Приложение (17у): Учиться быть другом (3) С Орсом и Симкой - сквозь зиму к весне
"Учиться быть другом (1)" - вот здесь,
"Учиться быть другом (2)" - вот здесь.
В этих постах также начинается и продолжается разговор про Орса.
Повторяю ряд значимых точек (расшифрую ниже):
13 декабря 1975 - смерть Симки, начало "чёрной депрессии" у Таты
(точнее, начало внятной для меня её полосы)
5 января 1976 - так наз. "разговор в цирке", выяснение отношений по поводу открытости
18 января 1976 - знакомство с Орсом
25-29 марта 1976 - Тихвин
Итак, относительно ранних впечатлений -
"всё это значимо словно некие структуры, возникшие сразу вслед за Большим Взрывом: изначально они совсем не похожи на то, во что превратились к нынешнему времени, но они залегают в основе современной вселенной, присутствуя во всём, что есть сейчас - и когда мы пытаемся разглядеть их с сегодняшнего ракурса, мы невольно рисуем их не первичными, но модулированными нашим восприятием того, во что они превратились, в какие конструкции и трассы в нас.
Получается, что увидеть всю эту "изнанку бытия" в каком-то смысле невозможно вообще - но в каком-то очень даже возможно: образно говоря, не в материально-жёсткой фиксации, но в веерах векторов и альтернатив, областей и путей, образов и ассоциаций - которые нам с Татой то удавалось разделить друг с другом, то не удавалось."
Невидимые части айсберга
На сегодняшний день могу чётко назвать две темы, которые мне не удавалось тогда разделить с Татой, несмотря на желание и попытки её поддержать - все мои усилия (ну, может, не все, но большая часть) уходили впустую, потому что я сам видел вещи с иного ракурса, а Тата немотствовала - хоть и говорила-рисовала-писала-пела, но по существу была почти что нема. Это тема горя и тема идеалов.
Тема горя была связана прежде всего со смертью Симки, но распространялась далеко вширь и вглубь, переходя в область "чёрной депрессии", которая уже не убивала Тату, как убивало горе, но давала свободу. Проживать горе Тате удавалось только в стихах - болезненно, ярко и вместе с тем смутно, противоречиво: боль утраты обострялась отчаянием-ужасом не сберечь памяти о любимом существе, боль вины побуждала если не жаждать забвения, то как минимум эту жажду выражать, тем более что родители винили Тату, что она-де себя растравляет, пора бы уже забыть печаль и снова стать удобной и приятной. Тате позарез необходима была серьёзная поддержка в работе по проживанию горя - и оказать эту поддержку должен был не кто иной как я, а я не мог. Не получалось.
Повторю, эмпирически мне было понятно, что для поддержки требуется _разделить_ горе и радость визави, то есть сделать так, чтобы _именно эти_ горе и радость оказались _общими_, моими и его - но не умел "сделать своей" непонятную или не в полной мере понятную мне печаль: не знал как расспросить сверх видимого минимума, как помочь раскрыться, если раскрыться трудно. Не имея опыта подобной утраты, я действовал в рамках мне известного: принял-растряс в первый день, приехал вместе рыдать во второй, порыдав утешал-развлекал - а дальше что?.. По моему опыту, дальше жизнь должна была начать постепенно входить в колею - и тот факт, что нет, не входит, объяснял загадочной "чёрной депрессией", а не зажатой болью, не вынужденной немотой. Мне не приходило в голову спросить, что Тата ощущает, попросить рассказать подробнее чем в стихах - ведь безумно больно, как можно спрашивать?! - а говорить самому... Нет, если б у меня был собственный опыт, я бы, конечно, сложил его с тем что было в стихах и начал бы говорить - о невыносимой пустоте нагретых мест, о державшихся за плечи лапках, о звуке дыхания сквозь предутренний сон... Мы рыдали бы тогда не тщетно, хоть это и называется "слёзы тщетности" - в наших ладонях уже вырастал бы новый дом, наполняясь воспоминаниями. Тата рассказывала бы о приключениях, которые они с Симкой пережили, мы даже фотки могли бы рассматривать - чёрт побери, тогда под рукой было много фоток, не то что теперь!.. - но не срослось.
Мы тогда многого не могли дать друг другу прямо - но зато у нас была земля сердца, были там близкие - и в общении мы могли давать им и себе через них то, чего не получалось дать друг другу.
Тема идеалов была и ещё более невнятной. Несмотря на много долгих волнующих разговоров - сперва с Татой, затем с Орсом - мы все упорно имели в виду разное, но осознали это сильно спустя. С нынешнего ракурса видно, что для меня понятие "идеалы" (которое я почерпнул у Таты, сам до того им не пользовался) означало некий базис: радость и доверие миру, признание ценности игры, близости, любви - и в этом смысле я считал "идеалы" основой для общения, противопоставляя им "убеждения", то есть представления / практические инструменты мировоздействия - то вторичное, что надо частенько перетряхивать, совершенствовать, менять.
Для Таты тема идеалов выглядела иначе (она мне это преподнесла - но я, не поняв, взял не то, что она имела в виду!) Можно сказать, что тут тоже подразумевалось расплывчатое "всё светлое", которое тоже противопоставлялось конкретным "убеждениям" - однако важная разница между нами состояла в том, что Тата делала ставку на некую "объективную истину / правый социум", а для меня критичны были личные отношения-танец-игра, а вовсе не истина и не социум, каким бы правым он себя ни объявлял.
Важный момент: для Таты тема идеалов плавно переходила из области "несправедливого мира" в область "мировой скорби" ("мир раскололся и трещина прошла через сердце поэта" Г.Гейне) - что позволяло ей проживать "запретное" горе посредством выведения чувств в зону допустимого. Горевать о том, что тает память о любимом существе, нельзя - но зато можно об утрате верности знамёнам старших: а ну как забудешь о долге, уронишь честь геройского прошлого?!.. Отчаяние ввиду перспективы забвения охватывает собой и запрещённое и разрешённое - даёт дышать.
