Первые знакомства - состоявшиеся и отложенные. Продолжение
Отрывок из ненаписанной части "Черты Мира". Предыдущий фрагмент текста - вот здесь.
*************************
Покончив с преамбулой, рассмотрим парочку конкретных примеров. Для начала - не страшных, а скорее потешных:)
Одним из первых попавшихся на нашем пути следователей был некто Валаам, который по иронии судьбы оказался родственником Организации Троек - о чём, естественно, не подозревал ни он сам, ни кто-либо другой: этот парень в своё время вывелся из нашей же кладки, из унесённого яйца. Встреча с "голубыми чертями" произвела на Валаама столь тягостное впечатление, что он, не ставя в известность начальство, в полном раздрае покинул Северный Город, уехал на Юг и бродил в невменяемом состоянии, пророчествуя о скором конце, грядущем с севера (в мире моего первого рождения в таких случаях поминают полярного пушного зверька:)) Знакомые отловили Валаама и привели в более-менее пристойный вид, после чего по молчаливой договорённости было решено считать произошедшее за развесёлый перформанс - на эту тему даже разыгрывались любительские спектакли с аллюзиями на библейского пророка Валаама и его ослицу: мол, Валаам на сей раз оказался умней своей ослицы и слинял с пути Голубого Воинства, а ослица из упрямства осталась в Северном и пошла следователем в комендатуру… - далее можно было строить предположения, под каким именно именем она скрывается.
Героем ещё одной благополучной истории является Бенджамен, который показался нам симпатичным и вдобавок был молод; на том этапе мы однозначно предпочитали юношей пожилым, считая пожилых безнадёжными. В отношении Бенда была произведена пропаганда-агитация на тему равенства и братства, в довершение которой он и вовсе был отправлен на Восток, посмотреть на процветающую неарийскую цивилизацию - по ходу Бенд сильно психовал и чуть не покончил с собой, но в итоге утешился и даже одно время жил на Востоке.
Теперь про страшное.
Одной из реально кошмарных историй была история отношений с Филиппом, которую я уже описывал в новелле "Октябрь". Следователь по имени Филипп был не только пожилым, то есть заведомо безнадёжным, но и коварным, хищным, дотошным, упрямым - словом, букет качеств, обеспечивающих смертный приговор. Дополнительная пикантность состояла в том, что Филипп успел уяснить, что у нас другие болевые реакции, и пытался применять методы, рассчитанные на существ с нестандартными параметрами - методы, подразумевающие долгосрочное воздействие - чем и вовсе вызвал у нас ужас и отвращение. При всём этом Филипп увлекался взаимной охотой ничуть не меньше нашего, и тем самым опять-таки выделялся из прочих в худшую, как нам представлялось, сторону. Парадоксально: казалось бы, нашли достойного злодей-партнёра для игры, так надо радоваться, не?.. - а вот фиг! - Филипп умудрился пересечься с нами аж несколько раз, но всё равно мы были им недовольны. В конечном итоге мы захватили Филиппа вместе с его кровным братом, брата по дороге застрелили для антуража, Филиппа же некоторое время держали в плену, после чего утопили старинным способом, в дырявой лодке - по ходу чего он сошёл с ума, о чём, впрочем, нам стало известно лишь два с половиной года спустя, когда мы оживили их обоих, сперва филипповского брата Полковника, а затем и его самого. История сия с самого начала содержала лёгкий, но отчётливый привкус инфернальности - может быть потому, что Филипп уже какое-то время был близок к безумию, от чего и пытался отвлечься охотой на нас, может быть по какой-то иной причине, доселе неведомой; здесь я хочу отвлечься и сказать пару слов о себе - кое-что из того, что представляется мне важным.
Я уже не раз упоминал, что на раннем этапе легко предоставлял свои тела друзьям-волонтёрам, временами всерьёз отвлекаясь от жизни на Земле Алестры в пользу жизни на земле моего первого рождения - ибо мне тривиально не разорваться было на две жизни зараз:) Позже, овладев телесностью в полной мере, я уже не отдавал управления телом никому, предпочитая валяться без чувств, ежели не могу жить - ну а в юности смотрел на вещи иначе: пережитое моим телом под управлением приятеля-волонтёра присоединялось к моей личной памяти наподобие увиденного сна, и я находил драгоценными абсолютно все воспоминания - независимо от того, в какой мере был согласен с поступками и переживаниями водившего "мною" коллеги. Мои собственные эмоции накладывались на его эмоции и мотивации, всё это смешивалось с общей памятью отряда и хрен знает с чем ещё, и сортировать воспринятое на "согласен - не согласен" мне даже в голову не приходило - впрочем, если бы и пришло, то с негодованием было бы отметено как чёрная неблагодарность: мне предоставляют кусок жизни, настоящей жизни, которого я мог бы оказаться лишён - неужели же я посмею выкобениваться, ныть "нет, я бы поступил иначе" и тэ пэ?!..
