Психология «гибели богов»: сможет ли Геббельс вновь овладеть умами немцев?
Курт Рисс (Curt Riess) // « The New York Times», США.
# Все статьи за 25 февраля 1945 года.
Вопрос в том, будут ли немцы биться до последнего - анализ германского менталитета.
На вопрос о том, когда закончится война, можно было бы с легкостью ответить, если бы мы в точности знали, насколько нужно продвинуться нашим войскам, и сколь далеко должно зайти душевное истощение немцев, чтобы они прекратили сопротивление. Дать ответ на этот вопрос непросто потому, что немцы неоднородны как в физическом, так и в психологическом смысле, не говоря уже о том, что постоянное использование термина «немцы» вовсе не означает, что все они являются частью некоей единой сущности.
Одной из основных причин нашего разочарования, вызванного тем обстоятельством, что мы до сих пор не наблюдаем массового дезертирства среди немцев и падения их боевого духа, является тот факт, что как мы, так и наши эксперты, продолжаем упорно сравнивать текущую ситуацию с завершающей стадией Первой мировой войны. Согласно общепринятой трактовке тех событий, Германия капитулировала потому, что в тылу начались волнения, а ее армия и флот оказались напичканы «революционерами» - при этом забывается тот исторический факт, что немецкое правительство пошло на переговоры лишь тогда, когда этого потребовали Гинденбург и Людендорф, признавшие, что их полководческий гений не в состоянии далее сдерживать силы противника. 28 сентября 1918 года эти два генерала приняли решение рекомендовать правительству начать мирные переговоры и на следующий день подали совместную петицию на имя министра иностранных дел фон Хинце. Гинденбург повторно озвучил это требование третьего октября, на встрече с новым правительством, возглавляемым принцем Максимилианом Баденским, завершив свое обращение следующими словами: «Немецкая армия продолжает с успехом отражать все вражеские атаки, но положение с каждым днем становится все более сложным и в любой момент может потребовать от нас отчаянных мер. В сложившейся ситуации единственно правильным решением для нас было бы сдаться, дабы оградить немецкий народ и его союзников от бессмысленных жертв. Каждый день промедления стоит жизни тысячам отважных немецких солдат».
Необходимость этих действий была продиктована скорее решающим наступлением войск Антанты, нежели крушением немецкого боевого духа, но впоследствии тот же самый Людендорф запустил легенду о предательстве, чтобы сохранить образ непобедимой немецкой армии, и не только немецкий народ, но и весь остальной мир принял ее на веру. Поэтому многие из нас наивно полагали, что немцы давно уже должны были прекратить сопротивление: поскольку на долю населения Германии выпали куда большие невзгоды и лишения, нежели в прошлую войну, резонно было бы предположить, что боевой дух немцев окажется подорван раньше, чем в прошлый раз.
В действительности же в 1918 году капитулировал не немецкий народ, а немецкий генштаб. Если быть точным, офицеры сообразили, что вместо продолжения бессмысленного кровопролития лучше начать готовиться к новой войне. Они полагали, что жертвовать жизнями своих солдат необходимо с умом, и есть все основания предполагать, что они до сих пор придерживаются этих убеждений.
Таким образом, генералы, исповедующие данный принцип, - то есть, все, за исключением типичных нацистских генералов, - прекратили бы эту войну в тот самый момент, когда неминуемое поражение стало бы для них очевидным. Все дело в том, что сегодня принятие подобного решения зависит уже не от них. Помимо надзора за ними со стороны ведомства Гиммлера, о котором не говорит только ленивый, следует помнить, что каждый второй, третий или четвертый немецкий солдат является ярым нацистом, из чего следует, что далеко не все в руках генералов.
На данный момент все же существует вероятность того, что некоторые немецкие офицеры последуют примеру своих предшественников времен Первой мировой. Однако это будет означать не немедленное прекращение войны, а возможную капитуляцию отдельных подразделений вермахта.