Сюда напрямую крепится тема "страх предательства" - терзавший Тату с детства страх: "я на самом деле очень плохая, дай мне волю - всех забуду и всех погублю (и забуду уже насовсем)". На маленькой Тате умножались трудности родителей: мама не только относилась к предательству очень жёстко, но и вообще требовала равнения на "комсомольцев в Гражданскую войну", однако сама своим требованиям соответствовала и стало быть считала себя "хорошей"; папа считал себя "не очень хорошим", но полагал, что зато нужно стоять над собой с палкой, не то сам не заметишь как окажешься предателем. Для обоих это было, по всей видимости, вполне переносимо - а вот Тате из-за сочетания требований мамы и напоминаний папы, что она ему подобна и посему должна тоже стоять над собой с палкой, перманентно было плохо.
Важный момент: у Таты и в самом деле с детства проблемы с памятью, неумение строить сети чтобы удержать даже очень значимое для себя - наследие круглогодичных яслей - поэтому ужас забвения = предательства мучил её всё сильней. На описываемом этапе ценности пришли в противоречие: как хорошая дочь она должна была не забывать о верности идеалам, но лично для себя горевала, что невольно забудет Симку! - и так и так она получалась предательницей, но бояться предать идеалы - печаль разрешённая, а бояться предать память любви - отнюдь нет, поэтому переживание подсознательно перемещалось в другую, легитимную сферу.
Разговор в цирке
Разговор в цирке, состоявшийся три недели спустя смерти Симки, прямо со всем этим связан. Тату в очередной раз накрывает, она пишет ряд стихов про утрату, забвение, боль - и одновременно предаётся размышлениям на тему верности знамёнам. Я наблюдаю очередной эпизод чёрной депрессии, пытаюсь понять смысл обрывочных фраз, начинаю задавать вопросы - и внезапно наталкиваюсь на стену: Тата замирает, потом сообщает, что тут имеется тайна. С большой буквы Тайна, блин!.. Я охреневаю, подбираю челюсть (хорошо не на арену упала, впрочем это кажется в антракте было:)) - и начинаем разбираться.
С моей точки зрения, мы с Татой на тот момент были уже в полной мере связаны, в полной мере едины - достославный договор ещё не был заключён, но отношения были уже однозначными: мы - вместе. У нас общие цели, общие планы, мы взаимно делим друг с другом радость и боль - как умеем так и делим, не всё получается, но ставку делаем именно на это. Ну а тут, извините, что за хрень?!.. Если оная Тайна есть что-то такое, что никоим образом к нашей общей жизни не относится - то почему Тата из-за неё переживает? А раз Тата страдает - значит, это не может не входить в зону общей жизни, ведь страдания Таты - мои, я должен уметь их принять, чтоб разделить - а значит, непременно должен всё понимать! Иначе получается то самое, о чём выше, в предыдущем посте: умолчание, прямо выступающее в качестве отстранения = отказ от формирования пространства близости. Фальшь получается, вот что это такое!
Мы жарко спорили в течение всего представления, и в конечном итоге Тата сделала выбор: да, она _и правда_ хочет разделять со мной всё важное! - и открыла мне, что отец отсидел срок за вражду против власти, так что Тата несёт то ли печать кровной мести, то ли факел священной борьбы. Не скажу, чтобы моя реакция была прямо "что, и только?!.." - однако не без того, не без того:) С одной стороны, я и так видел, что окружающий социум лжив и преступен, так что заведомо одобрял тех, кто против этой гнусной власти хотя бы за какую-то правду; с другой - ну хорошо, так а мы-то сами что? что мы можем, чего не можем, что должны, чего не должны?.. Самый внятный для меня итог был таков: мы должны по возможности узнавать правду о том, что было и что есть сейчас - и по возможности эту инфу распространять, чтобы все могли делать выводы на реальных основаниях.
Разговор в цирке для меня ассоциативно связан с Орсом, хотя и был задолго до него; возможно, мы с Татой возвращались к этой теме, пытаясь осмыслить ситуацию Орса, когда он явился, а может просто всё переплетено в единый тугой узел - смерть Симки, цирк, встреча с Орсом, Тихвин.
Про Орса: ссылки и факты
Прежде всего вводное:
Об отношениях, обмане и самообмане
О правде, умолчании, обмане и перманентной лжи
Кроме того, в Архиве Альтерры существует метка "Орс и Офс", по ней много.
(В частности, вот тут можно составить представление о степени Орсовского авантюризма:))
Совсем-совсем вкратце:
Орс прибыл в Северный после гибели своего друга Дика (которого убила Киса, друг детства Дика, за убийство их общего друга детства, Уола) и хитроумно проник в Лагерь ОрТр с целью изучения что тут делается, но вместе с тем под флагом "месть за друга". В соответствии с планом, Орс оказался раскрыт как лазутчик - и тут у нас с ним стали бурно развиваться отношения, сперва как с пленным, потом как с близким / соратником. По ходу очередных переживаний Орс решил имитировать попытку самоубийства, однако в момент икс его накрыло депрой (вообще склонен, а в тот период особо) - и он всерьёз перерезал себе горло, чудом удалось спасти. Орс долго болел, за ним ухаживали и мы, и Киса, и другие близкие - а выздоровев принялся резвее прежнего устраивать афёры, морочить мне голову и пр. Об одних проделках я узнавал сразу же, о других догадывался сильно спустя.
Все приключения вокруг почти-успешного-суицида происходили в Тихвине - так что изрядная доля тогдашних переживаний касалась болезни - выздоровления - наступления весны.