Таким образом, всё пережитое моим телом я безоговорочно принимал за своё, и поэтому мне до крайности трудно определить, что я видел сам, своими глазами, а что видели мои глаза без меня. Истории отношений с Филиппом всё это касается в наивысшей степени: трагедия сия пережита мною как принятая и присвоенная, предельно инфернальная и при этом предельно моя-личная - и далее я всю жизнь держался того, что я_сделал_это, хотя если бы тогда я в полной мере участвовал реально - может быть, всё было бы иначе. Может быть, я отколол бы что-нибудь и ещё более страшное; может быть, наоборот. В любом случае, теперь я хотел бы сделать эту ситуацию максимально прозрачной, удобопонятной - именно потому и подчёркиваю этот изначально сопутствовавший событиям привкус инфернальности. Откуда столь болезненно звучала эта нота?.. - поймал ли я постфактум инфернальные переживания Филиппа, уловили ли мы с ним оба нечто раздирающе-навзрыд-захлёстывающее из Суперсистемы?.. Не оно ли, нами-обоими-уловленное, завязало нас с Филиппом в узел, который удалось развязать лишь два с лишним года спустя?.. Как бы то ни было, Филипп однажды таки задал мне вопрос "зачем?", и об этом я тоже хочу рассказать. Дело было вот как.
Осенью 01 по ЧМ, где-то месяц спустя того как мы Филиппа с Полковником оживили, произошёл следующий эпизод. Мы с моим названым братом Старшим, находясь в нашей личной комендатуре, переоборудованной под общежитие для новооживлённых, разливали водой из шланга драку двух неукротимых, имевших друг к другу давние счёты новичков. Драчка была будьте-нате, воды налилось изрядно - чуть не по щиколотку залило весь коридор. Вскорости после устранения последствий к нам заглянули Филя с Полковником: "Привет, мол, мы так и поняли, что вы опять решили нас утопить! Но тут вода перестала прибывать - мол, мы пришли узнать, почему?:)" Мы с ними вкратце поприкалывались насчёт новостей, а перед уходом Филипп и говорит: "Нет, мол, я тебя всё-таки спрошу! - ну вот скажи ты мне, скажи: ты зачем тогда это сделал?" Я обалдел; подумал-подумал - и честно говорю ему: "Не знаю!" - "Вот то-то же!" - ответствовал Филя назидательно, поднявши палец - после чего ушёл, судя по всему вполне удовлетворённый результатом.
Ну а теперь наконец перейдём к разговору о Толлеровской десятке.
Исторически Толлеровской десяткой именуется группа одновременно погибших следователей, в живых из которых остался один только Толлер. Не случайным образом Толлер был практически не связан с остальными девятью и их проблемами - собственно говоря, именно по сей причине он и не погиб; однако давайте обо всём по порядку.
В один, если можно так выразиться, прекрасный день, точнее - в ночь с 23 на 24 июня 02 до ЧМ, боевики Организации Троек захватили и привезли в лагерь сразу десять следователей, почитай что половину состава комендатуры Северного. Столь удачная охота не могла не вызвать любопытства, так что наши ребята вокруг пленных вертелись, но в общение особо не вступали; за каким хреном их привезли живыми, если всё равно собирались убить - в общем-то никого не заинтересовало. Что всему этому предшествовала какая-то тёмная история, лично я заподозрил лишь несколько лет спустя.
В тот же день было объявлено примерно следующее: эти жуткие изверги обречены, но Организация Троек не хочет марать своих рук убийством пленных, поэтому поступим так: выдать каждому по очереди пистолет с одним патроном - и пусть сами стреляются, а кто не застрелится - пусть пеняет на себя!
Сказано - сделано. Протестовать приговорённые не стали, пожали плечами и начали поочерёдно стреляться. Всё происходило согласно регламенту, пока не дошло до последнего - это и был Толлер, которого мы до той поры не отличали. А Толлер взял да выпендрился: взвесил пистолет на ладони, ухмыльнулся и выпалил в упор в ближайшего врага, который оказался в пределах досягаемости - типа, вот вам, гады, а теперь делайте со мной что хотите!..
Юный боевик по имени Ян, получивший таким образом смертельное, если бы не наши сверх-возможности, ранение, был моим близким другом - одним из тех волонтёров, с кем я делился телами, так что на тот период Ян как раз входил в состав Тринадцатой Тройки. Лихая выходка перевела Толлера из разряда "добыча Отряда" в разряд "личный пленник Тринадцатой" - то есть никто, кроме нас, уже не имел на него никаких прав.
