Фашизм: доказано (!), однако многие не могут признать этого. Часть 2. Социолог Сергей Ерофеев
(Продолжение. Начало здесь)
4. Комментарии к статье: прав ли известный ученый Тимоти Снайдер или это нечто совсем иное? Ответ профессора, социолога Сергея Ерофеева
Следующий, кого я процитирую, будет ученый, социолог, профессор Ратгерского университета (США) Сергей Ерофеев. Он сделал свою оценку публикации Тимоти Снайдера. Это тот случай, когда российский ученый, переехавший на Запад, не согласен с выводами американского историка и подверг серьезной критике аргументы и доказательную базу Тимоти Снайдера о том, что в современной России построен государственный строй, который тот называет фашизм.
Данный пример наглядно демонстрирует, что в науке при анализе и обсуждении столь сложных общественных явлений, коим является фашизм (тем более, что термин фашизм сейчас актуален и проблематизирован в связи с войной), не может быть консолидированного подхода и единого мнения. Тем более, когда идея новаторская, обоснованная впервые, для многих непривычная, так как разрывает шаблоны и стереотипы устоявшегося (догматического) мышления. Хотя может быть и наоборот: первое научное исследование на тему фашизма в России содержит в себе методические и фактологические ошибки, неверные оценки и, следовательно, ложные выводы. В таких случаях лишь время поставит точку в этой дискуссии, когда к ней подключатся другие ученые со своими подходами, исследованиями и заключениями.
Первое, на что я обратил внимание, это существенная разница в концептуальных и некоторых методических подходах при анализе фашизма со стороны профессора Тимоти Снайдера и профессора Сергея Ерофеева. Тимоти Снайдер предлагает новаторский подход к оценке современного фашизма, в то время как Сергей Ерофеев основывается на прежнем (классическом) подходе, в основе которого исторический опыт фашистской Италии и нацисткой Германии 1930-40-х годов. Именно этот опыт в «чистом» виде Сергей Ерофеев переносит на современную Россию, в то время как Тимоти Снайдер идет дальше, творчески развивая его. В итоге у Тимоти Снайдера получаются весьма сложные схемы и конструкции аналитических рассуждений, в то время как у Сергея Ерофеева - относительно простые. И, соответственно, они приходят к диаметрально противоположным выводам.
Мне больше импонирует новаторский, творческий подход Тимоти Снайдера. Это можно объяснить на примере современных войн. Когда на рубеже 2014 года появился новый термин «гибридная война» в противоположность исторически устоявшемуся понятию «конвенциональная война» (обычная война), то многие политологи, ученые, государственные и общественные деятели отнеслись к этому скептически, не сразу его приняли и поначалу не употребляли это словосочетание в обиходе. Еще в 2013 г. была разработана доктрина Герасимова «гибридной войны», в основе которой была положена концепция «войны нового поколения». Однако это было непривычно и не совсем понятно, как работать с этим понятием. Потому было много критики и несогласия. Прошло 8 лет. Сегодня термин «гибридная война» - это прочно вошедший в обиход, устоявшийся термин, который употребляется практически всеми в отношении войн, которые ведет РФ против соседних государств, и не только их. Более того, появился еще один новый термин - «когнитивная война», подразумевающая войну смыслов. Этого нового термина нет еще в Википедии и словаре, но он уже тематически вовсю используется. Когнитивная война - это воздействие на высший уровень мышления человека, его смыслы и ценности, которые предопределяют его поведение. Если информационная война воздействует на процессы передачи информации, то когнитивная - на процессы мышления и принятия решений. Здесь некоторые примеры. В любом случае, когнитивная война - это часть гибридной войны. И на этот раз я уже не помню, чтобы кто-то категорично возражал против смысла, который вкладывается в этот термин и это явление. Получается, что накопление некоего количества новаторских идей и терминов в политологической науке изменило качество их восприятия людьми. А это уже свидетельство смены и трансформации парадигмы мышления.
Так что нечто аналогичное вполне может случиться в недалеком будущем и с признанием научным сообществом выводов Тимоти Снайдера относительно фашизма в современной России. Ведь научная истина в своем становлении, как правило, проходит три стадии: 1). Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда; 2). В этом что-то есть; 3). А разве может быть иначе?
