Лагерь на Майданеке
Б.Горбатов || « Правда» №192, 11 августа 1944 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: От Советского Информбюро. Оперативная сводка за 10 августа (1 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР (1 стр.). Указ Президиума Верховного Совета СССР о предоставлении амнистии польским гражданам, осужденным за совершение преступлений на территории СССР (1 стр.). Уборка урожая и сдача хлеба государству (1 стр.). Перед пуском коксовой батареи в Мариуполе (1 стр.). Борис Горбатов. - Лагерь на Майданеке (2 стр.). Я.Макаренко. - Огонь сердца (3 стр.). А.Купершток. - Над вражеским аэродромом (3 стр.). Заявление двух немецких генералов (3 стр.). К предстоящим переговорам в Вашингтоне между представителями СССР, США и Великобритании о создании международной организации безопасности (3 стр.). Ставка генерала Эйзенхауэра переведена из Англии во Францию (4 стр.). Совместное заявление Черчилля и Рузвельта о ходе подводной войны (4 стр.). Американские войска вступили в Сен-Мало и Нант (4 стр.). Выступление генерала Дина на пресс-конференции (4 стр.). Американская газета одобряет политику Польского Комитета Национального Освобождения (4 стр.). Обращение Всеславянского комитета в Лондоне к болгарам (4 стр.). Декларация югославского правительства Шубашича (4 стр.). Привлечение к ответственности 309 бывших членов итальянского сената (4 стр.). Освобождение Павлова и Корнилова (4 стр.)
# Все статьи за 11 августа 1944 года.
1.
Когда с Майданека налетал ветер, жители Люблина запирали окна. Ветер приносил в город трупный запах. Нельзя было дышать. Нельзя было есть. Нельзя было жить.
Ветер с Майданека приносил в город ужас. Из высокой трубы крематория в лагере круглые сутки валил черный, смрадный дым. Дым относило ветром в город. Над люблянцами нависал тяжкий смрад мертвечины. К этому нельзя было привыкнуть.
«Печами дьявола» звали поляки печи крематория на Майданеке и «фабрикой смерти» - лагерь.
Немцы не стеснялись в своём генерал-губернаторстве - в Польше. Они даже желали, чтоб поляк повседневно дышал запахом смерти, - ужас усмиряет строптивые души. Весь Люблин знал о фабрике смерти. Весь город знал, что в Крембецком лесу расстреливают русских военнопленных и заключенных поляков из Люблинского замка. Все видели транспорты обречённых, прибывающих из всех стран Европы сюда, в лагерь. Все знали, какая судьба ждёт их: газовая камера и печь.
Ветер с Майданека стучал в окна: поляк, помни о печах дьявола, помни о смерти! Помни, что у тебя нет жизни, - есть существование, временное, непрочное, жалкое. Помни, что ты только сырьё для печей дьявола. Помни и трепещи!
Трупный запах стоял над Люблином. Трупный запах висел над Польшей. Трупный запах подымался над всей замордованной гитлеровцами Европой.
Трупным запахом хотели немцы удушить людей и управлять миром.
2.
«Дахау №2» - так сначала называли немцы концентрационный лагерь войск СС под Люблином. Потом они отбросили это название. И по своим размерам, и по размаху «производства смерти» лагерь на Майданеке давно превзошёл страшный лагерь в Дахау.
Мы нашли здесь пленников Дахау, Бухенвальда, Осьвенциме.
- Здесь страшнее! - говорят они - О, здесь!..
На двадцать пять квадратных километров раскинулась эта фабрика смерти со своими аггрегатами: полями заключения, межпольями, газовыми камерами, крематориями, рвами, где расстреливали, виселицами, где вешали, и публичным домом для обслуживания немецкой охраны лагеря.
Лагерь расположен в двух километрах от Люблина, прямо у шоссе Люблин-Хелм. Его сторожевые вышки видны издалека. Его бараки - все одинаковые - выстроены в ряды с линейной точностью. На каждом - чёткая надпись и номер. Все вместе они образуют «поле». Всего в лагере шесть полей, и каждое - особый мир, ограждённый проволокой от другого мира. В центре каждого поля - аккуратная виселица для публичной казни. Все дорожки в лагере замощены. Трава подстрижена. Подле домов немецкой администрации - цветочные клумбы и кресла из необструганной берёзы для отдыха на лоне природы.
