Продолжение. Начало:
1,
2,
3,
4,
5,
6.
Когда полуденный зной немного спал, молодая царица пожелала прокатиться на лодке. Камеристки с радостью поддержали ее. Служанок отправили готовить лодку, а семеро стражей, назначенных в команду, шумно хвастались перед своими товарищами, которым предстояло провести день на солнцепеке.
Уже который день стояла невыносимая жара. Солнце палило так яростно, словно солнечный бог Шимига - здесь его называли Амон-Ра - решил сжечь весь Египет вместе с его обитателями. Только ночь приносила с собой свежесть и прохладу. Днем не помогала даже близость великой реки.
В помещениях воздух раскалялся, как в печи. В своем новом доме, который подарил ей царь, Таду-Хеба заняла лучшие комнаты, выходившие окнами на запад. Солнечные лучи попадали в комнату лишь к вечеру, нагревая воздух перед сном, а ночные ветры с восточных гор миновали ее окна; днем же помещения обдувал легкий бриз с реки. И несмотря на это, по утрам, когда она просыпалась в своей постели, и льняные простыни и одеяла были насквозь мокрыми от пота. Ее умывали и окатывали водой из глиняного сосуда, но это мало помогало. Менее чем через час она опять начинала потеть; от пота кожа чесалась и зудела.
Спасало от жары лишь купание да прогулки по небольшому озерку на папирусной лодке.
Модель лодки с веслами.
Гробница Мекетра (TT 280, MMA 1101), Фивы. Эпоха правления Аменемхета I (12 династия).
The Metropolitan Museum of Art, New York. Фото с сайта музея.
Когда Таду-Хеба в сопровождении камеристок уже шла по тропинке от дворца, спускаясь к причалам, ее догнала служанка. Господин Келия вернулся от царя, сказала она; у него есть сообщение для госпожи…
- Что же ты не предложила ему присоединиться к моей прогулке, глупая гусыня? - набросилась на служанку Таду-Хеба. - Скорее беги обратно и проси господина идти к озеру. Мы дождемся его внизу.
Служанка умчалась, поднимая босыми пятками фонтанчики песка. Вскоре на тропинке показался Келия. Он был одет в свои лучшие парадные одежды из белой шерстяной ткани; борода, натертая воском и благовонными маслами, заплетена в короткую косичку. Келия шел со всей возможной поспешностью, но не бежал - негоже митаннийскому вельможе бегать, словно прислуге или рабу. Он догнал царицу у самого причала и опустился перед ней на колени.
- Поднимись, Келия, - Таду-Хеба нетерпеливо топнула ножкой, обутой в кожаную сандалию. - И прошу тебя, не надо больше падать передо мной ниц. Ты верный слуга и друг моего отца, а значит, и мой друг. Садись с нами в лодку; я займу эту скамью, а ты сядешь напротив и расскажешь о своем деле.
- Благодарю тебя, моя госпожа, - сказал Келия.
Камеристки помогли Таду-Хебе подняться на борт и усесться под полотняным навесом, а затем сели рядом с ней; Ашакка принялась обмахивать ее веером из страусиного пера, а Шенишвари открыла корзинку с финиками и пирожными. Еще две камеристки-египтянки, которых приставил к Таду-Хебе ее царственный супруг, уселись за ее спиной и принялись о чем-то шептаться на своем языке.
Места под навесом как раз хватило и на Келию. Он опустился на низкую деревянную скамеечку и улыбнулся царице. Чуть позади него примостилась девушка с арфой; шестеро гребцов оттолкнули лодку от берега и, ловко запрыгнув на борт, взялись за весла. Седьмой воин ворочал тяжелый руль на корме.
Ладья заскользила по озеру. Арфистка прошлась пальцами по струнам и начала петь что-то по-египетски. Не обращая на нее внимания, Таду-Хеба взяла из корзинки пирожное и отдала его Шенишвари.
Арфистка. Известняк, имеются следы краски. 5 династия. Oriental Institute of the University of Chicago. Илл. из книги: “Egyptian art in the age of pyramids”, The Metropolitan Museum of Art, New York, 1999, p. 392.
