Немцы не настолько глупы, чтобы верить...

Oct 07, 2012 19:02




« The New York Times», США.
« The Times», Великобритания.

Краткий курс ключевых публикаций "The New York Times" и "The Times" периода Второй мировой войны (1941-1945 г.г.).


23.02.45: Русские солдаты - уроженцы всех уголков этой громадной страны, имеющие равные шансы на продвижение по службе независимо от цвета кожи, происхождения или прежней службы государству - сегодня убедились в том, какую мощь принесла их родине революция. То, что вооруженные силы СССР в упорных боях достигли куда больших успехов, чем армия последнего царя - факт бесспорный... «Если бы не революция, мы сегодня были бы немецкой колонией», - заметил недавно в разговоре со мной один высокопоставленный советский чиновник. Он выразил мысль, прочно усвоенную сегодня всем русским народом. ("The Times", Великобритания)

06.12.43: В Курской битве, где периоды полного спокойствия сменялись внезапными краткими, но мощными ударами, русские, защищавшие свою землю, должны были призвать на помощь все свое природное упорство. Они проявили не только присущие им пылкость и отвагу, но и продемонстрировали совершенно новые качества. Это была битва, где радиосвязь играла более важную роль, чем во всех предыдущих сражениях. Эта битва требовала точности, сдержанности и четкости - качеств, которые русской молодежи не привили в мирное время. Теперь те, кто выжил в Курской битве, овладели этими навыками в совершенстве. ("The Times", Великобритания)

17.10.43: Немцев здесь ненавидят, но довольно своеобразно. Голод и гибель людей воспринимаются философски, они являются лишь элементами титанической борьбы, в которую вовлечен Ленинград. Но стоит вам упомянуть Петергоф, и в глазах ленинградца вы увидите ярость. «Сволочи!» - наверняка скажет он. Немцев ненавидят за то, что они разрушили этот русский Версаль...

Здесь я увидел пятнадцатилетнюю девочку, труженицу с Кировского завода. Бледная, маленькая, она обладала поразительным волевым лицом, столь характерным для людей, выживших в Ленинграде. Да, сказала она, ей часто приходилось бывать под обстрелом; буквально вчера зажигательный снаряд попал в мастерскую, где она работала. Начался пожар, и две стахановские труженицы сгорели заживо. Она рассказывала это не безразлично, но очень спокойно. Было видно, что и она, и ее коллеги намерены пройти этот путь до конца, и никто из рабочих Кировского завода ни разу не попросил о переводе в более безопасное место. Это для них - вопрос чести. И именно честь является общим знаменателем для всех защитников Ленинграда. ("The New York Times", США)

ОКТЯБРЬ 1942:

21.10.42: Автоматы? Но у себя дома русский обычно живет полной жизнью, полон эмоций, чувствителен к горю и страданиям, бурно переживает счастье. Вопреки распространенному мнению, его ум крайне индивидуалистичен: он объяснит вам, что нечто делает его непохожим на других, что у него свой характер, что часто он сам себе удивляется и так далее. Откуда же тогда берется это великое самоотречение в бою? В последнюю войну, вплоть до перемирия, русские солдаты шли в бой без оружия, уверенные, что в окопах подберут винтовки погибших до них...

Сегодня - пожалуй, больше, чем когда бы то ни было - русский воспитывается с ощущением величия своей страны. Таинственного в его жизни меньше, зато гораздо сильнее ощущение причастности к ее достижениям; и с этим чувством сопряжена славянская привязанность к малой родине. Еще никогда столько русских не были готовы в любой момент ответить на гоголевский вопрос: «Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами?» ("The Times", Великобритания)

02.10.42: Сегодня особое внимание уделяется роли снайперов в Сталинграде, а последние выпуски советской кинохроники содержат крупные планы немцев, убитых на Северо-Западном фронте снайпером-азиатом... Особенно эффективны снайперы после сильного дождя, когда противник, вынужденный покинуть затопленные окопы и землянки, представляет собой хорошую мишень. Многие советские снайперы взяли отметку в сто убитых немцев во время весеннего паводка на Ленинградском, Северо-Западном и Западном фронтах. ("The New York Times", США)

