«Мирные» немцы
Б.Горбатов, О.Курганов || « Правда» №49, 26 февраля 1945 года
Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП(б) считают, что выполнение плана развития сельского хозяйства на 1945 год является важнейшей военно-хозяйственной задачей советских и партийных организаций, земельных органов, колхозов, МТС и совхозов, коммунистов и комсомольцев, агрономов, колхозников и колхозниц, рабочих и служащих в деле снабжения Красной Армии и населения продовольствием, а промышленности сырьём. (Из постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) о плане развития сельского хозяйства на 1945 год).
# Все статьи за 26 февраля 1945 года.
(Военные корреспонденты «Правды»)
Нам бы хотелось, чтобы и вы, читатель, представили себе этот большой немецкий город Ландсберг. Его прямые улицы, спускающиеся к реке Варта. Особняки за высокими железными оградами. Массивные и чопорные гостиницы и банки. Немцев в шляпах, в котелках, пожилых и молодых с зонтиками и с неизменными белыми повязками на рукаве. Встретив советского офицера или солдата, они посторонятся, низким поклоном поздороваются и простоят с минуту, пригнувшись, как бы ожидая удара.
О, эти шельмы, сутенеры и торговцы рабами, шакалы с видом благообразных бюргеров, коммивояжеры, сбывавшие муку из человеческих костей, - все они знают, что наши войска пришли к ним для расплаты. От каждого из нас они ждут удара. В доме, куда вы зашли, они предупреждают все ваши желания. На улице уступают вам дорогу.
Что происходит сейчас с обыкновенными, «мирными» цивильными немцами?
Пока война была за Вислой, на польской земле, они все еще верили, что «валы» Геббельса и «немецкий дух» Гиммлера остановят русских. Война была далеко. Надо только не думать о ней, и можно жить. «Пст!», «Молчи!» - цыкало со всех сторон.
Но война внезапно, в две недели скакнула от Вислы к Одеру. Наши танки в Фридеберге появились так неожиданно, что берлинская электростанция, не зная об этом, еще два дня продолжала подавать ток в город... занятый нашими войсками.
Война пришла на немецкую землю, пришла во всей своей великолепной ярости, и сейчас самый тупой немец в Бранденбургской провинции уже знает, видит и чувствует, что «капут» наступил.
Убежать успела только верхушка. Убежала на своих «Оппелях» и «Мерседесах», бросив квартиры, вещи, сейфы в банках, папки с делами и мемуарами. Но рядовым немцам не на чем было удирать. Все эти бесчисленные лавочники и аптекари, обер-офицерские жены, эвакуированные в «тихие» бранденбургские города из Берлина от ужасов бомбежки, коммивояжеры и гробовщики, мелкие чиновники и перезрелые «истинно-арийские» невесты, политики из пивной и дельцы из колбасных, - они не сумели удрать.
Они могли только спрятаться в подвалах, переждать. По их улицам прогрохотали наши танки, над их домами пронеслось бушующее пламя войны. Они сидели в подвалах и дрожали. Надеяться им было не на что.
Русские люди, оставшись на временно оккупированной немцами земле, твердо знали и верили, что Красная Армия вернется, освободит, выручит, и эта вера наливала новой силой их гордые, непокоренные души.
Но немцы в Бранденбургской провинции уже понимают, что их армия на выручку к ним не придет. Нет ее больше, былой немецкой военной мощи.
Капут. Капут. Эти «обыкновенные немцы» уже не думают о судьбах великой или малой Германии. Они думают сейчас только о себе - о своем имуществе и своей шкуре. Они знают, что ждет их расплата. И знают за что. Они спрашивают только: какая?
- Что вы будете с нами делать? - тревожно спрашивал нас немец, в квартире которого мы ночевали.
Мы усмехнулись:
- Мы будем поступать с вами так, как ваши солдаты поступали с нашим мирным населением.
Он побледнел, этот немец. В испуге замахал на нас руками:
- О, нет, нет! Вы не можете так поступать! Вы - советские люди, вам это воспрещается, я знаю... У вас совсем другие законы. Я читал...
Эти презренные твари знают, что мы - не они. Они апеллируют теперь к нашей советской совести. Они молят о пощаде. Они хотят, чтоб мы забыли душегубки, Бабий Яр, Майданек.
Мы не забудем. Но мы не будем убивать. Мы будем судить.
2.
В подвалах можно отсиживаться день, два, три. Вечно отсиживаться там нельзя. Пришло время выползти на улицу.
И они выползли... Их - много.