С Офсом Орс познакомился у нас в Лагере, постепенно стало ясно что они вместе. У Офса была любимая, позже они втроём странствовали по иным мирам, вернулись, Орса нашла его давняя любимая, стали жить вчетвером, теперь и дети есть. Мы общались относительно недавно (недавно по ЗА, а по ЗЗ уже давно, в 2014), много старого основательно обсудили. Орс, конечно, боялся, что я не переживу его признаний о том, чего он мне ещё не рассказывал, но обошлось:)
А ещё мы с Татой обсуждали всё связанное с Орсом уже совсем недавно, весной 2019.
Итоги обсуждений-2019: Орс и юные мы
Мы с Татой отчаянно любили Орса! - при этом очень по-разному. Возвращаясь к теме "приятие по Тате-в-детстве / по Кире-в-детстве" в том смысле что Тате было важно присоединиться к борьбе героя и затем помочь ему в исцелении, а мне важно было дать простор-для-развернуться такому же не-умещающемуся-в-рамки, каков я сам - можно сказать, что в отношениях с Орсом и она и я получили желанное с лихвой.
Тата уже рассказывала о переживаниях вокруг Орса в связи с Симкой, так что начну с себя.
Я видел его очень настоящим, очень жизненно активным - не в смысле "у человека есть дело и он его делает", нет, иначе! - у него живые, сильные, яркие внутренние движения - и в этом смысле Орс мне подобен (тоже не-вмещающийся, ветер-дракон!), только старше, поэтому я не понимаю его целиком: я вижу эти яркие-сильные движения, вижу симпатию ко мне, желание взаимодействовать, играть - а также вижу, как его временами кроет глубочайшей депрой, как он проваливается и тут же выныривает - и я не понимаю, чёрт побери, не могу охватить его-целиком, не вижу что именно его так убивает! - и думаю, что это нечто, сокрытое от моих глазах - потому что я младше, а может потому что он замешан в каких-то делах, про которые мне непонятно (и это опять связано с тем что я младше?..), и это его убивает? - не всё время, нет, но временами просто убивает!?..
В посвящённом ему стихе (я написал не тогда, позже, но про тот ранний период) были строчки: "Пробитым флагом, рваным парусом // Один вы рядом с нашей слабостью // Один с тоской своею яростной // Не оставляйте нас, пожалуйста..." (подразумеваемое "мы" не случайно, мы с Татой тогда реально воспринимали мир на "мы" - и симметрично встречным образом в отношениях бытовало "вы"). Я ужасно боялся, что его сорвёт его взрослыми делами прочь от меня, да!.. - взлетит вдруг так же внезапно, как внезапно откалывает номера, и поминай как звали!.. Временами я буквально цеплялся за него, судорожно стискивая руку, особенно в печали что не смог помочь тем кому надеялся помочь; я испытывал трепетную благодарность, что Орс не вменяет мне ни смерть Натана, ни смерть Харона - я надеялся на его неравнодушие, снисхождение, принятие - и всё это получал.
Я никак не хотел, чтобы Орс рисковал! - но хотел давать ему вволю рулить, баловаться, являть себя; я изо всех сил давал ему восхищение и простор, а он давал мне игру - и не просто крышесносную игру, но - со-присутствие, поддержку, умопомрачительную надёжность партнёра-по-танцу. Это были исполненные предельного доверия отношения между старшим и младшим братишкой, вот так наверно точнее всего! - хоть потом Орс и говорил, что воспринимал меня не как младшего, скорее как равного - очень юного, но взрослого, примерно как он сам.
Образно говоря, мы с Орсом перманентно отыгрывали расклад "Зелёный Ужас - Теу-Тоу", только не в лесах, а виртуально - в дискуссиях, фантазиях, всяческих "а если..." - иными словами, это был нескончаемый поединок-танец "Законник верзус Хаотик" (расшифровываю вот тут в комментах), в котором мы с Орсом менялись ролями даже чаще чем мы с Татой: вообще-то я скорее коварный дракон, но мог побыть и наивным рыцарем, или наоборот:)
Как наивный дракон, я мог быть обманут коварным рыцарем в любой миг: искромётный перформанс 24 на 7! - цап меня под ручку в сторонку, чарующе-сладко, котом-в-сапогах: "а скажите пожалуйста, дорогой людоед..." - и мы с ним блаблабла, потом спохватываюсь - э, отвлёкся, а где наши (нужное подставить)?! - а Орс очи к небу, руками разводит: мол, они уже огого чего успели наворотить, пока мы с-ним-с-котом в сторонке-то блаблабла:) И при этом он никогда не отстранялся, НИКОГДА!!! - никаких "сам полез, сам и выпутывайся", никаких "ну не знаю, лично я не таков", никаких "твоё дело, при чём тут я" - очень, очень, очень надёжная связь.
Вспоминая теперь, я спросил Тату: мол, не может же быть чтоб она не ловила кайфа, когда Орс выделывал штуки, не присоединялась бы к его и моим чувствам?!.. Тата ужасно растерялась, подумала и сказала что, похоже, вообще не может вспомнить как ощущала себя в связи с этим! - предположила, что либо никак не ощущала (маловероятно: помню смесь восторга и возмущения на её пылающем лице, когда внезапно нечто выясняется), либо потом отрезала, вычеркнула из памяти, стыдясь что кайфовала когда Орс нас морочил! - и вот это, по-моему, очень похоже на правду, ибо Тата свидетельствует, что её до сих пор охватывает стыд и растерянность, когда она думает про это: мол, ну как же такие хорошие наши друзья так плохо себя вели?!.. -
то есть тут есть в чём покопаться, в аспекте не-линейных, не-плоскостных соотношений всех этих материй (доверия-лукавства-искренности-игры-надёжности-фальши): какие мы с Татой были тогда, какими видели себя, мир, друг друга, наших друзей.