СЕНТЯБРЬ 1942:


21.09.42: Все, что нам известно сейчас, - это то, что решение участи Сталинграда отсрочено... Ясно одно: русские не сдадут его никакой ценой. Они намерены удержать его, как удержали Ленинград и Москву... Если случится чудо и Сталинград устоит, даже превратившись в дымящиеся руины, Россия одержит победу, сравнимую по своей стратегической значимости с победой в битве за Англию, одержанной два года назад в небесах. И, что бы ни случилось, борьба за Сталинград не будет напрасной. Ибо выиграно время и преподан урок самоотверженности; враг измотан; и надежда на то, что России удастся отстоять Сталинград, еще недавно казавшаяся погибшей, обретает второе рождение... ("The New York Times", США)

19.09.42: Но никакое восхищение этим впечатляющим героизмом не может оправдать открытие второго фронта, если у нас не будет людей и оружия для выполнения задачи. Мы не поможем России, потерпев поражение на Западе. Но русские могут быть уверены, что их стойкость сегодня приближает этот день. Когда настанет время нанести удар по врагам России, воспоминания о Сталинграде придадут нам энергии и уверенности... ("The New York Times", США)

12.09.42: Сражение все больше напоминает по своему характеру дуэль. Трудно отделаться от впечатления, что Сталин и Гитлер участвуют в этой битве лично. Кажется, что эти двое смотрят друг на друга из-за баррикад, как и их армии... Сталин держит себя в руках. Ему чужды истерики. Он действует, руководствуясь инстинктом, но не импульсом. Если им движет гнев, то он никогда не проявляется, оставаясь холодным и неумолимым подобно движению ледника. Однако если что-то может быть сильней ненависти Гитлера к Сталину, то это, видимо, ненависть Сталина к Гитлеру... ("The New York Times", США)

07.09.42: Захватчики знают, что им предстоит. Они уже познали несгибаемое сопротивление русских, испытав его под Харьковом, под Одессой, под Севастополем, в десятках других, менее крупных битв. После ряда осад, принадлежащих к числу тяжелейших в истории войн, они узнали, что русские не сдаются. Берлинское радио предупреждает своих слушателей о том, что Сталинград не капитулирует никогда...

За время своего ужасного марша к Волге немцы много узнали о русских... На своей земле советские армии предпочитают воевать самостоятельно. Они не рады иностранным наблюдателям и, по крайней мере, до недавних пор, не доверяли союзникам никаких данных по своим резервам или производственному потенциалу. Тем не менее, война открыла Россию миру; ни при царях, ни при коммунистах стены этой таинственной империи еще не были такими низкими. Мы видим русских, собравшихся на берегу Волги, так же четко, как видели британцев, выбиравшихся из руин своих домов во время налетов на Лондон. ("The New York Times", США)

02.08.42: Неплохо бы Голливуду научиться изображать нашу ничуть не менее бурную историю в столь же широкой перспективе. На фоне русских фильмов этого же жанра голливудские картины, эксплуатирующие тему наших великих героев и традиций, кажутся костюмированным фарсом, а их герои выглядят простофилями; американские продюсеры слишком часто забывают, что для того чтобы вдохнуть жизнь в эпос о прошлом, недостаточно париков, ботинок с пряжками и дорогостоящих декораций. Советские режиссеры пошли дальше - они учили простого человека чувствовать себя героем... ("The New York Times", США)

03.07.42: Сквозь сражения - и здесь, и на других фронтах - русские проносят в своих сердцах то, что не позволит им до последней капли крови смириться с поражением... Мы не знаем, уцелеет ли система государственного социализма, которую русские называют коммунизмом... Но вот что мы знаем: русский народ не потерпел неудачи. То, как он обороняет свою землю, поистине достойно восхищения. Утрата Севастополя не станет гибелью духа, который позволяет России творить чудеса, духа, который спасет ее. ("The New York Times", США)