В частности, я вижу следующие новые методические подходы к оценке современного фашизма у Тимоти Снайдера:
- В оценке фашизма не нужно ограничиваться лишь историческим опытом Италии, Германии, Румынии 1930-40-х годов. Фашизм может иметь разные виды и формы в зависимости от особенностей того или иного общества и государства. Но везде он основывается на идее триумфа воли над разумом, прежде всего в жестком подчинении социума воле лидера и его целеполагающим идеям.
- В силу этого фашизму трудно дать четкое, удовлетворяющее всех, единое определение, которое устраивало бы всех. Всегда будут несогласные.
- Современный фашизм может не проявляться во всех исторически сложившихся диагностических признаках, однако наличие многих из них, а тем более подавляющего большинства, дает основание говорить о наличии фашизма.
(Моё примечание: в таком случае можно даже говорить о формах фашизма в зависимости от силы или степени его проявления - мягкий, умеренный, жесткий фашизм.) - Современный фашизм имеет черты других авторитарных систем управления, тесно переплетается с ними, что усложняет его организацию и функционирование, а также затрудняет диагностику (см. 14 признаков фашизма по Умберто Эко).
(Моё примечание: можно назвать его неофашизм, или даже в каких-то случаях «гибридный» фашизм.) - Психологические стереотипы и академические традиции прошлого мешают восприятию неофашизма в его обновленном, современном виде.
У профессора Сергея Ерофеева такой новаторский методический подход отсутствует, он строго придерживается классического исторического опыта к оценке фашизма. И самое интересное - это главный вывод, к которому приходит социолог Сергей Ерофеев. Он заключает, что в современной Российской Федерации нет фашизма, в стране просто сформировалось государственная мафия. Вот так вот - это просто мафия, в руках которой целое государство, и этим объясняется всё остальное.
Как по мне, такое объяснение видится слишком упрощённым, а потому неудовлетворительным. А как же масштабная военная агрессия против большого, соседнего, суверенного государства? Это просто гос.мафия так «шалит» и «развлекается»? А жесткий тоталитаризм внутри самого государства РФ, который сейчас в значительной мере подчинил внутреннюю политику военным целям, вплоть до жесткой военной цензуры (за название войны войной - до 15 лет тюрьмы)? Это тоже просто мафия? И множество других вопросов, которые все вместе не укладываются в столь упрощенное представление о государственном устройстве и политике в нынешней РФ. Нет, я вовсе не отрицаю, что Россией сегодня правит государственная мафия, этакий огромный мафиозный корпоративно. Все признаки этого налицо. Тем не менее, только мафиозной организацией Российской Федерации невозможно объяснить все элементы ее политики.
Еще больше у меня вопросов (я обозначил их «?») к рассуждениям и выводам второго участника дискуссии ниже - политолога Александр Кынева. Он также сторонник классического, исторического подхода к оценке фашизма. По его заключению «статья Тимоти Снайдера к науке не имеет никакого отношения: это такое типичное политическое обзывательство, элемент информационной войны в чистом виде (?). Поэтому это просто ярлык (?), это вообще не наука ни в коей мере» (?). Александр Кынев, в частности, считает, что в России нет ни одного (?) родового признака фашизма. Даже упоминаемый Снайдером культ личности - нет его в России (?). «Культ личности - это когда портрет висит в каждом (?) доме, а то и не один (?), это когда портрет висит в каждом магазине (?). Это когда дети в школе приносят клятву лидеру (?) и так далее. У нас ничего этого нет, у нас нет никакого массового обожания (?), у нас нет никакой массовой кампании героизации (?), у нас не строятся памятники, не переименовываются улицы. У нас есть персоналистский режим, где есть госбюрократия, есть ее символ и, собственно говоря, это всё (?), чем отличаются обычные авторитарные режимы от фашистских режимов».
Впрочем, читайте и оценивайте сами.
(Первое примечание: я поместил текст с некоторыми сокращениями, сохранив наиболее содержательные выдержки беседы исключительно по теме фашизма и близким вопросам. Полный текст можно прочитать по ссылке ниже.
Второе примечание: я выделил жирным в тексте ключевые мысли авторов применительно к фашизму, однако в данном случае это не означает, что со всеми ими я согласен. Многие выводы и заключения у меня вызывают вопросы, либо требуют уточнения.)