Разумеется, Ян быстро выздоровел, и у них с Толлером началось активное общение. Вскоре выяснилось, что никто не изверг - ни Толлер, ни Ян, ни мы-прочие-из-Тринадцатой - что мы восхищены храбростью и обаянием Толлера, а Толлер, в свою очередь, очарован нашим восхищением… - короче говоря, вспыхнула взаимная любовь, хотя поначалу мы с Толлером доверяли друг другу лишь отчасти. Мы пламенно настаивали, что хотим нести мир и просвещение, Толлер цинично выражал сомнения и лез всё проверять, разок даже совершил побег - однако вышло так, что в комендатуре он оказался вместе с тем же Яном, и Ян едва не погиб уже всерьёз… - в общем, после того как наши выручили их обоих, Толлер строить пленника из себя перестал. Он быстро прославился в качестве союзника Организации Троек и буйно веселился, обыгрывая тему, что-де он, магистр экстра-класса, легко может засадировать любого из бывших коллег прямо у того на дому - однако на деле практиковать фактически перестал, и притом вовсе не потому, что мы были против: таково было его собственное побуждение. Вообще, все отношения в этой сфере и с этой сферой - штука настолько тонкая, что никогда не известно заранее, как ляжет тот или иной личный путь; я и сам сперва отвергал, потом научился и воспылал, потом повязался так что без малого сделался маньяком, потом завязал, потом развязал… Впрочем, сейчас я не о том, я о другом. Не обо мне, то бишь, а о Толлере:)
Толлер - потерянное дитя потомков Ария Зелёного Человека, князей Лазуров. По-лазуровски роскошный - артистичный, стремительный богатырь с лепными чертами и львиной гривой - он нисколько не был заносчив, но любил выпендрёж, и посему одни восхищались им, а другие едва переносили. Не брюнет, а шатен, притом с довольно-таки светлым отливом - указание на южную или приморскую, а то и неарийскую кровь - Толлер держал себя так, что шутить на тему его происхождения могли только друзья. Гадалки называли его "Зелёным Человеком", но он даже и не предполагал, что имеет отношение к Арию, и толковал это в переносном смысле - что сам лепит свою судьбу с нуля.
Сделавшись нашим союзником, Толлер обрёл призвание в политической сатире: писал хлёсткие памфлеты, распространял брошюры-листовки и был популярен - "не найдётся ли свеженького Толлера?" спрашивали друг у друга как соратники, так и враги. Толлера успел по достоинству оценить последний перед Чёрным Мятежом начштаба, Шат (Катулл), охотно имел с ним дело и всячески одобрял его роман со своей дочерью Ледой, изображая перед обществом, как будто ужасно Толлера боится: "чудовище, садист, пособник голубых дьяволов! - пусть делает в Городе что хочет, лишь бы не разозлился!.." Всё это оказалось кстати, когда мы надумали заключать перемирие, которое, как я уже говорил, продержалось недолго. Помню, как Леда примчалась в лагерь Организации Троек верхом - на чёрном коне, в чёрном плаще, как чёрный огненный вихрь - с вестью о Чёрном Мятеже и о смерти отца; от горя и ярости она дрожала без слёз, но расхохоталась нам в лицо, услышав предложение быть эвакуированной на Восток: отвергая канон классической арийки, Леда держала себя не за мирное население, а за валькирию. Рослая, ладная, светлокудрая, она во всём была Толлеру под стать; светлая масть и прочее списывалось на то, что-де мать Леды была полуприморка - на самом же деле просто никто не помнил, каковы бывают черты древних, связанных с океаном фамилий, для которых не существует ни государственных, ни этнических границ - ибо они понимали себя ещё в те времена, когда оных границ не было и в помине.
По окончании войны Толлер полностью посвятил себя литературно-издательским делам - для начала возродил из праха "Газету Северного", затем основательно взялся за серийный выпуск приложений к ней. Разведдеятельность продвигалась во всё более глубокое прошлое, новая информация накатывала широким фронтом - люди не успевали отслеживать всё важное, и популярные инфо-серии Толлера разлетались как пряная, жаркая выпечка в мороз. Когда началось широкое общение с Востоком и стало выясняться, какое неимоверное количество восточников жило и действовало - да что там, живёт и действует! - у нас на Западе, Толлер прославился фразой "все мы неарийцы с Востока!", которая сделалась своего рода девизом немелочного приятия. Контекст высказывания был приблизительно таков: Толлеру стали говорить, что, мол, слышал ли он - такой-то оказался неарийцем с Востока… и такой-то, и такой-то… каковы, мол, а?!.. - потеряв терпение, Толлер заорал "подумаешь, эка невидаль! все мы неарийцы с Востока!.." - чем вызвал в обществе фурор и, стало быть, породил девиз. Сакраментальная фраза сия многократно вспоминалась потом на разных этапах разведдеятельности: когда внезапно выяснялись повороты истории, показывающие сообщества и народы с неожиданной стороны (кто от кого, оказывается, происходит, кто с кем когда-то, оказывается, дружил и брачевался, кто с кем что-либо вместе создавал и пр.) - всем оставалось только принять своё невежество со смехом: "ну что ж - как говорится, все мы неарийцы с Востока! -так что ничего, теперь будем с новыми-новостями дальше жить!.."
Однако это я по своему обыкновению забегаю вперёд; а ведь хотел-то я ещё поговорить о Толлеровской десятке - для начала теоретически, ну а затем, если получится, то и поближе к фактам.