В лагерь есть мастерские, склады, - немцы называли их магазинами, - водопровод, свет. Есть магазин, где хранился в банках «циклон» для газовых камер. На банках жёлтые наклейки: «специально для восточных областей» и «вскрывать только обученным лицам». Есть мастерская, где делают вешалки. На них - значок СС. Эти вешалки выдавались заключённым перед «газованием». Обречённый сам должен был повесить своё платье на свою вешалку.
На полях лагеря буйно цветёт капуста. Пышная, грудастая. На неё немыслимо смотреть. Её нельзя есть. Она взращена на крови и пепле. Пепел сожжённых в крематориях трупов разбрасывался немцами по своим полям. Пеплом человеческим удобрялись огороды.
Весь лагерь производит впечатление фабрики или большого пригородного хозяйства. Даже печи крематория кажутся, - если не слышать трупного запаха, - маленькими электропечами для варки стали. Немецкая фирма, изготовившая эти печи, предполагала в дальнейшем усовершенствовать их: пристроить змеевик к печам для того, чтобы всегда иметь бесплатную горячую воду.
Да, эта фабрика, - немыслимая, но реальная, - фабрика смерти. Комбинат смерти. Здесь всё - от карантина до крематория - рассчитано на уничтожение людей. Рассчитано с циркулем и линейкой, начертано на кальке, проконсультировано с немецкими врачами и инженерами, словно речь шла о бойне для скота.
You can watch this video on www.livejournal.com
Немцам не удалось при отступлении уничтожить лагерь. Они успели только сжечь здание крематория, но печи сохранились. Уцелел стол, на котором палачи раздевали и рубили жертвы. Сохранились полуобгоревшие скелеты в «складе трупов». До сих пор стоит над крематорием страшный запах мертвечины.
Сохранился весь лагерь. Газовые камеры. Бараки. Склады. Виселицы. Ряды колючей проволоки с сигнализацией и дорожками для собак. Остались в лагере и собаки - немецкие овчарки. Они исподлобья глядят из своих будок и, может быть, скучают без дела. Им не надо теперь никого рвать и хватать.
Спасены уцелевшие в лагере заключённые. Есть свидетели, их много. Схвачены палачи.
Мы говорили и с теми, и с другими, и с третьими.
- Я это пережил! - говорит спасённый, и сам удивляется тому, как он сумел всё это пережить.
- Я это видел! - говорит свидетель и сам удивляется: как же он не сошёл с ума, видев то, что он видел?
- Мы это делали, - тупо признаются палачи.
Каждое слово из того, что будет рассказано дальше, можно подтвердить документами, показаниями свидетелей, признаниями самих немцев.
Уже можно приподнять завесу над Майданеком и поведать всему миру страшную повесть о Люблинском лагере - «лагере для уничтожения».
3.
Лагерь для уничтожения. Фернихтунгслагерь.
Международный лагерь смерти.
На воротах его можно было бы высечь надпись: «Входящий сюда, оставь все надежды. Отсюда не выходят».
Из всех стран оккупированной Европы приходили сюда транспорты обречённых на смерть. Из оккупированных районов России и Польши, из Франции. Бельгии и Голландии, из Греции, Югославии и Чехословакии, из Австрии и Италии, из концентрационных лагерей Германии, из гетто Варшавы и Люблина прибывали сюда партии заключённых. Для уничтожения.
То, что немцам неудобно было делать на западе или даже в самой Германии, можно было свершать здесь, в далёком восточном углу Польши. Сюда пригоняли на смерть всех, кто выжил, выстоял, вынес каторжные режимы Дахау и Флоссенбурга. Все, что ещё жило, дышало, ползало, но уже не могло работать. Всё, что боролось и сопротивлялось захватчикам. Все, кого немцы осудили на смерть. Люди всех национальностей, возрастов, мужчины, женщины и дети. Поляки, русские, евреи, украинцы, белоруссы, литовцы, латыши, итальянцы, французы, албанцы, хорваты, сербы, чехи, норвежцы, немцы, греки, голландцы, бельгийцы. Женщины из Греции, остриженные наголо, с номерами, вытатуированными на руке. Слепые мученики подземного лагеря-завода «Дора», где производились «ФАУ-1» - самолеты-снаряды. Политические заключённые немецких лагерей с красными треугольниками на спине, уголовники с зелёными, «саботажники» с чёрными, сектанты с фиолетовыми, евреи с жёлтыми. Дети от грудных до подростков. Те, кому не было ещё восьми лет, находились при родителях. Восьмилетние же «преступники» заключались в общие бараки. Совершеннолетие в немецких лагерях смерти наступает очень рано.