08.06.42: Много претензий и требований у рабочих, крестьян, различных народностей и всех граждан Советского Союза к диктаторскому режиму Сталина, и борьба за эти требования не прекратится ни на день. Но в настоящее время для народа превыше всего задача по защите своей страны от противника, олицетворяющего социальную, политическую и национальную реакцию. ("Time", США)

12.04.42: Русская революция и нынешнее советское правительство являют собой самое лучшее доказательство - если нужны какие-либо доказательства - того, что коммунизм просто не будет работать, пока человеческая природа остается такой, какова она есть. Если эти сильные, способные и идеалистически настроенные люди не смогли заставить коммунизм работать, то вполне можно сделать вывод о том, что мир и человечество еще не готовы к наступлению его тысячелетнего царства...

Насколько я могу судить, русскому коммунизму, если таковой существует, нечего нам предложить. Наша почва недружественна и не готова к его семенам. Условия для него явно не созрели, да и невозможно помыслить такие условия, которые были бы настолько плохи и отчаянны, чтобы заставить наш народ искать спасения в коммунизме. ("The New York Times", США)

МАРТ 1942:


29.03.42: Когда речь идет о русских, нужно помнить одно - и немцы ощутили это на собственной шкуре - силы воли им не занимать. Один из них сказал мне на фронте вскоре после того, как Соединенные Штаты вступили в войну: «Ваша проблема, товарищ, в том, что вы недостаточно ненавидите немцев». Московские воздушные наблюдатели, дежурившие во время авианалетов на крышах - на холоде, не защищенные от осколков - и гасившие зажигательные бомбы, как только те достигали цели, преподали пару уроков даже отважному Лондону.

С точки зрения гражданина демократической страны, в России существуют определенные вещи, которые, безусловно, не производят благоприятного впечатления, но несправедливо судить о Советском Союзе по обычаям другой части мира, и всегда полезно помнить о наследии столетий крепостного права. ("The New York Times", США)

22.03.42: Немецкий солдат не обладает какими-то исключительными боевыми качествами, он не сверхчеловек. Два года на его стороне были преимущества внезапности, дерзости, революционной тактики и лучшего, чем у противника, снаряжения. Он был солдатом блицкрига, который сражался с солдатом двадцатипятилетней давности: история его успеха - в равной мере история его умений и неподготовленности и близорукости его противников. Сегодня эти преимущества большей частью сведены на нет последствиями двух лет войны и завоеваний. У немецкого генерального штаба осталось мало возможностей для дальнейших внезапных ударов; мобильная тактика распространилась повсеместно и противниками Германии применяется ничуть не менее успешно...

Сегодня тем, кто знаком с умонастроениями немецкого солдата, представляется очевидным, что война в России произвела в нем фундаментальную перемену, лишила вермахт чего-то жизненно важного, и сомнительно, что мир когда-либо вновь увидит его сражающимся с прежним духом. ("The New York Times", США)

08.03.42: Крайне неверно мнение, которое порой приходится слышать за рубежом, будто бы русский солдат прост как дитя и слепо подчиняется приказам. Столь же безосновательно представление о том, что в силу огромных людских ресурсов верховное командование не бережет солдат. Целеустремленность красноармейца - это не простота. Он всегда находится в состоянии боевой готовности, все его внимание сосредоточено на бое, а его разум свободен от сомнений... Центральное место в советской стратегии занимает бережное отношение к личному составу...