Сложилось так, что основным составом Толлеровской десятки мы занимались в начале мая 01 по ЧМ, однако некоторые из этой группы плюс парочка близко связанных с нею людей уже были живы: кого-то оживили без нас, кого-то - мы сами. Своеобразие ситуации в том, что по ходу работы с десяткой мы так и не узнали ничего о предыстории трагедии - так ничегошеньки и не узнали, хотя отношения с оживляемыми складывались боль-мень успешно; сей феномен представляется мне достойным того, чтобы порассуждать о нём отдельно.
Сейчас я в очередной раз скажу банальность, которая играет в отношении разведдеятельности совершенно особую роль: чтобы нечто узнать, надо заранее иметь об этом хотя бы минимальное представление. Для того, чтобы тебе о чём-то рассказали - необходимо понимать, о чём спросить, и более того - необходимо понимать, как именно спросить. Как ни смешно, есть множество вещей, которые движут людьми, до крайности волнуют их, определяют мысли и поступки - но о которых люди не в состоянии говорить с посторонними, с теми, кто "не в теме": не потому, что опасаются или желают нечто скрыть - а потому, что ощущают бессилие, ощущают невозможность произвести минимальный загруз, "ввести в тему" с нуля, а говорить что бы то ни было без такого загруза представляется бессмысленным, поскольку всё заведомо будет понято неверно. Поэтому как бы хорошо ни складывались отношения разведчика с новооживлёнными - ежели в подготовке разведчика упущен необходимый загруз, всерьёз помочь клиентам он не сможет: они скорее всего не найдут в себе сил поделиться тем, что их более всего мучает, и в лучшем случае пройдут мимо него как мимо придорожного костра - погрелись минутку, и снова во тьму, в свой ледяной одинокий путь.
Следующая неизбежная банальность состоит в том, что необходимый загруз не достигается путём теоретического изучения материала: чтобы реально понять, о чём идёт речь, нужно перевести проблему на свой собственный язык, то есть осознать её личным образом - так или иначе пережить её, перестрадать, если не в своей реальной судьбе, то вместе со своим клиентом - и заменить этого личного опыта ничто не может. Именно поэтому естественный путь развития разведчика - от распутывания самых простых и общепонятных коллизий ко всё более и более сложным, делая каждый следующий шаг на основании предыдущего: бесполезно просить клиента "расскажи мне, что тебя мучает, может быть я помогу!" - если он не увидит, что ты обладаешь хотя бы минимальным пониманием, ему по-любому будет себе дороже с тобой объясняться. И твоё искреннее сочувствие, конечно же, может помочь - однако может и наоборот: "какое славное дитя!" - подумает немотствующий новооживлённый, - "не стоит обременять его тяготами, которые очевидным образом ему чужды!" - и, собрав последние силы, постарается изобразить, как будто с ним уже в общем-то всё в порядке - ты можешь спокойно оставить его и заняться другими делами.
Именно такая ситуация сложилась у нас с Толлеровской десяткой, когда мы оживляли этих людей в мае 01 по ЧМ: мы терзались виной и старались помочь, однако совершенно не понимали, о чём их спросить - а они спрашивали нас о разном, но по нашим ответам видели, что мы не врубаемся в коллизию, и поэтому даже не пытались объясняться всерьёз, ограничиваясь самым общим обменом эмоциями. Добросердечный Мак рассказывал не о коллегах, а о близких; суровый Якоб ставил нас по стойке смирно и требовал отчёта за истекшие два года; язвительный Хина иронизировал по поводу расистской концепции - "всем известно, что у неарийцев вместо человеческих чувств наблюдается половое чувство, стадное чувство и чувство э… животного патриотизма!" - а потом резал горло стеклом и бросался с дерева, вдрызг разбивая изящные хрупкие руки… - но ни один, ни один, ни один из них так и не объяснил нам, почему 24 июня 02 до ЧМ все, кроме Толлера, молча согласились застрелиться.
А мы сами даже тогда - два года спустя, полгода после установления мира! - не понимали, что с этой историей что-то не так.
*************************
Примечания:
Новелла "Октябрь", повествующая про наши отношения с Филиппом:
начало - вот здесь, завершение - вот здесь;
про последних начштабов Северного, в том числе про Шата, отца Леды, можно прочитать вот здесь;
про историю Ария Зелёного Человека - вот здесь;
вообще про Толлера и Леду довольно часто упоминает Ивэ, поскольку оба они - его близкие люди (о том, как эти отношения сложились, было вот здесь), но по большей части бессвязно и вразнобой, так что надо будет, что ли, собрать ссылки в пучок (метку "Толлер и Леда" мы тут у себя уже ввели);
ну а что до собственно истории Толлеровской десятки - то она не только трагичная, но и здорово запутанная, так что мы ещё должны будем долго думать, в каком порядке излагать её для "ЧМ" (чтобы не перегружать деталями и без того большую книгу), а в каком, есличё, выкладывать отдельно.