Одной из возможностей, оставшихся у немецких генералов, является прекращение исполнения ими своих обязанностей. В этом случае Гитлер окажется не в состоянии продолжать войну, и даже ему с Гиммлером очевидно, что армия не сможет эффективно сражаться под руководством одних лишь безынициативных нацистов, что было наглядно продемонстрировано в случае с фельдмаршалом Роммелем.
По этой причине Гитлер действует крайне осторожно, когда речь идет о вмешательстве в руководство войсками. В частности, Гиммлер воздержался от того, чтобы прикрепить политработников, именуемых Fuehrungsoffiziere, ко всем воинским подразделениям.
Вероятность дезертирства или генеральской «забастовки» возрастет, когда (и если) союзники сумеют создать для этого подходящую возможность. Считаю, что такие возможности были упущены во время освобождения Франции. По моему мнению, именно с этой целью Москва создала Национальный комитет «Свободная Германия», этот превосходный инструмент психологической войны, который позволил русским добиться множества успехов.
Что же касается немцев, как фронтовиков, так и находящихся в тылу, и их предела прочности, то можно с уверенностью сказать, что сейчас они переносят куда более серьезные тяготы, нежели в 1918 году.
Тем не менее, сейчас они имеют дело с тяготами несколько иного свойства и, как следствие, реагируют на них иначе. В конце Первой мировой, в особенности, в последние дни «окопной войны», голод и нужда породили депрессию и апатию, которые, хотя и не привели к революции (имевшей отчасти инсценировочный характер и произошедшей в тот момент, когда солдаты и народ поняли, что их вожди смирились с поражением), породили общее нежелание продолжать борьбу. Нынешние же их страдания куда более «драматичны», и лишь подстегивают стремление немцев стоять до конца.
Приведу один пример. Осенью 1918 года, осознав, что война проиграна, командование немецкого флота решилось на отчаянный шаг: отправить запертые в портах корабли в открытое море, дабы они достойно встретили смерть в бою. Моряки в Киле и Вильгельмсхафене взбунтовались, как только узнали об этом замысле - по прошествии четырех лет ничегонеделания они не горели желанием геройствовать.
В текущей же войне столь же самоубийственные акты бессмысленного героизма, вроде обороны французских портов, радостно совершаются немецкими солдатами практически каждый день. Несомненно, немецкая пропаганда играет немалую роль в создании необходимого психологического климата, о чем речь пойдет далее.
Для того, чтобы несколько упростить наше небольшое исследование, условно разделим немцев на три категории: 1) противники нацизма; 2) те, кто поддерживает нацистский режим в силу обстоятельств, под влиянием пропаганды, очарованные в свое время кажущейся непобедимостью Гитлера; 3) нацисты, сражающиеся до конца, которых, в свою очередь, можно разделить на два типа - идейных гитлеровцев и тех, кого не могла не коснуться нацистская регламентация, независимо от того, что они думают на самом деле (причины этого слишком очевидны, чтобы перечислять их здесь).
Противники нацизма, на мой взгляд, находятся в меньшинстве и представляют собой самую неактивную оппозицию в мире. От немецкого «подполья» которое до сих пор не смогло разделаться ни с одним хотя бы третьесортным нацистским руководителем, не стоит ждать решительных действий, способных приблизить конец войны. Их оправдание, что, дескать, противодействие Гитлеру было невозможным ввиду тотального контроля нацистов над вооружением, смотрятся неубедительно, особенно в свете формирования «фольксштурма», когда каждый немецкий гражданин получил доступ к оружию. Таким образом, хотя после окончания войны противники нацизма и станут нашей главной надеждой на предотвращение новой бойни, сейчас рассчитывать на них нет смысла.
Что же до стопроцентных нацистов, то мы, как правило, исходим из того, что таковыми являются элитные части СС. По данным осведомленных источников, около сорока тысяч этих бойцов намерены окопаться в укрепленном районе Берхтесгадена и стоять до конца. Это отборные части и можно ожидать, что они выполнят любые приказы.