Я спросил, насколько Тата проникала во внутреннюю жизнь Орса, транслируя? - и она сказала, что нет, ничуть! сплошной бихевиоризм - вот это сделал, вот это сказал... - она и насчёт всех так тогда воспринимала. Отдельно трансляция-прикосновение к поверхностным слоям психики - отдельно потом погружение в переживания в связи с произошедшим. Нет, Тата не ожидала, что Орс попытается себя убить! - и потом, когда он уже выздоровел, по возвращении из Тихвина, всё думала-переживала, зачем он такое сделал с собой?!.. Поймала в полусне образ-ощущение, непереносимый хруст рвущихся тканей - и потом долго ходила погруженная в проживание того, что мы в Тихвине прожили сжато: болезнь, лечение, постепенное выздоровление Орса - прорастание вместе с ним из смерти в жизнь, сквозь зиму в весну.
Нынешним сознанием, нынешними словами Тата передаёт понятое тогда примерно так:
Что заставило Орса так поступить? - наверно, дело в том, что он дал себе клятву отомстить за друга, принести жертву (чтобы память друга не канула в никуда, типа умер и больше нет его, вот и всё!) - а теперь не может отомстить убийце-Кисе (потому что это славная девушка, которая вдобавок была в своих правах), и значит рискует, что неисполнение клятвы всё-таки приведёт к потере памяти о друге - и тут вдруг ему даётся напоминание, типа "должок!": оказывается, у него на доступе "потайная" пилка = возможность принести жертву - и вот он это делает, и теперь он свободен, гештальт закрыт, и раз он не умер - то начинается новая жизнь.
Для меня-нынешнего очевидно, что всё это Татино переживание-осмысление - про Симку, про память о Симке: горе и вина, страх предательства, жажда принести жертву собой, причинить себе боль, чтобы не забыть своей любви, не предать память любви!.. - и что Орс выступает здесь в качестве переходного объекта: постфактум проживая произошедшее, Тата ощущает себя так, словно в этот момент ухаживает за больным Орсом - оказывая любящее исцеляющее приятие и ему, и себе самой: сострадание к приносящему себя в жертву ради сохранения памяти любви - утешение, прощение, освобождение, милость, мир.
Сама тема "перерезать горло" - амбивалентна: то ли "отнять дыхание" (воспретить жить себе-беспамятному), то ли "порвать удавку" (не дать внешнему-социальному задушить себя-настоящего); в любом случае и то и другое про "остаться собой / не стать не-собой", и в любом случае принесённая жертва даёт избавление от страха предательства: всё самое страшное уже позади, и если мы не умерли, если мы снова живы - то, значит, жить можно. И мы все будем жить.
Тогдашний-я не имел представления о Татином страхе предательства (жалобы, которые она всплесками выдавала на поверхность, я трактовал не как её актуальный ужас перед собой, а как штрихи общей панорамы депры: "мир не ОК, я не ОК, всё плохо") и тем более не подозревал подобного у Орса - хоть и страдал от его "взрослой, сокрытой от меня боли", испытывая то же бессилие невозможности-неумения помочь, что и в отношении Таты. Теперешний-я вижу, что его "взрослая боль" ассоциируется-рифмуется для меня с Татиной болью о Симке - которую мне было не по силам охватить целиком, не по силам вместить так, чтоб оказать помощь.
По ходу общения в 2014 Орс говорил, что у него не было тогда желания умереть, нет, отнюдь! - но он оказался вдруг охвачен отчаянием-безволием-безнадёжностью, "как если замерзаешь - не всё ль равно, шагом раньше замёрзнешь или шагом позже? пусть идёт как идёт..." Не помню, говорили ли мы с Татой об этом тогда, в 2014, скорее нет чем да, но сейчас подозреваю, что Орса могло накрывать Татиным "замерзанием", онемением чувств - естественным следствием зажатого, недопрожитого горя.
Меж Симкиной смертью и встречей с Орсом - почти сорок дней, но моя память устойчиво рисует их вместе, одной картиной: вот мы у Таты, январь, морозные узоры на стекле, остро-свежий вкус хищного приключения, уловление-знакомство с этим новым, невообразимо притягательным чуваком - и фоном Симка, спящий на подоконнике, на диване, чуть ли не на столе, мы с Татой то и дело на него смотрим... Мы вместе.
Меж весной 1976 (Тихвин) и весной 2016 (возвращение Симки в наш Цветущий Сад) - сорок лет. Плюс ещё три года на осмысление пережитого весной 1976 / 2016 - сверх-насыщенный апрель 2019, погружение в недра юности, старые и новые тексты, старые и новые картинки... Апрель 1976 - апрель 2016 - апрель 2019: ось эпох, мост миров, камертон Озириса.
Напомню целевым образом, что Тата в повествовании про Симку о своих переживаниях в связи с Орсом уже рассказала - так что призываю желающих вернуться туда перечитать, там важное, притом с несколько иного ракурса чем здесь, мне при всём желании этих тонких моментов не передать.
Ну а я по ходу подготовки своей части рассказа изобразил Орса на берегу Голубого озера, где Лагерь ОрТр: пришёл апрель, снега сошли, вода уже почти очистилась ото льда - и мы все вместе, и мы все живы, и мы с Татой заключаем наш договор - дающий силу в соединённых ладонях вырастить вселенную, которая вместит и выдержит нас во всех испытаниях, вместит и поддержит всех кого мы любим.
Апрель 1976-2016-2019 с Орсом и Симкой.
"Под руку с капитаном весна воротилась к нам..."
Голубое озеро Лагеря ОрТр изображено с помощью фотки одного из ближайших ЗЗ-шных озёр, горячо любимых и реально похожих на наши ЗА-шные:)
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.