*************************
Покончив с преамбулой, рассмотрим парочку конкретных примеров. Для начала - не страшных, а скорее потешных:)
Одним из первых попавшихся на нашем пути следователей был некто Валаам, который по иронии судьбы оказался родственником Организации Троек - о чём, естественно, не подозревал ни он сам, ни кто-либо другой: этот парень в своё время вывелся из нашей же кладки, из унесённого яйца. Встреча с "голубыми чертями" произвела на Валаама столь тягостное впечатление, что он, не ставя в известность начальство, в полном раздрае покинул Северный Город, уехал на Юг и бродил в невменяемом состоянии, пророчествуя о скором конце, грядущем с севера (в мире моего первого рождения в таких случаях поминают полярного пушного зверька:)) Знакомые отловили Валаама и привели в более-менее пристойный вид, после чего по молчаливой договорённости было решено считать произошедшее за развесёлый перформанс - на эту тему даже разыгрывались любительские спектакли с аллюзиями на библейского пророка Валаама и его ослицу: мол, Валаам на сей раз оказался умней своей ослицы и слинял с пути Голубого Воинства, а ослица из упрямства осталась в Северном и пошла следователем в комендатуру… - далее можно было строить предположения, под каким именно именем она скрывается.
Героем ещё одной благополучной истории является Бенджамен, который показался нам симпатичным и вдобавок был молод; на том этапе мы однозначно предпочитали юношей пожилым, считая пожилых безнадёжными. В отношении Бенда была произведена пропаганда-агитация на тему равенства и братства, в довершение которой он и вовсе был отправлен на Восток, посмотреть на процветающую неарийскую цивилизацию - по ходу Бенд сильно психовал и чуть не покончил с собой, но в итоге утешился и даже одно время жил на Востоке.
Теперь про страшное.
Одной из реально кошмарных историй была история отношений с Филиппом, которую я уже описывал в новелле "Октябрь". Следователь по имени Филипп был не только пожилым, то есть заведомо безнадёжным, но и коварным, хищным, дотошным, упрямым - словом, букет качеств, обеспечивающих смертный приговор. Дополнительная пикантность состояла в том, что Филипп успел уяснить, что у нас другие болевые реакции, и пытался применять методы, рассчитанные на существ с нестандартными параметрами - методы, подразумевающие долгосрочное воздействие - чем и вовсе вызвал у нас ужас и отвращение. При всём этом Филипп увлекался взаимной охотой ничуть не меньше нашего, и тем самым опять-таки выделялся из прочих в худшую, как нам представлялось, сторону. Парадоксально: казалось бы, нашли достойного злодей-партнёра для игры, так надо радоваться, не?.. - а вот фиг! - Филипп умудрился пересечься с нами аж несколько раз, но всё равно мы были им недовольны. В конечном итоге мы захватили Филиппа вместе с его кровным братом, брата по дороге застрелили для антуража, Филиппа же некоторое время держали в плену, после чего утопили старинным способом, в дырявой лодке - по ходу чего он сошёл с ума, о чём, впрочем, нам стало известно лишь два с половиной года спустя, когда мы оживили их обоих, сперва филипповского брата Полковника, а затем и его самого. История сия с самого начала содержала лёгкий, но отчётливый привкус инфернальности - может быть потому, что Филипп уже какое-то время был близок к безумию, от чего и пытался отвлечься охотой на нас, может быть по какой-то иной причине, доселе неведомой; здесь я хочу отвлечься и сказать пару слов о себе - кое-что из того, что представляется мне важным.
Я уже не раз упоминал, что на раннем этапе легко предоставлял свои тела друзьям-волонтёрам, временами всерьёз отвлекаясь от жизни на Земле Алестры в пользу жизни на земле моего первого рождения - ибо мне тривиально не разорваться было на две жизни зараз:) Позже, овладев телесностью в полной мере, я уже не отдавал управления телом никому, предпочитая валяться без чувств, ежели не могу жить - ну а в юности смотрел на вещи иначе: пережитое моим телом под управлением приятеля-волонтёра присоединялось к моей личной памяти наподобие увиденного сна, и я находил драгоценными абсолютно все воспоминания - независимо от того, в какой мере был согласен с поступками и переживаниями водившего "мною" коллеги. Мои собственные эмоции накладывались на его эмоции и мотивации, всё это смешивалось с общей памятью отряда и хрен знает с чем ещё, и сортировать воспринятое на "согласен - не согласен" мне даже в голову не приходило - впрочем, если бы и пришло, то с негодованием было бы отметено как чёрная неблагодарность: мне предоставляют кусок жизни, настоящей жизни, которого я мог бы оказаться лишён - неужели же я посмею выкобениваться, ныть "нет, я бы поступил иначе" и тэ пэ?!..