Сколько сотен тысяч было уничтожено в этом международном лагере смерти? Трудно сказать. Пепел сожжённых развеян по полям.
Но сохранился страшный памятник.
На задворках поля за крематорием есть огромный склад. Он весь доверху заполнен обувью, раздавленной, смятой, спрессованной в кучи. Тут сотни тысяч башмаков, сапог, туфель...
Это - обувь замученных.
Крохотные детские ботиночки с красными и зелёными помпонами. Модные дамские туфли. Грубые простые сапоги. Старушечьи тёплые боты. Обувь людей всех возрастов, состояний, сословий, стран. Изящные туфли парижанки рядом с чоботами украинского крестьянина. Смерть уравняла всех. Вот так же, в общий ров - тело к телу - ложились умирать владельцы этой обуви.
Страшно смотреть на эту груду мёртвой обуви. Всё это носили люди. Они ходили по земле. Мяли траву. Они знали: высокое небо над их головою. Эти люди дышали, трудились, любили, мечтали... Они были рождены для счастья, как птица для полёта.
Откуда свалилась на них коричневая беда? За что скосила их смерть? Вот их нет теперь... Их пепел развеян... Только мёртвая обувь, раздавленная, растоптанная, кричит, как умеют кричать только мёртвые вещи...
Зачем немцы сохранили этот страшный памятник? Зачем собирали они и хранили обувь в складе?
В дальнем углу барака мы находим ответ. Здесь лежат груды подмёток, каблуков, стелек. Всё по-немецки тщательно рассортировано. Каждая партия - отдельно.
Всё это шло - немцам. Как пепел на поля, как тепло из крематория в змеевик. Кровь на подмётках не пахнет!
Нет, только немцы способны на такое!
4.
Заместителем начальника лагеря был эсэсовец Туман. Свидетели рассказывают о нём, что он никогда не расставался с огромной овчаркой.
Немцы любят собак.
Они любят играть с ними, кормить их и ссориться с ними. С собаками у них быстрее находится общий язык. Шеф крематория Мунфельд имел комнатную собачонку. Начальник поля русских военнопленных играл с большим догом.
Эсэсовец Туман не пропускал ни одного расстрела, ни одной казни. Он любил лично присутствовать на них. Если автомобиль был доверху набит жертвами, он вскакивал на подножку и ехал на казнь.
Шеф крематория Мунфельд даже жил в крематории Трупный запах, от которого задыхался весь Люблин, не смущал его. Он говорил, что от жареных трупов хорошо пахнет.
Он любил шутить с заключёнными.
Встречаясь с ними в лагере, он ласково спрашивал:
- Ну как, приятель? Скоро ко мне, в печечку? - и, хлопая побледневшую жертву по плечу, обещал: - Ничего, для тебя я хорошо истоплю печечку...
И шёл дальше, сопровождаемый своей собачонкой.
- Я видел, - рассказывает свидетель Станислав Гальян, житель соседнего села, мобилизованный со своей подводой на работу в лагере. - Я сам видел, как обер-шарфюрер Мунфельд взял четырёхлетнего ребёнка, положил его на землю, встал ногой на ножку ребёнка, а другую ножку взял руками и разорвал, - да, разорвал бедняжку пополам. Я видел это собственными глазами. И как все внутренности ребенка вывалились наружу...
Разорвав малыша, Мунфельд бросил его в печь. Потом стал ласкать свою собачонку.
Впрочем, уезжая из лагеря на новое и более высокое место, Мунфельд не взял с собой собачки. Он нежно простился с ней и бросил ее... в печь. Он и здесь остался верен своей природе.
Эсэсовец Тео Шоллин, захваченный нами, занимал в лагере скромное место: он был фюрером кладовой. Он принимал одежду новоприбывших заключённых. Он обыскивал голых людей. Заставлял их раскрывать рты. У него были специальные никелированные щипцы, - он вырывал ими золотые зубы.
До войны Шоллин был мясником на бойне. Его призвали в армию, потом отпустили: мясники нужны были в Германии на бойнях. В 42-м году его все-таки снова призвали и направили сюда, в лагерь. Теперь мясники были нужны здесь.
Шоллин стоит сейчас перед нами и плачет. Он пойман. Слёзы эсэсовца - какие это отвратительные слёзы!
