Сталинград в бою
Е.Кригер || « Известия» №239, 10 октября 1942 года
Внимание всего народа приковано к битвам за Сталинград. С невиданным упорством дерутся наши воины против гитлеровских полчищ. Каждый день боев стоит врагу жизни тысяч солдат и офицеров.
Воины Красной Армии! Враг хочет любой ценой захватить Сталинград! Сорвем планы немцев! Отбросим врага от нашего славного города!
# Все статьи за 10 октября 1942 года.
По мере приближения к берегу Волги в том месте, где работает переправа на Сталинград, вы начинаете все яснее и яснее понимать, что здесь не обычный участок фронта, что никогда до сих пор вам не приходилось не только видеть такое, что предстоит увидеть здесь, но даже читать о чем-нибудь подобном в военных трудах и описаниях. Сама дорога ежеминутно напоминает вам об этом. На ветхих дощатых избах громадными, во всю стену, буквами написано: « Отстоять Сталинград!» В селах от стены к стене, от дерева к дереву, от забора к забору повторяется: «Наша Волга! Наш Сталинград!» И все окрестности, песчаные дороги в клубах дыма и желтой пыли, оголенные первыми холодами сады, рыбацкие поселки с сохнущими на берегу лодками, вся степная приволжская ширь, озаренная зловещими огнями, притихшая на краю великой битвы, взывает - отстоять, отстоять, отстоять, отстоять!
Военная дорога не оставляет вас в покое ни на минуту. То она обращается к идущим к Волге войскам: «Смелость - душа победы!» То бросает в моторный гул и рев, в скрежет переключаемых скоростей, в походную страду колонн и обозов: «Водитель! Ты доставляешь боеприпасы защитникам Сталинграда. Не медли. В твоих руках - их жизнь и бой!» И снаряды, мины, патроны идут безостановочно, днем и ночью, битва поглощает их жадно, десятками грузовиков, баркасами, баржами, и город в степи становится крепостью.
Чем ближе к берегу, тем строже и лаконичнее лозунги, длиннее дистанции между колоннами и автомобилями, и все чаще попадается на поворотах и перекрестках короткое слово « переправа» со стрелкой в сторону Волги. До переправы еще далеко, однако новый человек так много наслышан о ней, что невольно охватывает его смутное чувство тревоги и нетерпеливого ожидания. Еще в степи одни говорили, что нужно переправляться только ночью и лучше на лодках, по которым немцу бить труднее, особенно в дымзавесе. Другие, напротив, советовали дождаться баржи, она идет дольше, но зато мины не причинят ей большого вреда, как бы ни расковыряли ее, а все будет держаться на воде. Третьи рекомендовали во всем положиться на русскую реку, ее смелых паромщиков, капитанов и лодочников. Но из всего, что говорили о переправе более решительные или более осторожные люди, из народной молвы, идущей по длинным степным дорогам Заволжья, складывалось одно общее, поглощающее все мысли и чувства впечатление - не сама по себе переправа, как бы опасна она ни была, волнует воображение сотен и тысяч людей, а то, что река в этом месте отделяет все виденное и пережитое до сих пор на войне от того нового, великого и героического, имя чему - Сталинград в обороне.
Все, что движется навстречу, оттуда, со стороны Волги, привлекает к себе ваше пристальное внимание. На мохнатой лошаденке, отчаянно понукая ее, неловко вскидывая локтями, проскачет краснофлотец, и вы вспомните, как на-днях бронекатера Волжской флотилии подошли к берегу, где скопилась большая группа наших раненых бойцов, огнем своих пушек прикрыли посадку раненых на катера и полным ходом, взрыв винтами воду, продолжая бить из орудий, вынесли раненых из прибрежного ада к спасению, к жизни, к хирургам. Проедет на бричке пехотный командир в зеленом маскировочном костюме с бурыми пятнами, он дремлет и лицо у него тоже бурое от пыли и дыма, и, видно, вырвался он из такого места, что теперь все ему нипочем, он спит, как бы ни тряслась его бричка. И у раненых то же выражение успокоенности, их не испугает и не остановит одиночный взрыв бомбы в стороне от дороги. Они видели кое-что посерьезней, а здесь-то все для них мир и покой, они тихо бредут по степи и на вопросы встречных о положении в городе отвечают:
- Страсть как жмет! Да, ничего, держимся. Небось, морда у него в крови. А ты туда?