Тем не менее, сомнения в том, что они смогут долго поддерживать свой боевой дух, вполне допустимы. На днях автор этих строк имел беседу с одним швейцарцем, которому в течение последних нескольких месяцев довелось наблюдать за немецкими солдатами, включая эсэсовцев, и даже общаться с ними. Он полагает, что даже среди частей СС нет былого единства. Похоже, бесчеловечность, постоянно требуемая от бойцов этих элитных подразделений, самым негативным образом сказалась на настроениях многих из них. В частности, многих шокировали расстрелы и массовые убийства самыми зверскими из всех возможных способов, в том числе путем погребения заживо.
Мой источник поведал, что некоторые из них открыто отказывались исполнять преступные приказы, но мужества на это хватает не у многих. Однако многие испытывают такое отвращение к подобным методам, что, с точки зрения нацистов, на них нельзя положиться в этой последней битве. Как сказал мой собеседник, «при первой же возможности они соскочат с этой нацистской телеги, катящейся в пропасть».
Я привел этот эпизод не в качестве оправдания для эсэсовцев, которым нет прощения несмотря ни на что, но для того, чтобы оценить их готовность сопротивляться. Очевидно, что те, кому, в силу совершенных ими преступлений против союзников и немецкого народа, нечего терять, будут стоять до конца. Также бок о бок с ними будут сражаться те, кто истово верит в идеалы нацизма и в то, что цель оправдывает все средства, использованные Гитлером. Но сколь многочисленны эти защитники рейха?
Все зависит от того, соответствует ли их приверженность идеям нацизма готовности идти ради этих идей на смерть, и насколько монолитными являются их подразделения. Если на двух бойцов, готовых сражаться до конца, приходится один сомневающийся, толку от него будет немного. Практических результатов следует ожидать только в том случае, если колеблющиеся будут составлять большинство в подразделении.
Наибольший интерес для нас, конечно же, представляет самая многочисленная категория немцев - те, кто просто последовал за Гитлером, уверовав в его непобедимость. Вне всякого сомнения, большинство из них уже убедилось в ошибочности этой веры, равно как и в том, что Германия проигрывает войну. Таким образом, можно смело предположить, что если в период с 1933 по 1941 гг. благодаря непрерывной череде побед Гитлер приобрел множество последователей, то неудачи последних лет инициировали обратный процесс. Опросы немцев в занятых союзниками областях показали, что они не держат зла на фюрера за те зверства, что творились по его указанию, но ненавидят его за неспособность победить. И все же не стоит переоценивать значение этого разочарования немцев в своем вожде. Люди, слишком трусливые, чтобы противостоять Гитлеру победоносному, не будут рисковать своей шкурой и сейчас. Они примут сторону союзников, когда война закончится, но не раньше.
Впрочем, даже в этом мы не можем быть до конца уверены. Многие из тех, кто принял сторону Гитлера из соображений целесообразности, значительно изменились за годы его правления. Эти люди постоянно подвергались, и подвергаются до сих пор, чудовищной пропагандистской обработке. Они знают, что дело Гитлера проиграно, но не могут смириться с этим, их поведение перестало быть рациональным.
Даже сейчас Геббельс остается величайшим полководцем Гитлера. Можно сказать, что ему не особо приходилось утруждать себя во время бескровных побед начала войны. Даже первые неудачи на фронте не представляли для него особых проблем, потому что фронт был далеко от немецких границ, а число этих поражений меркло в сравнении с бесчисленным множеством предыдущих побед. Но сегодня нельзя не признать тот факт, что геббельсовская пропаганда в дни поражения является своего рода шедевром. Ему удается заставить немцев поверить в то, что в поражении и смерти есть нечто героическое, к чему надо стремиться.