У нашей комендатуры - длинная очередь немцев. Они стоят, опираясь на палочки, в шляпах и поношенных пальто, - они притворяются бедняками. Они пришли спросить, что им можно делать. Можно ли торговать? Или надо итти на работу. Куда? Можно ли тушить пожары? Дозволено ли им будет ходить через мост на ту сторону Варты? До последних дней они знали все, что им нужно делать: ожидать посылок от своих фрицев, бить и мучить невольников, убивать евреев, верить в то, что Гитлер - великий полководец. Они были аккуратными винтиками в гитлеровском механизме.
Теперь он надломился, и все остановилось. Немцы собрались у дома нашей комендатуры.
Они прижимаются к стене дома, стараясь занять как можно меньше места. Если бы они могли втиснуться в каменные стены, они бы сделали это, не задумываясь. Только бы быть незаметным. Не обращать на себя внимания.
Можно ли верить их напускной покорности? Когда они думают, что на них не смотришь, - в их глазах вспыхивает злобный огонек. Это хищники, загнанные в клетку. Зубы вырваны, но злость осталась. Они еще будут вредить. Они сломаны, напуганы, но не обезврежены. Бдительность и еще раз бдительность!
Вот один из них стоит в стороне. С широким красным лицом и сжатыми губами чуть-чуть сгорбившись, стоял он весь день и спрашивал у всех:
- Оттуда выпускают?
Это владелец магазина пишущих машинок, за последние годы он был связан с фирмой «Вандерер», был в Голландии и Франции. Там у немецких интендантов скупал за бесценок трофеи - пишущие машинки всех систем. Он разбогател. Война давала ему барыши. В рейхсбанке у него был свой сейф. В его магазине - машинки Французские, голландские, польские, бельгийские... Он стал нацистом в тридцать девятом году. Он добивался монопольных прав на скупку награбленных машинок
Но теперь ему уже не до этого. Он ждет дверей комендатуры. Дважды он подходит к дверям и дважды возвращается. У него явно нехватает решительности. Он опять стоит на улице, опираясь своим грузным телом на суковатую палку с оленьим рогом вместо набалдашника. Потом он поправляет свою белую повязку на рукаве и быстро входит в дом комендатуры. Там он клянется, что нацистом он стал под угрозой насилия. Он будто бы ни в чем не виновен. Ведь он не убивал детей, не уничтожал русские города. Это не он, не он.
И молодой майор-артиллерист не выдерживает:
- Господи боже мой, и это «высшая раса»!
От дома комендатуры можно спуститься к реке, пройти по только что отстроенному мосту и попасть на завод тяжелых машин. Здесь выпускались под’емные краны, детали для кораблей и подводных лодок. Немцы не успели ни взорвать, ни вывезти этот завод. В кабинете директора мы прочитали запись на календаре «на память» :
«Утром позвонить Шлегеру».
«Узнать о судьбе Эрнста».
«В двенадцать часов позвонить в Берлин - когда дадут вагоны?».
«Почему нет ответа из Дрездена?».
«К вечеру закончить деталь №17/6». И сбоку меланхолическая запись:
«У Магды возможен приступ мигрени».
Все это - на следующий день. Директор завода все записывал: он боялся, что забудет.
На следующий день в городе Ландсберге уже были наши танки, и директор больше не нуждался ни в вагонах, ни в Дрездене, ни в детали №17/6.
На заводе - первоклассные станки и запас металлов. Все это немцы бросили, пытаясь спастись от надвигающейся на них грозы. И на всем пути до Одера мы попадали на такие заводы, которые были оплотом военной промышленности Германии. Дело не только в трофеях. Наши войска врываются в индустриальные города, которые были оплотом немецко-фашистского государства.
3.
Немцы пошли завоевывать весь мир, создав сильнейшую военную машину. Все достижения технической цивилизации они повернули против человечества. Они ввели в армии автоматизм. Автомат заменил винтовку, автоматом стал и немец-солдат. Автомат бил, душил, сжигал. Гигантская машина все пожирала. В армии были опытнейшие генералы школы Мольтке и Гинденбурга, Людендорфа и Шлиффена. Был призван на вооружение весь арсенал вековых военных традиций Германии. Гитлер клялся: нет сил, которые могли бы остановить немцев, «третья империя» - на тысячу лет...
В тяжелые дни осени и зимы сорок первого года гитлеровская военная машина получила под Москвой первый удар. С тех пор дни и ночи, три долгих и тяжелых года, в холод и стужу, в зной и дождь, не отдыхая и не высыпаясь, наша армия била и уничтожала военные силы Германии.
Теперь мы приблизились к фундаменту этой дьявольской машины и по кускам захватываем его. Наша армия уже бьет тяжелым и огненным молотом не только по военной, но и по государственной машине гитлеровской Германии.
Сюда, в Силезию и Бранденбургскую провинцию, немцы перевезли свои военные заводы. Они спасали их от английских и американских бомбардировок. Они даже загнали авиационный завод «Фокке-Вульф» под землю, в широкие и длинные тоннели. Немцам казалось, что теперь их индустрия как у чорта за пазухой.