Красноармеец сероглаз и хмур... он немного знаком с поэзией - любит декламировать Пушкина - и помнит песню из последнего увиденного фильма; от командира, уважаемого за заслуги, он ожидает четкой постановки задач; его настрой кристаллизуется в простых образах - березка, рассвет, ребенок, белка; он хорошо разбирается в людях и восхищается личной храбростью. Его любопытство безгранично. ("The New York Times", США)

ЯНВАРЬ 1942:

04.01.42: В конечном итоге нынешняя война, несмотря на всю устрашающую мощь современной техники, в очередной раз продемонстрировала, что главное для любой армии - это решимость народа и моральный дух солдат... Упорнейшее сопротивление Красной Армии под Москвой и Ленинградом во многом объясняется стойкостью русского солдата, его мрачной решимостью продолжать борьбу даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Русского солдата, в отличие от прусского, пожалуй не назовешь особенно воинственным - в агрессивном смысле... Со времен Наполеона он участвует в основном в оборонительных войнах на собственной территории, и за пределами русской земли никогда не добивался таких успехов, как при ее защите. Но храбрость русского солдата известна всем...

Возможно, надежды Гитлера основывались на распространенном на Западе пропагандистском клише о том, что русские не испытывают такой же преданности к новой «вере». Гитлер никогда не видел комнаты русского рабочего, где в красном углу - на месте иконы - висит портрет Сталина или Ленина. ("The New York Times", США)

01.01.42: Немцы не настолько глупы, чтобы верить в то, что в ближайшие двенадцать месяцев им удастся покорить Россию, Британию и Соединенные Штаты. Вчера Гитлер был сам вынужден признать, что вместо «окончания начатого год назад» 1941 год принес всего лишь «начало величайшего противостояния в мировой истории». ("The New York Times", США)

ДЕКАБРЬ 1941:

24.12.41: Даже если отступление на центральном фронте в России представляет собой, как утверждает Берлин, «стратегический отход» на заранее подготовленные позиции в преддверии зимы, этот «выбор» был Гитлеру навязан - навязан потому, что его армии не сумели взять Москву и выиграть «последнее решающее сражение этого года»; навязан потому, что Красная Армия обрела новую и неожиданную силу перед лицом угрозы советской столице, возникшей в октябре; навязан потому, что, по словам премьер-министра Уинстона Черчилля о начальном этапе войны, «к разорванному и обескровленному русскому фронту подошел арьергард зимы». ("The New York Times", США)

03.12.41: Лихие казаки атакуют отступающие немецкие войска по всей линии фронта... Как и в наполеоновские времена, они доказали, что в России опасно отступать под ударами конницы... Объем трофеев свидетельствует о том, сколь грозным было это наступление. Учитывая, что кавалерии удалось захватить 118 танков, можно с уверенностью сказать, что лошадь остается боевой единицей. ("The New York Times", США)

01.12.41: Не желая признать, что он потерпел поражение и был вытеснен из Ростова, противник хочет заставить мир поверить, что он отступил для истребления гражданского населения. Ему не стыдно заявлять, что мощная бронетанковая машина уклонилась от столкновения со своим законным противником в момент, когда она находилась на пороге наиболее важных объектов ее наступления на Россию, и сделала это с целью резни на путях снабжения. Это сообщение в сочетании с истиной, которую оно подразумевает и подтверждает, представляет само по себе более страшный и убийственный приговор из собственных уст, чем что-либо, выставленное прежде против немцев. ("The Times", Великобритания)

НОЯБРЬ 1941:

30.11.41: В психологическом же плане Москва - это символ, символ веры русских в мудрость Кремля, символ непобедимости Красной Армии, убежденность в которой им внушали и ради которой они терпели столько лишений, символ правоты марксистско-ленинской доктрины. Одним словом, для русского мужика это - «златой град». Для немцев Москва - вожделенный приз и цель, которой они так долго добивались... Тем не менее Москва - это еще не вся Россия. Она - символ России, но из истории мы знаем, что люди умеют находить новые символы взамен утраченных. Сегодня уже очевидно, что падение Москвы не будет завершением кампании в России. Оно станет тяжелым ударом для Сталина и для страны, особенно если захват столицы будет сопровождаться катастрофическими потерями и оккупацией значительной части московского промышленного района. Но следует всегда помнить: в России уже началась война на истощение, немцы теряют тысячи солдат и единиц техники, а захват Москвы существенно умножит эти потери... Возможно, со временем им удастся довершить дело, но флаг со свастикой над Кремлем, если моральный дух русского народа внезапно не рухнет или его лидер - «человек из стали» - не превратится в «человека из глины», еще не станет поводом для триумфального коммюнике о полной и окончательной победе. ("The New York Times", США)