*******
Прав ли известный ученый Тимоти Снайдер или это нечто совсем иное? Какой строй возник в России в период правления Владимира Путина? Диктатура, фашизм, автократия? Как шла эволюция системы? На кого она опирается? На Радио Свобода обсуждают профессор Ратгерского университета (США), социолог Сергей Ерофеев и политолог Александр Кынев.
«Сергей Ерофеев: Справедливости ради надо отметить, что Снайдер говорит о фашизме не только правящих кругов России, но он и Россию называет фашистской страной. Мы знаем, что слово "фашист" является синонимом слова "враг", так было уже давно. Но в последние годы усилилось это словоупотребление в широкой среде применительно в первую очередь к репрессивному государству. Как только репрессии стали усиливаться, критически настроенные россияне, те, кто выходит на улицы протестовать, в частности, они все чаще склонны использовать именно этот термин.
Теперь я вернусь к вашему вопросу. Дело в том, что это сильнодействующее средство. Это такой термин, который обладает смысловой нагрузкой мощной, но под ним могут подразумеваться разные вещи. В строгом смысле надо согласиться с теми учеными, которые в последнее время тоже включились в эти обсуждения, напоминают нам, что фашизм как таковой имеет определенные исторические истоки и определенные черты. Некоторые из этих черт не наблюдаются у правящих кругов России, не говоря уже о стране в целом. Дело в том, что фашизм для того, чтобы быть фашизмом, должен предлагать некую идею для масс, он должен предлагать некое лучшее будущее, а не только смотреть в прошлое. Это очень важная оговорка, когда мы напоминаем друг другу о том, что интернет полон табличками с описаниями характерных черт фашизма, ссылки делаются, в частности, на Умберто Эко. При этом важно все-таки напомнить самим себе, что фашизм - это все-таки про лучшее будущее для какого-то определенного круга людей. Этого мы в путинизме не наблюдаем.
Но это не означает, что путинизм нельзя ассоциировать с фашизмом. Для того чтобы вести себя как фашист, необязательно быть по убеждению фашистами. Идея культа воли, силового очищения, раздвигания границ для своих - это идея отчасти фашистская, но отчасти она свойственна несколько другим системам, другой культуре, другой организации. В этой связи в первую очередь надо иметь в виду мафиозные системы. Дело в том, что при всем обилии исследований мафиозных систем со стороны социальных наук мы никогда не сталкивались с тем, чтобы целое государство, целая страна управлялась бы мафией, причем страна довольно развитая, страна большая, более того, страна, располагающая оружием, способным уничтожить весь мир. Я думаю, что нам надо разделять эти вещи. Тогда, как и Снайдер, и другие люди, говоря о фашизме России, говоря о фашизме правящих кругов России, имеют полное моральное право этим термином пользоваться, потому что он мобилизующий, он мобилизует на борьбу участников, давайте назовем это "третьего фронта", то есть россиян, которые хотят противостоять. Если это помогает общему движению, то почему бы не пользоваться этим термином. Для того чтобы понять, что нам делать, в частности, людям, которые будут иметь какую-то способность вести переговоры в будущем с представителями этой системы, для того, чтобы понять их, нам, конечно, недостаточно говорить о фашизме.
Более того, этот дискурс о фашизме даже вреден, потому что он закрывает действительную природу этой власти, действительную природу этой культуры, которая, конечно, не содержит типичного фашистского культа лидера. Там культ скорее братвы, там культ понятий, там культ определенных ценностей мафиозных. Конечно, там есть центральная фигура. Если эту центральную фигуру изъять, убрать из этой системы, то очень многое сразу резко поменяется. Сама мафия сразу никуда не денется, но очень многое поменяется.
Так вот, я хотел бы, чтобы мы разделяли эти две вещи - мобилизационный дискурс, то есть способность, говоря о фашизме, вызывать ярость благородную, она, конечно же, нужна для борьбы со злом. Но для того, чтобы понять, как обращаться с мафиози, когда, в какой момент можно будет сделать какие-то решительные движения, тут, конечно, надо помнить о том, что это братки с понятиями, люди, которые готовы притвориться, что ничего не произошло, которые выводят войска из Сирии несколько раз, люди хитрые, конечно, недалекого ума, но хитрые и трусливые, потому что есть другая сила, которая может их одолеть.
Конечно, "Мюнхен-2" - это главная опасность сейчас. Не будет "Мюнхена-2", если мы поймем, что как только начнет это зло проигрывать, то тогда и можно будет задуматься о выгодных условиях переговоров для стороны добра. Но для этого надо понимать природу тех, кто нам противостоит.