"Учиться быть другом (2)" - вот здесь.
В этих постах также начинается и продолжается разговор про Орса.
Повторяю ряд значимых точек (расшифрую ниже):
13 декабря 1975 - смерть Симки, начало "чёрной депрессии" у Таты
(точнее, начало внятной для меня её полосы)
5 января 1976 - так наз. "разговор в цирке", выяснение отношений по поводу открытости
18 января 1976 - знакомство с Орсом
25-29 марта 1976 - Тихвин
Итак, относительно ранних впечатлений -
"всё это значимо словно некие структуры, возникшие сразу вслед за Большим Взрывом: изначально они совсем не похожи на то, во что превратились к нынешнему времени, но они залегают в основе современной вселенной, присутствуя во всём, что есть сейчас - и когда мы пытаемся разглядеть их с сегодняшнего ракурса, мы невольно рисуем их не первичными, но модулированными нашим восприятием того, во что они превратились, в какие конструкции и трассы в нас.
Получается, что увидеть всю эту "изнанку бытия" в каком-то смысле невозможно вообще - но в каком-то очень даже возможно: образно говоря, не в материально-жёсткой фиксации, но в веерах векторов и альтернатив, областей и путей, образов и ассоциаций - которые нам с Татой то удавалось разделить друг с другом, то не удавалось."
Невидимые части айсберга
На сегодняшний день могу чётко назвать две темы, которые мне не удавалось тогда разделить с Татой, несмотря на желание и попытки её поддержать - все мои усилия (ну, может, не все, но большая часть) уходили впустую, потому что я сам видел вещи с иного ракурса, а Тата немотствовала - хоть и говорила-рисовала-писала-пела, но по существу была почти что нема. Это тема горя и тема идеалов.
Тема горя была связана прежде всего со смертью Симки, но распространялась далеко вширь и вглубь, переходя в область "чёрной депрессии", которая уже не убивала Тату, как убивало горе, но давала свободу. Проживать горе Тате удавалось только в стихах - болезненно, ярко и вместе с тем смутно, противоречиво: боль утраты обострялась отчаянием-ужасом не сберечь памяти о любимом существе, боль вины побуждала если не жаждать забвения, то как минимум эту жажду выражать, тем более что родители винили Тату, что она-де себя растравляет, пора бы уже забыть печаль и снова стать удобной и приятной. Тате позарез необходима была серьёзная поддержка в работе по проживанию горя - и оказать эту поддержку должен был не кто иной как я, а я не мог. Не получалось.
Повторю, эмпирически мне было понятно, что для поддержки требуется _разделить_ горе и радость визави, то есть сделать так, чтобы _именно эти_ горе и радость оказались _общими_, моими и его - но не умел "сделать своей" непонятную или не в полной мере понятную мне печаль: не знал как расспросить сверх видимого минимума, как помочь раскрыться, если раскрыться трудно. Не имея опыта подобной утраты, я действовал в рамках мне известного: принял-растряс в первый день, приехал вместе рыдать во второй, порыдав утешал-развлекал - а дальше что?.. По моему опыту, дальше жизнь должна была начать постепенно входить в колею - и тот факт, что нет, не входит, объяснял загадочной "чёрной депрессией", а не зажатой болью, не вынужденной немотой. Мне не приходило в голову спросить, что Тата ощущает, попросить рассказать подробнее чем в стихах - ведь безумно больно, как можно спрашивать?! - а говорить самому... Нет, если б у меня был собственный опыт, я бы, конечно, сложил его с тем что было в стихах и начал бы говорить - о невыносимой пустоте нагретых мест, о державшихся за плечи лапках, о звуке дыхания сквозь предутренний сон... Мы рыдали бы тогда не тщетно, хоть это и называется "слёзы тщетности" - в наших ладонях уже вырастал бы новый дом, наполняясь воспоминаниями. Тата рассказывала бы о приключениях, которые они с Симкой пережили, мы даже фотки могли бы рассматривать - чёрт побери, тогда под рукой было много фоток, не то что теперь!.. - но не срослось.
Мы тогда многого не могли дать друг другу прямо - но зато у нас была земля сердца, были там близкие - и в общении мы могли давать им и себе через них то, чего не получалось дать друг другу.
Тема идеалов была и ещё более невнятной. Несмотря на много долгих волнующих разговоров - сперва с Татой, затем с Орсом - мы все упорно имели в виду разное, но осознали это сильно спустя. С нынешнего ракурса видно, что для меня понятие "идеалы" (которое я почерпнул у Таты, сам до того им не пользовался) означало некий базис: радость и доверие миру, признание ценности игры, близости, любви - и в этом смысле я считал "идеалы" основой для общения, противопоставляя им "убеждения", то есть представления / практические инструменты мировоздействия - то вторичное, что надо частенько перетряхивать, совершенствовать, менять.
Для Таты тема идеалов выглядела иначе (она мне это преподнесла - но я, не поняв, взял не то, что она имела в виду!) Можно сказать, что тут тоже подразумевалось расплывчатое "всё светлое", которое тоже противопоставлялось конкретным "убеждениям" - однако важная разница между нами состояла в том, что Тата делала ставку на некую "объективную истину / правый социум", а для меня критичны были личные отношения-танец-игра, а вовсе не истина и не социум, каким бы правым он себя ни объявлял.
Важный момент: для Таты тема идеалов плавно переходила из области "несправедливого мира" в область "мировой скорби" ("мир раскололся и трещина прошла через сердце поэта" Г.Гейне) - что позволяло ей проживать "запретное" горе посредством выведения чувств в зону допустимого. Горевать о том, что тает память о любимом существе, нельзя - но зато можно об утрате верности знамёнам старших: а ну как забудешь о долге, уронишь честь геройского прошлого?!.. Отчаяние ввиду перспективы забвения охватывает собой и запрещённое и разрешённое - даёт дышать.