09.11.41: Ключ к стойкости русских - сама русская душа, примитивная и яростная, мрачно задумчивая и чувствительная, обремененная глубоким чувством вины. Все это не только превращает русского в пассивного фаталиста, но также приучает его к страданиям и смерти, заставляя крепко держаться за две вещи, кажущиеся четкими и вечными - религию и священную родную землю. «Надстройкой» к этому национальному характеру стал большевистский режим, следующий русским традициям, но создавший централизованный партийный аппарат, способный сплачивать воедино разнородные массы людей. Кроме того, он внушил народу объединяющую идеологию, связавшую молодежь и армию жесткой дисциплиной и безжалостным подавлением любых идейных «уклонов», в том числе в самой компартии...

Несомненно, однако, что продолжение боев в условиях русской зимы, мягко говоря, не улучшит моральный дух агрессоров. Во время военной интервенции союзников в России после Первой мировой генерал Соколовский рассказывал автору этих строк: японцы не могут переносить сибирский климат, хотя их солдатам раздали электрогрелки... Советы уверены, что зима в очередной раз станет их мощным союзником в борьбе с агрессорами. Хотя враг захватил огромные территории, ситуация с продовольствием пока не внушает опасений. Из временно утраченных районов были заранее вывезены запасы зерна, но и это не все: в прошлом году огромные площади были засеяны куда более калорийными культурами, чем зерновые - сахарной свеклой и картофелем. ("The New York Times", США)

07.11.41: Если бы у Иосифа Сталина еще до гитлеровского вторжения в Россию не сложилась столь плохая репутация в плане правдивости и прямодушия, его вчерашнее выступление по радио вызывало бы больше удовлетворения. Но мы не можем подходить к словам Сталина с той же меркой, что и к словам Черчилля. Жертвы в 1.748.000 человек, которые он признал в своей речи, колоссальны, но у нас нет уверенности, что на деле Красная Армия не потеряла еще больше людей, а его оценку потерь вермахта - 4.500.000 солдат - уж точно надо воспринимать с сомнением. Столь же скептически мы вынуждены относиться и ко многим другим утверждениям Сталина в этом выступлении - какими бы ободряющими они ни были, если бы им можно было полностью доверять. ("The New York Times", США)

ОКТЯБРЬ 1941:

19.10.41: Когда-то Петр Великий разгромил под Полтавой вторгнувшихся в Россию шведов, но теперь и этот город в руках у нацистов. Неужели прежние барьеры, останавливавшие или поворачивавшие вспять сам ход истории, утратили свое значение? ("The New York Times", США)

11.10.41: Столица революционной России чрезвычайно разрослась, переполнилась людьми и заводами, но невероятное сочетание старого и нового по-прежнему придает ей почти мистический ореол «матери городов русских». Захват Москвы не окажет такого влияния на ход войны, как результаты наступления немцев на юге, на Ростов и Кавказ, однако политические последствия ее падения поистине непредсказуемы... Если Москва падет, чрезмерные надежды, возлагаемые на сопротивление Красной Армии, будут серьезно подорваны. ("The New York Times", США)

26.09.41: Что заставляет русских сражаться так беззаветно? Почему, в отличие от других европейцев, они готовы уничтожать собственное имущество, дома, сжигать леса, отчаянно пытаясь одолеть агрессора. Пожалуй, именно это больше всего ставит в тупик любого, кто наблюдает за войной на Востоке... Русские, для которых, похоже, сама длительность существования на нашем свете представляется относительно маловажной, не слишком ценят и саму жизнь - их пытливый ум постоянно ищет высшую правду, которая интересует и заботит их куда больше, чем практические, материальные достижения... Сегодня русские демонстрируют не преданность марксовой коммунистической идеологии; они действуют как народ, чей естественный, томившийся под спудом гений был внезапно выпущен на волю... У нас с русскими есть много общего. ("The Times", Великобритания)