Таким образом, всё пережитое моим телом я безоговорочно принимал за своё, и поэтому мне до крайности трудно определить, что я видел сам, своими глазами, а что видели мои глаза без меня. Истории отношений с Филиппом всё это касается в наивысшей степени: трагедия сия пережита мною как принятая и присвоенная, предельно инфернальная и при этом предельно моя-личная - и далее я всю жизнь держался того, что я_сделал_это, хотя если бы тогда я в полной мере участвовал реально - может быть, всё было бы иначе. Может быть, я отколол бы что-нибудь и ещё более страшное; может быть, наоборот. В любом случае, теперь я хотел бы сделать эту ситуацию максимально прозрачной, удобопонятной - именно потому и подчёркиваю этот изначально сопутствовавший событиям привкус инфернальности. Откуда столь болезненно звучала эта нота?.. - поймал ли я постфактум инфернальные переживания Филиппа, уловили ли мы с ним оба нечто раздирающе-навзрыд-захлёстывающее из Суперсистемы?.. Не оно ли, нами-обоими-уловленное, завязало нас с Филиппом в узел, который удалось развязать лишь два с лишним года спустя?.. Как бы то ни было, Филипп однажды таки задал мне вопрос "зачем?", и об этом я тоже хочу рассказать. Дело было вот как.
Осенью 01 по ЧМ, где-то месяц спустя того как мы Филиппа с Полковником оживили, произошёл следующий эпизод. Мы с моим названым братом Старшим, находясь в нашей личной комендатуре, переоборудованной под общежитие для новооживлённых, разливали водой из шланга драку двух неукротимых, имевших друг к другу давние счёты новичков. Драчка была будьте-нате, воды налилось изрядно - чуть не по щиколотку залило весь коридор. Вскорости после устранения последствий к нам заглянули Филя с Полковником: "Привет, мол, мы так и поняли, что вы опять решили нас утопить! Но тут вода перестала прибывать - мол, мы пришли узнать, почему?:)" Мы с ними вкратце поприкалывались насчёт новостей, а перед уходом Филипп и говорит: "Нет, мол, я тебя всё-таки спрошу! - ну вот скажи ты мне, скажи: ты зачем тогда это сделал?" Я обалдел; подумал-подумал - и честно говорю ему: "Не знаю!" - "Вот то-то же!" - ответствовал Филя назидательно, поднявши палец - после чего ушёл, судя по всему вполне удовлетворённый результатом.
Ну а теперь наконец перейдём к разговору о Толлеровской десятке.
Исторически Толлеровской десяткой именуется группа одновременно погибших следователей, в живых из которых остался один только Толлер. Не случайным образом Толлер был практически не связан с остальными девятью и их проблемами - собственно говоря, именно по сей причине он и не погиб; однако давайте обо всём по порядку.
В один, если можно так выразиться, прекрасный день, точнее - в ночь с 23 на 24 июня 02 до ЧМ, боевики Организации Троек захватили и привезли в лагерь сразу десять следователей, почитай что половину состава комендатуры Северного. Столь удачная охота не могла не вызвать любопытства, так что наши ребята вокруг пленных вертелись, но в общение особо не вступали; за каким хреном их привезли живыми, если всё равно собирались убить - в общем-то никого не заинтересовало. Что всему этому предшествовала какая-то тёмная история, лично я заподозрил лишь несколько лет спустя.
В тот же день было объявлено примерно следующее: эти жуткие изверги обречены, но Организация Троек не хочет марать своих рук убийством пленных, поэтому поступим так: выдать каждому по очереди пистолет с одним патроном - и пусть сами стреляются, а кто не застрелится - пусть пеняет на себя!
Сказано - сделано. Протестовать приговорённые не стали, пожали плечами и начали поочерёдно стреляться. Всё происходило согласно регламенту, пока не дошло до последнего - это и был Толлер, которого мы до той поры не отличали. А Толлер взял да выпендрился: взвесил пистолет на ладони, ухмыльнулся и выпалил в упор в ближайшего врага, который оказался в пределах досягаемости - типа, вот вам, гады, а теперь делайте со мной что хотите!..
Юный боевик по имени Ян, получивший таким образом смертельное, если бы не наши сверх-возможности, ранение, был моим близким другом - одним из тех волонтёров, с кем я делился телами, так что на тот период Ян как раз входил в состав Тринадцатой Тройки. Лихая выходка перевела Толлера из разряда "добыча Отряда" в разряд "личный пленник Тринадцатой" - то есть никто, кроме нас, уже не имел на него никаких прав.