И вот все это в наших руках - мы залезли к «чорту за пазуху».
В городе Ландсберге мы были в полицейском управлении Бранденбургской провинции. Этот дом тоже своеобразный фундамент государственной машины Германии. В этом мы убедились, когда попали на третий этаж. Здесь как будто самые безобидные комнаты - мы насчитали их до тридцати.
И все они спрятаны за массивной железной дверью. Над дверью надпись - «Вход воспрещен». Это тайное тайных полицейского управления. Здесь хранится картотека. Длинные ящики вдоль стен в три этажа заполнены карточками. Верхние поддерживаются на подвесках и напоминают качели. Все механизировано. В карточках отмечен весь жизненный путь немцев, да и всех жителей Бранденбургской провинции. За каждым человеком следили. От рождения до смерти. Здесь, на третьем этаже, знали, кто и куда поехал, кто и у кого был в гостях, кто и что сказал. Отмечались даже посещение театров и цирка, покупка пальто или вечеринка на дому.
В отдельной комнате - неблагонадежные, в отдельной - полезные, в отдельной - находящиеся под особым наблюдением. В комнате под черным крестом - умершие.
В этих карточках - весь гитлеровский режим, его фундамент и внутренний стержень. Это своеобразная цитадель, полицейская крепость, за толстыми и тайными стенами которой собирался целый мир, своеобразный немецкий мир. Вряд ли немцы могли полагать, что в эти тайники попадут советские офицеры. Но полиция тоже не хочет умирать, и она предпочла бежать. Все брошено. Даже дверь не заперта.
И мы бродим по этим комнатам с неизменной надписью на каждом шагу - «Пст!», «Молчи!», - прочитываем карточку за карточкой.
В рейхсбанке в сейфах обнаружены кипы завещаний, коллекций марок, золотые вещи.
Мы читаем завещания.
Отто Шуленбург просит отдать после его смерти дом и магазин сукон и весь его капитал сыну Генриху, если он вернется с фронта. Да, именно, если он вернется! Старик-суконщик в этом не уверен, и на всякий случай он выдвигает вторую кандидатуру. Наследника в резерве. Это его младший брат Карл. Он живет в Магдебурге. На аллее Людендорфа. «Да пусть процветает род Шуленбургов!» - восклицает старик.
Но, очевидно, и Генриху, если он уже не лежит в русской или польской земле, и Карлу из Магдебурга придется обойтись без капиталов Отто Шуленбурга.
В другом сейфе - завещание вдовы барона фон Экериха. Она просит на все капиталы и сбережения поставить памятник на ее могиле. И если что-нибудь останется, передать сестре. Барон когда-то торговал скотом. Он поставлял армии мясо в четырнадцатом году. На этом он разбогател. Его старушка тащит все его капиталы в могилу.
И хочется поскорее уйти отсюда, на улицу, где наши девушки, только что освобожденные из лагерей, поют такие хорошие русские песни. Наши воины останавливаются, и им приятно слушать эти песни матери-Родины здесь, в немецком городе Ландсберге, на подступах к Берлину.
Тот немец, который разбогател во время войны, потому что он торговал крадеными пишущими машинками; и тот суконщик, который скупал шерстяные костюмы, снятые с расстрелянных и сожженных немцами на Киевщине, в Белоруссии, на Майданеке; к те тайные комнаты, которые хранят всю систему полицейского надзора за каждым немцем; и рейхсбанк, оставленный нетронутым; и, наконец, заводы и фабрики в Лодзи, Жирардуве, Познани, Ландсберге, - всё это частицы государственной машины гитлеровской Германии.
Теперь и по ним пришелся удар наших войск.
4.
Перед вечером мы снова были в комендатуре. У входа на этот раз выстроилась длинная очередь нацистов. Комендант города Ландсберга об’явил, что все члены национал-социалистской партии должны притти сюда и зарегистрироваться. И они пришли с белыми повязками на рукавах, всё с той же показной покорностью. Очередь тянется на всю улицу и поворачивает за угол к гостинице «Под короной».
Кто они, эти немцы?
Тот - в черном потрепанном пальто, помятой шляпе и с обрюзгшим лицом - хозяин спиртоводочного завода герр Шульц. Он захватил завод в тридцать девятом году, до этого его владельцем был поляк. Он ездил и на Украину, он богател, двигался вверх. Для него гитлеровская партия была лавочкой для наживы - он мог попасть на спиртоводочные заводы России. Он поставлял спирт и химическим заводам, и армии.
Он не ограничился белой повязкой на рукаве - он приколол к петлице бант из марли. Он сообщает, что в баках на заводе еще есть две тысячи тонн спирта - кому их передать? Он хотел бы откупиться. Если бы только можно было откупиться! Но лейтенант не обращает на него внимания.