Михаил Соколов: Александр, ваша общая оценка того подхода, который продемонстрировал Тимоти Снайдер в своем анализе?
Александр Кынев: Я думаю, что статья господина Снайдера к науке не имеет никакого отношения. Это такое типичное политическое обзывательство, элемент информационной войны в чистом виде. Потому что под его критерии, которые он там описывает, подходят практически любая персоналистская диктатура. Но называть любую персоналистскую диктатуру фашистской - это, мягко говоря, очень сильная натяжка. Поэтому это просто ярлык, это информационная война, это вообще не наука ни в коей мере.
Фашистские режимы от режимов чисто авторитарных, конечно, очень сильно отличаются, они имеют определенные родовые признаки, ни одного из которых в России нет. Персоналистская диктатура - пожалуйста, под нее она попадает полностью. Если брать персоналистские диктатуры, которые были, например, в странах Латинской Америки, совпадение будет почти тотальное - цензура, запрет оппозиции, жесткие репрессии и так далее. Все это не делает страну фашистской. Фашизм - это идеология.
Даже упоминаемый Снайдером культ личности, нет его в России. Просто люди, которые это пишут, они не понимают, что такое культ личности и как он выглядит, они не были в тех странах, где он есть. Я был в странах, где есть культ личности, могу сказать, что, чтобы клеить такие ярлыки, надо видеть и понимать. Культ личности - это когда портрет висит в каждом доме, а то и не один, это когда портрет висит в каждом магазине. Это когда дети в школе приносят клятву лидеру и так далее. У нас ничего этого нет, у нас нет никакого массового обожания, у нас нет никакой массовой кампании героизации, у нас не строятся памятники, не переименовываются улицы. У нас есть персоналистский режим, где есть госбюрократия, есть ее символ и, собственно говоря, все, чем отличаются фашистские режимы от обычных авторитарных режимов?
Главное отличие - это наличие жесткой идеологии, которой подчинено абсолютно все. В России нет вообще никакой идеологии, есть набор большого количества каких-то частных решений по частным поводам, но они никакой идеологии не образуют. У нас вообще так сложилось, что все смешивается в одну кучу. Почему-то когда говорят о фашизме, все время будут обязательно карикатуры с Гитлером, со свастикой и так далее. Но фашизм в Германии не имеет никакого отношения, фашизм - это итальянская идеология, отцом-основателем считается Бенито Муссолини. В Германии был национал-социализм, нацизм, у которого совсем другие источники, совершенно другие составляющие. Итальянский фашизм и немецкий национал-социализм очень сильно отличались.
Поскольку в основном, клея ярлык фашизма, почему-то все думают про Германию, то, конечно, в данном случае, наверное, надо смотреть родовые признаки нацистской Германии, которых в России нет. Во-первых, нет единой идеологии. Второе - нет тоталитарной партии, которой все подчинено, ее просто физически не существует. "Единая Россия" - это просто профсоюз без четкой идеологии. При этом в России есть многопартийность, есть подобие нормальных выборов, которые где-то действительно нормальные, в других регионах нет. Частью фашизма является геополитика, возведенная на уровень национальной идеологии, то есть территория жизненного пространства и так далее, у нас ничего этого нет. Есть некоторая повернутость на геополитике у некоторых чиновников, они любят читать отцов, как некоторые считают, псевдонауки, но в риторике, в доктринах государства вообще никакого намека на это нет. Про территорию жизненного пространства вообще смешно говорить, учитывая Россию, ее размеры. Еще один элемент национал-социализма - это социал-дарвинизм. Нет его в России, попробуйте вы его найти. Потому что социал-дарвинизм был возведен в Германии на уровень национальной идеологии. Плюс ксенофобия. Нет в России ксенофобии. Да, есть бытовые проявления национализма, но они есть почти в любой стране. Такой риторики, которая провозглашала бы нацию уникальной, особенной, а все остальные требуют уничтожения, нет ничего подобного.
Наоборот, есть демонстративная полиэтничность. Даже когда началась эта спецоперация, появились ролики на российском телевидении, в интернете, прямо показывающие, что Россия многонациональная страна, многоэтническая страна, то есть это прямо противоположный дискурс, ничего близкого на горизонте нет. Кроме идеологии есть еще чисто такие элементы, связанные с ценностями политического режима. Как я уже сказал, это должна быть тоталитарная партия, ее нет. Это всегда наличие всевозможных дочерних структур такого же типа, пронизывающее все элементы общества, такая же тоталитарная молодежная организация, такая же тоталитарная детская и так далее. Ничего этого в России нет вообще.