- Туда.
Простое слово «туда» звучит у обоих серьезно и строго, и, помолчав, раненый говорит:
- Ну, давай. Там сам увидишь. Смотри, не дрейфь. Трусов там не любят.
☆ ☆ ☆
Вперед проходит целый караван рыбацких лодок на подводах, и вы снова вспоминаете о переправе. Но теперь вы уже стыдитесь своего тревожного чувства. После захода солнца быстро темнеет, и тогда со стороны Волги встает над степью воспаленное, багровое, страшное небо Сталинграда, и уже никто из идущих не может оторвать от него взгляда.
- Это он?
- Он.
Зарево вздрагивает и трепещет, небо здесь как будто дышит огнем. С наступлением темноты дорога оживает, колонны войск выходят на нее из укрытий, движутся пушки, грузовики со снарядами и с хлебом, с медикаментами и с газетами, - город в огне, город в крови, но он живет, потребности его велики, и к ним относятся свято.
Но вот и река. Еще издали она ворочала в воздухе тяжелые глыбы звуков, то грузных, как обвал в горах, то внезапных и быстрых, как шипение нападающей змеи. Теперь стал виден источник зарева и гула, вот уже второй месяц висящих над степью. Это Сталинград. Это бой в Сталинграде. 23 августа немцы обрушили на город первый невероятный и подлый своей преднамеренной жестокостью бомбовой удар. Три четверти города были в огне и в развалинах. Свыше тысячи самолетов бомбили город, разрушая прекрасные площади и светлые дома. И когда немцы решили, что города больше нет, - измученный, израненный город встал, поднялся и вышел на бой. Более высокого примера стойкости история не знает. Второй месяц пылает над Волгой, над Россией, над миром жертвенный огонь Сталинграда. Немцы сбрасывают над городом листовки: «Сдавайтесь!» Листки грязной немецкой бумаги превращаются в пепел еще на высоте в тысячу метров - город сжигает их своим гордым огнем. У Сталинграда есть старший брат - Севастополь. Но в Сталинграде нет крепостей, нет скал и пещер, он вытянулся узкой полосой на голой, открытой со всех сторон земле, и за спиной у него - Волга. И все же растерзанный бомбами город вышел на бой, и десятки гитлеровских дивизий уперлись в него, как в скалу, скребут танками, долбят самолетами, подтачивают минами, тысячами солдатских трупов падают к его ногам, но город стоит, город сражается.
Вот он, перед нами. Города не видно. Виден огонь. Дома, улицы как будто плавятся в медленном пламени. На фоне багрового неба видны скелеты зданий, бесформенные массивы разрушенных стен, желтые огненные дыры окон и дверей. Кажется, что там нет и не может быть ничего живого. Но из клокочущего пламени поминутно выпархивают зеленые, красные, белые ракеты, с остервенением ввинчиваются в небо трассирующие пули, мечутся голубые лучи прожекторов, немецких и наших, шарахаются и вдруг обрываются светящиеся жгуты пулеметных очередей, - там люди, там войска, там бой.
На этой стороне Волги идут приготовления к переправе очередной группы войск. Никакой дымзавесы не нужно, река и так в дыму. Слышны сигнальные рожки, как на станционных путях, скрипят во мгле канаты, стучат конские копыта по деревянному трапу, фыркают заводимые моторы автомобилей, расторопный буксирный пароходик «Абхазец» развернул громадную баржу под погрузку. Все это делается в кромешной темноте, почти наощупь, приказания отдаются приглушенным голосом, и все мы выполняем их поспешно и молча и не можем оторвать взгляда от пылающего, гремящего залпами города. На лицах у нас бродят багровые огненные блики. Вдруг вся масса людей на несколько минут замирает. Пронзительный вой и треск. Над берегом рвется немецкий снаряд.
- По всему берегу щупает. Ничего. Скоро заткнется.
Это говорится спокойно, пренебрежительным тоном бывалого человека, но человек этот очень еще молод. Комлев был начинающим журналистом в провинции, а теперь война направила его сюда, под Сталинград, на борт волжского буксира. Погрузка продолжается под огнем. Волга поддерживает Сталинград своими людьми, матросами, капитанами. Мария Ягупова пришла на буксир работать матросом. Ее ранили в голову. Она отлежалась в деревне, где остался у нее ребенок, и вернулась назад на буксир. Капитан «Абхазца» Хлынин 26 лет на воде. Теперь он дерется за Волгу - пятьсот рейсов с берега на берег, десятки тысяч бойцов, доставленных в бой. Семья капитана осталась в огне, в квартале, захваченном немцами. Но капитан здесь, рядом, он еще отобьет свой квартал. Молодой комендант буксира Домарев говорит печально и гордо:
- Я тоже сталинградец.