АВГУСТ 1941:

24.08.41: Говоря о необходимости уничтожить военную мощь России, нацисты дают понять: они осознают тот факт, что захват Украины и даже Кавказа не решит проблему, если русская армия сохранит способность сопротивляться агрессорам. Когда нацисты начали наступление на Москву, чтобы создать в Кремле марионеточное правительство, обладающее хотя бы частью той власти, что осуществлял Сталин из-за стен этой древней крепости, они также руководствовались логичными расчетами, намереваясь тем самым сломить волю гражданского населения России.

Однако немцам пока не удается ни разгромить Красную Армию, ни посадить в Москве нового Квислинга. На сегодняшний день русская армия продолжает борьбу, а мирные жители страны по-прежнему относятся к оккупантам с ненавистью - об этом свидетельствует партизанская война, разгорающаяся у них в тылу...

В итоге, с учетом того, что Россия скорее всего будет сражаться и весной, а разгром Британии сегодня менее вероятен, чем когда-либо, нетрудно предположить, что война еще далека от завершения. Пожалуй, лишь чудо может привести к тому, что она закончится в этом году, и, по всем признакам, к середине 1942 года боевые действия еще будут продолжаться. ("The New York Times", США)

23.08.41: О планах Гитлера относительно кампании в России мы можем лишь гадать, но ее первый этап говорит о том, что он намеревался молниеносным наступлением захватить Москву, возможно, предполагая покончить со своим «другом» Сталиным и посадить в Кремле марионеточное правительство. Если бы это удалось, вся европейская часть России была бы захвачена без той борьбы за каждую пядь земли, в которую нацистам пришлось сегодня втянуться. ("The New York Times", США)

ИЮЛЬ 1941:

21.07.41: Оценив размеры России, глубину ее традиций, ее стратегическое положение в мире, невольно начинаешь скептически относиться и к прочности влияния ленинизма-сталинизма, утвердившегося на этой земле лишь четверть века назад, и к возможностям Гитлера с его «ангелами смерти». Нацистские танки направляются туда, где некогда блистала Золотая орда, но их, как и ее, могут бесследно поглотить пыль и пески. По этим равнинам уже много раз проходили завоеватели, жаждавшие мирового господства - и их кости остались в русской земле. ("The New York Times", США)

18.07.41: Единственные сведения о том, что в Красной Армии не все обстоит благополучно, исходят от самих русских... Сообщение о восстановлении политического надзора над армией противоречит даже немецким оценкам упорства сопротивления советских войск. И если речь идет не просто о проявлении хронической подозрительности Сталина, то эта новость - самая зловещая из потока данных, поступающих с гигантской и постоянно колеблющейся линии фронта в России. ("The New York Times", США)

01.07.41: Наступает время решающих испытаний: немецкие армии приближаются к прежней границе СССР. Советские военачальники во главе с маршалом Тимошенко - это люди, отличившиеся в основном в годы Гражданской войны, на Дальнем Востоке или в конфликте с Финляндией. Они быстро осваивают новые методы ведения боевых действий; остается выяснить, смогут ли немцы, во многом скопировавшие тактику Красной Армии, одолеть советских генералов в их же собственной игре. В подчинении у этих генералов - кадровые части; их боевому духу даже сами немцы скрепя сердце отдают должное. Они идут в бой, зная, что ближайшие недели решат судьбу России - и не только. ("The Times", Великобритания)

ИЮНЬ 1941:

27.06.41: Нацистам в силу обстоятельств необходимо нанести противнику сокрушающий удар, причем не ради просто победы, а ради победы в кратчайшие сроки. Им нужно попытаться одним ударом покончить с угрозой, которую представляет для них Красная Армия одним фактом своего существования. Они должны получить в свое распоряжение нефтяные месторождения, до того, как они будут разрушены, или заключив мир на своих условиях, или бросив на их захват значительные силы авиации и флота. ("The Times", Великобритания)

26.06.41: Несомненно, единственные из наших соотечественников, кто хочет «помогать России» в смысле помогать Сталину - это горстка коммунистов, неоднократно демонстрировавшая свою ненависть ко всем принципам, на которых зиждется Америка, полную идейную бесхребетность перед любыми зигзагами и поворотами сталинской политики и готовность любыми способами срывать наши усилия по повышению обороноспособности Соединенных Штатов.

Остальных американцев судьба правительства России совершенно не волнует. Мы не испытываем враждебности к русскому народу и лелеем надежду на то, что одним из непредвиденных последствий начавшейся войны станет утверждение в их стране более гуманного и демократического строя. Но зверский сталинский режим не вызывает у нас ничего, кроме отвращения. И у нас нет ни малейшего желания способствовать повышению престижа этого режима, называть его нашим новообретенным другом, помогать ему... ("The New York Times", США)

23.06.41: Никто не знает философию Гитлера лучше, чем Сталин - он всегда мастерски владел той же тактикой. Вряд ли стоит сильно сочувствовать советскому вождю, ставшему жертвой вероломства. Именно он дал «зеленый свет» нынешней войне, направил агрессию на Запад, чтобы поучаствовать в грабеже и спасти собственную шкуру. Именно он расчистил путь (цитируем Молотова) «клике кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы». И вот воздаяние свершилось: пакт с Германией ударил по нему бумерангом. ("The New York Times", США)

Когда военные действия начинаются накануне страды, надеяться на рекордный урожай не приходится. Кроме того, даже если сопротивление русских будет куда слабее, чем можно ожидать, исходя из неоспоримых фактов прошлого, трудно представить себе, что советские нефтепромыслы попадут в руки немцев неповрежденными... Давно прошли те времена, когда русский солдат должен был идти в бой ради идеологических постулатов. Сегодня он клянется в верности лишь своей советской родине. ("The Times", Великобритания)

21.06.41: Оценив размеры России, глубину ее традиций, ее стратегическое положение в мире, невольно начинаешь скептически относиться и к прочности влияния ленинизма-сталинизма, утвердившегося на этой земле лишь четверть века назад, и к возможностям Гитлера с его «ангелами смерти». Нацистские танки направляются туда, где некогда блистала Золотая орда, но их, как и ее, могут бесследно поглотить пыль и пески. По этим равнинам уже много раз проходили завоеватели, жаждавшие мирового господства - и их кости остались в русской земле. ("The New York Times", США)

______________________________________________________________________________
Публичный дом вместо семьи - такова скотская мораль гитлеровцев! ("Красная звезда", СССР)
Как бешеный щенок Гитлер грязным носом ищет ("Красная звезда", СССР)
"Хромой урод Геббельс своим блудливым языком..." ("Правда", СССР)
Армия Адольфа Гитлера порхает как балерина ("Time", США)
Крестьянин и его земля ("Time", США)
Роммель Африканский ("Time", США)
Шостакович и пушки ("Time", США)
Что принесет весна? ("Time", США)
Теперь или никогда ("Time", США)
Любимец Сталина ("Time", США)
Медики Красной Армии ("Time", США)
И.Эренбург: Душа народа ("Красная звезда", СССР)
Отчет о России и русских ("The New York Times", США)
Сергей - боец Красной Армии ("The New York Times", США)
Й.Геббельс: О так называемой русской душе ("Das Reich", Германия)
Г.Александров: Гитлеровский "фронт духа" перед катастрофой ("Правда", СССР)

спецархив, 1941, «the new york times», «the times», 1942

Previous post Next post
Up