Михаил Соколов: Я бы хотел обратить внимание на специфическую систему аргументации. Сергей Лавров ее демонстрирует: явный отказ украинцам в их выборе, который они неоднократно сделали, и территориальная экспансия.
Действительно хочется понять, есть ли у путинизма своя какая-то сложившаяся уже идеология или это такой компот, в котором есть отдельные только элементы?
Сергей Ерофеев: Дополнения все важные были высказаны сейчас Александром к тому, с чего я начал. Конечно же, нет никакой фашистской идеологии в России. Существует правящая группа, группировка, элита, как угодно можно их называть, каста, которая функционирует на основаниях вовсе не идеологических, не фашистских. Для них самая главная ценность - это сохранение системы. Если бы не было перед этой системой власти, которую мы с вами называем путинизмом, угрозы со стороны общества в России, если бы исчез совершенно Навальный, если бы не было никаких критических мыслей, распространенных в обществе, то, собственно, и не было бы никакой необходимости впрягаться во внешнеполитические авантюры. Мы должны помнить, что внешнеполитические авантюры начались тогда, когда Путин задумался о том, чтобы остаться у власти навсегда. Это произошло, может быть, раньше, чем в 2007 году, но в 2007 году это было высказано.
И это было высказано вовсе не идеологом, вовсе не убежденным фашистским империалистом - это было высказано тем же самым прагматиком, который взвешивает выгоды и издержки с целью поддержания своей социальной позиции. А социальная позиция им понимается так, что если он уйдет от власти, это он уже очень хорошо понял к концу своего второго срока, что это, по его мнению, грозит ему чем-то совершенно неприемлемым. Вот тогда на вооружение был взят этот дискурс реваншистский, даже еще пока не империалистский - это совершенно технологическая вещь. Именно этой технологической задачей служила мюнхенская речь 2007 года.
Но мы не забудем, что каждый раз, когда путинизм чувствовал угрозу своему существованию, поддержанию своей системы, он находил разные средства для того, чтобы внести раскол в общество, для того чтобы ослабить потенциальных оппонентов, противников. Точно так же, как предполагаемый фашистский империализм используется для спасения системы, точно так же использовался гомофобный дискурс. Точно так же начинались кампании против богохульников, против Pussy Riot.
Но самое сильнодействующее средство - это, конечно, попытка сплотить народ вокруг флага и назвать внешнего врага. Поскольку в любом обществе, российское общество в 1980-90-е годы не было в этом смысле исключением, в любом обществе есть некие зачатки, есть некие элементарные формы такого мышления, таких настроений, то плохое правление, власть путинизма, которую технически можно назвать плохим правлением, оно способно мобилизовать определенные эмоции, определенные настроения. Конечно же, пропаганда работает, она работает в интересах не какой-то идеологии, а она работает именно в интересах той системы, которая озабочена больше всего своим самоподдержанием. Это, безусловно, персоналистская диктатура. В рамках такой системы главный мафиози играет очень важную роль. Это вовсе не лидер нации, портреты которого развешиваются повсюду, культ которого существует, - конечно же, нет никакого культа, но есть захватившая страну, захватившая власть, захватившая государство преступная группа. Это вовсе не эмоциональная характеристика - это техническое определение природы нашей власти.
Михаил Соколов: Александр, если этот режим, как вы считаете, персоналистский, то уходит лидер, выпадает главная скрепа, и он должен измениться? А если он вдруг идеологический, то есть идеология сложилась, тогда один лидер наследует другому, и система не может измениться?
Александр Кынев: Что касается идеологических диктатур, идеологических тоталитарных режимов, классическим примером являются левые диктатуры, например Северная Корея. Мы видим, что меняются персоналии, но режим остается тоталитарным. Режимы, которые чисто персоналистские, как правило, действительно от основателя, символа этого режима, ведет к радикальной трансформации, и очень часто происходит именно отрицание отрицания, когда следующий лидер проводит или либерализацию, или является промежуточным звеном между следующим этапом, когда начинается демократизация.