Сюда напрямую крепится тема "страх предательства" - терзавший Тату с детства страх: "я на самом деле очень плохая, дай мне волю - всех забуду и всех погублю (и забуду уже насовсем)". На маленькой Тате умножались трудности родителей: мама не только относилась к предательству очень жёстко, но и вообще требовала равнения на "комсомольцев в Гражданскую войну", однако сама своим требованиям соответствовала и стало быть считала себя "хорошей"; папа считал себя "не очень хорошим", но полагал, что зато нужно стоять над собой с палкой, не то сам не заметишь как окажешься предателем. Для обоих это было, по всей видимости, вполне переносимо - а вот Тате из-за сочетания требований мамы и напоминаний папы, что она ему подобна и посему должна тоже стоять над собой с палкой, перманентно было плохо.
Важный момент: у Таты и в самом деле с детства проблемы с памятью, неумение строить сети чтобы удержать даже очень значимое для себя - наследие круглогодичных яслей - поэтому ужас забвения = предательства мучил её всё сильней. На описываемом этапе ценности пришли в противоречие: как хорошая дочь она должна была не забывать о верности идеалам, но лично для себя горевала, что невольно забудет Симку! - и так и так она получалась предательницей, но бояться предать идеалы - печаль разрешённая, а бояться предать память любви - отнюдь нет, поэтому переживание подсознательно перемещалось в другую, легитимную сферу.
Разговор в цирке
Разговор в цирке, состоявшийся три недели спустя смерти Симки, прямо со всем этим связан. Тату в очередной раз накрывает, она пишет ряд стихов про утрату, забвение, боль - и одновременно предаётся размышлениям на тему верности знамёнам. Я наблюдаю очередной эпизод чёрной депрессии, пытаюсь понять смысл обрывочных фраз, начинаю задавать вопросы - и внезапно наталкиваюсь на стену: Тата замирает, потом сообщает, что тут имеется тайна. С большой буквы Тайна, блин!.. Я охреневаю, подбираю челюсть (хорошо не на арену упала, впрочем это кажется в антракте было:)) - и начинаем разбираться.
С моей точки зрения, мы с Татой на тот момент были уже в полной мере связаны, в полной мере едины - достославный договор ещё не был заключён, но отношения были уже однозначными: мы - вместе. У нас общие цели, общие планы, мы взаимно делим друг с другом радость и боль - как умеем так и делим, не всё получается, но ставку делаем именно на это. Ну а тут, извините, что за хрень?!.. Если оная Тайна есть что-то такое, что никоим образом к нашей общей жизни не относится - то почему Тата из-за неё переживает? А раз Тата страдает - значит, это не может не входить в зону общей жизни, ведь страдания Таты - мои, я должен уметь их принять, чтоб разделить - а значит, непременно должен всё понимать! Иначе получается то самое, о чём выше, в предыдущем посте: умолчание, прямо выступающее в качестве отстранения = отказ от формирования пространства близости. Фальшь получается, вот что это такое!
Мы жарко спорили в течение всего представления, и в конечном итоге Тата сделала выбор: да, она _и правда_ хочет разделять со мной всё важное! - и открыла мне, что отец отсидел срок за вражду против власти, так что Тата несёт то ли печать кровной мести, то ли факел священной борьбы. Не скажу, чтобы моя реакция была прямо "что, и только?!.." - однако не без того, не без того:) С одной стороны, я и так видел, что окружающий социум лжив и преступен, так что заведомо одобрял тех, кто против этой гнусной власти хотя бы за какую-то правду; с другой - ну хорошо, так а мы-то сами что? что мы можем, чего не можем, что должны, чего не должны?.. Самый внятный для меня итог был таков: мы должны по возможности узнавать правду о том, что было и что есть сейчас - и по возможности эту инфу распространять, чтобы все могли делать выводы на реальных основаниях.
Разговор в цирке для меня ассоциативно связан с Орсом, хотя и был задолго до него; возможно, мы с Татой возвращались к этой теме, пытаясь осмыслить ситуацию Орса, когда он явился, а может просто всё переплетено в единый тугой узел - смерть Симки, цирк, встреча с Орсом, Тихвин.
Про Орса: ссылки и факты
Прежде всего вводное:
Об отношениях, обмане и самообмане
О правде, умолчании, обмане и перманентной лжи
Кроме того, в Архиве Альтерры существует метка "Орс и Офс", по ней много.
(В частности, вот тут можно составить представление о степени Орсовского авантюризма:))
Совсем-совсем вкратце:
Орс прибыл в Северный после гибели своего друга Дика (которого убила Киса, друг детства Дика, за убийство их общего друга детства, Уола) и хитроумно проник в Лагерь ОрТр с целью изучения что тут делается, но вместе с тем под флагом "месть за друга". В соответствии с планом, Орс оказался раскрыт как лазутчик - и тут у нас с ним стали бурно развиваться отношения, сперва как с пленным, потом как с близким / соратником. По ходу очередных переживаний Орс решил имитировать попытку самоубийства, однако в момент икс его накрыло депрой (вообще склонен, а в тот период особо) - и он всерьёз перерезал себе горло, чудом удалось спасти. Орс долго болел, за ним ухаживали и мы, и Киса, и другие близкие - а выздоровев принялся резвее прежнего устраивать афёры, морочить мне голову и пр. Об одних проделках я узнавал сразу же, о других догадывался сильно спустя.
Все приключения вокруг почти-успешного-суицида происходили в Тихвине - так что изрядная доля тогдашних переживаний касалась болезни - выздоровления - наступления весны.
