Рождение воина
В.Кожевников || « Правда» №50, 19 февраля 1943 года
Доблестные советские воины одержали новую крупную победу. Вчера Красная Армия заняла города Ростов на Дону, Ворошиловград и Красный Сулин.
Честь и слава бойцам и командирам Красной Армии, освобождающей советскую землю от гитлеровской нечисти!
# Все статьи за 19 февраля 1943 года
Кузьма Тарасюк стоит посреди землянки. Застенчивая, расслабленная улыбка блуждает на его измождённом грязном лице. Он пытается расстегнуть крючки на обледеневшей шинели, но пальцы плохо слушаются. Кто-то из бойцов помогает ему снять шинель, и от этой дружеской услуги он еще больше теряется.
Кто-то суёт ему в руки горячую кружку с чаем, ещё кто-то сыплет в кружку сахар. Ему дают валенки. Тёплые, только что снятые с ног, а владелец их залезает на нары. Целую банку разогретых консервов ставят ему на колени и тут же суют скрученную цыгарку и подносят огонь.
Тарасюк не знает, что ему сначала делать: надеть сухие валенки, пить чай, есть консервы или курить? С головы Тарасюка сматывают окровавленные тряпки и бинтуют ее чистым бинтом. Тарасюк покорно подчиняется всему.
Он не может произнести ни одного слова. У него першит в горле. Он всё время откашливается. Ему хочется прямо плакать.
Тарасюк трёт глаза и шопотом говорит:
- Печь дымит очень.
И трёт глаза. А печь вовсе не дымит.
Кто-то ворошит солому на нарах, стелет сверху плащ-палатку, готовит изголовье.
Чумаков, самый неспокойный человек в отделении, кричит:
- Сегодня козла отставить! Тарасюк спать должен. Понятно?
А Тарасюк всё никак не может справиться с блаженной, расслабленной улыбкой на своём лице. Сладкое самозабвение, почти как сон, не покидает его.
Тарасюк ложится на нары. Он притих. Его накрыли шинелями. Свет коптилки отгородили газетой. Но Тарасюк спать не может. Он дрожит под шинелями. Дрожит не от озноба нет. Слишком непомерно волнение, которое он переживает сейчас.
Есть одна простая мера отношения человека к человеку на войне.
Эта мера воздаётся мужским воинским товариществом. И нет ничего справедливей этой меры. Став солдатом, ты увидишь её в большом и малом, и будет она твоей гордостью, любовью, совестью, всем на свете и дороже жизни.
Тарасюк был одинок. Но в этом виноват он был сам.
После первого боя командир проверял у новых бойцов количество оставшихся боеприпасов. Тарасюк израсходовал только шесть патронов.
- Почему мало стреляли?
- У меня, я… Видимой цели не было, - промямлил Тарасюк.
А потом к Тарасюку подошел боец Липатов и горячо сказал:
- Зачем про цель наврал? Страшно было, ведь, правда, страшно? Дашь по нему раз, а он по тебе очередь. А ты молчишь, и он молчит. Ведь так?
Перед сном бойцы разговаривали. Чумаков сказал:
- Я очень приятно раньше жил и по-другому жить не согласный. Потому теперь у меня страшная злость на немцев.
Липатов оглянулся на Тарасюка и вставил:
- Есть и такие, у кого сердце, как курдюк.
- Есть и такие, - согласился Чумаков и тоже поглядел на Тарасюка.
- Я свою жизнь всегда готов отдать, - сказал Тарасюк.
- Даром! - перебил его Липатов. - Это немец любит. Он любит, когда его не трогают, чтоб самому тронуть.
В первом бою человек испытывает чувство тоски. Это чувство подавляет, изнуряет, делает беспомощным, избавиться от него сразу трудно.
Тарасюк, страдая от этого чувства, жался к соседу. Но Липатов крикнул:
- Держи дистанцию!
Тарасюк отполз, остался один. Сначала он стрелял, не видя врага. Потом он сообразил, что стреляет для того, чтобы не бояться. Ему стало стыдно, и он перестал стрелять.
