Послевоенное преобразование Европы и советская концепция демократии
« The Times» (Великобритания).
# Все статьи за 12 апреля 1945 года.
Во многих советских библиотеках и клубах вы наверняка увидите солидный том. На обложке оттиснуто одно-единственное слово: «Они». Они - это немцы. В книге множество иллюстраций - страшных иллюстраций, ведь речь идет о пытках и мучениях, которым подвергали немцы советских граждан: мужчин, женщин, детей. Столь же ужасные факты мы читаем в сообщениях прессы о немецких лагерях смерти на территории СССР и Польши: то, что там творилось, не описать словами, это - проявления абсолютного зла. Добавим к этому полностью разрушенные и опустошенные западные области России и гигантские потери на фронте. Каждый русский понимает: бедствие, постигшее Европу - не просто война, а нечто большее. Кого же в этом винить?
В партийном журнале «Большевик» дается такой ответ: «За преступления, совершенные немецкой армией в Советском Союзе и других оккупированных странах, несет ответственность все население Германии. Оно жирело на крови народов Европы. Миллионы немцев рассчитывали нажиться на войне, и в свете этого их нельзя просто разделить на тех, кто убивал людей и кто не убивал, и освободить последних от всякой ответственности».
Ни одно из положений Ялтинских соглашений не приветствуется в России так горячо, как раздел, посвященный будущему Германии. Здесь без обиняков говорят: прежде чем германскому народу будет даровано право вернуться в европейскую семью, он должен пройти через долгие годы лишений и выплатить репарации. Яростнее всего советская пресса нападает на тех людей в союзных и нейтральных странах, кто придерживается так называемой «сочувственной» точки зрения, «рядится в тогу врачевателей» и «прикрывает свои прогерманские настроения разговорами о благе Европы». Советская печать приводит цитаты из выступлений второстепенных зарубежных деятелей, что, увы, порождает у читателей вопросы - готовы ли Британия и Америка решительно проводить в жизнь достигнутые договоренности? Столь же прискорбно и другое: этим сомнениям немало способствует тот факт, что в советской прессе усилиям Британии и США в борьбе с общим врагом не уделяется большого внимания.
Твердая политика
Именно решимостью лишить средств для развязывания новой агрессии Германию, а также «помощников» и сочувствующих в других странах в основном объясняется характер внешнеполитического курса СССР в Европе. Это твердый курс, ведь все его элементы тверды, как гранит, и его проводит со всей энергией страна, не знающая полумер ни в мыслях, ни в действиях. В основе этой политики лежит убежденность в том, что Красная Армия сыграла решающую роль в победе над врагом, сильное, как никогда, чувство гордости за свою могучую страну и постулат о том, что советский строй - образец для всего человечества. Не стоит забывать и о глубоком недоверии к имущим классам, особенно в странах Восточной и Центральной Европы, отчасти вызванном опытом военных лет, а отчасти - идеологическим постулатом, согласно которому действия человека в политической сфере определяются его экономическим положением. Проще говоря, частный собственник, скорее всего, будет сопротивляться победе социализма и не может быть последовательным сторонником хороших отношений с Советским Союзом. Наконец, если говорить о более отдаленной перспективе, в советской политике присутствует однозначное стремление поддерживать союз с Британией и Америкой, несмотря на идеологические расхождения - поскольку война продемонстрировала общность их государственных интересов и такой союз необходим для обеспечения мира. Похоже, слово «союз» здесь считается более доступным для понимания, чем не столь точный термин «сотрудничество».
В течение многих месяцев во всех заявлениях Москвы о советской политике в Европе в первую очередь подчеркивалась необходимость обеспечить безопасность СССР. Однако сегодня, в преддверии победы, в повестке дня, естественно, появились задачи более широкого порядка - в частности, необходимость выработки общего послевоенного устройства в Европе и искоренения «фашистских элементов» во всех странах Континента. В связи с этим сейчас особенно необходимо удостовериться, что, обсуждая имеющиеся проблемы, СССР и западные союзники не только произносят одни и те же слова, но и вкладывают в них один и тот же смысл.
На свете нет ни одной другой страны, столь приверженной секретности, обосновываемой соображениями национальной безопасности - не только в военных, но и в политических вопросах. Режим безопасности распространяется как на личные точки зрения отдельных чиновников, так и на важные политические решения. Советское правительство отличается от всех других тем, что представляет миру те иные политические шаги только тогда, когда они уже разработаны до последней детали - причем делает это зачастую неожиданно и всегда с непреклонной решимостью. На «репетиции» вход категорически запрещен - вам приходится дожидаться, пока поднимется занавес. К старой российской традиции секретности добавились партийная дисциплина и надзор органов госбезопасности. Таким образом, сотрудничество с союзниками по политическим вопросам в принципе возможно, но это - сотрудничество «с разбором». Кто-то назвал это «совместной работой из отдельных комнат»: порой партнеры встречаются на высшем уровне, чтобы «сверить часы», а порой связь между комнатами прерывается. Несмотря на горячее и искреннее дружелюбие простых русских, их страстное желание обменяться идеями, со стороны чиновников любого уровня не наблюдается особого стремления к тесному сотрудничеству, работе «плечом к плечу», которое сложилось у нас с американцами. Опыт показывает, что подобная форма взаимодействия часто приводит к затруднениям и недоразумениям, но так уж работают русские - и несмотря на это, следует еще раз подчеркнуть: они решительно стремятся к сотрудничеству с нами по важным политическим вопросам и направлениям.