С Офсом Орс познакомился у нас в Лагере, постепенно стало ясно что они вместе. У Офса была любимая, позже они втроём странствовали по иным мирам, вернулись, Орса нашла его давняя любимая, стали жить вчетвером, теперь и дети есть. Мы общались относительно недавно (недавно по ЗА, а по ЗЗ уже давно, в 2014), много старого основательно обсудили. Орс, конечно, боялся, что я не переживу его признаний о том, чего он мне ещё не рассказывал, но обошлось:)
А ещё мы с Татой обсуждали всё связанное с Орсом уже совсем недавно, весной 2019.
Итоги обсуждений-2019: Орс и юные мы
Мы с Татой отчаянно любили Орса! - при этом очень по-разному. Возвращаясь к теме "приятие по Тате-в-детстве / по Кире-в-детстве" в том смысле что Тате было важно присоединиться к борьбе героя и затем помочь ему в исцелении, а мне важно было дать простор-для-развернуться такому же не-умещающемуся-в-рамки, каков я сам - можно сказать, что в отношениях с Орсом и она и я получили желанное с лихвой.
Тата уже рассказывала о переживаниях вокруг Орса в связи с Симкой, так что начну с себя.
Я видел его очень настоящим, очень жизненно активным - не в смысле "у человека есть дело и он его делает", нет, иначе! - у него живые, сильные, яркие внутренние движения - и в этом смысле Орс мне подобен (тоже не-вмещающийся, ветер-дракон!), только старше, поэтому я не понимаю его целиком: я вижу эти яркие-сильные движения, вижу симпатию ко мне, желание взаимодействовать, играть - а также вижу, как его временами кроет глубочайшей депрой, как он проваливается и тут же выныривает - и я не понимаю, чёрт побери, не могу охватить его-целиком, не вижу что именно его так убивает! - и думаю, что это нечто, сокрытое от моих глазах - потому что я младше, а может потому что он замешан в каких-то делах, про которые мне непонятно (и это опять связано с тем что я младше?..), и это его убивает? - не всё время, нет, но временами просто убивает!?..
В посвящённом ему стихе (я написал не тогда, позже, но про тот ранний период) были строчки: "Пробитым флагом, рваным парусом // Один вы рядом с нашей слабостью // Один с тоской своею яростной // Не оставляйте нас, пожалуйста..." (подразумеваемое "мы" не случайно, мы с Татой тогда реально воспринимали мир на "мы" - и симметрично встречным образом в отношениях бытовало "вы"). Я ужасно боялся, что его сорвёт его взрослыми делами прочь от меня, да!.. - взлетит вдруг так же внезапно, как внезапно откалывает номера, и поминай как звали!.. Временами я буквально цеплялся за него, судорожно стискивая руку, особенно в печали что не смог помочь тем кому надеялся помочь; я испытывал трепетную благодарность, что Орс не вменяет мне ни смерть Натана, ни смерть Харона - я надеялся на его неравнодушие, снисхождение, принятие - и всё это получал.
Я никак не хотел, чтобы Орс рисковал! - но хотел давать ему вволю рулить, баловаться, являть себя; я изо всех сил давал ему восхищение и простор, а он давал мне игру - и не просто крышесносную игру, но - со-присутствие, поддержку, умопомрачительную надёжность партнёра-по-танцу. Это были исполненные предельного доверия отношения между старшим и младшим братишкой, вот так наверно точнее всего! - хоть потом Орс и говорил, что воспринимал меня не как младшего, скорее как равного - очень юного, но взрослого, примерно как он сам.
Образно говоря, мы с Орсом перманентно отыгрывали расклад "Зелёный Ужас - Теу-Тоу", только не в лесах, а виртуально - в дискуссиях, фантазиях, всяческих "а если..." - иными словами, это был нескончаемый поединок-танец "Законник верзус Хаотик" (расшифровываю вот тут в комментах), в котором мы с Орсом менялись ролями даже чаще чем мы с Татой: вообще-то я скорее коварный дракон, но мог побыть и наивным рыцарем, или наоборот:)
Как наивный дракон, я мог быть обманут коварным рыцарем в любой миг: искромётный перформанс 24 на 7! - цап меня под ручку в сторонку, чарующе-сладко, котом-в-сапогах: "а скажите пожалуйста, дорогой людоед..." - и мы с ним блаблабла, потом спохватываюсь - э, отвлёкся, а где наши (нужное подставить)?! - а Орс очи к небу, руками разводит: мол, они уже огого чего успели наворотить, пока мы с-ним-с-котом в сторонке-то блаблабла:) И при этом он никогда не отстранялся, НИКОГДА!!! - никаких "сам полез, сам и выпутывайся", никаких "ну не знаю, лично я не таков", никаких "твоё дело, при чём тут я" - очень, очень, очень надёжная связь.
Вспоминая теперь, я спросил Тату: мол, не может же быть чтоб она не ловила кайфа, когда Орс выделывал штуки, не присоединялась бы к его и моим чувствам?!.. Тата ужасно растерялась, подумала и сказала что, похоже, вообще не может вспомнить как ощущала себя в связи с этим! - предположила, что либо никак не ощущала (маловероятно: помню смесь восторга и возмущения на её пылающем лице, когда внезапно нечто выясняется), либо потом отрезала, вычеркнула из памяти, стыдясь что кайфовала когда Орс нас морочил! - и вот это, по-моему, очень похоже на правду, ибо Тата свидетельствует, что её до сих пор охватывает стыд и растерянность, когда она думает про это: мол, ну как же такие хорошие наши друзья так плохо себя вели?!.. -
то есть тут есть в чём покопаться, в аспекте не-линейных, не-плоскостных соотношений всех этих материй (доверия-лукавства-искренности-игры-надёжности-фальши): какие мы с Татой были тогда, какими видели себя, мир, друг друга, наших друзей.