Комлев добавляет:
- Все мы теперь сталинградцы. Вчера убит мой друг Кузнецов, с баркаса «Пожарский». Мы похоронили его на берегу под двумя тополями. Никуда не уйдем мы от этого города.
Буксир отдает концы, нагруженная баржа тяжело отваливает от берега. Через полчаса мы будем там, в огне. Разговоры затихают. Сосредоточенное и торжественное молчание воцаряется среди бойцов. Гул Сталинграда колеблет воздух над великой рекой. Город принимает в свой раскаленный мир новый отряд Красной Армии.
☆ ☆ ☆
Черный, обугленный, изглоданный бомбами берег. Обожженные пловучие пристани и плоты. Чудом сохранившаяся вышка водной станции. Это был веселый, молодой, трудолюбивый город. Немцы решили его убить. Тогда город стал бойцом и героем. В день первой бомбардировки среди стонов раненых, обгоревших, полузадушенных обломками людей женщина кричала:
- Не смогут, проклятые, сжечь нашу землю, не бойтесь! Нас сожгут, а землю не смогут.
Земля Сталинграда жива, люди его в бою. Такого боя никто еще не видел. Война вошла в тесные кварталы городской окраины со всем своим чудовищным багажом - с авиацией, с танками, с пушками, с минометами. То, что Гитлер готовил для целого фронта, обрушилось на один город. Кто знал до сих пор, что воздушная армия может драться с одним кварталом, с одной улицей? На это пошли немцы в Сталинграде, но Сталинграда они не получили. Здесь бой идет вплотную, как рукопашная схватка, где люди хватают друг друга за горло и душат. Но рукопашная схватка в окопе длится минутами. Здесь это продолжается второй месяц. Мы повстречались с бойцами. Они шли за патронами. Один сказал:
- Ворвались в первый этаж одного дома. А на втором сидят немцы, стучат сапогами, трещат пулеметами. Мы их выбьем.
Тонкий потолок отделяет здесь наших от немцев. Этот потолок и есть линия фронта в этом доме. Как дерутся здесь за дом? Приходят к голым стенам с вырванными окнами, вцепляются в камень, стреляют из чердаков и подвалов. Снаряды и мины вышибают из стен камень за камнем, на месте дома остается груда обломков, но люди держатся в ней, в этой груде, или умирают. Дома нет, но бой за дом продолжается, ибо раскаленные камни развалин - это тоже рубеж, и его надо держать. Этим прославились здесь гвардейцы Родимцева. Обстановка еще не позволяет сказать, где и как они дерутся, но такого боя еще не было в истории войн. Больше десяти дней они держали узкий и неудобный для обороны участок против двух штурмующих немецких дивизий и 100 вражеских танков и отбились, прикрыли подвоз боеприпасов и пополнения, дали возможность вывезти раненых и потом сами ринулись в наступление.
В Сталинграде можно быть или героем, или трусом, другого выбора нет. Но трусов здесь не щадят. Я слышал, как над трупом одного из них командир сказал:
- Пусть его могила зарастет горькой полынью, пусть каркает над ним воронье, пусть воют над ним злые ветры!
Но как же мучился этот командир, когда не смог узнать имени моряка, с автоматом в руках и с гранатами занявшего дом после того, как этот дом безуспешно атаковал целый взвод. Таковы законы уличного боя. Иногда одному, но отважному, легче ворваться в дом, чем целому взводу слабых духом и нерешительных. Здесь, действительно, дерутся не числом, а умением.
В истории войн не было задачи более трудной, чем оборона Сталинграда. Узкой полосой вытянулся город по берегу Волги. Он вплотную прижат к воде. Его во многих местах прорезают глубокие овраги и балки - лазейки для немецких автоматчиков. Защитники города не имеют ни одного метра пространства для свободного маневра. Но бойцы Сталинграда срослись с многострадальными камнями города и отходят только после того, как камни рассыпаются в прах.