Разумеется, Ян быстро выздоровел, и у них с Толлером началось активное общение. Вскоре выяснилось, что никто не изверг - ни Толлер, ни Ян, ни мы-прочие-из-Тринадцатой - что мы восхищены храбростью и обаянием Толлера, а Толлер, в свою очередь, очарован нашим восхищением… - короче говоря, вспыхнула взаимная любовь, хотя поначалу мы с Толлером доверяли друг другу лишь отчасти. Мы пламенно настаивали, что хотим нести мир и просвещение, Толлер цинично выражал сомнения и лез всё проверять, разок даже совершил побег - однако вышло так, что в комендатуре он оказался вместе с тем же Яном, и Ян едва не погиб уже всерьёз… - в общем, после того как наши выручили их обоих, Толлер строить пленника из себя перестал. Он быстро прославился в качестве союзника Организации Троек и буйно веселился, обыгрывая тему, что-де он, магистр экстра-класса, легко может засадировать любого из бывших коллег прямо у того на дому - однако на деле практиковать фактически перестал, и притом вовсе не потому, что мы были против: таково было его собственное побуждение. Вообще, все отношения в этой сфере и с этой сферой - штука настолько тонкая, что никогда не известно заранее, как ляжет тот или иной личный путь; я и сам сперва отвергал, потом научился и воспылал, потом повязался так что без малого сделался маньяком, потом завязал, потом развязал… Впрочем, сейчас я не о том, я о другом. Не обо мне, то бишь, а о Толлере:)
Толлер - потерянное дитя потомков Ария Зелёного Человека, князей Лазуров. По-лазуровски роскошный - артистичный, стремительный богатырь с лепными чертами и львиной гривой - он нисколько не был заносчив, но любил выпендрёж, и посему одни восхищались им, а другие едва переносили. Не брюнет, а шатен, притом с довольно-таки светлым отливом - указание на южную или приморскую, а то и неарийскую кровь - Толлер держал себя так, что шутить на тему его происхождения могли только друзья. Гадалки называли его "Зелёным Человеком", но он даже и не предполагал, что имеет отношение к Арию, и толковал это в переносном смысле - что сам лепит свою судьбу с нуля.
Сделавшись нашим союзником, Толлер обрёл призвание в политической сатире: писал хлёсткие памфлеты, распространял брошюры-листовки и был популярен - "не найдётся ли свеженького Толлера?" спрашивали друг у друга как соратники, так и враги. Толлера успел по достоинству оценить последний перед Чёрным Мятежом начштаба, Шат (Катулл), охотно имел с ним дело и всячески одобрял его роман со своей дочерью Ледой, изображая перед обществом, как будто ужасно Толлера боится: "чудовище, садист, пособник голубых дьяволов! - пусть делает в Городе что хочет, лишь бы не разозлился!.." Всё это оказалось кстати, когда мы надумали заключать перемирие, которое, как я уже говорил, продержалось недолго. Помню, как Леда примчалась в лагерь Организации Троек верхом - на чёрном коне, в чёрном плаще, как чёрный огненный вихрь - с вестью о Чёрном Мятеже и о смерти отца; от горя и ярости она дрожала без слёз, но расхохоталась нам в лицо, услышав предложение быть эвакуированной на Восток: отвергая канон классической арийки, Леда держала себя не за мирное население, а за валькирию. Рослая, ладная, светлокудрая, она во всём была Толлеру под стать; светлая масть и прочее списывалось на то, что-де мать Леды была полуприморка - на самом же деле просто никто не помнил, каковы бывают черты древних, связанных с океаном фамилий, для которых не существует ни государственных, ни этнических границ - ибо они понимали себя ещё в те времена, когда оных границ не было и в помине.
По окончании войны Толлер полностью посвятил себя литературно-издательским делам - для начала возродил из праха "Газету Северного", затем основательно взялся за серийный выпуск приложений к ней. Разведдеятельность продвигалась во всё более глубокое прошлое, новая информация накатывала широким фронтом - люди не успевали отслеживать всё важное, и популярные инфо-серии Толлера разлетались как пряная, жаркая выпечка в мороз. Когда началось широкое общение с Востоком и стало выясняться, какое неимоверное количество восточников жило и действовало - да что там, живёт и действует! - у нас на Западе, Толлер прославился фразой "все мы неарийцы с Востока!", которая сделалась своего рода девизом немелочного приятия. Контекст высказывания был приблизительно таков: Толлеру стали говорить, что, мол, слышал ли он - такой-то оказался неарийцем с Востока… и такой-то, и такой-то… каковы, мол, а?!.. - потеряв терпение, Толлер заорал "подумаешь, эка невидаль! все мы неарийцы с Востока!.." - чем вызвал в обществе фурор и, стало быть, породил девиз. Сакраментальная фраза сия многократно вспоминалась потом на разных этапах разведдеятельности: когда внезапно выяснялись повороты истории, показывающие сообщества и народы с неожиданной стороны (кто от кого, оказывается, происходит, кто с кем когда-то, оказывается, дружил и брачевался, кто с кем что-либо вместе создавал и пр.) - всем оставалось только принять своё невежество со смехом: "ну что ж - как говорится, все мы неарийцы с Востока! -так что ничего, теперь будем с новыми-новостями дальше жить!.."
Однако это я по своему обыкновению забегаю вперёд; а ведь хотел-то я ещё поговорить о Толлеровской десятке - для начала теоретически, ну а затем, если получится, то и поближе к фактам.