В бою чувствуешь, если не видишь, поведение своего соседа. Помочь слабому - мужественная обязанность товарища. И Липатов хотел помочь Тарасюку: но Тарасюк, не поняв его намерения, отрёкся от помощи, и тем самым отрёкся от дружбы и стал одиноким.
Очень скоро Липатов стал любимцем роты. Правдивостью и чистотой отличался он в каждом своём поступке. Но с Тарасюком он больше не разговаривал. Он, казалось, не замечал его.
Отчуждённо стали относиться к нему и бойцы. И это усугубилось ещё одним фактом. Отделение блокировало дзот. Шёл рукопашный бой. Неожиданно в ходе сообщения показалась новая группа немцев. Они спешили на помощь своим. Командир крикнул:
- Гранату! Бей гранатой!
Тарасюк бросил гранату. Но забыл отодвинуть предохранительную чеку, и граната не разорвалась. После боя Липатов разыскал неразорвавшуюся гранату и отдал её Тарасюку.
- Вот, возьми обратно. Можешь не благодарить: это тебе немцы спасибо скажут.
Теперь Тарасюк ел один из котелка, курил только свой табак. Ему некому было читать писем, и никто не читал ему своих. Это было одиночеством.
Есть на войне такое, что легко не прощают.
Когда Тарасюка посылали в тыл с донесением, про него говорили:
- Пошла наша вобла к тихой заводи. Не любит, когда немец свинцовую икру мечет.
И хотя Тарасюк не по своей воле уходил из боя и его в пути обстреливали немцы, нелюбовь бойцов сопутствовала ему. И Тарасюк это чувствовал.
Но к чести Тарасюка нужно сказать: как ни страдал он, как ни тяжело ему было, - он понимал справедливость такого отношения. И каждому своему поступку он стал искать мысленно сравнения с той мерой, какую воздало ему суровое воинское товарищество. И если поступок хоть на вершок подымался над этой мерой, он был счастлив. Но это было куцое и одинокое счастье.
Ну кто мог знать, что вот совсем недавно, чтобы быстрее доставить донесение, Тарасюк не полз, а пробежал под огнём лощину, и когда у самого лица пищали пули, он не пугался этого писка, не ложился, а продолжал бежать. А ведь ничего плохого не было, если бы он лёг. А вот он не лёг.
Или вот тоже… Возвращаясь в подразделение, он наткнулся на раненого пулемётчика. Второй номер был убит. Пулемётчик один отбивался от автоматчиков.
Тарасюк лёг рядом за второго номера, и до вечера они вели бой. Потом, когда пришла помощь, Тарасюк встал и сказал пулемётчику:
- До свиданья.
- Спасибо, - сказал пулемётчик.
- Не за что, - ответил Тарасюк.
А когда пришёл в подразделение, командир наложил на него взыскание за то, что он пропадал нивесть где. Тарасюк постеснялся сказать, где он пропадал: ведь не поверят. Тарасюк - и вдруг в такое дело по своей охоте полез? Он только пробормотал:
- Заблудился я.
- А компас на что? - спросил командир. - Еще раз заблудитесь, в обоз пошлю.
И то, что сейчас сделал этот самый Тарасюк, хотя многим показалось удивительным, но ничего удивительного в этом не было. Вот утверждают, что характер человеку выдается один на всю жизнь, вроде этакого духовного костюма. Но ведь это же неправда.
Была река. По одну сторону скопились мы, по другую - немцы. Получилось так, что река была «ничейной». Но что значит «ничейная», когда река наша!
Пришел приказ: взять реку. Начался штурм. Подразделения прорвали линию вражеских укреплений и ворвались в глубину. Тяжелые немецкие батареи открыли отсечный огонь. Они били по реке. Снаряды дробили лёд. Темная, дымящаяся на морозе, вода высоко выплескивалась после каждого взрыва.