Я видел один из командных пунктов. Землянки врыты в склоны оврага, а земля вокруг них в черной накипи мазута, в наплывах горевшей нефти. Волжский ветер гнал сюда потоки огня, пламя ревело кругом, ручьями стекало в блиндажи, катилось к воде, завивалось там смерчами, столбами, перекидывалось на плоты, на дебаркадеры, плыло по реке багровыми островами, и вода закипала, а на командном пункте люди сидели над картами и за телефонами.
С восходом солнца над городом появляются бомбардировщики. По тысяче самолетовылетов в день. «От ударов взрывных волн барабанные перепонки у нас дышат, как жабры», - сказал один из командиров. На открытом месте стоит боец. Ударом в колокол он предупреждает о приближении бомбардировщиков. Бьет колокол, как на вокзале, но уж слишком часто, каждые две-три минуты. Все скрываются в землянки, а боец стоит во весь рост, следит за идущими в пике самолетами.
- Хожде-ение! - кричит боец. - Эй, там, на галерке!
И снова звонит его колокол. С истерическим визгом и треском рвется поблизости мина. Песком запорошило глаза. Через мгновение мы поднимаем головы. Боец лежит на земле. К нему бросаются помогать, но он уже на коленях. Вот люди подбегают к нему, но он опять стоит во весь рост.
- Хожде-ение! - кричит он сердито, и тихо звонит его колокол. Но теперь боец звонит левой рукой. Правую он затянул бинтом.
Это - рядовой сталинградец. Такие здесь на всех рубежах, ими держится город. И степь вокруг города, его улицы становятся каменными гробами для немецких дивизий.
Образ Сталинграда в бою отчеканен в моей памяти поступком старого паромщика. Это было ночью. Его лица, его имени никто не запомнил. Паром разбило авиабомбами, люди бросились в темную волжскую воду. У молодого лейтенанта шинель набухла водой, лейтенанта тянуло ко дну. Старый паромщик схватил его за ворот шинели и быстро перекинул с себя спасательный круг.
- Бери! Держись! - хрипел он. Лейтенант молча отпихивался.
- Дурак! - закричал старик. - Мне оторвало руку. Я - старый, отвоевался, а тебе воевать! Держись! Держи Сталинград!
Он оттолкнулся и, загребая одной рукой, ушел в темноту.
Это - человек великого города, человек сталинградской обороны, безымянный герой, которыми и держится Волга против бешеного натиска гитлеровцев. // Евгений Кригер, спец. корр. «Известий». СТАЛИНГРАД.
************************************************************************************************************
Таран на горящем самолете
Наши летчики встретились в воздухе с немецкими самолетами. Над линией фронта загорелся воздушный бой.
В ожесточенной схватке самолет, управляемый старшим лейтенантом Щербининым, был подбит и загорелся. Спасти машину не представлялось возможным.
Старший лейтенант тов. Щербинин направил свою подбитую машину на ближайший «Мессершмитт-109» и горящим факелом таранил фашиста. Вражеская машина врезалась в землю. КРАСНОЗНАМЕННЫЙ БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ, 9 октября. (От спец. корр. «Известий»).
☆ ☆ ☆
Зверства немцев в Краснодаре
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 9 октября. (Спецкор ТАСС). Линию фронта пересекла группа партизан, действующих в тылу врага на территории Кубани. Партизаны принесли жуткие вести о черных днях населения Краснодара.
В городе нет сейчас электрического освещения, городской трамвай не работает, линия водопровода бездействует. В сквере, что против бывшего здания крайкома партии, гитлеровцы вешают на деревьях советских активистов. Вторая виселица установлена на Сенной площади. Каждые пять-шесть дней гестаповцы приводят к виселицам новые жертвы.
Гитлеровцы не решаются появляться в одиночку даже в центре города. На каждом шагу им угрожает справедливая месть. Недавно кто-то пристрелил на улице двух немецких офицеров, пристававших к проходящим женщинам. Взбесившиеся фашисты в отместку истребили население целого квартала.
______________________________________________
Б.Полевой: Стена Сталинграда*("Правда", СССР)
Е.Кригер: Стойкость русских ("Известия", СССР)**
П.Юдин: Защитники Сталинграда* ("Правда", СССР)
В.Гроссман: Сталинградская армия ("Красная звезда", СССР)**
П.Доронин: Сражаются большевики-сталинградцы* ("Правда", СССР)
Е.Кокеев: Армейские большевики в боях за Сталинград* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Известия» №239 (7925), 10 октября 1942 года