- Передай это господину Келии, - сказала она.
Вельможа с благодарным поклоном принял угощение.
- Теперь расскажи мне, - сказала Таду-Хеба, - видел ли ты сегодня царя, моего супруга?
Взяв из корзинки еще одно пирожное, она принялась отщипывать от него кусочки и бросать их за борт. Мелкие рыбки тотчас появились рядом с лодкой, хватая крошки.
Келия подул на плечи, отгоняя злых духов, которые могли бы его подслушать; после этого он чуть наклонился вперед и начал вполголоса говорить. Слова он произносил быстро, чтобы те из египтян, кто мог его услышать, не сумели разобрать его речь.
- Ниммурейя по-прежнему нездоров, - сказал он. - Но он принял меня. Более того, он был так добр ко мне, что дал мне богатый подарок - золотой слиток весом в тысячу сиклей. Его я, конечно, отдам твоему отцу, госпожа…
Таду-Хеба открыла от удивления рот и тут же прижала ладонь к губам. Вот это воистину царский подарок! Правду говорил отец, утверждая, что в Египте золота больше, чем песка в пустыне.
Конечно, она тоже получила от Ниммурейи щедрые дары; но она - жена, а Келия лишь посол чужой страны…
Чужой?..
«Я живу в Египте меньше месяца, - удивилась она собственным мыслям, - но уже называю Митанни чужой страной?..»
Таду-Хеба почувствовала, что ее щеки краснеют. Смутившись, она сказала:
- У меня… Супруг одарил меня не менее щедро. Несколько мешочков с золотом… Я хотела бы, чтобы ты увез их моему отцу, когда ты поедешь домой. Он будет рад.
Келия бросил на нее быстрый взгляд.
- Это еще одно, о чем я хотел тебе сказать, госпожа. Царь приказал мне отправиться в обратный путь уже завтра.
Завтра.
Это слово прозвучало для нее как удар кузнечного молота; оно отдалось эхом в висках, застучало в сердце…
Завтра Келия уедет. Уедет последний человек, связывающий ее с Митанни…
Нет, поправила она себя. Конечно, нет. С ней останется Шенишвари, ее камеристка, которую она привезла с собой, и с которой так сдружилась за три месяца пути. Если быть честной, останется и Ашакка, которую она терпеть не могла, и которую с радостью отправила бы назад. Останутся служанки-митаннийки, останется личная стража…
Но Келия не просто связывал ее с родиной, отцом, семьей…
Келия… Через три месяца он ступит на порог своего дома там, в далеком городе Вашшукани, навсегда для нее недоступном. Его встретят там его сыновья, дочери и домочадцы - и среди них его старший сын, Мува-Урма…
Правая рука непроизвольно дернулась и легла на грудь. Сердце билось, как пойманная птица. Чтобы скрыть волнение, Таду-Хеба повернулась к Ашакке и оттолкнула рукой ее веер:
- Перестань обмахивать меня, - сказала она. - Мне холодно.
- Холодно? - изумилась Ашакка, однако веер опустила. - Может, приказать убрать навес?
Таду-Хеба не ответила на это, лишь сделала неопределенный жест рукой: ей было все равно. Мысли ее были заняты другим.
Ей нужно время наедине с Келией. Ей нужно - необходимо! - поговорить с ним прежде, чем он уедет в Митанни. Но как это устроить?..
Решение пришло к ней само собой.
- Мне нехорошо, - сказала она. - Пусть причалят к берегу. Я должна сойти на землю, меня укачало.
Ашакка снова удивленно вытаращила глаза, но приказ отдала. Кормчий повернул руль, а гребцы ускорили темп. Ашакка тем временем принялась забрасывать ее вопросами:
- Тебя тошнит, госпожа? Я не замечала раньше… Возможно, это добрый знак, и госпожа понесла в своем чреве. Не болит ли твой живот?.. Я знаю один верный способ узнать о беременности: возьми ячмень и пшеницу в двух мешочках с землей; увлажняй их каждый день своей мочой. Если прорастет ячмень - будет сын, а если пшеница, то дочь. Если же ничего не прорастет, то ты не беременна. Но я уверена…
Она трещала без умолку, и Таду-Хебе никак не удавалось заставить ее замолчать. Когда лодка наконец ткнулась носом в берег, Таду-Хеба вздохнула с облегчением. Поднявшись со скамьи, она сказала:
- Я сойду, - сказала она. - Вы оставайтесь и развлекайтесь. Я вернусь к дому по берегу.
