, подвергал ли он арестованных такой «обработке», Рецлав сокрушенно подтверждает: «Да, да, приходилось, это было необходимо, чтобы добиться признания». Ему понадобилось сфабриковать дело о партизанах. Он взял для допроса двух рабочих с Харьковского тракторного завода. Нормальный разговор с ними не дал желаемого результата. Тогда Рецлав одолжил у фельдфебеля резиновую дубинку, которой тот обычно пользовался для допросов, и поговорил с этими рабочими уже при помощи резины. Но они опять-таки ничего не сказали.
Рецлав не знал, что и делать с упрямыми русскими. В кабинет к нему зашел начальник, как видно, - орел, так как, оценив обстановку, только фыркнул носом: «Надо быть более изобретательным, Рецлав. Взгляните - у этого русского великолепная борода, выдерните ее. А этого поколите иголками».
- Благодарю вас, начальник, - ответил преданный идее величия германской расы Рейнгард Рецлав, - я последую вашему совету.
- Ну и что же, выполнили ли вы этот совет? - спросили его на суде. - Да, я выдернул волосы из бороды одного, а другого немного поколол иголкой, но, должно быть, я недостаточно был жесток, - отвечает он со сдержанной скромностью, - мне так и не удалось добиться у них признания.
Он пошёл облегчённым путём, арестовал на выбор по списку пятнадцать человек рабочих тракторного завода и расстрелял их. Он обстоятельно, как о новейшем техническом изобретении, рассказывает о работе газового автомобиля, или « душегубке», о том, как он вызывал людей из тюремных камер и они выстраивались в коридоре, а он об’являл им, что их всего лишь переводят в другое место.
Обречённые на смерть, ничего ещё не зная, спускались во двор, где стоял темно-серый закрытый, без окошек, автомобиль с широко распахнутыми задними дверцами. Среди предназначенных к погрузке бывали и пожилые люди, и женщины, и дети. Кто-то из них догадывался, что это именно есть «душегубка», и кричал: «Нас везут на смерть». Начинались крики и плач, женщины бросались на колени и молили вернуть их в тюрьму. Солдаты прикладами и пинками загоняли русских людей в автомобиль.
Одна женщина с грудным ребенком кинулась и расцарапала офицеру СД лицо, ее тут же застрелили и вместе с ребенком швырнули в автомобиль.
Наконец, герметические дверцы захлопывались, автомобиль трогался, выхлопные газы поворотом рукоятки у шофера, переключались во внутренность машины. И через несколько минут там прекращались крики, топот ног и стоны. Рецлав сопровождал «душегубку» до бараков на тракторном заводе, трупы выгружались из автомобиля в один из бараков, когда барак наполнялся, трупы обливались бензином и сжигались.
- Сколько вы лично, Рецлав, убили русских граждан? - После небольшой паузы, убрав, как морская свинка, подбородок, он отвечает: - В газовом автомобиле я убил сорок человек, кроме того я принимал участие в массовых расстрелах.
На этом можно закончить неудавшуюся карьеру немецкого обывателя, этого нового Фауста двадцатого века, продавшего свою серенькую душу Гитлеру ради наслаждений, вроде рассказанных нам на суде этими тремя обвиняемыми.
«Да, сейчас не весело быть немцем», - говорит свидетель архитектор Кароль Кош, военнопленный сапер, горестно подняв лицо перед микрофоном. «Я стыжусь того, что служил, как солдат, нацистскому знамени. Нацизм скрывал свое лицо под маской обмана. Но война сорвала маску. Кровь и кровь сопровождает весь этот гитлеровский трест. Гитлеровцы празднуют тризну крови всюду, где появляются. Венцом их варварства является газовый автомобиль».
You can watch this video on www.livejournal.com
Газовый автомобиль оформляется все яснее в процессе суда. «С этой машиной мы установим мировой порядок», - говорит шофер одной из таких «душегубок», встреченной свидетелем Каролем Кошем на дороге позапрошлым летом. «Скоро вот будем в Москве, и тогда мне прибавится аккордная добавочная работа для моей машины». Этот юморист немец-шофер влюблен в свою «душегубку». «Она-то, матушка, выведет нас, немцев, на столбовую дорогу».
Но полное значение «душегубки», как крупнейшего политического фактора, раскрывается при допросе свидетеля Хейниша. Перед микрофоном встает невероятно крепкий, среднего роста сорокалетний человек, в хорошо сшитом гороховом френче, без погон и орденов, которые он потерял, когда под Мелитополем неожиданно для себя влетел на автомобиле к красноармейцам. Хейниш - полковник, нацист с основания гитлеровской партии, был заместителем начальника штаба Гесса.
В Мелитополе Хейниш был начальником округа. У него жирная нижняя часть лица, и, когда он говорит лающим хриплым голосом, его губы, щеки и подбородок ходят ходуном, впрочем, толстые пальцы опущенной руки его почтительно, точно придерживая винтовку на карауле, и даже несколько трепеща, прижаты к лампасам горохового галифе. Он сообщает суду, что осенью 1942 года было совещание между Гитлером, Гиммлером и начальником СД Кальтербрунером. на котором было решено приступить к уничтожению ненужной немцам части населения оккупированных областей.
Отсюда началось широкое применение газовых «душегубок», как упрощенного и облегченного способа для массового истребления людей. Начало применяться также отравление людей в особых банях, куда людей отправляют якобы для мытья и дезинфекции одежды. Люди раздеваются донага в бараке - предбаннике и переходят в барак - мыльню, но там вместо пара и горячей воды пускается смертельный газ. Умерщвленных вытаскивают и сжигают в третьем бараке, в особых печах вместимостью до 200 человек.
Такие бани построены в концлагерях, в Германии. По нашим сведениям, они имеются также и на Украине. Хейниш сообщает суду, что этим летом предполагалось быстро разбить русскую армию, и так как держать в повиновении русский народ представлялось весьма затруднительным, то Гитлером было приказано беспощадно применять репрессивные меры к гражданскому населению оккупированных областей, чтобы как можно больше ослабить силу народа путём уменьшения числа людей.
Великие битвы под Курском, на Десне, на Азовском море и на Днепре смешали все планы Гитлера. Один из крупных чиновников его стоит перед микрофоном и рассказывает нам о секретах своего хозяина. // Алексей Толстой. Харьков, 18 декабря. (По телеграфу).
______________________________________________
А.Толстой: Палачи* || «Правда» №309, 17 декабря 1943 года
Л.Леонов: Ярость* || «Известия» №297, 17 декабря 1943 года
Д.Заславский: «Душегубки»* || «Правда» №309, 17 декабря 1943 года
И.Эренбург: Суд идет! || «Красная звезда» №297, 17 декабря 1943 года
Газета «Правда» №310 (9446), 18 декабря 1943 года