Людоедских режимов очень много. Не надо считать, что если мы говорим, что режим не фашистский, - что он хороший. Можно вспомнить абсолютно людоедские режимы Пол Пота и так далее. Вопрос в том, что когда вы используете некорректно термины, вы автоматически на себя обращаете внимание тех, кто знает факты. Это просто нехорошо и неправильно. Понятно, почему это происходит, потому что история со статьей Снайдера и так далее - это просто некая ответка. То есть Россия сама заигралась в пропаганду, она сама постоянно использовала термины "фашизм", "нацизм" направо и налево, наклеивая эти ярлыки на своих политических оппонентов, получила в ответ по принципу "сам дурак". Я думаю, причина появления этого слова в дискурсе совершенно понятная. Для России, учитывая особую роль в нашей истории Второй мировой войны, сам термин "фашизм" родился как бытовое ругательство, обзывать фашистами люди могут по пьяни, в шутку и так далее. Это некое дежурное ругательство, смысл которого давным-давно обывателем утрачен, его наклеивают на любого человека, который тебе не нравится. Точно так же себя ведет госпропаганда.
Михаил Соколов: Если говорить об эволюции системы, вы можете назвать за эти два года два-три действительно судьбоносных события, которые привели к нынешнему катастрофическому положению?
Александр Кынев: Я думаю, что не за два года, я думаю, что точка невозврата - это все-таки 2011-12 год, это рокировка, это акции протеста, генетический страх, который поселился в элите, что сформировалась часть общества, которая активно не приемлет режим в том виде, в котором он существует. И началась такая борьба действительно на постоянное ужесточение авторитарного режима по принципу шаг за шагом каждый год. Если бы это было сделано сразу, наверное, была бы массовая реакция недовольства, режим бы на этом закончился. Вполне себе таким иезуитским способом мы прошли за эти 10 лет ситуацию от электорального авторитаризма к такому вполне себе персоналистскому диктаторскому режиму. До этого, мне кажется, были другие надежды. Если бы не было этой рокировки в конце 2011-го - начале 2012 года, наверное, ситуация в России была бы другой. Крым был ответом на акции протеста 2011-12 годов и все остальное. Возвращение, посадка Навального, мне кажется, это просто частный эпизод в общей эволюции режима за все это время.
Михаил Соколов: Сергей, ваш взгляд, где эти поворотные пункты, которые были пройдены?
Сергей Ерофеев: Я думаю, что решение о том, чтобы оставаться у власти всегда, в виде персоналистской системы, которая, я согласен, вылилась в диктатуру полноценную сейчас, - это решение наверняка было принято перед мюнхенской речью, может быть, и раньше. Но это было социально артикулировано, стало всеобщим достоянием 24 сентября 2011 года, когда нам всем объявили, что вам тут не место, мы сами все решаем. Безусловно, страхом перед растущей политической культурой россиян обусловлены последующие действия.
Михаил Соколов: А если говорить об этом "триумфе воли" 24 февраля, триумфе воли над разумом, вы как бы это объяснили? Все уже разгромлено, оппозиции нет, Навальный за решеткой и так далее, и вдруг такой грандиозный срыв, как лавина, все это происшедшее?
Сергей Ерофеев: Да, действительно, во-первых, я соглашусь с Александром, что такая не идеологическая, не нацистская, не фашистская правящая система склонна действовать небольшими шагами. Но это не исключает каких-то резких поворотов. И вот этот резкий поворот случился, нам пока еще непонятны его последствия. Почему он произошел? Мой ответ с точки зрения социологии очень простой: правящая группировка, назовем ее хунтой или узкий круг тех, кто принимает такие решения, видимо, все-таки далеко не уверены оказались в том, что внутренние проблемы в их правление были решены. То есть или сейчас, или никогда.