Модель прогулочной лодки.
Гробница Мекетра (TT 280, MMA 1101), Фивы. Эпоха правления Аменемхета I (12 династия).
The Metropolitan Museum of Art, New York. Фото с сайта музея.
- Что? - Ашакка не поверила своим ушам. - Госпожа, это невозможно! Я не отпущу тебя одну, я пойду с тобой, и охрана…
- В этом нет необходимости, - ответила ей Таду-Хеба. - Оставайся. Ты так хотела прокатиться на лодке, разве нет? Вот и продолжай прогулку.
На мгновение она сделала вид, что задумалась.
- Что же до стражи, - добавила она, - то я не могу забрать их из лодки; иначе кто будет грести?.. Как удачно, что с нами господин Келия. Он отправится со мной и защитит меня, если что-то пойдет не так. Впрочем, - она небрежно махнула рукой, - что может случиться?.. Это царский сад. Здесь нет никакой опасности.
- Но госпожа!.. - глаза Ашакки, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. - Госпожа!.. Царице не пристало… Вдвоем с мужчиной?.. В саду?!.. Я иду с вами…
- Нет, ты останешься, - решительно заявила Таду-Хеба. - Я так хочу. Впрочем, если ты так упорно не желаешь оставлять меня наедине с господином Келией - не знаю уж, кому из нас ты доверяешь меньше, ему или мне?.. - но если так, то пусть нас сопровождает Шенишвари. Кроме того, мы пойдем берегом, так что ты сможешь проследить за нами и убедиться, что мы вели себя пристойно.
Она с удовольствием заметила, что у Ашакки вся кровь отхлынула от лица; в одно мгновение она стала бледнее мела и вся затряслась от едва сдерживаемого гнева и обиды. О, как приятно было это видеть! Ашакке, большой любительнице читать морали и совать свой нос в чужие дела, наконец прищемили этот самый длинный нос!
Отвернувшись, Таду-Хеба перешагнула через низкий борт лодки прямо в воду, замочив плиссированное платье почти до колена. Следом за ней тяжеловесно выпрыгнула Шенишвари. Последним сошел Келия, подобрав край своего красивого белого одеяния; он не хотел его испачкать в мутной воде. Сандалии свои он взял под мышку, а второй рукой держал пирожное, к которому так и не притронулся.
Обеспокоенные камеристки-египтянки, не понимавшие хурритского языка и поэтому не вполне уяснившие суть разговора, привстали со своих мест; Таду-Хеба махнула им рукой.
- Отплывайте, - приказала она. - Продолжайте прогулку… Шенишвари, возьми веер у Ашакки - вдруг мне снова станет жарко?..
Отпустив эту последнюю шпильку в адрес Ашакки, она выбралась на сухой песок берега.
Сад и озеро при храме.
Восстановленная копия росписи из гробницы Миннахта (TT 87), Фивы. Эпоха правления Тутмоса III (18 династия).
The Metropolitan Museum of Art, New York. Фото с сайта музея.
Вдоль озера вилась тропинка, то уходя в заросли низкорослого кустарника, то вновь выбегая на открытое пространство. Сделав несколько шагов, Таду-Хеба набрала полные сандалии песка, который прилип к мокрой коже. Чтобы не натереть ноги, она сняла сандалии и отдала их Шенишвари.
- Мне нужно поговорить с господином Келией о подарках, которые я отправлю моему отцу и моей матери, - сказала она камеристке. - Следуй за нами.
Шенишвари прекрасно поняла ее; она была девушка смышленая. Она подождала, когда ее госпожа с послом отойдут шагов на двадцать или тридцать, и лишь потом отправилась следом.