«Следующий».
Входит молодой немец в котелке и резиновых перчатках. Пальто надето на белый халат. Это врач или, вернее, уже профессор, как он себя называет. Это он, став нацистом, занял директорский кабинет в лаборатории по переливанию крови. «Он только хотел жить». Да, больше ничего - только жить. Но в его лаборатории русские и поляк и выполняли обязанности кроликов или собак, - все опыты доктор-нацист проводил над людьми. Это проще и вернее. «Да, это так, но ведь никто не умер из русских». Он бросает на пол свой фашистский значок и говорит, что его нацизм - это. случайность, а вообще-то он бывший социал-демократ. Теперь все они вспоминают свое «демократическое прошлое»!
Входят лавочники, вступившие в гитлеровскую партию еще в 1933 году, владельцы домов, судьи и надзиратели. Толстые и тощие, с трясущимися жирными руками, с кадыками, делающими их похожими на индюков, душители в мягких шляпах, белых накрахмаленных воротничках и в позолоченных очках, люди, пировавшие вместе с Гитлером, на его кровавых торжествах, а теперь лицемерно открещивающиеся от него, пресмыкающиеся, умоляющие о пощаде.
5.
В немецком селе, по дороге к Одеру, нас остановила толпа немцев-крестьян. Умоляюще подняв руки к нам, они просили... убить какого-то немца.
Мы удивились. Вышли из машины. Может быть, мы ослышались, не поняли?
Нет, немцы, действительно, просили нас убить немца, который по ночам бегает по селу, кричит «Хайль Гитлер!» и поджигает дома.
- Вот он! Вот он! - кричали и плакали женщины. Невдалеке стоял этот немец - грязный, седой, всклокоченный, в рваной соломенной шляпе. При виде нас он вытянулся, как только немцы умеют вытягиваться, - мгновенно деревянея и превращаясь в автомат. Потом он зачем-то начал быстро раздеваться. При этом он бормотал что-то бессвязное. Ничего нельзя было разобрать.
- Он сумасшедший? - спросили мы.
- Да, да! - ответили немцы. - Но он опасный сумасшедший, он сожжет все село, и мы будем отвечать за него. Убейте его, пожалуйста!
Мы засмеялись. Вот теперь они сами просят уничтожить их «опасных сумасшедших»! Почему же раньше не связали они, не убили, не устранили самого главного, самого опасного маньяка - Гитлера, мечтавшего весь мир превратить в руины?
Теперь «цивильные немцы» открещиваются от него. Они не хотят отвечать за содеянное. - Это не мы! Не мы! - кричат они. - Это он!
Ну, что ж! Каждому - свое. Кровавый маньяк Гитлер получит свою веревку, Геббельс - свою, Гиммлер - свою.
Но на справедливом суде народов будут держать ответ и те, кто привел банду Гитлера к власти, и те, кто был его опорой и оплотом, - все эти «мирные», обыкновенные, цивильные немцы, рабовладельцы, паразиты, торгаши кровью...
You can watch this video on www.livejournal.com
Суд идет.
Наши танки - на Берлинском направлении. // Б.Горбатов, О.Курганов. Германия, Бранденбургская провинция.
*****************************************************************************************************************
«На Берлинском направлении»
Войска 1-го Белорусского Фронта, после месячной осады и упорных боёв, завершили разгром окружённой группировки противника и сегодня, 23 февраля, полностью овладели городом и крепостью Познань - стратегически важным узлом обороны немцев на Берлинском направлении. Приказ Верховного Главнокомандующего.
Круша клыки во вражьей пасти.
Под Сталинградом и под Минском
Мечтали наши чудо-части
О «направлении Берлинском».
Что рисовалось в отдаленьи.
Теперь сбывается реально:
Нам о «Берлинском направленьи»
Возвещено официально!
В предсмертных судорогах змеи
Шипят в гнезде своём змеином.
Дрожат фашистские злодеи
Пред русским фронтом-исполином.
Творцы побед, сыны отваги.
Слились в стремлении едином:
- Вперёд! Вперёд! Пусть наши флаги
Взовьются гордо над Берлином!
Демьян БЕДНЫЙ.
______________________________________
И.Груздев: Ленинград и Берлин || «Правда» №46, 23 февраля 1945 года
Б.Горбатов, О.Курганов: Путь к Берлину || «Правда» №44, 21 февраля 1945 года
Б.Горбатов, О.Курганов: В Германии || «Правда» №46, 23 февраля 1945 года
Е.Кригер: Твой час наступает, Германия! || «Известия» №26, 1 февраля 1945 года
В.Минаев: Последняя ставка обреченного врага || «Правда» №49, 26 февраля 1945 года
Газета «Правда» №49 (9820), 26 февраля 1945 года