Сложилось так, что основным составом Толлеровской десятки мы занимались в начале мая 01 по ЧМ, однако некоторые из этой группы плюс парочка близко связанных с нею людей уже были живы: кого-то оживили без нас, кого-то - мы сами. Своеобразие ситуации в том, что по ходу работы с десяткой мы так и не узнали ничего о предыстории трагедии - так ничегошеньки и не узнали, хотя отношения с оживляемыми складывались боль-мень успешно; сей феномен представляется мне достойным того, чтобы порассуждать о нём отдельно.
Сейчас я в очередной раз скажу банальность, которая играет в отношении разведдеятельности совершенно особую роль: чтобы нечто узнать, надо заранее иметь об этом хотя бы минимальное представление. Для того, чтобы тебе о чём-то рассказали - необходимо понимать, о чём спросить, и более того - необходимо понимать, как именно спросить. Как ни смешно, есть множество вещей, которые движут людьми, до крайности волнуют их, определяют мысли и поступки - но о которых люди не в состоянии говорить с посторонними, с теми, кто "не в теме": не потому, что опасаются или желают нечто скрыть - а потому, что ощущают бессилие, ощущают невозможность произвести минимальный загруз, "ввести в тему" с нуля, а говорить что бы то ни было без такого загруза представляется бессмысленным, поскольку всё заведомо будет понято неверно. Поэтому как бы хорошо ни складывались отношения разведчика с новооживлёнными - ежели в подготовке разведчика упущен необходимый загруз, всерьёз помочь клиентам он не сможет: они скорее всего не найдут в себе сил поделиться тем, что их более всего мучает, и в лучшем случае пройдут мимо него как мимо придорожного костра - погрелись минутку, и снова во тьму, в свой ледяной одинокий путь.
Следующая неизбежная банальность состоит в том, что необходимый загруз не достигается путём теоретического изучения материала: чтобы реально понять, о чём идёт речь, нужно перевести проблему на свой собственный язык, то есть осознать её личным образом - так или иначе пережить её, перестрадать, если не в своей реальной судьбе, то вместе со своим клиентом - и заменить этого личного опыта ничто не может. Именно поэтому естественный путь развития разведчика - от распутывания самых простых и общепонятных коллизий ко всё более и более сложным, делая каждый следующий шаг на основании предыдущего: бесполезно просить клиента "расскажи мне, что тебя мучает, может быть я помогу!" - если он не увидит, что ты обладаешь хотя бы минимальным пониманием, ему по-любому будет себе дороже с тобой объясняться. И твоё искреннее сочувствие, конечно же, может помочь - однако может и наоборот: "какое славное дитя!" - подумает немотствующий новооживлённый, - "не стоит обременять его тяготами, которые очевидным образом ему чужды!" - и, собрав последние силы, постарается изобразить, как будто с ним уже в общем-то всё в порядке - ты можешь спокойно оставить его и заняться другими делами.
Именно такая ситуация сложилась у нас с Толлеровской десяткой, когда мы оживляли этих людей в мае 01 по ЧМ: мы терзались виной и старались помочь, однако совершенно не понимали, о чём их спросить - а они спрашивали нас о разном, но по нашим ответам видели, что мы не врубаемся в коллизию, и поэтому даже не пытались объясняться всерьёз, ограничиваясь самым общим обменом эмоциями. Добросердечный Мак рассказывал не о коллегах, а о близких; суровый Якоб ставил нас по стойке смирно и требовал отчёта за истекшие два года; язвительный Хина иронизировал по поводу расистской концепции - "всем известно, что у неарийцев вместо человеческих чувств наблюдается половое чувство, стадное чувство и чувство э… животного патриотизма!" - а потом резал горло стеклом и бросался с дерева, вдрызг разбивая изящные хрупкие руки… - но ни один, ни один, ни один из них так и не объяснил нам, почему 24 июня 02 до ЧМ все, кроме Толлера, молча согласились застрелиться.
А мы сами даже тогда - два года спустя, полгода после установления мира! - не понимали, что с этой историей что-то не так.
*************************
Примечания:
Новелла "Октябрь", повествующая про наши отношения с Филиппом:
начало - вот здесь, завершение - вот здесь;
про последних начштабов Северного, в том числе про Шата, отца Леды, можно прочитать вот здесь;
про историю Ария Зелёного Человека - вот здесь;
вообще про Толлера и Леду довольно часто упоминает Ивэ, поскольку оба они - его близкие люди (о том, как эти отношения сложились, было вот здесь), но по большей части бессвязно и вразнобой, так что надо будет, что ли, собрать ссылки в пучок (метку "Толлер и Леда" мы тут у себя уже ввели);
ну а что до собственно истории Толлеровской десятки - то она не только трагичная, но и здорово запутанная, так что мы ещё должны будем долго думать, в каком порядке излагать её для "ЧМ" (чтобы не перегружать деталями и без того большую книгу), а в каком, есличё, выкладывать отдельно.