Я думаю, тут сразу были несколько факторов. Есть какие-то второстепенные факторы, например, неудача Америки в Афганистане, какие-то внешние события, какие-то внутренние менее значимые события. Но самое главное заключалось в том, что 2024 год не за горами, не исключено, что в 2024 году получится так же, как в Беларуси, что Путин станет таким же изгоем, как Лукашенко. Поэтому он решил опережать события и смотреть на реакцию. Он, конечно, просчитался с этой реакцией. Видимо, давление угроз на Путина было такое, что он не выдержал, что он все-таки побежал. Сделал он это в первую очередь, я считаю, безусловно, в силу экзистенциального страха, опасения перед тем, как дальше будет развиваться ситуация внутри страны. Ему не удалось устранить Навального. Он посадил Навального, но, тем не менее, критический голос Навального раздавался, в стране продолжались обсуждения, которые Путину совершенно нежелательны. Для того чтобы все это прекратить, самый лучший способ - это война. Война спишет все, посчитал он. Рассчитывал, конечно, тоже на авось. Я не считаю, что это решение было полностью иррациональным, наоборот, с точки зрения поддержания системы своей это было очень рациональное решение. Так поступают, так делают, когда решаются самые главные, принципиальные вопросы. Самые главные, самые принципиальные вопросы - это вопросы внутренние.
…
Михаил Соколов: По социальной базе режима, что можно сказать? Это блок такой советской, постсоветской номенклатуры и силовиков, на это опирается сегодняшняя власть российская?
Сергей Ерофеев: На самом верху находится то, что можно условно называть хунтой с ее разветвлениями, в том числе ФСБ до определенного уровня. Что касается нижней части этой пирамиды, давайте назовем это гражданским обществом, какое никакое, оно все-таки есть, оно существует, оно развивалось как-то с большими проблемами в постсоветские годы, но оно существует. А простые люди, 70% тех, идут туда, куда поведут - это социальные конформисты. Это широко распространенные явление, не уникальное для России, эти люди в большинстве своем просто не могут найти языка, на котором они могли бы высказать свое отношение к тому, что происходит. Поэтому наше впечатление об их позиции такое, что они находятся в стадии отрицания реальности. Но как реальность только начинается двигаться в какую-то сторону угрозы, то, конечно, люди выходят из состояния отрицания.
Что касается критических умов, которые примыкают к существующим возможностям, например, в виде КПРФ - это все совершенно справедливо, так оно и есть. Я только хотел добавить к тому, что говорил Александр, что в отличие от известных диктатур, в частности, латиноамериканских, Россия - это все-таки бывшая империя. Хунта с помощью бюрократии, в которую входит и пропаганда, все-таки имеет ресурс, которого нет почти нигде, может быть только в Турции, ресурс обращения к постимперскому синдрому. В этом смысле я бы хотел вернуться к тому, с чего мы начали, что если аналитически в целях дипломатического планирования, например, нам совершенно вредно рассуждать в терминах фашизма, потому что перед нами не фашисты, перед нами криминальная структура, захватившая государство, то с точки зрения мобилизации масс, с точки зрения мобилизации международного сообщества я не вижу ничего плохого, мало плохого в том, чтобы называть поведение России фашистским. Все-таки надо различать проявления поведенческие и сущность даже в этом случае.
…
Михаил Соколов: Забыл вас спросить, на ваш взгляд, что нынешний режим взял от сталинского режима?
Сергей Ерофеев: На самом деле нынешний режим взял многое и у Сталина, и у Гитлера. Не будучи фашистским по природе своей, все-таки он использует язык, например, язык вражды. Попытки тотализировать общество, это не получается, это невозможно, российское общество сегодня вовсе не немецкое общество 1938 года. При всем том, что очень много от гитлеризма в поведении путинизма, там, безусловно, очень много и от сталинизма. Ведь неслучайно на протяжении "сладких" лет 2000-х, в частности, было постоянное обращение к позитивному образу Сталина. Сам приход Путина к власти очень похож на приход к власти Сталина. Ведь Сталина выдвигали как второстепенную фигуру, с которой легко будет потом справиться, то же самое с Путиным. И как и Сталин Путин является просто бандитом в техническом смысле слова. Он не является настоящим лидером, идеологом, за него не готовы складывать головы так, как за Ленина или за Гитлера. Но Путин типологически очень во многом похож на Сталина, соответственно, система управления, попытки контролировать общество, они опираются на сталинский опыт.
…»
(Окончание здесь)
---------------
А что вы думаете по этому поводу - можете написать здесь на форуме.
Всем добра, мудрости, прогресса!
Георгий Козулько
Беловежская пуща
(Свои отзывы, мысли, идеи, предложения, вопросы, замечания или несогласия пишите в комментариях внизу (опция для анонимных комментариев без авторизации в ЖЖ включена) или присылайте на мой электронный адрес: kazulka@tut.by)
(Этот пост в Интернете находится по адресу https://bp21.livejournal.com/139726.html)