Первым делом Таду-Хеба сказала:
- Келия, ты должен попробовать пирожное. Не знаю, из чего их делают, но они довольно нежные на вкус.
Келия откусил кусочек от пирожного и кивнул.
- Я хочу задать тебе несколько вопросов, Келия.
- Моя госпожа?
- Ты говорил, что мой супруг все еще болен.
Келия ждал, что она продолжит, но Таду-Хеба молчала; тогда он сказал:
- Это верно. Я видел такую болезнь раньше; она доставляет много боли и неудобств, но не опасна для жизни. Царь может прожить еще много, много лет. Я слышал, что египетские лекари творят настоящие чудеса; однако не думаю, что им удастся излечить его полностью. Из-за болей в суставах царю трудно ходить - это знают все… Слуги поговаривают, что по ночам он мучается чрезвычайно и часто не спит до утра, но с наступлением дня боль немного утихает… Впрочем, все это ты, конечно, знаешь.
- Нет, - покачала головой Таду-Хеба. - Откуда?.. Я царица только на словах; на деле же…
Она пожала плечами.
- Госпожа Тейя, старшая царская жена, знает всё; я не знаю ничего. Мне даже ничего не говорят о здоровье моего мужа. Я видела его лишь трижды: один раз сразу после приезда, на празднике в мою честь; еще два раза он приказал мне явиться к нему…
Она умолкла, давая ему время самому додумать очевидные причины этих вызовов; затем добавила:
- Но всякий раз в эти вечера мой супруг чувствовал себя более-менее хорошо; однако я все равно вижу, что с его здоровьем не все в порядке… О, боги!.. Как это странно и нелепо - узнавать от тебя о состоянии моего собственного мужа!
Келия сдержанно улыбнулся.
- Надеюсь, то, что я рассказал, не очень расстроит тебя, госпожа.
- Совсем не расстроит, - сказала Таду-Хеба. - Я знаю его меньше месяца, а хотела бы и вовсе не знать; от него так пахнет потом и луком!.. А эти жирные складки у него на боках…
Она тут же пожалела, что не сдержалась и дала волю языку, и испуганно взглянула на Келию.
- Не говори никому, - попросила она. - Я бываю такая глупая!..
- Я забуду, что слышал это, - серьезным голосом пообещал Келия. - Однако, госпожа, мне отчего-то кажется, что здоровье твоего супруга - не главная тема нашей беседы.
Она помолчала немного.
- Почему ты так решил?
Келия махнул рукой, в которой держал сандалии, в сторону лодки.
- Ты могла отослать египтянок, чтобы они не донесли, что ты расспрашиваешь о здоровье царя. Кто знает, что им придет в голову: вдруг решат, что ты злоумышляешь против супруга?..
- Это не так!..
- Разумеется, - согласился Келия. - Но я бы понял, почему ты хочешь поговорить без них. Однако твоя камеристка… Вы ведь очень дружны, не так ли? Разве наш разговор о твоем супруге настолько секретный, что даже ей нельзя его слышать?
Таду-Хеба прикусила губу. Келия был очень проницательным человеком.
Может, он уже и так знал, о чем она собиралась с ним поговорить?..
Она глубоко вздохнула.
- Я могу доверить тебе важное поручение?
Не дожидаясь, когда он ответит, она быстро добавила:
- Это очень, очень важно для меня… И еще, это может тебе не понравиться. Но кроме тебя у меня здесь никого нет, кто мог для меня это сделать. Так что… Можешь ли ты поклясться, что сдержишь слово и сохранишь все, что я скажу, в тайне? Поклянись именами богов.
Келия остановился и преклонил колени; протянув к Таду-Хебе руки, он произнес требуемую клятву.
Сад с прудом
Эпоха Тутмоса IV или Аменхотепа III. Британский музей, № 37983.
Из книги: Nina M. Davies, Alan H.Gardiner, “Ancient Egyptian Paintings” vol. II pl. LXIX.
Таду-Хеба нервничала; левой рукой она теребила плиссированную ткань платья. Наконец, поборов волнение, она сдернула с руки толстый золотой браслет, украшенный инкрустацией из ляпис-лазури.