Воспользовавшись огневой завесой, немцы подтягивали резервы. Лейтенант Қузовкин составил донесение с указанием расположения огневых точек врага. Их нужно подавить огнём наших батарей, иначе немцы не дадут подойти нашим подкреплениям и отбросят прорвавшиеся подразделения обратно.
- Дойдете? - спросил командир и посмотрел в глаза Тарасюка.
Тарасюк понял, что думает командир, и смутился. Он хотел рассказать про пулемётчика: теперь было очень нужно, чтоб командир верил ему. Но командир вдруг пожал ему руку и сказал:
- Всё.
И Тарасюк пошёл.
Была ночь. Мела пурга.
Тарасюк шёл по целине. На снегу лежал немец с примёрзшими к земле длинными светлыми волосами. Лицо его запрокинуто, глаза открыты, в орбитах, словно очки, лежал круглый лёд.
Тарасюк равнодушно посмотрел на труп и прошёл мимо. Разве мало их валялось в степи! Тарасюк шёл и думал, думал о том, как сильно он волновался, когда командир говорил с ним. И это было потому, что командир мог его не послать. И если бы командир не послал его, он был бы так раздавлен, так унижен. И сейчас он испытывал чувство, будто чудом спасся от смерти: потому что это было б тогда, как смерть.
Снаряды пробивали лёд. На мгновение во льду оставалась только тёмная дыра. Потом из реки вздымалось гигантское водяное дерево.
Тарасюк спустился к реке. Он ступил на льдину. Льдина плавала в воде легко, как пласт сала. Льдина погрузилась в воду. Он прыгнул на другую льдину, потом на третью. Но валенки успели обледенеть, он поскользнулся, покатился. И чем ближе к краю, тем льдина больше кренилась. Тогда он упал.
На краю льдины Тарасюк осторожно поднялся. Он занёс ногу и поставил ее на следующую льдину. Но льдины стали раз’езжаться в разные стороны. Он пытался удержать их ногами, но не смог и упал в воду.
Вода показалась горячей, потому что это было, как ожог. Он пытался влезть на льдину, но льдина кренилась, становилась покатой, и он не мог на неё забраться.
Снаряд зашуршал в воздухе. Звук был та кой, как у дисковой пилы, работающей на холостом ходу. Тарасюк сжался, погрузившись с головой в воду. Взрыв. Его тяжело ударило водой, несколько раз перевернуло. Вода била его, она была тяжёлая, твердая.
Тарасюк стукнулся затылком о сомкнувшиеся льдины. Он пытался поднять льдину, но сил у него хватало только на то, чтоб успеть хлебнуть воздуха, и льдина опять прихлопывала его, как крышка люка. Наконец ему удалось сдвинуть её.
Он пошёл дальше вброд, раздвигая льдины руками. У самого берега лёд был целым. Он выбрался на кромку, поднялся на берег. И побежал. Одежда стала твердой и негнущейся, потом она начала ломаться.
Он бежал, высоко вскидывая ноги, размахивая руками.
И вдруг Тарасюк споткнулся. Он чуть не упал и зло взглянул под ноги. Тарасюк увидел труп немца с примёрзшими к земле длинными светлыми волосами, запрокинутым лицом, и в орбитах лежали круглые льдины, похожие на очки.
И он с ужасом убедился, что это тот самый немец. Значит, Тарасюк выбрался не на тот берег реки. Тогда он побежал обратно. Он бежал, и одежда его трещала.
Теперь он не пытался перебраться по льду. Он бросился в воду. И странно, вода показалась теплее. Он расталкивал лёд и шёл в воде. Он выбрался на берег и снова побежал.
В землянку пункта сбора донесений вошёл человек и упал, стукнувшись о землю так, словно он железный. И действительно, когда разрезали на нём одежду, она была тверда, как железо. Его переодели во что могли и привели в чувство.
И очень скоро над рекой полетели стаи тяжёлых снарядов. Они летели с поющим звоном, летели, как зрячие, падали на немецкие пушки и разрывались. Стая за стаей, залп за залпом.
А потом в землянку пункта сбора донесений пришел майор Қурбатов и спросил:
- Где тут товарищ Тарасюк?