Мне кажется, эта идея впервые пришла Геббельсу на ум после первых авианалетов союзников на Рейнскую область, когда он собрал редакторов немецких газет на конференцию и потребовал, чтобы они не замалчивали бомбежки, а преподносили их как некие «великие сражения». Такое ощущение, что с этого момента он принимает решение смаковать все страдания немцев с каким-то садистским наслаждением, чего никогда бы не сделал обычный пропагандист. С момента начала полномасштабного наступления русских он как будто развлекается, пугая немцев рассказами о том, что произойдет, если им не удастся остановить Красную Армию.
Вывод из этого можно сделать простой: Геббельс прославляет поражение. В его речах поражение не противопоставляется победе, оно более не подразумевает лишь страдания для людей и отсутствие веры в счастливое будущее. Это трагедия, выходящая за рамки судеб отдельных людей, это действо поистине эпических масштабов. Геббельс особо подчеркивает, что поражение Германии станет поражением всего цивилизованного мира. Таким образом, те, кто терпит поражение, становятся не просто жертвами, но героями, навсегда вписавшими свои имена в историю.
Конечно, все это звучит несколько путано. Еще со времен Гегеля и Фихте немецкая философия истории всегда исходила из того, что история есть нечто, полное смысла, в привнесении которого и заключается роль немецкого народа. Идея Геббельса о том, что смерть надлежит предпочесть жизни в мире, в котором не господствуют немцы, - фактически та же самая идея, поставленная с ног на голову.
Стремление к смерти всегда присутствовало в немецкой культуре - его можно встретить и у Шопенгауэра, и у того же Вагнера: его опера «Тристан и Изольда» буквально переполнена этим Todesverlangen, «влечением к смерти». Не вдаваясь в подробности, можно отметить, что многие немцы одержимы этим чувством, и что смерть не кажется им чем-то отвратительным, особенно если кто-нибудь вроде Геббельса ухитряется придать ей особый смысл.
Нам не стоит забывать, что одно из величайших немецких произведений искусства, «Кольцо нибелунга», заканчивается «Гибелью богов», символизирующей конец света. Геббельс хочет заставить немцев уверовать в то, что поражение Германии равнозначно концу мироздания, и что их смерть полна куда более глубокого смысла, нежели стремление как-то выжить.
Письма молодых немцев с фронта полны этого Todesverlangen - эти люди буквально зациклены на стремлении умереть в бою. Иными словами, можно смело утверждать, что Геббельс потрудился на славу.
В данном аспекте немецкая пропаганда практически калькирует японскую веру в то, что смерть в бою является почетной, а выживание - предметом позора. Стоит, правда, отметить, что если японцы стремятся таким образом добиться лучшего загробного существования, то немецкая пропаганда более нигилистична, превознося смерть саму по себе.
Вопрос заключается в том, насколько сильна власть этой пропаганды над умами немецкой молодежи, как долго они будут пребывать в этом своеобразном трансе перед лицом ужасной реальности. Если они смогут прийти в себя, это существенно приблизит конец войны, хотя подобного рода пробуждения не так уж просто добиться. Именно в этом и заключается главная задача пропаганды союзников. Именно на этом фронте и должна по-настоящему начаться наша психологическая война.
________________________________________________
Й.Геббельс: О так называемой русской душе ("Das Reich", Германия)
Боевой дух Красной Армии ("The New York Times", США)
Русский дух ("Time", США)
Фашистский солдат* ("Правда", СССР)
Ф.Гладков: О бесстрашии ("Правда", СССР)
И.Эренбург: Душа народа ("Красная звезда", СССР)
Отчет о России и русских ("The New York Times", США)
Сергей - боец Красной Армии ("The New York Times", США)
Роль морального духа на войне ("The New York Times", США)
Человек, который остановил Гитлера ("The New York Times", США)
Д.Заславский: Облик фашистской армии* ("Красная звезда", СССР)
Венерические болезни в немецкой армии ("Красная звезда", СССР)
Самопожертвование русских - в чем причина? ("The Times", Великобритания)
Д.Заславский: Уничтожение семьи и морали в фашистской Германии* ("Красная звезда", СССР)