- Вот, - сказала она. - Возьми. Ты должен передать его одному человеку…
Келия взвесил браслет в ладони. Он даже не взглянул на него: пытливые черные глаза не отрываясь смотрели в лицо девушке. Она смутилась и бросила взгляд на лодку, скользившую по озеру.
- Кто же это? - тихо спросил Келия.
- Твой сын, - так же тихо отозвалась Таду-Хеба. - Твой старший сын, Мува-Урма.
Тонкая морщинка легла на лоб Келии.
- Госпожа?.. Мой сын… и ты?..
- Пообещай мне, что для него не будет никаких последствий! - потребовала Таду-Хеба. - Что его не накажут и вообще пальцем не тронут! Поклянись мне! Ну же?..
Келия механически повторил свою клятву. Таду-Хеба выдохнула.
- Я ничего тебе не скажу сверх того, что уже сказала; ты и без того слышишь вдесятеро больше, чем сказано. И ты поклялся молчать об этом; так что пусть и отец мой не знает, и никто другой.
- Я поклялся, - медленно кивнул Келия.
Голос у него стал вдруг глухим и слабым.
- К тому же, я теперь жена Ниммурейи, - с горечью добавила Таду-Хеба. - Я здесь, в Египте; он там, в Митанни. Между нами лежит целый мир, и мы никогда не встретимся.
Она снова двинулась по тропинке. Он последовал за ней.
До дома царицы оставалось не более двух сотен шагов, когда Келия снова заговорил.
- Ты должна меня простить, госпожа, - сказал он. - Надеюсь, ты меня простишь.
Она вздрогнула и посмотрела на него. Он поспешил успокоить ее:
- Я сдержу клятву… Привезу и передам твой подарок. Но…
Келия вздохнул.
- Если бы я знал раньше, - он покачал головой. - Если бы знал… Я дал бы твоему отцу другой совет.
Таду-Хеба слабо улыбнулась.
Девочка с папирусом и дичью.
Фивы, гробница Менна (№ 69). Эпоха Тутмоса IV.
Вдалеке лодка покачивалась у берега; воины привязывали ее канатом к столбу, вбитому в песок рядом с причалом. По берегу быстро, насколько позволяло ей узкое египетское платье, бежала в их сторону Ашакка.
- Несомненно, сейчас она задаст мне тысячу вопросов, - сказала Таду-Хеба. - И выльет на мою голову полный кувшин наставлений о том, что должна и чего не должна делать царская супруга.
Келия промолчал.
- Пообещай мне еще одну вещь, - попросила Таду-Хеба.
- Да, госпожа?
- Пусть твой сын… Не станет послом. И пусть он не приходит в Египет, к моему супругу.
Келия кивнул.
- Хорошо, - сказал он.
- Я не вынесу, если увижу его снова, - сказала Таду-Хеба. - Я не смогу…
- Я понимаю.
Таду-Хеба обернулась и жестом подозвала к себе Шенишвари. Потом сказала, не поворачивая головы:
- Келия… Передай своему сыну мои слова. Скажи ему…
Он спросил:
- Что мне сказать?
Тогда она улыбнулась и подставила лицо палящему лику солнечного бога Шимиги, чтобы он высушил слезы в уголках ее глаз.
- Ты слышишь вдесятеро больше сказанного, Келия, - сказала она. - Неужели ты не услышал моих слов?
Она умолкла, и тогда он ясно услышал все слова, оставшиеся несказанными.
- Да, госпожа, - сказал он.
(Продолжение следует)
Этот блог нуждается в вашей поддержке! Остальные тексты цикла:
Внимание! Есть электронная книга! 0.
Дипломатическая неприкосновенность 1.
Расправа 2.
Царь Тушратта приходит к власти 3.
Посланник 4.
Царь принимает посольство 5.
Туман над садом 6.
Сестры-царевны 7. Прогулка на озере
8.
Любимая жена царя-еретика 9.
Царица на прогулке (репортаж из Мюнхенского музея)