- Я, - сказал Тарасюк.
- Вы еще что-нибудь можете? - спросил майор.
- Могу, - ответил Тарасюк.
- Рацию им надо доставить. Разбили у них рацию.
- Есть доставить рацию, - сказал Тарасюк.
Он поправил плечевые ремни рации, надел её на себя и вышел из землянки. Пурга улеглась. Воздух был прозрачный. Река была тихой. Разбитый лёд спаялся. И вода больше не дымилась.
Тарасюк вступил на лёд. Лёд его выдержал. Он шагал с льдины на льдину, и лёд только кряхтел, но не ломался. У самого берега Тарасюк поспешил и попал в воду.
Потом он выбрался на берег и пошёл с рацией на спине по степи. Скоро он добрался до того места, где лежал убитый немец. Тарасюк посмотрел на его запрокинутое лицо, на круглые льдины в орбитах и подумал:
- Плакал, наверно, перед смертью.
И ещё подумал Тарасюк, что когда ему было совсем плохо, он не хотел плакать, а только злился. Злость, какая правильная штука эта злость! Злость давала ему силы, и, может, её прежде и нехватало Тарасюку.
Потом Тарасюк сдал рацию командиру и получил приказ - отдыхать.
Сейчас Тарасюк спит. Бойцы сидят вокруг него молча, и хотя хочется поиграть в козла, они не играют, потому что стук костей будет мешать спящему.
Дверь землянки распахнулась. На пороге - Липатов. Он громко и радостно сказал:
- Орлы, про Тарасюка слышали?
- Тише, Тарасюк спит, - вскочил Чумаков. Потом он осторожно уселся на нары и, раздумно, сказал: - Главное, совесть имей, а она себя рано или поздно покажет. // Вадим Кожевников. Действующая армия.
***********************************************************************************************
История с географией.
Рис. худ. Кукрыниксы.
★
Счастливое предзнаменование
В боях за Харьков наши войска разгромили немецкие дивизии «Адольф Гитлер», «Райх» и «Великая Германия».
«Адольфа Гитлера» с «Великою Германией»
Разбили вдребезги советские войска,
И эта весть звучит как предсказание,
Что гибель Гитлера не так уж далека.
Неосторожно выбраны названия -
И «Гитлер» и «Великая Германия».
С.Маршак.
***********************************************************************************************
Отклики в США на занятие Харькова Красной Армией
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Сообщение об освобождении Красной Армией Харькова вызвало большую радость в США. На улицах Нью-Йорка, в метро, автобусах, во всех общественных местах люди оживлённо обсуждают вести о новых крупных победах Красной Армии. Радиостанции прервали свои обычные программы для того, чтобы известить всю страну, что Харьков взят героической Красной Армией. В кинотеатрах прерывались сеансы для того, чтобы сообщить зрителям эту радостную весть.
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Как сообщает бюро военной информации, сенатор-республиканец Уайт (от штата Мэйн), касаясь наступления Красной Армии, заявил:
«Немцы получают ужасные для них новости с Восточного фронта. Наши русские союзники занимают один город за другим. Быстрота и нарастающие темпы их успехов особенно внушительны. Великие Луки, Сталинград, Курск, Белгород, Ростов, а теперь Харьков. То, что для Германии является плохими новостями, для нас - хорошие новости. Русские дают нам блестящий пример. Об’единённые страны должны окружить своих врагов на их территориях и принудить их к безусловной капитуляции. Харьков является заметной вехой на пути, ведущем в Берлин».
_______________________________
К.Симонов: В Краснодаре ("Красная звезда", СССР)**
Е.Кригер: Русский бой || «Известия» №35, 12 февраля 1943 года
В.Коротеев: До свиданья, Сталинград! ("Красная звезда", СССР)
Л.Славин: Разговор с немцами о Викторе Гюго* ("Известия", СССР)**
А.Толстой: Красная Армия наступает... || «Правда» №43, 12 февраля 1943 года
Газета «Правда» №50 (9186), 19 февраля 1943 года