Прежде Шоллин не плакал. Немцы в лагере на Майданеке любили смеяться и шутить.
Вот одна из их «добрых» немецких шуток:
Эсэсовец подходил к заключённому - любому - и говорил:
- Сейчас я тебя расстреляю!
Заключённый бледнел, но послушно становился под выстрел. Эсэсовец тщательно и долго прицеливался. Наводил пистолет то на лоб, то на сердце, словно выбирал: как лучше убить. Потом отрывисто кричал:
- Пли!
Заключённый вздрагивал и закрывал глаза.
Раздавался выстрел. На голову жертвы, обрушивалось что-то тяжёлое. Он терял сознание и падал. Когда он через несколько минут приходил в себя, он видел склонённые над ним лица немцев: того, который «расстреливал» его, и того, который незаметно ударил его сзади палкой по голове.
Эсэсовцы хохотали до слёз.
- Ты умер! - кричали они своей жертве. - Ты умер, и ты теперь на другом свете. Что? Видишь? И на том свeтe есть мы. Есть немцы. Есть CС!
5.
Да, они были уверены, эти гитлеровские молодчики, что весь мир земной и весь мир небесный принадлежит им.
Для этого нужно только истребить пол-Европы. Сжечь в крематории.
Они строили лагерь на Майданеке с гигантским размахом, три года. Это была только первая очередь стройки.
Лагерь строили заключённые. Они осушали болото, копали котлованы, рыли канавы.
Они знали, что строят тюрьму для себя. Бараки, чтоб им в них гнить. Проволочные заграждения, чтоб им не убежать. Виселицы, чтоб их там вешали. Крематорий, чтоб их там сжигали. Проклятая немецкая система! Приговорённые к смерти сами копают себе могилу.
Лагерь вырос на костях и крови заключённых. Умирали и на работе, и в лагере. Замерзали зимой. Валились от истощения.
Каждый вечер на поверке всех выстраивали и осматривали. Тому, кто с трудом держался на ногах, приказывали: лечь наземь. Несчастные ложились. Они знали: это смерть. Встать они уже не могли.
Так лежали они всю ночь в поле. Утром их - и мёртвых, и ещё живых - уволакивали прочь. Зацепив крючками, тащили к крематорию или жгли на кострах, - индийским способом: ряд брёвен -- ряд трупов, и снова ряд брёвен - ряд трупов.
Волочить трупы товарищей немцы приказывали заключённым. Кто не подчинялся, сам тотчас же становился трупом..Здесь были короткие расправы, в этом лагере уничтожения. Человеческая жизнь здесь стоила дешевле пистолетного патрона. Убивали железными палками.
Заключённые же посылались и на работу в крематорий. Туда выбирали самых отупевших и уже сломанных людей. Их щедро поили водкой, хорошо кормили. Пьяные, одуревшие от смертного смрада, они, ничего не сознавая, копошились у печей дьявола. Они знали, что через месяц сами пойдут в печь. «Неудобные свидетели» - так немцы официально называли их.
Ну, что ж! Печь так печь. Они знали, что всё равно печь сожрёт их поздно или рано. Из этого лагеря нет выхода. Пусть это будет раньше. И они работали у проклятых печей, заливая душу водкой.
Через месяц их всех отправляли в газовую камеру и затем - в печь...
Ненасытные печи пожирали всё. Они дымились круглые сутки. Пять печей сжигали в день тысячу четыреста трупов.
Немцы думали о строительстве второй очереди лагеря. Им мерещился гигантский комбинат смерти. Если б дать им волю, они всю Польшу превратили бы в крематорий...
Красная Армия стремительным наступлением положила конец адской работе печей дьявола.
Пришло время расчёта и ответа… // Борис Горбатов. г. Люблин.
★
# Продолжение следует.
______________________________________________
И.Эренбург: Помнить!* || «Правда» №302, 17 декабря 1944 года
Е.Кригер: Немецкая фабрика смерти под Люблином* ("Известия", СССР)
К.Симонов: Лагерь уничтожения || «Красная звезда» №189, 10 августа 1944 года
Помни Майданек, воин Красной Армии! || «Красная звезда» №221, 16 сентября 1944 года
Мщение и смерть гитлеровским мерзавцам!* || «Красная звезда» №302, 23 декабря 1944 года
О чем говорит Люблинский лагерь уничтожения* || «Красная звезда» №191, 12 августа 1944 года
Газета «Правда» №192 (9649), 11 августа 1944 года