Но что, применительно к Восточной Европе, должна означать формулировка «правительство, дружественное по отношению к СССР»? По мнению Москвы, критерием здесь служит не только общий политический курс, но и способность доказать дружбу делом - отстранением от власти всех партий и экономических групп, игравших сомнительную роль в годы войны, конфискацией собственности влиятельных крупных помещиков и раздачей этой земли крестьянам, и в целом созданием экономический и политической базы, обеспечивающей устойчивость дружественного курса.
Левый поворот
Примерно так же следует ответить и на вопрос о том, что, по мнению Москвы, означает демократическое преобразование Европы? Если правительства западных стран делают акцент на политических свободах для всех граждан (кроме уличенных в коллаборационизме) и необходимости упорядоченной, постепенной демократизации за счет выборного процесса, то советские публицисты говорят в основном об экономическом неравенстве, о действиях ряда представителей имущих классов в годы войны, и необходимости принятия рабочими и крестьянскими партиями программ безотлагательных шагов. Демократия в их понимании - это демократия левого толка.
В странах, граничащих с СССР, советское правительство, естественно, превращает эту точку зрения в руководство к действию: там создается система, которую можно назвать «санитарным кордоном наоборот». Так, когда у Москвы возникло ощущение, что румынские власти намереваются оставить «у руля» прежние партии, медлят с наказанием коллаборационистов и оттягивают земельную реформу, правительство Радеску тут же получило нагоняй. Если оставить за скобками газетные статьи, никто особенно не скрывал, что эти изменения не соответствуют конституции страны: однако - как утверждают русские - в них есть суровая справедливость, они позволяют «сократить путь» и уберегают Румынию от будущих потрясений.
Сколько же раз я обсуждал все это в Москве - в долгих беседах, затягивавшихся до ночи, а затем, волей-неволей, продолжавшихся и до пяти утра, пока не кончится комендантский час, - в это время улицы Москвы патрулирует милиция, останавливая всех прохожих! Члены ВКП (б) настаивают: у них нет намерения распространить советский строй на Восточную Европу. О чем же тогда идет речь? Самый живой интерес у них вызывают планы реформы соцобеспечения в Британии и идея партнерства государства и частного сектора. Возможно, признают они (с ноткой сомнения, чуть неохотно), Англия не утратила своей прежней способности добиваться нужного результата за счет реформ и эволюции. В других же странах Европы, поясняют мои собеседники, большинство прежних банковских и промышленных групп - зачастую заключавших союз с «фашистскими элементами», о которых часто говорится в советской прессе - дискредитировало себя своими действиями в годы войны. Они считают, что в ответ на реакционную политику этих «фашистских элементов» большинство европейских стран с неизбежностью движутся к усилению контроля государства над основными отраслями промышленности. Разве не в интересах Британии и СССР помочь утверждению этой «демократии нового типа»? Этот режим будет представлять собой нечто среднее между советским строем и капиталистической индивидуалистской системой: развитое социальное обеспечение, контроль государства над главными отраслями промышленности, земельная реформа и правительство, в котором не будет правых партий - основанное на левоцентристских силах, включая коммунистов.
Что впереди
Советские руководители отлично знают, чего хотят, и твердо придерживаются позиций и решений, основанных на новообретенной мощи их страны. Они редко информируют соотечественников о собственных затруднениях, с неохотой идут на компромисс и намеренно аргументируют свои действия реально завоеванным доверием народа. Беседы, состоявшиеся у меня с представителями руководства и многими другими советскими людьми, говорят о том, что впереди нас ждет непростой путь, однако они выявили и заинтересованность русских в достижении совместно с нами двух основных целей.
Во первых, необходимость сохранения альянса трех держав для обеспечения потребностей в сфере безопасности и исключения новой германской агрессии представляется Советам столь же бесспорной, как и нам. Во-вторых, в решении общих проблем послевоенного восстановления и обеспечения мира в Европе обе наши страны могут сыграть важнейшую роль. При этом влияние Британии на континенте по-прежнему во многом основывается на нашем влиянии за его пределами - в рамках Атлантического сообщества, наших отношений с доминионами и усилий по дальнейшему развитию наших колоний как в экономическом, так и в политическом отношении. Оно зависит также от того примера, который мы подаем нашим образом жизни и нашими общественными процессами - за ними многие страны Европы сегодня наблюдают внимательнее, чем когда-либо. // Перевод: Максим Коробочкин ©
Примечание редакции: Это последняя статья из цикла «Россия и Европа». Автор - наш дипломатический корреспондент, недавно побывавший в СССР
________________________________________________________________________
Россия: страну придется восстанавливать почти с нуля ("The Times", Великобритания)
Укрепление советской системы ("The Times", Великобритания)
Что нас ждет после войны? ("The New York Times", США)
Последний акт ("The New York Times", США)
Шаг за шагом ("The Times", Великобритания)
Время триумфа ("The Times", Великобритания)
Русские взяли Берлин ("The New York Times", США)
Перед окончательной развязкой ("Известия", СССР)