Я спросил, насколько Тата проникала во внутреннюю жизнь Орса, транслируя? - и она сказала, что нет, ничуть! сплошной бихевиоризм - вот это сделал, вот это сказал... - она и насчёт всех так тогда воспринимала. Отдельно трансляция-прикосновение к поверхностным слоям психики - отдельно потом погружение в переживания в связи с произошедшим. Нет, Тата не ожидала, что Орс попытается себя убить! - и потом, когда он уже выздоровел, по возвращении из Тихвина, всё думала-переживала, зачем он такое сделал с собой?!.. Поймала в полусне образ-ощущение, непереносимый хруст рвущихся тканей - и потом долго ходила погруженная в проживание того, что мы в Тихвине прожили сжато: болезнь, лечение, постепенное выздоровление Орса - прорастание вместе с ним из смерти в жизнь, сквозь зиму в весну.
Нынешним сознанием, нынешними словами Тата передаёт понятое тогда примерно так:
Что заставило Орса так поступить? - наверно, дело в том, что он дал себе клятву отомстить за друга, принести жертву (чтобы память друга не канула в никуда, типа умер и больше нет его, вот и всё!) - а теперь не может отомстить убийце-Кисе (потому что это славная девушка, которая вдобавок была в своих правах), и значит рискует, что неисполнение клятвы всё-таки приведёт к потере памяти о друге - и тут вдруг ему даётся напоминание, типа "должок!": оказывается, у него на доступе "потайная" пилка = возможность принести жертву - и вот он это делает, и теперь он свободен, гештальт закрыт, и раз он не умер - то начинается новая жизнь.
Для меня-нынешнего очевидно, что всё это Татино переживание-осмысление - про Симку, про память о Симке: горе и вина, страх предательства, жажда принести жертву собой, причинить себе боль, чтобы не забыть своей любви, не предать память любви!.. - и что Орс выступает здесь в качестве переходного объекта: постфактум проживая произошедшее, Тата ощущает себя так, словно в этот момент ухаживает за больным Орсом - оказывая любящее исцеляющее приятие и ему, и себе самой: сострадание к приносящему себя в жертву ради сохранения памяти любви - утешение, прощение, освобождение, милость, мир.
Сама тема "перерезать горло" - амбивалентна: то ли "отнять дыхание" (воспретить жить себе-беспамятному), то ли "порвать удавку" (не дать внешнему-социальному задушить себя-настоящего); в любом случае и то и другое про "остаться собой / не стать не-собой", и в любом случае принесённая жертва даёт избавление от страха предательства: всё самое страшное уже позади, и если мы не умерли, если мы снова живы - то, значит, жить можно. И мы все будем жить.
Тогдашний-я не имел представления о Татином страхе предательства (жалобы, которые она всплесками выдавала на поверхность, я трактовал не как её актуальный ужас перед собой, а как штрихи общей панорамы депры: "мир не ОК, я не ОК, всё плохо") и тем более не подозревал подобного у Орса - хоть и страдал от его "взрослой, сокрытой от меня боли", испытывая то же бессилие невозможности-неумения помочь, что и в отношении Таты. Теперешний-я вижу, что его "взрослая боль" ассоциируется-рифмуется для меня с Татиной болью о Симке - которую мне было не по силам охватить целиком, не по силам вместить так, чтоб оказать помощь.
По ходу общения в 2014 Орс говорил, что у него не было тогда желания умереть, нет, отнюдь! - но он оказался вдруг охвачен отчаянием-безволием-безнадёжностью, "как если замерзаешь - не всё ль равно, шагом раньше замёрзнешь или шагом позже? пусть идёт как идёт..." Не помню, говорили ли мы с Татой об этом тогда, в 2014, скорее нет чем да, но сейчас подозреваю, что Орса могло накрывать Татиным "замерзанием", онемением чувств - естественным следствием зажатого, недопрожитого горя.
Меж Симкиной смертью и встречей с Орсом - почти сорок дней, но моя память устойчиво рисует их вместе, одной картиной: вот мы у Таты, январь, морозные узоры на стекле, остро-свежий вкус хищного приключения, уловление-знакомство с этим новым, невообразимо притягательным чуваком - и фоном Симка, спящий на подоконнике, на диване, чуть ли не на столе, мы с Татой то и дело на него смотрим... Мы вместе.
Меж весной 1976 (Тихвин) и весной 2016 (возвращение Симки в наш Цветущий Сад) - сорок лет. Плюс ещё три года на осмысление пережитого весной 1976 / 2016 - сверх-насыщенный апрель 2019, погружение в недра юности, старые и новые тексты, старые и новые картинки... Апрель 1976 - апрель 2016 - апрель 2019: ось эпох, мост миров, камертон Озириса.
Напомню целевым образом, что Тата в повествовании про Симку о своих переживаниях в связи с Орсом уже рассказала - так что призываю желающих вернуться туда перечитать, там важное, притом с несколько иного ракурса чем здесь, мне при всём желании этих тонких моментов не передать.
Ну а я по ходу подготовки своей части рассказа изобразил Орса на берегу Голубого озера, где Лагерь ОрТр: пришёл апрель, снега сошли, вода уже почти очистилась ото льда - и мы все вместе, и мы все живы, и мы с Татой заключаем наш договор - дающий силу в соединённых ладонях вырастить вселенную, которая вместит и выдержит нас во всех испытаниях, вместит и поддержит всех кого мы любим.
Апрель 1976-2016-2019 с Орсом и Симкой.
"Под руку с капитаном весна воротилась к нам..."
Голубое озеро Лагеря ОрТр изображено с помощью фотки одного из ближайших ЗЗ-шных озёр, горячо любимых и реально похожих на наши ЗА-шные:)
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.